Синицын А. А.

Место Tuche в трагедии Софокла «Царь Эдип» (к проблеме соотношения судьбы-случая и воли героя в греческой драме)

Текст приводится по изданию: «Античный мир и археология». Вып. 10. Саратов, 1999. С. 35—46.

с.35 В сло­ва­ре Софок­ла насчи­ты­ва­ет­ся око­ло десят­ка раз­лич­ных тер­ми­нов, кото­ры­ми антич­ные гре­ки выра­жа­ли поня­тие судь­бы1. Одной из опре­де­ля­ю­щих сто­рон этой фило­соф­ско-эсте­ти­че­ской кате­го­рии в миро­воз­зре­нии Софок­ла явля­ет­ся поня­тие τύ­χη2. В раз­лич­ных фор­мах это сло­во встре­ча­ет­ся в сохра­нив­ших­ся текстах Софок­ла свы­ше пяти­де­ся­ти раз3. Столь боль­шое коли­че­ство с.36 упо­ми­на­ний это­го тер­ми­на едва ли не соот­вет­ст­ву­ет его мно­го­знач­но­сти, что отра­жа­ет в целом осо­бен­ность «при­ро­ды» τύ­χη в миро­вос­при­я­тии древ­них гре­ков. Име­ю­щий дол­гую исто­рию, этот тер­мин пред­став­ля­ет­ся ино­гда чуть ли не все­знач­ным. Он обо­зна­ча­ет почти все чело­ве­че­ские отно­ше­ния и собы­тия, поэто­му М. П. Нильс­сон и Г. Хер­цог-Хау­зер при­ла­га­ют к нему опре­де­ле­ние vox me­dia4.

При­ня­то счи­тать, что «пев­цом Тюхе» сре­ди атти­че­ских тра­ги­ков был Еври­пид. Дей­ст­ви­тель­но, у него дан­ная сто­ро­на судь­бы пред­став­ле­на в боль­шей сте­пе­ни, чем у дру­гих поэтов, и в зна­чи­тель­ной мере опре­де­лен­ной5. По мне­нию А. Лес­ки, Еври­пид явля­ет­ся созда­те­лем «Ty­ched­ra­men»6, к кото­рым в первую оче­редь отно­сят­ся тра­гедии «Еле­на» и «Ион». Ряд иссле­до­ва­те­лей так­же нахо­дит, что у Еври­пида в самом зачат­ке уже при­сут­ст­ву­ет «лич­ная τύ­χη» героя (cf.: Hec. 785 sq.)7.

Мы попы­та­ем­ся пока­зать, что боль­шин­ство исто­ри­ков антич­ной куль­ту­ры совер­шен­но неоправ­дан­но обхо­дят вни­ма­ни­ем эле­мент τύ­χη в фило­соф­ско-эсте­ти­че­ском поле Софок­ла и что посту­лат о «Ty­ched­ra­men» в адрес Еври­пида в рав­ной сте­пе­ни спра­вед­лив и в отно­ше­нии наше­го поэта. В рам­ках дан­ной ста­тьи мы не можем пред­ста­вить подроб­ный ана­лиз всех слу­ча­ев употреб­ле­ний Софо­к­лом дан­но­го поня­тия для того, чтобы дать исчер­пы­ваю­щий ответ о его содер­жа­нии и зна­че­нии у наше­го дра­ма­тур­га. Поэто­му для опре­де­ле­ния места это­го поня­тия в миро­воз­зре­нии тра­ги­ка пра­во­мер­но вос­поль­зо­вать­ся наи­бо­лее пока­за­тель­ной из тра­гедий Софок­ла — «Царь Эдип»8.

И еще одна посыл­ка. Рекон­стру­и­руя общую «кар­ти­ну антич­ной эсте­ти­ки», А. Ф. Лосев ссы­ла­ет­ся на фраг­мент одно­го из гре­че­ских тра­ги­ков IV в. до н. э. с.37 Хэре­мо­на (Chaer. Frg. 2) и резю­ми­ру­ет: «…Тра­ги­ки про­ти­во­по­став­ля­ют Тюхе бла­го­ра­зу­мию»9. Извест­ное рас­суж­де­ние Ф. Алле­гра о «каприз­но­сти», «без­рас­суд­но­сти» τύ­χη, а так­же «хао­се», вно­си­мом той силой, кото­рую опре­де­ля­ет это поня­тие, в суще­ст­ву­ю­щий порядок дел10, ока­за­лось доволь­но вли­я­тель­ным. После­дую­щие иссле­до­ва­те­ли спе­ши­ли увидеть в ней лишь «сле­пой слу­чай» и гово­ри­ли о сути τύ­χη как о «не име­ю­щей ника­ких разум­ных осно­ва­ний»11. Пред­при­ни­мае­мое иссле­до­ва­ние явля­ет­ся попыт­кой отсто­ять посту­ли­ру­е­мый тезис о посто­ян­стве непо­сто­ян­ной судь­бы-τύ­χη и «логич­но­сти», свой­ст­вен­ной ее дей­ст­ви­ям. Нако­нец, в про­цес­се раз­ви­тия темы поста­ра­ем­ся крат­ко осве­тить про­бле­му соот­но­ше­ния внеш­не­го зако­на судь­бы и сво­бо­ды чело­ве­че­ской воли в эсте­ти­ке Софок­ла, в тра­геди­ях кото­ро­го, по спра­вед­ли­во­му заме­ча­нию Ф. В. Й. Шел­лин­га, «реши­тель­но нет места слу­чаю».

В обшир­ном исто­ри­ко-фило­соф­ском введе­нии к изда­нию «Царя Эди­па» Ф. Ф. Зелин­ский назы­ва­ет про­из­веде­ния Софок­ла «самой зна­чи­тель­ной попыт­кой пре­тво­ре­ния идеи рока»12. По его мне­нию, исклю­чи­тель­но рок явля­ет­ся нару­ши­те­лем «рав­но­ве­сия вины и кары»13, про­вод­ни­ком тра­ги­че­ско­го героя в «море бед­ст­вий» и лейт­мо­ти­вом про­из­веде­ний гре­че­ско­го дра­ма­тур­га. Кри­ти­че­ское отно­ше­ние к направ­ле­нию «тра­гедий рока» (Schick­salstra­gö­dien), пред­став­лен­но­му, в основ­ном, работа­ми немец­ких иссле­до­ва­те­лей клас­си­че­ской лите­ра­ту­ры, выска­зы­вал С. И. Радциг и отме­чал, что «Сущ­ность тра­гедии “Царь Эдип” лежит вовсе не в могу­ще­стве рока», а «в пере­жи­ва­ни­ях само­го чело­ве­ка. “Чело­век” — это самое доро­гое для Софок­ла, и все его про­из­веде­ния, извест­ные нам, посвя­ще­ны этой основ­ной теме»14. Спра­вед­ли­вую кри­ти­ку устой­чи­во­го в совре­мен­ном анти­ко­веде­нии мне­ния о «пре­уве­ли­чен­ной роли рока» в древ­не­гре­че­ском миро­воз­зре­нии выска­зы­ва­ет В. Н. Ярхо15. Иссле­до­ва­тель на мно­го­чис­лен­ных при­ме­рах убеди­тель­но пока­зы­ва­ет как «пред­став­ле­ние о пре­сло­ву­том роке»16 воз­ни­ка­ет из воль­но­го пере­во­да Ф. Ф. Зелин­ским тех мест в тра­геди­ях с.38 Софок­ла, где какой-либо тер­мин, выра­жаю­щий фун­да­мен­таль­ное и таин­ст­вен­ное поня­тие рока, отсут­ст­ву­ет.

А. Ф. Лосев наста­и­вал на «атри­бу­тив­ной мифо­ло­ги­че­ской роли чело­ве­ка» в клас­си­че­ском обра­зе мыш­ле­ния, образ­цом кото­ро­го явля­ют­ся дра­мы Софок­ла17. В дру­гом месте А. Ф. Лосев ука­зы­вал на чрез­мер­ную зна­чи­мость рока в гре­че­ской тра­гедии и делал весь­ма спор­ный вывод о том, что «пред­ста­ви­тель цве­ту­щей антич­ной клас­си­ки, Софокл изо­бра­жа­ет пре­ступ­ле­ние Эди­па не как резуль­тат его лич­но­го поведе­ния, но как выпол­не­ние той роли, кото­рую неза­ви­си­мо от наме­ре­ний само­го Эди­па пред­ска­за­ла сама судь­ба. И в тра­гедии “Эдип-царь” такое поло­же­ние дела счи­та­ет­ся толь­ко нор­маль­ным, а в тра­гедии “Эдип в Колоне” даже вос­хва­ля­ет­ся»18.

Оче­вид­но, что осно­ва­ния «вла­сти» τύ­χη и источ­ник ее «силы» и «энер­гии» были загад­кой для само­го поэта, кото­рый пытал­ся само­му себе объ­яс­нить, чем τύ­χη явля­ет­ся по сути сво­ей. Чем она отли­ча­ет­ся от иных ипо­ста­сей судь­бы? И ответ, кото­рый мож­но дать, таков: τύ­χη суть слу­чай­ность, слу­чай19, неожи­дан­ность и измен­чи­вость, а вме­сте с этим исход (как некая пре­дель­ность чего-либо) и необ­хо­ди­мость20, т. е. судь­бо­нос­ная слу­чай­ность, кото­рая доволь­но часто «выпол­ня­ет функ­ции» мой­ры21.

с.39 Чет­вер­тая часть обще­го коли­че­ства употреб­ле­ний Софо­к­лом тер­ми­на τύ­χη при­хо­дит­ся на тра­гедию «Царь Эдип». В суб­стан­тив­ной фор­ме в этой дра­ме сло­во τύ­χη и род­ст­вен­ные ему сло­ва встре­ча­ют­ся22: vv. 52 (τὴν τύ­χην); 80 (ἐν τύχῃ)23; 102 (τύ­χην); 263 (ἡ τύ­χη); 442 (ἡ τύ­χη или τέχ­νη [Bentley]); 598 (суб­стан­ти­ви­ро­ван­ный гла­гол — τὸ τυ­χεῖν)24; 680 (ἡ τύ­χη); 773 (διὰ τύ­χης); 776 (τύ­χη); 949 (πρὸς τῆς τύ­χης); 977 sq. (τὰ τῆς τύ­χης κρα­τεῖ); 1036 (ἐκ τύ­χης); 1080 (ἐμαυ­τὸν παῖδα
τῆς Τύ­χης νέ­μων
); 1513 (και­ρός=τύ­χη [Зелин­ский]); 1526 (ταῖς τύ­χαις; τῆς τύ­χης [Blay­des] или τύ­χας [Wolff])25.

Для срав­не­ния ска­жем, что по 1/7 обще­го коли­че­ства употреб­ле­ний Софо­к­лом тер­ми­на τύ­χη при­хо­дит­ся на дра­мы «Фил­ок­тет» и «Аякс», а на «Анти­го­ну» — 18 часть, таким обра­зом, три эти тра­гедии остав­ля­ют дале­ко поза­ди «Элек­тру», «Тра­хи­ня­нок» и «Эди­па в Колоне»26. Сло­во τύ­χη исхо­дит из уст почти всех геро­ев дра­мы: его про­из­но­сят жрец Зев­са (52), при­шед­ший с груп­пой детей, моля­щих о мило­сти, к цар­ско­му двор­цу в Фивах, в самом нача­ле тра­гедии; оно зву­чит в песне хора фиван­ских стар­цев, вен­чаю­щей пье­су (1526); несколь­ко раз его употреб­ля­ют: Тире­сий в середине дей­ст­вия (442), Иока­ста (680; 949; 977), коринф­ский вест­ник (1036) и, нако­нец, сам Эдип (80; 102; 263; с.40 773; 776; 1080), счи­таю­щий τύ­χη сво­ей незри­мой про­вод­ни­цей и име­ну­ю­щий себя «чадом Судь­бы-Слу­чая» (Ἐγὼ δ᾿ ἐμαυ­τὸν παῖδα τῆς Τύ­χης νέ­μων τῆς εὖ δι­δούσης… [1080 sq.])27.

Тер­мин μοῖρα, харак­те­ри­зу­ю­щий еще одну из сто­рон судь­бы-цело­го28, игра­ет в «Царе Эди­пе» «роль вто­ро­го пла­на». И дело здесь не в коли­че­ст­вен­ном соот­но­ше­нии, кото­рое в дан­ной тра­гедии, несо­мнен­но, на сто­роне τύ­χη29, но, как пред­став­ля­ет­ся, в кон­цеп­ту­аль­ном пре­вос­ход­стве инте­ре­су­ю­щей нас сто­ро­ны судь­бы над поня­ти­ем мой­ра.

В «Царе Эди­пе» о непо­сти­жи­мо­сти и могу­ще­стве τύ­χη гово­рит Иока­ста, желая успо­ко­ить мужа, сомне­ваю­ще­го­ся в пра­виль­но­сти сво­их поступ­ков: «Чего ж стра­шить­ся чело­ве­ку, кото­рым управ­ля­ет судь­ба-слу­чай» (Τί δ᾿ ἂν φο­βοῖτ᾿ ἄνθρω­πος ᾧ τὰ τῆς τύ­χης / κρα­τεῖ), «пред­виде­нье же ниче­го ясно­го не дает?» (πρό­νοια δ᾿ ἐστὶν οὐδε­νὸς σα­φής [977—978])30. Пока­за­те­лен гла­гол κρα­τέω, сопро­вож­даю­щий τύ­χη в дан­ном месте. Его зна­че­ние узко: «пра­вить», «гос­под­ст­во­вать», «вла­деть»; он род­ст­ве­нен суще­ст­ви­тель­но­му τὸ κρά­τος — «власть», «сила», «могу­ще­ство». Этот пас­саж поз­во­ля­ет сде­лать вывод о твер­дой уста­нов­ке τύ­χη на гос­под­ство, о все­гдаш­ней ее победе над чело­ве­ком, как победе силь­ной над сла­бым. В. П. Горан заме­ча­ет, что «тра­ди­ция харак­те­ри­зо­вать судь­бу с помо­щью слов, про­из­веден­ных от это­го гла­го­ла, — весь­ма древ­няя, вос­хо­дя­щая к Гоме­ру и, воз­мож­но, еще более древним вре­ме­нам»31.

Раз­ре­ше­ние Эди­пом загад­ки Сфинк­са Тире­сий при­пи­сы­ва­ет τύ­χη-счаст­ли­во­му слу­чаю, кото­рый дал Эди­пу фиван­ский пре­стол, обес­пе­чил ему сла­ву муд­ро­го чело­ве­ка, и тот же самый слу­чай отни­мет у него все при­об­ре­тен­ное и погу­бит его: Αὕτη γε μέν­τοι σ᾿ ἡ τύ­χη διώλε­σεν (442). Эти сло­ва сле­по­го с.41 про­вид­ца так­же харак­те­ри­зу­ют поня­тие τύ­χη как судь­бо­нос­ную слу­чай­ность, дару­ю­щую сча­стье или несча­стье, име­ю­щую власть и силу повеле­вать людь­ми32.

Слу­чай (τύ­χη) все­си­лен. Он побуж­да­ет Эди­па поки­нуть Поли­ба и Меро­пу (776)33. Герой слу­чай­но встре­ча­ет­ся со Сфинк­сом и раз­га­ды­ва­ет загад­ку послед­ней, бла­го­да­ря чему дол­гое вре­мя сохра­ня­ет сла­ву счаст­ли­во­го чело­ве­ка, к кото­ро­му сограж­дане испы­ты­ва­ют зависть (1526: οὗ τίς οὐ ζή­λῳ πο­λιτῶν ἦν τύ­χαις ἐπι­βλέ­πων. Cf.: ibid. 1195). Эдип назы­ва­ет Иока­сту спут­ни­цей его τύ­χη (773). И, при­веден­ные выше, сло­ва самой Иока­сты о все­силь­ном слу­чае (977) адре­со­ва­ны, в первую оче­редь, мужу. Более того, коринф­ский вест­ник, при­няв­ший неко­гда Эди­па из рук пас­ту­ха Лаия (как это выяс­ня­ет­ся впо­след­ст­вии), сооб­ща­ет, что имя свое (Οἰδί­πους) несчаст­ный герой при­об­ре­та­ет бла­го­да­ря τύ­χη, т. е. в силу того обсто­я­тель­ства, что ноги мла­ден­ца были иска­ле­че­ны (1036: Ὥστ᾿ ὠνο­μάσ­θης ἐκ τύ­χης ταύ­της ὃς εἶ)34. Вест­ник не может отве­тить на вопрос Эди­па о том, от кого — от мате­ри или от отца (1037: πρὸς μητ­ρὸς ἢ πατ­ρός) — полу­чил герой свое скорб­ное имя, т. е. кто был винов­ни­ком его име­ни (его уве­чья). Поз­же, в зна­ме­ни­той арии в кон­це третье­го эпи­со­дия, Эдип сам дает ответ на вопрос о том, кого он счи­та­ет сво­и­ми роди­те­ля­ми (vv. 1080—1083):


Я — сын Судь­бы (Τύ­χη)! От мате­ри сво­ей (Τῆς μητ­ρός) —
Она добра ко мне была — позо­ра
Я не при­му. А роди­чи мои —
Их Меся­ца­ми вы зове­те — малым
Меня най­дя, поста­ви­ли вели­ким (με μικ­ρόν καὶ μέ­γαν διώρι­σαν)35.

с.42 Эдип убеж­ден, что меся­цы, про­жи­тые им (οἱ συγ­γε­νεῖς / μῆ­νές дослов­но: «род­ные, [ему] меся­цы») и бла­го­де­тель­ни­ца-судь­ба сде­ла­ли его таким, каков он есть. Пер­со­ни­фи­ка­ция τύ­χη в дан­ном месте весь­ма зна­чи­ма, посколь­ку здесь Софокл гово­рит не о част­ной слу­чай­но­сти, но о судь­бо­нос­ном Слу­чае — покро­ви­те­ле героя. При этом поэт употреб­ля­ет не нор­ма­тив­ный для поня­тия судь­бы тер­мин — μοῖρα, — а заме­щаю­щий его тер­мин τύ­χη. Послед­няя появ­ля­ет­ся в роли оли­це­тво­рен­ной боги­ни Судь­бы. The­sau­rus Анри Этье­на пред­ла­га­ет сле­дую­щий пере­вод дан­но­го пас­са­жа: «Dea For­tu­na di­ci vi­de­tur»36.

Таким обра­зом, каж­дый шаг Эди­па отме­чен при­сут­ст­ви­ем и актив­ным содей­ст­ви­ем τύ­χη. Эта сила дает ему все: жену, цар­ство, власть, детей, сла­ву мно­го­муд­ро­го спа­си­те­ля и про­чее. Она воз­ве­ли­чи­ва­ет его посред­ст­вом совер­шен­ных им самим ужас­ных дей­ст­вий: отце­убий­ства и сожи­тель­ства с мате­рью; она дела­ет его пра­ви­те­лем горо­да, кото­рый иску­па­ет затем эти пре­ступ­ле­ния жиз­ня­ми мно­гих граж­дан. Τύ­χη воз­но­сит Эди­па для того, чтобы после сверг­нуть в самую без­дну стра­да­ний (cf. 442)37. Она сопро­вож­да­ет каж­дое его дей­ст­вие (об этом доста­точ­но опре­де­лен­но гово­рит поэт), но при­бли­жа­ет свою гибель сам Эдип.

Он сво­ей рукой лиша­ет жиз­ни чело­ве­ка, ока­зав­ше­го­ся впо­след­ст­вии его отцом; в тече­ние мно­гих лет делит ложе с жен­щи­ной, кото­рая откро­ет­ся для него как род­ная мать; сам при­ни­ма­ет реше­ние поки­нуть столь силь­но любив­ших его Поли­ба и Меро­пу (1023), чтобы услы­шать божье сло­во в Дель­фах отно­си­тель­но его истин­но­го про­ис­хож­де­ния. Это было пер­вым про­яв­ле­ни­ем дей­ст­вий τύ­χη и пер­вым воле­вым поступ­ком (отве­том на это про­яв­ле­ние-вызов) само­го героя. Любя­щий сво­их отца и мать, кото­ры­ми он счи­та­ет цар­ст­ву­ю­щую коринф­скую чету, и люби­мый ими, Эдип, на одной из пиру­шек услы­шав слу­чай­но оскор­би­тель­ное сло­во (776—780)38, реша­ет поки­нуть Коринф. Ф. Ф. Зелин­ский заме­ча­ет, что этот посту­пок весь­ма харак­те­ри­зу­ет лич­ность Эди­па, когда, имея «на одной чаш­ке весов неж­ную роди­тель­скую любовь Поли­ба, на дру­гой — бро­шен­ное с пья­ных глаз бран­ное сло­во»39, моло­дой чело­век изби­ра­ет вто­рое.

с.43 Сле­дую­щим лич­ным поступ­ком героя было реше­ние о невоз­вра­ще­нии в Коринф. Соглас­но обще­гре­че­ским зако­нам, герой не мог ослу­шать­ся ора­ку­ла Апол­ло­на, что было бы бес­смыс­лен­но и мог­ло быть нака­зу­е­мо. Не полу­чив отве­та о сво­ем про­ис­хож­де­нии, Эдип при­ни­ма­ет реше­ние не воз­вра­щать­ся к Поли­бу и Меро­пе и тем самым совер­ша­ет сле­дую­щий невер­ный шаг, в ито­ге ока­зав­ший­ся гибель­ным для него, его дей­ст­ви­тель­ных роди­те­лей и род­ных Фив. Мы не ста­нем домыс­ли­вать, что и этот посту­пок героя был «санк­ци­о­ни­ро­ван» τύ­χη, посколь­ку сам Софокл здесь не гово­рит об этом. Одна­ко кар­ти­на дра­мы в целом изо­бра­жа­ет образ этой сто­ро­ны судь­бы неот­ступ­но сто­я­щим за спи­ной несчаст­но­го пре­ступ­ни­ка Лаида.

От Эди­па, а не от τύ­χη, при­жи­ва­ет Иока­ста четы­рех детей. Сам герой, а не τύ­χη, про­во­дит рас­сле­до­ва­ние при­чин смер­ти Лаия, посы­лая Кре­он­та к Апол­ло­ну, при­гла­шая Тире­сия и повеле­вая отыс­кать остав­ше­го­ся в живых быв­ше­го раба преды­ду­ще­го вла­сти­те­ля — пожи­ло­го пас­ту­ха. Таким обра­зом, и гибель свою при­бли­жа­ет герой само­лич­но. «Се чело­век», — изре­ка­ет Эдип ответ на загад­ку Сфинк­са. Реше­ние загад­ки воз­но­сит стран­ни­ка на фиван­ский пре­стол и явля­ет­ся оче­ред­ным шагом на пути ужа­саю­щих бед­ст­вий, соде­ян­ных им.

Вопрос Сфинк­са о чело­ве­ке не раз­ре­ша­ет­ся для нас отве­том Эди­па. Чело­век — кто он есть? Или, если напра­вить этот вопрос на себя само­го — кто я? В чем суть чело­ве­че­ско­го у Софок­ла? В том ли, что он явля­ет­ся акте­ром, испол­ня­ю­щим роль, пред­на­чер­тан­ную ему вла­сти­тель­ни­цей-судь­бой?40 Или в том, что чело­век само­сто­я­те­лен, что «залог вели­чия его» заклю­ча­ет­ся в само­сто­я­тель­но­сти и неза­ви­си­мо­сти?

Я. Э. Голо­сов­кер опре­де­ля­ет загад­ку Сфинк­са как «загад­ку зна­ния»: «Муд­рость этой загад­ки — во вто­рой ее части — в раз­гад­ке… С раз­гад­ки со сло­ва “чело­век”, толь­ко и начи­на­ет­ся муд­рая загад­ка Сфинк­са: что зна­ет Чело­век? Что может знать Чело­век?»41. Для Я. Э. Голо­сов­ке­ра тра­гедия «Царь Эдип» рас­кры­ва­ет­ся в фор­му­ле: «Чело­век, что зна­ешь ты?»42. Нам же пред­став­ля­ет­ся, что для выра­же­ния сущ­но­сти дан­ной дра­мы более вер­ной явля­ет­ся фор­му­ла: «Чело­век, что зна­ешь ты о себе?»

Имен­но τύ­χη ведет Эди­па, то есть ука­зы­ва­ет ему желан­ные для нее вари­ан­ты пути. Мож­но ска­зать, что «ее уста­ми» Сфинкс зада­ет вопрос юно­му герою и слы­шит губи­тель­ный для «певи­цы ужа­сов», но желан­ный для «мате­ри-τύ­χη» ответ. Каж­дый шаг Эди­па на пути его ста­нов­ле­ния отме­чен содей­ст­ви­ем с.44 судь­бы-слу­чая, слов­но она «испол­ня­ет роль» настав­ни­цы, кон­тро­ли­ру­ю­щей дей­ст­вия Эди­па, кото­рый по воле Выс­ше­го Зако­на дол­жен осу­ще­ст­вить пред­ска­за­ния Лок­сия. Мы не каса­ем­ся вопро­са о том, поче­му Эдип дол­жен свер­шить зло­де­я­ния, назван­ные ему Дель­фий­ским богом, но вопрос о том, поче­му, зная о про­ро­че­ствах, герой все же совер­ша­ет их, тре­бу­ет раз­ре­ше­ния имен­но сей­час, посколь­ку ответ на него явля­ет­ся отве­том на вопрос о лич­но­сти в антич­ной тра­гедии.

В отно­ше­ни­ях τύ­χη — чело­век у Софок­ла нали­цо зави­си­мость послед­не­го от пер­вой. И имен­но поэто­му в сво­ей заклю­чи­тель­ной песне в кон­це тра­гедии хор поет о том, что «ника­ко­го смерт­но­го, ожи­даю­ще­го послед­не­го часа, нель­зя назвать счаст­ли­вым, покуда он не дой­дет до пре­де­ла сво­ей жиз­ни» (1528 sq.).

Сведе­ния, полу­чен­ные от Апол­ло­на, не помо­га­ют Эди­пу. Гибель героя уже живет не во внеш­нем для него мире, но в нем самом. И вме­сте с этим гибель Эди­па пред­на­чер­та­на внеш­ней, мета­фи­зи­че­ской силой, — судь­бой-слу­ча­ем (τύ­χη). Поче­му, зная о воз­мож­ном убий­стве с его сто­ро­ны, Эдип не усту­па­ет доро­гу бога­то­му незна­ком­цу, а рас­прав­ля­ет­ся с ним и его слу­га­ми? Извест­но, что, соглас­но атти­че­ским зако­нам, убий­ство путе­ше­ст­вен­ни­ка вне поли­са не счи­та­лось пре­ступ­ле­ни­ем, и Эдип посту­пил, вро­де бы, оправ­да­но. Но он — герой мифа, уже полу­чив­ший ора­кул и стре­мя­щий­ся (как он пола­гал) избе­жать сво­ей ужас­ной уча­сти. Поэто­му моло­дой наг­лец дол­жен был уре­зо­нить свою занос­чи­вость и усту­пить встреч­но­му доро­гу, либо он дол­жен был сми­рить­ся с неиз­беж­но­стью. Чтобы стать сво­бод­ным чело­ве­ком, Эди­пу необ­хо­ди­мо было отка­зать­ся от схват­ки, при этом неваж­но: был ли это его отец или кто-либо дру­гой. Поче­му бы Эди­пу было вовсе не отка­зать­ся от вступ­ле­ния в брак (ведь, соглас­но ора­ку­лу, его бра­ко­со­че­та­ние будет пре­ступ­ным, и на месте его жены может ока­зать­ся его мать)? Герой име­ет воз­мож­ность выбо­ра — не уби­вать, не женить­ся, не зачи­нать детей — и, наряду с этим, лишен такой воз­мож­но­сти. Это есть тра­гедия лич­но­сти Эди­па, име­ю­ще­го воле­вое нача­ло и посто­ян­но изби­раю­ще­го про­тив­ное ему, про­тив­ное богам, про­тив­ное тому Зако­ну, кото­рый повеле­ва­ет бес­смерт­ны­ми и смерт­ны­ми.

Уби­вая отца и всту­пая в брак с мате­рью, Эдип дела­ет оши­боч­ный выбор и несет за это нака­за­ние. Зная о про­ро­че­ствах, Эдип вопло­ща­ет их в реаль­ных поступ­ках в силу сво­ей лич­ност­ной орга­ни­за­ции. И об этом слов­но веда­ет «вла­ды­чи­ца-τύ­χη», с завид­ной посто­ян­но­стью кон­тро­ли­руя поступ­ки героя-«вос­пи­тан­ни­ка». Герой не может винить в сво­их бед­ст­ви­ях τύ­χη, в каж­дом слу­чае реше­ние при­ни­ма­ет он сам. Имен­но это пока­зы­ва­ет Софокл, пер­со­наж дра­мы кото­ро­го сам раз­об­ла­ча­ет себя в осу­щест­влен­ных им зло­де­я­ни­ях и изби­ра­ет себе нака­за­ние.

Отре­че­ние от соб­ст­вен­ной жиз­ни во имя некой незри­мой выс­шей нор­мы харак­те­ри­зу­ет тра­ги­че­ско­го чело­ве­ка. Выбор меж­ду полез­ным и пре­крас­ным в поль­зу вто­ро­го, что про­сто­му обы­ва­те­лю кажет­ся глу­по­стью, при­во­дит героя к тра­ги­че­ско­му исхо­ду43. Прав Ф. Эгер­ман, пола­гав­ший, что осу­щест­вле­ние с.45 прин­ци­па высо­кой доб­ро­де­те­ли явля­ет­ся «при­зна­ком образ­ца гре­че­ско­го чело­ве­ка»44. «Тра­гич­ное, — посту­ли­ро­вал Ф. Эгер­ман, — не явля­ет­ся “след­ст­ви­ем вины и самой виной” и тра­ги­че­ский исход — это не “пока­я­ние” за вину. И здесь не может идти речи о том, что тра­ги­че­ский чело­век сто­ит про­тив “все­об­щих зако­нов и норм” и сво­им дей­ст­ви­ем ока­зы­ва­ет вли­я­ние на “сте­че­ние обсто­я­тельств”… Име­ет­ся в виду обрат­ное. Тра­ги­че­ский чело­век… нахо­дит­ся в соот­вет­ст­вии с нор­ма­ми и осу­ществля­ет их. И как раз это созда­ет тра­ги­че­скую ситу­а­цию. И поэто­му раз­ру­ше­ние не явля­ет­ся сте­че­ни­ем обсто­я­тельств, посколь­ку тра­ги­че­ский чело­век отвер­га­ет жизнь ради нор­мы. Высо­кий образ мыс­лей (ho­he Ge­sin­nung) и храб­рость в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни отно­сят­ся к это­му тра­ги­че­ско­му поведе­нию, кото­рое, со сво­ей сто­ро­ны, обос­но­вы­ва­ет­ся высо­ким моти­вом дей­ст­вия (ho­he Mo­tiv des Han­delns)»45. Этот «высо­кий мотив дей­ст­вия» героя выра­жа­ет­ся в его само­утвер­жде­нии и актив­но­сти, а так­же «самом живом осо­зна­нии цен­но­стей и самом прав­ди­вом, коре­ня­щем­ся в самой глу­бине его суще­ства, стрем­ле­нии к бла­гу»46.

Оста­ет­ся под­ве­сти итог все­му изло­жен­но­му. Пред­при­ня­тая попыт­ка опре­де­ле­ния гра­ниц поня­тий­но­го содер­жа­ния тер­ми­на τύ­χη на мате­ри­а­ле тра­гедии Софок­ла «Царь Эдип» пред­став­ля­ет­ся важ­ной по несколь­ким при­чи­нам. Во-пер­вых, этот тер­мин име­ет пря­мое отно­ше­ние к пред­став­ле­нию о судь­бе, во-вто­рых, он зани­ма­ет зна­чи­тель­ное место в лек­си­коне афин­ско­го дра­ма­тур­га. Наряду с этим, тема τύ­χη у Софок­ла демон­стри­ру­ет опре­де­лен­но­го рода «рево­лю­цию» в пред­став­ле­ни­ях древ­них гре­ков о судь­бе. В. П. Горан, напри­мер, нахо­дит, что зна­чи­тель­ное место, кото­рое отво­дит фено­ме­ну τύ­χη Софокл, свиде­тель­ст­ву­ет об «обост­ре­нии про­ти­во­ре­чия меж­ду инди­видом и поли­сом»47.

Ф. Ф. Зелин­ский име­ну­ет некую неве­до­мую судь­бо­нос­ную силу гре­че­ским сло­вом «мой­ра» и, про­следив исто­рию пред­став­ле­ний о ней на мате­ри­а­ле гре­че­ской лите­ра­ту­ры, назы­ва­ет Мой­ру глав­ной геро­и­ней вели­че­ст­вен­ной дра­мы об Эди­пе-царе48. Одна­ко пред­став­лен­ный нами ана­лиз тех мест в тра­гедии, где встре­ча­ет­ся тер­мин τύ­χη, поз­во­ля­ет заклю­чить, что имен­но эта сто­ро­на судь­бы явля­ет­ся вер­ши­тель­ни­цей зло­клю­че­ний героя.

«Царь Эдип» — это дра­ма роко­вых слу­чай­но­стей. Герой дра­мы, вле­ко­мый τύ­χη, пыта­ет­ся про­ти­во­сто­ять неиз­беж­но­сти (μοῖρα). Мы попы­та­лись пока­зать, что Софокл пред­став­ля­ет τύ­χη высту­паю­щей на пере­д­ний план и дей­ст­ву­ю­щей от име­ни мой­ры.

с.46 Впер­вые в исто­рии евро­пей­ской циви­ли­за­ции воз­ни­ка­ет про­бле­ма судь­бы и воли чело­ве­ка. В «Царе Эди­пе» герой тра­гедии всту­па­ет в схват­ку не с судь­бой, но с самим собой. Соглас­но Софо­клу, в этом выра­жа­ет­ся сила чело­ве­ка: дать отчет о самом себе. Веро­ят­но, поэту, изо­бра­зив­ше­му глав­ным пер­со­на­жем сво­ей гене­раль­ной дра­мы чело­ве­ка, кото­рый мог не толь­ко совер­шить ужас­ные пре­ступ­ле­ния, но и осо­знать свою винов­ность, это мне­ние было весь­ма близ­ко.

Таким обра­зом, вряд ли мож­но гово­рить о том, что сила τύ­χη без­рас­суд­на, сле­па. Ее дей­ст­вия удив­ля­ют «логич­ной» строй­но­стью. Эдип дол­жен прой­ти мучи­тель­ные испы­та­ния, и к ним его под­во­дит все­мо­гу­щий слу­чай. Он со-луча­ет49 Эди­па с самим собой: вот кто ты, чело­век! Тра­ги­че­ский дуэт: чело­век (Эдип) — судь­ба (τύ­χη) состав­ля­ет кон­фликт дра­мы. И в этом дуэте пар­тия τύ­χη зву­чит мощ­но, разум­но и после­до­ва­тель­но.

ПРИМЕЧАНИЯ


  • 1О мно­го­чис­лен­ных тер­ми­нах, опре­де­ляв­ших в гре­че­ском язы­ке поня­тие судь­бы (μοῖρα, ἀνάγ­κη, μό­ρος, πότ­μος, τύ­χη, πεπ­ρω­μένη, δαί­μων, εἰμαρ­μέ­νη, αἶσα, σύμ­φο­ρα и др.), см., напр.: Gun­del. Hei­mar­me­ne // RE. 1912. Bd. 7. 2. Sp. 2622—2645; Andres. Dai­mon // ibid. 1918. Supplbd. 3. Sp. 267—322; Eit­rem S. Moi­ra // ibid. 1932. Bd. 15. 2. Sp. 2449 ff.; Gree­ne W. Ch. Moi­ra, Fa­te, Good and Evil in Greek Thought. Cambr. (Mass.), 1944; Her­zog-Hau­ser G. Ty­che (1) // RE. Bd. 8A. 1948. Sp. 1644 ff.; Nilsson M. P. Ge­schich­te der grie­chi­schen Re­li­gion. 4. Aufl. Mün­chen, 1988. Bd. 1. S. 216—225, 361—368; Bd. 2. S. 196—218; Горан В. П. Древ­не­гре­че­ская мифо­ло­ге­ма судь­бы. Ново­си­бирск, 1990.
  • 2Несмот­ря на огром­ное коли­че­ство употреб­ле­ний это­го тер­ми­на в текстах Софок­ла, спе­ци­аль­ных иссле­до­ва­ний, посвя­щен­ных этой теме, почти не суще­ст­ву­ет. Мож­но назвать лишь работы обще­го харак­те­ра: Meuss H. Ty­che bei den at­ti­schen Tra­gi­kern // Gym­na­sial-Prog­ramm. Hirschberg, 1889 (работа недо­ступ­на); Al­lèg­re P. Etu­de sur la dées­se grec­que Ty­ché. Pa­ris, 1889; Her­zog-Hau­ser G. Op. cit. Sp. 1654 ff.; Eh­ren­berg V. So­phok­les und Pe­rik­les. Mün­chen, 1956. S. 85—90; Kit­to H. D. F. So­phoc­les: Dra­ma­tist and Phi­lo­sop­her. Lon­don, 1958. P. 62—64; Nilsson M. P. Op. cit. Bd. 1. S. 755 f.; Bd. 2. S. 201 ff.; Alt K. Schick­sal und φύ­σις im Phi­lok­tet des So­phok­les // So­phok­les / Hrsg. von H. Dil­ler. 2. Aufl. Darmstadt, 1986. S. 412 ff.; Тахо-Годи А. А. При­ро­да и слу­чай как сти­ли­сти­че­ские прин­ци­пы ново­ат­ти­че­ской комедии // ВКФ. М., 1971. Вып. 3—4. С. 244 слл.; Горан В. П. Древ­не­гре­че­ская мифо­ло­ге­ма судь­бы. Ново­си­бирск, 1990. С. 307 слл.; Сини­цын А. А. Фукидид и поня­тие судь­бы-ty­che у гре­ков в V веке до н. э.: Авто­реф. дис… канд. ист. наук. Сара­тов, 1998. С. 12.
  • 3Cf.: El­lendt F. Le­xi­con So­phoc­leum / Cu­ra­vit H. Gen­the. 2 ed. Lip­siae; Be­ro­li­ni, 1872. Col. 747 sq. (s. v. τύ­χη).
  • 4Nilsson M. P. Op. cit. Bd. 2. S. 201; Her­zog-Hau­ser G. Op. cit. Sp. 1644. На поли­се­ман­тич­ность дан­но­го тер­ми­на ука­зы­ва­ют сле­дую­щие сло­ва­ри и иссле­до­ва­ния: The­sau­rus Grae­cae Lin­guae / Cu­ra­vit H. Ste­pha­nus / Post edi­tio­nem angli­cam no­vis ad­di­ta­men­tis ac­tum, or­di­ne­que al­pha­be­ti­co di­ges­tum ter­tio edi­de­runt C. B. Ha­se, G. Din­dor­fius et L. Din­dor­fius. Vol. 7. [S—T]. Pa­ri­siis, 1848—1854. Col. 2626—2632 (s. v. Τύ­χη); Boi­sacq E. Dic­tion­nai­re éty­mo­lo­gi­que de la lan­gue grec­que. Etu­diée dans ses rap­ports avec les aut­res lan­gues in­doeu­ro­péen­nes. Hei­del­berg; Pa­ris, 1916. P. 989 (s. v. τυγ­χά­νω); Pötscher W. Ty­che (1) // Der Klei­ne Pau­ly. Le­xi­kon der An­ti­ke / Hrsg. von K. Zieg­ler und W. Son­thei­mer. Mün­chen, 1979. Bd. 5. Sp. 1016; Green P. Ale­xan­der to Ac­tium. The Hel­le­nis­tic Age. Lon­don, 1993. P. 400 ff.; Lid­dell H. G., Scott R., Jones H. S. A Greek-English Le­xi­con. Ox­ford, 1994. P. 1839 (s. v. τύ­χη); Горан В. П. Указ. соч. С. 307 слл.
  • 5Cf.: Her­zog-Hau­ser G. Op. cit. Sp. 1654; Pötscher W. Op. cit. Sp. 1016; Nilsson M. P. Op. cit. Bd. 2. S. 201; Les­ky A. Ge­schich­te der grie­chi­schen Li­te­ra­tur. 3. Aufl. Mün­chen, 1993. S. 440 f.; La­tacz J. Ein­füh­rung in die grie­chi­sche Tra­gö­die. Göt­tin­gen, 1993. S. 289. Ср.: Тахо-Годи А. А. При­ро­да и слу­чай… С. 245 слл.; ее же. Тиха // Мифы наро­дов мира: В 2 т. М., 1992. Т. 2. С. 515.
  • 6Les­ky A. Op. cit. S. 440 f. Немец­кий иссле­до­ва­тель пола­гал, что в позд­них пье­сах Еври­пида «новым пове­ли­те­лем над всем види­мым ста­но­вит­ся слу­чай, кото­рый в каче­стве Τύ­χη игра­ет веду­щую роль в новой комедии» (ibid. S. 438 f.; cf.: La­tacz J. Op. cit. S. 353 ff.).
  • 7Cf.: Her­zog-Hau­ser G. Op. cit. Sp. 1656, 1664 f.; Nilsson M. P. Op. cit. Bd. 2. S. 201.
  • 8Обра­ще­ние к про­чим сочи­не­ни­ям поэта будет носить харак­тер част­ной апел­ля­ции к тра­геди­ям по отдель­ным вопро­сам.
  • 9Лосев А. Ф. Исто­рия антич­ной эсте­ти­ки: Ито­ги тыся­че­лет­не­го раз­ви­тия. М., 1994. Кн. 2. С. 498.
  • 10Al­lèg­re F. Op. cit. P. 46.
  • 11Горан В. П. Древ­не­гре­че­ская мифо­ло­ге­ма судь­бы. С. 315.
  • 12Зелин­ский Ф. Ф. Тра­гедия рока // Софокл. Дра­мы. М., 1915. Т. 2. С. 33.
  • 13Там же. С. 68.
  • 14Радциг С. И. Миф и дей­ст­ви­тель­ность в гре­че­ской тра­гедии // ФН. 1962. № 2. С. 122; ср.: он же. К вопро­су о миро­воз­зре­нии Софок­ла // ВДИ. 1957. № 4. С. 37—48. Из работ, авто­ры кото­рых выска­зы­ва­ют сход­ное мне­ние, см.: Gree­ne W. Ch. Moi­ra… P. 154 ff.; Kit­to H. D. F. So­phoc­les: Dra­ma­tist and Phi­lo­sop­her. Lon­don, 1958 (особ. p. 42—64); Ka­mer­beek J. C. In­di­vi­duum und Norm bei So­phok­les // So­phoc­les / Hrsg. von H. Dil­ler. 2. Aufl. Darmstadt, 1986. S. 79—90; Whit­man C. H. Das Rät­sel So­phok­les: Die klas­si­zis­ti­sche Sehwei­se // ibid. S. 9—35; Ярхо В. Н. Вина и ответ­ст­вен­ность в древ­не­гре­че­ской тра­гедии // Про­бле­мы антич­ной куль­ту­ры: Сб. науч. докла­дов. Тби­ли­си, 1975. С. 75—83.
  • 15Ярхо В. Н. Ф. Ф. Зелин­ский — пере­вод­чик Софок­ла // Софокл. Дра­мы. М., 1990. С. 524 сл.
  • 16Ярхо В. Н. Указ. соч. С. 524.
  • 17Лосев А. Ф. Исто­рия антич­ной эсте­ти­ки. Ито­ги тыся­че­лет­не­го раз­ви­тия. М., 1994. Кн. 2. С. 280.
  • 18Там же. С. 344. Сход­ные суж­де­ния о непре­одо­ли­мо­сти воли судь­бы в миро­вос­при­я­тии Эсхи­ла и Софок­ла у А. Ф. Лосе­ва см. так­же в кн.: Очер­ки антич­но­го сим­во­лиз­ма и мифо­ло­гии. М., 1994. С. 78 слл.
  • 19В рус­ском язы­ке сло­во слу­чай име­ет несколь­ко зна­че­ний. Соглас­но сло­ва­рю В. И. Даля (Сло­варь живо­го вели­ко­рус­ско­го язы­ка. Т. 4. [Р—У]. М., 1982. С. 226 [сло­вар. ст. слу­чай]), основ­ны­ми из них явля­ют­ся: «быль, при­клю­че­ние, про­ис­ше­ст­вие, прит­ча, дело, что ста­лось, слу­чи­лось, сбы­лось; обсто­я­тель­ство, встре­ча; все неожи­дан­ное, не пред­виден­ное, безот­чет­ное и бес­при­чин­ное нача­ло, в кото­рое веру­ет отвер­гаю­щее про­виде­ние». Инте­рес­ной и важ­ной работой, в кото­рой пред­став­ле­ны ана­лиз и срав­не­ние поня­тий судь­ба и слу­чай, явля­ет­ся объ­ем­ная ста­тья В. Н. Топо­ро­ва (Судь­ба и слу­чай // Поня­тие судь­бы в кон­тек­сте раз­ных куль­тур. М., 1994. С. 38—75).
  • 20Одно из зна­че­ний тер­ми­на τύ­χη в язы­ке Софок­ла мож­но пере­дать в рус­ском язы­ке так­же сло­ва­ми: «судь­ба», «рок», «судь­бо­нос­ное собы­тие» (см. ниже прим. 36). Опре­де­ляя τύ­χη как «for­tu­nae, qua res hu­ma­nae re­gun­tur», Ф. Эллендт отож­дествля­ет ее с боже­ст­вен­ным веле­ни­ем (El­lendt F. Op. cit. Col. 747 sq. [s. v. τύ­χη]; cf.: Soph. Phil. 1315—1316: ἐκ θεῶν τύ­χας; idem. 1326: ἐκ θείας τύ­χης; idem. OC. 1585: θείᾳ… τύχῃ; idem. Frg. 196 [Nauck]). См. так­же сло­ва­ри и иссле­до­ва­ния, ука­зан­ные в прим. 4.
  • 21Ста­ло общим местом срав­ни­вать меж­ду собой поня­тия μοῖρα и τύ­χη, отме­чая их бли­зость, и гово­рить об их вза­и­мо­за­ме­ня­е­мо­сти у боль­шин­ства антич­ных авто­ров. Впер­вые τύ­χη как пер­со­ни­фи­ци­ро­ван­ная сила упо­ми­на­ет­ся в Гоме­ро­вом «Гимне к Демет­ре» (V. 420). Так­же, соглас­но Пин­да­ру, τύ­χη явля­ет­ся одной из Мойр, управ­ля­ю­щих судь­бой чело­ве­ка (Pind. Frg. 41; cf.: Paus. VII. 26. 8), а в дру­гом месте (Pind. Ol. XII) лирик назы­ва­ет ее доче­рью Зев­са. О свя­зи обе­их назван­ных сил име­ют­ся мно­го­крат­ные свиде­тель­ства у тра­ги­че­ских и коми­че­ских поэтов, хотя и здесь отно­ше­ния μοῖρα и τύ­χη пред­став­ля­ют­ся мало опре­де­лен­ны­ми (cf.: Eit­rem S. Moi­ra. Sp. 2464 f.; Her­zog-Hau­ser G. Ty­che. Sp. 1654; Nilsson M. P. Op. cit. Bd. 2. S. 202; Pötscher W. Moi­ra. Sp. 1394, 1396; Горан В. П. Указ. соч. С. 309). Г. Хер­цог-Хау­зер нахо­дил, что «суще­ст­вен­ное раз­ли­чие меж­ду Ty­che и Moi­ra состо­ит в том, что Ty­che, если не все­гда, то во вся­ком слу­чае очень часто, пред­став­ля­лась в каче­стве инди­виду­аль­но­сти или пер­со­ни­фи­ка­ции как пред­ста­ви­те­лям духов­ной эли­ты — фило­со­фам, поэтам, ора­то­рам, так и людям из наро­да. Толь­ко так, напри­мер, объ­яс­ня­ет­ся широ­ко рас­про­стра­нен­ный культ Ty­che и ее попу­ляр­ность в народ­ной фило­со­фии и комедии» (Her­zog-Hau­ser G. Op. cit. Sp. 1646).
  • 22Ука­за­тель состав­лен по важ­ней­шим из послед­них изда­ний Софок­ла Р. Доу (So­phoc­lis tra­goe­diae. T. 1: Aiax; Electra; Oedi­pus Rex / Ed. R. D. Dawe. [Bibl. script. Graec. et Ro­man. Teub­ne­ria­na]. 2. Aufl. Leip­zig, 1984. Col. 121—195) и Г. Ллойд-Джон­са — Н. Виль­со­на (So­phoc­lis fa­bu­lae / Re­cog. bre­vi­que ad­no­ta­tio­ne cri­ti­ca instrux. H. Lloyd-Jones et N. G. Wil­son. [Script. clas­sic bibl. Oxo­nien­sis]. Oxo­nii, 1990. Col. 119—180). Так­же исполь­зо­ва­ны неко­то­рые ста­рые изда­ния, в первую оче­редь, Ф. Блей­де­са (So­phoc­les [Works]. Vol. 1: Oedi­pus Ty­ran­nus. Oedi­pus Co­lo­nus. An­ti­go­ne / Ed. G. Long. With an English no­tes by F. H. M. Blay­des. Lon­don, 1859. P. 12—204), Г. Дин­дор­фа (So­phoc­lis tra­goe­diae su­persti­tes et per­di­ta­rum frag­men­ta. Vol. 1: Oedi­pus Rex / Ed. G. Din­dor­fii). [Script. clas­sic bibl. Oxo­nien­sis]. 3 ed. Oxo­nii, 1860. Col. 15—130), Г. Воль­фа (So­phok­les. [Tra­goe­diae]. Bd. 1: Ko­nig Oidi­pus / Ed. von G. Wolff. [Bibl. script. Graec. et Ro­man. Teub­ne­ria­na]. Leip­zig, 1870) и Ф. Ф. Зелин­ско­го (Софокл. Царь Эдип. Ч. 1. 2-е изд. СПб., 1896) с уче­том ком­мен­та­ри­ев Д. К. Камер­би­ка (Ka­mer­beek J. C. The Plays of So­phoc­les. Com­men­ta­ries. Vol. 4: The Oedi­pus Ty­pan­nus. Lei­den, 1967).
  • 23В дан­ном месте τύ­χη сопря­же­на со «спа­се­ни­ем» (σω­τῆρ). Cf.: Soph. Phil. 1471. См. ком­мен­та­рий Ф. Блей­де­са к дан­но­му пас­са­жу (Op. cit. P. 26 f.). Eh­ren­berg V. Sor­hok­les… S. 86: «ret­ten­de Ty­che».
  • 24Cf.: Soph. OC. 1168; Blay­des F. H. M. Op. cit. P. 87.
  • 25Важ­ный исто­ри­ко-фило­ло­ги­че­ский ком­мен­та­рий к дан­но­му сти­ху содер­жит­ся у Ф. Блей­де­са (Op. cit. P. 203 f).
  • 26В дан­ном слу­чае учи­ты­ва­ют­ся не все места, где встре­ча­ет­ся инте­ре­су­ю­щий нас тер­мин, т. е. во вни­ма­ние не при­ни­ма­ют­ся отрыв­ки не дошед­ших пол­но­стью тра­гедий. Cf.: El­lendt F. Le­xi­con So­phoc­leum. Col. 747 sq. (s. v. τύ­χη).
  • 27Г. Вольф отка­зы­ва­ет­ся видеть τύ­χη в дан­ном месте в каче­стве мифи­че­ско­го обра­за и избе­га­ет пер­со­ни­фи­ка­ции дан­ной силы (Op. cit. [1870]. S. 96: ἐμαυ­τὸν παῖδα τῆς Τύ­χης νέ­μων). Веро­ят­но, иссле­до­ва­тель не счи­тал сколь­ко-нибудь зна­чи­мым тот факт, что Софокл спе­ци­аль­но ука­зы­ва­ет на τύ­χη в этом сти­хе как на дей­ст­ви­тель­ную винов­ни­цу всех пери­пе­тий Эди­па по мне­нию само­го героя. Ана­лиз это­го пас­са­жа см. ниже.
  • 28О поня­тии мой­ра и мифи­че­ских Мой­рах см.: Eit­rem S. Moi­ra. Sp. 2449—2497; Ber­ry E. G. The His­to­ry and De­ve­lop­ment of θεία μοῖρα and θεία τύ­χη down to and inclu­ding Pla­to. Diss… Chi­ca­go, 1941 (послед­няя работа ока­за­лась недо­ступ­ной); Gree­ne W. Ch. Moi­ra, Fa­te, Good…; Diet­rich B. C. Death, Fa­te and the Gods. Lon­don, 1965; Pötscher W. Moi­ra // Der Klei­ne Pau­ly. Mün­chen, 1979. Bd. 3. Sp. 1391—1396; Зелин­ский Ф. Ф. Тра­гедия рока. Т. 2. С. 1—69; Горан В. П. Древ­не­гре­че­ская мифо­ло­ге­ма судь­бы. С. 23 сл., 41 слл., 88 сл., 122 слл., 129 слл., 137 слл., 146—157, 258 слл. и др.
  • 29Тер­мин μοῖρα («судь­ба», «опре­де­ле­ние судь­бы», «рок», «участь») в «Царе Эди­пе» употреб­ля­ет­ся: vv. 376; 713 (в обо­их слу­ча­ях — участь, т. е. то, что суж­де­но судь­бою, то, что име­ет отно­ше­ние к про­ро­че­ству Апол­ло­на); 864; 887 (κα­κά… μοῖρα [о соот­вет­ст­вии сти­хов 864 и 887 см. у Ф. Ф. Зелин­ско­го: Замет­ки к тра­геди­ям Софок­ла и схо­ли­ям на них. СПб., 1892. С. 33 сл.]); 1302 (πρὸς σῇ δυσ­δαί­μο­νι μοίρᾳ); 1458 (ἡ μὲν ἡμῶν μοῖρ᾿); cf.: El­lendt F. Le­xi­con So­phoc­leum. Col. 456 sq. (s. v. μοῖρα).
  • 30Ф. Ф. Зелин­ский пере­во­дит этот отры­вок сле­дую­щим обра­зом: «Чего ж боять­ся, если ты уве­рен, / Что слу­чай пра­вит жиз­нию тво­ею, / А про­виде­нью места нет нигде?»
  • 31Горан В. П. Указ. соч. С. 321 сл.
  • 32В текстах Софок­ла встре­ча­ет­ся сила τύ­χη, наде­лен­ная «пол­но­мо­чи­я­ми» оли­це­тво­рен­ной спра­вед­ли­во­сти и закон­но­сти — Δί­κη. Тесей, пори­цаю­щий Кре­он­та в тра­гедии «Эдип в Колоне», гово­рит, что сама прав­да-судь­ба (τύ­χη) настиг­ла царя (OC. 1026: σ᾿ εἷλε θη­ρῶνθ᾿ ἡ Τύ­χη). Ф. Блей­дес (So­phoc­les [Works]. Lon­don, 1859. Vol. 1. P. 339) сопро­вож­да­ет этот стих обшир­ным ком­мен­та­ри­ем, ссы­ла­ясь на мне­ние Дедер­лей­на и Хар­тун­га, счи­таю­щих более умест­ным здесь сло­во δί­κη, неже­ли τύ­χη, заме­чая при этом, что «два суще­ст­ви­тель­ных были часто вза­и­мо­за­ме­ня­е­мы». Сам Ф. Блей­дес оста­вил в тек­сте сло­во Δί­κη. То же самое повто­рил Г. Вольф в тойб­не­ров­ском изда­нии Софок­ла 1870 года (18732; 18743; cf.: So­phok­les. [Tra­gö­dien] / Erkl. von F. W. Schnei­dewin. 7. Aufl. [be­sorgt von. A. Nauck]. Ber­lin, 1878. S. 124). Одна­ко новые изда­ния наше­го авто­ра, напри­мер, Р. Доу (So­phoc­lis tra­goe­diae. 2. Aufl. Leip­zig, 1985. T. 2) и послед­нее, окс­форд­ское, Г. Ллойд-Джон­са-Н. Виль­со­на (So­phoc­lis fa­bu­lae. Oxo­nii, 1990. Col. 400) (см. прим. 22), ука­зы­вая на воз­мож­ный вари­ант чте­ния, пред­ло­жен­ный Дедер­лей­ном и Ф. Блей­де­сом, остав­ля­ют более рас­про­стра­нен­ный руко­пис­ный вари­ант, т. е. сло­во τύ­χη (ср.: изда­ния Софок­ла Г. Дин­дор­фа 18603. Col. 87; 18805. Col. 202; cf.: Ka­mer­beek J. C. The Plays of So­phoc­les. Com­men­ta­ries. Vol. 7: The Oedi­pus Co­lo­neus. Lei­den, 1984. P. 146). Пра­виль­ность послед­не­го вари­ан­та для нас важ­на, посколь­ку в дан­ном месте, хотя и кос­вен­но, под­твер­жда­ют­ся «поло­жи­тель­ные» каче­ства судь­бы-слу­чая (τύ­χη): спра­вед­ли­вость, бла­го­склон­ность к потер­пев­ше­му, заступ­ни­че­ство за него и в его лице за суще­ст­ву­ю­щий Веч­ный Закон, — что опи­сы­ва­ет при­су­щие этой сто­роне судь­бы чер­ты вполне «логич­ные».
  • 33См. ниже, прим. 38.
  • 34«И име­нем ты той беде обя­зан», — пере­во­дит Ф. Ф. Зелин­ский эти сло­ва вест­ни­ка.
  • 35Пер. Ф. Ф. Зелин­ско­го. Про­ти­во­по­став­ле­ние μικ­ρόν καὶ μέ­γαν в дан­ном слу­чае озна­ча­ет про­ти­во­по­став­ле­ние того, кем Эдип был преж­де — без­род­ное суще­ство, най­де­ныш — и кем он стал теперь — мно­го­муд­рым спа­си­те­лем горо­да, счаст­ли­вым царем, мужем и отцом.
  • 36The­sau­rus Grae­cae Lin­guae. Vol. 7. [S—T]. Col. 2626—2632 (s. v. Τύ­χη). Cf.: El­lendt F. Le­xi­con So­phoc­leum. Col. 748 (s. v. τύ­χη); Lid­dell H. G., Scott R., Jones H. S. A Greek-English Le­xi­con. P. 1839 (s. v. τύ­χη).
  • 37Cf.: Soph. Ant. 1158—1160: τύ­χη γὰρ ὀρθοῖ καὶ τύ­χη κα­ταρ­ρέ­πει / τὸν εὐτυ­χοῦν­τα τόν τε δυσ­τυ­χοῦντ᾿ ἀεί, / καὶ μάν­τις οὐδεὶς τῶν κα­θεσ­τώ­των βρο­τοῖς (И что ж? Слу­чай­ность мани­ем еди­ным / Того низ­вергнет, это­го воз­вы­сит, / А как — того не ска­жет и про­рок [пер. Ф. Ф. Зелин­ско­го]). Мысль о пан­то­кра­тии τύ­χη и сокры­то­сти ее пла­нов от про­гно­зов чело­ве­ка выска­зы­ва­ет­ся Софо­к­лом неод­но­крат­но (OR. 977 sq.; Frg. 196 [Nauck]). Cf.: Eh­ren­berg V. Sor­hok­les… S. 88.
  • 38На родине вель­мо­жей пер­вым стал я, / До слу­чая (τύ­χη), кото­рый был досто­ин / Сомне­ния, но гне­ва не досто­ин. / На пир­ше­стве, напив­шись до поте­ри / Рас­суд­ка, гость какой-то в пья­ном рве­нье / «Под­дель­ным сыном мое­го отца» / Меня назвал… (пер. Ф. Ф. Зелин­ско­го).
  • 39Зелин­ский Ф. Ф. Тра­гедия рока… С. 35.
  • 40В наи­бо­лее пол­ной и чет­кой фор­ме кон­цеп­ция антич­ной куль­ту­ры как мифи­че­ско-тра­ги­че­ской пье­сы, «постав­лен­ной на бес­край­них про­сто­рах сце­ни­че­ской пло­щад­ки все­лен­ной кос­ми­че­ским дра­ма­тур­гом», где чело­век явля­ет­ся рядо­вым акте­ром в теат­ре судь­бы, была раз­ра­бота­на в ряде работ А. Ф. Лосе­ва: 1) Очер­ки антич­но­го сим­во­лиз­ма и мифо­ло­гии. С. 709—772; 2) Исто­рия антич­ной эсте­ти­ки: Ран­няя клас­си­ка. М., 1963; 3) Исто­рия антич­ной эсте­ти­ки: Ито­ги… Кн. 2. С. 345 сл., 501 сл., 506 сл., 521; 4) Жизнь как сце­ни­че­ская игра в пред­став­ле­нии древ­них гре­ков // Тахо-Годи А. А., Лосев А. Ф. Гре­че­ская куль­ту­ра в мифах, сим­во­лах и тер­ми­нах. СПб., 1999. С. 434—442.
  • 41Голо­сов­кер Я. Э. Логи­ка мифа. М., 1987. С. 54.
  • 42Там же.
  • 43Cf.: Eger­mann F. Are­te und tra­gi­sche Bewußtheil bei So­phok­les und He­ro­dot. Mun­chen, 1957. S. 43 f. Тра­ги­че­ский герой, соглас­но Ф. Эгер­ма­ну, все­гда готов пред­по­честь «пре­крас­ное» («Schö­ne») «полез­но­му» («Nützli­chen») «во имя высо­кой чистой цели» (ibid. S. 43) — доб­ро­де­те­ли, кото­рая одна поз­во­ля­ет чело­ве­ку стать Чело­ве­ком. Доб­ро­де­тель тако­го рода Ф. Эгер­ман назы­вал «высо­кой тра­гич­но­стью» («ho­he Tra­gik»). Послед­няя заклю­ча­лась в том, что чело­век изби­ра­ет пре­крас­ное в пол­ном осо­зна­нии того, что за это он дол­жен запла­тить жиз­нью (cf.: ibid. S. 44 ff.).
  • 44Ibid. S. 43.
  • 45Ibid.
  • 46Ibid.
  • 47Горан В. П. Древ­не­гре­че­ская мифо­ло­ге­ма судь­бы. С. 323.
  • 48См.: Зелин­ский Ф. Ф. Тра­гедия рока. С. 1 слл.
  • 49Слов­но оправ­ды­ва­ет свое зна­че­ние гла­гол «со-лучать», от кото­ро­го ведет свое нача­ло суще­ст­ви­тель­ное «слу­чай» (ср.: Даль В. И. Тол­ко­вый сло­варь… Т. 4. [Р—Я]. С. 226 [сло­вар. ст. слу­чай]).
  • ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО РИМА
    1303242327 1341515196 1341658575 1351515476 1351515906 1351516359