с.263
|
Большинство думает, что не надо никаких наставлений в этом деле, так же как не надо уменья для того, чтобы ходить, смотреть или есть, и считает, что писать историю — дело совсем лёгкое, простое и доступное каждому, кто только может изложить всё, что ему придёт в голову… Они заботятся каждый о сегодняшнем дне и о пользе, которую надеются извлечь из истории. |
Лукиан. Как надо писать историю. 5; 13. |
Как известно, число обладателей научных степеней растёт не по дням, а по часам. ВАК как будто борется с этим, вводя разные ограничения вроде публикаций в рекомендованных им изданиях (в большинстве своём, увы, низкого уровня), но это почти никого не останавливает, ибо смелость города берёт, а организация — ключ к победе, благо большинство «ваковских» изданий готовы за деньги печатать что угодно (cash and carry!). Мы решили показать на одном примере, что качество в итоге не то что бы отодвигается на последнее место, а оказывается на положении, так сказать, res non grata.
На сайте Тульского государственного педагогического университета им. Л. Н. Толстого можно прочитать, что он входит в число ста лучших вузов России. В 2003 г. там открыли аспирантуру по специальности «всеобщая история», и д. и. н. В. Г. Зубарев принялся за подготовку антиковедов для ТГПУ. Сам он занимается античной географией Северного Причерноморья, но смело взялся руководить квалификационными работами по самым различным темам. И вот в 2006 г. состоялась защита диссертации А. А. Клеймёнова на тему «Стратегия и тактика завоевательных войн периода поздней Римской республики (на примере Испании)». При самом беглом просмотре автореферата становится ясно, что автор не владеет материалом даже на уровне студента-первокурсника (если только речь не идёт о двоечниках). А. А. Клеймёнов определяет хронологические рамки работы: 197—133 гг. (здесь и далее — до н. э.), а в названии говорится о Поздней с.264 Республике. Между тем позднереспубликанский период (= эпоха гражданских войн) начинается там, где диссертант заканчивает — в 133 г. Очевидно, ему не приходилось читать о том, что в специальной литературе (а на Западе — и в учебных курсах) рассматриваемый им временной отрезок относится к эпохе т. н. Средней (Middle Republic, Mittlere Republik), или классической Республики. А вот как автор обосновывает новизну своего сочинения: она «заключается в том, что в ней, прежде всего, анализируются стратегия и тактика ведения войн, а не иные аспекты, связанные с римской агрессией в Испании»1 (с. 9). Т. е. как будто бы никто всерьёз этими вопросами до сих пор не занимался, хотя сам же А. А. Клеймёнов ссылается на первый том знаменитого труда А. Шультена «Нуманция», где реконструируется ход многих операций в Испании2. Либо автор не читал эту необходимую для любого специалиста по римским войнам в Испании работу, либо просто обманул учёный совет, имитируя актуальность проблемы. А монография Г. Симона «Войны Рима в Испании. 154—133 гг. до н. э.», являющаяся самым детальным на сегодняшний день исследованием операций указанного периода3, в автореферате даже не упомянута. Зато в изобилии представлены далеко не самые необходимые для этой темы «История военного искусства» Е. А. Разина, «Войны античности от Греко-персидских войн до падения Рима» Д. Вэрри, «Греция и Рим. Энциклопедия военной истории» П. Коннолли и др. (подавляющее большинство — на русском языке, чего и следовало ожидать). Попытки автора изобразить из себя военного историка способны лишь вызвать смех даже у не искушённых в этой теме читателей: «В диссертации проводится параллель между мероприятиями Сципиона Эмилиана по уменьшению обоза армии, переложению грузов с вьючных животных на плечи легионеров, введению обязательного личного продовольственного пайка, запрету на роскошь и соответствующими составляющими реформ Мария» (с. 21). Мы узнаём, что Манцин «повёл своё войско в беспорядочное отступление, обернувшееся катастрофой 137 г. до н. э.» (с. 20). Катастрофой оборачиваются и попытки А. А. Клеймёнова показать свои с.265 знания в области государственного права Рима: «Римским властям, как и во время военных кампаний 197—179 гг. до н. э., пришлось отступить от буквы закона и продлевать некоторым военачальникам полномочия на несколько сроков подряд» (с. 18). О том, что это было обычной практикой (причём отнюдь не вопреки букве закона) ещё во времена Второй Пунической войны4, диссертант, очевидно, и не слыхал.
Но такие «пустяки» не помешали А. А. Клеймёнову обрести искомую научную степень, а В. Г. Зубареву организовать в 2007 г. защиту нового соискателя — писателя-фантаста Д. В. Колосова (литературный псевдоним — Джон Коуль). Увлечение фантастикой сквозит уже в названии диссертации — «Военное дело греко-македонян в IV в. до н. э. (фаланга и универсальная армия)». Понятие «греко-македоняне» в науке отсутствует (как, например, и «украино-белорусы»), то же касается и «универсальной армии». Термин «античная армия» (автореферат, с. 3, 5) звучит и вовсе нелепо. В тексте трижды упоминается «Лизимах» (с. 16—17) — казалось бы, мелочь, но она бесспорно указывает на то, что автору этот весьма важный персонаж известен не из источников, а из дореволюционных работ (скорее всего, из перевода труда И. Дройзена). Ещё более впечатляет словосочетание «фалангиальная система» (с. 10). Подлинный апофеоз невежества — выделение среди нарративных источников категории «вотивных» (?!! — с. 7). Уже после этого рассмотрение сего опуса можно было бы и завершить, поскольку подобные ошибки непростительны даже для дипломника. Но, может, автор, будучи чрезвычайно неаккуратен в терминах, в остальном справился со своей задачей хотя бы на минимально приемлемом уровне? Отнюдь: диссертант явно не знаком с источниками, особенно с эпиграфическими, а также с историографией. Поэтому велеречивые и стилистически корявые рассуждения Д. В. Колосова о том, что его «диссертация является если не единственной, то редкой работой из разряда тех, что рассматривают военную историю Греции, Македонии и эллинистических государств в аспекте реформирования военного дела через призму социально-экономических условий, внешнеполитических задач и ментальности соответствующих обществ», лишены оснований — он просто не знает, сколько квалифицированных монографий и статей написано по затронутой им тематике. Зарубежная историография представлена с.266 лишь четырьмя англоязычными работами: Д. Хеда, Э. Снодграсса, Л. Уорли, У. Тарна5.
Оказывается, «кризис полиса поставил под сомнение гегемонию фаланги как военно-тактической, так и социальной организации, спровоцировал реформы, направленные на совершенствование военного дела и приведшие к появлению универсальной македонской армии» (с. 5). Совершенно очевидно, что кризис греческого полиса не мог «спровоцировать» «появление универсальной македонской армии» (курсив наш), однако диссертанту это и в голову не приходит. На с. 14 нам сообщают, что «безусловным численным превосходством» персы в ходе войны с Александром впервые располагали в битве при Гавгамелах (!), ошибочно датированной 332 г., а серпоносные колесницы и боевые слоны названы «новыми видами оружия» (!!). По мнению автора, «со смертью Александра началась борьба за власть среди его окружения, в ходе которой постепенно обозначились три партии: державная, сепаратистская, национальная» (с. 15). Если в первых двух случаях можно понять, о чём идёт речь, то в третьем это исключено a priori в силу самоочевидной абсурдности самого тезиса. Подобные примеры можно умножить.
И ещё. Автор как будто является писателем6. Тогда тем более удивляет откровенно безграмотный стиль его творения: «комбинированное взаимодействие» (с. 9), «диадохи отказались от преемственности идее новой армии» (с. 9), «раскрыть эпоху диадохов в аспекте противопоставления двух тенденций» (с. 9) «контрударный манёвр» (с. 17) и др.
Следующим питомцем В. Г. Зубарева, добившимся «искомой степени», стал О. В. Минаев, который защитил в 2008 г. диссертацию на тему «Фессалия в VIII—IV вв. до н. э.». И здесь качество работы с.267 вполне «на уровне» предыдущих творений. Автор не владеет даже азами знаний не только по этой, а просто по антиковедческой проблематике как таковой. Он, например, полагает, что Фессалия полностью окружена горами (автореферат, с. 3), забыв предварительно взглянуть на карту и увидеть, что на востоке Фессалия имеет выход к Пагасскому заливу. Используемый О. В. Минаевым термин «элладский» (с. 8) к периоду архаики и классики не применяется. «Corpus Inscriptum (sic!) Atticarum» и «Inscriptiones Graecae» отнесены к числу археологических (!) источников, не говоря уже о том, что название первого из них дано с пропуском нескольких букв (с. 13)7. (Вообще со знанием эпиграфики у О. В. Минаева дело обстоит из рук вон плохо8.) На с. 4 читаем: «Дельфийская амфиктиония, в которой Фессалия принимала непосредственное участие, и появление её организационного правопреемника — Фессалийского союза…» etc. Очевидно, что Фессалийский союз не мог стать правопреемником ни Фессалии, ни Дельфийской амфиктионии. Наконец, неоднократно встречающийся в диссертации тезис о «разложении общин и росте городов» в Фессалии (с. 15, 16, 18) свидетельствует о непонимании автором самых элементарных вещей: во-первых, община благополучно продолжала существовать в тех краях много столетий спустя после рассматриваемого периода, а во-вторых, О. В. Минаев явно не считает фессалийские города общинами, коль скоро отделяет одно от другого, что является очевидным абсурдом. Столь же нелепо его утверждение о том, что «называть фессалийские племена покорёнными в полном смысле этого слова, будет ошибкой, поскольку условие о неотчуждаемости пенестов от земли и признание за ними права на личное имущество подчёркивало их “нерабский” статус» (с. 14). Совершенно очевидно, что полное покорение отнюдь не предусматривает в обязательном порядке рабского статуса побеждённых.
Представления диссертанта об историографии вопроса носят самый поверхностный характер, почему он и считает тему малоизученной9. Ему неведома даже монография Ж. Дюка о фессалийских с.268 пенестах10, хотя она имеется в свободном доступе в Интернете и была отрецензирована в своё время Л. П. Маринович в ведущем российском антиковедческом журнале11. О последней обобщающей работе по истории античной Фессалии Б. Элли и говорить не приходится12. После всего этого сущей мелочью оказываются безграмотные огласовки иностранных фамилий — «Гринидже» вместо «Гринидж» (Greenidge), «Хеад» вместо «Хед» (Head) и «Стахлин» вместо «Штелин» (Stählin).
В 2009 г. В. Г. Зубарев и его ученики взяли тайм-аут, а в 2010 г. состоялась ещё одна защита — А. В. Шаталова, который, смело отринув мелкотемье, написал диссертацию «Политическая история Коринфа, Мегар и Сикиона в классический период». Она носит несколько более наукообразный вид, чем предшествующие, что, однако, не делает её соответствующей даже минимальным критериям. Сразу же бросаются в глаза не в меру длинные и маловразумительные рассуждения о географическом положении и экономике Коринфии, Мегариды и Сикионии, чья задача, судя по всему, — увеличить объём работы. Автор в меру понимания пересказывает историографию, заимствуя из неё ссылки, подчас самого общего характера (по типу «см. подробнее»), показывающие, что упомянутые в сносках работы, скорее всего, он знает лишь по названиям. Так, на с. 20 (прим. 55)13 упомянуто 17 работ, где идёт речь о результатах раскопок Американской школы, которые больше никак не используются. Естественно, историографию вопроса автор знает очень выборочно, зачастую ссылаясь на вторичные работы и проходя мимо первостепенных14. Для него характерны такие пассажи: «Подробный с.269 источниковедческий анализ труда Геродота можно почерпнуть из работ Роберта фон Пёльмана и В. П. Бузескула» (с. 12). Мы ничего не имеем против этих учёных, но с тех пор наука, стало быть, не продвинулась? Отнюдь; однако диссертант не знаком даже с книгами С. Я. Лурье и А. И. Доватура о Геродоте15 и статьёй И. Е. Сурикова об образе Коринфа в труде «отца истории», имеющей самое прямое отношение к его теме16. Что уж говорить о новейших зарубежных работах17. Характеризуя Фукидида, А. В. Шаталов ни словом не упоминает о классических работах У. Коннора и С. Хорнблауэра18, а заводя речь об Аристотеле, игнорирует (или не знает?) монографию А. И. Доватура19.
С первых же страниц видно, что автор разбирается в материале очень посредственно. Так, он относит рассматриваемые полисы к числу малых (! — с. 3). В своём экскурсе по истории Мегар 2-й пол. VI в. до н. э. А. В. Шаталов ссылается на что угодно, но только не на главный и самый ранний источник — Феогнида (с. 54—56). Едва ли нужно доказывать, что это отнюдь не мелкая недоработка. Автор прямо признаёт, что переводил не с древнегреческого, а с английского, что выдаёт и перевод, стиль которого тоже, кстати, оставляет желать много лучшего: «“Незнакомец20, мы когда-то жили в хорошо с.270 увлажнённом21 городе Коринфе; но теперь мы лежим на острове Аякса Саламине. Защищая святую Грецию22, здесь мы захватили финикийские суда, персов и жителей Мидии” (пер. с древнегреч. и англ. мой — Шаталов А. В.)» (с. 83). Правда, потом автор спохватился и больше таких признаний не сделал. То, что он смотрит на древние языки через призму английского, выдаёт и его ссылка на «Quaestiones Graecae» Плутарха как на «Quest. Gr.» (с. 55, 60, 73). Ещё один пример такого рода — «Tzetzer, sch. on Lykophron, 522» (с. 39). Впрочем, незнание древних языков характерно для всех диссертантов, чьи работы мы здесь рассматриваем.
И ещё несколько слов об упомянутой надписи. Как уже говорилось, А. В. Шаталов не ознакомился со статьёй И. Е. Сурикова об образе Коринфа у Геродота, а ведь в ней сделан прекрасный перевод этого памятника с греческого, а не с английского, и притом с соблюдением стихотворного размера, тогда как диссертант, похоже, вообще не в курсе, что имеет дело с элегическим дистихом23.
Стремясь показать способность к критическим суждениям и самостоятельным выводам, А. В. Шаталов достигает подчас обратного результата. Характеризуя историографию XIX — первой трети ХХ вв., он пеняет непутёвым предшественникам: «Помимо присущего всем [этим] авторам не достаточно критичного отношения к источникам, крайне слабо используется археологический и эпиграфический материал» (с. 7). Трудно более наглядно продемонстрировать свою некомпетентность — основной массив этих материалов стал доступен учёным в результате послевоенных раскопок и потому в предшествующие десятилетия использоваться никак не мог.
Другой пример: «В современной, особенно западной историографии, весьма распространённым является гиперкритицизм в методике анализа нарративных источников. Зачастую это приводит к объявлению целого ряда документальных свидетельств продуктом с.271 сознательной фальсификации греками своего прошлого. Мы не согласны с подобным подходом в современной историографии» (с. 24—25). Кто же эти гиперкритики и о каких свидетельствах речь, диссертант не указал. Возможно, он что-то слышал о спорах вокруг Трезенской надписи и теперь поделился впечатлениями о них в меру мнемонических способностей. Кроме того, А. В. Шаталов с лёгкостью необычайной смешал источники нарративные и документальные, т. е. в нашем случае эпиграфические — est modus in rebus!
Думается, сказанного достаточно — перед нами низкопробные поделки, авторы которых в состоянии лишь чисто внешне подражать самым элементарным исследовательским приёмам. В подобных случаях обычно ссылаются на трудности для научной работы в условиях провинции, но Интернет обеспечивает доступ к такому массиву источников и литературы, о котором 15—20 лет назад можно было только мечтать. Дело отнюдь не в этом — мы видели, что диссертанты не балуют вниманием и куда более доступные отечественные работы. То же можно сказать и об общении с коллегами из других городов, которые могли бы помочь и советом, и литературой, к тому же Тула находится отнюдь не в тысячах километров от крупных научных центров. Примечательно, что О. В. Минаев защищался в Иваново, а А. В. Шаталов — в Ставрополе, которые куда дальше от Тулы, чем Москва. Так что «объективные трудности» тут ни при чём. Предвидим и другое возражение: стоит ли беспокоиться, ведь защитой дело и ограничивается. Но ведь эти люди как будто занимаются преподаванием. И что с таким уровнем знаний могут они дать студентам? Зато при случае учёная степень оказывается удобным трамплином для карьерного роста, и вчерашний неуч-кандидат становится доктором, а то и ректором, и окружает свою персону себе подобными («научная школа»). Если же кто-то из защитившихся уходит в бизнес24, то тогда зачем им защищаться вообще? При этом отрицательные отзывы со стороны воспринимаются как проявление снобизма, склочности, зависти, личной вражды etc. На голосование при защитах они не влияют, если только диссертант не пойман на крупномасштабном плагиате, как это было со скандально известным «египтологом» В. В. Солкиным. Удивляться не приходится — советы заинтересованы в защитах и банкетах.
с.272 Возможен и ещё один недоумённый вопрос: почему взят именно этот случай? Мало ли других подобных примеров? Нет спору, слабых диссертаций защищается множество, и по античности в том числе. Но чтобы за пять лет четыре работы столь низкого уровня — это бесспорный рекорд.
Конечно, время сейчас трудное, государство всеми силами душит среднее и высшее образование, особенно гуманитарное, поскольку оно не только не даёт ему немедленной и большой прибыли, но и остаётся источником «крамолы». И те, кто попустительствует подобным защитам, вольно или невольно выступают пособниками этой политики. Здесь мы подходим ещё к одной важной теме: такие защиты невозможны без поддержки извне. Увы, многие доктора и кандидаты (в том числе и люди вполне достойные), а также кафедры помогли названным диссертантам обрести совершенно не заслуженную ими степень. Но особенно бросается в глаза активность заведующего кафедрой всеобщей истории Белгородского университета Н. Н. Болгова, который был оппонентом у А. А. Клеймёнова и О. В. Минаева, а на защите А. В. Шаталова его кафедра выступала в качестве ведущей организации. Но дело не только в этом, а в обмене услугами, которые и В. Г. Зубарев оказывал аспирантам Н. Н. Болгова при защите25 — практика обычная, но в таких случаях дурно пахнущая. Как говорится, do ut des…
Есть ли какой-нибудь выход? Разумеется. Для этого лучше, видимо, не ужесточать формальные критерии вроде числа «ваковских» публикаций, а более тщательно рассматривать письма специалистов, указывающих на недостатки той или иной диссертации. Думается, делу не повредит, если обсуждение будет проводиться гласно, в условиях свободного доступа всех желающих, а его материалы — размещаться на сайте ВАКа. Хотя, конечно, главное (и здесь дело обстоит намного сложнее) — коренные перемены государственной политики в области образования. Ожидать их пока не приходится (разве что в худшую сторону), но это не означает, что учёная степень должна присваиваться автору любого наукообразного текста, который напишет на нём «диссертация» и выполнит формальные условия, предъявляемые к соискателям. Sperabimus meliora…