О латинских словах, обозначающих одежду
с.127 Римские реалии, в том числе и одежду, изучали в течение многих веков. Почти в каждом комментированном издании авторов при словах, обозначающих одежду, сказано, когда, кто, что носил, какой была римская одежда; объяснено это и в словарях, и в книгах, специально посвященных римскому быту. Некоторые общие заключения порой кажутся чрезмерно категоричными и прямолинейными. Так, в учебнике по истории костюма читаем: «Строгая классовая дифференциация в устройстве общества наложила отпечаток и на характер древнеримского костюма: с одной стороны, сложные и пышные одежды свободных граждан, а с другой — простые и грубые одежды бедняков и рабов»1.
Занимаясь римской одеждой, мы будем пользоваться авторскими словарями и непосредственно самими текстами, посмотрим, что собою представляют латинские слова, обозначающие одежду, в какие тематические поля они входят, с какими другими полями они связаны, какая у этих слов «душа». Следует также помнить, что и самые обычные вещи могут быть знаком и иметь с.128 скрытое значение. Одежда хотя и нечто внешнее, но и она несет в себе множество смыслов. Включение лингвистики в ее исследование наряду с исследованием данных изобразительных искусств, археологии может способствовать получению более точной и полной картины смыслового поля одежды, чем тот, который дает каждая из названных областей отдельно.
Необходимо оговориться, что в этой статье мы сознательно не будем касаться вопросов происхождения слов, обозначающих одежду, так как при всей серьезности и увлекательности этимологических изысканий, которые вскрывают забытые, однако иногда подспудно живущие смыслы, нам важно, что значение слов, переходящих из эпохи в эпоху, из одного контекста в другой, часто так сильно меняется, что этимология остается интересной сама по себе и нисколько не способствует или же очень мало способствует пониманию конкретного текста. Так, ничего не проясняет, что русские слова «одежда» и «надежда» этимологически близки и отличаются только приставками.
Среди латинских названий одежды есть много заимствований. Это свойственно большинству языков. Заимствуется вещь или материал, из которого она делается, — и вместе с этим приходит название; вещь, похожая на чужую, также приобретает новое название.
В латинском языке среди обозначений одежды много греческих заимствований: stola, palla, synthesis, paenula, endormis, chlamys и др., но есть и сабинские — trabea; предполагают, что этрусского происхождения слово lacerna.
Признавая важность того, в каком тематическом контексте употребляется то или иное слово, важно знать и то, что в разных языках эти контексты — «понятийные поля» — могут совпадать, но чаще всего они разные и могут иметь разную протяженность, разные связи. Это зависит от темы произведений, от языка, от эпохи, от жанра, от стиля авторов. «Понятийные поля» часто неодинаковы и у авторов, пишущих на одном языке; могут они быть неодинаковы и у одного и того же автора.
Необходимость знания хотя бы минимального контекста признается всеми словарями, в которых дается сочетаемость. В своих лекциях о бытовых римских древностях
Несколько более широкий контекст способен помочь выяснить и ассоциативность, метафоричность изучаемых наименований. Ведь русские выражения, включающие слова, связанные с одеждой, манерой ее носить, вроде «душа нараспашку» или «он застегнут на все пуговицы», «по одежке протягивай ножки», непосредственного отношения к одежде уже не имеют, однако их метафоричность еще вполне прозрачна.
Так как слова, связанные по смыслу, обыкновенно находятся недалеко друг от друга, часто даже в одной строке, то для сравнительно простого вычленения тематических полей важно, в каком окружении находится нужное нам слово.
Как несшитая одежда тога была похожа на одежду, употреблявшуюся многими народами. Римская тога — это большое белое шерстяное полотнище, выкроенное в форме эллипса, в два или три раза превышающее рост человека. Вообще, несшитая одежда существовала раньше разнообразной сшитой. Известно, что сначала в Риме тогу носили все — и мужчины, и женщины, и мальчики, и девочки. Потом женщины сменили ее на столу (женщина могла надеть тогу, но это значило, что она — уличная; у Марциала есть эпиграмма (X, 52), обыгрывающая такое значение слова «тога»). Постепенно — по свидетельству Ливия, Светония, Ювенала — тогу стали вытеснять другие виды одежды. Ювенал (III, 171) сетует: nemo togam sumit, nisi mortuus — «лишь покойника кутают в тогу» (пер. Ф. Петровского).
Однако понятийные поля, в которые входит слово «тога», были достаточно стабильны. Это сфера обозначений каких-то исконных римских свойств и того, что приличествует римлянину в отличие от других людей. Fabula togata имела чисто римское содержание в отличие от fabula palliata — ранней римской «комедии плаща». Togatus — это civis Romanus, toga — это vestis forensis, одежда с.130 официальная. У Марциала (X, 18, 4): Eheu! quam fatuae sunt tibi, Roma, togae! — «Сколько же, Рим, у тебя в тогу одетых глупцов!» (пер. Ф. Петровского). Буквально: «сколько глупых тог?». И слово «тога» было разнозначно слову «римлянин». Один из антонимов слова toga — это pallium, плащ, название одежды греческой и атрибут обозначений греческой культуры. (Вообще, слова, обозначающие одежду как этнический знак, часто встречаются для противопоставления своего и чужого.) Pallium — одежда врачей, софистов, педагогов… По свидетельству Плиния Мл. (Письма, IV, 11, 3), pallium — одежда изгнанников. Он писал об учителе в Сицилии: «Войдя в греческом плаще (изгнанники не имеют права носить тогу), он привел его в порядок…» (пер.
Если слово toga встречается в сфере ритуальной официальности, то поблизости будут слова того же ряда: toga praetexta и тут же sella curulis — курульное кресло; слово nomen — не только «имя», но и «уважение»: propter togae nomen — «из уважения к тоге», toga picta — «расшитая тога», которую полагалось носить триумфаторам, и рядом scipio eburneus — «жезл», посох, отделанный слоновой костью. Наряду с этими двумя высокими темами слово toga есть и еще в одном вполне ритуальном понятийном поле похоронного обряда. Поблизости тогда встречаются слова in funere — «на похоронах», mortuus — «мертвый», и… обозначения… цвета (toga pulla — «темно-серая», sordida — «грязная»). Вообще, те понятийные поля, в которые входит слово toga, в большой степени перекрещиваются с полями обозначения цвета. Обычная тога — toga frequens (у Тацита, например) — это toga pura (иногда переводят как «белая», но это значит «простая, без украшений, чистая»).
Цветовые определения или те, которые связаны с цветом, — praetexta, candida, purpurea, pulla, sordida — сразу ставят слово toga в нужный ряд; toga pulla, sordida — «траурная»; purpurea — у триумфаторов; цвет здесь — знак, символ. Подобно тому и в русском белые ризы обозначали с.131 святость, черные — это монашеская одежда. Цвет — очень важная примета, в черном были опричники, чернорубашечники. Слово toga может быть даже вообще пропущено, достаточно просто назвать цвет: usque ad talos demissam purpuram recordemini — «вспомните доходящий до пят пурпур…» (Цицерон. Речь в защиту Авла Клуенция Габита, 111). Если в русском языке «белый», «красный» могут еще иметь значение «красивый», а «черный» — «некрасивый», то в латинском языке при слове toga обозначения цвета имеют отношение, по-видимому, не к красоте как к таковой, а к знакам отличия. Это же надо сказать и о качестве тоги, о том, как она «сидит», какого рода ассоциации она вызывает (у Горация в Посланиях (I, 18, 30): Arta decet sanum comitem toga — «Узкая тога прилична клиенту разумному» (пер. Н. Гинцбурга)).
Входит слово toga и в сферу обозначений возраста. Поблизости тогда слова: libera, virilis — «свободная», «мужская» (Петроний), pueritia — «детство», puerilis — «детская» (Гораций), primus iuventae honos — «первая юношеская почесть» (Тацит). И еще одно понятийное поле, в которое входит слово toga, — это сфера обозначений мирного времени. Антонимы тогда: arma — «оружие», sagum — «военный плащ», abolla — «зимний плотный военный плащ». Рядом слова: pax — «мир», otium — «досуг». Сюда относятся и пословицы: Cedant arma togae! — «Да уступит оружие тоге!». Pacis est insigne et otii toga — «тога — знак мира и досуга». Togatus — «одетый в тогу»; здесь антонимы: armatus — «вооруженный», sagulatus — «одетый в сагум». Sagum — знак войны. Поблизости в этом случае встречаются слова: bellum — «война», arma — «оружие», hostis — «враг», periculum — «опасность». Saga parare — «готовить плащи», esse in sagis — «быть в плащах», т. е. «быть вооруженным», ire ad saga — «готовиться к войне». Интересно, что и глагол при sagum чаще другой: не induere, a sumere — этот плащ не «надевают», а «берут».
В «Realencyclopaedie» Pauly—
При всей официальности и ритуальности были и какие-то индивидуальные пристрастия, какие-то следования моде.
В известном месте второй речи Цицерона против Катилины (X, 22), где говорится о «целых парусах вместо тог» (пер. В. Горенштейна), само слово toga отсутствует. Там читаем: manicatis et talaribus tunicis, velis amictos — «в туниках с рукавами и укрытые до пят». Слово velum одного корня со словом vestis, это не только «парус», но и «покрывало», т. е., возможно, здесь назван какой-то синоним тоги, а может быть, вообще не тога, потому что несшитая одежда, накидка — это не только тога. У Вергилия, там, где в переводе С. Ошерова говорится о тоге, «надетой по-габински», вообще нет слова toga, а есть trabea: «Ipse Quirinali trabea cinctuque Gabino» (Энеида, VII, 612). Trabea — белый плащ с пурпурными полосами. Его надевал консул, а в торжественных случаях всадники, авгуры. Это слово могло обозначать также и сословие всадников, и консулат. При императорах trabea пурпурного цвета.
Из всех просмотренных для этой статьи авторов (речи Цицерона, Горация, Вергилия, Овидия, Петрония, Тацита, Марциала, Ювенала, Апулея) чаще других употребляет слово toga Цицерон. У Вергилия слова toga вообще не находим. Нет у него и слова sagum, обозначающего военную одежду, антонима тоги, символа войны. Sagum — это короткий плащ, полотнище, тоже одежда несшитая. Общеизвестное, прославленное Вергилиево определение римлян как племени, одетого в тогу (Энеида, I, 282): Romanos rerum dominos gentemque togatam, оказывается, — единственное место, в котором встречается прилагательное togatus. Слова sagum у Вергилия тоже нет, но один раз встречается уменьшительное sagulum (Энеида, VIII, 660): Virgatis lucent sagulis — «блещут полоски плащей». Одежда у Вергилия да и у других авторов чаще всего обозначается словом vestis.
с.133
У христианских авторов vir togatus — «уважаемый человек». В словаре Du Cange: togare — vestire — «одевать» (но не обязательно в тогу), togati — это Romani, mores. Там приведен интересный пример из Послания Теодориха: vestimini moribus togatis, exuite barbaritatem, abjicite mentium crudelitatem — «снимите с себя варварство, отбросьте духовную грубость». Здесь, помимо всего, что имеет отношение к явно положительному переносному смыслу слова togatus, обращает на себя внимание метафоричность глаголов: «наденьте», «снимите», а речь идет не, об одежде, но о нравах… Кстати, глагол induere — «надевать» в сочетаниях с разными словами и в классической латыни имел очень широкое значение. У Цицерона, например, se induere — «выдавать себя», «обличать» (ср.: Против Гая Верреса, II, 106; V, 73; В защиту Луция Луцины Мурены, 51; и др.) — В словаре Du Cange приводится и новое сложное слово togiforium — locus, ubi scholastici disputant — «место, где ученые рассуждают». Прежде в подобном смысле употреблялось не слово toga, а pallium. Тога — не одежда ученых или учащихся. Появилось и новое уменьшительное togilla-mappula, т. е. «платочек»; прежнее уменьшительное togula — это «маленькая тога». Из-за того, что слово toga употреблялось в описаниях специфически римских, в романских языках оно не получило никакого развития.
Женская одежда, по утверждению этнографов, обычно консервативнее мужской и меньше подвержена изменениям. В то же время, например, в книге о грузинском быте хорошо показано, что женская одежда в Грузии с.134 XIX—
В знаковом смысле мужской тоге в Риме соответствовала женская stola (латинизированное заимствование греческого слова στολή). В греческом языке это слово обозначало одежду вообще и не обязательно только женскую. У Плиния Мл. читаем о зацепившейся длинной, доходящей до пят столе весталки (Письма, IV, 11). Стола — одежда матроны; чужестранки, гетеры, рабыни не смели носить столу. Что касается рассмотренных нами текстов, то слово stola в них почти не встречается. В речах Цицерона всего два раза, у Вергилия — ни разу, у Горация — почти нет, у Петрония — тоже, хотя у него есть слово stolatae в сетованиях об ушедших временах (гл. 44): antea stolatae ibant nudis pedibus… passis capillis… Iovem aquam exorabant — «прежде шли матроны босые с распущенными волосами… вымаливали у Юпитера воду». Что касается «распущенных волос», то слова, обозначающие одежду, часто находятся поблизости от слов, относящихся к прическам, ко всяким лентам, перевязям, повязкам и платкам, покрывающим голову. Много раз это встречается у Овидия, у Тибулла. Например, в Письмах с Понта (III, 3, 51 сл.):
…nec vitta pudicos Contigit crines, nec stola longa pedes. (Я сочинял не для тех, у кого касаются ленты, |
(Пер. З. Морозкиной) |
Vitta — священная повязка, которую носили жрицы, весталки и свободные женщины. Все эти нити, ленты, пояса, повязки в свою очередь входят в тематические поля сакральной жизни, ритуала. В Институциях Гая (III, 192) читаем, что в Законах двенадцати таблиц полагалось, чтобы желавший найти вора искал его с чашей весов, голый, опоясанный какой-то полотняной повязкой (linteo cinctus lancem habens), и, может быть, речь идет не о набедренной, допустим, повязке, а о какой-то ленте символического значения, так как существует пословица о том, что судить следует cum lance et licio — «с чашей весов и с перевязью», т. е. с соблюдением всех правил.
Вполне вероятно, что постепенно стола была вытеснена туникой или другим более распространенным видом с.135 несшитой одежды — palla. Во всяком случае, в Вульгате stola — это уже либо одежда вообще, либо — в соответствии с греческим значением этого слова — одежда мужская. Когда в кн. Бытия (41, 42) фараон надевает на Иосифа «виссонные одежды», он надевает на него столу. Иосиф дает своим братьям — сто́лы (45, 42). В кн. Левит (16, 32) говорится о льняных священных одеждах — там тоже слово stola (потом, через много веков, это слово стало обозначать особый шарф у епископов).
Слово palla может быть заимствованием из греческого языка. Возможно, это искаженное латинизированное слово φάρος — «парус». Palla — большой четырехугольный платок, который надевали поверх туники, поверх столы. Обозначения цвета при слове palla разнообразнее, чем при слове toga. Может быть, у этой женской одежды было больше оттенков, но, может быть, она производила больше впечатления на пишущих мужчин, потому что palla не только просто «белая» — alba, но и nivea — «белоснежная», не просто золотого цвета, но aureola — «золотенькая», rigens auro — «затвердевшая от золота», fulgens — «сверкающая», nitens — «блестящая»; не только «черная» — nigra, но fusca — «темная», lugubris — «печальная», furva — «совершенно черная». По свидетельству «Realencyclopaedie», начиная со II в. до н. э. palla употреблялась часто, а ко времени Диоклетиана это слово уже перестает встречаться.
Рассмотренные авторы наряду с другими обозначениями одежды часто употребляют общее родовое название vestis. Некоторые (Гораций, Вергилий) определенно предпочитают это слово другим словам. Vestis входит не только в тематическую группу описаний внешнего вида человека (Тацит пишет: Locupletissimi veste distinguuntur — «Наиболее богатые отличаются одеждой» — Германия, 17; пер. А. Бобовича), но и в более широкую группу обозначений домашнего имущества (тогда vestes — это «ткани», «ковры»), а также в группу слов, встречающихся в описаниях ритуальных действий вообще и погребального обряда в частности. Более того, в сферу обозначений печали: dolorem veste significare — «выражать скорбь одеждой» (надев траур). Luctus у Цицерона может быть с.136 названием траурной одежды и синонимом слова vestis, а выражение vestes mutare — «сменить одежду» — значит «надеть на себя траур», ad vestitum suum redire — «вернуться к своей одежде», «снять траур». Синоним vestis — vestimentum сохраняет это же метафорическое значение: calceos et vestimenta mutavit (у Цицерона) — «сменил обувь и одежду», значит «снял траур». Правда, позднее эта фразеологичность, возможно, исчезла, потому что у Петрония vestem mutare (98) не связано ни с какой печалью. У Тацита: veste ferali, crinibus dejectis — «в траурной одежде с распущенными волосами» (Анналы, XIV, 30). У Вергилия в Энеиде (XII, 609): scissa veste Latinus, и тут же о волосах: Canitiem immundo perfusam pulvere turpans — «Латин разрывает одежды; Пылью нечистой себе осыпает седины несчастный».
Vestis тоже смыкается с обозначениями цвета, которые иногда символичны, как это было в сочетаниях со словом toga и свойственно другим названиям одежды. Чаще тогда упомянут золотой цвет или пурпурный, или белый (или заменяющее слово «чистый», более того — «незапятнанный»): Arte laboratae vestes ostroque superbo (Энеида, I, 639) — «Тканы искусно они и украшены пурпуром гордым»; Fert picturatas auri subtemine vestes (там же, III, 483) — «Затканные золотой ниткой»; Aurea purpuream subnectit fibula vestem (там же, IV, 139) — «Платья пурпурного край золотою сколот застежкой» (рядом, конечно, о волосах: Crines nodantur in aurum — «В волосах золотая повязка»); puraque in veste sacerdos (там же, XII, 169) — «…облаченный в белое платье жрец…» (Ср. при слове lacerna у Марциала (XIV, 131) определение coccinea — «алая»: Si veneto prasinove faves, quid coccinea sumes? — «Что же ты в алом плаще, коль стоишь за “зеленых” иль “синих”?» (пер. Ф. Петровского). Здесь речь идет о цвете одежды участников ристаний в цирке).
Поскольку одежда разных народов неодинакова, слово оказывается и в тематической сфере этнических, племенных характеристик. Там, где у Тацита (Германия, 17) «наиболее богатые отличаются одеждой», дальше идут слова: non fluitante, sicut Sarmatae ac Parthi, sed stricta et singulos artos exprimente — «она не развевающаяся, как у сарматов и парфян, а узкая и облегающая тело». Или у Вергилия (Энеида, VIII, 723): quam variae linguis, habitu tam vestis et armis — «столько же разных одежд и с.137 оружья, сколько наречий» (ср. у Пушкина в «Братьях-разбойниках»: «Какая смесь одежд и лиц, | Племен, наречий, состояний»). А habitus вполне можно понять как «состояние»… Но у Вергилия четче выражено уподобление разной одежды разным языкам.
Обозначение цвета одежды тоже может входить в сферу представлений о национальной и племенной принадлежности. У Марциала (X, 6, 7) tunicae pictae — «вышитые», т. е., вероятно, неодноцветные туники упоминаются при описании всадников с Нила. Поэт даже делает обобщение (XIV, 129): Roma magis fuscis vestitur, Gallia rufis… — «Рим больше темную ткань, а Галлия красную носит…» (пер. Ф. Петровского).
Известно, что при переводе слова vestis возникают трудности, главным образом, именно потому что vestis — первоначально не сшитая одежда, а просто покрывало, ковер, покров. Варрон писал, что когда-то in lecto togas habebant — «на ложе были тоги», т. е. тога тоже использовалась в качестве покрывала. Vestis, по-видимому, обозначает покрывало, ткань, ковер, а не одежду, надеваемую на человека, если поблизости стоят слова argentum — «серебро», vasa — «сосуды», stragula — «ковры», aurum collatum — «чеканное золото», tus — «благовоние» (у Цицерона) или lectus eburneus — «ложе, отделанное слоновой костью», marmor, ebur, Tyrrhena sigilla, tabellas, argentum — «мрамор, слоновая кость, тирренские статуэтки, картины, серебро…» (Гораций. Послания, II, 2, 180), crateres — «кратеры», aera — «бронза», equus — «конь», aurum — «золото», (у Вергилия), thalamus — «спальня» (у Петрония). В «Энеиде» (II, 765), в стихе: Crateresque auro solidi captivaque vestis Congeritur… С. Ошеров перевел «vestis» как «груда одежд», но близко с vestis стоит слово crateres. Может быть, здесь речь идет о коврах, тем более что ковры, покрывала употреблялись при ритуальной трапезе. В переводе С. Ошерова (XI, 72): «Два пурпурных плаща золотою затканных нитью», однако неизвестно, о плащах говорится или же снова о покрывалах. Tum geminas vestes, ostroque auroque rigentes — «негнущиеся (застывшие) от пурпура и золота»; поблизости же слово telas — «ткани». Но, с другой стороны, в «Георгиках» (3, 363) vestes rigescunt С. Шервинский переводит «каленеют одежды». Такая одежда не могла драпироваться, на ней были бы не складки, а изломы. с.138 Если рядом со словом vestis стоит определение virilis (Гораций, Сатиры, I, 2, 16), то ясно, что vestis здесь синоним тоги, если servilis — «рабская», то, может быть, речь идет о высоко подобранной темной тунике; если поблизости другие названия одежды, если рядом crines nodantur in auro, если redimicula, comae, capilli — «волосы» или «головные повязки», то скорее всего говорится не о коврах, а об одежде, нелегко только сказать, о какой именно. У Петрония lacerta vestis — (124, 274) — «разорванная одежда», amictus discoloria veste (97) — «покрытый разноцветной одеждой», praeligemus vestibus capita (102) — «замотаем голову одеждой». Какой? Вообще одеждой.
Одежда в самом общем виде — это не только vestis, но и cultus, habitus, ornatum, ornamentum, indumenta, gestamina, lacinia… Тацит писал: Ornamentum ipsius municipia et colonia in superbiam trahebant, quod versicolori sagulo, bracas, barbarum tegumen, indutus togatos adloqueretur. — «Муниципии и колонии считали высокомерием одежду самого [Цецины], потому что в разноцветном солдатском плаще, в штанах он разговаривал с людьми, облаченными в тоги…» (История, II, 20; пер.
Часто употребляются слова, подтверждающие большую распространенность одежды несшитой. Это и древнее общеупотребительное amictus (amicire — «надевать на себя») и pannus — «кусок ткани», centones — «лоскутные одеяла», tegmen, velamen — «покров».
Обобщенное употребление слов vestis или ornatum и др. может объясняться не только тем, что эти слова обозначали покрывала, платки, полотнища, плащи, а тем, что для латинского языка, как и для других романских языков, по сравнению с русским, например, характерна большая широта значения.
Когда Овидий пишет vestem trahit illa per herbam, то вместо «она тащит одежду по траве» естественно перевести на русский язык: «та подолом траву задевает» (Фасты, I, 409; пер. Ф. Петровского). У Овидия одежду обозначает и слово sinus — «пазуха», «карман». Aurea, purpureo с.139 conspicienda sinu — вероятно, действительно, значит: «В золоте вся заблистав пурпуром ярких одежд». Однако отсутствие ясности в представлении, о какой именно одежде идет речь в том или другом месте, может привести к превратному пониманию текста. Так, у Марциала (XIV, 159) упомянут sagum — левконский плащ, левконская ткань, от которой предлагается отрезать, оторвать куски для того, чтобы что-то завязать: Vellera Leuconicis accipe rasa sagis; в переводе Ф. Петровского получилась не очень понятная строка: «Стриженой шерстью набей с сукон левконских тюфяк». Одинаковость названий занимала Апулея. Он писал: «Да вот и тога (toga) — ее увидишь и на жертвоприношениях, и на похоронах; а плащ (pallium) — он окутывает трупы и служит философу…» (Флориды, 4). Понимая знаковость одежды, он там же (гл. 8) замечал: «если говорить только о чести, то нельзя присваивать знаки отличия должностного лица — ни одежду, ни обувь» (vestitu vel calceatu).
Обращает на себя внимание частое употребление слов, обозначающих всякие набедренные повязки, пояса; важны и глаголы со значением подпоясывания. Эти слова очень специфичны, хотя и не всегда могут быть переданы при переводе. Например, у Горация (Наука поэзии, 50): Fingere cinctutis non exaudita Cethegis — «Изобретая слова, каких не слыхали Цетеги» (пер. М. Гаспарова). Но здесь, вероятно, важно, что они не просто Цетеги, а «подпоясанные Цетеги» — cinctuti, римляне старого закала, не изнеженные, не щеголи. У них под тогой не было туники, а был только subligaculum. Ср. у Лукана (VI, 794): nudique Cethegi — «голые Цетеги» — без туники, только в тоге.
Поясов и повязок очень много: subligaculum, cingulum — «пояс», fasciae — «повязки», focalia — «шейные платки», limus, praecinctus — «передник», campestre — «набедренная повязка у борцов». Все это несшитые куски ткани, ленты. Очень часты они у Петрония: incincta quadrato pallio (135) — «опоясала себя четырехугольным фартуком…». Но, может быть, просто «надела паллий»? Или: venit ergo galbino succincta cingillo (67) — «пришла, значит, подпоясанная желтым кушаком…». Глагол accingere — «подпоясываться» и вообще «надевать»: у Тацита с.140 pellibus accincti — «одетые в шкуры», а не «подпоясанные шкурами». Так как cingulum это не только «пояс», а в солдатском языке еще и «перевязь», «портупея», то cingulo exuere — «уволить со службы», cingulum deponere — «выйти в отставку». Пояса имели и сакральное значение. В этом римляне не отличались от многих других народов, в том числе и от восточнославянских, у которых считалось грехом ходить без пояса, а «распоясаться» значило «потерять честь»5.
Если одежда была каким-то знаком, то и раздетость, обнаженность тоже нередко осмысливалась не бытовым образом. При свершении некоторых священнодействий надлежало быть не только соответственным образом одетым, но иногда полагалось быть совсем или почти раздетым. И причина была, конечно, не в свободе нравов или в бесстыдстве. Могла идти речь о священной наготе — de nuditate sacra. В обычное время одеты, а при священнодействии — раздеты. Здесь, как и при других попытках объяснить происхождение обряда, ритуала, символа, многое остается неясным и самоценным. Во всяком случае, Ювенал (VI, 525 сл.), рассказывая, как одна матрона голая (nuda) ползет по Марсову полю, говорит о ритуальной обнаженности как о чем-то само собою разумеющемся. У него же (X, 159) вместо названия страны сказано: «Там, где цари обнажением ног соблюдают субботу» (пер. Ф. Петровского). Обозначения обуви и отсутствие их здесь не рассматривалось, однако, у Тибулла в его печальной элегии (I, 3, 92), возможно, слово nudato… curre pede — «беги босиком» — входят в сферу ритуальных понятий. (Эта элегия интересна еще и тем, что на нее отозвался О. Мандельштам в «Tristia»: «Уже босая Делия бежит».)
В горе разрывали одежду, обнажали грудь. У Овидия (Метаморфозы, XIII, 687 слл.):
Ante urbem exequiae tumulique ignesque pyraeque Effusaeque comas et apertae pectora matres Significant luctum. (…обряд погребальный… |
(Пер. С. Шервинского) |
Ритуальная нагота тоже не чисто римское установление. Это свойственно многим народам6.
с.141 Облачение жрецов, жриц, конечно, предопределялось ритуалом, и здесь тоже большую роль играли всякие несшитые куски материи, ленты, все, на чем не было узлов, швов; узлы понимались как средоточие зла, неудачи. Несшитая одежда: платки, плащи, покрывала, покровы — все, чем можно было укрыться, — защищала. Об этом уже упоминалось. У Петрония не раз читаем: retexit pallio caput (17), operuerat pallio caput (20) — «закрыл голову плащом»; praeligemus vestibus caput (102) — «закроем голову одеждой…». Обычно же и греки, и римляне ходили в городе с непокрытой головой. У Светония Цезарь перед смертью накинул на голову тогу — это был ритуальный жест. До того (гл. 14), когда всадники угрожали ему смертью, несколько сенаторов приняли Цезаря под защиту, прикрыв его тогой.
В сфере ритуальных действий могут встречаться слова, обозначающие вотивную одежду, самый факт существования которой предполагает некое особое значение, которое придавали одежде. У Вергилия в Энеиде (I, 480): Crinibus Iliades passis peplumque ferebant — «Кудри свои распустив, несут покрывало богине». Там же (XII, 769): votas suspendere vestes — «иль по обету сюда одежды свои приносили». У Горация: suspendisse potenti vestimenta maris deo — «Влажные | Посвятил я морскому | Ризы богу могучему» (Оды, I, 15, 16; пер. В. Брюсова). Vestimenta — самое общее обозначение того, что надето на человеке; слово «ризы» в переводе очень возвышает сказанное в оригинале, — богу там посвящается сама промокшая одежда. По Светонию, на похоронах Цезаря у погребального ложа стоял столб с одеждой, в которой Цезарь был убит (84, 1).
Одежду наделяли магической силой. У Ювенала та же матрона, которая ползла по Марсову полю, отдает старую одежду, чтобы «все, что опасностью ей угрожает, в эти одежды ушло, принося искупление за год» (In tunicas eat… — VI, 521). Тацит, рассказывая об иудеях, упоминал, что кровь и окровавленная одежда способны преградить, перерезать поток какой-то смолы (…fugit cruorem vestemque с.142 infectam sanguine…) (История, V, 6). Число примеров, подтверждающих отношение к одежде как к чему-то, наделенному магической силой, можно увеличить.
Такое отношение тоже не было специфически римским. Известно, что у Гоголя в «Сорочинской ярмарке» в основе сюжета лежит загадочная, колдовская, магическая функция одежды — красной свитки. Он писал: «…вот прошусь и не допрошусь истории про эту проклятую свитку». М. Фасмер в «Этимологическом словаре русского языка» объяснял, что «свита» — вид верхней одежды, он сопоставлял это слово с болгарским, которое обозначает вид ткани, с церковно-славянским «съвито» со значением «полотно». Вполне вероятно, что «свитка» могла быть одеждой несшитой и у Гоголя; в этом слове присутствовал древний смысл, наделявший ткань, покров особой силой.
Что же касается всех рассмотренных здесь латинских текстов, то понятийные поля, в которые входят латинские слова, обозначающие одежду, таковы: 1) описание внешнего вида человека; 2) обозначение возраста; 3) обозначение домашнего имущества; 4) этническая принадлежность; 5) описание неких специфически римских добродетелей; 6) официальный или же религиозный ритуал, а иногда и то, и другое; 7) погребальный обряд и тема скорби вообще; 8) обозначение войны и мирного времени; 9) описание причесок, головных уборов, лент, нитей, повязок, поясов (в этом случае связи с описаниями ритуала теснее, чем с понятийным полем красоты).
Все эти понятийные сферы связаны с обозначениями цвета, которые наделены своей символикой и углубляют смысл того или иного названия одежды. Таким образом, ясно, что одежда римлян имела не только практическую функцию, но и социальную в широком смысле этого слова. Как изменялись эти понятийные поля во времени, в зависимости от жанра, стиля и пр. — предмет специального исследования.
ПРИМЕЧАНИЯ