Римская империя и федераты в IV в.
Проблема появления, функционирования и развития такого института как федераты изучена недостаточно полно. Многочисленные упоминания о нем в трудах общего характера и написанных на смежные темы, в частности, освещающих историю различных племен, весьма разрозненны и фрагментарны. Специальных работ, посвященных федератам, очень мало1. Между тем, это — один из важных аспектов взаимоотношений Римской империи с окружавшими ее народами, а также трансформации римской армии в позднеантичный период.
Исследование данного явления позднеримской истории представляет значительные трудности в связи со скудностью источников. Термин «федераты» почти не встречается в документах. Редким исключением является упоминание федератов в совместной конституции Аркадия, Гонория и Феодосия 406 г., адресованной провинциалам (CTh. VII. 13, 16)2. В исторических сочинениях данный термин появляется так же поздно: первым его использует, как утверждает
Попытки выяснения статуса федератов и их роли в жизни Римской империи в IV в. осложняются тем обстоятельством, что относительно развернутые характеристики понятия «федераты» имеются только у авторов VI в. — Иордана и Прокопия Кесарийского. А из произведений историков IV—
Олимпиодор называет федератами беспорядочную и смешанную толпу воинов (Olymp. Fr. 7)7, в первую очередь, отмечая, видимо, главную их особенность: они не входили в состав регулярной римской армии. Более подробно характеризуют федератов только названные выше раннесредневековые авторы; именно с их данными приходится соотносить сведения IV в. Иордан пишет, что в качестве федератов активно использовали готов тетрархи (Get. 110)8. Затем ту же практику продолжил Константин, с которым готы в 332 г9. «…заключили союз (foedus) и привели к нему для борьбы против разных племен 40 тысяч своих [воинов]. До настоящего времени в империи остается их войско; зовутся же они и до сего дня федератами (foederati)» (Jord. Get. 112)10.
Готский историк обращает внимание на установление договорных отношений римского правительства со своими предками, подразумевающими сохранение ими определенной свободы. Вероятно, нет оснований вместе с В. Гоффартом11 видеть в этом сообщении анахронизм и перенесение реалий VI в. на IV в., тем более, что современный Иордану писатель, Прокопий Кесарийский, указывает на изменения в употреблении термина «федераты» именно в его время: «В прежнее время к федератам причислялись только те из варваров, которые не находились в подчинении у римлян, поскольку не были ими побеждены, но пришли к ним, чтобы жить в государстве на равных с римлянами правах. Словом “федера” римляне называли договор о мире, заключенный с врагами, теперь же всех стало можно называть этим именем, так как с течением времени теряется точность приложенных к чему-либо названий, и поскольку условия жизни и дела меняются в том направлении, в каком угодно людям, они обращают мало внимания на ранее данные ими названия» (Bell. III. 11. 3—
Подтверждением этого положения Прокопия служит конституция Юстиниана 530 г., адресованная сенату, в которой, в частности, дается определение понятие «воины». Согласно ему, федераты этого времени уже являются частью регулярной армии: «Воинами же мы называем тех, которые, как известно, постольку несут военную службу под [командованием] высокопоставленных магистров войск, поскольку причислены к одиннадцати самым преданным схолам, а также тех, которые [несут службу] под [командованием] [их] различных помощников [и] украшены именем федератов» (CJ. IV. 65. 35. 1)13. По-видимому, наиболее значимой чертой института федератов доюстиниановой эпохи, как свидетельствует Прокопий и в другом пассаже (Bell. VIII. 5. 13—
Можно предположить, что это понятие складывалось постепенно на протяжении V в., поскольку впервые термин «федераты» появился в источниках в начале V в., а содержание его определилось в VI в.
Римляне издавна умели использовать чужие силы для решения своих проблем, прежде всего военных. А в IV в. они были чрезвычайно актуальны в связи с усилившимся давлением варваров на границы империи, поэтому отказ императора Юлиана перед персидским походом от помощи, предлагаемой ему многими народами (Amm. Marc. XXIII. 2. 1—
Причем, именно в IV в. на фоне продолжавшегося инкорпорирования отдельных иноплеменных воинов или групп воинов непосредственно в римскую армию увеличивается прием на службу варваров под руководством их собственных вождей (Anon. Vales. Pars prior. V. 27)19, правда, только на время отдельных кампаний и, как правило, по завершении войны с ними (Proc. Bell. VIII. 5. 13), что является существенной особенностью положения федератов. К сожалению, далеко не всегда источники IV — начала V вв. сообщают о заключении договоров в таких случаях, хотя a priori можно предположить, что мирные соглашения как-то фиксировались. На это указал Павел Орозий в отношении каких-то неизвестных варваров (VII. 40. 7)20 и готов (VII. 34. 6), о которых также сообщил Аммиан Марцеллин: «…gens amica foederibusque longae pacis constricta…» (XXVII. 5. 1)21.
Одним из главных условий выполнения федератами военных обязанностей была плата за их услуги. Римляне посылали богатые дары в опасные моменты, чтобы предупредить переход тех или иных народов на сторону предполагаемого врага и, по возможности, получить от них помощь (Amm. Marc. XXI. 6. 7—
Эти данные о постоянных выплатах за эпизодические услуги, по-видимому, не следует расценивать как «…литературный прием, подчеркивающий скорее факт унижения империи, нежели реально существующую зависимость ее от варваров»23. Римская держава вынуждена была принимать подобные меры и регулярно тратить значительные средства на оплату военной помощи24.
Впоследствии Восточной Римской империи неоднократно приходилось такого рода «дарами» просто покупать мир с теми или иными племенами и на время удерживать их от грабежа своей территории (Proc. H. a. XI. 5—
В IV в. вознаграждения варварам выплачивались, по большей части, в денежной форме: munera, stipendia, salaria, sollemnia, dona (Amm. Marc. XXI. 6. 7; XXV. 6. 9; Jord. Get. 89; Zosim. I. 24). Но иногда, особенно на первых порах, — в натуральной форме: annonae, alimenti, victualium (Amm. Marc. XXXI. 4. 8; 6. 2; Jord. Get. 141)26.
Практика предоставления даров различным племенам и народам отнюдь не была чем-то новым для IV в., она была обычной для римской внешней политики. Многие племена — сарматы, аламанны, готы и другие — подолгу получали определенные и установленные обычаем дары (Amm. Marc. XXVI. 5. 7: «…certa et praestituta ex more munera…»; Socr. H.
Таким образом, отношения с федератами в значительной мере строились по давно известной римлянам и применяемой ими в течение веков схеме. В связи с этим вопрос о возникновении института федератов представляется чрезвычайно сложным. Во всяком случае, не наблюдается особой разницы между предоставлением Римом «даров», с одной стороны, союзным царям предшествующих периодов и, с другой — вождям готов, аламаннов, сарацинов или сарматов.
Еще одно обстоятельство заставляет задуматься над тем, когда же можно выделить особую политику Рима и в связи с этим — особый статус федератов. Это — получение заложников от тех, с кем устанавливаются отношения (Amm. Marc. XVII. 12. 11; 13; 15; 16; XXVII. 5. 10; Eunap. Fr. 6; Proc. III. 4. 13; Zosim. IV. 26, 1; Anon. Vales. Pars prior. VI. 31). Функции этих заложников
Требование возвращения пленных — еще одно часто встречающееся условие перемирия (Amm. Marc. XVII. 10. 4; 7; 12. 11; XVIII. 2. 19; Prisc. Fr. 1).
Так или иначе, заложников в древних обществах (и не только в древних) брали всегда, а потому данное обстоятельство не облегчает попытки определить особенности положения федератов.
С римской стороны в любые виды отношений с теми или иными народами вступали императоры или их доверенные лица, каковым был, например, Юлиан в ранге цезаря в Галлии. Представителями племен, как правило, были их вожди, которых историки часто называют царями (reges) или царьками (reguli). Весьма характерным представляется описание встречи императора Юлиана с сарацинами: «…Здесь явились к нему царьки сарацинских племен. Они пали перед ним на колени, поднесли золотую корону, воздав ему поклонение, как владыке мира и своему властителю (…dominum…)» (Amm. Marc. XXIII. 3. 8). Союзнические отношения мыслились как чисто личные, устанавливались с человеком, а не государством31. Поэтому вполне закономерно, что в случае смерти одной из сторон мирный договор автоматически расторгался, как это произошло, по сообщению Созомена, во время царствования Валента: «…По случаю смерти сарацинского царя мирный договор сарацин с римлянами был расторгнут. Супруга его Мавия, вступив в управление народом, начала опустошать города Финикии и Палестины…» (Sozomen. VI. 38. 1)32. А затем договор возобновлялся (Socr.
Весьма противоречив в этом смысле эпизод в «Деяниях» Аммиана Марцеллина, описывающий отношения Валента с тервингами и гревтунгами. Суть конфликта 366—
Иордан в сочинении «О происхождении и деяниях готов» подчеркивает роль императора Константина в формировании политики по отношению к федератам, под которыми он подразумевает только готов (111—
В труде Аммиана Марцеллина много таких сообщений о германцах, племенная принадлежность которых неизвестна (XXV. 6. 13; 8, 1), о готах (XXIII. 2. 7) и о сарацинах (XXIII. 5. 1; XXIV. 1. 10; 2, 7; XXXI. 16. 5—
По давней римской традиции, при легионах в качестве вспомогательных действовали отряды союзников (Veg. II. 2; 4), то есть тех, кто не имел римского гражданства, но обязан был на основе договора выделять воинов для усиления римского войска. Федераты IV в. также не имели римского гражданства. В поздних источниках те, кто заключает с римлянами foedus, часто называются союзниками — socii, в греческих произведениях — e[nspondoi, suvmmacoi (Eunap. Fr. 6; Amm. Marc. XVIII. 2. 13; Euseb. Vita Const. IV. 7; Sozomen. VII. 1, 1; Proc. Bell. V. 1. 3; VII. 34. 10; 31; VIII. 5. 13; Zosim. I. 30. 3; IV. 26. 1). Поэтому заявление Вегеция о том, что «auxilia a sociis, vel foederatis gentibus mittebantur» (II. 1), которое дается автором без каких бы то ни было пояснений, повисает в воздухе.
Различить союзников и федератов в источниках не представляется возможным. Известно, что слово «socii» на протяжении многих веков римской истории было официальным термином. Опираясь на словоупотребление источников, можно предположить, что оно таковым оставалось и в поздней античности, а слово «foederati», синонимичное ему, по-видимому, официального статуса не получило.
В тексте сохранившейся части «Деяний» Аммиана Марцеллина слово «foederatus» встречается всего пять раз. В трех случаях — в качестве причастия в сочетании «установленный (или заключенный) мир» (XXIV. 2. 21; XXV. 7. 14; XXX. 2. 3). В двух — в качестве прилагательного в значении «союзный» применительно как к вождю аламаннов — «…Hortarius rex nobis antea foederatus…» (Amm. Marc. XVIII. 2. 13), — так и к царю Кипра I в. до н. э., причем последний одновременно назван и официальным термином союзника римского народа: «…Ptolemaeo enim rege foederato nobis et socio…» (XIV. 8. 15).
Насколько данный термин стал официальным, остается лишь гадать, так как в Кодексе Феодосия он встречается лишь один раз: в конституции о привлечении к борьбе с врагами римского государства (и западной, и восточной его частей) не только свободнорожденных мужей, но и рабов, в первую очередь — рабов тех, кто сам находится на воинской службе. Среди последних и названы федераты: «…praecipue sane eorum servos, quos militia armata detentat, foederatorum nihilo minus et dediticiorum…» (CTh. VII. 13. 16). Из этого документа явствует, что федератам были свойственны военные обязанности и они могли иметь рабов, но об их статусе никаких сведений нет.
Таким образом, четко выделить статус федератов и разграничить их с другими формами использования отдельных от регулярной римской армии варварских контингентов практически не представляется возможным. Напрашивается вывод, что в IV в. единого понятия и юридического комплекса определенных элементов, обязательных для него, и не было, а условия заключения договоров зависели, вероятно, от конкретных обстоятельств41. Поэтому не случайно, что в произведениях IV в. слово «федераты» как специальный термин не встречается. Практические отношения с различными племенами, складывавшиеся под влиянием различных обстоятельств, были обобщены уже раннесредневековыми авторами, назвавшими варваров, служивших Римской империи под командованием собственных вождей, федератами. Но это не значит, что данный термин нельзя применять к римской действительности IV в., так как фактически это явление тогда было широко известно.
Новых элементов в отношениях римского государства с федератами именно в IV в. появилось, вероятно, два.
Во-первых, отмечается систематическое использование в таком качестве кочевых племен сарацин. Для более раннего времени этот феномен неизвестен, хотя некоторые исследователи считают, ссылаясь на Цицерона и Феста, что римляне с ними активно сотрудничали и раньше42. Представляется, что содержание письма Цицерона из Киликии Аппию Клавдию Пульхру (Fam. III. 8. 10)43, на котором основывает свое мнение Б. Исаак, не дает возможности понять, в каком качестве выступали отмеченные в нем арабы. И в сообщении Феста о времени похода Л. Лукулла на Восток некие филархи сарацин (Brev. 14) упоминаются только вскользь. Из других же писем, освещающих те же события осени 51 г. до н. э., следует, что речь идет об арабах, вторгшихся в римские провинции под видом парфян (Cic. Fam. VIII. 10. 2; XV. 4. 7). Правда, по крайней мере, отдельные арабские вожди в это время снабжали римлян информацией о враждебных действиях парфян (Cic. Fam. XV. 1. 2).
Наиболее информативным источником по истории сарацин (так называли источники арабов в IV в.), как и во многих других случаях, является сочинение Аммиана Марцеллина. В нем сохранился один экскурс о них (есть указание самого автора, что в книгах «Деяний», не дошедших до нашего времени, таковой также был) и содержится описание персидского похода императора Юлиана, где вспомогательные отряды сарацин играют не последнюю роль (XIV. 4. 1—
Помимо произведения Аммиана, сведения о сарацинах — федератах Римской империи содержат надписи их вождей, в основном — на древнегреческом языке, из различных районов Палестины и Аравии44. Аммиан Марцеллин, который сам видел многих из них (XIV. 4. 6), относится к сарацинам очень негативно и с досадой пишет о том, что римлянам лучше бы не иметь этих грабителей ни друзьями, ни врагами (XIV. 4. 1)45. Он приводит много примеров переменчивости номадов, когда они воюют то на стороне римлян, то на стороне персов, часто подозревает их в предательстве (XIV. 3. 1; XXIV. 2. 4; XXV. 1. 3; 6. 8—
Во-вторых, необходимо обратить внимание на политику поселения федератов как независимых племен с сохранением их социальной структуры (Eunap. Fr. 7)48 на римской территории. Многие исследователи видят в этом слабость империи и гибельность для нее, причем акцент делается на договоре с готами 382 г. как поворотном пункте в ее истории49. Действительно, федераты, по большей части, жили за границами римского государства и возвращались туда после прекращения того или иного военного конфликта или выполнения поставленной перед ними римским командованием задачи (Amm. Marc. XXVIII. 5. 4; Socr. H.
Г. Дельбрюк, обозначая включение вестготов в Римскую империю в 382 г. как водораздел в ее истории, оговаривается, что ничего особенно нового в этом не было, но настаивает, что все аналогичные предшествующие события не имели такого влияния, как это переселение52. Может быть, все же не следует выделять один факт из ряда многих ему подобных. Скорее, негативные последствия поселения федератов на римской территории нарастали постепенно, в течение всего IV в.
ПРИМЕЧАНИЯ