Перевод с англ. С. Э. Таривердиевой.
Памяти Рональда Сайма
с.314 По мере приближения пятидесятой годовщины с момента выхода работы «Римская революция» вновь возрождается интерес к коренной «революции», о которой в ней идет речь и которая чрезвычайно быстро изменила порядок осуществления полномочий, функции институтов res publica (причем почти все они, по меньшей мере, в некотором смысле, были сохранены), характер и доступность римского гражданства, а также восприятие народами империи природы той политической системы, в которой они жили. Яркое и все же противоречивое отражение нового порядка в так называемой «августовской» литературе также остается плодотворным, пусть и опасным, полем для исследований. Но наиболее важным этапом в изучении этой великой перемены стало понимание совершенно нового «языка» римского искусства и архитектуры, которое дала работа Пауля Цанкера: Zanker P. Augustus und die Macht der Bilder. München, 1987, (Jerome Lectures, 1983—
На фоне этой новой римской «революции» может показаться странным возвращение к одному из скучных и нудных вопросов конституционной терминологии, рассчитанных на то, чтобы слишком ясно напомнить бесплодные дискуссии о тонкостях «августовской конституции», столь обычные в научных журналах. Однако я надеюсь доказать, что это упражнение многое разъяснит. Ибо оно, во-первых, показывает, как современные ученые наклеили на античные свидетельства терминологический ярлык «сенатские провинции» («die senatorischen Provinzen»), который не имеет ни малейшего обоснования у самих древних авторов. Во-вторых, можно вспомнить о том, что давным-давно было показано: предполагаемое разделение на «императорские» и «сенатские» с.315 провинции не соответствует никакому разделению управленческой практики или политической ответственности, а лишь отражает способ и условия назначения, а также срок пребывания в должности, с одной стороны, legatorum Augusti pro praetore (легатов Августа в ранге претора), а с другой — проконсулов1. Я не думаю, что данный тезис следует повторять, и в настоящей статье не стану снова его доказывать. Но очень важно, что при этом термин «сенатские провинции» продолжает использоваться как общее название тех провинций, которыми с 27 г. до н. э. и далее снова стали управлять проконсулы, назначавшиеся по жребию и занимавшие должность, как правило, только один год2. Ибо бездумное использование этого термина не только противоречит античным свидетельствам, но и выражает устойчивое допущение — весьма глубокое — о самой римской революции. А именно: что в той политической и конституционной системе, вопреки которой, или на основе которой, возник монарх, высшей властью обладал римский сенат. И поэтому, так как «урегулирования» 27 г. до н. э. и последующих лет, которые дали конституционное выражение монархическому положению Августа, являлись компромиссами — это были компромиссы между сенатом и императором. Следовательно, в таком случае не нуждается в доказательствах, что разделение провинций, проведенное в январе 27 г. до н. э., было разделением между императором и сенатом.
Но это не так. Верховная власть в римской республике, а значит, и провинции, и империй, принадлежала не сенату, а римскому народу. Как совершенно ясно свидетельствует наш единственный автор-современник событий, Август вернул отдельные провинции в 27 г. до н. э. именно народу в ознаменование того, что эпоха триумвирата подошла к концу. И с того времени эти провинции были известны под названием publicae provinciae (народные провинции), или, если говорить более точно, как provinciae populi Romani (провинции римского народа).
Прежде чем рассмотреть свидетельства более подробно, возможно, не помешает вспомнить некоторые черты государственного лексикона, или государственной идеологии, раннего принципата, которые уже обсуждались в связи с Сиарийской таблицей (Tabula Siarensis) и Гебанской таблицей (Tabula Hebana) 19 г. н. э., двумя большими надписями, которые вместе представляют собой единый безгранично важный текст3. Во-первых, не только народные провинции, с.316 а вся империя, по существу принадлежала римскому народу, и новые территории, присоединенные императором или членами его семьи, рассматривались как подвластные империю или господству всего римского народа: «Египет я подчинил власти народа римского» (RG. 27. 1, здесь и далее перевод
Более того, одним из важных открытий Сиарийской таблицы являются сведения о том, что в 19 г. н. э. войско, которым командовал легат Августа в одной из провинций Цезаря, тоже рассматривали, как войско римского народа. Это ясно, поскольку текст упоминает катастрофу Квинтилия Вара 9 г. н. э. и предполагаемую месть Германика за это поражение именно такими словами: «военные значки были возвращены и предательский разгром римского народа отомщен» (receptisque signis militaribus et vindicatafrau[dulenta clade] exercitus p (opuli) R (omani)). Следовательно, существовало ясное и широко распространенное представление о том, что формальная власть во всей Римской империи принадлежала даже не самому императору, а римскому народу.
И с учетом именно этих обстоятельств нам следует вновь обратиться к свидетельствам о характере разделения провинций в 27 г. до н. э. и последующих переводах провинций из одной категории в другую. Самое раннее и ясное свидетельство, а также единственное, данное современником событий, содержится у Страбона в заключительной главе его «Географии». Его понимание природы разделения предельно ясно: «он (Август) разделил всю территорию империи на 2 части: одну часть он назначил себе, а другую — отдал в управление народу» (Geogr. 840). Далее Страбон объясняет, что более мирные провинции были переданы народу (toi demoi снова); две части империи были поделены на отдельные провинции «из которых одни называются «провинциями Цезаря», другие же — «провинциями народа»». В оставшейся части Страбон рассказывает о том, каким образом назначаются наместники в каждую категорию провинций, и у него нет и намека на сенат. Император назначает наместников своих провинций, тогда как в свои преторов и консулов отправляет (pempei) именно народ. Строго говоря, с.317 автору следовало бы говорить о преториях иконсулярах, и он не упоминает о жребии. Но Страбон прав в том, что претура или консульство, достигнутые при помощи народного голосования, являлись необходимым и достаточным условием (единственной преградой мог стать жребий) для того, чтобы стать проконсулом народной провинции (demosia eparchia у Страбона).
В более поздних источниках нет никакого описания этого разделения (Веллей об этом не пишет) вплоть до жизнеописания Августа у Светония, где должным образом появляется упоминание о жребии: «остальные он (Август) отдал в управление проконсулам по жребию» (ceteras [provincias] proconsulibus sortito permisit, Div. Aug. 47, здесь и далее перевод
Только в одном отрывке подробного рассказа об организации провинций Дион Кассий пишет так, словно провинции, находившиеся под управлением проконсулов из числа консуляров или преториев, в некотором роде являлись делом сената как такового. В этом эпизоде (53. 14. 1—
В книгах, посвященных правлению Августа, Дион Кассий, напротив, совершенно твердо говорит о провинциях, не принадлежащих императору, как о «народных»5. Лишь один раз в более поздних книгах он (или, строго говоря, Ксифилин) использует иную терминологию: когда Гая Юлия Севера отправили легатом в бывшую народную провинцию Понт и Вифиния примерно в 134 г., Ликия-Памфилия «была передана сенату и жребию» (69. 14. 4).
Разумеется, нельзя сказать, что язык, на котором написаны наши литературные источники, полностью логичен и в нем нет двусмысленностей; если бы это было так, путаница, которая разбирается в настоящей главе, никогда бы не возникла. Так, например, когда Светоний хочет сказать, что Клавдий вернул Ахайю и Македонию в управление проконсулам, он использует слова, которые очень хорошо соответствуют традиционным допущениям: «Провинции Ахайю и Македонию, которые Тиберий взял под свое управление, он вернул сенату» (Div. Claud. 25. 3). Однако, Дион Кассий объясняет эту самую передачу (по моему мнению, правильно) в том смысле, что речь идет о возвращении системы выбора наместников по жребию (60. 24. 1).
Но несмотря на эти неясности, факт остается фактом: ни в одном из известных мне текстов не говорится о проконсульских провинциях, как о «сенатских» или как о провинциях «сената». Однако более важно, что ясно засвидетельствовано другое название этих провинций с совершенно иным смысловым оттенком. Для Тацита эти провинции назывались publicae provinciae (народные провинции, Ann. 13. 4. 3). Более того, Гай, который писал во второй половине II в., все еще делил провинции на провинции римского народа и провинции Цезаря (provinciae populi Romani and provinciae Caesaris). Разделение в первую очередь имело значение для способов распространения римского права и требований к должностным лицам, обладавшим правом издания эдиктов (ius edicendi): «То же самое относится к эдиктам курульных эдилов, юрисдикцию которых в провинциях римского народа имеют квесторы. В императорские же провинции квесторов вообще не назначают» (Inst. I. 1. 6, здесь и далее перевод Ф. Дыдынского). Конечно, когда мы говорим о Гае или о любом другом юристе, следует помнить, что текст, который мы читаем, является не строго кодифицированным сборником под названием «Римское с.319 право», а ученым толкованием, оставляющим большой простор для личного теоретизирования, порой антикварного характера, а также для домысливания постфактум общих принципов с целью объяснения существующих или даже более не существующих обычаев. Поэтому Гай, единственный из всех известных нам юристов, продолжает развивать весьма эксцентричную теорию о собственности на провинциальные земли, основанную на разделении провинций на два типа. Он говорит, что можно сделать место (locus) священным (religiosus), похоронив там труп, но только если территория не считается провинциальной: «Однако большинство юристов полагает, что землю в провинции нельзя сделать религиозною (т. е. таким способом), так как собственность (dominium) на эту землю принадлежит или римскому народу, или императору; мы же, как кажется, имеем только владение или узуфрукт» (2. 6—
Нет необходимости исследовать, имеются ли какие-либо подтверждения для проводимого Гаем различия между praedia stipendiaria и praedia tributaria, или останавливаться на выражениях, часто встречающихся в работах классических юристов, которые отражают, что их восприятие римского права по-прежнему основывалось на верховенстве римского народа6. Уже было сказано достаточно, чтобы продемонстрировать шаткость любого текстуального основания для выражения «сенатские провинции — термина, который сохраняет завоеванное место даже в классических современных работах о сенате императорского периода7. Того обстоятельства, что это псевдотехническое выражение подразумевает допущения об управленческой практике, которые не подтверждаются данными наших источников, вполне достаточно, чтобы предложить отказаться от его использования. Но для этого есть и более веские причины. Ибо если мы вместо этого будем говорить, как и наши источники, «народные провинции» или «провинции римского народа», мы тем самым напомним самим себе, что система, которую Август унаследовал с.320 и к которой так искусно приспособился, включала не только сенат, но и res publica в целом, или, выражаясь политическим языком, сенат и народ римский. Наконец, вот что в точности рассказывает нам Август в «Деяниях», опубликованных после его смерти (RGDA. 34): «Я передал государство из своей власти (potestas) в распоряжение (arbitrium) сената и народа римского». Тонко подобранной терминологии этого отрывка уделяется слишком мало внимания. Ибо то, что здесь, спустя более сорока лет, названо «распоряжением» (arbitrium) сената и народа, заключалось в якобы свободном голосовании о передаче на десять лет ряда крупных провинций человеку, только что получившему имя Август8. Выбор, акт arbitrum, если говорить формально, был совершен. Отсюда и точные и чрезвычайно откровенные слова, в которых Овидий описывает это событие в «Фастах», символически обращаясь к Германику: «и всякая провинция (omnis provincia) была возвращена нашему народу, а твой дед наречен именем Август» (I. 589—
Действительно, даже провинции Цезаря, в общем смысле, оставались подчиненными власти римского народа. Этот конституционный принцип ясно отражен в «Деяниях», например, 26. 1: «Я расширил территорию всех провинций народа римского». Но, тем не менее, различие между провинциями, которыми управляли легаты Августа в ранге пропретора, назначаемые императором и провинциями, которыми управляли проконсулы, сопровождаемые квесторами, когда оба должностных лица избирались по жребию согласно традициям, было вполне реальным, и есть основания называть первую группу «провинциями Цезаря», а вторую — «народными провинциями» или «провинциями римского народа». И теперь нам следует отказаться от совершенно неправомерного выражения «сенатские провинции» и принять любое из этих двух выражений: но предпочтительнее вслед за Страбоном и Гаем употреблять название: provinciae populi Romnani. Использование этого выражения в дальнейшем послужит нам напоминанием, что через пятьдесят лет последнее слово о римской революции все еще не сказано.
ПРИМЕЧАНИЯ