Сирийское наместничество Авла Габиния
с.198 Одним из наиболее неясных эпизодов в истории римско-парфянских отношений в первое десятилетие после заключения Помпеем договора с парфянами являются события, происшедшие во время сирийского наместничества Авла Габиния. Обычно в предельно общем виде сообщают, что у него нашел убежище парфянский царевич Митридат, не поделивший власть со своим братом, Габиний намеревался оказать ему помощь, но в последний момент изменил свое решение, то ли не получив позволения на это предприятие от сената, то ли обратившись к более выгодной египетской авантюре.
Причины неясности кроются прежде всего в краткости и разрозненности упоминаний источников об этом эпизоде наместничества Габиния. Авторов, представлявших, если можно так выразиться, «магистральную линию» античной историографии, связанную с событиями в столице и деятельностью протагонистов политической борьбы в Риме, интересовал в первую очередь тот аспект деятельности Габиния на посту проконсула Сирии, который был наиболее тесно связан с внутриполитическими событиями в Риме, — его поход в Египет и реставрация на троне Птолемея Авлета. Для иудея Иосифа Флавия наиболее интересным оказалось вмешательство Габиния в борьбу Аристобула и Гиркана, описанное им весьма подробно1. Что касается парфянского эпизода, то он упоминается лишь вскользь и не привлекает к себе особого внимания. Между тем он является своеобразным прологом к событию гораздо более значимому — трагическому парфянскому походу М. Красса.
Первый вопрос, который встает при обращении к истории сирийского наместничества Габиния, — это вопрос об объеме его полномочий. Как известно, Авл Габиний был избран консулом на 58 г.2 вместе с Л. Кальпурнием Пизоном3. При этом оба они являлись ставленниками триумвиров — Габиний был старым соратником Помпея4, а Пизон с.199 приходился тестем Цезарю5. По-видимому, первоначально предполагалось несколько иное распределение должностей, не учитывавшее интересов Цезаря. В апреле 59 г. Цицерон спрашивал у Аттика: «Кого прочат в консулы — Помпея и Красса, как говорят в народе, или, как мне пишут, Сервия Сульпиция с Габинием?»6. Не говоря уже о ситуации, в которой оба места достались бы коллегам Цезаря по триумвирату, даже вторая возможность не была для него благоприятной — Габиний был старым помпеянцем7, а Сервий Сульпиций Руф — фигурой бесцветной и вечно колеблющейся8. Энергичными действиями Цезарю удалось изменить расклад сил на тот, который более или менее его устраивал. Женившись на Кальпурнии, он провел ее отца в консулы, а Помпея нейтрализовал, выдав за него замуж свою дочь9.
Как справедливо подчеркивала И. Сэнфорд, «едва ли мы можем допустить, что любой из триумвиров поддержал бы неспособного или пользующегося дурной репутацией человека как кандидата на этот решающий год. Однако им нужен был человек, который не позволял бы моральным сомнениям стоять на пути интересов триумвирата»10. Когда в данном случае идет речь о возможных моральных сомнениях, то, совершенно очевидно, подразумевается сотрудничество консулов 58 г. с избранным народным трибуном на тот же год П. Клодием, одним из наиболее одиозных персонажей периода поздней Римской республики.
с.200 В деятельности этого знаменитого демагога очень сложно найти какое-либо позитивное начало или позитивную программу. Он находился во вражде едва ли не со всеми наиболее заметными представителями римской политической элиты, вряд ли был чьим-либо орудием или прочно входил в какую-либо группировку и уж тем более не был выразителем чаяний «народных масс», вождем римских популяров11. Нам ближе позиция тех исследователей, которые подчеркивают его беспринципность и гипертрофированную амбициозность, хотя, справедливости ради, надо отметить его несомненное умение управлять толпой и направлять ее эмоции в нужную ему сторону, хотя применял он этот талант исключительно в деструктивных целях.
Альянс Клодия с триумвирами в 58 г. имел вполне отчетливую подоплеку: невмешательство Клодия в решения, принятые в 59 г., покупалось ценой «сдачи» ему Цицерона, и, пока месть оратору не свершилась, на лояльность Клодия можно было рассчитывать12. Именно в таком политическом контексте происходит распределение провинций между консулами и (если верить заявлениям Цицерона) наделение их чрезвычайными полномочиями. Как справедливо отметил
Согласно предложенному Клодием закону, Габиний получил в качестве провинции Киликию (Cic. Dom. 23; Sest. 55), однако в дальнейшем она была заменена на Сирию (Cic. Sest. 55; Dom. 23, 70). Мотивы этой замены не вполне ясны.
Таким образом, порядок событий был таков: согласно закону Семпрония, сенат до выборов назначил консулам в качестве провинций Македонию и Киликию. Предполагалось, что решать, кому какая провинция достанется, должна была, как обычно, жеребьевка. Но тут в дело вмешался Клодий, и, поскольку Габиний хотел получить Киликию, отдал ему эту провинцию. «…Ты, …хотя провинции были назначены сенатом на основании Семпрониева закона, отдал их в чрезвычайном порядке, без метания жребия, не консулам, а поименно губителям государства!», — мечет молнии в своего врага Цицерон (Dom. 24).
Почему же все-таки Габиний изменил свое решение? Одно из возможных объяснений, и, как кажется, весьма вероятное, предлагает Э. Бэдиан. По его мнению, первоначально предполагалось, что под управлением наместника Киликии будет находиться также аннексированный Кипр. Однако в дальнейшем, в связи с необходимостью убрать из Рима под благовидным предлогом Катона и пополнить государственное казначейство, на этот остров был отправлен Катон с чрезвычайной миссией. Он доставил в Рим сумму в 7 тыс. талантов (Plut. Cat. Min. 38. 1)19, которая, несомненно, осела бы большей частью в руках Габиния, получи он Кипр в свое ведение. Когда это было выполнено, первоначальное решение вступило в силу, и, начиная с 56 г., Кипр и Киликия находятся под управлением одного наместника20.
Очень неясным вопросом является объем полномочий, предоставленных консулам. Единственным источником здесь, как и в вопросе о перераспределении провинций, является Цицерон. В речи «О своем с.202 доме» он дважды касается характера империя, который получили Пизон и Габиний. Первый раз он вопрошает: «…Кто облек его неограниченным империем?»21. Далее он упоминает в этой связи уже обоих консулов: «…Когда Габинию отдавали Сирию, а Македонию — Пизону, причем им обоим предоставили неограниченный империй…»22.
Что следует понимать под термином imperium infinitum? Сразу же напрашивается мысль, что Габиний и Пизон получали неограниченную свободу действий за пределами своих провинций. И. Сэнфорд комментирует это следующим образом: «Предоставление imperium infinitum было менее распространенной инновацией (в сравнении с назначением провинции без жребия. —
Оба они, по мнению Цицерона, виновны в его изгнании, и, соответственно, на них он обрушивает свое красноречие, которое временами граничит с площадной бранью. По словам современного историка, вернувшийся в Рим Цицерон «отнюдь не отказывается от мести. Оба консула стали его врагами, и он поклялся разделаться с ними»26. Конечно, разделаться с Габинием и Пизоном в прямом смысле слова оратор не мог, но скомпрометировать их он постарался максимально. Одним из таких компрометирующих моментов и являлось риторически преувеличенное подчеркивание несовпадения большого объема полномочий и малых достигнутых результатов27.
с.203 Посмотрим на вопрос с другой стороны. Какие территории Цицерон считал подвластными Габинию? Он называет их дважды. Сначала, обращаясь к Клодию, он говорит: «ты отдал на разграбление… Сирию, Вавилонию, Персию…»28. В дальнейшем он утверждает, что Клодий отдал Габинию «все сирийские, аравийские и персидские царства»29. Если считать, что этот перечень имеет под собой какую-либо реальную основу30, то он производит весьма странное впечатление. В каждой из процитированных фраз есть названия территорий, которые, несомненно, входили в зону ответственности Габиния — Сирия, которая была его провинцией, и Аравия («аравийские царства»), где ему предстояло вести борьбу с местными кочевниками31. Однако Персия и Вавилония — это нечто совершенно непонятное, если считать, что за этими наименованиями скрывается что-либо, кроме риторики.
Цицерон прекрасно знал, что за Евфратом находится Парфия, и в тех случаях, когда он говорил о реальной политике, он называл восточных соседей Рима своими именами32, Персия появляется у него совсем в другом контексте — когда говорится об обычаях персов или о более или менее отдаленном прошлом. Так, Персия и персы упоминаются им в связи с греко-персидскими войнами (Brut. 41; Off. III. 48; Leg. II. 26), событиями, описанными Ксенофонтом (Fin. II. 92; Tusc. V. 99), персидскими обычаями (R. p. III. 14; Div. I. 91; Verr. II. 3. 76) и т. п. Особенно показательно в этом отношении упоминание Персии в одной из речей против Верреса, где она вместе с Индией выступает как символ далекой варварской страны33.
Примерно то же самое можно сказать и о Вавилоне. За исключением указанного места, он упоминается Цицероном еще только один раз, приблизительно в таком же контексте, что и Персия, — историко-культурном34. Таким образом, можно с полной уверенностью отнести с.204 «персидские и вавилонские царства» к риторическим преувеличениям и не учитывать их в связи с определением границ империя, предоставленного Габинию. На то, что империй Габиния не предполагал для него полной свободы действий за пределами предоставленной ему провинции, указывает и привлечение его к суду на основании Lex Cornelia de maiestatis в связи с его походом в Египет35, и то, что, согласно Страбону, он отказался от парфянского проекта, так как сенат запретил ему это предприятие (XVI. 1. 28).
Еще в большей степени не может приниматься во внимание вариант истолкования, согласно которому империй Габиния не был ограничен во времени36. Действительно, ограниченность во времени полномочий магистрата была одной из основных гарантий, которые должны были предотвратить узурпацию им власти, и нам неизвестен ни один случай предоставления бессрочных полномочий, по крайней мере, к моменту консульства Габиния37. Если обратиться к ближайшим прецедентам — законам самого Габиния и затем Манилия о предоставлении экстраординарных полномочий Гн. Помпею и аналогичному закону Ватиния в отношении Цезаря, то мы обнаружим в них установление четких временных рамок для осуществления чрезвычайной с.205 власти — три года для Помпея и пять лет для Цезаря38. В любом случае, Габиний не мог получить больше, хотя бы потому, что он не был самостоятельной политической фигурой. Относительно конкретной длительности его полномочий мнения исследователей расходятся. Г. Ферреро, например, уверенно называет цифру пять лет39, а
Итак, что мы имеем в итоге? Все известные нам факты противоречат тому, что империй Габиния был «неограниченным». Скорее следует согласиться с теми авторами, которые указывают на то, что слова Цицерона являются чистой риторикой, причем в зависимости от строения фразы и требований ритма оратор говорил то imperium infinitum, то infinitum imperium43. Никакого конституционного смысла это сочетание не имеет. Более того, возможно, есть смысл вообще усомниться в том, что империй Габиния и Пизона носил чрезвычайный характер. Во всяком случае, обращает на себя внимание тот факт, что предшественники Габиния в Сирии занимали пост наместника по два-три года каждый44. Сам Габиний задержался несколько дольше, но тому есть причины — как известно, на свиданье триумвиров в Луке Красс выговорил себе Сирию как провинцию после завершения консульства, и Габиний вполне мог дожидаться в качестве преемника именно его. Что касается Красса, то он отбыл в Сирию еще в 55 г., не дожидаясь завершения своего консульства. Причиной выбора Крассом с.206 Сирии в качестве провинции и такой поспешности при отправлении служило то обстоятельство, что в это время остро встает вопрос об отношениях с Парфией, и события последнего года проконсульства Габиния послужили своеобразным прологом к трагическому походу Красса.
Что же происходило в это время в Парфии? К сожалению, информация источников об этом очень скудна и противоречива, а потому многое приходится излагать лишь в качестве предположений. Несомненным фактом является то, что в 58/57 гг. правящий царь Фраат III был убит своими сыновьями Митридатом и Ородом (Dio Cass. XXXIX. 56. 2)45. Престол перешел к старшему из братьев, который стал править под именем Митридат III46. О коротком правлении Митридата III не известно практически ничего; один только Юстин мельком упоминает войну с Арменией, которую тот вел47. Обычно считается, что здесь произошло смешение имен, и Помпей Трог или Юстин спутали этого царя с его предком, Митридатом II Великим, который действительно воевал с Арменией48. С другой стороны, еще Т. Моммзен не видел в этом сообщении ничего невероятного, считая, что именно эта война послужила причиной похода Габиния за Евфрат49. Недавно была сделана попытка (как кажется, достаточно удачная) подкрепить эту гипотезу новыми аргументами.
Возможно, в это время имели место какие-то смуты в Армянском царстве, которые способствовали ослаблению власти уже престарелого Тиграна II51 и обеспечили успех парфянской интервенции. Как на одну из возможных причин таких смут можно указать на исчезновение из поля нашего зрения Тиграна Младшего, до 58 г. находившегося в плену в Риме. Последнее событие его биографии, известное нам достоверно — это его бегство из Рима в 58 г., о котором имеется ряд упоминаний в речах и письмах Цицерона, несколько слов у Диона Кассия и довольно развернутый рассказ Аскония в комментариях к речи Цицерона «За Милона».
Тигран Младший, сын армянского царя, своими интригами навлек на себя гнев Помпея и был заключен в оковы, а затем отправлен в Рим и проведен в триумфальном шествии среди прочих побежденных властителей52. О дальнейшем Асконий рассказывает так: после триумфа закованный в цепи Тигран был помещен под стражу в дом сенатора Флавия, который затем был претором в год трибуната Клодия53. Однажды во время обеда Клодий попросил Флавия привести Тиграна, чтобы посмотреть на него; но когда царевич был доставлен, Клодий пригласил его к столу, а затем приказал отвести к себе домой, где содержал без оков, не реагируя на требования Помпея о возвращении пленника. В дальнейшем он посадил Тиграна на корабль, но непогода заставила это судно пристать в Анции, куда Клодий немедленно отправил одного из своих клевретов, Секста Клодия, с тем, чтобы царевича доставили к нему. Однако с тем же поручением от противников самоуправства Клодия был отправлен и Флавий. На Аппиевой дороге, у четвертого милевого столба, произошла вооруженная стычка двух отрядов, в которой было много погибших с той и другой стороны, в том числе близкий Помпею римский всадник М. Папирий, смертью которого затем Цицерон попрекал Клодия. «Флавий без единого сотоварища едва смог бежать в Рим» (Flavius sine comite Romani vix perfugit), — завершает свой рассказ Асконий (47 C).
Дион Кассий гораздо менее подробен. Он говорит, что Клодий за взятку похитил Тиграна Младшего, в то время еще содержавшегося под стражей у Л. Флавия, и отпустил его54. Из этих сообщений, а также с.208 упоминаний дела Тиграна у Цицерона (Att. III. 8. 3; Mil. 36; Dom. 66), создается впечатление, что побег в конечном итоге все-таки закончился успешно. После этого имя Тиграна Младшего исчезает из наших источников и на его дальнейшую судьбу нет никаких указаний. Учитывая политическую ситуацию, сложившуюся вокруг Парфии и Армении в первой половине
Таким образом, обстановка, сложившаяся в первой половине
Однако решение совета является только внешним выражением более глубоких процессов. В свое время
Эта схема нуждается в некоторой корректировке. Прежде всего, трудно представить суверенного монарха, восточного деспота, который выступал бы как сторонник капитуляции своего государства перед внешней силой, не будучи побежденным на войне или принужденным другим способом. Раздор братьев был скорее обычной борьбой за власть внутри правящей династии и вряд ли здесь была какая-либо четко выраженная программа или коренные различия в понимании внешнеполитических приоритетов. То, что братьям оказывали поддержку разные части державы, вполне естественно для такого рыхлого в этническом и культурном отношении образования, каким была Парфия.
Поддержка Орода населением восточных районов государства является общепризнанной и не подлежит сомнению60. Особенно значительной была помощь со стороны знатного рода Сурен, тесно связанного с племенами саков61. Что касается Митридата, то с ним дело обстоит сложнее. Несомненно, и это неоднократно отмечалось в литературе, его поддерживали греческие полисы западной части державы; однако только ли на них он мог опереться? Есть серьезные основания полагать, что помощь ему оказывали и кочевые племена сакарауков, обитавших в это время, по-видимому, в среднем течении Аму-Дарьи и в западной Бактрии62. Таким образом, оба брата были связаны с миром кочевых племен Парфии, и вряд ли победу Орода над Митридатом можно объяснить, исходя из его «политической программы». Дело было скорее в другом: как показали дальнейшие события, Сурена был незаурядным полководцем, а это, при прочих равных или почти равных условиях, обеспечивало существенные преимущества Ороду, которого он поддержал. Митридат был побежден, и именно тогда он обратился за помощью к Риму, представителем которого на Востоке оказался Габиний. Как и когда это произошло?
Источники дают отрывочную и противоречивую картину событий. Согласно Аппиану, Митридат прибыл к Габинию в тот момент, когда тот исполнял обязанности, ради которых, собственно говоря, Сирия и получила в наместники проконсула: направлялся в поход на арабов, борьба с которыми была одной из его главных задач. Появление парфянского изгнанника заставило его изменить планы, и он начал готовить вторжение в Парфию (App. Syr. 257). В чем конкретно состояла эта подготовка — с.210 мы не знаем. Во всяком случае, для участия в предполагаемой войне явился один из зависимых царей — Архелай, царь Команы (Strabo. XII. 3. 34); не исключено, что к Габинию присоединился и еще кто-нибудь из римских вассалов.
О дальнейшем источники рассказывают двояко. Согласно Страбону, сенат запретил Габинию парфянскую экспедицию63, а Аппиан и Дион Кассий утверждают, что он отменил поход под влиянием письма Помпея и/или крупной взятки от Птолемея Авлета (App. Syr. 257; Dio Cass. XXXIX. 56. 1).
Между тем есть источник, который обычно используется вместе с другими, но заключенная в нем информация, как кажется, еще не была оценена по достоинству. Речь идет о сочинениях Иосифа Флавия. Его отношение к Габинию, пожалуй, наиболее благожелательное во всей античной традиции, в общем-то, понятно: иудейский историк не только далеко отстоял хронологически от времени, когда действовал Габиний, но и оценивал все события с точки зрения иной, не связанной с событиями в центре римского мира, перспективы. Он сумел увидеть и оценить достоинства Габиния как администратора и те позитивные моменты, которые были в его деятельности в качестве проконсула. Иосиф проявляет хорошую осведомленность в местных делах, и, хотя его изложение достаточно бегло, оно содержит весьма интересную деталь. Дело в том, что Иосиф пишет не об одном, а о двух эпизодах деятельности Габиния, связанных с Парфией. Сначала он говорит о том, что Габиний повернул в Египет от Евфрата (
На различие во времени этих событий обычно внимания не обращают. Так, И. Сэнфорд излагает факты таким образом: ничего не говоря о том, что Митридат занимал парфянский престол, она сообщает о его обращении за помощью к Габинию. Очевидным слабым местом такого изложения является то, что сразу же встает вопрос: а на каком основании Митридат просил о помощи? Исследовательница обходит этот вопрос стороной, сводя все к алчности Габиния, который якобы «причинил провинции больше ущерба, чем это делали пираты, но, однако, рассматривал богатства Сирии всего лишь как мелочь в сравнении с тем, что он надеялся получить от Парфянской кампании, подготовкой которой он теперь занимался…». Однако ему пришлось отказаться от своих планов и повернуть в Египет после получения приказа об этом от Помпея64. с.211 Больше о парфянских планах Габиния в статье И. Сэнфорд не говорится ничего. Примечательно, что в указанном месте своего исследования она вообще не ссылается на Иосифа, хотя ссылки на его сочинения в статье имеются.
Впрочем, наличие ссылки на иудейского историка еще не гарантирует верной интерпретации его данных. Ф. Мюль, к примеру, излагает события вполне традиционно, говоря о приходе к Габинию Митридата, подготовке похода и отказе от него под влиянием писем Помпея. При этом среди источников, на которые он ссылается, есть и Иосиф — но оба его указания одновременно! Их хронологическое несовпадение немецкий историк просто игнорирует65.
Однако отвергать информацию Иосифа Флавия у нас нет никаких оснований. В его пользу говорит то, что он дает четкую хронологическую последовательность событий, и, конечно, здесь и речи не может быть о том, что он просто удваивает один и тот же эпизод. На основании его данных картина вырисовывается такая. К походу на Парфию Габиний начал готовиться примерно в середине 56 г.66 В свое время Т. Моммзен объяснял это тем, что нападение Митридата III на Армению было равносильно объявлению войны Риму, и именно поэтому Габиний повел войска за Евфрат, как только подавил волнения в Иудее67. Однако в недавней статье
Вывод этот слишком категоричен. Отсутствие упоминаний Армении может быть связано не столько с какими-то принципиальными соображениями, сколько с состоянием источников и скудостью имеющейся у нас информации. Кроме того, что такое «государственные с.212 интересы» Рима и чего они требовали в данном случае? Думается, что точный ответ на этот вопрос невозможен и полностью зависит от личного вкуса исследователя. Кроме того,
Именно в это время должна была начаться борьба за власть в Парфии между братьями, а без борьбы дело наверняка не обошлось. Действительно, Фраат был убит сыновьями в 58/57 гг., правление Митридата, краткое, но в то же время достаточно длительное, чтобы осуществить «маленькую победоносную войну» с Арменией и успеть выпустить свою монету, приходится на 57/56 гг., и затем мы не слышим о нем ничего вплоть до того момента, когда он появляется в лагере Габиния (в конце весны или начале лета 55 г.). Таким образом, междоусобица в Парфии уже началась, а официальной просьбы о помощи пока не было. В этих условиях, учитывая оперативную обстановку, Габиний вполне мог начать подготовку к вмешательству, тем более что оно вполне могло быть оправдано защитой государственных интересов и одновременно сулило немалые материальные выгоды лично ему. Однако надеждам этим не суждено было сбыться — сенат запретил поход. Почему это произошло, мы не знаем, и гадать здесь абсолютно бесполезно, но сам факт такого запрета показывает, что сложившаяся в Парфии ситуация была уже известна в Риме. Габиний был вынужден подчиниться, поскольку одно дело — оправдываться после завершения дела, предприняв поход на свой страх и риск, и совсем иное — прямо нарушить распоряжение сената70.
После возвращения Габиния из Египта ситуация изменилась кардинальным образом. В апреле 55 г.71 был принят закон Требония, по с.213 которому Красс получал после своего консульства Сирию сроком на пять лет, с правом ведения войны с соседними народами; при этом всем было ясно, что война неизбежна и будет направлена против парфян. Таким образом, Габиний вернулся из Египта в Сирию в тот момент, когда уже можно было считать, что провинция ему больше не принадлежит, и, следовательно, не было резона начинать какое-либо масштабное предприятие. Именно в это время к нему являются «парфянские беглецы» Митридат и Орсан.
В этом месте рассказ Иосифа Флавия вызывает особенно много вопросов, ответить на которые мы не в состоянии. Ясно, что Габиний не стал вмешиваться в парфянские дела, а беглецов он «отправил» или даже, если буквально переводить глагол в «Иудейских древностях», «отправил вперед» (προύπεμψεν —
Еще интереснее дальнейшее: Габиний был вынужден как-то оправдывать свои действия. В «Иудейских древностях» говорится, что он рассказывал, что они от него тайно бежали (τῷ δὲ λόγω ἀπέδρασαν αὐτόν — XIV. 103), в «Иудейской войне» уточняется, что он говорил это своим воинам (παρὰ δὲ τοῖς στρατιώταις ἔλεγεν ἀποδρᾶναι — I. 178). Может быть, воины Габиния уже считали, что богатая парфянская добыча принадлежит им и были недовольны тем, что их командующий окончательно отказался от предприятия? Вряд ли мы можем вынести об этом окончательное суждение. Однако год спустя, правда, уже под предводительством Красса, они все-таки получили доступ к сокровищам Парфии, а два года спустя в живых остались лишь немногие из них. «Гибель при Каррах была предназначена Крассу, а не Габинию», — подводит итог парфянским планам героя настоящей статьи И. Сэнфорд73. Это утверждение можно несколько расширить: гибель при Каррах была предопределена не только Крассу, но и большинству тех воинов, перед которыми в 55 г. был вынужден оправдываться Авл Габиний.
ПРИМЕЧАНИЯ