Триумвиры и трибуны: внутриполитический контекст борьбы Красса за Восточное командование
с.89 Парфянский поход Красса является, пожалуй, наиболее ярким и широко известным эпизодом в отношениях Рима и Парфии. Может быть, именно поэтому он уже с древности окутан туманом разного рода домыслов, к которым довольно часто добавляются догадки современных исследователей, так что само событие иногда теряет реальные очертания и превращается в историю посредственности, возомнившей себя Александром Великим и понёсшей заслуженное наказание. Поражение при Каррах, которым завершился поход, оказалось поистине роковым для репутации Марка Красса; оно провоцирует исследователей на то, чтобы рассматривать всю его политическую биографию через призму этого фиаско. Между тем вполне можно согласиться с мнением Т. Каду: «Если бы ему сопутствовал успех в парфянской кампании и если бы Цезарь, предположим, погиб под Алезией, у нас была бы история предшествующих лет, очень отличающаяся от существующей. Красс в этом случае считался бы мастером, а Цезарь — его орудием»1.
Особенно дурную славу Крассу сослужил контраст его печальной судьбы и тех грандиозных замыслов, которые приписывала ему античная традиция, Плутарх прежде всего. По его словам, Красс, готовясь к походу, «уже не Сирией и не парфянами ограничивал… поле своих успехов, называл детскими забавами походы Лукулла против Тиграна и Помпея против Митридата, и мечты его простирались до бактрийцев, индийцев и до моря, за ними лежащего» (Plut. Crass. 16. 2). Эти утверждения до сих пор иногда принимаются на веру исследователями2, что и неудивительно: на Плутарха во многом с.90 опираются в своих построениях блестящие стилисты Т. Моммзен и Г. Ферреро, а их труды оказали большое влияние на формирование картины политической жизни позднереспубликанского Рима в современной историографии3.
Есть ещё одно важное обстоятельство, которое также оказало определённое влияние на позицию исследователей. Победы Цезаря в Галлии и в борьбе с Помпеем привели к тому, что все события последних десятилетий Республики долгое время рассматривались «под знаком Цезаря», независимо от того, положительно или отрицательно расценивалась его деятельность. Ему приписывались грандиозные планы4, тогда как другие политики на его фоне рисовались полными ничтожествами. Конечно, исследователи второй половины ХХ в. очень многое пересмотрели в хлёстких оценках, которые направо и налево раздавал Т. Моммзен. Помпей обрёл положение как фигура, равная по величине Цезарю, Красс тоже не был обойдён вниманием — была создана его обстоятельная политическая биография5, однако характерно, что парфянский поход остаётся за её пределами. Автор концентрирует внимание на внутриполитической истории и завершает работу отправлением Красса из Рима в его роковой поход. Что касается самого похода, то он довольно хорошо исследован с военной точки зрения, тогда как его внутриполитический с.91 и внешнеполитический контекст изучен не столь тщательно и нуждается в специальном рассмотрении.
Первый вопрос, который требует ответа — это время, когда Красс задумал своё предприятие. В литературе довольно часто встречается утверждение, что это произошло ещё до свидания в Луке, во всяком случае, что именно там Крассу была предназначена Сирия в качестве провинции после его будущего консульства6. Подтверждается ли это мнение данными имеющихся у нас источников? Веллей Патеркул, не упоминая посещения триумвирами Луки, говорит лишь, что консульство Помпея и Красса «было достигнуто нечестным путём и осуществлялось недостойным образом»7. Светоний рассказывает о свидании, но говорит лишь о том, что Цезарь убедил Помпея и Красса добиваться второго консульства для того, чтобы нейтрализовать притязания Домиция (detrudendi Domitii causa), а для себя добился сохранения командования ещё на пять лет (Suet. Iul. 24. 1). О тех же решениях, принятых на встрече, говорит Аппиан (BC. II. 17. 63), а Дион Кассий вообще не упоминает о свидании триумвиров. Подробнее всего рассказ Плутарха, но из-за склонности автора к риторическим преувеличениям в него попали совершенно недостоверные детали8. Явно имея в виду последующее развитие событий, он пишет, что триумвиры решили сделать свою власть более прочной и подчинить себе всё управление (ἔγνωσαν ἐγκρατέστερον ἔχεσθαι τῶν πραγμάτων καὶ πᾶσαν ὑφ᾿ ἑαυτοῖς ποιεῖσθαι τὴν ἡγεμονίαν), причём Цезарь должен был остаться во главе своего войска, а Помпей и Красс — получить другие провинции и войска. Предполагалось, что для этого они с.92 должны будут домогаться второго консульства, а Цезарь поддержит их, присылая для голосования своих солдат (Plut. Crass. 14. 6)9.
Дискуссионные вопросы, связанные со свиданием в Луке, не относятся к теме настоящей статьи; для нас важно отметить, что ни один источник не называет Сирию как провинцию, предназначенную Крассу уже в то время, и никто не говорит о каких-либо чрезвычайных полномочиях, которые должны были получить Помпей и Красс. По-видимому, можно согласиться с Р. Сигером: «Были ли провинциальные командования, которые должны были последовать, также определены в Луке — менее ясно. Причин, по которым это должно было произойти, не существует: вопрос этот не был срочным, и ни Помпей, ни Цезарь не имели времени для того, чтобы тратить его впустую»10. К этому можно добавить ещё одно соображение: весной 56 г. вопрос о парфянской войне вообще вряд ли стоял в повестке дня: раздоры в Парфии, вероятно, ещё только начинались, и никакого предлога для интервенции пока не существовало11.
Впервые Сирию в качестве консульской провинции, как и парфянскую войну, источники упоминают только в связи с рассказом о законе Требония, принятом спустя год после свидания в Луке, в апреле 55 г. Однако содержание закона писавшие о нём авторы, видимо, представляли очень по-разному. Начнём с латинской традиции. Здесь сообщения очень кратки, причём по большей части восходят к сочинению Тита Ливия. В дошедшей до нас периохе соответствующей книги о законе говорится, что им «давались провинции консулам на пять лет, Помпею — Испании, Крассу — Сирия и парфянская война»12. Позже Евтропий и Орозий, отбирая материал для своих трудов и мало интересуясь деталями внутриполитической борьбы в Риме середины с.93
От этой традиции отличается рассказ Веллея Патеркула. По его словам, «согласно закону, который предложил народу Помпей, Цезарю был предоставлен повторный срок для управления провинциями, Крассу, мечтавшему о парфянской войне, была назначена Сирия» (пер.
Сообщения греческих авторов более подробны. Аппиан, не рассказывая о борьбе за принятие закона и не различая между собой закон Требония и закон Помпея-Лициния, говорит: «Цезарю же, как было условлено, продлили командование на второе пятилетие. Провинции (τὰ δὲ ἔθνη) и войска в них были распределены по жребию (διακληρούμενοι) между Помпеем и Крассом. Помпей получил Испанию и Африку. Послав туда для управления своих друзей, сам он остался в Риме. Крассу досталась Сирия и соседние с ней области (Συρίαν τε καὶ τὰ Συρίας πλησίον); он хотел начать войну с парфянами, войну, как он полагал, славную, лёгкую и выгодную» (App. BC. II. 18. 65).
Плутарх в жизнеописаниях протагонистов римской политики того времени говорит о законе Требония неоднократно, причём в с.94 биографиях разных персонажей подчёркивает разные его стороны, иногда сам себе противореча при передаче его содержания. Так, в биографии Помпея он говорит: «Затем через народного трибуна Требония Помпей и Красс внесли законопроект, по которому, как было условлено прежде, полномочия Цезаря продлили на второе пятилетие; Крассу предоставили Сирию и ведение войны против парфян (Κράσσῳ δὲ Συρίαν καὶ τὴν ἐπὶ Πάρθους στρατείαν διδόντας), а самому Помпею — всю Африку и обе Испании с четырьмя легионами, из которых два Помпей по просьбе Цезаря на время передал ему для галльской войны» (Plut. Pomp. 52. 3). В биографии Красса сначала говорится о том, что «Цезарю они продлили власть на второе пятилетие, а себе из провинций выбрали Сирию и обе Испании. Был брошен жребий: Сирия досталась Крассу, испанские же провинции — Помпею» (Plut. Crass. 15. 7), без упоминания о войне. Но уже в следующей главе, рассказывая про мечты Красса о завоеваниях, Плутарх уточняет: «Хотя в законе, принятом о них, ничего не было сказано о парфянской войне (καίτοι τῷ γραφέντι περὶ τούτων νόμῳ Παρθικὸς πόλεμος οὐ προσῆν), но все знали, что Красс к ней неудержимо стремится» (ibid. 16. 3. Пер.
И, наконец, Дион Кассий. Его изложение очень близко к тому, что говорит Плутарх в биографии Катона: «Трибун Гай Требоний внёс предложение передать в управление на пять лет одному Сирию и соседние с ней территории (τήν τε Συρίαν καὶ τὰ πλησιόχωρα αὐτῆς), а другому — Испании (ведь там недавно случились какие-то волнения [τι… ἔναγχος ἐκεκίνηντο]), предоставив им в распоряжение столько воинов из числа и союзников, и граждан, сколько они захотят, и позволив им вести войну и заключать мир с теми, с кем они пожелают (στρατιώταις τε ὅσοις ἂν ἐθελήσωσι καὶ τῶν πολιτῶν καὶ с.95 τῶν συμμάχων χρωμένοις, καὶ πόλεμον καὶ εἰρήνην πρὸς οὓς ἂν βουληθῶσι ποιουμένοις)» (Dio Cass. XXXIX. 33. 2)16.
Таким образом, обзор источников демонстрирует, что есть, пожалуй, только один пункт в законе Требония, относительно которого согласны все: назначение в качестве консульских провинций Сирии и обеих Испаний. Вероятно, мы можем доверять и сообщению Плутарха и Аппиана о том, что провинции были распределены между Крассом и Помпеем по жребию. Конечно, можно предположить махинации при проведении жеребьёвки, обеспечившие нужный результат. Однако, во-первых, на это нет ни малейшего намёка в источниках, и, во-вторых, гораздо легче, по-видимому, было добиться желаемого другими методами — так, за три года до того Габиний сперва получил при помощи П. Клодия Киликию, а затем, изменив свои намерения, обменял её на Сирию. Есть любопытное свидетельство того, что Помпей был недоволен состоявшимся распределением провинций. Вскоре после принятия закона Требония Цицерон писал Аттику из Неаполя: «Я виделся здесь с Помпеем. Он много говорил со мной о государственных делах, очень недовольный собой, по его словам (ut loquebatur)…, презирая Сирию, хвастаясь Испанией — и тут тоже — «по его словам» (Syriam spernens, Hispaniam iactans, hic quoque ut loquebatur)» (Cic. Att. IV. 9. 1). Двукратное подчёркивание Цицероном того, что он сообщает всего лишь слова Помпея, имеет несомненный иронический оттенок; оратор явно не верит, что его собеседник на самом деле презирает Сирию и доволен своим назначением в Испанию. Это недовольство вполне объяснимо — в провинцию Сирию превратил лично Помпей, её наместниками до сей поры были люди, тесно с ним связанные17, и Красс оказался здесь первым «посторонним» с.96 наместником. С другой стороны, Плутарх сообщает: «Красс же, как только выпал ему жребий, не мог скрыть своей радости, считая, что более блестящей удачи, чем на этот раз, у него ещё не бывало» (Plut. Crass. 16. 1). Такое поведение, как кажется, может служить подтверждением того, что результат жеребьёвки не был для Красса предопределен заранее18.
Что касается тех территорий, которые называют наряду с Сирией и Испаниями, то однозначно решить вопрос о достоверности этих сведений невозможно. Проще всего обстоит дело с Египтом, который Плутарх включает в сферу полномочий Красса (Cato Min. 43. 1), — это явная ошибка, поскольку в апреле 55 г. Птолемей Авлет был восстановлен на троне А. Габинием, и египетский вопрос оказался снят с повестки дня19. Более вероятным представляется включение в закон соседних с Сирией земель, о чём пишет Аппиан — в данном случае оснований сомневаться нет, как и в непосредственно связанном с этим пункте, согласно которому Красс получил право вести войну и заключать мир по своему усмотрению. Об этом говорят как Плутарх, с.97 так и Дион Кассий, причём стоит отметить, что формулировка Диона, видимо, ближе к тексту закона, чем у Плутарха: херонейский историк не смог удержаться от того, чтобы внести в текст риторические украшения20.
Закон этот встретил отчаянное сопротивление. Кроме вечных оппонентов триумвиров — Катона и Фавония, — предотвратить его принятие стремились двое из трибунов 55 г., П. Аквилий Галл и Г. Атей Капитон, — единственные в этой коллегии, кто, по выражению Клебса, «защищали дело сенатской партии против трёх властителей»21. Однако на деле всё было далеко не так однозначно, и политическую позицию Аквилия и Атея вряд ли возможно определить так просто. Насколько мы можем судить, коллегия трибунов в 55 г. состояла из людей, которые по большей части либо уже были сторонниками Цезаря, либо стали ими в ближайшем будущем,
Что касается Аквилия Галла и Атея Капитона, то об их политической позиции и связях нам известно гораздо меньше. Публий Аквилий Галл вообще не упоминается нигде, кроме этого эпизода. Правда, создаётся впечатление, что он был наиболее активным противником закона Требония — во всяком случае, именно его изолировали в курии, не выпуская к народу, и продержали там целый день (Plut. Cato Min. 43. 4; Dio Cass. XXXIX. 32. 3; 35. 3—
Об Атее известно больше, хотя и он впервые упоминается только в связи с борьбой вокруг закона Требония, в которой он поддерживал Аквилия Галла, хотя, судя по довольно обстоятельному рассказу Диона Кассия, роль его при этом была менее активной. Зато он выдвигается на первый план, когда речь заходит о попытках воспрепятствовать производившемуся Крассом набору войск, а затем — его выступлению в поход. Кроме того, до нас дошла характеристика Атея как «добродетельного человека и превосходного гражданина» (virum bonum et civem egregium) (Cic. Div. I. 29). К 46 г. он, по-видимому, был сторонником Цезаря — Цицерон в письме к Л. Мунацию Планку, написанном в начале этого года, не скупится на аттестации его в этом духе: «Капитон всегда уважал и любил Цезаря… Если во время этой самой войны я и сделал что-либо менее угодное Цезарю…, то я сделал это по совету, по настоянию, под влиянием других; то, в чём я был умереннее и воздержаннее, нежели кто-либо из той партии, я сделал преимущественно под влиянием Капитона» (Cic. Fam. XIII. 29. 6—
Рассказ Диона подкупает своей полнотой и в принципе не содержит ничего невероятного. Действительно, сложно представить, чтобы после ожесточённых баталий, связанных с принятием закона Требония, всё успокоилось до самого выступления Красса в поход. Однако хронологически самый близкий к этим событиям источник, Цицерон, совершенно определённо связывает объявление о зловещих с.100 ауспициях с самим Атеем28. Думается, здесь возможно такое объяснение: после принятия закона Требония Аквилий Галл и Атей могли продолжать совместное противостояние Помпею и Крассу. Однако к моменту выступления Красса в поход Аквилий по каким-то причинам смягчил свою позицию, и Атей продолжал сопротивление в одиночку, сначала попытавшись прибегнуть к мерам религиозного характера, а затем доведя дело до самой крайней меры — попытки арестовать консула29. Правда, в рассказе Диона проклятия на Красса накликают все трибуны, а Атею приписывается лишь попытка ареста. Однако, если бы дело обстояло так, непонятна причина раздора между трибунами, поскольку арест консула, хотя и редко, но всё же случался в Риме, а вот наложение на него проклятия прецедентов не имело, так что более радикальной выглядит позиция коллег Атея. Кроме того, согласно Диону, слухи о дурных знамениях распускали все трибуны — но мы точно знаем из Цицерона, что Аппий Клавдий обвинял в этом одного Атея. Так что, очевидно, правы те исследователи, которые исправляют последовательность событий и пишут, что Атей сначала попытался арестовать Красса, а уже затем совершил свои зловещие обряды30. Такой ход событий очень вероятен, учитывая накал страстей к этому времени: исчерпав все возможности легального противодействия, столкнувшись с неповиновением трибуну, лишённый поддержки своих коллег, Атей совершил беспрецедентный шаг31, являвшийся, в сущности, жестом отчаяния с его стороны32. Любопытно с.101 было бы узнать, причины такой непримиримости Атея, но источники хранят на сей счёт полное молчание. Можно лишь осторожно предположить, что между Крассом и Атеем ещё до принятия закона Требония существовала inimicitia, причины которой нам неизвестны.
Итак, в событиях 55 г. легче сказать, против кого были направлены действия Атея, чем определить его политическую позицию в тот момент33. Столь же неясным остается и его следующий шаг на политической арене: в 52 г. он, по-видимому, выступает одним из обвинителей Т. Анния Милона — его называет среди других обвинителей Асконий (Ascon. 38. 23 Clarck)34. Затем имя его вновь встречается в 50 г. — согласно сообщению Цицерона, цензор Аппий Клавдий «недостаточно обдуманно порицал (notavit) добродетельного человека и превосходного гражданина Г. Атея как виновного в выдуманных ауспициях» (Cic. Div. I. 29). Иногда утверждают, что Аппий исключил его из сената35. Текст Цицерона не даёт прямых оснований для такого утверждения, однако известно, что цензура Аппия была суровой до крайности (Dio Cass. XL. 63. 3). Самая известная жертва его суровости — Г. Саллюстий Крисп (ibid. 63. 4). Возможное соседство с ним Атея очень любопытно, если вспомнить определённое совпадение в с.102 их биографиях: Саллюстий тоже участвовал в борьбе против Милона, и в литературе устоялось мнение, что пострадал он именно за это36. Если за нападками на Милона стоял Цезарь, то, как мне кажется, вполне можно предположить, что и Атей придерживался подобной позиции,
Обычно исследователи рассматривают все внутриполитические события в Риме этого времени с точки зрения противостояния сената и триумвиров, воспринимая триумвират как некое единство. Действительно, начало 55 г. ознаменовано принятием законов, отвечавших интересам и Помпея, и Красса, и Цезаря. Но сохранялось ли такое единство до конца года, были ли политические расклады ко времени отправления Красса в поход теми же самыми, что и в момент принятия закона Требония? Как мне кажется, ситуация изменилась достаточно радикально. Законы Требония и Помпея-Лициния создавали ситуацию, если можно так выразиться, географической равноудалённости триумвиров от Рима. Каждый из них оказывался в назначенной ему провинции и, соответственно, не мог лично зарабатывать политический капитал в Риме в ущерб своим коллегам. Иное дело теперь, после того, как Помпей объявил о своём решении остаться в Риме37. Фактически он оставался хозяином положения38: его конкуренты отсутствовали, а сам он, помимо прочего, являлся в буквальном смысле «отцом-кормильцем» римского плебса, поскольку обладал, кроме империя, предоставленного ему законом Требония, ещё и пятилетним чрезвычайным империем, связанным с продовольственным снабжением Рима39. Уже в течение ближайшего года стало очевидно, что опасения в этой ситуации не были напрасными. Ещё отказываясь с.103 ехать в Испанию, Помпей ссылался на то, что попечение о продовольствии требует его личного присутствия в Риме (Dio Cass. XXXIX. 63. 3), а к концу 54 г., в условиях нарастания анархии, его друзья открыто заговорили о необходимости установления его диктатуры (Cic. Att. IV. 18. 4; Q. fr. III. 4. 6). Таким образом, всего за год Помпей существенно укрепил свои позиции. Предвидеть это было вполне возможно, а потому не Цезарем ли, желавшим сохранить Красса в Риме в противовес не в меру активному Помпею, инспирировалась отчаянная попытка Атея остановить Марка Лициния? Конечно, это всего лишь предположение, но, по крайней мере, в отличие от распространённых оценок, сторонники которых видят в Атее представителя сенатского большинства, или даже ещё конкретнее — друга Катона, оно находит хоть какую-то опору в источниках. Однако эта попытка разбилась об упрямое желание Красса стяжать военную славу — и его армия выступила из Рима навстречу своей трагической судьбе, а Римская республика начала всё более и более стремительное движение к открытой гражданской войне.
ПРИМЕЧАНИЯ