Античные истоки диалогов Петрарки «О дружбе» в трактате «О средствах против превратностей судьбы»*

с.400 Наш совре­мен­ник зна­ет Пет­рар­ку как вели­чай­ше­го лири­че­ско­го поэта, создав­ше­го сбор­ник соне­тов, напи­сан­ных на италь­ян­ском язы­ке и ока­зав­ших колос­саль­ное вли­я­ние на раз­ви­тие евро­пей­ской поэ­зии. Меж­ду тем, сам Пет­рар­ка гораздо боль­шее зна­че­ние при­да­вал сво­им фило­соф­ским и поле­ми­че­ским трак­та­там, напи­сан­ным на латин­ском язы­ке. Имен­но в этих про­за­и­че­ских сочи­не­ни­ях он фор­ми­ро­вал­ся как гума­нист, поэто­му они чрез­вы­чай­но важ­ны для пони­ма­ния его миро­вос­при­я­тия.

Самым боль­шим по объ­е­му фило­соф­ским про­из­веде­ни­ем явля­ет­ся трак­тат «О сред­ствах про­тив пре­врат­но­стей судь­бы». Трак­тат созда­вал­ся несколь­ко лет и, по сути, явля­ет­ся ито­го­вым про­из­веде­ни­ем, пред­став­ля­ю­щим фило­соф­ские и обще­ст­вен­но-поли­ти­че­ские взгляды вели­ко­го гума­ни­ста. Он посвя­щен отдель­ным вопро­сам прак­ти­че­ской мора­ли, по отно­ше­нию к кото­рой гума­нист ста­ра­ет­ся при­ми­рить воз­зре­ния древ­них сто­и­ков с хри­сти­ан­ским уче­ни­ем.

Трак­тат состо­ит из 253 диа­ло­гов, в кото­рых наряду с дру­ги­ми про­бле­ма­ми чело­ве­че­ской жиз­ни обсуж­да­ют­ся и про­бле­мы друж­бы. Эта тема, как заме­ча­ет иссле­до­ва­тель гума­ни­сти­че­ских пред­став­ле­ний Пет­рар­ки Н. И. Девя­тай­ки­на, про­хо­дит через все твор­че­ство Пет­рар­ки; к ней он обра­щал­ся и в сво­ем пер­вом латин­ском сочи­не­нии «Об уеди­нен­ной жиз­ни», и в мно­го­чис­лен­ных пись­мах¹.

В трак­та­те «О сред­ствах про­тив пре­врат­но­стей судь­бы» теме друж­бы Пет­рар­ка посвя­ща­ет семь диа­ло­гов: «О друж­бе с царя­ми», «Об изоби­лии дру­зей», «О незна­ко­мых дру­зьях», «О един­ст­вен­ном вер­ном дру­ге», «О невер­ных дру­зьях», «О смер­ти дру­га», «Об отсут­ст­ву­ю­щих дру­зьях». Уже в выбо­ре этой темы мож­но усмот­реть вли­я­ние древ­них авто­ров. На тему друж­бы напи­са­ны оба сочи­не­ния Ари­сто­те­ля по эти­ке; трак­тат Цице­ро­на «О друж­бе»; об отно­ше­ни­ях с дру­зья­ми с.401 неод­но­крат­но рас­суж­дал Сене­ка в «Нрав­ст­вен­ных пись­мах к Луци­лию»; о друж­бе писа­ли почти все антич­ные поэты.

Не толь­ко тема, но и фор­ма трак­та­та заим­ст­во­ва­на из антич­но­сти. Со вре­мен Сокра­та излюб­лен­ной фор­мой настав­ле­ния стал фило­соф­ский диа­лог, когда один из собе­сед­ни­ков сво­и­ми репли­ка­ми под­тал­ки­ва­ет мысль дру­го­го, более све­ду­ще­го и разум­но­го, а тот раз­ви­ва­ет свою систе­му дока­за­тельств и при­хо­дит к окон­ча­тель­но­му отве­ту. Имен­но так постро­е­ны диа­ло­ги Пет­рар­ки.

Участ­ни­ка­ми диа­ло­гов, посвя­щен­ных теме друж­бы, явля­ют­ся алле­го­ри­че­ские пер­со­на­жи: с точ­ки зре­ния «счаст­ли­вой фор­ту­ны» Радость, с точ­ки зре­ния несчаст­ли­вой — Печаль; им отве­ча­ет Разум, от лица кото­ро­го выска­зы­ва­ет свои мыс­ли Пет­рар­ка.

Рас­смот­рим основ­ные поло­же­ния трак­та­та Цице­ро­на «О друж­бе» и оста­но­вим­ся на тех момен­тах, где мож­но усмот­реть отра­же­ние его мыс­лей у италь­ян­ско­го гума­ни­ста.

«Друж­ба, — пишет Цице­рон, — воз­мож­на толь­ко меж­ду чест­ны­ми людь­ми (vi­ri bo­ni). А vi­ri bo­ni это те, кто отли­ча­ет­ся вер­но­стью, непод­куп­но­стью, щед­ро­стью, стой­ко­стью, кто сво­бо­ден от жад­но­сти, раз­вра­щен­но­сти и наг­ло­сти, кто сле­ду­ет при­ро­де — луч­шей настав­ни­це в чест­ной жиз­ни»². Об этом же пишет и Пет­рар­ка: «Дру­же­ские отно­ше­ния оста­ют­ся неиз­мен­ны­ми толь­ко меж­ду чест­ны­ми людь­ми (vi­ri bo­ni). И ты можешь вер­но сосчи­тать чис­ло без­упреч­ных дру­же­ских отно­ше­ний меж­ду людь­ми вооб­ще, когда сосчи­та­ешь, сколь­ко вокруг чест­ных людей» (I. 50)³.

Цице­рон рас­смат­ри­ва­ет вопрос о том, как воз­ник­ла друж­ба в чело­ве­че­ском обще­стве. От сла­бо­сти или нуж­ды чело­век чув­ст­ву­ет потреб­ность в дру­зьях? Он гово­рит, что есть люди, доби­ваю­щи­е­ся дру­же­ских отно­ше­ний «ради защи­ты и помо­щи, а не из доб­ро­же­ла­тель­но­сти и при­яз­ни»⁴. И воз­ра­жа­ет таким людям: «Мне лич­но кажет­ся, что люди, осно­вы­ваю­щие дру­же­ские отно­ше­ния на поль­зе, уни­что­жа­ют при­ят­ней­шие узы друж­бы. Ведь нас услаж­да­ет не столь­ко поль­за, полу­чен­ная при посред­стве дру­га; и то, что сде­лал для нас друг, при­ят­но тогда, когда он сде­лал это из рас­по­ло­же­ния к нам»⁵.

И у Пет­рар­ки, когда собе­сед­ник Радость гово­рит: «У меня мно­же­ство полез­ных и при­ят­ных дру­зей» и «У меня есть дру­зья, кото­рые все­гда помо­гут и раз­вле­кут», Разум отве­ча­ет: «Дру­же­ские отно­ше­ния, осно­вой кото­рых явля­ет­ся поль­за или уве­се­ле­ния, быст­ро про­хо­дят, и даже когда они сохра­ня­ют­ся, они некреп­ки, а когда про­хо­дят, окон­ча­тель­но раз­ру­ша­ют­ся» (I. 50).

с.402 Очень подроб­но раз­ви­ва­ет Пет­рар­ка мысль Цице­ро­на о том, что друж­ба силь­нее род­ст­вен­ных свя­зей, и хотя друж­бу меж­ду род­ст­вен­ни­ка­ми поро­ди­ла сама при­ро­да, но друж­ба эта недо­ста­точ­но проч­на⁶.

Та же мысль зани­ма­ет и Пет­рар­ку: «быва­ют нена­вист­ные граж­дане, нена­вист­ные союз­ни­ки, нена­вист­ные род­ст­вен­ни­ки, нена­вист­ные супру­ги, нена­вист­ные бра­тья; нако­нец, быва­ет сын нена­ви­стен отцу, а отец — сыну. В кон­це кон­цов, при любых близ­ких отно­ше­ни­ях воз­мож­на нена­висть, и толь­ко друж­ба не затро­ну­та ею и не зна­ет это­го зла» (II. 27). К этой мыс­ли он воз­вра­ща­ет­ся неод­но­крат­но: «Я при­знаю, что милы роди­те­ли, милы сыно­вья, милы бра­тья; одна­ко они могут при­но­сить и горечь и при этом не пере­ста­нут быть ни роди­те­ля­ми, ни бра­тья­ми; и сыно­вья оста­нут­ся сыно­вья­ми, даже когда пере­ста­нут быть милы­ми. А един­ст­вен­ный друг, пока он вер­ный, не пере­станет быть милым и доро­гим» (I. 52).

Одной из самых важ­ных для Пет­рар­ки тем, кото­рая при­ме­ши­ва­ет­ся ко мно­гим его рас­суж­де­ни­ям, явля­ет­ся тема смер­ти. Она так­же пере­кли­ка­ет­ся с Цице­ро­ном, у кото­ро­го чита­ем: «Умер­шие… про­дол­жа­ют жить: так почи­та­ют их, пом­нят о них и тос­ку­ют по ним их дру­зья»⁷.

Эта же тема зву­чит и в диа­ло­ге гума­ни­ста. В ответ на жало­бу Печа­ли: «Дру­га у меня смерть вырва­ла», Разум отве­ча­ет: «Смерть может вырвать лишь тело дру­га, но не друж­бу и не дру­га. Это вещи тако­го рода, что не под­власт­ны ни смер­ти, ни фор­туне». Далее Пет­рар­ка чет­ко ука­зы­ва­ет, что эта мысль взя­та им у Цице­ро­на: «Ты слы­шал от Цице­ро­на, как он уте­шал Лелия, гово­ря, что его друг Сци­пи­он жив для него, пото­му что из его памя­ти не изгла­жи­ва­ет­ся ни доб­рое имя ушед­ше­го дру­га, ни его доб­ро­де­тель. А что тебе меша­ет, чтобы твой Сци­пи­он был жив?» (II. 52).

Поми­мо Цице­ро­на, италь­ян­ский автор обра­ща­ет­ся и к дру­гим рим­ским писа­те­лям, касаю­щим­ся темы друж­бы. Он очень актив­но раз­ра­ба­ты­ва­ет рас­хо­жую в антич­но­сти мысль: «Вер­ный друг позна­ет­ся в несча­стьях». Выра­же­ние это при­над­ле­жит одно­му из древ­ней­ших поэтов Рима — Эннию: «Ami­cus cer­tus in re in­cer­ta cer­ni­tur». У дру­го­го рим­ско­го поэта, Овидия, есть дву­сти­шие:

Do­nec eris fe­lix, mul­tos nu­me­ra­bis ami­cos. Tem­po­ra si fue­rint nu­bi­la, so­lus eris. Пока ты будешь счаст­лив, мно­го дру­зей будешь насчи­ты­вать. Наста­нут мрач­ные вре­ме­на — оста­нешь­ся один.

Име­на обо­их поэтов неод­но­крат­но встре­ча­ют­ся и в дру­гих диа­ло­гах, и, конеч­но, Пет­рар­ке были извест­ны эти афо­риз­мы, на их осно­ве он стро­ит рас­суж­де­ния Разу­ма: «Узнать дру­га труд­но; это мож­но сде­лать толь­ко при боль­шом несча­стье. Искать дру­га лег­че, чем узнать его. А при несча­стье часто в тече­ние одно­го часа и по несколь­ким сло­вам узна­ет­ся тот, кого ты едва ли знал, хотя и общал­ся с ним мно­го лет» (I. 51).

с.403 И в дру­гом диа­ло­ге на сооб­ще­ние Радо­сти: «При нынеш­них обсто­я­тель­ствах у меня мно­го дру­зей» Разум отве­ча­ет: «Я думаю, при счаст­ли­вых обсто­я­тель­ствах; так быва­ет почти все­гда… Когда появит­ся и начнет рас­ти нуж­да, умень­шит­ся и чис­ло дру­зей, а то и вооб­ще все уйдут, а, вер­нее, обна­ру­жат­ся истин­ные отно­ше­ния. Когда уда­ча от тебя отвер­нет­ся, станет оче­вид­но, кто был тво­им дру­гом, а кто — дру­гом тво­е­го сча­стья. Твои дру­зья после­ду­ют за тобой, а дру­зья тво­е­го сча­стья за ним; и их будет боль­ше» (I. 50).

Подоб­ное рас­суж­де­ние есть и у Сене­ки, одно­го из самых люби­мых, наряду с Цице­ро­ном, писа­те­лей для Пет­рар­ки: «С кем мы сошлись ради поль­зы, мил нам, лишь покуда поле­зен. Вот поче­му вокруг того, чьи дела про­цве­та­ют, — тол­па дру­зей, а вокруг потер­пев­ших кру­ше­ние — пусты­ня. Дру­зья бегут оттуда, где испы­ты­ва­ет­ся друж­ба»⁸.

В диа­ло­ге «Об отсут­ст­ву­ю­щих дру­зьях», отме­чая, какое важ­ное зна­че­ние для обще­ния дру­зей име­ет пере­пис­ка, Пет­рар­ка гово­рит, что она созда­ет иллю­зию при­сут­ст­вия дру­га, и вспо­ми­на­ет пере­пис­ку Цице­ро­на с бра­том Квин­том и Сене­ку, бесе­дую­ще­го с помо­щью писем с нахо­дя­щим­ся дале­ко от него дру­гом Луци­ли­ем (II. 53).

Не все­гда италь­ян­ский гума­нист назы­ва­ет имя рим­ско­го авто­ра, чьи мыс­ли, тем не менее, про­све­чи­ва­ют сквозь рас­суж­де­ния Пет­рар­ки. Пред­став­ля­ет­ся, что, когда он пишет о нена­деж­ном поло­же­нии царей, то вспо­ми­на­ет стро­ки Гора­ция:

Ветер гнет силь­ней веко­вые сос­ны, Падать тяже­лей высо­чай­шим баш­ням, Мол­нии удар пора­жа­ет чаще Гор­ные выси.9

Эта мысль пере­ска­за­на Пет­рар­кой в про­зе: «Поло­же­ние на вер­шине мрач­но, тре­вож­но, неспо­кой­но. То, что это имен­но так, ясно пока­зы­ва­ет жизнь царей, запол­нен­ная опас­но­стя­ми и тре­во­гой» (I. 49).

Вли­я­ние антич­но­сти про­яви­лось не толь­ко в обра­ще­нии к темам, раз­ра­ботан­ным рим­ски­ми мыс­ли­те­ля­ми, и к обра­зам, взя­тым у рим­ских поэтов, но и в мане­ре изло­же­ния, и в исполь­зо­ва­нии сти­ли­сти­че­ских при­е­мов, харак­тер­ных для древ­них авто­ров.

Еще в XI веке в Евро­пе были выра­бота­ны раз­лич­ные сти­ли латин­ско­го лите­ра­тур­но­го язы­ка, один из кото­рых назы­ва­ет­ся по име­ни Тул­лия Цице­ро­на тул­ли­ан­ским.

Лич­ность зна­ме­ни­то­го ора­то­ра и его стиль были чрез­вы­чай­но при­вле­ка­тель­ны для Пет­рар­ки, о чем гово­рят частота упо­ми­на­ний его име­ни и обиль­ное цити­ро­ва­ние. В пред­и­сло­вии к трак­та­ту «Об уеди­нен­ной жиз­ни» мы чита­ем: «Если кого-то упрек­нут, что его стиль схож с цице­ро­нов­ским, станет ли он оправ­ды­вать­ся?»¹⁰.

Харак­тер­ней­шей чер­той сти­ля Цице­ро­на явля­ет­ся употреб­ле­ние пери­о­дов, то есть искус­но состав­лен­ных и хоро­шо обо­зри­мых с.404 пред­ло­же­ний, кото­рые состо­ят из несколь­ких глав­ных и несколь­ких при­да­точ­ных, часто ослож­нен­ных еще и син­та­к­си­че­ски­ми обо­рота­ми. В сво­ей систе­ме дока­за­тельств Пет­рар­ка поль­зу­ет­ся этим при­е­мом, прав­да, доволь­но ску­по. Вот так выглядит один из пери­о­дов: «Si com­mo­di­ta­tes per­di­tas que­re­ris, uti­li­ta­tis mi­hi tu cal­cu­lum, non ami­ci­tiae qui­dem po­nis, si conjunctum, co­gi­ta, quam par­va pars tem­po­ris vi­ven­tium quo­que prae­sen­tium ex­hi­bet ami­co­rum, quan­tum cu­rae, quan­tum mor­bi oc­cu­pant, quan­tum so­por ac vo­lup­tas, quan­tum quo­que pe­re­gri­nan­tium dis­cur­sus, sol­li­ci­tu­di­num­que di­ver­so­ria ac se­ces­sus, quan­tum de­ni­que stu­dia, quan­tum otia, quan­tum­que ne­go­tia nunc alie­na, nunc prop­ria ac il­la re­rum mul­ti­for­mium jugis at­que in­vic­ta ne­ces­si­tas, cui nul­la pros­pe­ri­tas exi­mi­tur con­vic­tui det­ra­hunt exop­ta­to, quot congres­sus ra­ri, quam bre­ves sol­li­ci­tae­que mo­rae, quam du­ri dig­res­sus, quam re­di­tus se­ri, qui obji­ces, quae­nam im­pe­di­men­ta, qui la­quei his ac si­mi­li­bus vi­tae dif­fi­cul­ta­ti­bus, ami­ci­tiae­que com­pe­di­bus ad me­mo­riam re­duc­tis, in­tel­le­ges, quan­tu­lum est, quid ti­bi mors abstu­le­rit» (II. 52). — «Если ты жалу­ешь­ся на то, что поте­рял какие-то выго­ды, то мне видит­ся в этом рас­чет на некую поль­зу, а не на друж­бу; если же ты жале­ешь о том, что поте­рял посто­ян­ное обще­ние, поду­май, как мало вре­ме­ни в жиз­ни при­хо­дит­ся на обще­ние с дру­зья­ми, как мно­го вре­ме­ни ухо­дит на заботы, болез­ни, на сон и удо­воль­ст­вия, на пере­дви­же­ния и стран­ст­вия, на заботы о гости­ни­цах или о том, чтобы най­ти уеди­нен­ное место; нако­нец, как мно­го вре­ме­ни ухо­дит на заня­тия нау­ка­ми, на отдых и на хло­поты, то на чужие, то на свои; и от это­го бре­ме­ни раз­но­об­раз­ных дел и неиз­беж­ной необ­хо­ди­мо­сти никак нель­зя изба­вить­ся; они отни­ма­ют вре­мя от желан­но­го обще­ния; сколь ред­ко это обще­ние, сколь крат­ки и бес­по­кой­ны встре­чи, как запазды­ва­ют воз­вра­ще­ния, кото­рых ты ожи­да­ешь, какие пре­пят­ст­вия и коз­ни слу­ча­ют­ся в таких и подоб­ных им житей­ских обсто­я­тель­ствах, — когда ты вспом­нишь об этих кан­да­лах друж­бы, ты пой­мешь, как незна­чи­тель­но то, что отня­ла у тебя смерть»¹¹.

Поми­мо Цице­ро­на, боль­шое вли­я­ние на Пет­рар­ку ока­зал Сене­ка. Иде­а­лы сто­и­ков были весь­ма близ­ки миро­воз­зре­нию вели­ко­го гума­ни­ста, кото­рый очень часто обра­ща­ет­ся к эти­че­ским сочи­не­ни­ям это­го рим­ско­го писа­те­ля. Пред­став­ля­ет­ся, что имен­но у Сене­ки Пет­рар­ка заим­ст­во­вал такой при­ем, как быст­рый пере­ход от живо­го при­ме­ра к пате­ти­че­ско­му рас­суж­де­нию.

Диа­лог «О незна­ко­мых дру­зьях» начи­на­ет­ся с рас­ска­за о том, как «блеск сла­вы при­влек к Сци­пи­о­ну не толь­ко его вра­гов, но и раз­бой­ни­ков. Они тол­пой при­шли к Сци­пи­о­ну, жив­ше­му в изгна­нии. Вид их был стра­шен. Но когда они поня­ли, что ста­ли при­чи­ной стра­ха, они отло­жи­ли ору­жие, а их пред­во­ди­те­ли, отпу­стив охра­ну, при­бли­зи­лись к Сци­пи­о­ну и почти­ли его, как некое боже­ство…» (I. 51). После с.405 опи­са­ния этой коло­рит­ной сце­ны идет рас­суж­де­ние о том, что толь­ко доб­рая сла­ва может заста­вить людей стре­мить­ся к друж­бе с незна­ко­мым рань­ше чело­ве­ком. Такие доволь­но частые при­ме­ры, явля­ясь как бы неболь­ши­ми встав­ны­ми новел­ла­ми, помо­га­ют авто­ру избе­жать сухо­сти рас­суж­де­ний и созда­ют иллю­зию живо­го обще­ния.

На стиль Пет­рар­ки ока­за­ло боль­шое вли­я­ние то обсто­я­тель­ство, что он был поэтом. Диа­ло­ги насы­ще­ны поэ­ти­че­ски­ми тро­па­ми и сти­ли­сти­че­ски­ми фигу­ра­ми, выра­ботан­ны­ми антич­ны­ми поэта­ми. Очень укра­ша­ет изло­же­ние исполь­зо­ва­ние тако­го при­е­ма, как алли­те­ра­ция, то есть повто­ре­ние одно­род­ных соглас­ных зву­ков в сле­дую­щих одно за дру­гим сло­вах в пред­ло­же­нии. В рим­ской лите­ра­ту­ре этот при­ем чаще исполь­зу­ют поэты, чем про­за­и­ки. Мы встре­ча­ем его у Энния, Вер­ги­лия, Овидия. Пред­став­ля­ет­ся, что Пет­рар­ка, как поэт, с осо­бым удо­воль­ст­ви­ем поль­зо­вал­ся им. Употреб­ле­ние алли­те­ра­ции при­да­ет осо­бую пре­лесть и живость язы­ку диа­ло­гов. Вот эти при­ме­ры: «Mag­nis majus ma­lum quae­ri­tur» — Боль­шая беда при­об­ре­та­ет­ся с помо­щью боль­шей беды (I. 49); «Co­piam­que co­mi­te­tur co­pia» — Изоби­лие сопро­вож­да­ет­ся изоби­ли­ем (I. 50).

Из поэ­ти­че­ско­го язы­ка взят и такой сти­ли­сти­че­ский при­ем, как ана­фо­ра (повто­ре­ние отдель­ных слов в нача­ле раз­ных пред­ло­же­ний или частей одно­го пред­ло­же­ния): «Dul­ces, fa­teor, pa­ren­tes, dul­ces fi­lii, dul­ces frat­res» — Милы, при­знаю, роди­те­ли, милы сыно­вья, милы бра­тья (I. 52). «Mag­nus the­sau­rus est ami­cus, sed mag­na ser­van­dus cu­ra, mag­no, si pe­reat, lu­gen­dus fle­tu» — Боль­шое сокро­ви­ще друг, боль­шая нуж­на забота, чтобы его сохра­нить, и боль­шая печаль пред­сто­ит, если он погибнет (I. 52).

Весь­ма охот­но исполь­зу­ет Пет­рар­ка асин­де­тон — наме­рен­ный про­пуск сою­зов, соеди­ня­ю­щих одно­род­ные чле­ны пред­ло­же­ния; этот при­ем при­да­ет речи боль­шую выра­зи­тель­ность и дина­мич­ность. «Re­gi­bus ca­rus sum. — Vi­lis er­go ti­bi est ani­ma, vir­tus, fa­ma, quies, oti­um, se­cu­ri­tas». — Радость: Я дорог царям. Разум: Зна­чит, для тебя не име­ет цены душа, доб­ро­де­тель, обще­ст­вен­ное мне­ние, покой, досуг, без­опас­ность (I. 49).

Ино­гда Пет­рар­ка в одной фра­зе соче­та­ет асин­де­тон с союз­ной кон­струк­ци­ей, что уси­ли­ва­ет пате­тич­ность речи и углуб­ля­ет дока­за­тель­ность мыс­ли: «Bo­nis ar­ti­bus re­gi ca­rus est. — Va­ni­ta­te an pe­ri­cu­lo, an cri­mi­ni­bus, for­tas­sis ho­mi­ci­dio, ve­ne­fi­cio, le­no­ci­nio, pro­di­tio­ne, blan­di­tiis at­que men­da­ciis?» — Радость: Я дорог царю доб­ры­ми ремес­ла­ми. Разум: Пусто­сло­ви­ем, уме­ни­ем рис­ко­вать, пре­ступ­ле­ни­я­ми, а может, убий­ст­вом, отрав­ле­ни­ем, свод­ни­че­ст­вом, пре­да­тель­ст­вом, лестью и обма­ном? (I. 49).

Отме­тим и одну из люби­мых Пет­рар­кой сти­ли­сти­че­ских фигур — ген­диа­дис, когда одно слож­ное поня­тие выра­жа­ет­ся посред­ст­вом двух поня­тий, соеди­нен­ных меж­ду собой сою­за­ми et, -que, at­que: «Po­si­tis mi­nis at­que ar­mis» — Оста­вив гроз­ное ору­жие (дослов­но: угро­зы и ору­жие) (I. 51). «Phraa­tes … ra­bie fu­riis­que ac­tus» — Фра­ат, побуж­дае­мый беше­ной яро­стью (дослов­но: бешен­ст­вом и яро­стью) (I. 52).

с.406 Чаще все­го Пет­рар­ка исполь­зу­ет анти­те­зу — при­ем, пред­став­ля­ю­щий собой рез­кое про­ти­во­по­став­ле­ние поня­тий, мыс­лей или обра­зов. И это понят­но, посколь­ку само назва­ние трак­та­та пред­по­ла­га­ет, что речь будет идти о кон­траст­ных мне­ни­ях. Мы посто­ян­но стал­ки­ва­ем­ся с таки­ми про­ти­во­по­лож­ны­ми веща­ми, как «любовь — враж­да», «радость — печаль», «доб­ро­де­тель — порок», «слад­кое — горь­кое» и т. п. В диа­ло­гах о друж­бе мож­но отме­тить такие слу­чаи употреб­ле­ния анти­те­зы: «Sae­pe cujus rei fue­rat dul­cis opi­nio, ama­rum fuit ex­pe­ri­men­tum» — Часто ожи­да­ние чего-либо было слад­ким, а опыт — горь­ким (I. 50); «Uno tem­po­re cum al­te­ro ami­co­rum sit gau­den­dum flen­dum­que cum al­te­ro» — В одно и то же вре­мя с одним из дру­зей нуж­но радо­вать­ся, а с дру­гим пла­кать (I. 50).

Встре­ча­ет­ся в диа­ло­гах и такая доволь­но ред­кая сти­ли­сти­че­ская фигу­ра, как оксю­мо­рон, — соче­та­ние двух поня­тий, про­ти­во­ре­ча­щих друг дру­гу. «Ami­ci ab­sen­tis dul­ci de­si­de­rio la­bo­ro» — Я стра­даю от слад­кой тос­ки из-за отсут­ст­вия дру­га (I. 53).

Поми­мо пере­чис­лен­ных сти­ли­сти­че­ских фигур, бро­са­ет­ся в гла­за мане­ра италь­ян­ско­го гума­ни­ста встав­лять в рас­суж­де­ния Разу­ма крат­кие сен­тен­ции, чаще все­го, под­во­дя­щие итог дока­за­тель­ства. Такой при­ем мы часто встре­ча­ем у Сене­ки и в фило­соф­ских сочи­не­ни­ях, и в тра­геди­ях. Сен­тен­ции Пет­рар­ки настоль­ко емки и чекан­ны, что достой­ны занять место в ряду извест­ных латин­ских кры­ла­тых выра­же­ний. В рас­смат­ри­вае­мых диа­ло­гах пред­став­ле­но 16 таких выска­зы­ва­ний. При­ведем наи­бо­лее яркие из них: «Ve­rae ami­ci­tiae — ra­rum bo­num» — Насто­я­щие дру­же­ские отно­ше­ния — ред­кое бла­го. «Qui, quod sa­tis est, ha­bet, ampli­us non re­qui­rat» — Кто име­ет доста­точ­но, пусть не ищет боль­ше­го. «Ca­du­cae ami­ci­tiae, qua­rum de­lec­ta­tio vel uti­li­tas fun­da­men­tum est» — Непроч­ны дру­же­ские отно­ше­ния, осно­вой кото­рых явля­ет­ся уве­се­ле­ние и поль­за. «Ami­cos vi­na con­ci­liant, lac­ri­mae autem pro­bant» — Дру­зей созда­ет вино, а про­ве­ря­ют сле­зы. «Abys­sum ani­mi me­ti­ri non est ho­mi­nis» — Чело­ве­ку не дано изме­рить глу­би­ну души. «So­la ami­ci­tia odiis va­cat» — Толь­ко друж­ба сво­бод­на от нена­ви­сти.

Итак, иссле­до­ва­ние пред­став­лен­ных семи диа­ло­гов поз­во­ля­ет поста­вить вопрос о харак­те­ри­сти­ке сти­ля Пет­рар­ки. Пред­став­ля­ет­ся, что, имея опо­ру в антич­ных авто­рах, италь­ян­ский гума­нист создал свой осо­бый стиль, на кото­рый боль­шое вли­я­ние ока­за­ло то обсто­я­тель­ство, что он был еще и поэтом. «Язык италь­ян­ских сти­хов Пет­рар­ки и язык его латин­ских про­из­веде­ний — сооб­щаю­щи­е­ся сосуды»¹². Впле­тая поэ­ти­че­ские тро­пы в про­за­и­че­скую речь, Пет­рар­ка дости­га­ет того, что его сочи­не­ние чита­ет­ся как хоро­шая худо­же­ст­вен­ная лите­ра­ту­ра. Впро­чем, окон­ча­тель­ный вывод мож­но будет сде­лать после вни­ма­тель­но­го про­чте­ния и иссле­до­ва­ния все­го трак­та­та.

с.407

Lu­kya­no­va L. M.
An­ti­que sour­ces of Pet­rarch’s dia­lo­gues «About friendship» in the Trac­ta­te V «About means against vi­cis­si­tu­des of li­fe»

Trac­ta­te of Pet­rarch cal­led «Re­me­dies for for­tu­ne fair and foul» con­sists of se­ven dia­lo­gues de­di­ca­ted to the to­pic of friendship.

As the ana­ly­sis of the text shows this to­pic is due to Pet­rarch’s rea­ding of clas­si­cal aut­hors. The re­ve­la­tions of Ita­lian hu­ma­nist con­cer­ning friendly re­la­tionships among men are open­ly pa­ral­le­led the ideas of Aris­tot­le, Ci­ce­ro and Se­ne­ca; and al­so are il­lustra­ted by ci­ta­tions from Ro­man poets.

Clo­se ana­ly­sis of the dia­lo­gues’ sty­le al­lows the aut­hor to co­me to the conclu­sion that nu­me­rous sty­lis­tic for­mu­la ela­bo­ra­ted in clas­si­cal an­ti­qui­ty are wide­ly used in Pet­rarch’s own sty­le.