И. МакДоугэлл (Iain McDougall)

Ливий и этрусские женщины


На осно­ве доступ­ных нам дан­ных источ­ни­ков суще­ст­ву­ет общее убеж­де­ние, что жен­щи­ны в этрус­ском обще­стве име­ли более при­ви­ле­ги­ро­ван­ный ста­тус, чем тра­ди­ци­он­ный в мире Гре­ции и Рима. Их худо­же­ст­вен­ное изо­бра­же­ние на сар­ко­фа­гах и погре­баль­ных урнах и в рос­пи­сях гроб­ниц пока­зы­ва­ет, что они при­ни­ма­ли уча­стие в пирах, рас­по­ла­га­ясь на ложах с муж­чи­на­ми, и посе­ща­ли пуб­лич­ные пред­став­ле­ния, такие как атле­ти­че­ские сорев­но­ва­ния и тан­цы. На неко­то­рых изо­бра­же­ни­ях мы нахо­дим тро­га­тель­ные про­яв­ле­ния любов­ной интим­но­сти с их мужья­ми, как на извест­ном сар­ко­фа­ге на Вил­ла Юлия в Риме и в Бостон­ском Музее Изящ­ных Искусств, хотя ино­гда утвер­жда­ют, что эти при­ме­ры пред­став­ля­ют ско­рее иде­аль­ные, чем реаль­ные отно­ше­ния. Одна­ко при любых отно­ше­ни­ях меж­ду этрус­ски­ми мужья­ми и жена­ми доста­точ­но ясно, что жен­щи­ны в Этру­рии поль­зо­ва­лись боль­шей сте­пе­нью соци­аль­ной сво­бо­ды, чем это было воз­мож­но в Гре­ции и Риме; отсюда иска­жен­ное и отри­ца­тель­ное изо­бра­же­ние их как пью­щих и раз­врат­ни­чаю­щих у Фео­пом­па1, кото­рый нико­гда не был осо­бен­но хорош в опи­са­нии того, что про­из­во­ди­ло куль­тур­ное потря­се­ние в луч­шие вре­ме­на. Раз­лич­ные погре­баль­ные над­пи­си так­же обна­ру­жи­ва­ют более высо­кий ста­тус. В отли­чие от рим­ских обы­ча­ев этрус­ская жен­щи­на иден­ти­фи­ци­ро­ва­лась сво­им соб­ст­вен­ным име­нем в допол­не­ние к име­ни сво­ей семьи, в то же вре­мя мате­рин­ское имя и родо­вое зача­стую фигу­ри­ру­ют наряду с отцов­ски­ми, что ста­ло при­выч­ным в Риме толь­ко в импе­ра­тор­скую эпо­ху. Что не ясно, одна­ко, так это то, насколь­ко такая соци­аль­ная сво­бо­да мог­ла соче­тать­ся с поли­ти­че­ской сво­бо­дой и авто­ри­те­том.

С тех пор как Й. Й. Бахо­фен в XIX в. пред­ло­жил свою тео­рию этрус­ско­го мат­ри­ар­ха­та2, часто утвер­жда­ют, что изо­бра­же­ния Ливи­ем жен­щин в исто­рии дома Тарк­ви­ни­ев, осо­бен­но Тана­к­виль и Тул­лии, пока­зы­ва­ет, что рим­ская исто­ри­че­ская тра­ди­ция сохра­ни­ла следы поли­ти­че­ско­го авто­ри­те­та этрус­ских жен­щин. Несмот­ря на то обсто­я­тель­ство, что боль­шин­ство тео­рий Бахо­фе­на в отно­ше­нии этрус­ков отверг­ну­то или суще­ст­вен­но моди­фи­ци­ро­ва­но, пред­став­ле­ние, что Ливий изо­бра­жал этих жен­щин в каче­стве этрус­ских, сохра­ни­лось, в част­но­сти во вли­я­тель­ной рабо­те об этрус­ском обще­стве Жака Ерго­на и трех совре­мен­ных и столь же полез­ных ста­тьях об этрус­ских жен­щи­нах Лариссы Бон­фан­те3. В сво­ей рабо­те я утвер­ждаю, что те кто скло­нен сле­до­вать это­му пути, попа­да­ют в одну из печаль­но извест­ных лову­шек этрус­ко­ло­гии и в сво­ей увле­чен­но­сти най­ти лите­ра­тур­ные свиде­тель­ства, кото­рые под­твер­жда­ют свиде­тель­ства архео­ло­ги­че­ских и эпи­гра­фи­че­ских источ­ни­ков4, выжи­ма­ют из Ливия гораздо боль­ше, чем допус­ка­ет его рас­сказ, в то же вре­мя игно­ри­руя дру­гие изо­бра­зи­тель­ные харак­те­ри­сти­ки Ливия как исто­ри­ка Авгу­сто­вой эпо­хи. Такой под­ход мы най­дем у Ерго­на, кото­рый осно­вы­ва­ет свое иссле­до­ва­ние на пер­вой кни­ге Ливия, гово­ря:


«В граж­дан­ской жиз­ни . . . они игра­ли зна­чи­тель­ную роль, на кото­рую рим­ские мат­ро­ны не мог­ли пре­тен­до­вать»5.

Ергон и дру­гие иссле­до­ва­те­ли явно упус­ка­ют из виду, что в эпо­ху позд­ней рес­пуб­ли­ки и вре­ме­ни Авгу­ста жен­щи­ны опре­де­лен­ных фами­лий и в осо­бен­но­сти само­го Авгу­сто­ва дома выхо­ди­ли из, так ска­зать, неиз­вест­но­сти и выгляде­ли играю­щи­ми роль, кото­рая отли­ча­лась от той что по мне­нию рим­лян при­ли­че­ст­во­ва­ла рим­ской мат­роне. Они так­же забы­ва­ют мане­ру Ливия оде­вать древ­нюю исто­рию в совре­мен­ные одеж­ды6. Таким обра­зом мож­но пред­по­ло­жить, что рас­сказ Ливия в боль­шей сте­пе­ни отра­жа­ет опре­де­лен­ный фено­мен совре­мен­но­го ему обще­ства, неже­ли тако­го обще­ства, отли­чи­тель­ные чер­ты кото­ро­го, по боль­шей части, оста­ют­ся нерас­по­знан­ны­ми из-за куль­тур­ной асси­ми­ля­ции имев­шей место в тече­ние сто­ле­тий. В самом деле, един­ст­вен­ное обсто­я­тель­ство обра­ща­ет Ливия к опи­са­нию харак­тер­ной чер­ты этрус­ков, и это как раз та харак­тер­ная чер­та этрус­ско­го обще­ства, кото­рая так оча­ро­ва­ла Рим и кото­рую он наме­рен­но стре­мил­ся сохра­нить.

В рас­ска­зе Ливия Тана­к­виль игра­ет глав­ную роль, влияя на ход собы­тий в четы­рех слу­ча­ях. В пер­вом ей при­над­ле­жит ини­ци­а­ти­ва в убеж­де­нии ее мужа, Тарк­ви­ния При­с­ка, пере­ехать в Рим, посколь­ку как жен­щи­на ари­сто­кра­ти­че­ско­го про­ис­хож­де­ния, sum­mo lo­co na­ta, она не мог­ла сми­рить­ся со сво­им пони­зив­шим­ся ста­ту­сом жены сына ино­стран­но­го изгнан­ни­ка, кото­рый был вынуж­ден испы­ты­вать пре­зре­ние наро­да Тарк­ви­ний7. Замет­но, что в этом рас­ска­зе Ливий не отме­ча­ет каких либо типич­но этрус­ских осо­бен­но­стей, а толь­ко заде­тую ари­сто­кра­ти­че­скую чув­ст­ви­тель­ность. Более того, в то вре­мя как Тана­к­виль берет в свои руки ини­ци­а­ти­ву в этом деле и выби­ра­ет Рим в каче­стве места буду­ще­го житель­ства, она долж­на еще убедить Луку­мо­на, чего она дости­га­ет доста­точ­но про­сто, посколь­ку он сам жаж­дал карье­ры, cu­pi­dus ho­no­rum, и не осо­бен­но сопро­тив­лял­ся пред­ло­же­нию поки­нуть Тарк­ви­нии. Вто­рой слу­чай про­изо­шел по пути в Рим, когда орел схва­тил и унес шля­пу Луку­мо­на, но, воз­не­сясь над их повоз­кой и покру­жив немно­го в возду­хе, пти­ца неожи­дан­но вер­ну­ла голов­ной убор обрат­но. Тана­к­виль рас­це­ни­ла это как пред­зна­ме­но­ва­ние, кото­рое она объ­яс­ни­ла сво­е­му мужу как знак буду­ще­го вели­чия8. Это един­ст­вен­ное место во всем рас­ска­зе о Тана­к­виль и дру­гих так назы­вае­мых этрус­ских жен­щи­нах, где Ливий под­чер­ки­ва­ет как этрус­скую харак­те­ри­сти­ку спо­соб­ность к диви­на­ции (pe­ri­ta ut vol­go Et­rus­ci cae­les­tium pro­di­gio­rum mu­lier), чер­ту этрус­ской циви­ли­за­ции наи­бо­лее важ­ную для Рима. Здесь Тана­к­виль функ­ци­о­ни­ру­ет в созна­нии Ливия как этрус­ская жен­щи­на. Хотя Оги­л­ви веро­ят­но пра­виль­но отме­ча­ет, что Тана­к­виль дей­ст­ву­ет не рим­ским и не этрус­ским спо­со­бом, посколь­ку ни в том, ни в дру­гом обще­стве жен­щи­ны не прак­ти­ко­ва­ли диви­на­ции для объ­яс­не­ния пред­зна­ме­но­ва­ний9, будет спра­вед­ли­во ска­зать, что это пред­зна­ме­но­ва­ние не было из чис­ла осо­бен­но труд­ных и что Ливий про­сто утвер­жда­ет, что будучи этрус­ско­го про­ис­хож­де­ния она име­ла неко­то­рый опыт в таких делах, а не что она была офи­ци­аль­но прак­ти­ку­ю­щим гада­те­лем. Мож­но заме­тить здесь связь с Авгу­сто­вым веком. Све­то­ний сооб­ща­ет, что когда Август нахо­дил­ся на пик­ни­ке на Аппи­е­вой доро­ге, орел схва­тил кусок хле­ба из его рук, под­нял­ся в небо и вер­нул его обрат­но в руку10. Одна­ко труд­но при­нять этот инци­дент с орлом в каче­стве что-то дока­зы­ваю­ще­го и посчи­тать его поли­ти­че­ской ини­ци­а­ти­вой со сто­ро­ны Тана­к­виль, посколь­ку мож­но заме­тить, что ее уча­стие на этом и пре­кра­ти­лось и что она абсо­лют­но не игра­ла ника­кой роли в про­дви­же­нии ее мужа по сту­пе­ням карье­ры после того, как они при­бы­ли в Рим. Луций Тарк­ви­ний, како­вым он стал теперь, сам лич­но поза­бо­тил­ся о сво­ей соб­ст­вен­ной судь­бе, сде­лав себя неза­ме­ни­мым и под­гото­вив обще­ст­вен­ное мне­ние к при­ня­тию себя на цар­ство11. Сле­дую­щее собы­тие, в кото­ром Тана­к­виль игра­ла глав­ную роль, была адопта­ция Сер­вия Тул­лия в каче­стве наслед­ни­ка12. И сно­ва здесь при­го­дил­ся ее опыт в раз­га­ды­ва­нии зна­ме­ний, хотя Ливий не чув­ст­ву­ет необ­хо­ди­мо­сти под­чер­ки­вать в этом эпи­зо­де, что это была этрус­ская харак­тер­ная чер­та. Когда пла­мя окру­жи­ло голо­ву спя­ще­го юно­го Сер­вия, Тана­к­виль увиде­ла бла­го­во­ле­ние богов в этом деле и интер­пре­ти­ро­ва­ла его в том смыс­ле, что в буду­щем он при­не­сет поль­зу их семей­ству. В ответ на совет сво­ей жены Тарк­ви­ний поза­бо­тил­ся, чтобы маль­чик полу­чил обра­зо­ва­ние и вос­пи­та­ние, и в конеч­ном сче­те женил его на сво­ей доче­ри. Так что мы име­ем толь­ко диви­на­цию и при­ня­тие ее истол­ко­ва­ния ее мужем13. И так­же во всей этой исто­рии одна толь­ко эта этрус­ская чер­та и ее вли­я­ние на сво­его мужа за сце­на­ми, как мож­но пред­по­ло­жить, есть и была уни­вер­саль­ным фено­ме­ном неза­ви­си­мо от сте­пе­ни обще­ст­вен­ной сво­бо­ды в дан­ном обще­стве, и кото­рая в слу­чае с Римом была более осо­зна­вае­ма в тот момент, когда Ливий писал. Совре­мен­ные ему лите­ра­тур­ные парал­ле­ли нашли отра­же­ние в исто­ри­ях о зна­ме­ни­ях с огнем вокруг голов Аска­ния и Лави­нии14.

Послед­ний слу­чай, одна­ко, более худо­же­ст­вен­ный. Когда про­изо­шло фаталь­ное поку­ше­ние на жизнь Тарк­ви­ния При­с­ка, Тана­к­виль еще раз про­яви­ла ини­ци­а­ти­ву15. Неко­то­рые утвер­жда­ют, что решаю­щая роль, кото­рую она игра­ла в это вре­мя, отра­жа­ет мат­ри­ар­халь­ную функ­цию цари­цы как источ­ни­ка цар­ской вла­сти, уже про­яв­ляв­шу­ю­ся в том спо­со­бе, каким судь­ба Тарк­ви­ния при­ве­ла его в Рим через вли­я­ние его жены. В этом слу­чае, когда ее муж был смер­тель­но ранен, Тана­к­виль закры­ла вра­та двор­ца, устра­ни­ла всех свиде­те­лей и сведе­ния о состо­я­нии ране­но­го, гото­вя в то же самое вре­мя обще­ст­вен­ность к воз­мож­но­сти его смер­ти. Она вызва­ла к себе Сер­вия, упро­си­ла его занять трон, чтобы све­сти на нет послед­ст­вия убий­ства и пред­о­хра­нить ее от пре­вра­ще­ние в посме­ши­ще ее вра­гов. Когда царь умер, она яви­лась к окну, успо­ко­и­ла тол­пу, заве­рив, что его рана не серь­ез­на, и попро­си­ла поз­во­лить Сер­вию на вре­мя стать пред­ста­ви­те­лем Тарк­ви­ния. Таким обра­зом, наслед­ник полу­чил вре­мя укре­пить свою пози­цию и в конеч­ном сче­те занять трон само­му. Како­вы же выво­ды Ерго­на отно­си­тель­но все­го это­го?


«Исполь­зуя свой неот­ра­зи­мый авто­ри­тет, она обо­шла сво­их соб­ст­вен­ных сыно­вей и пред­ста­ви­ла его в каче­стве ново­го царя наро­ду, кото­рый пер­во­на­чаль­но вовсе не желал при­ни­мать его. Это новое вме­ша­тель­ство, кото­рое уво­дит нас в тем­ную сто­ро­ну маги­че­ской прак­ти­ки и сби­ва­ет с тол­ку тре­бу­ю­щей спе­ци­аль­ной под­готов­ки эруди­ци­ей, тем не менее обна­ру­жи­ва­ет в этрус­ской цари­це стран­ное поли­ти­че­ское гла­вен­ство, кото­рое затми­ло бы блеск тех муж­чин, власть кото­рых она сде­ла­ла воз­мож­ной, если бы она не была, с рим­ской точ­ки зре­ния, про­сто жен­щи­ной»16.

Такое уве­рен­ное утвер­жде­ние доста­точ­но пока­за­тель­но, и оно под­твер­жда­ет что само­оче­вид­ное не сле­ду­ет при­ни­мать за исти­ну. В самом деле, этот пас­саж исполь­зу­ет­ся, чтобы под­дер­жать идею «поли­ти­че­ско­го гла­вен­ства» этрус­ских жен­щин при том, что мы име­ем несколь­ко парал­ле­лей для тако­го поступ­ка отно­ся­щих­ся к более позд­не­му пери­о­ду. Наряду с тем, что име­ют­ся элли­ни­сти­че­ские парал­ле­ли для таких шагов, состо­яв­ших в откла­ды­ва­нии объ­яв­ле­ния о смер­ти чтобы поз­во­лить наслед­ни­ку орга­ни­зо­вать все в сво­их инте­ре­сах17, в Риме имел­ся иной опыт вовле­чен­но­сти в такое дело жен­щин. Когда умер Август, Ливия пред­по­ла­га­ла дер­жать его смерть в сек­ре­те, закрыв дом и при­ле­гав­шие ули­цы, и исполь­зуя пол­ные надеж­ды на выздо­ров­ле­ние бюл­ле­те­ни о его здо­ро­вье до того момен­та, как Тибе­рий при­был в Рим и смог под­чи­нить его сво­е­му кон­тро­лю18. Подо­бие этих дета­лей заме­ча­тель­ное. Хотя истин­ное поло­же­ние дел не извест­но нико­му, пред­по­ло­жим на мину­ту, что Ливию был изве­стен при­мер Авгу­ста, когда он писал свой рас­сказ, если он вооб­ще даже дожил до обна­ро­до­ва­ния это­го фак­та. Подо­зре­ния, суще­ст­во­вав­шие в отно­ше­нии Ливии, ясно пока­зы­ва­ют, что обще­ст­вен­ное мне­ние было склон­но верить в подоб­ное поведе­ние жен­щин из вели­ких семейств совре­мен­но­го им Рима, не нуж­да­ясь в нашем при­бе­га­нии к экс­тра­ва­гант­ным тео­ри­ям о мат­ри­ар­халь­ных пере­жит­ках у этрус­ков.

Если мы перей­дем к рас­смот­ре­нию вопро­са о Тул­лии19, то в одной из ста­тей Бон­фан­те мы най­дем утвер­жде­ние, что «эта исто­рия … пока­зы­ва­ет, что энер­гич­ная Тана­к­виль была ско­рее пра­ви­лом, чем исклю­че­ни­ем»20. Таким обра­зом, на осно­ве этих двух мы берем­ся судить обо всех этрус­ских жен­щи­нах, невзи­рая на то обсто­я­тель­ство, что Ливий ни разу не дает сво­е­му чита­те­лю ника­ких ука­за­ний, что он рас­смат­ри­ва­ет Тул­лию в каче­стве пред­ста­ви­тель­ни­цы какой-то осо­бой куль­тур­ной груп­пы. Исто­рия млад­шей Тул­лии опи­са­на с доста­точ­ной изо­бра­зи­тель­ной силой и ее харак­тер нари­со­ван со всем мастер­ст­вом при­су­щей Ливию дра­ма­ти­че­ской тех­ни­ки. Хотя буду­щий Тарк­ви­ний Суперб был по при­ро­де занос­чив, дома он имел в жене Тул­лии сти­му­ли­ру­ю­щее воздей­ст­вие для сво­их амби­ций (uxo­re Tul­lia in­quie­tum ani­mum sti­mu­lan­te). Рим, одна­ко, на неко­то­рое вре­мя был избав­лен от вредо­нос­но­го дей­ст­вия их бра­ка, посколь­ку каж­дый из них был женат на дру­гом, Тарк­ви­ний на сест­ре Тул­лии, а Тул­лия заму­жем за бра­том Тарк­ви­ния. Тем не менее, в сво­ем пер­вом бра­ке жесто­кая Тул­лия была в неистов­стве от того, что ее муж лишен амби­ций и сме­ло­сти (an­ge­bat fe­rox Tul­lia ni­hil ma­te­riae in vi­ro ne­que ad cu­pi­di­ta­tem ne­que ad auda­ciam es­se), в то же вре­мя пре­зи­рая свою сест­ру за ее отказ вести себя с жен­ской сме­ло­стью21, несмот­ря на то, что она име­ла в Тарк­ви­нии насто­я­ще­го муж­чи­ну. Свою доса­ду она выра­зи­ла, пожа­ло­вав­шись Тарк­ви­нию на их соот­вет­ст­ву­ю­щие бра­ки и зара­зив его сво­ей te­me­ri­tas, имев­шей резуль­та­том, что супру­ги обо­их таин­ст­вен­но умер­ли. Как, мы нико­гда не узна­ем. Устра­нив все пре­пят­ст­вия, зло­счаст­ная пара поже­ни­лась, после чего Тул­лия ста­ла трудить­ся над тем, чтобы напра­вить дей­ст­вия сво­его мужа на убий­ство ее отца Сер­вия Тул­лия. Сти­му­ли­ро­ван­ный ее беше­ным натис­ком (his mu­lieb­ri­bus instinctus fu­riis), он начал свою кам­па­нию по под­ры­ву авто­ри­те­та Сер­вия и в конеч­ном ито­ге осудил его в сена­те. Там пре­ста­ре­лый царь был сбро­шен с тро­на, изгнан из зда­ния и при­кон­чен убий­ца­ми, послан­ны­ми его зятем. В этот пере­лом­ный момент Тул­лия появ­ля­ет­ся на соб­ст­вен­ной колес­ни­це, при­зы­ва­ет сво­его мужа и при­вет­ст­ву­ет его в каче­стве царя. Когда она была посла­на Тарк­ви­ни­ем домой, она осу­ществля­ет свое завет­ное жела­ние, заста­вив воз­ни­че­го семей­ной колес­ни­цы пере­ехать через тело сво­его отца; foe­dus et in­hu­ma­num sce­lus — быть может, пока­жет­ся слиш­ком мяг­ко ска­зан­ным. Таким обра­зом, ненор­маль­ная пси­хи­че­ски Тул­лия, ведо­мая Фури­я­ми ее умер­шей сест­ры и мужа, запят­нав свою одеж­ду и колес­ни­цу кро­вью соб­ст­вен­но­го отца, воз­вра­ща­ет­ся домой и к богам этой фами­лии. В нача­ле сто­ле­тия Х. Б. Райт видел в этом эпи­зо­де реми­нис­цен­цию тра­гедии и пред­по­ла­гал, что Ливий живо­пи­сал его на осно­ве пье­сы Акция22. Позд­нее было пред­по­ло­же­но, что вся исто­рия Тарк­ви­ни­ев чита­ет­ся как тра­ги­че­ская три­ло­гия и что она мог­ла быть спи­са­на с совре­мен­ной prae­tex­ta, в кото­рой «исто­ри­че­ский мате­ри­ал исполь­зо­вал­ся чтобы пред­ста­вить тра­гедию на мораль­ную тему»23. Суще­ст­во­ва­ние подоб­ной тра­гедии совре­мен­но­го авто­ра, с работой кото­ро­го Ливий был зна­ком, конеч­но же, не может быть уста­нов­лен­ным фак­том. Одна­ко, на что сле­ду­ет обра­тить боль­шее вни­ма­ние, так это что тео­рия, что такая тра­гедия суще­ст­во­ва­ла, осно­вы­ва­лась на акту­аль­но­сти того мораль­но­го посла­ния, в каче­стве кото­ро­го исто­рия Тул­лии пере­да­ва­лась в совре­мен­ном обще­стве. И слу­хи о пре­ступ­ном поведе­нии муж­чин и жен­щин, но осо­бен­но жен­щин, в эпо­ху позд­ней рес­пуб­ли­ки и ран­ней импе­рии так­же ука­зы­ва­ют на то, во что обще­ст­вен­ное мне­ние мог­ло пове­рить. Дей­ст­ви­тель­но, эпи­зод с Тул­ли­ей вполне впи­сал­ся бы в повест­во­ва­ние Таци­та эпо­хи Юли­ев-Клав­ди­ев, хотя и напи­сан­ное в дру­гом сти­ле. И опять-таки нет необ­хо­ди­мо­сти при­бе­гать к тео­ри­ям об этрус­ском мат­ри­ар­ха­те, кото­рые толь­ко иска­зят смысл Ливи­е­ва повест­во­ва­ния. Типич­ным при­ме­ром тако­го иска­же­ния, види­мо, явля­ет­ся ком­мен­та­рий Бон­фан­те: «Осуж­де­ние Ливи­ем поведе­ния Тул­лии направ­ле­но как про­тив ее выхо­да на пуб­ли­ку … так по пово­ду пере­езда ею тела соб­ст­вен­но­го отца»24. Даже если согла­сить­ся, что Ливий осуж­дал факт ее появ­ле­ния на пуб­ли­ке (и было бы более разум­но утвер­ждать, что она не име­ла отно­ше­ния к собра­нию муж­чин, nec re­ve­ri­ta coe­tum vi­ro­rum, что отно­сит­ся к ее вызы­ва­нию сво­его мужа из сена­та), мог­ла ли она дей­ст­ви­тель­но пола­гать, что это было столь же пло­хо, сколь и foe­dus et in­hu­ma­num sce­lus, и раз­ве Ливий дей­ст­ви­тель­но дела­ет столь зна­чи­тель­ный акцент на ее пуб­лич­ном появ­ле­нии?

Досто­ин рас­смот­ре­ния дру­гой при­мер того спо­со­ба, каким Ливий оши­боч­но рас­смат­ри­ва­ет­ся как источ­ник сведе­ний о поведе­нии этрус­ских жен­щин, хотя он явно не попа­да­ет в кате­го­рию тех, о кото­рых мож­но ска­зать, что они были поли­ти­че­ской акци­ей. Это хоро­шо извест­ный эпи­зод, демон­стри­ру­ю­щий кон­траст меж­ду жена­ми дру­гих чле­нов цар­ско­го дома и доб­ро­де­тель­ной Лукре­ци­ей, тра­ги­че­ской геро­и­ней если тако­вая когда-нибудь суще­ст­во­ва­ла. Соглас­но рас­ска­зу Ливия, цар­ские сыно­вья спо­кой­но выпи­ва­ли во вре­мя оса­ды Ардеи, когда сам собой воз­ник раз­го­вор о доб­ро­де­тель­но­сти их жен и было реше­но раз­ре­шить воз­ник­ший спор, нане­ся неждан­ный визит каж­дой леди25. В то вре­мя как доб­ро­де­тель­ная Лукре­ция была най­де­на пряду­щей шерсть при вечер­ней лам­пе в ком­па­нии сво­их слу­жа­нок, дру­гие были най­де­ны свое­воль­но без­дель­ни­чаю­щи­ми на бан­ке­тах в ком­па­нии сво­их дру­зей. Об этом пас­са­же Ергон пишет:


«Доста­точ­но роб­кая так­тич­ность исто­ри­ка при­ме­ча­тель­на — как быст­ро он пла­ни­ру­ет заня­тия цар­ских неве­сток: гроб­ни­цы … не остав­ля­ют у нас сомне­ния, что они про­во­ди­ли вре­мя с при­ят­ны­ми моло­ды­ми людь­ми, а в отно­ше­нии того как они про­во­ди­ли вре­мя мы зна­ем, что они пили нема­ло»26.

Это после того, как он посе­ял сомне­ния отно­си­тель­но печаль­но извест­но­го пас­са­жа Фео­пом­па! При­чи­на недо­стат­ка дета­лей в опи­са­нии заня­тий цар­ских неве­сток состо­я­ла в том, что для рас­ска­за исто­ри­ка была важ­на толь­ко чистая и трудо­лю­би­вая Лукре­ция, а осталь­ные про­сто отте­ня­ли ее. Одна­ко, если кри­ти­че­ски подой­ти к вопро­су, то нет ниче­го, чтобы поз­во­ли­ло пред­по­ло­жить, что цар­ские невест­ки были этрус­ско­го про­ис­хож­де­ния; их мужья при­над­ле­жа­ли к цар­ско­му дому, но это каса­ет­ся и мужа Лукре­ции Тарк­ви­ния Кол­ла­ти­на, а Лукре­ция была рим­лян­кой. В то вре­мя как нет ни тени сомне­ния, что Ливий стре­мил­ся про­ти­во­по­ста­вить лени­вое сла­до­стра­стье и трудо­лю­би­вую чистоту, или дур­ное поведе­ние и доб­ро­де­тель, нет ниче­го в его рас­ска­зе, что поз­во­ли­ло бы пред­по­ло­жить, что он имел в виду про­ти­во­по­став­ле­ние раз­ных куль­тур, как это счи­та­ет­ся Ерго­ном и Бон­фан­те27. К тому же образ­цы, вво­ди­мые Авгу­стом, пред­по­ла­га­ли то же самое. Мы зна­ем, напри­мер, что Август застав­лял свою дочь и вну­чек изу­чать пряде­ние и тка­че­ство в каче­стве части их обще­го обра­зо­ва­ния28, пред­по­ло­жи­тель­но из-за сим­во­лиз­ма этой дея­тель­но­сти, при­су­щей хоро­ше­му дому, чисто­те и трудо­лю­бию29. Понят­но, бла­го­при­ят­ный эффект шер­сте­пряде­ния не отра­зил­ся на доче­ри Авгу­ста Юлии, но мож­но пред­по­ла­гать, что нали­чие тако­го рода заня­тий в среде рим­ской ари­сто­кра­тии, с кото­рой ассо­ции­ро­ва­лась Юлия, обес­пе­чи­ло Ливия образ­цом про­ти­во­по­лож­ным доб­ро­де­тель­ной Лукре­ции. Мы сно­ва видим, что нет ника­кой необ­хо­ди­мо­сти ука­зы­вать на этрус­ские обще­ст­вен­ные нор­мы как на модель, осо­бен­но когда Ливий не дает нам и наме­ка, что име­ет их в виду.

Таким обра­зом, сле­ду­ет быть осто­рож­ным в стрем­ле­нии исполь­зо­вать Ливия в каче­стве осно­вы для пред­по­ло­же­ний, что этрус­ские жен­щи­ны игра­ли актив­ную поли­ти­че­скую роль, осо­бен­но когда его рас­сказ явля­ет­ся един­ст­вен­ным источ­ни­ком и нет неза­ви­си­мых свиде­тельств архео­ло­гии или дру­гих лите­ра­тур­ных источ­ни­ков чтобы под­дер­жать такое утвер­жде­ние. Этрус­ские жен­щи­ны дей­ст­ви­тель­но мог­ли играть такую пред­по­ла­гае­мую роль, но это еще не дока­за­но. Что же до Ливия, то хоро­шо бы пом­нить, что он явля­ет­ся про­дук­том сво­его века и что все явле­ния, иден­ти­фи­ци­ру­е­мые Ерго­ном и дру­ги­ми как кате­го­рии этрус­ско­го обще­ства, луч­ше объ­яс­ни­мы как при­ме­ры, с кото­ры­ми совре­мен­ный Ливию мир был зна­ком.

ПРИМЕЧАНИЯ


  • 1Athe­nae­us 12. 517d ff.; cf. Plau­tus Cis­tel­la­ria 562 f.
  • 2Das Mut­ter­recht (Ba­sel 1948, orig. publ. 1861); Die Sa­ge von Ta­na­quil (Hei­del­berg 1870).
  • 3J. Heur­gon, Dai­ly Li­fe of the Et­rus­cans (Lon­don 1964); L. Bon­fan­te, «The Women of Et­ru­ria», Are­thu­sa 6 (1973) 91—101; id. «Et­rus­can Coup­les and Their Aris­toc­ra­tic So­cie­ty», from H. Fo­ley (ed.), Ref­lec­tions of Women in An­ti­qui­ty; id. «Et­rus­can Women», Ar­chaeo­lo­gy 26 (1973) 242—249.
  • 4Хотя архео­ло­ги­че­ские дан­ные могут быть заме­ча­тель­но пол­ны­ми, к сожа­ле­нию их труд­но интер­пре­ти­ро­вать. Бон­фан­те при­зна­ет это и в отно­ше­нии себя в ста­тье, где она утвер­жда­ет: «Архео­ло­ги­че­ские дан­ные … гово­рят нам мно­го мень­ше о этрус­ских горо­дах и их обще­ст­вен­ной жиз­ни, чем об их погре­бе­ни­ях и част­ной жиз­ни» (AJA 73 [1969] 252). Хотя мне­ние Д. Рэн­дэлл-МасИвер (D. Ran­dall-Ma­cI­ver, The Et­rus­cans, [Ox­ford 1927] 6), что архео­ло­гия пре­до­став­ля­ет един­ст­вен­ный источ­ник инфор­ма­ции о этрус­ках, может быть несколь­ко край­ность, оно слу­жит полез­ным напо­ми­на­ни­ем, что архео­ло­гия явля­ет­ся един­ст­вен­ной надеж­ной отправ­ной точ­кой. Об осно­во­по­ла­гаю­щем про­ти­во­ре­чии меж­ду при­ро­дой зада­вае­мых вопро­сов и при­ро­дой сведе­ний, кото­рые ожи­да­ют­ся быть полу­чен­ны­ми в отве­тах, см. A. Mo­mig­lia­no, «An In­te­rim Re­port on the Ori­gins of Ro­me», JRS 53 (1963) 95 ff.
  • 5Op. cit., 80.
  • 6R. M. Ogil­vie, A Com­men­ta­ry on Li­vy Books 1—5 (Ox­ford 1965) 19 f.
  • 7Liv. 1. 34. 4 ff.
  • 8Liv. 1. 34. 8 ff.
  • 9Op. cit., 144.
  • 10Sue­to­nius, Aug. 94. 7. Как отме­ча­ет Оги­л­ви (Ogil­vie, op. cit. 143), мы не зна­ем когда это про­изо­шло, но резон­но пред­по­ло­жить, что это было до дости­же­ния им вели­чия. Эта исто­рия мог­ла бы быть хоро­шей состав­ной частью тра­ди­ции о леген­де о Тана­к­виль (D. H. 3. 47. 3 ff.; Cic. Leg. 1. 4), но тот факт, что она име­ла совре­мен­ную парал­лель, так­же добав­ля­ет ей допол­ни­тель­ную акту­аль­ность и инте­рес.
  • 11Liv. 1. 34. 11 ff.
  • 12Liv. 1. 39. 1 ff.
  • 13Мож­но так­же обра­тить вни­ма­ние на то, что Тарк­ви­ний и Тана­к­виль дей­ст­во­ва­ли вме­сте как пара, совсем как Август и Ливия.
  • 14Vir­gil Aeneid 2. 280 ff.; 7. 71 ff. Исто­рия о пла­ме­ни вокруг голо­вы Сер­вия или дру­гих частей его тела, одна­ко, явля­ет­ся частью тра­ди­ции. (Cic. de Div. 1. 121; D. H. 4. 2; Ovid Fast. 6. 631; Plin. NH 2. 241; Plut. de fort. Rom. 10; Ser­vius, ad Aen. 2. 683; [Vic­tor], de Vir. Ill. 7. 1).
  • 15Liv. 1. 41. 1 ff.
  • 16Op. cit. 82.
  • 17Смерть Пто­ле­мея Фило­па­те­ра скры­ва­лась Ага­фо­к­лом и Соси­би­ем, так­же как вдо­вы Антио­ха II Бере­ни­ки Пто­ле­ме­ем Эвер­ге­том.
  • 18Tac. Ann. 1. 5.
  • 19Liv. 1. 46 ff.
  • 20Are­thu­sa 6 (1973) 96.
  • 21Насмеш­ли­вую фра­зу mu­lieb­ri . . . auda­cia я объ­яс­няю как субъ­ек­тив­ный взгляд млад­шей Тул­лии, «жен­щи­на долж­на обла­дать сме­ло­стью».
  • 22The Re­co­ve­ry of a Lost Ro­man Tra­ge­dy (New Ha­ven 1910). Мож­но так­же отме­тить исто­ри­че­скую парал­лель в дей­ст­ви­ях дру­гой Бере­ни­ки, хотя кон­текст, оче­вид­но, был иной. (Val. Max. 9. 10 ext. 1).
  • 23A. K. Michels, La­to­mus 10 (1951) 13—24.
  • 24Et­rus­can Coup­les and their Aris­toc­ra­tic So­cie­ty, 339, n. 42; cf. Heur­gon op. cit. 133; Bon­fan­te, Ar­chaeo­lo­gy 26 (1973) 247.
  • 25Liv. 1. 57.
  • 26Op. cit. 79 f.
  • 27Ibid., Bon­fan­te Are­thu­sa 6 (1973) 94.
  • 28Sue­to­nius Aug. 64. 2.
  • 29При­ме­ча­тель­на частота упо­ми­на­ния работ с шер­стью в эпи­та­фи­ях рим­ских мат­рон и тот факт, что вере­те­но и шерсть нес­ли рим­ские неве­сты, когда выхо­ди­ли замуж. См. G. W. Wil­liams, JHS (1958) 21, n. 20.
  • ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО РИМА
    1303312492 1303322046 1341515196 1364982031 1364983040 1364984955