с.56 Древние отмечают существенные различия в организации так называемых «сисситий», т. е. коллективных обедов граждан, устраивавшихся в Спарте и городах дорийского Крита. Намек на это встречаем уже у Платона (Leg., 842 В): «Что же до того, каким образом их (сисситии) устроить — или так, как здесь (на Крите), или как в Лакедемоне, или, кроме того, есть еще третий вид, лучше обоих первых, то, мне кажется, изобрести его будет нетрудно, но большой пользы это изобретение не принесет. Ведь и теперешнее устройство (вполне) пригодно». Смысл этого намека раскрывает Аристотель (Polit., II, 1272a, 12 слл.): «Что касается сисситий, то у критян они организованы лучше, чем у лаконян. Ибо в Лакедемоне каждый поголовно делает определенный взнос, как и выше говорилось1. На Крите же бо́льшая степень общности, ибо из всего урожая и приплода скота на государственных землях, а также из податей, которые платят периеки, отделяется одна часть для богов и общественных надобностей, а другая для сисситий, так что на общественный счет кормятся все: женщины, дети и мужчины». В переводе этого места мы следуем чтению, принятому с.57 почти во всех последних изданиях «Политики», при котором слова «ἐκ τῶν δημοσίων» следуют непосредственно за «καὶ βοσκημάτων». Этот вариант текста предполагает, что поступления в сисситии складывались из двух основных компонентов: 1) доходы, получаемые с государственной земли, и 2) взносы рабов (периеков)2. Такое понимание места вполне согласуется с заключительными словами отрывка: «Так что на общественный счет кормятся все…», хотя отсюда еще не следует, что картина, которую изображает Аристотель, вполне соответствует реальной исторической действительности. Аналогичное вышеописанному деление доходов ager publicus на две части — для расходов на богослужения и для снабжения сисситий мы находим и в другом месте «Политики» (VII, 1330a, 12 и слл.), хотя здесь речь идет уже не о городах Крита, а об идеальном полисе, проектируемом автором. Это совпадение, может быть, неслучайно: не располагая достаточно надежными сведениями о положении дел на Крите, Аристотель легко мог перенести на местные обычаи свою собственную утопическую концепцию, согласно которой государство должно взять на себя всю тяжесть расходов в организации общественного питания граждан3.
Некоторые исследователи, в том числе Бузольт и Кирстен4, предпочитают другой вариант чтения цитированного выше текста, вставляя перед словами «ἐκ τῶν δημοσίων» союз «καὶ»5, что совершенно меняет весь смысл отрывка. При таком понимании средства, поступающие в сисситии, складываются уже не из двух, а из трех компонентов: 1) доходов отдельных граждан, 2) отчислений из государственной казны и 3) податей с.58 периеков. Те же три основные компонента называет критский историк Досиад, описывая устройство сисситий в Литте, одном из городов Крита, по-видимому, уже в III в. до н. э. (Athen., IV, 143a-b): «Из полученного урожая каждый вносит десятую часть в гетерию, а доходы государства распределяются правителями между домами каждых. Кроме того, каждый из рабов вносит один эгинский статер с головы». Текст Досиада, по всей вероятности, испорчен и представляет поэтому известную трудность для понимания. Эта трудность снимается, если, как предлагает Гаазе6, выбросить ἅς перед глаголом «διανέμουσιν», (распределяют). Однако многие исследователи принимают текст так, как он есть. Выражение «ἑκάστων οἴκοι» в этом случае можно понять только как «дома отдельных граждан». Чтобы доказать, что это так, обычно ссылаются на последующие строки Досиада (Ibid. 143b-c): «Повсюду на Крите есть два дома для сисситий. Один из них называют “андрием”, а другой, в котором помещают на ночлег чужеземцев, “койметерием”. В доме же для сисситий, во-первых, поставлены два стола, которые называются “гостиными”, так как за них усаживают присутствующих чужеземцев, а рядом находятся столы для всех прочих». Отсюда как будто бы следует, что в каждом городе был только один «мужской дом» (андрий), в котором собирались все граждане и приглашенные на обед чужеземцы. Эта догадка, однако, не находит подтверждения в других источниках. Во времена Эфора в каждом критском городе было, по крайней мере, несколько андриев (очевидно, в соответствии с числом гетерий). Это видно из рассказа данного автора (см. Strabo, X, с. 483) об обычае умыкания мальчиков на Крите: преследование похитителя семьей похищенного мальчика продолжалось до тех пор, пока тот не приведет его в свой андрий.
Гераклид Понтийский (frg. III — FHG, II, p. 212), по всей вероятности, пересказывающий «Критскую политию» Аристотеля, сообщает, что за обедом архонт сисситии получал четыре порции: «Одну, как и все, вторую, как архонт, третью за дом и четвертую за утварь»7. По-видимому, архонту с.59 принадлежали только посуда, мебель и другие предметы, находящиеся в андрии, но и само помещение. Следовательно, каждая гетерия имела свой особый андрий, в котором собирались только ее члены. Выражение Досиада «два дома для сисситий» поэтому лучше понимать переносно, как «два рода домов»8.
По-своему интерпретируя тексты Аристотеля и Досиада, Бузольт и Кирстен конструируют крайне нелепую и громоздкую систему снабжения сисситий, при которой государственные доходы распределяются сначала между семьями отдельных граждан, а затем каждый вносит полученную им долю, присовокупив десятую часть собственных доходов, в свою гетерию9. Еще более усложняет эту и без того запутанную систему М. Гвардуччи10. Она находит у Досиада не одну десятину, а целых две: одна вносится в кассу гетерии, другая — в общегосударственную казну. Именно к этим двум выплатам, а не к «доходам города», как принято считать, по ее мнению, относится словечко «ἅς». С точки зрения греческого синтаксиса такое переосмысление текста едва ли приемлемо, тем более что Гвардуччи не считает его испорченным. Выражение «πρόσοδοι τῆς πόλεως» в значении «государственная казна» у других авторов не встречается, да и вся фраза в таком истолковании в данном контексте теряет всякий смысл. Каждая семья отдает государству 20 % своего ежегодного дохода. Государство, в свою очередь, распределяет эти взносы «по домам» граждан. Неясно, однако, какое отношение имеет эта операция к сисситиям, о которых говорит Досиад. По мнению Гвардуччи, это был замаскированный налог, заимствованный, скорее всего, в птолемеевском Египте11. Но в чем мог заключаться смысл с.60 такого налога, если деньги все равно уходили из казны? И для чего была нужна сдвоенная система налогообложения: по гетериям и в масштабе всего государства?
Не отвечая на все эти вопросы, Гвардуччи в подтверждение своей гипотезы ссылается на одну позднюю (II—III вв. н. э.) надпись из Литта (IC, I, XVIII, II). Начало надписи не сохранилось. В уцелевшем фрагменте читаем следующее: «…выдачи стартам по отеческому обычаю во время Феодесий и Белханий. Протокосм этого года или попечитель должен устроить раздачу на Феодесии из выдач, которые получают старты в размере 1500 денариев и на майские календы из денег, выдаваемых филам. Недостающую сумму он должен представить из своих средств к обеим раздачам, как это сделал Симмах Агатопод, попечитель. Нарушивший это подлежит бесчестию». По мнению Гвардуччи, под стартами, о которых говорится в надписи, следует понимать какую-то коллегию, распоряжающуюся городской казной. Соответственно выдачи, которые они получают, — то же самое, что десятина, вносимая, по Досиаду, в государственную казну. Второй десятине, которую у Досиада получают гетерии, соответствуют в надписи деньги, выданные филам, так как в результате деградации старой системы сисситий функции гетерий перешли теперь к более широким объединениям граждан — филам. Преемственность между филами и гетериями в данном случае вполне возможна. Однако в целом толкование надписи, предложенное Гвардуччи, вызывает большие сомнения. Более вероятным нам кажется, что речь здесь идет не о двух разных (из разных источников) раздачах, а об одной и той же, но повторенной дважды. На это указывает сохранившийся в начале надписи обрывок фразы: «…выдачи стартам по отеческому обычаю во время с.61 Феодесий и Белханий», — на который Гвардуччи почему-то не обратила внимания. В критском календаре праздник Белханий приходится как раз на май месяц12. Следовательно, деньги, выдаваемые филам на майские «календы», — то же самое, что и «выдача стартам во время Белханий», т. е. термины «старт» и «фила» используются в надписи как синонимы13. Очевидно, старты (или филы) получали на праздниках деньги из городской казны для последующей раздачи гражданам, выполняя таким образом те же функции, которые некогда, во времена Досиада, выполнялись в городах Крита гетериями. Промежуточным звеном в этой цепи догадок может служить свидетельство знаменитой «Дреросской присяги» (IC, I, IX, I — надпись III—II вв. до н. э., возможно, являющаяся копией более древнего документа), один из разделов которой (C, 124 слл. и D, 134 слл.) содержит предписание, чтобы деньги, полученные в качестве штрафа от косма, нарушившего клятву, были разделены между гетериями, находящимися в городе, и теми из граждан Дрероса, которые окажутся (в это время) несущими пограничную службу. В более ранней (конца IV в.) надписи из Аксоса, недавно опубликованной Манганаро14, находим еще одно аналогичное предписание: косм, допустивший какую-либо ошибку во время торжественного жертвоприношения, может очиститься не иначе, как совершив гекатомбу в честь Зевса Агорея и распределив мясо жертвенных животных между гетериями15. Здесь, как и в предыдущем случае, гетерии выполняют роль посредствующей инстанции в распределении государственных доходов между гражданами, и это еще раз подтверждает правильность принятой нами интерпретации текста Досиада.
с.62 Итак, свидетельства Аристотеля и Досиада в сопоставлении с данными надписей показывают, что в IV—III вв. до н. э. снабжение критских сисситий складывалось из двух основных компонентов: 1) индивидуальные взносы рабов и граждан; 2) отчисления из государственной казны, пожертвования, штрафы и т. п. Средства как того, так и другого рода поступали в распоряжение гетерий, которые использовали их прежде всего для устройства совместных трапез.
Внутренняя жизнь городов Крита, и в частности организация сисситий в V в. до н. э., в литературных источниках совершенно не освещена. Тем бо́льшую ценность представляет для нас одна гортинская надпись первой половины V в. (IC, IV, 77B), в которой, несмотря на ее сильную фрагментированность, можно видеть декрет, устанавливающий порядок взимания взносов на устройство сисситий16. В уцелевшем фрагменте надписи читаем следующее: «…две (меры) свежих фиг, три молодого вина. Тот, кто не (может отдать) все, пусть отдаст половину. Если καρποδαϊσταί найдут спрятанные или неподеленные плоды и заберут их, они не несут наказания. Виновный должен выплатить саму стоимость (плодов) и штрафы, как написано. За плоды (стоимость которых установлена) под присягой, взыскать серебром (?)». Упомянутые в надписи καρποδαϊσταί, по всей вероятности, особые должностные лица, в обязанности которых входил надзор за разделом доходов каждого хозяйства на две части, одну — для личного потребления или продажи и другую — для взносов в гетерию17. Если это так, то сам факт вмешательства государства в раздел доходов клера18 указывает на систему, принципиально не отличающуюся от той, которую описывают Аристотель и Досиад, и, напротив, в корне отличную от спартанской формы сисситий. Стимулы, которые побуждали спартанцев исправно вносить в фидитии часть своих доходов, в Гортине V в., очевидно, отсутствовали19. Поэтому злоупотребления, о которых с.63 идет речь в надписи, заставляют предполагать, что уже в этот ранний период потребление граждан в сисситиях обеспечивалось в значительной мере за счет либо государственных субсидий, либо подоходного обложения участников, либо, наконец, за счет и того и другого вместе, как и во времена Досиада. Сохранившееся в начале надписи перечисление продуктов, очевидно, определяет размеры взноса. Для малоимущих делается скидка в половину установленной нормы. Отсюда следует, что в Гортине V в. сбор взносов в сисситии был уже организован по принципу подоходного обложения, хотя по сравнению с десятиной, о которой говорит Досиад, форма обложения такого рода была, конечно, более примитивной20. Организация критских сисситий, таким образом, не оставалась неизменной и продолжала развиваться на протяжении V—IV вв. до н. э.21 Однако в своих основных, наиболее характерных чертах, на которые обращает наше внимание Аристотель, она сложилась, по-видимому, в гораздо более ранний период.
Несмотря на сравнительную сложность критской формы сисситий, она, несомненно, более архаична, нежели спартанская разновидность того же института22. В ней сильнее выражены традиции родо-племенного коллективизма, восходящие, по всей вероятности, еще к эпохе дорийского завоевания Крита. Непосредственное участие государства в расходах по с.64 устройству сисситий предполагает, что в его руках находились достаточно большие массивы обрабатываемой земли, а также пастбища, на которых пасся принадлежащий ему скот. К сожалению, в критских надписях упоминания о государственных землях и об их использовании почти не встречаются23. Известно, однако, что среди многочисленных категорий зависимого и неполноправного населения критских полисов существовала особая прослойка государственных рабов, называвшихся «мноитами» (Athen., VI, 263f—264a). Впервые мноиты упоминаются в одном из немногочисленных памятников критской поэзии (и, по-видимому, самом древнем из них)24 — так называемом «Схолионе Гибрия». Автор схолиона, критский аристократ, о котором больше ничего не известно, хвастливо восклицает: «Мое богатство — большое копье, и меч, а также прекрасный щит, защита тела! Ими я пашу, ими жну… из-за них рабы (μνοία) называют меня господином». Термин «μνοία» в этом отрывке едва ли имеет то же значение terminus technicus «государственные рабы», что и у поздних авторов, Сосикрата и Досиада, на которых ссылается Афиней. Гибрий может иметь в виду либо рабов, принадлежащих его собственной ойкии или роду типа кларотов или гортинских войкеев, либо рабов в самом широком собирательном значении этого слова25. Однако в любом из этих случаев свидетельство схолиона имеет большую ценность для историка, так как оно показывает, что некогда «мноитами» называлось все порабощенное местное население Крита в отличие от поработителей-дорийцев26. Следует полагать, что первоначально правовое положение этого населения было относительно однородным и в принципе не отличалось от положения позднейших мноитов — рабов общины. Конечно, термин «рабы общины», да и вообще «рабы» в данном случае может быть употреблен лишь условно. В реальных исторических условиях периода завоевания общинное или государственное рабство могло означать только с.65 зависимость одной общины от другой, выражавшуюся в выплате натуральной дани. По-видимому, далеко не вся земля, захваченная дорийцами во время их вторжения на Крит, была сразу же поделена ими на клеры27. Можно даже предположить, что бо́льшая часть земли вообще не подлежала разделу, а сидевшее на этой земле местное население считалось коллективной собственностью общины завоевателей и должно было платить ей дань, которая поступала в распоряжение военно-родовых объединений дорийцев — фил и гетерий — и использовалась ими в первую очередь для устройства совместных обедов28. Пережиточные формы этой дани продолжали существовать в городах Крита еще в IV—III в. до н. э. в виде тех повинностей, которые должны были нести в пользу гетерий свободных граждан как государственные рабы (мноиты), так и рабы, принадлежавшие отдельным семьям и частным лицам (клароты и афамиоты)29.