По поводу этнической принадлежности так называемых вотивных плиток фракийского круга из Таврики

с.195 На про­тя­же­нии вто­рой поло­ви­ны II — третьей чет­вер­ти III вв. в Хер­со­не­се и его окрест­но­стях, а так­же на Хара­к­се и дру­гих пунк­тах Юго-Запад­ной части Крым­ско­го п-ва дис­ло­ци­ро­ва­лись рим­ские вой­ска из соста­ва Мезий­ской армии импе­рии. В соста­ве насе­ле­ния того вре­ме­ни рим­ские воен­но­слу­жа­щие пред­став­ля­ли не толь­ко доста­точ­но ком­пакт­ную, но ино­род­ную груп­пу насе­ле­ния. Они были носи­те­ля­ми иной куль­ту­ры и, сле­до­ва­тель­но, фор­мы их рели­ги­оз­ных пред­став­ле­ний отли­ча­лись от рели­гии при­чер­но­мор­ских гре­ков и вар­вар­ско­го насе­ле­ния реги­о­на. Несмот­ря на про­цесс ниве­ли­ров­ки куль­тур и рели­ги­оз­ный син­кре­тизм, кото­рый наблюда­ет­ся в пер­вые века н. э. повсе­мест­но, идео­ло­ги­че­ские пред­став­ле­ния рим­ских воен­но­слу­жа­щих были доста­точ­но спе­ци­фич­ны. При­чем, как сей­час уста­нов­ле­но, рим­ские куль­ты не вышли за пре­де­лы рим­ских гар­ни­зо­нов и не ока­за­ли суще­ст­вен­но­го вли­я­ния как на рели­ги­оз­ную жизнь в осно­ве сво­ей гре­че­ско­го насе­ле­ния Хер­со­не­са, так и на вар­вар­ские наро­ды Тав­ри­ки¹. Поэто­му крайне важ­но оце­нить инфор­ма­тив­ность памят­ни­ков, свя­зан­ных с рели­ги­оз­ны­ми пред­став­ле­ни­я­ми рим­ских воен­но­слу­жа­щих в этом реги­оне. При­чем, наи­бо­лее инте­рес­ны в этом отно­ше­нии вотив­ные плит­ки так назы­вае­мо­го фра­кий­ско­го кру­га, кото­рые обыч­но счи­та­ют­ся одним из наи­бо­лее чет­ких пока­за­те­лей как при­сут­ст­вия рим­ских сол­дат в антич­ных цен­трах Север­но­го При­чер­но­мо­рья, так и неод­но­род­но­сти их рели­ги­оз­ных пред­став­ле­ний.

Вотив­ные мра­мор­ные плит­ки, обна­ру­жен­ные при рас­коп­ках Хер­со­не­са и побли­зо­сти обо­ро­ни­тель­ных стен Хара­к­са, уже неод­но­крат­но слу­жи­ли пред­ме­том спе­ци­аль­но­го изу­че­ния². Памят­ни­ки этой кате­го­рии — в подав­ля­ю­щем боль­шин­стве при­воз­ные из цен­тров Запад­но­го Пон­та — пред­став­ле­ны поли­ро­ван­ны­ми пря­мо­уголь­ны­ми плит­ка­ми тра­пе­цие­вид­ной фор­мы, ино­гда с закруг­лен­ным вер­хом, изготов­лен­ны­ми либо из про­ко­нес­ско­го, с сини­ми про­жил­ка­ми, либо из круп­но­зер­ни­сто­го бело­го мра­мо­ра. На лице­вой поверх­но­сти, с.196 окайм­лен­ной рам­кой, как пра­ви­ло, име­лись изо­бра­же­ния божеств, испол­нен­ные в низ­ком баре­лье­фе. Ино­гда такие плит­ки, в част­но­сти, в Хер­со­не­се, дела­лись из извест­ня­ка, что свиде­тель­ст­ву­ет об их изготов­ле­нии на заказ на месте, види­мо, по при­воз­ным образ­цам³. В этом отно­ше­нии пока­за­тель­но, что два релье­фа, обна­ру­жен­ные при рас­коп­ках в Пор­то­вом рай­оне Хер­со­не­са, не име­ли по пери­мет­ру обыч­ной для таких памят­ни­ков рам­ки, что кос­вен­но свиде­тель­ст­ву­ет об изготов­ле­нии их мест­ны­ми масте­ра­ми⁴.

Такие мра­мор­ные плит­ки, свя­зан­ные с рели­ги­оз­ны­ми пред­став­ле­ни­я­ми фра­кий­ско­го насе­ле­ния Поду­на­вья, укреп­ля­лись на сте­нах свя­ти­лищ и в сво­ей мас­се дати­ру­ют­ся II—III вв.⁵ Поэто­му наход­ки ана­ло­гич­ных памят­ни­ков в антич­ных цен­трах Север­но­го При­чер­но­мо­рья обыч­но свя­зы­ва­ют­ся иссле­до­ва­те­ля­ми с при­сут­ст­ви­ем здесь рим­ских гар­ни­зо­нов, в состав кото­рых вхо­ди­ли уро­жен­цы Поду­на­вья⁶.

Для рас­смат­ри­вае­мой темы небезын­те­рес­но при­ве­сти пере­чень изо­бра­же­ний божеств, кото­рые име­лись на таких плит­ках. В Хер­со­не­се и его окрест­но­стях обна­ру­же­но 11 целых и фраг­мен­ти­ро­ван­ных памят­ни­ков с изо­бра­же­ни­ем фра­кий­ско­го всад­ни­ка, один — Дио­с­ку­ров, один — Арте­ми­ды, два — Дио­ни­са, один — Гека­ты, один — Мит­ры, один — Геры⁷. Из Хара­к­са про­ис­хо­дят три изо­бра­же­ния фра­кий­ско­го всад­ни­ка, четы­ре — Дио­ни­са, два — Мит­ры, а так­же по одно­му — Гер­ме­са, Арте­ми­ды и трех­ли­кой Гека­ты⁸. На Сак­ской пере­сы­пи встре­че­но девять фраг­мен­тов релье­фов с изо­бра­же­ни­ем фра­кий­ско­го всад­ни­ка, а так­же с изо­бра­же­ни­я­ми Геры, Кибе­лы, Арте­ми­ды и пред­по­ло­жи­тель­но — Юпи­те­ра Луч­ше­го Вели­чай­ше­го, Мит­ры-Тав­р­ок­то­на и Аскле­пия⁹.

с.197 Ана­ло­гич­ные вотив­ные плит­ки обна­ру­же­ны не толь­ко на терри­то­рии Тав­ри­ки, но и в дру­гих антич­ных цен­трах Север­но­го При­чер­но­мо­рья. В Оль­вии извест­но пять таких памят­ни­ков с изо­бра­же­ни­ем фра­кий­ско­го всад­ни­ка, четы­ре — Мит­ры-Тав­р­ок­то­на, еще на двух пред­став­ле­ны боро­да­тые боги, а так­же Демет­ра и Кора¹⁰. Из Тиры про­ис­хо­дят две плит­ки, на кото­рых пред­став­ле­ны Фра­кий­ские всад­ни­ки, и одна — с изо­бра­же­ни­ем Арте­ми­ды¹¹. Изо­бра­же­ния божеств, кото­рых име­ют­ся на вотив­ных плит­ках, мож­но разде­лить на несколь­ко групп.

К пер­вой отно­сят­ся релье­фы с фра­кий­ским всад­ни­ком. В коли­че­ст­вен­ном отно­ше­нии их — подав­ля­ю­щее боль­шин­ство. В обра­зе всад­ни­ка на терри­то­рии Мезии и Фра­кии в пер­вые века н. э. почи­тал­ся не толь­ко Герой, но и Аскле­пий, Дио­нис, Зевс, Плу­тон, Апол­лон, Мит­ра, Сера­пис, Силь­ван, Арте­ми­да и даже Арте­ми­да-Бен­дида¹². Вполне воз­мож­но, что и сами деди­кан­ты не име­ли чет­ко­го и усто­яв­ше­го­ся пред­став­ле­ния о роли и функ­ци­ях сво­его кон­но­го бога¹³. Но его связь с борь­бой раз­ных начал (зем­но­го и небес­но­го, жиз­ни и смер­ти, рим­лян и вар­ва­ров), ста­но­вит­ся осо­бен­но харак­тер­ной для ана­ло­гич­ных памят­ни­ков середи­ны III в.¹⁴ Фра­кий­ское про­ис­хож­де­ние это­го изо­бра­же­ния несо­мнен­но¹⁵, так как оно отра­жа­ет веро­ва­ния и рели­ги­оз­ные пред­став­ле­ния выход­цев с терри­то­рии с.198 Мезии и Фра­кии¹⁶, уро­жен­цы кото­рых состав­ля­ли зна­чи­тель­ный про­цент сре­ди рим­ских воен­но­слу­жа­щих, осо­бен­но под­разде­ле­ний вспо­мо­га­тель­ных войск Мезий­ской армии¹⁷. Из соста­ва послед­ней как раз и выде­ля­лись сол­да­ты для несе­ния служ­бы в антич­ных горо­дах Север­но­го При­чер­но­мо­рья¹⁸.

Ко вто­рой груп­пе при­над­ле­жат боже­ства восточ­но­го про­ис­хож­де­ния, пред­став­лен­ные, преж­де все­го, изо­бра­же­ни­я­ми Мит­ры. Культ это­го иран­ско­го сол­неч­но­го боже­ства в пер­вые века н. э. был широ­ко рас­про­стра­нен на терри­то­рии Рим­ской импе­рии, в том чис­ле и в Поду­на­вье, в первую оче­редь, сре­ди сол­дат рим­ской армии¹⁹. Объ­яс­ня­ет­ся это тем, что Мит­ра был мно­го­функ­цио­наль­ным боже­ст­вом, хра­ни­те­лем дого­во­ра и сою­за, бор­цом со злом и его победи­те­лем, давав­шим людям свет и доб­ро²⁰. Такие мра­мор­ные релье­фы, про­ис­хо­дя­щие из Хер­со­не­са и Хара­к­са, а так­же наход­ка в рай­оне хер­со­нес­ской цита­де­ли фраг­мен­ти­ро­ван­но­го алта­ря с латин­ским посвя­ще­ни­ем, види­мо, Мит­ре от име­ни рим­ско­го воен­но­слу­жа­ще­го²¹, и незна­чи­тель­ное коли­че­ство памят­ни­ков, свя­зан­ных с этим боже­ст­вом в Тав­ри­ке, оче­вид­но, поз­во­ля­ют свя­зы­вать их с идео­ло­ги­ей рас­квар­ти­ро­ван­ных здесь сол­дат Рим­ской армии. Хотя Э. И. Соло­мо­ник не исклю­ча­ла и воз­мож­но­сти того, что адеп­та­ми это­го куль­та были не толь­ко сол­да­ты, но и какая-то часть насе­ле­ния Хер­со­не­са²².

И, нако­нец, в третью груп­пу могут быть объ­еди­не­ны изо­бра­же­ния, адек­ват­ные боже­ствам гре­че­ско­го пан­тео­на, обра­зы кото­рых, впро­чем, в пер­вые века н. э. пре­тер­пе­ли опре­де­лен­ную моди­фи­ка­цию в резуль­та­те кри­зи­са полис­ной идео­ло­гии и рели­ги­оз­но­го син­кре­тиз­ма²³. Одним из след­ст­вий это­го про­цес­са в Хер­со­не­се было рас­ши­ре­ние кру­га част­ных куль­тов, кото­рые отправ­ля­лись семья­ми в домаш­них свя­ти­ли­щах²⁴. Учи­ты­вая, что подав­ля­ю­щее боль­шин­ство релье­фов рас­смат­ри­вае­мо­го типа с изо­бра­же­ни­я­ми божеств гре­че­ско­го пан­тео­на было обна­ру­же­но при рас­коп­ках жилых квар­та­лов Хер­со­не­са, с.199 есть все осно­ва­ния пред­по­ла­гать, что релье­фы с изо­бра­же­ни­я­ми гре­че­ских божеств пер­во­на­чаль­но сто­я­ли не толь­ко в куль­то­вых поме­ще­ни­ях рим­ских воен­но­слу­жа­щих, но и в домаш­них свя­ти­ли­щах хер­со­не­си­тов.

Все ска­зан­ное поз­во­ля­ет прий­ти к весь­ма важ­но­му заклю­че­нию о том, что тип вотив­но­го релье­фа так назы­вае­мо­го фра­кий­ско­го кру­га, вне зави­си­мо­сти от харак­те­ра изо­бра­же­ния, не может рас­смат­ри­вать­ся в каче­стве пока­за­те­ля при­над­леж­но­сти памят­ни­ка исклю­чи­тель­но рим­ским воен­но­слу­жа­щим — выхо­д­цам из Поду­на­вья. Толь­ко в тех слу­ча­ях, когда на таких памят­ни­ках име­лись изо­бра­же­ния фра­кий­ско­го всад­ни­ка, об этом мож­но гово­рить более или менее уве­рен­но²⁵.

Сей­час обще­при­знан­ным явля­ет­ся факт, что мра­мор­ные плит­ки рас­смат­ри­вае­мо­го типа были широ­ко рас­про­стра­не­ны на терри­то­рии Дунай­ских про­вин­ций Рим­ской импе­рии не толь­ко сре­ди воен­но­слу­жа­щих, но и граж­дан­ско­го насе­ле­ния. Имен­но это поз­во­ли­ло сде­лать вывод, что и в Хер­со­не­се ана­ло­гич­ная фор­ма посвя­ти­тель­но­го памят­ни­ка исполь­зо­ва­лась не толь­ко рим­ски­ми сол­да­та­ми, но и хер­со­не­си­та­ми, о чем, в част­но­сти, свиде­тель­ст­ву­ет извест­ня­ко­вый фраг­мент с изо­бра­же­ни­ем боги­ни Девы²⁶. Сле­до­ва­тель­но, рас­про­стра­не­ние тако­го типа памят­ни­ков в Север­ном При­чер­но­мо­рье не сле­ду­ет свя­зы­вать исклю­чи­тель­но с при­сут­ст­ви­ем в соста­ве их насе­ле­ния этни­че­ских фра­кий­цев, в том чис­ле и сол­дат. Ско­рее, это явле­ние сле­ду­ет объ­яс­нять в более общем плане: тес­ны­ми свя­зя­ми с Поду­на­вьем, кото­рые при­ве­ли к опре­де­лен­ным заим­ст­во­ва­ни­ям, а так­же при­сут­ст­ви­ем в соста­ве насе­ле­ния антич­ных цен­тров реги­о­на опре­де­лен­ных групп выход­цев с терри­то­рии Мезии и Фра­кии²⁷.

Ска­зан­ное, с одной сто­ро­ны, хоро­шо согла­су­ет­ся с дан­ны­ми о при­сут­ст­вии в соста­ве насе­ле­ния Хер­со­не­са и на Хара­к­се граж­дан­ско­го насе­ле­ния, свя­зан­но­го с рим­ски­ми гар­ни­зо­на­ми²⁸, а, с дру­гой, — с про­вин­ци­аль­но-рим­ским вли­я­ни­ем, кото­рое наи­бо­лее замет­но про­яви­лось в мате­ри­аль­ной куль­ту­ре²⁹, в том чис­ле и в рас­про­стра­не­нии весь­ма спе­ци­фич­ных пли­ток так назы­вае­мо­го фра­кий­ско­го типа с изо­бра­же­ни­я­ми божеств тра­ди­ци­он­но­го гре­че­ско­го пан­тео­на. В спра­вед­ли­во­сти сде­лан­но­го выво­да убеж­да­ет и рельеф­ная терра­ко­то­вая пла­кет­ка из Хер­со­не­са³⁰, свя­зан­ная с куль­том дунай­ско­го всад­ни­ка, кото­рый полу­чил наи­бо­лее широ­кое рас­про­стра­не­ние в кон­це III в.³¹, когда ста­ци­о­нар­но­го рим­ско­го гар­ни­зо­на в Хер­со­не­се уже не было.