«Злая мачеха дома Цезарей» (исторический очерк)

с.176

Выне­сен­ная в загла­вие это­го очер­ка нелест­ная харак­те­ри­сти­ка, кото­рую дал вели­кий рим­ский исто­рик Кор­не­лий Тацит, отно­сит­ся к Ливии Дру­зил­ле, жене Цеза­ря Авгу­ста и мате­ри его пре­ем­ни­ка, импе­ра­то­ра Тибе­рия. Наде­ляя Авгу­ста раз­но­го рода демо­ни­че­ски­ми свой­ства­ми, иссле­до­ва­те­ли зача­стую упус­ка­ют из виду ту роль, кото­рую в фор­ми­ро­ва­нии поли­ти­ки пер­во­го прин­цеп­са игра­ло его окру­же­ние. Наи­бо­лее ста­биль­ным эле­мен­том это­го окру­же­ния и была Ливия, третья по сче­ту жена Авгу­ста, кото­рый был ее вто­рым мужем.

Дочь Ливия Дру­за Клав­ди­а­на, при­ем­но­го сына Ливия Дру­за, зна­ме­ни­то­го защит­ни­ка ита­ли­ков, Ливия Дру­зил­ла роди­лась 30 янва­ря 58 г. до н. э. Ее дет­ство и отро­че­ство при­шлись на годы граж­дан­ских смут, пере­рос­ших в вой­ну меж­ду Цеза­рем и сто­рон­ни­ка­ми рес­пуб­ли­кан­ско­го строя. Непо­сред­ст­вен­но ее эти собы­тия не кос­ну­лись, и, полу­чив обыч­ное для дево­чек из ари­сто­кра­ти­че­ских семей домаш­нее обра­зо­ва­ние, в обыч­ном для моло­дых рим­ля­нок воз­расте, в пят­на­дцать лет, она вышла замуж за Тибе­рия Клав­дия Неро­на. Муж был мно­го стар­ше нее, при­ни­мал актив­ное уча­стие в граж­дан­ской войне на сто­роне Цеза­ря, но после убий­ства послед­не­го выска­зал­ся за награж­де­ние убийц. К сча­стью для него, это выска­зы­ва­ние оста­лось без послед­ст­вий.

16 нояб­ря 42 г. до н. э. у Ливии родил­ся сын, с.177 назван­ный, как и его отец, Тибе­ри­ем. В том же году она лиши­лась сво­его отца — Ливий Друз сра­жал­ся при Филип­пах на сто­роне рес­пуб­ли­кан­цев и после раз­гро­ма Бру­та и Кас­сия покон­чил с собой, не желая сда­вать­ся тор­же­ст­ву­ю­щим победи­те­лям, одним из кото­рых был буду­щий муж его доче­ри¹. Тибе­рий Нерон уча­стия в этих собы­ти­ях не при­ни­мал, ему, похо­же, не угро­жал сви­реп­ст­во­вав­ший в Ита­лии террор цеза­ри­ан­цев. Одна­ко, когда в 41 г. до н. э. вспых­ну­ло вос­ста­ние экс­про­прии­ро­ван­ных ита­лий­ских земле­вла­дель­цев про­тив Окта­ви­а­на, вошед­шее в исто­рию под назва­ни­ем Перу­зин­ской вой­ны, Тибе­рий Нерон, зани­мав­ший тогда долж­ность пре­то­ра, имел неосто­рож­ность при­мкнуть к это­му дви­же­нию. После победы Окта­ви­а­на ему, как и мно­гим дру­гим, при­шлось бежать на Сици­лию. Хозя­и­ном это­го ост­ро­ва был тогда Секст Пом­пей, сын Пом­пея Маг­на и обла­да­тель вели­ко­леп­но­го флота. Пом­пей-млад­ший, кораб­ли кото­ро­го крей­си­ро­ва­ли вдоль бере­гов Ита­лии и под­би­ра­ли бег­ле­цов, оста­вал­ся после гибе­ли Бру­та и Кас­сия един­ст­вен­ной надеж­дой всех про­тив­ни­ков воен­ной дик­та­ту­ры цеза­ри­ан­цев. Одна­ко Нерон, кото­рый ока­зал­ся на ост­ро­ве вме­сте с женой и мла­ден­цем-сыном, встре­тил у мор­ско­го вла­сте­ли­на холод­ный при­ем. Уязв­лен­ный этим, ари­сто­крат (над­мен­ность вооб­ще была фамиль­ной чер­той Клав­ди­ев) пере­пра­вил­ся с семьей на Бал­ка­ны и объ­явил себя сто­рон­ни­ком Анто­ния. Вме­сте с ним он и вер­нул­ся в Рим в 40 г. до н. э. (бла­го Окта­виан объ­явил перед этим амни­стию для сво­их быв­ших про­тив­ни­ков, исклю­чив из нее лишь убийц Цеза­ря). Для его бра­ка воз­вра­ще­ние ока­за­лось роко­вым — вско­ре Окта­виан, кото­рый вооб­ще не мог про­пу­стить ни одной хоро­шень­кой жен­щи­ны, обра­тил на Ливию свое бла­го­склон­ное вни­ма­ние.

Буду­щий автор суро­во­го «зако­на Юлия о пре­лю­бо­де­я­ни­ях» в моло­до­сти мно­го­крат­но гре­шил про­тив его поло­же­ний, и Скри­бо­ния, его вто­рая жена, полу­чи­ла раз­вод (при­чем в тот день, когда роди­ла ему дочь) — глав­ным обра­зом из-за того, что устра­и­ва­ла сце­ны рев­но­сти — сам Август в мему­а­рах писал, что раз­вел­ся с ней, «устав от ее дур­но­го нра­ва»². Связь с Ливи­ей не постиг­ла, одна­ко, судь­ба иных с.178 увле­че­ний люб­ве­обиль­но­го три­ум­ви­ра. Два­дца­ти­лет­няя Дру­зил­ла нахо­ди­лась тогда в рас­цве­те сво­его оча­ро­ва­ния и слы­ла пер­вой кра­са­ви­цей Рима. Окта­виан, похо­же, оце­нил не толь­ко это, увы, ско­ро­пре­хо­дя­щее свой­ство, но и ред­кост­ный ум жены Тибе­рия Неро­на. Поэто­му он уго­во­рил послед­не­го усту­пить Ливию ему; та явно не име­ла ниче­го про­тив это­го. Пре­пят­ст­ви­ем не ста­ло даже то, что «неве­ста» нахо­ди­лась на шестом меся­це бере­мен­но­сти. Окта­виан, прав­да, запро­сил жре­цов, поз­во­ля­ет ли рели­ги­оз­ное пра­во всту­пать в брак в столь инте­рес­ном поло­же­нии, но запрос этот мол­ва сочла не более чем изощ­рен­ным изде­ва­тель­ст­вом над «обы­ча­я­ми пред­ков». Как и оба преды­ду­щих бра­ка Окта­ви­а­на, его новая женить­ба име­ла и поли­ти­че­ский смысл (здесь он на ред­кость сов­пал с лич­ны­ми инте­ре­са­ми): рука внуч­ки побор­ни­ка дела ита­ли­ков долж­на была помочь в созда­нии необ­хо­ди­мо­го «ими­джа» моло­до­го три­ум­ви­ра — для уни­что­же­ния попу­ляр­но­го в Ита­лии Секс­та Пом­пея и с даль­ним при­це­лом на борь­бу с Анто­ни­ем.

Свадь­ба Окта­ви­а­на и Ливии состо­я­лась 17 янва­ря 38 г. до н. э. Спу­стя три меся­ца Ливия роди­ла вто­ро­го сына, сна­ча­ла назван­но­го Деци­мом, а затем пере­име­но­ван­но­го в Дру­за (тако­го рода необыч­ные лич­ные име­на, роль кото­рых игра­ли преж­ние родо­вые про­зви­ща, ста­ли вхо­дить в моду сре­ди рим­ской ари­сто­кра­тии). Все в Риме были убеж­де­ны, что насто­я­щим отцом мла­ден­ца был сам Окта­виан; по горо­ду ходи­ла гре­че­ская эпи­грам­ма: «У счаст­лив­чи­ков и дети родят­ся трех­ме­сяч­ны­ми». Веро­ят­но, для того, чтобы дока­зать неосно­ва­тель­ность этих тол­ков, Окта­виан ото­слал обо­их сыно­вей Ливии, и четы­рех­лет­не­го Тибе­рия, и совсем еще кро­хот­но­го Дру­за, в дом ее быв­ше­го мужа. Там они вос­пи­ты­ва­лись до смер­ти Тибе­рия Неро­на в 33 г. до н. э. На его похо­ро­нах тра­ди­ци­он­ное похваль­ное сло­во покой­но­му про­из­нес девя­ти­лет­ний Тибе­рий. Затем оба маль­чи­ка вер­ну­лись к мате­ри и отчи­му.

Брак Ливии и Авгу­ста ока­зал­ся иде­аль­ным, омра­ча­ло его толь­ко одно обсто­я­тель­ство: детей у них не было после неудач­ной бере­мен­но­сти Ливии. Что каса­ет­ся все­го осталь­но­го, то Ливия пре­крас­но пони­ма­ла, насколь­ко удач­ную пар­тию она сде­ла­ла этим заму­же­ст­вом. Поэто­му, в отли­чие от Скри­бо­нии, она сквозь паль­цы смот­ре­ла на про­дол­жав­ши­е­ся увле­че­ния мужа. Инте­рес­ней­шее свиде­тель­ство об этом сохра­нил Све­то­ний, при­ведя цита­ту из под­лин­но­го пись­ма Мар­ка Анто­ния — когда Окта­виан начал гото­вить обще­ст­вен­ное мне­ние к войне про­тив Анто­ния и для нача­ла стал упре­кать с.179 того в сожи­тель­стве с чуже­зем­ной цари­цей Клео­патрой, недо­уме­ваю­щий сво­як (Анто­ний был женат на стар­шей сест­ре Окта­ви­а­на) отве­тил ему с оча­ро­ва­тель­ной непо­сред­ст­вен­но­стью: «С чего ты озло­бил­ся? Отто­го, что я живу с цари­цей? Но она моя жена, и не со вче­раш­не­го дня, а уже девять лет. А ты буд­то живешь с одной Дру­зил­лой? Будь мне нелад­но, если ты, пока чита­ешь это пись­мо, не пере­спал со сво­ей Тер­тул­лой, или Терен­тил­лой, или Руфил­лой, или Саль­ви­ей Тити­зе­ни­ей, или со все­ми сра­зу, — да и не все ли рав­но в кон­це кон­цов, где и с кем ты пута­ешь­ся?»

Но вот ушли в про­шлое граж­дан­ские вой­ны. Были раз­гром­ле­ны и погиб­ли Анто­ний и Клео­пат­ра. Окта­виан ока­зал­ся пове­ли­те­лем огром­ной дер­жа­вы и, сре­ди сво­их бес­чис­лен­ных забот, стал заду­мы­вать­ся над вопро­сом о пре­ем­ни­ке — сам он, несмот­ря на срав­ни­тель­ную моло­дость (родил­ся 23 сен­тяб­ря 63 г. до н. э.), был сла­бо­го здо­ро­вья и уже несколь­ко раз болел настоль­ко опас­но, что мол­ва сооб­ща­ла о его смер­ти. В осно­ву дина­сти­че­ской поли­ти­ки Окта­ви­а­на (с янва­ря 27 г. до н. э. — Авгу­ста) было поло­же­но одно непре­мен­ное усло­вие — наслед­ник дол­жен был быть род­ным ему по кро­ви. И здесь прин­цеп­са, удач­ли­вость кото­ро­го вошла в пого­вор­ку (мно­го поз­же новым импе­ра­то­рам Рима тра­ди­ци­он­но жела­ли быть «счаст­ли­вее Авгу­ста и луч­ше Тра­я­на»), пости­га­ет череда ката­стро­фи­че­ских неудач, посто­ян­ство кото­рых застав­ля­ет видеть в них нечто боль­шее, чем набор про­стых слу­чай­но­стей.

Пер­во­на­чаль­но выбор импе­ра­то­ра пал на его пле­мян­ни­ка Мар­ка Клав­дия Мар­цел­ла. Будучи совсем юным, он женил­ся на Юлии, един­ст­вен­ной доче­ри Авгу­ста, и начал было стре­ми­тель­ное вос­хож­де­ние по сту­пе­ням воен­но-поли­ти­че­ской карье­ры, но в 23 г. до н. э. вне­зап­но умер. Уже тогда Ливию подо­зре­ва­ли в при­част­но­сти к этой смер­ти, необ­хо­ди­мой, чтобы рас­чи­стить путь к вла­сти ее сыно­вьям; прав­да, Дион Кас­сий счи­та­ет это подо­зре­ние неосно­ва­тель­ным, ибо в тот год смерт­ность от эпиде­мии была в Риме колос­саль­ной. Но любо­пыт­но, что перед этим тяже­ло забо­лел сам Август, и его, нахо­див­ше­го­ся на гра­ни жиз­ни и смер­ти, выле­чил врач Анто­ний Муза. Мар­целл забо­лел той же болез­нью, лечил его тот же врач, но исход ока­зал­ся леталь­ным, хотя, каза­лось бы, у моло­до­го и здо­ро­во­го пле­мян­ни­ка было явное пре­иму­ще­ство перед болез­нен­ным дядей. Бро­са­ет­ся в гла­за еще одно инте­рес­ное обсто­я­тель­ство, свя­зан­ное с лич­но­стью вра­ча: судя по име­ни, Анто­ний Муза был воль­ноот­пу­щен­ни­ком Мар­ка Анто­ния и пере­шел к Авгу­сту с.180 в каче­стве свое­об­раз­но­го воен­но­го тро­фея после смер­ти патро­на в 30 г. до н. э. Надо пола­гать, этот медик, про­шед­ший «ста­жи­ров­ку» при дво­ре Клео­пат­ры (кста­ти, цари­ца и сама зани­ма­лась испы­та­ни­ем дей­ст­вия раз­лич­ных ядов), хоро­шо под­хо­дил для выпол­не­ния дели­кат­ных пору­че­ний импе­ра­три­цы. Впро­чем, несмот­ря на подоб­но­го рода догад­ки, при­част­ность Ливии к смер­ти Мар­цел­ла дока­зать невоз­мож­но.

После кон­чи­ны Мар­цел­ла, каза­лось, наи­бо­лее пред­по­чти­тель­ной кан­дида­ту­рой для ново­го бра­ка Юлии был Тибе­рий, стар­ший пасы­нок Авгу­ста. Одна­ко прин­цепс пред­по­чел иную мат­ри­мо­ни­аль­ную ком­би­на­цию, выдав (после дли­тель­ных разду­мий) дочь замуж за сво­его бли­жай­ше­го спо­движ­ни­ка Мар­ка Агрип­пу, хотя тот вполне годил­ся в отцы юной вдо­ве. По сло­вам Дио­на Кас­сия, в этом реше­нии Авгу­ста утвер­дил его друг и совет­ник, зна­ме­ни­тый Меце­нат, кото­рый ска­зал, что бла­го­да­ря Авгу­сту Агрип­па воз­вы­сил­ся до тако­го поло­же­ния, что теперь дол­жен либо стать зятем прин­цеп­са, либо уме­реть.

Новый брак Юлии оправ­дал воз­ло­жен­ные на него Авгу­стом надеж­ды: в 20 г. до н. э. она роди­ла сына, назван­но­го, как и дед, Гаем, а через три года появил­ся на све­те еще один маль­чик, полу­чив­ший имя Луция. Сра­зу после его рож­де­ния Август усы­но­вил обо­их вну­ков, при­об­ре­тя путем этой про­цеду­ры сра­зу двух наслед­ни­ков. Таким обра­зом, нель­зя не при­знать, что, если Ливия стро­и­ла иные дина­сти­че­ские пла­ны, то они потер­пе­ли сокру­ши­тель­ное пора­же­ние.

Но импе­ра­три­ца уме­ла выжидать. Она с досто­ин­ст­вом игра­ла роль «пер­вой леди» Рима и испод­воль все более при­би­ра­ла Авгу­ста к рукам, уме­ло пота­кая сла­бо­стям супру­га. В част­но­сти, Ливия в уго­ду сла­сто­лю­бию ста­ре­ю­ще­го тира­на повсюду поку­па­ла моло­день­ких рабынь, боль­шим люби­те­лем кото­рых был Август. В то же вре­мя импе­ра­тор настоль­ко ценил ее мне­ние, что перед раз­го­во­ром с ней по наи­бо­лее важ­ным вопро­сам даже зара­нее состав­лял кон­спект беседы.

Тем вре­ме­нем вырос­ли сыно­вья Ливии: стар­ший уже заявил о себе как подаю­щий боль­шие надеж­ды на воен­ном и дипло­ма­ти­че­ском попри­ще, млад­ший, люби­мец мате­ри и отчи­ма, быст­ро наго­нял бра­та, зани­мая вслед за Тибе­ри­ем все более высо­кие государ­ст­вен­ные долж­но­сти. В 15 г. до н. э. им обо­им было дове­ре­но окон­ча­тель­ное поко­ре­ние аль­пий­ско­го реги­о­на, а вско­ре неожи­дан­ная смерть Агрип­пы (13 г. до н. э.) откры­ла перед ними голо­во­кру­жи­тель­ные пер­спек­ти­вы. Тибе­рию было при­ка­за­но раз­ве­стись с Вип­са­ни­ей с.181 Агрип­пи­ной, доче­рью Агрип­пы, и женить­ся на Юлии, его вдо­ве. Брак был заклю­чен про­тив воли обе­их сто­рон и ока­зал­ся на ред­кость неудач­ным, быст­ро вызвав вза­им­ную нена­висть, откро­вен­ную со сто­ро­ны не при­вык­шей стес­нять себя в чем-либо Юлии, глухую, но тем более упор­ную со сто­ро­ны Тибе­рия, кото­рый не мог поз­во­лить себе про­явить свои чув­ства откры­то. Впро­чем, Август не был рас­по­ло­жен обра­щать вни­ма­ние на тако­го рода «мело­чи», воз­ла­гая глав­ные надеж­ды на Гая и Луция Цеза­рей; Тибе­рию, их отчи­му, отво­ди­лась роль вре­мен­но­го место­блю­сти­те­ля — до воз­му­жа­ния юных «прин­цев кро­ви».

Из обо­их сыно­вей Ливии пред­по­чте­ние явно отда­ва­лось Дру­зу: хотя внешне воз­раст­ная суб­ор­ди­на­ция соблюда­лась — если Тибе­рий впер­вые стал кон­су­лом в 13 г. до н. э., то Друз — лишь спу­стя четы­ре года, ибо был на четы­ре года млад­ше бра­та, но имен­но Друз был назна­чен сона­след­ни­ком Авгу­ста вме­сте с Гаем и Луци­ем, о чем прин­цепс заявил вполне офи­ци­аль­но. Столь оче­вид­ная сим­па­тия к млад­ше­му пасын­ку застав­ля­ет вспом­нить свет­ские сплет­ни, сопут­ст­во­вав­шие рож­де­нию Дру­за — что истин­ным отцом его был сам Август³. В после­дую­щие годы, когда Тибе­рий выпол­нял ответ­ст­вен­ную, но тяже­лую и небла­го­дар­ную зада­чу поко­ре­ния пле­мен севе­ра Бал­кан­ско­го полу­ост­ро­ва вплоть до Дуная, рим­ские орлы были победо­нос­но про­не­се­ны под пред­во­ди­тель­ст­вом Дру­за от Рей­на до Эль­бы, а рим­ский флот, тоже под его нача­лом, вышел в Север­ное море и достиг Бал­ти­ки. Одна­ко Дру­зу было не суж­де­но стать вто­рым Алек­сан­дром Вели­ким и выпол­нить пла­ны Авгу­ста по заво­е­ва­нию мира: тра­ги­че­ская слу­чай­ность обо­рва­ла жизнь моло­до­го пол­ко­во­д­ца, метео­ром сверк­нув­ше­го на рим­ском поли­ти­че­ском небо­склоне⁴.

с.182 Таким обра­зом, сама судь­ба выдви­ну­ла Тибе­рия на аван­сце­ну — ему был вру­чен выпав­ший из руки Дру­за меч и при­ка­за­но про­дол­жить заво­е­ва­ние Гер­ма­нии, ему пре­до­став­ля­ет­ся (пока на пяти­ле­тие) три­бун­ская власть, что дела­ет его фак­ти­че­ским сопра­ви­те­лем Авгу­ста⁵. Труд­но пред­по­ло­жить, что все это про­изо­шло без уча­стия мате­ри, кото­рая после смер­ти Дру­за все надеж­ды воз­ло­жи­ла на сво­его пер­вен­ца. Одна­ко Тибе­рию дава­ли понять (ско­рее все­го, Юлия и ее окру­же­ние), что столь вид­ное поло­же­ние он занял лишь по при­хо­ти судь­бы, и оно име­ет вре­мен­ный харак­тер. И тогда трид­ца­ти­ше­сти­лет­ний Тибе­рий, неза­ви­си­мо от мате­ри и даже вопре­ки ее воле, начи­на­ет свою поли­ти­че­скую игру: вско­ре после пре­до­став­ле­ния ему три­бун­ской вла­сти он заявил, что устал от государ­ст­вен­ных дел и наме­рен уда­лить­ся в Гре­цию для отды­ха и про­дол­же­ния обра­зо­ва­ния. Насто­я­тель­ные прось­бы мате­ри и отчи­ма отка­зать­ся от сво­его наме­ре­ния оста­ви­ли его непре­клон­ным: натолк­нув­шись на реши­тель­ное несо­гла­сие Авгу­ста дать ему отстав­ку, Тибе­рий… объ­явил голо­дов­ку (как вид­но, столь рас­про­стра­нен­ная теперь фор­ма поли­ти­че­ско­го про­те­ста име­ет почтен­ную родо­слов­ную). Это кажу­ще­е­ся стран­ным упрям­ство мож­но удо­вле­тво­ри­тель­но объ­яс­нить толь­ко рас­че­том Тибе­рия на соб­ст­вен­ную неза­ме­ни­мость и на то, что Август будет вынуж­ден все-таки усы­но­вить его⁶. Одна­ко упор­ство Тибе­рия столк­ну­лось с еще более жест­кой пози­ци­ей чело­ве­ка, гораздо более иску­шен­но­го в поли­ти­че­ских интри­гах и шан­та­же. Тибе­рию было дано раз­ре­ше­ние уда­лить­ся от дел, но тем самым Август навсе­гда вычер­ки­вал его из поли­ти­ки. Демон­стра­тив­ные шаги Тибе­рия, направ­лен­ные на при­ми­ре­ние с отчи­мом, ника­ко­го дей­ст­вия не возы­ме­ли.

Доб­ро­воль­ное изгна­ние Тибе­рия (он обос­но­вал­ся на Родо­се) со вре­ме­нем ста­ло ссыл­кой — когда он обра­тил­ся к Авгу­сту с прось­бой раз­ре­шить ему вер­нуть­ся в Рим, тот отве­тил ему кате­го­ри­че­ским отка­зом. Общее мне­ние было тако­во, что с.183 Тибе­рию не вер­нуть­ся нико­гда. Похо­же, к это­му убеж­де­нию скло­нял­ся и он сам. Един­ст­вен­ным чело­ве­ком, кото­рый думал ина­че и дей­ст­во­вал соот­вет­ст­вен­но, была его мать.

По окон­ча­нии сро­ка три­бун­ских пол­но­мо­чий Тибе­рия имен­но Ливия выпро­си­ла (при­чем, с боль­шим трудом), чтобы он не стал част­ным чело­ве­ком и хотя бы фор­маль­но счи­тал­ся лицом, выпол­няв­шим некое пору­че­ние Авгу­ста. Она же неот­ступ­но упра­ши­ва­ла Авгу­ста раз­ре­шить Тибе­рию вер­нуть­ся. Одно­вре­мен­но Ливи­ей был пущен в ход меха­низм хит­ро­ум­ной интри­ги, кото­рая в конеч­ном сче­те долж­на была поста­вить Авгу­ста перед необ­хо­ди­мо­стью воз­вра­тить Тибе­рия к вла­сти. Пер­вой жерт­вой была избра­на дочь импе­ра­то­ра.

Юлия, осво­бо­див­шись от посты­ло­го мужа, вела при­выч­ный ей свет­ский образ жиз­ни, не подо­зре­вая, что над голо­вой соби­ра­ет­ся гро­за. Момент для нане­се­ния уда­ра был выбран обду­ман­но. Шел 2 год до н. э. Шести­де­ся­ти­лет­ний Август нахо­дил­ся в зени­те сла­вы и могу­ще­ства. Под­рас­та­ли Гай и Луций; на этот год Август спе­ци­аль­но всту­пил в долж­ность кон­су­ла, чтобы пред­ста­вить наро­ду Луция Цеза­ря в день его совер­шен­но­ле­тия. 5 фев­ра­ля народ и сенат пре­под­нес­ли Авгу­сту почет­ное имя «отца оте­че­ства» — этой чести до него были удо­сто­е­ны толь­ко два рим­ля­ни­на: Цице­рон и Цезарь.

Веро­ят­но, прин­цепс пре­бы­вал в отмен­ном настро­е­нии, когда ему были пред­став­ле­ны бес­спор­ные дока­за­тель­ства нару­ше­ния Юли­ей супру­же­ской вер­но­сти, да еще пре­па­ри­ро­ван­ные осо­бым обра­зом (о ее раз­вра­те рас­ска­зы­ва­ли явно неве­ро­ят­ные подроб­но­сти). Гнев потря­сен­но­го Авгу­ста был стра­шен. Любов­ни­ку его доче­ри Юлу Анто­нию⁷ было при­ка­за­но покон­чить с собой; дру­гой, Сем­п­ро­ний Гракх, был отправ­лен в пожиз­нен­ную ссыл­ку, а спу­стя мно­го лет каз­нен. Решая судь­бу доче­ри, импе­ра­тор коле­бал­ся, не каз­нить ли ее, вос­поль­зо­вав­шись ста­рин­ной вла­стью отца семей­ства над жиз­нью и смер­тью сво­их детей, но в кон­це кон­цов отпра­вил Юлию на Пан­да­те­рию, ост­ро­вок у ита­лий­ско­го побе­ре­жья. Она была осуж­де­на не толь­ко как невер­ная жена (раз­вод ей от име­ни Тибе­рия дал сам Август), но и как государ­ст­вен­ная пре­ступ­ни­ца — Тацит с неко­то­рым удив­ле­ни­ем отме­тил, что Август отсту­пил здесь от сво­его либе­ра­лиз­ма, «при­сво­ив это­му столь обыч­но­му меж­ду муж­чи­на­ми и жен­щи­на­ми про­ступ­ку гроз­ные наиме­но­ва­ния свя­тотат­ства и оскорб­ле­ния с.184 вели­чия»⁸. А дело, несо­мнен­но, заклю­ча­лось в том, что Ливия, вос­поль­зо­вав­шись тем, что нару­ши­тель­ни­цей «зако­на Юлия о пре­лю­бо­де­я­ни­ях» ста­ла дочь выс­ше­го маги­ст­ра­та и вер­хов­но­го жре­ца, суме­ла скло­нить Авгу­ста к тому, чтобы обру­шить на несчаст­ную жен­щи­ну всю тяжесть воз­мездия. Пер­вый удар по дому Юли­ев был сде­лан — рука­ми гла­вы это­го дома.

Сле­дую­щая круп­ная победа Ливии — воз­вра­ще­ние Тибе­рия в Рим. Глав­ным пре­пят­ст­ви­ем здесь была воля Гая Цеза­ря, так как Август твер­до решил без его согла­сия ниче­го не пред­при­ни­мать по это­му делу. Моло­дой чело­век, с дет­ства при­вык­ший к рабо­ле­пию окру­жаю­щих, холод­но отно­сил­ся к отчи­му: Све­то­ний сохра­нил свиде­тель­ство о том, что, когда одна­жды на пиру у Гая Цеза­ря зашла речь о Тибе­рии, один из при­сут­ст­во­вав­ших заявил, что пусть толь­ко Гай при­ка­жет, и он при­ве­зет ему с Родо­са голо­ву «изгнан­ни­ка». Даже с уче­том того обсто­я­тель­ства, что ком­па­ния, види­мо, была изряд­но захмелев­шей, эта фра­за — хоро­шее свиде­тель­ство обще­го тона, в кото­ром шел раз­го­вор.

Когда Гай при­был на Восток в каче­стве намест­ни­ка восточ­ных про­вин­ций и пол­но­моч­но­го пред­ста­ви­те­ля Авгу­ста, Тибе­рий счел необ­хо­ди­мым при­быть на Самос, чтобы засвиде­тель­ст­во­вать ему свое почте­ние, но встре­тил непри­яз­нен­ный при­ем. Одна­ко вско­ре Гай смяг­чил­ся, может быть, нена­дол­го, но Ливии это­го хва­ти­ло — его раз­ре­ше­ние на воз­вра­ще­ние Тибе­рия в Рим было полу­че­но, прав­да, при обя­за­тель­ном усло­вии боль­ше не зани­мать­ся поли­ти­че­ской дея­тель­но­стью. И быв­ший луч­ший пол­ко­во­дец Импе­рии цели­ком погру­зил­ся в свои част­ные дела и вос­пи­та­ние Дру­за, сына от пер­вой жены⁹.

Решаю­щие собы­тия не заста­ви­ли себя ждать: Луций Цезарь, кото­ро­го Август напра­вил на воен­ную ста­жи­ров­ку в Испа­нию, вне­зап­но уми­ра­ет по доро­ге туда (20 авгу­ста 2 г. н. э.), с.185 а спу­стя все­го восем­на­дцать меся­цев, 21 фев­ра­ля 4 г., смерть уно­сит и Гая, глав­ную надеж­ду Авгу­ста¹⁰.

Внешне Август стой­ко пере­нес поте­рю вну­ков, но едва ли мож­но сомне­вать­ся в том, что у него про­изо­шел глу­бо­кий пси­хо­ло­ги­че­ский над­лом, рас­чет­ли­во исполь­зо­ван­ный Ливи­ей в сво­их инте­ре­сах. Теперь прин­цепс напо­ми­нал шах­ма­ти­ста, кото­рый вынуж­ден делать те ходы, что дик­ту­ет ему упор­ный и бес­по­щад­ный про­тив­ник.

Спу­стя четы­ре меся­ца после смер­ти Гая Цеза­ря, 26 июня 4 г., состо­я­лась цере­мо­ния усы­нов­ле­ния Тибе­рия Авгу­стом — теперь сын Ливии пере­шел в род Юли­ев и стал име­но­вать­ся Тибе­ри­ем Цеза­рем. Глав­ная цель импе­ра­три­цы была достиг­ну­та, но борь­ба еще не кон­чи­лась. Август, фак­ти­че­ски не имев­ший уже сво­бо­ды выбо­ра, все-таки упор­но цеп­лял­ся за выстра­дан­ный им дина­сти­че­ский прин­цип: одно­вре­мен­но с Тибе­ри­ем он усы­но­вил Агрип­пу Посту­ма, един­ст­вен­но­го теперь сына Агрип­пы и Юлии, родив­ше­го­ся уже после смер­ти отца. Кро­ме того, непо­сред­ст­вен­но перед этим Август при­ка­зал Тибе­рию усы­но­вить Гер­ма­ни­ка, кото­рый был сыном Дру­за, покой­но­го бра­та Тибе­рия. Таким обра­зом, юный люби­мец рим­лян, назван­ный по име­ни поко­рен­ной его отцом стра­ны, тоже стал Цеза­рем, как, впро­чем, и род­ной сын Тибе­рия Друз. Но Гер­ма­ни­ка Август отли­чал осо­бен­но, что не удив­ля­ет, если вспом­нить, что по отцу он был хотя и «нефор­маль­ным», но род­ным вну­ком импе­ра­то­ра.

Ливия, баб­ка Гер­ма­ни­ка, долж­на была вполне одоб­рить выбор мужа (инте­рес­но, что в жилах Гер­ма­ни­ка тек­ла кровь не толь­ко ее соб­ст­вен­ная и Авгу­ста, но и Мар­ка Анто­ния). Напро­тив, Агрип­па Постум был плоть от пло­ти нена­вист­ной Юлии, и судь­ба его была пред­ре­ше­на. Ском­про­ме­ти­ро­вать неопыт­но­го и фак­ти­че­ски без­за­щит­но­го юнца осо­бо­го труда не состав­ля­ло, и уже в сле­дую­щем, 5 году, он был отправ­лен в ссыл­ку за непо­чти­тель­ное отно­ше­ние к Авгу­сту и осо­бен­но к Ливии. Август от него отрек­ся, а сенат объ­явил его вну­ка с.186 государ­ст­вен­ным пре­ступ­ни­ком, под­ле­жав­шим пожиз­нен­но­му содер­жа­нию под стра­жей. Победа Ливии была закреп­ле­на тем, что в 8 г. была осуж­де­на и отправ­ле­на в ссыл­ку сест­ра Агрип­пы Посту­ма Юлия Млад­шая — по тому же обви­не­нию, что и ее мать. Тогда же совер­шен­но неожи­дан­но для себя был вызван к Авгу­сту и полу­чил при­каз отбыть на дале­кую чер­но­мор­скую окра­и­ну Рим­ской дер­жа­вы пер­вый поэт Рима, «певец люб­ви, певец богов» Овидий, кото­ро­му тоже было суж­де­но уме­реть в изгна­нии…

…Шли послед­ние годы жиз­ни Авгу­ста. Фак­ти­че­ская власть все более пере­хо­ди­ла в руки Тибе­рия: он при­ни­мал ино­зем­ных послов, непо­сред­ст­вен­но руко­во­дил воору­жен­ны­ми сила­ми, ему при­над­ле­жа­ла честь подав­ле­ния гроз­но­го вос­ста­ния 6—9 гг. на Бал­ка­нах, он сумел лока­ли­зо­вать послед­ст­вия поте­ри зарейн­ской Гер­ма­нии и гибе­ли трех леги­о­нов в 9 году. Но Август был чело­ве­ком, кото­ро­го пол­но­стью под­чи­нить сво­ей воле не мог никто, не уда­лось это и Ливии. А в это вре­мя появ­ля­ют­ся пока еще мало­зна­чи­тель­ные симп­то­мы того, что прин­цепс, рас­то­чая Тибе­рию лесть и уст­но, и пись­мен­но, начи­на­ет заду­мы­вать­ся над аль­тер­на­тив­ным вари­ан­том. В кон­це вос­ста­ния 6—9 гг. Тибе­рия на посту глав­но­ко­ман­дую­ще­го рим­ски­ми вой­ска­ми на Бал­ка­нах сме­нил Гер­ма­ник, и, хотя дебют моло­до­го вое­на­чаль­ни­ка ока­зал­ся не осо­бен­но удач­ным, карье­ра Гер­ма­ни­ка дви­жет­ся к зени­ту: он назна­ча­ет­ся коман­дую­щим Рейн­ской арми­ей (восемь леги­о­нов — круп­ней­шая вой­ско­вая груп­пи­ров­ка Импе­рии!). Август колеб­лет­ся, не сде­лать ли сво­им наслед­ни­ком его вме­сто Тибе­рия, но опре­де­лен­но­го реше­ния пока не при­ни­ма­ет. Появ­ля­ют­ся и дру­гие при­зна­ки посте­пен­но­го изме­не­ния пози­ции прин­цеп­са: его дочь пере­во­дит­ся с ост­ро­ва на мате­рик, усло­вия ее содер­жа­ния улуч­ша­ют­ся. Нако­нец — и это было самым опас­ным — до Ливии дошли сведе­ния о стро­го засек­ре­чен­ном свида­нии Авгу­ста с Агрип­пой Посту­мом, во вре­мя кото­ро­го буд­то бы про­изо­шло при­ми­ре­ние деда с вну­ком. Мед­лить было нель­зя — и летом 14 г. Август неожи­дан­но заболе­ва­ет. Один (прав­да, позд­ний) источ­ник пря­мо ука­зы­ва­ет, что он был отрав­лен Ливи­ей, кото­рая стра­ши­лась воз­вра­ще­ния Агрип­пы Посту­ма, реше­ние о чем импе­ра­тор буд­то бы уже при­нял. Абсо­лют­ная досто­вер­ность этой вер­сии сомни­тель­на, но не исклю­че­но, что тече­ние его болез­ни было дей­ст­ви­тель­но «откоррек­ти­ро­ва­но» по воле Ливии с тем, чтобы его заве­ща­ние, послед­ний вари­ант кото­ро­го был состав­лен 3 апре­ля 13 г., оста­лось неиз­мен­ным. Нача­ло это­го доку­мен­та, обна­ро­до­ван­но­го после смер­ти Авгу­ста, гла­си­ло: «Так как жесто­кая с.187 судь­ба лиши­ла меня моих сыно­вей Гая и Луция, наслед­ни­ком моим… пусть будет Тибе­рий Цезарь». Ливия доби­лась сво­его…

…«Пер­вым зло­де­я­ни­ем ново­го прин­ци­па­та» назвал Тацит немед­лен­ное убий­ство Агрип­пы Посту­ма. Тибе­рий сра­зу отме­же­вал­ся от уни­что­же­ния сво­его повер­жен­но­го сопер­ни­ка: когда убий­ца, цен­ту­ри­он пре­то­ри­ан­ской гвар­дии, доло­жил, как пред­пи­сы­вал воен­ный устав, об испол­не­нии при­ка­за­ния, новый импе­ра­тор отве­тил, что ниче­го не при­ка­зы­вал и что цен­ту­ри­он дол­жен отчи­тать­ся перед выс­шей государ­ст­вен­ной инстан­ци­ей — сена­том. Прав­да, дело было быст­ро замя­то, сенат его не обсуж­дал. Обще­ст­вен­ное мне­ние обви­ня­ло Тибе­рия в самом гнус­ном лице­ме­рии, счи­тая винов­ни­ка­ми гибе­ли послед­не­го вну­ка Авгу­ста имен­но ново­го прин­цеп­са и его мать. Напро­тив, неко­то­рые исто­ри­ки в наше вре­мя дока­зы­ва­ют, что Ливия и Тибе­рий были непри­част­ны к это­му зло­де­я­нию — рас­по­ря­же­ние об убий­стве Агрип­пы, мол, оста­вил сам Август. Попы­та­ем­ся разо­брать­ся в этом непро­стом деле, одной из пер­вых «тайн импе­ра­тор­ской вла­сти» Рима.

Сна­ча­ла огра­ни­чим­ся уста­нов­ле­ни­ем бес­спор­ных фак­тов. Ясно, что суще­ст­во­вал пись­мен­ный при­каз об убий­стве, под­пи­сан­ный Авгу­стом. После смер­ти прин­цеп­са руко­во­ди­тель его аппа­ра­та Сал­лю­стий Кри­сп (меж­ду про­чим, пле­мян­ник и при­ем­ный сын зна­ме­ни­то­го исто­ри­ка) напра­вил это пред­пи­са­ние воен­но­му три­бу­ну пре­то­ри­ан­цев, началь­ни­ку охра­няв­шей Агрип­пу Посту­ма стра­жи. Тот отдал соот­вет­ст­ву­ю­щее рас­по­ря­же­ние цен­ту­ри­о­ну, и ниче­го не подо­зре­вав­ший внук Авгу­ста был умерщ­влен, при­чем об его уча­сти сожа­лел даже убий­ца. Спон­тан­ная реак­ция Тибе­рия на рапорт цен­ту­ри­о­на, похо­же, дока­зы­ва­ет, что он дей­ст­ви­тель­но не знал об этом деле. Напро­тив, утвер­жде­ние о непри­част­но­сти Ливии может вызвать толь­ко улыб­ку — если под при­ка­зом об убий­стве и сто­я­ла под­лин­ная под­пись Авгу­ста, то, образ­но выра­жа­ясь, рукой его води­ла Ливия. По-сво­е­му это было стро­го логич­но — Агрип­па дей­ст­ви­тель­но не имел пра­ва жить после смер­ти Авгу­ста — по сооб­ра­же­ни­ям государ­ст­вен­ной без­опас­но­сти, осо­бен­но если пони­мать под тако­вой без­опас­ность ее и Тибе­рия. Еще при жиз­ни Авгу­ста были рас­кры­ты два заго­во­ра, ини­ци­а­то­ры кото­рых наме­ре­ва­лись похи­тить Агрип­пу и Юлию из-под стра­жи и доста­вить их к армии, явно рас­счи­ты­вая на вос­пи­тан­ную у леги­о­нов и «глу­бо­ко уко­ре­нив­шу­ю­ся любовь к Цеза­рям». А по смер­ти Авгу­ста раб Агрип­пы Посту­ма Кле­мент «с несвой­ст­вен­ной раб­ской душе отва­гою» (Тацит) решил выкрасть сво­его гос­по­ди­на и доста­вить его к Рейн­ской армии. Опоздав на Пла­на­зию — Агрип­пу успе­ли убить, Кле­мент, с.188 похо­жий на него внеш­но­стью и воз­рас­том (не был ли его отцом сам Август, любив­ший раз­вле­кать­ся с юны­ми неволь­ни­ца­ми?), выкрал урну с пра­хом гос­по­ди­на и… выдал себя за вну­ка Авгу­ста, чудес­ным обра­зом спас­ше­го­ся от гибе­ли. Он успел собрать зна­чи­тель­ный отряд сто­рон­ни­ков, пока «министр гос­бе­зо­пас­но­сти» Сал­лю­стий Кри­сп не орга­ни­зо­вал его похи­ще­ние и достав­ку в импе­ра­тор­ский дво­рец. На вопрос Тибе­рия, как же он умуд­рил­ся стать Агрип­пой, тот отве­тил: «Так же, как ты — Цеза­рем». После жесто­чай­ших пыток Лже-Агрип­па был тай­но умерщ­влен, и труп его так­же тай­но был выне­сен из двор­ца. Эта заве­са глу­бо­кой сек­рет­но­сти дока­зы­ва­ет как то, какую опас­ность для Тибе­рия пред­ста­вил бы под­лин­ный Агрип­па Постум, так и то, что его двой­ник не был обыч­ным рабом.

Хотя мать сде­ла­ла все, чтобы Тибе­рий сра­зу взял в руки реаль­ные рыча­ги управ­ле­ния, и с этой целью даже рас­пус­ка­ла слу­хи об улуч­ше­нии состо­я­ния Авгу­ста, когда послед­ний был уже мертв, ситу­а­ция пере­да­чи вла­сти от ста­ро­го пра­ви­те­ля ново­му была все еще слиш­ком необыч­ной (ста­ри­ки вспо­ми­на­ли убий­ство Юлия Цеза­ря, когда, по выра­же­нию Таци­та, «столь несчаст­ли­во была воз­вра­ще­на сво­бо­да»). Тибе­рий уже после обна­ро­до­ва­ния заве­ща­ния Авгу­ста дол­го не согла­шал­ся при­нять от сена­та вер­хов­ную власть, хотя, как иро­ни­че­ски заме­тил тот же Тацит, в дей­ст­ви­тель­но­сти не про­яв­лял мед­ли­тель­но­сти ни в чем, кро­ме речей. При­чи­ной тако­го поведе­ния была исклю­чи­тель­ная слож­ность обста­нов­ки: «Я дер­жу вол­ка за уши», — гово­рил в те дни сам Тибе­рий, и это­му выска­зы­ва­нию нель­зя отка­зать в мет­ко­сти. Самым опас­ным было то, что взбун­то­ва­лись леги­о­ны на Рейне и Дунае, при­чем Рейн­ская армия пря­мо отка­за­лась при­знать Тибе­рия импе­ра­то­ром и пред­ло­жи­ла вер­хов­ную власть Гер­ма­ни­ку. Если бы послед­ний не при­ло­жил пря­мо-таки геро­и­че­ские уси­лия (вплоть до угро­зы само­убий­ства), чтобы при­ве­сти вой­ска к при­ся­ге Тибе­рию, дело мог­ло при­нять непред­ска­зу­е­мый обо­рот.

Когда ситу­а­ция ста­ла нор­ма­ли­зо­вы­вать­ся, на Тибе­рия и Ливию¹¹ обру­шил­ся мут­ный поток и самой низ­ко­проб­ной, и изощ­рен­ной лести. В част­но­сти, было пред­ло­же­но с.189 пере­име­но­вать меся­цы сен­тябрь и октябрь в тибе­рий и ливий. Тибе­рий отка­зал­ся, съяз­вив: «А что вы буде­те делать, когда у вас станет три­на­дцать цеза­рей?» Что же каса­ет­ся Ливии, то она, сыг­рав клю­че­вую роль в при­веде­нии сына к вла­сти, явно была наме­ре­на разде­лить с ним бре­мя управ­ле­ния государ­ст­вом. Но наме­ре­ния вдов­ст­ву­ю­щей импе­ра­три­цы натолк­ну­лись на неожи­дан­ное пре­пят­ст­вие — тако­вым явил­ся сам Тибе­рий. Чело­век уже немо­ло­дой и крайне само­лю­би­вый, он, конеч­но, созна­вал, чем обя­зан мате­ри, но неимо­вер­но тяго­тил­ся необ­хо­ди­мо­стью посто­ян­но про­яв­лять эту бла­го­дар­ность. Тибе­рий оскор­бил­ся, когда сенат (!) пред­ло­жил офи­ци­аль­но име­но­вать его не толь­ко «сын боже­ст­вен­но­го Авгу­ста», но и «сын Ливии». Он твер­до решил «поста­вить на место» мать и не допу­стить, чтобы она в любой фор­ме ста­ла его сопра­ви­тель­ни­цей. «Поэто­му он не допу­стил, чтобы ее вели­ча­ли “мате­рью оте­че­ства” и чтобы ей ока­зы­ва­ли от государ­ства вели­кие поче­сти, напро­тив, он не раз уве­ще­вал ее не вме­ши­вать­ся в важ­ные дела, кото­рые жен­щи­нам не к лицу…» (Све­то­ний).

Ливия болез­нен­но пере­жи­ва­ла мета­мор­фо­зу, про­ис­шед­шую с ее сыном, пыта­лась про­те­сто­вать, откры­то и мно­го­крат­но напо­ми­ная ему, что имен­но она воз­ве­ла его на трон, но Тибе­рий сто­ял на сво­ем. Пол­но­го раз­ры­ва меж­ду ними не про­изо­шло: для Ливии идти на это было бес­смыс­лен­но и опас­но — она сама устра­ни­ла с его пути всех сопер­ни­ков, Тибе­рий же, осо­бен­но пона­ча­лу, нуж­дал­ся в сове­тах мате­ри по мно­гим важ­ным про­бле­мам. Но посте­пен­но отчуж­де­ние ста­но­ви­лось все более глу­бо­ким, пока они вооб­ще не пере­ста­ли видеть­ся. Прав­да, хода­тай­ства Ливии за ее зна­ко­мых, как пра­ви­ло, удо­вле­тво­ря­лись (ино­гда со скри­пом), ее подруг, как выра­зил­ся Тацит, «друж­ба Авгу­сты ста­ви­ла выше зако­нов», но и толь­ко. Тем не менее само ее суще­ст­во­ва­ние ста­ви­ло мораль­ную пре­гра­ду само­вла­стию Тибе­рия, и лишь после ее кон­чи­ны террор с пол­ной силой обру­шил­ся на рим­скую ари­сто­кра­тию, не обой­дя и импе­ра­тор­скую фами­лию.

…Ливия умер­ла в 29 г., на пят­на­дцать лет пере­жив сво­его супру­га. Тибе­рий, уже несколь­ко лет как обос­но­вав­ший­ся на Капри, на ее похо­ро­ны не при­ехал…