с.308 Много лет назад М. И. Ростовцев назвал IV в. до н. э. «благословенным временем» эллинства на северном берегу Черного моря1. Столь же очевидно и другое — это был также «золотой век» варварских народов Северного Причерноморья, что весьма ярко демонстрирует одну любопытную закономерность исторического процесса в регионе, заключающуюся в некой синхронности, однонаправленной ритмичности в развитии греческих государств, с одной стороны, и местных племен, с другой2. Можно считать почти общепризнанным, что Боспорское государство в системе греко-варварских взаимоотношений северного Понта играло особую, в высшей степени важную роль, что наиболее отчетливо проявилось именно в IV в. до н. э. Общеизвестно также, что база археологических источников для этого времени чрезвычайно широка — богатые курганы и рядовые могильники, процветающие города и скромные сельские поселения, предоставляют для исследователя самые разнообразные и многочисленные материалы.
Тем не менее, многие вопросы, связанные с пониманием боспорской истории IV в. до н. э., остаются остро дискуссионными, при этом все они в той или иной степени упираются в понимание особенностей развития экономики Боспорского государства. В совокупности проблем экономической истории Боспора попытаемся вычленить две наиболее актуальные для современной науки и, безусловно, взаимосвязанные составляющие: состояние зернового потенциала Спартокидов и, соответственно, уровень развития боспорской торговли со Средиземноморьем, с одной стороны, и варварским миром, с другой.
Нет сомнений, что с активным освоением сельскохозяйственных территорий Восточного Крыма и Таманского полуострова в IV в. до н. э. и, как следствие этого, с увеличением массы товарного хлеба в руках боспорских владык, самым тесным образом был связан расцвет с.309 хлебной торговли Боспора3. Сведения античных авторов о боспорском хлебном экспорте в Средиземноморье, прежде всего, в Афины, многократно рассмотрены в научной литературе4, тем не менее, еще раз следует обратить внимание на большой масштаб поставок: Демосфен сообщает, что при Левконе I с Боспора в Афины ежегодно вывозилось 400 тысяч медимнов хлеба (Dem. XX. 32); при пересчете в метрическую систему мер это составляет более 16 тыс. т, Страбон говорит даже о единовременном вывозе 2100 тысяч медимнов (VII. 4. 6), то есть около 90 тыс. т. По мнению В. Ф. Гайдукевича, суммарный ежегодный хлебный экспорт Боспора в рассматриваемое время мог составлять 800 тысяч медимнов, иными словами, около 33 тыс. т5, и с таким заключением вполне можно согласиться.
В результате палеоботанических исследований, активно проводившихся с 70-х гг. прошлого века, в понимании особенностей боспорской хлебной торговли появились весьма важные новые аспекты. Имеющиеся материалы позволяют достаточно уверенно судить о составе злаковых и других культур, культивировавшихся греками в районе Боспора. Можно указать в связи с этим, что набор культурных растений, которые выращивались греками метрополии, обычно называется средиземноморской «триадой» (виноград, оливки, злаковые) или же «квартетом», когда в него включаются бобовые6. В условиях Северного Причерноморья этот состав по причине суровости местного с.310 климата сразу трансформировался в «дуэт»: злаковые и бобовые7. В IV в. до н. э. этот северопричерноморский «дуэт» еще, безусловно, сохранялся, при этом есть все основания считать, что из злаковых на Боспоре очень рано стали выращивать в основном голозерную пшеницу (Triticum aestivum L.) и пленчатый ячмень (Hordeum vulgare)8, то есть те культуры, которые были характерны и для других греческих центров Северного Причерноморья9. Среди бобовых повсеместно представлены чечевица, бобы, вика эрвилия и др.
Особая роль в земледельческой экономике греческих государств региона, безусловно, принадлежала голозерной (мягкой) пшенице, именно она стала главным предметом зернового экспорта из Северного Причерноморья10; весьма вероятно, что Теофраст именовал эту культуру «понтийской пшеницей» (HP. VIII. 4. 3—5). Такое положение объясняется тем, что в условиях Средиземноморья этот сорт произрастает не очень хорошо, а потребность в нем, как представляется, была весьма существенной, поскольку получаемый из мягкой пшеницы хлеб, как справедливо считается, является своего рода вершиной среди продуктов питания, получаемых из злаковых культур. В Древней Греции он стоил весьма дорого и в большинстве полисов, вероятнее всего, был доступен лишь представителям элиты11. По этой причине торговля мягкой пшеницей для колоний северного берега Черного моря была очень выгодной, ее поставки в метрополию сразу могли принести весьма ощутимую материальную выгоду. Признание этого факта, на мой взгляд, совсем не означает того, что греки северопричерноморских колоний из продуктов земледелия поставляли с.311 в Средиземноморье исключительно дорогую пшеницу. Конечно, очень сомнительно, что на внешние рынки вывозились бобовые (чечевица или вика эрвилия), хотя известно, что в нелегкие времена вика, обычно использовавшаяся на корм скоту, продавалась в Аттике в качестве продукта питания (Dem. XXII. 15). Ячмень же, хоть и считается современными исследователями кормовой культурой12, Теофрастом был причислен к хлебным растениям (HP. VIII. 1. 1). Как представляется, он вполне мог стать предметом экспорта из Северного Причерноморья. Демосфен оставил свидетельство, что в Афинах и Пирее ячменную муку порой можно было достать с немалым трудом, «в давке» (Dem. XXXIV. 37), а ведь в Древней Греции именно Аттика была страной самой урожайной на ячмень (Theophr. HP. VIII. 8. 2). Известно также, что определенный сорт ячменной муки привозили в Элладу из Египта, правда она использовалась для совершения жертвоприношений (Theophr. HP. VIII. 2. 7), но это, конечно, не может исключать импорта других сортов ячменя для использования в качестве пищевой или кормовой культуры.
В последнее время вопрос о боспорской хлебной торговле со Средиземноморьем, прежде всего, Афинами был подвергнут серьезной ревизии со стороны В. Д. Кузнецова13. С некоторыми его положениями следует полностью согласиться, — действительно, некритическое восприятие традиции приводит к существованию настоящей научной мифологии. Автор, безусловно, прав в том, что только деспотические режимы, каким следует признать и правление Спартокидов, могли сосредоточить в руках правящей династии огромные материальные богатства и, в частности, поставлять на внешний рынок крупные партии зерна14. Он признает, что цифра боспорского хлебного экспорта в Афины (400 тыс. медимнов), которую приводит Демосфен, вполне реальна, но она не означает того, что столь крупные партии зерна вывозилось ежегодно, более того, о регулярности и объемах этого вывоза, по мнению В. Д. Кузнецова, мы вообще ничего не знаем15. С последним положением уже можно поспорить. Демосфен свидетельствует, что Левкон постоянно оказывал афинянам благодеяния (XX. 30). По его словам, всем гражданам Афин было известно, что «хлеб, привозимый водою из Понта, по количеству равняется всему, привозимому из прочих рынков» (XX. 31; перев. И. П. Цветкова). Этому свидетельству В. Д. Кузнецов не придает никакого значения, а оно, на мой взгляд, очень показательно. Вряд ли можно полагать, что знаменитый оратор, выступая в народном собрании, мог слишком сильно приукрасить факты, преувеличить значение поставок хлеба с Боспора с.312 и т. д., скорей он говорил о вещах общеизвестных для граждан, так сказать, беспроигрышных в его логических построениях.
Само собой очевидно, что зерновой потенциал Спартокидов не был безграничным. Косвенным образом на это указывает свидетельство Демосфена о том, что в силу хороших отношений Левкона с Афинами первыми грузились корабли, которые направлялись именно в этот город (Dem. XX. 31). Боспорского хлеба на всех явно не хватало, к тому же всякого рода природные или военно-политические катаклизмы могли сильно усложнить эту ситуацию. Тем не менее, имеющиеся факты позволяют считать, что Боспор в IV в. до н. э. был первой житницей для Афин, затем уже следовали Египет и Сицилия16. В коллективном сознании афинян Боспор в это время выступал как своего рода «кормилец», и такое представление сохранялось вплоть до конца первой четверти III в. до н. э.17 Иными словами, имеющиеся данные все-таки позволяют считать, что поставки хлеба в Афины с Боспора были регулярными и достаточно крупными. Расчеты количества зерна, которое, по мнению В. Д. Кузнецова, собирали боспорские земледельцы и которое за вычетом потребляемого на месте оставалось для продажи18, очень важны, но все-таки весьма условны19. К тому же Спартокиды вполне могли первыми воплотить на практике известное российское правило — «меньше есть, но больше вывозить». Можно предположить также, что в условиях неурожаев, которые, конечно, периодически имели место на Боспоре, Спартокиды для сохранения зернового экспорта на обычном уровне активным образом использовали поставки хлеба с территорий, населенных варварскими земледельческими племенами.
Если обратиться к взаимоотношениям Боспора с варварами, то еще совсем недавно гипотеза о поставках товарного хлеба Спартокидам с варварских территорий представлялась почти бесспорной. Подвластные племена, как предполагалось, облагались определенной данью20, а независимые поставляли хлеб в обмен на всевозможные греческие товары. Какова была роль варварских племен в пополнении зернового потенциала Спартокидов, судить было очень трудно, но считалось, что она была довольно заметной21. В противном случае почти с.313 невозможно было внятно объяснить феномен массового ввоза античной продукции на отдаленные территории «хинтерланда». В принципе, и сейчас вряд ли возможно оспаривать точку зрения, что все античные центры, а в особенности Боспор Киммерийский, в это время развивали активную, очень выгодную для себя торговлю с варварским миром. Пик античной торговли со скифами и другими племенами явно приходится на IV в. до н. э.22 В отношении скифских вождей даже предполагалось, что они могли поставлять в античные центры хлеб, полученный от подвластных им земледельческих племен, а также выполнять посредническую роль в поставках хлеба из районов лесостепи на рынки Причерноморья23. Одним из важных оснований для подобного рода заключений служило и, в общем, продолжает служить свидетельство Геродота о том, что некоторые земледельческие племена выращивали хлеб для продажи (Hdt. IV. 18. 2).
В последние десятилетия эта популярная в советское время гипотеза подверглась решительному пересмотру. Важнейшим основанием для ревизии стали результаты палеоботанических исследований, наглядно продемонстрировавшие, что в лесостепях Северного Причерноморья в скифское время основной хлебной культурой была пленчатая пшеница-двузернянка (Triticum dicoccum), которую еще называют полбой24. Эта культура, как считается, не очень удобна для экспорта25.
Данное палеоботаническое открытие, на мой взгляд, получило слишком нигилистическую оценку в современной научной литературе26. А. Н. Щеглов, к примеру, по этому поводу заметил: «Если какое-то количество хлеба и могло приобретаться греческими поселенцами у населения лесостепной зоны (такое предположение допустимо), то только для своих нужд, по-видимому, эпизодически и в очень небольших объемах»27. Складывается впечатление, что среди специалистов с.314 постепенно утверждается мнение о том, что проблема греко-варварской хлебной торговли вообще закрыта, что в ее изучении уже поставлена последняя точка, что этой торговли, в принципе, никогда и не было. С этим, однако, невозможно согласиться, поскольку имеющиеся факты позволяют предполагать, что в хлебном экспорте греческих центров многое зависело от ситуации на территориях расселения варварских земледельческих племен. В связи с этим можно указать на хорошо известное свидетельство Демосфена из речи «Против Формиона по делу о займе» о серьезных затруднениях в боспорской торговле, вызванных войной со скифами (Dem. XXXIV. 8. 22). Очень важным аргументом в поддержку именно такого понимания является и то, что экономические затруднения всех античных государств региона начинались до крушения их хоры28. Иными словами, есть основания считать, что продукция хоры не покрывала всего северопричерноморского хлебного экспорта.
Предположения о вывозе с северного берега Понта рабов, продукции скотоводства, рыбы и других природных богатств, конечно, дают немало для понимания ситуации и объяснения крупных масштабов греческого, в особенности аттического импорта в это время29. Нельзя исключать также и того, что какая-то часть греческих вещей могла попадать на варварские территории в виде различного рода «даров» — дани, подарков представителям племенной аристократии (о них см. ниже), платы за военную поддержку во время всякого рода конфликтов, в виде добычи и т. д.30 Все эти весьма справедливые постулаты, однако, сами по себе совсем не могут автоматически исключать того, что в процессе греко-варварских экономических взаимоотношений важная роль принадлежала хлебу.
Вернемся, однако, к непосредственным материалам о злаковых культурах, культивировавшихся в северопричерноморской лесостепи. Основным хлебным злаком там, как говорилось выше, была пленчатая пшеница-двузернянка, но кроме нее выращивались просо, ячмень и другие культуры31. В этом наборе обратим внимание на ячмень и еще раз зададимся вопросом, почему эта, пусть сравнительно недорогая злаковая культура, не могла вовлекаться в процесс внешней торговли? Конечно, ячмень не мог быть основной экспортной культурой, и, как уже было сказано, чаще всего он рассматривается как кормовая культура, но его вывоз с территории Северного Причерноморья на рынки Средиземноморья все-таки вполне возможен.
с.315 Не все обстоит так просто и с экспортными возможностями пшеницы-двузернянки (полбы). В связи с этим, прежде всего, необходимо отметить, что полба не была для греков какой-то почти экзотической, варварской культурой. Напротив, этот злак издавна возделывался в Элладе, все его особенности здесь были хорошо известны (Theophr. HP. II. 4. 1; IV. 4. 10; VIII. 1. 3; 8. 3; 9. 2); Теофраст даже назвал ее в списке главных хлебных растений (HP. VIII. 1. 1). Спрашивается, почему же мы должны исключать пшеницу-двузернянку из списка товаров, которые вывозились из Северного Причерноморья в страны Средиземноморья?
Выше было сказано, что весьма авторитетные исследователи считают эту культуру не очень удобной для экспорта. Данное заключение связывается с тем, что процесс очистки пленчатой пшеницы от чешуек весьма трудоемок, а ее транспортировка в необмолоченном виде (колосками) требовала значительных объемов тары — на 60% больших, чем для голозерной пшеницы32. Любопытно, что эту гипотезу, высказанную более 20 лет назад, до сих пор никто не подвергнул сомнению, всем она, как будто, представляется абсолютно убедительной. Сомнения в ее обоснованности, однако, вполне уместны.
Прежде всего, смущает тезис о больших объемах тары. Казалось бы, вполне очевидно, что, если вывоз какого-то товара выгоден для купца, то объем тары его вряд ли остановит. С другой стороны, о какой таре вообще идет речь? Об амфорах? — Но вряд ли можно настаивать на том, что в греческих портах перед погрузкой на корабли зерно непременно засыпалось в пустые винные или масляные «бутылки». О мешках? — Но в отношении их вообще как-то неловко говорить о больших объемах33.
С тезисом о трудоемкости очистки пленчатой пшеницы от чешуек все обстоит тоже, мягко говоря, не однозначно. Для кого эта очистка была трудоемкой? Для греков? — Но почти невозможно представить, что они свозили пшеницу в колосках в порты и там начинали ее трудоемкую подготовку к транспортировке по морю. Для варваров? — Но ведь для них такая обработка была вполне привычным, обыденным делом и вряд ли представлялась слишком обременительной. К тому же, если пшеницу было необходимо продать, то кажущаяся современному человеку трудоемкость ее обработки и очистки в VI—IV вв. до н. э. вряд ли имела сколь-либо существенное значение. Греческие купцы, на мой взгляд, вполне могли покупать пшеницу-двузернянку у варваров в уже обработанном виде. Иными словами, нельзя исключать, что от варваров лесостепи Северного Причерноморья греческие купцы получали и ячмень, и пленчатую пшеницу.
с.316 В отношении Боспора, однако, картина предстает еще любопытней, поскольку его торговыми контрагентами среди земледельческих племен, конечно, были не только скифы Днепровских лесостепей, но и меоты Прикубанья, которые, по всей видимости, выращивали отнюдь не пленчатую, а голозерную пшеницу. Считается, что мягкая голозерная пшеница проникла в Северо-Восточное Предкавказье и даже в Крым из Передней Азии через Кавказ еще в предколонизационное время34, хотя материалов для такого заключения явно недостаточно и уверенности в его точности пока нет35. Тем не менее, в отношении Предкавказья уже давно указывалось, что именно этот злак был основным хлебным растением у местного земледельческого населения, и с этим, как будто, пока никто не спорит36. Как раз напротив, современные палеоботанические исследования, проведенные на памятниках земледельческих меотских племен Прикубанья, в известном смысле подтверждают последнюю гипотезу, хотя следует оговориться, что имеющиеся определения очень и очень незначительны в количественном отношении, к тому же они абсолютно не расчленены хронологически37.
В общем, наши знания сейчас сводятся к тому, что в Прикубанье в VI в. до н. э. — III в. н. э. возделывалась, прежде всего, мягкая голозерная пшеница, а пленчатая пшеница-двузернянка представлена в небольшом количестве. Пшеницам по объему несколько уступал такой злак, как просо и почти в равной с ним степени ячмень; рожь занимала очень скромное место, по количеству найденных зерновок сопоставимое с пшеницей-двузернянкой; из бобовых представлена чечевица38. Просо меоты, скорей всего, выращивали для собственных нужд, а вот голозерные пшеницы, наиболее вероятно, в значительной части поставлялись на боспорский рынок для последующей перепродажи в Грецию39.
Таким образом, зерно действительно могло концентрироваться на Боспоре с самых отдаленных территорий, населенных земледельческими племенами, в первую очередь из Прикубанья, но и поставки из с.317 лесостепей Северного Причерноморья вряд ли следует полностью исключать. Еще раз необходимо обратить внимание, что о доле варварского хлеба в общем боспорском экспорте определенно судить очень затруднительно. Однако, несмотря на имеющиеся дискуссионные моменты, можно считать, что вожди кочевников принимали самое непосредственное участие в экономическом развитии региона, активно способствуя трансформации хозяйственной системы контролируемых ими территорий в том направлении, которое требовалось их партнерам-грекам.
Яркими свидетельствами выгод таких связей с греками являются огромные богатства, составляющие погребальный инвентарь скифских царей. Вероятно, некоторые предметы, происходящие из этих комплексов, особенно высокохудожественные произведения греко-скифской торевтики, являются своего рода дарами скифским вождям от греческих государств, символизирующими дружеские отношения между ними, и, очевидно, гарантирующими грекам определенную свободу рук. Дипломатические дары — типичный элемент в регулировании отношений цивилизованных стран с варварами вообще и с номадами, в частности40. Греческие купцы, естественно, совсем не были бескорыстными альтруистами, и затраты на дары для вождей компенсировались за счет явно неэквивалентного обмена с подвластными тем племенами. Выгоды от торговли с греками были таковыми, главным образом, для варварской элиты.
В. Ф. Гайдукевич и С. И. Капошина высказали предположение, что импорт Боспора в Северном Причерноморье начал играть важную роль с конца V в. до н. э.41 Н. А. Онайко считала, что Боспор захватил монополию на производство и сбыт металлических изделий для варваров региона на столетие раньше — уже с конца VI в. до н. э.42 Сразу необходимо признать, что первая точка зрения имеет явно умозрительный характер, подкрепить ее какими-либо материалами в настоящее время практически невозможно. В пользу второй могут свидетельствовать металлические изделия, обнаруженные в Нимфейских и Семибратних курганах, хотя эти комплексы все-таки относятся к более позднему времени, чем считала Н. А. Онайко. Вообще, с.318 боспорский импорт в массе античного импорта выделить очень трудно. Это относится не только к товарам, которые следовали через Боспор транзитом, но и к продукции боспорских ремесленников, поскольку о последней мы знаем все еще очень немного.
Важное значение в этой связи имеет вопрос о месте производства предметов так называемой греко-скифской торевтики, в большом количестве найденных в погребениях туземной знати. М. И. Ростовцев считал, что центром их производства мог быть только Боспор, «так близко стоявший к Скифии и так хорошо знавший ее религию и быт»43, и эта гипотеза нашла большое количество сторонников44. Е. О. Прушевская признавала временем наивысшего расцвета художественной обработки металла на Боспоре конец V и IV вв. до н. э., когда, по ее мнению, в Пантикапее работала крупная мастерская45. М. Ю. Трейстер, публикуя находку матрицы для изготовления украшений из тонкой золотой фольги и привлекая другие материалы, пришел к выводу, что существование мастерской торевтов в Пантикапее можно считать доказанным46. Возражения против гипотезы о производстве предметов греко-скифской торевтики на Боспоре, как известно, упорно высказывала лишь А. П. Манцевич, которая предполагала фракийское происхождение значительной части шедевров ювелирного искусства, открытых в памятниках Северного Причерноморья и Прикубанья47. Однако, эта трактовка не с.319 нашла поддержки среди специалистов48 и поэтому представляется, что в основной своей массе изделия греко-скифской торевтики имели боспорское происхождение.
Эти драгоценные предметы, как уже говорилось, могли служить дипломатическими дарами вождям местных племен и, как представляется, играли очень важную роль в системе взаимоотношений Боспора с варварским миром. Выше было сказано, что с помощью них греки могли влиять на местную элиту, добиваясь известных экономических выгод для себя. Никак нельзя забывать и того, что только богатые дары могли в известной степени гарантировать мир для греческих колоний; дестабилизация военно-политической обстановки в степях Северного Причерноморья всегда вела к кризису земледельческой экономики античных государств. Иной точки зрения на проблему придерживается В. А. Кутайсов, который по этому поводу заметил: «Любые неурядицы в Скифии создавали благоприятные условия для увеличения хлебного экспорта эллинов»49. В действительности же ситуация, скорее всего, развивалась по обратному сценарию.
В заключение хотелось бы подчеркнуть, что в IV в. до н. э. в условиях стабильной военно-политической обстановки в степях земледельческая экономика всех греческих государств северного берега Понта, в том числе и Боспора, процветала. Вполне очевидно, что варварская аристократия в это время самым активным образом включилась в выгодный для себя процесс торговых связей с греками, из которого вряд ли следует исключать хлеб. Если признать, что часть предметов греко-скифской торевтики, изготавливавшейся, в основном, на Боспоре, относится к категории дипломатических даров, то расцвет экономических связей Боспорского государства с «хинтерландом» приобретает особую значимость. Отблеск «золотого века» позволяет нам лучше понять функционирование механизмов, закономерно приведших к формированию этого ярчайшего феномена в истории античного Северного Причерноморья.