«Стела Омпсалака» и фиасы Фанагории
в первые века н. э.*

с.334

Общая харак­те­ри­сти­ка памят­ни­ка

В авгу­сте 2004 г. при рас­коп­ках на восточ­ном нек­ро­по­ле Фана­го­рии была обна­ру­же­на над­гроб­ная пли­та из серо-жел­то­го извест­ня­ка. Она пере­кры­ва­ла вход в склеп № 23, в кото­ром нахо­ди­лось три погре­бе­ния. Сте­ла частич­но повреж­де­на и обло­ма­на сни­зу. Неболь­шие ско­лы име­ют­ся так­же на левом верх­нем углу сте­лы и на верх­ней гра­ни спра­ва, бли­же к краю. Раз­ме­ры кам­ня — 0.63×0.5×0.1 м. На лице­вой сто­роне нахо­дят­ся над­пись и рельеф всад­ни­ка. Зад­няя сто­ро­на кам­ня обра­бота­на гру­бо, левый край его скруг­лен. Над­пись из четы­рех строк пере­кры­ва­ет тре­уголь­ную деталь в виде фрон­то­на, рас­по­ло­жен­ную свер­ху от рам­ки релье­фа. Она выпол­не­на на раз­ли­но­ван­ном поле раз­ме­ром 0.42×0.15 м; раз­ли­нов­ка ниж­них двух строк, остав­ших­ся пусты­ми, захо­дит на рам­ку релье­фа. Текст эпи­та­фии начи­на­ет­ся непо­сред­ст­вен­но от ско­ла в левом верх­нем углу кам­ня, что ука­зы­ва­ет на повреж­де­ние пли­ты в этом месте уже в древ­но­сти, т. е. до выпол­не­ния над­пи­си. Сохран­ность тек­ста удо­вле­тво­ри­тель­ная, бук­вы выпол­не­ны по раз­ли­но­ван­ной поверх­но­сти доволь­но акку­рат­но, хотя и неглу­бо­ко, и почти все чита­ют­ся, а те, кото­рые повреж­де­ны, могут быть без осо­бо­го труда вос­ста­нов­ле­ны. Неболь­шие выщер­б­ли­ны в сред­ней части вто­рой и третьей строк, так­же, види­мо, уже суще­ст­во­вав­шие к момен­ту испол­не­ния над­пи­си, рез­чик мино­вал для обес­пе­че­ния луч­ше­го каче­ства букв (воз­мож­но, впро­чем, что эти повреж­де­ния обра­зо­ва­лись в ходе работы из-за низ­ко­го каче­ства кам­ня; так, во вто­рой стро­ке сле­ва от выщер­б­ли­ны, нахо­дя­щей­ся после аль­фы, явст­вен­но вид­на вер­ти­каль­ная гаста, от кото­рой и пошел скол; см. об этом далее). Рас­по­ло­же­ние строк несим­мет­рич­но, вто­рая и третья стро­ки высту­па­ют на две и, соот­вет­ст­вен­но, четы­ре бук­вы впе­ред по срав­не­нию с пер­вой. По цен­тру поме­ще­на послед­няя стро­ка, содер­жа­щая одно сло­во. Высота букв — 0.01 м. Бли­жай­шие ана­ло­гии шрифт пуб­ли­ку­е­мой над­пи­си обна­ру­жи­ва­ет в двух эпи­та­фи­ях кон­ца I — пер­вой поло­ви­ны II в. н. э. из Пан­ти­ка­пея (КБН. 80, КБН. 84)¹. Соот­вет­ст­вен­но, наша над­пись может
с.335 быть дати­ро­ва­на при­бли­зи­тель­но этим же вре­ме­нем, что соот­вет­ст­ву­ет в целом и архео­ло­ги­че­ско­му кон­тек­сту.

Под над­пи­сью поме­ще­но доволь­но гру­бо выпол­нен­ное изо­бра­же­ние обра­щен­но­го впра­во всад­ни­ка на сто­я­щем коне. Раз­мер сохра­нив­шей­ся части изо­бра­же­ния — 0.34×0.3 м. Рельеф выре­зан отно­си­тель­но глу­бо­ко. Фигу­ры коня и всад­ни­ка (осо­бен­но верх­няя часть, а так­же круп и хвост коня) зна­чи­тель­но повреж­де­ны, одна­ко не ско­лоты, а целе­на­прав­лен­но сте­са­ны в направ­ле­нии спра­ва нале­во инстру­мен­том типа рез­ца, следы чего отчет­ли­во вид­ны на камне. Мож­но пред­по­ло­жить, что сте­ла пред­на­зна­ча­лась для вто­рич­но­го исполь­зо­ва­ния, но под­готов­ка ее к это­му оста­лась неза­вер­шен­ной². Види­мо, изна­чаль­но на сте­ле не было ника­кой над­пи­си: еще два подоб­ных анэпи­граф­ных памят­ни­ка с изо­бра­же­ни­ем всад­ни­ка (луч­ше­го каче­ства и, судя по харак­те­ру изо­бра­же­ния, несколь­ко более позд­них) хра­нят­ся в насто­я­щее вре­мя в Таман­ском музее. Воз­мож­но, повтор­ное выпол­не­ние релье­фа вза­мен пред­на­зна­чен­но­го к уни­что­же­нию ока­за­лось про­бле­ма­тич­ным с тех­ни­че­ской сто­ро­ны, так как тол­щи­на поля, остав­ше­го­ся бы после сте­сы­ва­ния преж­не­го изо­бра­же­ния для выпол­не­ния ново­го, была бы слиш­ком малой.

Изо­бра­же­ние всад­ни­ка на релье­фе

Рельеф на пуб­ли­ку­е­мой сте­ле име­ет неко­то­рые ико­но­гра­фи­че­ские осо­бен­но­сти, поэто­му инте­рес­но его рас­смот­реть отдель­но. Всад­ник на релье­фе изо­бра­жен сидя­щим на коне, пере­д­няя левая нога кото­ро­го высо­ко под­ня­та, т. е. конь пока­зан дви­гаю­щим­ся впра­во³. Такая ико­но­гра­фия пре­об­ла­да­ет в I в. н. э.⁴ Рельеф пере­да­ет строй­ную фигу­ру коня — высо­ко­го, под­жа­ро­го, с точе­ны­ми нога­ми, неболь­шой поро­ди­стой голо­вой, с изо­гну­той тон­кой шеей; круп мало ско­шен и обра­зу­ет со спи­ной почти пря­мую линию. Такие лоша­ди, по мне­нию гип­по­ло­гов, име­ют склад, типич­ный для сред­не­ази­ат­ской поро­ды коня, пря­мым потом­ком кото­ро­го явля­ют­ся лоша­ди совре­мен­ной ахал­те­кин­ской поро­ды⁵. Подоб­ные быст­ро­ал­люр­ные лоша­ди в Север­ном При­чер­но­мо­рье с.336 отсут­ст­во­ва­ли. Соглас­но Стра­бо­ну, такие ска­ку­ны, по всей види­мо­сти, появи­лись здесь вме­сте с сар­мат­ски­ми пле­ме­на­ми, кото­рые в пер­вые века нашей эры кон­тро­ли­ро­ва­ли тор­го­вый путь в Сред­нюю Азию, а ино­гда совер­ша­ли набе­ги в Мидию — одну из основ­ных обла­стей раз­веде­ния лоша­дей этой поро­ды (Stra­bo. XI. 5. 8; XI. 13. 7). На релье­фе всад­ник изо­бра­жен сидя­щим на неосед­лан­ном жереб­це, что под­твер­жда­ет под­стри­жен­ная гри­ва (у кобыл ее не под­стри­га­ли) и пере­вя­зан­ный у репи­цы хвост (Plin. Nat. hist. VIII. 164).

Голо­ва всад­ни­ка непо­кры­та, из пред­ме­тов костю­ма уга­ды­ва­ют­ся, види­мо, шта­ны и пояс. Пра­вая рука всад­ни­ка поко­ит­ся на кру­пе коня. На поя­се, с левой сто­ро­ны, висит ору­жие — кин­жал или корот­кий меч.

В изо­бра­же­нии всад­ни­ка и коня замет­ны ста­тич­ность ком­по­зи­ции, услов­ность и схе­ма­ти­за­ция в пере­да­че сюже­та. Мастер, изгото­вив­ший рельеф, не вла­дел ни глу­бо­ки­ми ана­то­ми­че­ски­ми позна­ни­я­ми, ни при­е­ма­ми худо­же­ст­вен­ной трак­тов­ки, свой­ст­вен­ны­ми антич­но­му искус­ству. Пра­вая рука всад­ни­ка изо­бра­же­на схе­ма­тич­но, пра­вая нога так­же ана­то­ми­че­ски не про­мо­де­ли­ро­ва­на. В одеж­де всад­ни­ка отсут­ст­ву­ют быто­вые дета­ли. Терра­ко­то­вые ста­ту­эт­ки тако­го рода мас­со­во заре­ги­ст­ри­ро­ва­ны на рубе­же I в. до н. э. — I в. н. э., во вре­мя актив­но­го про­ник­но­ве­ния сар­ма­тов на Бос­пор⁶. Несмот­ря на то, что масте­ра на неко­то­рых изо­бра­же­ни­ях всад­ни­ков на гало­пи­ру­ю­щих или на спо­кой­но иду­щих конях пере­да­ют отдель­ные быто­вые дета­ли одеж­ды всад­ни­ка и сбруи лоша­ди, почерп­ну­тые ими из реаль­ной жиз­ни, подоб­ные релье­фы и терра­ко­ты нель­зя отне­сти к кате­го­рии жан­ро­вых⁷, а ско­рее сле­ду­ет рас­смат­ри­вать как еди­ный ико­но­гра­фи­че­ский и куль­то­вый образ, как изо­бра­же­ние боже­ства⁸. Сле­ду­ет заме­тить, что изо­бра­же­ние умер­ших бос­пор­цев в обра­зе всад­ни­ков счи­та­ет­ся одним из ярких сюже­тов в бос­пор­ском над­гроб­ном релье­фе. Такая попу­ляр­ность объ­яс­ня­ет­ся фор­мой выра­же­ния геро­иза­ции умер­ше­го муж­чи­ны в виде героя-всад­ни­ка. Сте­лы со всад­ни­ка­ми на Бос­по­ре все­гда посвя­ща­лись кон­крет­но­му лицу, имя кото­ро­го в боль­шин­стве слу­ча­ев и сто­ит в над­пи­си⁹, если толь­ко сте­ла не была вто­рич­но исполь­зо­ва­на. Самым про­стым и рас­про­стра­нен­ным явля­ет­ся изо­бра­же­ние всад­ни­ка без сопро­вож­даю­щих лиц. Тем не менее, сопо­став­ле­ние над­пи­си и изо­бра­же­ния всад­ни­ка на пуб­ли­ку­е­мом памят­ни­ке созда­ют впе­чат­ле­ние, что они не состав­ля­ют еди­но­го цело­го: текст был выре­зан поз­же релье­фа и даже частич­но поверх него (раз­ли­нов­ка).

с.337

Эпи­та­фия Омпса­ла­ка

Ком­мен­та­рий к тек­сту

1—2 сткк. ἡ θίασος употреб­ля­лось на Бос­по­ре в пер­вые века н. э. для обо­зна­че­ния част­ных сооб­ществ наряду с ἡ σύ­νοδος (так­же с артик­лем жен­ско­го рода — см. КБН. 1016, стк. 1). По наблюде­нию Э. Цибар­та, в эпо­ху Рим­ской импе­рии раз­ли­чие меж­ду эти­ми дву­мя наиме­но­ва­ни­я­ми част­ных сооб­ществ почти стер­лось, и они обо­зна­ча­ли при­мер­но одно и то же, а имен­но — рели­ги­оз­ные това­ри­ще­ства (Ve­reiswe­sen), чле­нов кото­рых объ­еди­ня­ли раз­лич­ные свя­зи — рели­ги­оз­ные, това­ри­ще­ские, род­ст­вен­ные, воз­раст­ные и пр. Доста­точ­но часто целью этих мик­ро­со­об­ществ было сов­мест­ное почи­та­ние куль­та како­го-либо боже­ства и как след­ст­вие это­го сов­мест­ное вре­мя­пре­про­вож­де­ние фиа­сотов¹⁰.

Жрец (περὶ ἡρείαν), как пока­зы­ва­ют доку­мен­ты част­ных ассо­ци­а­ций бос­пор­ских горо­дов, за несколь­ки­ми исклю­че­ни­я­ми прак­ти­че­ски все­гда упо­ми­на­ет­ся как гла­ва сооб­ще­ства¹¹. Дан­ное обсто­я­тель­ство поз­во­ля­ет заклю­чить, что фиас, чле­ном кото­ро­го был Омпса­лак при жиз­ни, был, ско­рее все­го, рели­ги­оз­ным това­ри­ще­ст­вом почи­та­те­лей како­го-то боже­ства¹². В напи­са­нии рас­про­стра­нен­но­го лич­но­го име­ни жре­ца Νου­μήνιος¹³ обра­ща­ет на себя вни­ма­ние то, что вме­сто дифтон­га ου в пер­вом сло­ге име­ни сто­ит омик­рон. В пер­вые века н. э. на Бос­по­ре наблюда­ет­ся коле­ба­ние меж­ду ο и ου в соб­ст­вен­ных име­нах и сло­вах¹⁴, но дан­ный при­мер пред­став­ля­ет собой ha­pax le­go­me­non. Кро­ме того, с.338 имя жре­ца выре­за­но без отче­ства, что вызы­ва­ет вопрос о соци­аль­ном ста­ту­се гла­вы фиа­са и всех его чле­нов.

2 стк. Мож­но было бы допу­стить, что вме­сто пред­ла­гае­мо­го ἐνάσ­τη­σαν сле­ду­ет читать аорист­ную фор­му гла­го­ла ἵστη­μι-στή­σαν, а -ενα счи­тать послед­ней частью патро­ни­ми­ка Нуме­ния с окон­ча­ни­ем гени­ти­ва -α, обра­зо­ван­но­го от како­го-то корот­ко­го име­ни на -ας (тем более что перед эпси­ло­ном нахо­дит­ся выбо­и­на). Одна­ко подоб­ное чте­ние вызы­ва­ет затруд­не­ние, посколь­ку лаку­на во 2-й стк. мог­ла вме­стить толь­ко пра­вую часть повреж­ден­ной конеч­ной ню име­ни жре­ца и не остав­ля­ет места для какой-либо иной бук­вы, с кото­рой мог бы начи­нать­ся патро­ни­мик, если он состо­ял из пяти букв. Име­ни, отве­чаю­ще­го постав­лен­ным выше усло­ви­ям, в бос­пор­ской антро­по­ни­мии не обна­ру­же­но. В над­пи­сях из Киби­ры во Фри­гии, прав­да, зафик­си­ро­ва­но тузем­ное ЛИ^[1] Ενος¹⁵, появ­ле­ние кото­ро­го в соче­та­нии с иран­ским име­нем Омпса­лак выгляде­ло бы доволь­но экзо­тич­ным. Конеч­но, в бос­пор­ской эпи­гра­фи­ке встре­ча­ет­ся нема­ло соче­та­ний ред­ких тузем­ных имен¹⁶, но глав­ным воз­ра­же­ни­ем про­тив такой трак­тов­ки над­пи­си выглядит исклю­чи­тель­но мало­ве­ро­ят­ное употреб­ле­ние фор­мы στή­σαν в дан­ном тек­сте¹⁷. Поэто­му вос­ста­нав­ли­ва­ем ἐνάσ­τη­σαν¹⁸. В этой аорист­ной фор­ме стан­дарт­но­го для бос­пор­ских эпи­та­фий гла­го­ла ἀνίσ­τη­μι пере­став­ле­ны глас­ные при­став­ки и кор­ня, что дало в резуль­та­те ἐνάσ­τη­σαν. Веро­ят­но, эту пута­ни­цу сле­ду­ет рас­смат­ри­вать как ошиб­ку рез­чи­ка¹⁹, тем более что гла­гол сто­ит в 3 plur. вме­сто ожи­даю­ще­го­ся 3 sing.²⁰ Кро­ме того, после аль­фы вид­на вер­ти­каль­ная гаста, спра­ва от кото­рой начи­на­ет­ся скол. Мож­но, разу­ме­ет­ся, счи­тать ее йотой, но напи­са­ние сло­ва с этой бук­вой в дан­ном месте выглядит совсем бес­смыс­лен­ным. Веро­ят­нее дру­гое: рез­чик, допу­стив пере­ста­нов­ку эты и аль­фы, про­пу­стил по недо­смот­ру тре­бу­е­мую сиг­му и начал писать сле­дую­щую бук­ву, тау, кото­рую неудач­но попы­тал­ся испра­вить (из-за чего и воз­ник скол?). Затем, про­пу­стив испор­чен­ное место, он закон­чил напи­са­ние гла­го­ла.

2—3 сткк. Имя погре­бен­но­го — Ὀμψα­λάκος — впер­вые засвиде­тель­ст­во­ва­но в оно­ма­сти­ке Фана­го­рии. Это лич­ное имя встре­ча­ет­ся в над­пи­сях, пре­иму­ще­ст­вен­но, из Пан­ти­ка­пея и Танаи­са. Бук­ва пси в име­ни погре­бен­но­го, как отме­ча­лось выше, выре­за­на нечет­ко и ее мож­но с.339 спу­тать с кси. Так же, как и имя жре­ца фиа­са, имя погре­бен­но­го ука­за­но без отче­ства.

3—4 сткк. Завер­ша­ет погре­баль­ную над­пись Омпса­ла­ка тра­ди­ци­он­ное для гре­че­ских эпи­та­фий выра­же­ние μνή­μης χά­ριν. Одна­ко в послед­нем сло­ве обна­ру­жи­ва­ет­ся удли­не­ние вто­ро­го сло­га через дифтонг ει вме­сто обыч­ной йоты (χά­ρειν). Такое удли­не­ние доста­точ­но типич­но для бос­пор­ских доку­мен­тов пер­вых веков, поэто­му при­нять подоб­ное напи­са­ние за ошиб­ку рез­чи­ка затруд­ни­тель­но²¹, хотя само по себе такое напи­са­ние стан­дарт­ной фор­му­лы бес­пре­цедент­но.

В столь крат­кой эпи­та­фии обра­ща­ют на себя вни­ма­ние мно­го­чис­лен­ные отступ­ле­ния от норм гре­че­ско­го койне. Мно­гие из выяв­лен­ных отли­чий были широ­ко рас­про­стра­не­ны на Бос­по­ре в пер­вые века нашей эры, что поз­во­ли­ло А. Коце­ва­ло­ву²² и А. И. Дова­ту­ру поста­вить вопрос о суще­ст­во­ва­нии неко­то­рых мест­ных осо­бен­но­стей в язы­ке бос­пор­цев и вли­я­нии язы­ков «вар­вар­ско­го» окру­же­ния на него. Отме­ча­ют­ся в над­пи­си и ошиб­ки, такие как мно­же­ст­вен­ное чис­ло гла­го­ла вме­сто един­ст­вен­но­го и пута­ни­ца в глас­ных в нем же. Хоро­шо засвиде­тель­ст­во­ван­ное на Бос­по­ре иран­ское (сар­мат­ское) имя Омпса­лак²³ постав­ле­но в гени­ти­ве вме­сто тре­бу­е­мо­го акку­за­ти­ва²⁴. Не исклю­че­но, что перед Ὀμψα­λάκου опу­ще­но под­ра­зу­ме­ваю­ще­е­ся сло­во στή­λην, от кото­ро­го зави­сел падеж име­ни погре­бен­но­го фиа­сота (gen. pos­ses­si­vus)²⁵. Пута­ни­ца паде­жей харак­тер­на для бос­пор­ских над­пи­сей пер­вых веков²⁶. Одна­ко ошиб­ки в над­пи­си наво­дят на мысль, что рез­чик не имел серь­ез­ной под­готов­ки по грам­ма­ти­ке гре­че­ско­го язы­ка, и пото­му умест­но поста­вить вопрос о его сла­бой гра­мот­но­сти. Автор над­пи­си отнюдь не обя­за­тель­но был негре­ком: в это вре­мя отступ­ле­ния от норм гре­че­ско­го язы­ка на Бос­по­ре, как впро­чем и в Оль­вии, были настоль­ко зна­чи­тель­ны­ми, что мож­но пола­гать, буд­то «вар­вар­ские кор­ни» име­ли мно­гие жите­ли бос­пор­ских поли­сов. В бос­пор­ском вари­ан­те гре­че­ско­го язы­ка в пер­вые века наблюда­ет­ся сме­ше­ние ряда осо­бен­но­стей ионий­ско­го и дорий­ско­го диа­лек­тов гре­че­ско­го язы­ка, вме­ша­тель­ство вар­вар­ских «ком­по­нен­тов», сплав кото­рых при­вел, веро­ят­но, к рож­де­нию и быто­ва­нию доста­точ­но стран­но­го мест­но­го «диа­лек­та», зафик­си­ро­ван­но­го над­пи­ся­ми пер­вых веков н. э.²⁷

с.340

Фиа­сы Фана­го­рии в пер­вые века н. э.

Над­пись пред­став­ля­ет собой извест­ный поми­мо Фана­го­рии, глав­ным обра­зом, толь­ко в Пан­ти­ка­пее пер­вых веков н. э. тип над­гро­бий, постав­лен­ных чле­на­ми част­но­го объ­еди­не­ния — фиа­са — сво­е­му усоп­ше­му това­ри­щу²⁸. «Сте­ла Омпса­ла­ка» сто­ит в одном ряду с немно­ги­ми над­пи­ся­ми фиа­сов (КБН. 77, 137, 1016, 1134, 1136) по срав­не­нию с мно­го­чис­лен­ной когор­той сино­дов²⁹. Пожа­луй, наи­бо­лее при­ме­ча­тель­ной осо­бен­но­стью рас­смат­ри­вае­мо­го над­гро­бия может быть назва­но отсут­ст­вие патро­ни­ми­ка как при име­ни жре­ца, воз­глав­ляв­ше­го куль­то­вое сооб­ще­ство, так и при име­ни погре­бен­но­го. Ана­ло­гия это­му фак­ту обна­ру­жи­ва­ет­ся в эпи­та­фии фиа­са из Фана­го­рии КБН. 987. Види­мо, фиас, в состав кото­ро­го вхо­дил Омпса­лак, имел крайне упро­щен­ную внут­рен­нюю струк­ту­ру (текст эпи­та­фии — одна из наи­бо­лее крат­ких над­пи­сей из чис­ла близ­ких по содер­жа­нию) и его чле­ны мог­ли быть непол­но­прав­ны­ми или бес­прав­ны­ми лица­ми, может быть, воль­ноот­пу­щен­ни­ка­ми или раба­ми³⁰ (на что кос­вен­но ука­зы­ва­ют осо­бен­но­сти язы­ка эпи­та­фии). Неслу­чай­но, что они наме­ре­ва­лись исполь­зо­вать при погре­бе­нии сво­его сото­ва­ри­ща сте­лу, уже содер­жа­щую рельеф, а так­же повреж­ден­ную в неко­то­рых местах: более доро­гой памят­ник, види­мо, был им недо­сту­пен. Это лиш­ний раз свиде­тель­ст­ву­ет про­тив того, чтобы отож­дествлять Омпса­ла­ка над­пи­си с изо­бра­жен­ным под ней воору­жен­ным всад­ни­ком. Имен­но по этой при­чине сло­ва «сте­ла Омпса­ла­ка» в заго­лов­ке ста­тьи взя­ты в кавыч­ки.

Поми­мо «сте­лы Омпса­ла­ка», из Фана­го­рии про­ис­хо­дит еще три над­гро­бия фиа­сотов — КБН. 987, 988 и недав­но опуб­ли­ко­ван­ное В. П. Яйлен­ко³¹. Здесь умест­но при­ве­сти их крат­кий обзор и сопо­став­ле­ние.

Наи­бо­лее инте­рес­но, пожа­луй, над­гро­бие КБН. 987, дати­ру­ю­ще­е­ся по харак­те­ру пись­ма I в. н. э. Струк­ту­ра эпи­та­фии этой сте­лы не име­ет пря­мых ана­ло­гий сре­ди памят­ни­ков это­го кру­га с терри­то­рии Бос­по­ра³², хотя, как уже отме­ча­лось, фор­му­ляр эпи­та­фии Омпса­ла­ка постро­ен по струк­ту­ре отча­сти схо­жей с над­пи­сью КБН. 987 (упо­ми­на­ние жре­ца как един­ст­вен­но­го руко­во­ди­те­ля фиа­са, отсут­ст­вие патро­ни­ми­ков при всех упо­мя­ну­тых в над­пи­си име­нах). Из погре­баль­ной над­пи­си КБН. 987 выте­ка­ет, что фиа­соты во гла­ве со жре­цом Ага­фом с.341 поста­ви­ли общее над­гро­бие четы­рем чле­нам сооб­ще­ства — Баси­лис­ку, Пофу, Орти­ку и Дио­ни­сию. При­ме­ча­тель­но, что это пока един­ст­вен­ная в бос­пор­ской эпи­гра­фи­ке эпи­та­фия, сооб­щаю­щая о кол­лек­тив­ном погре­бе­нии четы­рех чело­век.

Изо­бра­же­ние всад­ни­ка на релье­фе, ско­рее все­го, не сле­ду­ет при­ни­мать во вни­ма­ние, посколь­ку ниже него сохра­ни­лись остат­ки вто­ро­го релье­фа — две голо­вы, муж­ская и жен­ская, т. е. сте­ла была двухъ­ярус­ная. Семан­ти­ка тако­го рода стел никак не может соот­но­сить­ся с содер­жа­ни­ем эпи­та­фии КБН. 987³³. Ска­зан­ное под­во­дит к вер­сии о вто­рич­ном исполь­зо­ва­нии дан­ной сте­лы част­ным сооб­ще­ст­вом.

Т. В. Бла­ват­ская выска­за­ла пред­по­ло­же­ние, что упо­ми­нае­мый в над­пи­си 179 г. (КБН. 1000) Ага­фус сын Сак­ла иден­ти­чен жре­цу Ага­фу­су насто­я­щей над­пи­си, а Ортик, упо­мя­ну­тый здесь в чис­ле погре­бен­ных, явля­ет­ся дедом Ага­фу­са, назван­но­го в над­гро­бии КБН. 1000³⁴. Одна­ко про­тив это­го, как спра­вед­ли­во отме­ча­ли Т. Н. Кни­по­вич и Н. С. Бело­ва³⁵, свиде­тель­ст­ву­ет палео­гра­фи­че­ская дата доку­мен­та, кото­рая при­мер­но на 100 лет стар­ше над­гро­бия КБН. 1000. Пра­виль­ность этой вер­сии под­твер­жда­ет так­же высо­кое каче­ство и мастер­ство испол­не­ния релье­фов на сте­ле Ага­фу­са, знат­но­го и вид­но­го дея­те­ля Бос­пор­ско­го цар­ства вто­рой поло­ви­ны II в., рез­ко кон­тра­сти­ру­ю­щее с вто­рич­ным исполь­зо­ва­ни­ем пли­ты КБН. 987.

Из долж­ност­ных лиц в КБН. 987 упо­мя­нут толь­ко жрец, что пря­мо ука­зы­ва­ет на куль­то­вый харак­тер дан­но­го объ­еди­не­ния. Отсут­ст­вие патро­ни­ми­ков у всех упо­мя­ну­тых фиа­сотов, веро­ят­но, сле­ду­ет рас­смат­ри­вать как свиде­тель­ство их непол­но­прав­но­го ста­ту­са по отно­ше­нию к кол­лек­ти­ву поли­са. Кем они были? В над­пи­сях чаще все­го не упо­ми­на­лись отче­ства у пред­ста­ви­те­лей низ­ших кате­го­рий антич­но­го обще­ства — рабов и отпу­щен­ни­ков. При­ме­ча­тель­но, одна­ко, что погре­бен­ные име­ну­ют­ся в эпи­та­фии ἄνδρες ἀγα­θοί — «доб­лест­ные мужи» (изда­те­ли КБН весь­ма удач­но подо­бра­ли пере­вод это­го сло­во­со­че­та­ния). Тако­го рода харак­те­ри­сти­ку вряд ли мож­но отно­сить к рабам, даже если рас­смат­ри­вать это сло­во­со­че­та­ние как свиде­тель­ство о мораль­ных и эти­че­ских каче­ствах погре­бен­ных (LSJ. s. v. ἀγα­θός). Один из воз­мож­ных отве­тов обна­ру­жи­ва­ет­ся в эпи­гра­фи­ке Фасо­са. Здесь вои­ны, геро­и­че­ские сра­жав­ши­е­ся и погиб­шие на войне, име­ну­ют­ся οἱ ἀγα­θοί³⁶. Инте­рес­но, что отсут­ст­вие отчеств ино­гда встре­ча­ет­ся в среде гре­че­ско­го наем­ни­че­ства в элли­ни­сти­че­скую эпо­ху³⁷, а так­же име­ют­ся при­ме­ры орга­ни­за­ции наем­ни­ка­ми рели­ги­оз­ных сооб­ществ³⁸. Все это под­во­дит нас к пред­по­ло­же­нию, что в эпи­та­фии КБН. 987 кон­ца I в. могут упо­ми­нать­ся фана­го­рий­ские наем­ни­ки, быв­шие чле­на­ми с.342 рели­ги­оз­но­го фиа­са почи­та­те­лей како­го-то боже­ства³⁹. Не исклю­че­но, что наем­ни­ки мог­ли при­ни­мать уча­стие в каких-то вой­нах Бос­по­ра с вар­ва­ра­ми: о воен­ных дей­ст­ви­ях в 80-е гг. про­тив алан и в 90-е — про­тив тав­ро-ски­фов сооб­ща­ет энко­мий пол­ко­во­д­ца и вос­пи­та­те­ля Сав­ро­ма­та I⁴⁰.

В. П. Яйлен­ко опуб­ли­ко­вал над­гро­бие фиа­сота Пала, сына Нико­ла­са, кото­рое дати­ру­ет­ся по харак­те­ру пись­ма кон. II — нач. III в. н. э. По мне­нию иссле­до­ва­те­ля, это над­гро­бие поста­вил синод, посколь­ку, соглас­но его наблюде­нию, долж­ность сек­ре­та­ря (грам­ма­тев­са) встре­ча­ет­ся толь­ко в актах бос­пор­ских сооб­ществ лишь при обо­зна­че­нии их сло­вом σύ­νοδος⁴¹. Спи­сок чле­нов прав­ле­ния пред­став­лен жре­цом, гиеро­ма­сто­ром, фила­га­том, сек­ре­та­рем. Долж­ность гиеро­ма­сто­ра извест­на толь­ко в над­пи­сях из Фана­го­рии, ее окрест­но­стей и Гер­мо­нассы (КБН. 988, 1016, 1054). Спи­сок прав­ле­ния это­го сооб­ще­ства свиде­тель­ст­ву­ет в поль­зу того, что оно сто­ит бли­же все­го к груп­пе рели­ги­оз­ных ассо­ци­а­ций. При­ме­ча­тель­но, что после жре­ца, вме­сто долж­но­сти сина­го­га, упо­ми­на­ет­ся зва­ние гиеро­ма­сто­ра. Гиеро­ма­стор, по мне­нию В. В. Латы­ше­ва, озна­ча­ет «изыс­ка­тель, иссле­до­ва­тель свя­щен­но­дей­ст­вий», сле­до­ва­тель­но, он был тем долж­ност­ным лицом, кото­рое отве­ча­ло за орга­ни­за­цию празд­неств, устрой­ство общих встреч чле­нов сино­да, совер­ше­ние жерт­во­при­но­ше­ний⁴².

Синод над­пи­си КБН. 988 во гла­ве со жре­цом Зопи­ром и гиеро­ма­сто­ром Гер­ме­сом поста­вил сте­лу сво­е­му сочле­ну, но имя погре­бен­но­го фиа­сота не сохра­ни­лось. По харак­те­ру пись­ма над­пись дати­ру­ет­ся IV в. Сама эпи­та­фия выре­за­на очень гру­бо по неров­ным линей­кам на антро­по­морф­ном над­гро­бии. Упо­ми­на­ние жре­ца ука­зы­ва­ет на рели­ги­оз­ный харак­тер сооб­ще­ства над­пи­си КБН. 988. Деше­вый вид сте­лы, небреж­но сде­лан­ная над­пись и отсут­ст­вие отчеств у жре­ца и гиеро­ма­сто­ра сино­да наво­дят на пред­по­ло­же­ние, что в это част­ное сооб­ще­ство вхо­ди­ли лица низ­ко­го соци­аль­но­го ста­ту­са (рабы?).

Итак, четы­ре над­гро­бия чле­нов част­ных сооб­ществ свиде­тель­ст­ву­ют, что в Фана­го­рии — вто­рой сто­ли­це Бос­пор­ско­го государ­ства — суще­ст­во­ва­ли в I—IV вв. част­ные сооб­ще­ства. Посколь­ку коли­че­ство над­гро­бий неве­ли­ко, они поз­во­ля­ют сде­лать толь­ко пред­ва­ри­тель­ные заклю­че­ния. Чле­нов каж­до­го из извест­ных четы­рех сооб­ществ объ­еди­ня­ло, види­мо, почи­та­ние куль­та како­го-то боже­ства и, как след­ст­вие это­го, сов­мест­ное вре­мя­пре­про­вож­де­ние. Два над­гро­бия, по всей види­мо­сти, постав­ле­ны рели­ги­оз­ны­ми това­ри­ще­ства­ми рабов и/или воль­ноот­пу­щен­ни­ков («Сте­ла Омпса­ла­ка» и КБН. 988). Выход­цы из низов обще­ства и непол­но­прав­ное насе­ле­ние горо­дов стре­ми­лось в тако­го рода сооб­ще­ствах най­ти не толь­ко сото­ва­ри­щей и некое подо­бие кол­лек­ти­ва, их при­вле­ка­ла так­же воз­мож­ность быть достой­но с.343 погре­бен­ны­ми⁴³. Весь­ма веро­ят­но, что фиас над­пи­си КБН. 987 мог быть орга­ни­зо­ван наем­ни­ка­ми. Если дан­ное пред­по­ло­же­ние вер­но, то, пожа­луй, это пер­вый при­мер тако­го рода сооб­ществ на Бос­по­ре. По сво­ей сути фиас «фана­го­рий­ских наем­ни­ков» так­же являл­ся рели­ги­оз­ным сооб­ще­ст­вом. Посколь­ку наем­ни­ки отно­си­лись к непол­но­прав­ной части насе­ле­ния поли­са, то в тако­го рода рели­ги­оз­ных ассо­ци­а­ци­ях они мог­ли обре­сти, соб­ст­вен­но, как и рабы, круг обще­ния людей, объ­еди­нен­ных общи­ми инте­ре­са­ми. Эпи­та­фия Пала сына Нико­ла­са поз­во­ля­ет сде­лать вывод, что чле­ны сино­да (рели­ги­оз­но­го това­ри­ще­ства), чле­ном кото­ро­го он являл­ся при жиз­ни, были граж­да­на­ми Фана­го­рии (чле­ны прав­ле­ния име­ют пол­ные име­на: имя и отче­ство).

Обра­ща­ет на себя вни­ма­ние, что доку­мен­ты рели­ги­оз­ных сооб­ществ непол­но­прав­ных жите­лей Бос­пор­ско­го государ­ства встре­ча­ют­ся, глав­ным обра­зом, в бос­пор­ских сто­ли­цах — Пан­ти­ка­пее и Фана­го­рии⁴⁴, при­чем в Фана­го­рии отме­че­на пока дея­тель­ность толь­ко рели­ги­оз­ных ассо­ци­а­ций. В Танаи­се, Гер­мо­нассе, Фео­до­сии и Гор­гип­пии тако­го рода объ­еди­не­ния до сих пор неиз­вест­ны. Мож­но пола­гать, что в бос­пор­ских сто­ли­цах с мно­готы­сяч­ным насе­ле­ни­ем про­ис­хо­ди­ли при­бли­зи­тель­но такие же соци­аль­ные про­цес­сы, как и в боль­шин­стве круп­ных гре­че­ских горо­дов в рим­ских про­вин­ци­ях. Имен­но про­ис­хо­див­шее в силу раз­лич­ных при­чин раз­мы­ва­ние граж­дан­ско­го кол­лек­ти­ва и посту­па­тель­ный про­цесс отчуж­де­ния чело­ве­ка от его тра­ди­ци­он­но­го окру­же­ния и актив­ной граж­дан­ской жиз­ни вынуж­да­ли пред­ста­ви­те­лей низов бос­пор­ских поли­сов искать обще­ства духов­но и соци­аль­но близ­ких им людей в рели­ги­оз­ных объ­еди­не­ни­ях типа фиа­сов или сино­дов⁴⁵.

Илл. 1. «Сте­ла Омпса­ла­ка»: эпи­та­фия (фото Р. В. Куп­ри­я­но­ва).

с.344

Илл. 2. Про­ри­сов­ка над­пи­си.

Oleg Ga­bel­ko (Ka­zan), Na­ta­lia Za­voi­ki­na (Mos­cow), Ta­tia­na Sha­vy­ri­na (Mos­cow).
«Ompsa­la­kos’ ste­le» and the thia­ses of Pha­na­go­reia in the first cen­tu­ries A. D.

This work con­tains the pub­li­ca­tion of the inscrip­tion on the tombsto­ne dis­co­ve­red at the nec­ro­po­lis of Pha­na­go­reia in 2004 and the his­to­ri­cal com­men­ta­ry on it. The epi­taph on the ste­le was writ­ten by the mem­bers of re­li­gio­us «club», thia­sos, in me­mo­ry of their friend, Ompsa­la­kos. The ana­ly­sis of the inscrip­tion and the re­lief with a fi­gu­re of a hor­se­man al­lows for the conclu­sion that this mo­nu­ment could be meant for se­con­da­ry employ­ment. It is li­ke­ly that the pri­va­te as­so­cia­tion men­tio­ned in the text was es­tab­lis­hed by the per­sons of a low so­cial rank, per­haps, sla­ves or freed­men, which was a com­mon thing for the Bos­po­ran kingdom and, par­ti­cu­lar­ly, for Pha­na­go­reia in the first cen­tu­ries A. D.

без стр.

Илл. 3. «Сте­ла Омпса­ла­ка»: общий вид (фото Р. В. Куп­ри­я­но­ва).