Боспор и Кипр: опыт сопоставления двух тиранических режимов
с.12 Фрагментарное и весьма поверхностное отражение истории античных государств Северного Причерноморья в письменной традиции вынуждает современных исследователей чаще, чем при анализе исторического процесса в иных регионах, прибегать к методу аналогий, к поиску схожих явлений, ситуаций, закономерностей, действующих примерно в одно и то же время в разных областях обширного мира античной цивилизации. Весьма полезным оказалось, например, сопоставление различных тиранических режимов, возродившихся почти повсеместно в Элладе в конце классической эпохи. Оно позволило
Уже давно исследователи обратили внимание на схожесть авторитарных режимов Сицилии и Боспора.
с.13 Начнем с того, что уже сами древние чувствовали необычность, своеобразие этнической ситуации и культурного развития на Кипре и Боспоре. Отсюда и два в чем-то схожих определения: «кипрский характер» по отношению к синкретической и очень своеобразной культуре острова и психологическому складу его обитателей, «боспоряне» по поводу разных по этнической принадлежности жителей Боспорского государства4. И в том, и в другом случае подчеркивается не совсем эллинский облик и духовный мир населения двух регионов, влияние на некогда поселившихся там греков других этносов и культур. Для Кипра — это мощные импульсы, шедшие с Востока, для Боспора — из варварского окружения.
Природно-географическая среда играла первенствующую роль в экономической ориентации жителей Кипра и Боспора. Выдающейся можно признать роль сельского хозяйства, особенно земледелия; на основе собственной сырьевой базы интенсивно развивались ремесла; изначально очень важными были коммерческие связи с Грецией, но также странами Востока — для киприотов, местными племенами — для боспорцев. Посредническая торговля являлась важной частью экономической жизни.
В поисках новой родины эллины пришли на Кипр много раньше, чем в Северное Причерноморье, еще в середине — второй половине II тыс. до н. э. В то время они могли принести с собой только традиции микенской эпохи. Это сказалось на характере общественных отношений, сложившихся на острове после их прибытия и оседания. Наследственная царская власть стала господствующей формой политического устройства кипрских городов-государств. Рождалось общество, в хозяйственной, общественной и культурной жизни которого сплетались традиции старого, этеокипрского населения, пришлых ахейцев, а позже, с середины
В Северное Причерноморье греки прибыли для поселения тогда, когда традиции микенского времени давно ушли в прошлое и господствующими стали иные представления об устройстве общества.
Здесь, на берегах Северного Понта, они, однако, не были одинокими, а столкнулись с местными обитателями края, с ними следовало наладить отношения и постараться жить мирно. Важно, что аборигены обитали не только по соседству с греческими полисами, часть их осела в городах и на территории городской хоры. Их обычаи и традиции не могли не повлиять на культуру переселенцев.
Несмотря на то, что различными были эпохи и отдаленными регионы, на Кипре и в Северном Причерноморье греки встретились с близкими проблемами: с.14 они должны были обживать новые места с учетом интересов соседей, а взаимоотношения с последними складывались по-разному, и мирно, и враждебно.
Тирания как форма правления, родившаяся повсеместно в Греции на этапе становления государства-полиса, взявшая на себя роль буфера в сложной внутриполисной борьбе, просуществовавшая около 150 лет и на время сошедшая с исторической арены к концу
Сначала об обстоятельствах и времени возникновения власти Эвагора и Археанактидов-Спартокидов.
Города-государства во главе с наследственными монархами на протяжении веков составляли основу общественной и политической организации на древнем Кипре5. Развитие института царской власти шло в сторону ее укрепления. Уже в VII—
Полуавтономное положение острова, однако, сохранялось недолго. Введенная Дарием I устойчивая административная система была направлена на значительное укрепление власти центра. Кипр вошел в состав пятой сатрапии, включавшей, помимо него, Финикию и Сирию и платившей ежегодную дань в 350 талантов (Hdt. III. 19, 91; Aesch. Pers. 890 f.). Начался период многолетней борьбы его жителей за независимость.
Обстановку на острове накануне захвата саламинского престола Эвагором вполне можно квалифицировать как кризисную. Экономический упадок, с.15 вызванный поборами с киприотов в пользу персидской казны и политическим блокированием внешней и посреднической торговли, жизненно необходимой для большинства городов и их жителей, дополнился политическими эксцессами: искусственно разжигалась рознь между греками и финикийцами, росла ненависть населения к персидскому царю и его ставленникам на острове, при дворах процветали интриги, заговоры, не прощался, если не сказать — преследовался, греческий дух, столь близкий большинству населения. Обстановка была накалена до предела. Но ослабевшие царства не в силах тогда были выступить против все еще могущественной Персии, да и кто мог возглавить эту борьбу? Везде сидели верные Ахеменидам люди, а наиболее значительный среди царств Саламин пребывал в плачевном состоянии, и его трон оказался игрушкой в руках авантюристов.
В сложившихся условиях надеяться можно было разве что на чудо. И оно свершилось. Сама жизнь выдвинула на вершину политической жизни нового героя. Им стал Эвагор, взошедший на престол Саламина в 411 году и возглавивший новый виток политической борьбы киприотов против иноземного господства.
Обратимся к Боспору. Источники, характеризующие ситуацию, возникшую накануне прихода к власти династии Археанактидов, а после — Спартокидов, малочисленны и, в лучшем случае, могут порождать предположения, но не ставить исследователей на твердую почву фактов. Наверняка ясно лишь то, что около 480 года расположенные там города объединились, и объединение это возглавили представители рода Археанактидов (Diod. XII. 31. 1; 36. 1). Бесконечные споры вызывает вопрос о причинах, заставивших греков отказаться от традиции и пойти на создание крупного по эллинским масштабам государства, да еще на основе не республиканской, а монархической. Нельзя не согласиться с мнением, ныне, кажется, преобладающим, что симмахия выросла из угрозы со стороны воинственных скифов, проявивших именно в это время особую активность и недоброжелательность по отношению к недавно возникшим греческим городам. К этому же побуждала угроза стенохории7. Общая опасность, поставившая на повестку дня вопрос о выживании, заставила эллинов объединить свои силы, а облегчило этот процесс многое другое: единство происхождения (ионийцы, в основном, милетцы), потребность торговать друг с другом и соседними племенами, необходимость вырабатывать идентичные принципы политики по отношению к ним, распространение пантикапейской монеты в других городах и иные факторы. Приходилось действовать по обстановке, ведь компактный мир греков остался далеко на юго-западе, за двумя морями, и не мог оказать какой-либо помощи. В этих необычных условиях пришлось поступиться традициями и обратиться к поискам таких политических форм, которые оказались бы более подходящими, смогли бы гарантировать некоторую безопасность и уверенность в завтрашнем дне. Объединить разрозненные силы — это и есть единственно с.16 возможный и правильный путь. Естественно и то, что роль инициатора такого объединения взял на себя наиболее значительный из полисов, каковым был, разумеется, Пантикапей. Но в самом Пантикапее имелись власти, и именно они выступили претендентами на роль организатора и главы нового политического образования. В таких условиях было не до демократии, не до долгих обсуждений: с одной стороны, подталкивала к быстрому решению дела объединения скифская угроза, с другой стороны, пока союзники не вникли во все тонкости дела, нужно было поскорее создать сильный центр и взять власть в союзе в свои руки; не исключено, что у знатного аристократического рода Археанактидов были соперники в самом Пантикапее. Приходилось торопиться, предпринимать решительные шаги. Но какой должна быть власть этого предполагаемого центра? История тут как тут, она преподносит хорошо знакомый, еще не стертый в памяти вариант: единоличное правление! Это как раз то, что решит все сомнения, замирит недовольных и сконцентрирует военные силы полисов. Но для греков единоличная власть, да еще приобретенная незаконным путем (то есть, не по наследству, а по собственной инициативе и с опорой на кучку единомышленников), есть власть тираническая. Таким путем и мог пойти глава милетского рода Археанактидов в экстремальной ситуации. Такой же путь, не мудрствуя лукаво, выбрал через 42 года Спарток.
Хочется отметить, что во всех случаях — и на Кипре, и на Боспоре, и в Сицилии — сильная власть, режим, который можно квалифицировать как тиранический, был вызван исключительными обстоятельствами, в которых роль внешнего фактора была, пожалуй, более важной, чем внутренние перипетии.
Теперь о хронологии. Собственно, даты прихода к власти новых правителей известны: 411 г. для Эвагора и около 480 г. для Археанактидов (предположение о более раннем объединении боспорских городов в нашем случае не играет существенной роли). Тирания Эвагора по времени и по условиям возникновения без натяжек может быть отнесена к младшей, или поздней, тирании, как принято называть это явление, порожденное в Элладе тяжелым кризисом, начало которому было положено Пелопоннесской войной. Уходил в прошлое мир греческих полисов, каким он сложился в особых условиях послемикенского времени, изживала себя система мелких кипрских царств с ее многочисленными пережитками, возникшая с приходом эллинских переселенцев во II тыс. до н. э.
На Боспоре рассматриваемые события произошли несколько раньше. В первые десятилетия
Но едва ли есть смысл непременно все разложить по полочкам и отказаться от идеи многообразия форм человеческого общежития. Тирания в Боспорской с.17 симмахии возникла потому, что в глазах ее создателей это была наиболее удобная и уже испытанная в Элладе форма правления. Впрочем, нельзя исключать и того, что тирания на Боспоре могла выполнять ту же роль, что и собственно в Греции архаического времени, а именно: способствовать, при всех ее недостатках, становлению государства. Однако в Греции она, вопреки желанию самих тиранов, не стала «правильной» монархией, а была успешно ликвидирована и заменена республикой, а на далекой окраине античного мира, где греки находились в окружении чужеродного населения, ей суждена была долгая жизнь. Археанактидов сменили Спартокиды (около 438/7 г.), при которых тирания превратилась в законную власть, передававшуюся по наследству. Спартокидов мы можем, конечно, поставить в ряд тиранов, пришедших к власти в своих полисах на волне смут и беззакония, порожденных условиями Греции в конце и после Пелопоннесской войны. Но обстоятельства их появления на боспорском престоле совершенно неясны, а значит, мы не уйдем дальше предположений, например, что смена династий произошла в условиях какого-то упадка, анархии, беспорядков. Инакомыслящие, в том числе, вероятно, представители старой династии, оказались изгнанниками, и часть их укрылась в независимой Феодосии (Isocr. XVII. 5; Anon. Peripl. 77). Сыграла роль и не потерявшая актуальности варварская угроза. Нужна была более военизированная, централизованная власть, менее связанная с полисными традициями.
Однако нам ничего не известно о кризисе. Спартокиды же сделали все для того, чтобы их государство стало большим, богатым, сильным. По времени установление власти Спартока не совсем совпадает с возрождением тиранических режимов в Греции, оно произошло немного раньше. Не оттого ли, что союз боспорских городов уже возглавляли тираны? Спарток пошел по проторенному пути, открыв, сам того не подозревая, эпоху младшей (поздней) тирании в истории греческого мира.
Продолжая сопоставление, вернемся к Эвагору. Исократ (IX. 12—
Неудивителен и тот факт, что Эвагор, будучи еще совсем молодым (годы жизни — около 435—
Дальше события, как их представили Исократ, Диодор и другие авторы, разворачивались следующим образом. Эвагор собирает небольшой отряд (по Исократу, всего 50 человек; намек на вербовку афинских наемников есть у Аристофана в его «Фесмофориазусах»: 446—
Роль саламинского тирана была немаловажной и в начавшейся между Спартой и Персией войне. Тогда Артаксеркс II, видимо, и подозревать не мог, что послушный и исполнительный Эвагор не ограничится саламинским престолом. Воспользовавшись временной занятостью персидского царя и почувствовав себя достаточно сильным и богатым, Эвагор со старшим сыном Пнитагором начал объединение кипрских царств под главенством Саламина (около 390 г.). Соединение экономических и военных ресурсов острова было необходимо, так как в существовании мелких разрозненных государств крылся постоянный источник слабости киприотов, неспособности защитить себя от посягательств извне. Но задача сия оказалась не из легких: с одними правителями Эвагор нашел общий язык и сумел уговорить их, владения других пришлось завоевывать силой. Жители Китиона, Соли и Аматуса, в основном финикийцы, отказались подчиняться и запросили помощи у персидского царя. Последний не замедлил с подготовкой к войне, потратив на то много времени и средств; Эвагор тут же заключил военный союз с Афинами и Египтом (389 г.) и получил от них, а также из Карии и Аравии, существенную поддержку. В качестве демонстрации своих целей он начал выпускать золотые монеты со своим именем и греческими символами10. Так началась десятилетняя Кипрская война 390—
Обращаясь к Боспору, сразу отметим, что о приходе к власти Археанактидов-Спартокидов мы практически ничего не знаем. На этот счет есть разные предположения, одно из них (
Без такой поддержки недовольных персидским и финикийским засильем он не смог бы собрать военные силы и вести успешную на первых порах борьбу с великим царем. Ближайшими помощниками тирана уже в начале его пути могли быть родственники (о потомках Эвагора Исократ говорил: «одного величают царем, других — владыками, третьих — владычицами» — IX. 72. Аристотель по поводу административного устройства на Кипре замечал: «сыновья и братья царя называются владыками, сестры и жены — владычицами» — Фр. 483). Одни считают, что опору Археанактидов могли составить богатые и знатные аристократические роды, другие предполагают, что ею были демократические слои, а также войско. Если принять гипотезу о фракийском происхождении Спартока, то придется согласиться с тем, что у Археанактидов имелось какое-то количество воинов-наемников. В последующие времена именно в таком качестве фракийцы в основном и пребывали на Боспоре.
Итак, Эвагор захватывает трон в Саламине, завоевывает кипрские царства, действуя в одних случаях силой, в других — дипломатическим путем12. Археанактиды делают то же самое по отношению к Пантикапею и полисам Керченского пролива. В дальнейшем Эвагор ведет войну с Персией, а ставшие преемниками Археанактидов и расширившие свои владения за счет Нимфея и Феодосии Спартокиды — с местными племенами.
Очень важен вопрос о наемниках, когда речь идет о тирании. Мы уже говорили, что небольшое число наемников могло быть в отряде Эвагора, штурмовавшем Саламинский дворец, а также на службе у Археанактидов. В 388/7 г. афинский командующий Хабрий прибыл на Кипр с отрядом в 800 пельтастов и десятью кораблями; он помог Эвагору завоевать царства, не желавшие признавать верховенство Саламина (Xen. Hell. V. 1. 10; Demosth. XX. 76; Corn. Nep. XII. 2). Особенно важным стал захват Китиона, на трон которого посадили уже известного нам по речи Исократа, а также по монетам Демоника13. В районе Фамагусты, около деревни Лизи, найден известняковый надгробный рельеф гоплита в панцире, шлеме, с мечом, копьем и щитом (конец V — начало
В книге
В распоряжении Эвагора имелись, таким образом, следующие силы. Как указано выше, 800 пельтастов и десять триер во главе с Хабрием были присланы из Афин (Xen. Hell. V. 1. 10), плюс к этому 50 кораблей от египетского фараона Акориса (Diod. XV. 2. 4, 3. 4), а также свои собственные 150 кораблей флота и шеститысячное войско, не считая союзного. По Исократу же, в его распоряжении было 3000 пельтастов (IV. 141). В свою очередь, Артаксеркс собрал для войны на Кипре 300 тыс. пехоты и более 300 кораблей (Diod. XV. 2. 1) и истратил не менее 15 тыс. талантов (Isocr. IX. 60).
И еще один важный для нас момент: верным помощником Эвагора стал сын Пнитагор. Он был не только его правой рукой в военных делах, но своего рода соправителем. На время своей дипломатической поездки в Египет отец оставил сына «для защиты города» (то есть Саламина) и «правления на Кипре» (Diod. XV. 4. 3; Isocr. IX. 62).
На Боспоре периода правления Спартокидов хорошо известны и наемные, и союзные войска. В качестве наемников выступали греки и фракийцы (по Диодору, в войске Эвмела было две тысячи греческих наемников и столько же фракийских — XX. 22; см. также: КБН. № 37, 108); с конца III — II вв. все большую роль стали играть скифские воины-союзники, а также синды и меоты, заменившие прежних наемников, дорого обходившихся казне16. Не исключено, что своих воинов Спартокиды расселяли ближе к границам государства; на восточных рубежах охранительные функции выполняли синды и меоты, на западных — фракийцы и скифы.
Система соправительства (участие в управлении государством двух старших сыновей наряду с отцом, а после его смерти их совместное правление до смерти одного из братьев), действовавшая при ранних Спартокидах, а быть может, и поздних тоже, хорошо зафиксирована в источниках и давно обратила с.22 на себя внимание ученых17. Когда у власти стояли два брата, старший считался верховным правителем, именно он был носителем царского титула. Такая практика была вполне в духе греческих тираний. И Эвагор начал объединение острова совместно со старшим сыном Пнитагором (младший тогда еще не достиг зрелого возраста), видя в нем соправителя, способного заменить на троне отца во время его отлучки. Пнитагор погиб вместе с Эвагором от рук заговорщиков через 16 лет после начала Кипрской войны, престол унаследовал возмужавший к тому времени Никокл.
Кипр при Эвагоре и Никокле, Боспор при Археанактидах (но особенно при Спартокидах) сильно тяготели к Греции, несмотря на то, что жизнь постоянно сталкивала их с необходимостью решать проблему взаимоотношений с ближайшими соседями. Разумеется, они и торговали, и поддерживали дипломатические отношения с разными государствами эллинского мира, но Афины при этом играли выдающуюся роль.
Поклонник всего греческого, Эвагор пригласил в Саламин ученых, артистов и музыкантов из Эллады, ввел греческий (ионийский) алфавит18 и эллинское образование для знатной молодежи (Isocr. IX. 47—
Киприоты не были редкими гостями в Афинах, они ездили туда по коммерческим делам (и организовали там свои торговые общества), с дипломатическими миссиями, для учебы, бракосочетания. Одна из надписей упоминает земельный участок киприотов в Аттике (IG. I2. № 2776)21. Следовательно, не только афиняне могли приобретать недвижимость на территории дружественного острова, но и жители острова иногда пользовались такими же правами в Афинах. В моду вошли греческие изделия и вкусы. На Кипре работали мастера из Эллады, а местные скульпторы, гончары, ювелиры с.23 подражали греческим образцам или, вдохновленные ими, шли своим, но уже новым путем22 (особенно хочется отметить великолепной работы мраморную голову, кажется, Афродиты, исполненную в манере раннего Праксителя греческим скульптором, вполне возможно, работавшим при дворе Эвагора23. Естественно, это один из многих примеров). Киприоты были участниками афинских праздников и спортивных соревнований, кстати, могли там встречаться с боспорцами. Победители привозили на родину панафинейские амфоры, фрагменты которых встречаются при раскопках и на Кипре, и на Боспоре.
Таким образом, при Эвагоре был заложен прочный фундамент деловых и культурных связей жителей острова с Элладой, в особенности с Афинами. В дальнейшем, при Птолемеях и римлянах они развивались и укреплялись.
Сходную ситуацию мы обнаруживаем на Боспоре. В
Афиняне ценили также и кипрский хлеб. Грузы, поступавшие к ним от Эвагора в годы Пелопоннесской войны, были очень кстати, ибо Афины очень нуждались в хлебе в условиях, когда спартанцы предприняли атаку на черноморские с.24 проливы, решив отвоевать их у противника (411 г.)26. Кипрская пшеница на сей раз заменила боспорскую, провоз которой был временно приостановлен. А вот в
И позднее киприоты и боспорцы протягивали руку помощи афинянам в тяжелые для них времена. Так было, например, в 330—
Только что упомянутый Гераклид ездил в Понт и, кажется, закупал зерно для Аттики на Боспоре (источники нередко под Понтом подразумевали именно Боспор). В приписываемой Демосфену речи «Против Лакрита» упоминается некий Антипатр из кипрского Китиона, ссужавший купцам в Афинах деньги для торговых поездок в Понт (АСПИ. № 427). Надпись на надгробной стеле
На Боспоре, как и на Кипре, было много афинян, приезжавших (порой подолгу живших там) по делам торговли, производства, дипломатии. В ремесленных мастерских боспорских городов трудились аттические ремесленники, выполняя заказы местных жителей — горожан и сельчан. Обычными были поездки боспорцев в Аттику, их привлекала не только деловая жизнь Афин, но и возможность побыть в центре политической и культурной жизни Греции, получить хорошее и модное по тем временам образование.
Некоторые афиняне и боспорцы были связаны родственными узами. В научной литературе неоднократно обсуждалась судьба Гилона, на многие годы связавшего свою жизнь с Нимфеем и вообще с Боспором; не забыли и его знаменитого внука Демосфена, ратовавшего за дружественные отношения и деловые связи со Спартокидами и имевшего на Боспоре родственников (Aeschin. III. 171—
Киприоты и боспорцы черпали из сокровищницы греческого образа жизни очень многое, укрепляя тем самым эллинские основы своего бытия. Это было важно и для Кипра, где традиции микенских и архаических времен задержались дольше, чем в других местах, а восточное давление было значительным, и для Боспора, географическая отдаленность которого и варварское окружение также тормозили процесс восприятия новых веяний из Эллады. Создается впечатление, что Афины в конце V — IV вв. смотрели на Кипр и Боспор как на своих партнеров одного порядка.
Мы попытались привести разные доводы в пользу того, что и на Кипре, и на Боспоре существовали авторитарные режимы в форме тирании, и увидели, что способ установления и характер власти Эвагора и Археанактидов-Спартокидов близки, а часто даже идентичны тому опыту тиранических движений, который преподносят нам многие районы греческого мира. Остался неоговоренным вопрос: а как сами древние смотрели на правителей Кипра и Боспора?
В отношении Боспора анализ терминов, употреблявшихся в древности для обозначения сущности власти его правителей, успешно проведен, он показал, что термины эти различны (тираны, династы, цари, архонты), употребление их в том или ином случае зависело от конкретных обстоятельств, но среди них выделяется один — «тиран», он звучит чаще, чем другие, и отражает современную с.26 Спартокидам традицию30. Кроме того, отмечено совпадение этих терминов с теми, которыми именовали сицилийского тирана Дионисия.
Что же мы видим на Кипре? Эвагора никогда не величают архонтом, и это понятно, ведь для Кипра обычным был термин «царь» (басилей), им традиционно нарекали античные авторы (как, впрочем, и многочисленные надписи и монетные легенды) правителей острова до и после Эвагора. Интересно, однако, что всех их называют также и тиранами. Еще Геродот употреблял по отношению к главам кипрских царств оба термина (V. 104, 109—
Исократ в Кипрских речах употребляет оба термина, желая, по мнению
Исократ все время сопоставляет эти два режима — тиранию и монархию, показывает недостатки первого и положительные качества второго. Почему же именно в речах, посвященных Эвагору и Никоклу, он употребляет такой прием? Едва ли он стал бы это делать в том случае, если бы Эвагор получил власть по наследству, имел на то право по закону. Исократ прекрасно знал, что кипрский правитель был тираном, и даже не стал называть имя его отца. Но это знали и все остальные греки, потому и не было смысла скрывать этот факт. Отсюда такие откровенные высказывания, как, например: «решил добиваться тирании», «добиться успеха и стать тираном» — по отношению к Эвагору (IX. 27, 28, 32); «хотя на протяжении веков было столько тиранов, не найти ни одного, кто достиг бы этого положения более достойным путем, чем Эвагор» (IX. 34); «ты не один из многих, а тиран над многими» — по отношению к Никоклу (II. 50); или: «оценка человеческой натуры и поведения более последовательно проводится при тираническом правлении» (III. 16) и
с.27 Терминология Диодора, важнейшего из наших источников, удивительно однообразна: он употребляет по отношению ко всем кипрским царям, включая Эвагора и его преемников, лишь один термин — «царь» (басилей) и производные от него («царствовать» и пр.) (XIV. 39. 1; XV. 8. 1, 2, 9. 2; XVI. 40. 5, 42. 4, 6, 7, 9, 46. 1, 3; XIX. 57. 4, 59. 1, 79. 4; XX. 21. 1—
Эти рассуждения можно распространить и на наш случай с Кипром. Однако главная причина такого постоянства автора, кажется, все же кроется в его традиционном использовании термина «царь» для любого единоличного правления. В этом смысле и Страбон говорит о царях Кипра (XIV. 5. 2). В то же время он упоминает тиранов в кипрских городах (XIV. 6. 6) и здесь зависит от источника (на примере Геродота мы убедились в сочетаемости этих двух понятий и в том, что древние использовали оба термина при определении характера правления на острове). Следует учесть еще один немаловажный момент: Эвагор приобрел власть тираническим путем, но всячески стремился к тому, чтобы его признали именно царем, а не тираном, поэтому возводил свою родословную к Тевкру и правил в духе традиций царской власти, сложившихся на Кипре, не стремился изменить существа издавна установившихся порядков (вспомним, что ближайшие родственники Эвагора именовались, как ранее было принято, владыками и владычицами, что Эвагор раздавал земли приезжим и передал сыну по наследству свое хозяйство, был судьей и жрецом — все это обычно для кипрских царей и уходит корнями в далекое прошлое)33. Ему удалось добиться своего — он был признан царем персидскими правителями, а мирный договор, завершивший Кипрскую войну, предусматривал такие взаимоотношения с Артаксерксом, при которых Эвагору было предписано «как царю повеления царя слушать» (Diod. XV. 9. 2). Итак, незаконным путем приобретший трон, проводивший антиперсидскую политику и проигравший войну с персами Эвагор перед всем миром был объявлен царем. Его наследники считались законными правителями и ничем не отличались от глав других кипрских царств. Вполне естественно, что древние авторы называли его и потомков и тиранами, и царями. В надписях и монетных легендах кипрские цари, включая Эвагора, всегда величаются басилеями34.
Просуществовавшая три десятка лет держава Эвагора была своеобразным прототипом будущих эллинистических государств, первой пробой, продемонстрировавшей экономические и политические преимущества единого целого над системой мелких разрозненных царств. В то время это было исторически с.28 обусловлено. В Элладе объединительные тенденции вылились в организацию союзов полисов, на Кипре, где процветала монархическая форма правления, — в создание централизованного государства в масштабах всего острова. Роль объединителя в необычайно тяжелых условиях приняла на себя тирания. Тот же путь, хотя и несколько раньше, выбрала для себя в не менее сложных условиях правящая элита Боспора.
Авторитарные режимы хорошо показывают себя в экстремальных ситуациях, в частности, в условиях военного времени, экономических и политических кризисов, восстаний, революций потому, что они позволяют быстро отреагировать на происходящее, принять срочные решения, оперативно сосредоточить силы и средства на нужных направлениях, соблюсти тайну при проведении тех или иных мероприятий, им легче подавить оппозицию. Но такие режимы недолговечны, люди не могут жить в постоянном страхе и по общей команде, постепенно теряя свою индивидуальность, способность к самостоятельному мышлению и поступкам. Тирания, как разновидность тоталитарных режимов, также недолговечна. Она вводилась на ограниченный срок ради решения конкретных задач. После отпадения необходимости в ней она либо уходила с исторической сцены, уступая место более демократическим системам управления, либо эволюционировала, например, в сторону «правильной» монархии. Так было, как правило, тогда, когда условия, вызвавшие к жизни тиранию, сохранялись долго (в первую очередь, внешнеполитические, то есть независимые от тирана и его деятельности); тиран передавал по наследству не только свою власть, но и свои функции, связанные с решением особенно сложных задач.
Периферия античного мира оказалась наиболее подверженной внешней угрозе; здесь условия, вызвавшие к жизни тиранию, сохранялись особенно долго. Именно поэтому на Кипре и Боспоре тиранические режимы «задержались», превратившись в обычные монархии. На Кипре это облегчалось уже имевшимся многовековым опытом жизни в условиях монархии, на Боспоре диктовалось необходимостью сохранять единство разнородных частей государства — греческих полисов и варварских племен. Разница в том, что Спартокиды удерживали бразды правления в течение почти трех с половиной веков, единое же Кипрское государство распалось уже при Эвагоре. Маленький Кипр не смог противостоять такой громаде, какой была Персидская держава.
Как известно, Боспорское государство в трудах
Объединительные тенденции, действовавшие повсюду в греческом мире, на периферии имели больше простора, чем в центральных областях Эллады. Их действие привело к возникновению своеобразных «держав» на Боспоре, Кипре, в Сицилии и других местах. В некотором роде они предвосхитили будущее, указав путь к процветанию, а именно: объединение сырьевых, водных, транспортных ресурсов и создание единого экономического целого, собирание разрозненных земель и организация сильного центра, милитаризация, необходимая для обороны и нападения, смелый выход на международную арену, культурный плюрализм. «Просвещенным деспотизмом» назвал правление Эвагора Э. Гьерстэд, он видел в саламинском правителе тирана, поставившего своей целью экономическое, политическое и культурное возрождение своего родного города и своего острова, считал, что его деятельность подготовила почву для появления ростков эллинизма в недалеком будущем37.
С этим нельзя не согласиться, как и с желанием
Напрашивается вывод: роль тиранических режимов была гораздо большей, чем это может показаться на первый взгляд; особые условия, в которых оказались окраинные районы эллинского мира, породили центростремительное движение, которое привело к объединению обширных территорий и этнически разнородного населения, созданию сильного и жизнеспособного целого, которое было в состоянии, с одной стороны, противостоять врагу, с другой — протянуть руку дружбы и помощи такой далекой и близкой Элладе. На примере Кипра и Боспора мы видим, что эти режимы справились со своими задачами, заложили фундамент для будущего развития общества и просуществовали ровно столько, сколько потребовала от них история.
ПРИМЕЧАНИЯ