Светоний и его время

с.245 Когда Све­то­ний око­ло 120 г. н. э. опуб­ли­ко­вал наи­бо­лее извест­ную из сво­их книг — «Жизнь две­на­дца­ти цеза­рей», рим­ская импе­рия суще­ст­во­ва­ла уже пол­то­ра века. За 150 лет до того при­ем­ный сын и наслед­ник дик­та­то­ра Гая Юлия Цеза­ря, Цезарь Окта­виан, полу­чив­ший затем почет­ное имя Авгу­ста, раз­бил при Акции сво­его послед­не­го сопер­ни­ка Анто­ния и стал един­ст­вен­ным пра­ви­те­лем огром­ной рим­ской дер­жа­вы. Окон­чи­лись длив­ши­е­ся почти 20 лет граж­дан­ские вой­ны, окон­чи­лась и эпо­ха рим­ской рес­пуб­ли­ки.

Паде­ние рес­пуб­ли­ки было вызва­но рядом эко­но­ми­че­ских, соци­аль­ных и поли­ти­че­ских при­чин. В резуль­та­те трех сто­ле­тий почти непре­рыв­ных войн Рим, неко­гда срав­ни­тель­но скром­ный город-государ­ство, под­чи­нил себе весь Сре­ди­зем­но­мор­ский бас­сейн. Под его вла­ды­че­ство попа­ли наро­ды с самым раз­лич­ным уров­нем соци­аль­но­го и куль­тур­но­го раз­ви­тия: Гре­ция, уже дав­но пере­жив­шая рас­цвет; Малая Азия, Сирия, Еги­пет, где фор­мы соб­ст­вен­но­сти и экс­плуа­та­ции, гос­под­ст­во­вав­шие еще на древ­нем Восто­ке, соче­та­лись с раз­ви­ты­ми рабо­вла­дель­че­ски­ми отно­ше­ни­я­ми; Север­ная Афри­ка, Гал­лия, Испа­ния, разде­лен­ные на мно­же­ство обла­стей и пле­мен, часть кото­рых уже зна­ла раз­ви­тое раб­ство, тор­гов­лю, город­скую жизнь, часть же еще жила общин­но-родо­вым стро­ем или под­чи­ня­лась родо­вой ари­сто­кра­тии, зака­ба­ляв­шей обед­нев­ших сопле­мен­ни­ков.

Союз­ни­ком Рима в его заво­е­ва­ни­ях все­гда была мест­ная рабо­вла­дель­че­ская ари­сто­кра­тия. Осталь­ные слои про­вин­ци­аль­но­го насе­ле­ния жесто­ко стра­да­ли от вла­сти Рима. Нахлы­нув­шие из Ита­лии откуп­щи­ки нало­гов, ростов­щи­ки, тор­гов­цы выжи­ма­ли из про­вин­ци­а­лов все соки. Рим­ские намест­ни­ки со сво­им шта­том гра­би­ли их бес­кон­троль­но и без­на­ка­зан­но. Неда­ром, по сло­вам Цице­ро­на, все про­вин­ции нена­виде­ли самое имя рим­лян и гото­вы были вос­стать при пер­вом удоб­ном слу­чае. И они дей­ст­ви­тель­но вос­ста­ва­ли и истреб­ля­ли рим­ских граж­дан. Прав­да, вся­кий раз после более или менее дли­тель­ной вой­ны рим­ляне вос­ста­нав­ли­ва­ли свою власть и жесто­ко кара­ли вос­став­ших. Но чем более раз­рас­та­лась рим­ская дер­жа­ва, тем яснее ста­но­ви­лась нена­деж­ность рим­ских пози­ций в заво­е­ван­ных обла­стях. Укре­пить их рим­ляне мог­ли, лишь рас­ши­рив там свою соци­аль­ную базу. Такой базой мог стать креп­ну­щий класс мел­ких и сред­них про­вин­ци­аль­ных рабо­вла­дель­цев — куп­цов, соб­ст­вен­ни­ков име­ний и ремес­лен­ных пред­при­я­тий. Но при­влечь их мож­но было толь­ко пре­до­ста­вив им извест­ные пра­ва, открыв перед ними пер­спек­ти­ву урав­не­ния в пра­вах с победи­те­ля­ми, дав про­вин­ци­ям воз­мож­ность раз­ви­вать свою эко­но­ми­ку, огра­ни­чив их экс­плуа­та­цию. Уре­гу­ли­ро­ва­ние отно­ше­ний с.246 с про­вин­ци­я­ми было одной из насущ­ней­ших задач для Рима, став­ше­го миро­вой дер­жа­вой.

Не менее ост­ры были и дру­гие про­бле­мы. Огром­ный при­ток дра­го­цен­ных метал­лов, рабов, про­дук­тов ремес­ла и сель­ско­го хозяй­ства из поко­рен­ных стран сти­му­ли­ро­вал раз­ви­тие всех видов ита­лий­ско­го про­из­вод­ства и пред­при­ни­ма­тель­ства, уси­ли­вал обо­га­ще­ние одних и разо­ре­ние дру­гих. Обост­ри­лись соци­аль­ные и поли­ти­че­ские про­ти­во­ре­чия. Власть в Риме нахо­ди­лась в руках сена­тор­ско­го сосло­вия. Это были, в основ­ном, потом­ки древ­них знат­ных родов, обла­да­те­ли мно­го­чис­лен­ных земель, домов, рабов, патро­ны мно­гих кли­ен­тов — арен­да­то­ров, отпу­щен­ни­ков, вся­ких «малень­ких людей», кото­рым они ока­зы­ва­ли покро­ви­тель­ство и кото­рые долж­ны были за это состав­лять им сви­ту и под­дер­жи­вать их в народ­ном собра­нии. В борь­бе за вли­я­ние, власть и дохо­ды с про­вин­ций с сена­то­ра­ми сопер­ни­ча­ло вто­рое при­ви­ле­ги­ро­ван­ное сосло­вие Рима — всад­ни­ки, — вклю­чав­шее, в основ­ном, круп­ных дель­цов, откуп­щи­ков, а так­же и земель­ных соб­ст­вен­ни­ков, ино­гда не менее зна­чи­тель­ных, чем сена­то­ры. Эти два сосло­вия не жела­ли ни с кем делить­ся сво­и­ми при­ви­ле­ги­я­ми. На про­ни­кав­ших ино­гда в их среду «новых людей», выход­цев из дру­гих сосло­вий, смот­ре­ли косо, все попыт­ки огра­ни­чить в поль­зу неиму­щих граж­дан круп­ное земле­вла­де­ние, а в поль­зу про­вин­ци­а­лов — про­из­вол сена­то­ров-намест­ни­ков и всад­ни­ков-дель­цов встре­ча­ли их оже­сто­чен­ное сопро­тив­ле­ние.

Меж­ду тем все более выдви­га­лась новая соци­аль­ная сила: жите­ли ита­лий­ских горо­дов, коло­ний и муни­ци­пий и сред­ние слои рим­ско­го насе­ле­ния. Это были вла­дель­цы мел­ких и сред­них име­ний — вилл, хозяй­ства кото­рых в те вре­ме­на были наи­бо­лее пере­до­вы­ми по при­ме­няв­шим­ся в них оруди­ям, мето­дам обра­бот­ки зем­ли и орга­ни­за­ции раб­ско­го труда. Сенат­ское пра­ви­тель­ство все менее ока­зы­ва­лось спо­соб­ным обес­пе­чить этим рабо­вла­дель­цам покор­ность их рабов. Рабы бежа­ли, пере­хо­ди­ли на сто­ро­ну вра­гов Рима, устра­и­ва­ли заго­во­ры и мяте­жи, достиг­шие выс­шей силы в вели­ком вос­ста­нии Спар­та­ка. «Домаш­них» средств для подав­ле­ния сопро­тив­ле­ния рабов ста­но­ви­лось недо­ста­точ­но, а для общих мер сенат­ский государ­ст­вен­ный аппа­рат был слиш­ком слаб. Бога­тые сена­то­ры в меж­до­усоб­ной борь­бе за власть неред­ко сами воору­жа­ли сво­их рабов. Рядо­вые рабо­вла­дель­цы все более ока­зы­ва­лись в оппо­зи­ции к суще­ст­ву­ю­ще­му строю.

Рез­ко обост­ря­лись и про­ти­во­ре­чия меж­ду иму­щи­ми и сво­бод­ной бед­но­той. Бед­ность, тяже­лая задол­жен­ность, пре­зри­тель­ное отно­ше­ние «бла­го­род­ных» к «чер­ни» вызы­ва­ли почти непре­рыв­ные вол­не­ния рим­ско­го плеб­са. Народ тре­бо­вал демо­кра­ти­за­ции поли­ти­че­ско­го строя, сло­же­ния дол­гов, наде­ле­ния зем­лей неиму­щих граж­дан, но добить­ся улуч­ше­ния не уда­ва­лось. Един­ст­вен­ным выхо­дом из нуж­ды для бед­но­ты была воен­ная служ­ба. Поми­мо добы­чи и жало­ва­нья она дава­ла надеж­ду обза­ве­стись зем­лей: дослу­жив­ший­ся до закон­ной отстав­ки вете­ран полу­чал в надел земель­ный уча­сток. Наде­лить зем­лей вете­ра­нов дол­жен был тот пол­ко­во­дец, под коман­дой кото­ро­го они слу­жи­ли; и это обыч­но при­во­ди­ло его к кон­флик­ту с сена­том, не желав­шим выде­лять для отстав­ных сол­дат с.247 зем­лю. Тем самым инте­ре­сы ита­лий­ской бед­но­ты тес­но пере­пле­та­лись с инте­ре­са­ми вой­ска: поли­ти­че­ский дея­тель, про­грам­ма кото­ро­го устра­и­ва­ла рим­ский и ита­лий­ский плебс, поль­зо­вал­ся любо­вью сол­дат, гото­вых сра­жать­ся за его инте­ре­сы.

Так самые раз­лич­ные слои насе­ле­ния рим­ско­го мира объ­еди­ни­лись в борь­бе про­тив вла­сти сена­та. Они обес­пе­чи­ли победу Юлию Цеза­рю в вои­нах с пом­пе­ян­ца­ми; затем захва­тив­шим после смер­ти Цеза­ря власть три­ум­ви­рам Окта­виа­ну, Анто­нию и Лепиду — над рес­пуб­ли­кан­ца­ми; и, нако­нец, Окта­виа­ну — в его послед­ней войне с Анто­ни­ем.

В наи­боль­шем выиг­ры­ше от исхо­да граж­дан­ских воин ока­за­лись сред­ние земле­вла­дель­цы и рабо­вла­дель­цы Ита­лии. Три­ста тысяч сол­дат полу­чи­ли от три­ум­ви­ров и Авгу­ста земель­ные участ­ки с необ­хо­ди­мы­ми для их обра­бот­ки раба­ми и инвен­та­рем. Для пред­от­вра­ще­ния дви­же­ний рабов и устра­ше­ния непо­кор­ных были при­ня­ты меры. Мно­гих из рабов, бежав­ших во вре­мя граж­дан­ских войн, Август вер­нул гос­по­дам или каз­нил. Создан­ные им поли­цей­ские части долж­ны были охра­нять порядок в Риме и Ита­лии. По его ини­ци­а­ти­ве был издан закон, соглас­но кото­ро­му в слу­чае насиль­ст­вен­ной смер­ти гос­по­ди­на все рабы в его доме пре­да­ва­лись пыт­ке и каз­ни. Все это спо­соб­ст­во­ва­ло рас­цве­ту ита­лий­ско­го рабо­вла­дель­че­ско­го хозяй­ства и ита­лий­ских горо­дов. Город­ские маги­ст­ра­ты и чле­ны город­ских сове­тов, выби­рав­ши­е­ся из мест­ных зажи­точ­ных земле­вла­дель­цев, посте­пен­но обра­зо­вы­ва­ли осо­бое сосло­вие деку­ри­о­нов, зани­мав­шее третье место после сена­то­ров и всад­ни­ков. Наи­бо­лее бога­тых и вид­ных из деку­ри­о­нов Август зачис­лял в сосло­вие всад­ни­ков; его пре­ем­ни­ки откры­ли им и доро­гу в сенат.

Выгод­ным ока­за­лось уста­нов­ле­ние импе­рии и для про­вин­ци­аль­ных рабо­вла­дель­цев. Уже Цезарь, а за ним и три­ум­ви­ры широ­ко разда­ва­ли пра­ва граж­дан­ства и раз­лич­ные при­ви­ле­гии про­вин­ци­аль­ным горо­дам и отдель­ным лицам, помо­гав­шим им во вре­мя граж­дан­ских войн. Жест­кие зако­ны Цеза­ря кара­ли зло­употреб­ле­ния про­вин­ци­аль­ных намест­ни­ков. Во мно­гих про­вин­ци­ях, как и в Ита­лии, про­изо­шло неко­то­рое пере­рас­пре­де­ле­ние земель­ной соб­ст­вен­но­сти: боль­шие поме­стья, при­над­ле­жав­шие сто­рон­ни­кам рес­пуб­ли­кан­цев, были кон­фис­ко­ва­ны и рас­пре­де­ле­ны меж­ду коло­ни­ста­ми и арен­да­то­ра­ми. Все эти меры, так же как насту­пив­ший нако­нец отно­си­тель­ный мир, спо­соб­ст­во­ва­ли быст­ро­му раз­ви­тию в про­вин­ци­ях сель­ско­го хозяй­ства, ремес­ла, тор­гов­ли, стро­и­тель­ства, рас­про­стра­не­нию элли­ни­сти­че­ской и рим­ской куль­ту­ры. Осо­бен­но быст­ро рома­ни­зи­ро­ва­лись юго-восточ­ные обла­сти Испа­нии, южная и цен­траль­ная Гал­лия. С нача­ла I в. н. э. в сенат начи­на­ют при­ни­мать уро­жен­цев Испа­нии, со вре­ме­ни Клав­дия — гал­лов; несколь­ко поз­же в сена­те появ­ля­ют­ся и выход­цы из восточ­ных про­вин­ций.

Плеб­су же паде­ние рес­пуб­ли­ки не дало, по суще­ству, ниче­го. Уже Цезарь обма­нул его ожи­да­ния, лишь незна­чи­тель­но облег­чив поло­же­ние долж­ни­ков и рас­пу­стив боль­шин­ство кол­ле­гий (сою­зов, объ­еди­няв­ших лиц одной про­фес­сии, соседей и т. п.), играв­ших боль­шую роль в поли­ти­че­ской жиз­ни. При Тибе­рии в Риме пере­ста­ет созы­вать­ся народ­ное собра­ние; не игра­ли народ­ные собра­ния осо­бой роли и в горо­дах Ита­лии с.248 и про­вин­ций. Импе­ра­то­ры и деку­ри­о­ны горо­дов забо­ти­лись лишь о том, чтобы нуж­да не дово­ди­ла народ до мяте­жей. Мно­го­чис­лен­ные построй­ки дава­ли зара­боток ремес­лен­ни­кам и поден­щи­кам. Неиму­щим на сред­ства государ­ства разда­ва­лось зер­но, мас­ло. Рос­кош­ные зре­ли­ща и уго­ще­ния долж­ны были обес­пе­чить пре­дан­ность наро­да пра­ви­те­лям. Вме­сте с тем жизнь плеб­са была постав­ле­на под стро­гий кон­троль. Кол­ле­гии мож­но было созда­вать лишь по спе­ци­аль­но­му раз­ре­ше­нию и под над­зо­ром высо­ко­по­став­лен­ных лиц, кото­рых чле­ны кол­ле­гий «выби­ра­ли» сво­и­ми патро­на­ми. В трак­ти­рах, где обыч­но соби­ра­лась бед­но­та, было запре­ще­но про­да­вать варе­ную пищу, чтобы посе­ти­те­ли там дол­го не задер­жи­ва­лись. Аген­ты пра­ви­тель­ства доно­си­ли о под­слу­шан­ных раз­го­во­рах, выяв­ля­ли недо­воль­ных. Осо­бен­но тяже­ло было поло­же­ние кре­стьян, не поль­зо­вав­ших­ся даже теми пре­иму­ще­ства­ми, кото­рые имел город­ской плебс. В про­вин­ци­ях их оттес­ня­ли на худ­шие зем­ли, пере­ла­га­ли на них основ­ное бре­мя нало­гов и повин­но­стей. В Ита­лии мно­гие теря­ли свои участ­ки, ста­но­ви­лись арен­да­то­ра­ми и стра­да­ли от посто­ян­ной задол­жен­но­сти земле­вла­дель­цам и ростов­щи­кам.

Таким обра­зом, из соци­аль­ных групп, обес­пе­чив­ших победу ново­му режи­му, пло­ды ее пожа­ли ита­лий­ские и про­вин­ци­аль­ные мел­кие и сред­ние рабо­вла­дель­цы, став­шие истин­ным опло­том импе­рии. Одна­ко кру­ше­ние рес­пуб­ли­ки дале­ко не сра­зу сло­ми­ло оппо­зи­цию сенат­ской зна­ти, все еще доволь­но силь­ной сво­и­ми тра­ди­ци­я­ми, кор­по­ра­тив­ным духом, богат­ст­вом, кото­рое часть ста­рых сена­то­ров суме­ла сохра­нить, а часть новых полу­чи­ла от самих импе­ра­то­ров. Август, вели­кий мастер соци­аль­ной дема­го­гии и поли­ти­че­ских ком­про­мис­сов, еще умел най­ти доста­точ­но гиб­кие фор­мы вза­и­моот­но­ше­ний с сена­том, посто­ян­но под­чер­ки­вал свое ува­же­ние к нему, смот­рел сквозь паль­цы на роб­кие попыт­ки отдель­ных сена­то­ров заявить о сво­ей само­сто­я­тель­но­сти, не обост­рял отно­ше­ний репрес­си­я­ми про­тив недо­воль­ных и внеш­ни­ми зна­ка­ми сво­его пре­вос­ход­ства. При его пре­ем­ни­ках, импе­ра­то­рах дина­стии Юли­ев-Клав­ди­ев, поло­же­ние изме­ни­лось. Сно­ва нача­ло рас­ти в Ита­лии и про­вин­ци­ях круп­ное сена­тор­ское земле­вла­де­ние. Окреп­нув эко­но­ми­че­ски, сена­то­ры стре­ми­лись к более актив­но­му уча­стию в государ­ст­вен­ных делах. Под­ня­ла голо­ву оппо­зи­ция, вос­хва­ляв­шая вре­ме­на рес­пуб­ли­ки и пав­ших за нее Пом­пея, Като­на, Бру­та. Прав­да, даже самые заяд­лые пане­ги­ри­сты былых вре­мен и нра­вов не рас­счи­ты­ва­ли на вос­ста­нов­ле­ние рес­пуб­ли­ки. Несколь­ко сла­бых попы­ток в этом направ­ле­нии наткну­лись на реши­тель­ное сопро­тив­ле­ние вой­ска. Поэто­му, несмот­ря на рес­пуб­ли­кан­скую фра­зео­ло­гию, под­лин­ной целью сенат­ской оппо­зи­ции было воз­ве­сти на пре­стол тако­го пра­ви­те­ля, кото­рый пол­но­стью бы зави­сел от сена­та и сохра­нял за сена­том то же исклю­чи­тель­ное поло­же­ние, какое он имел при рес­пуб­ли­ке. Сена­то­ры вре­мен Юли­ев-Клав­ди­ев все­ми сила­ми пре­пят­ст­во­ва­ли рас­ши­ре­нию прав ита­ли­ков и про­вин­ци­а­лов, хотя отцы мно­гих из них сами вышли из ита­лий­ских горо­дов; они тре­бо­ва­ли несги­бае­мой суро­во­сти по отно­ше­нию ко всем низ­шим, будь то рабы, рим­ский плебс или про­вин­ци­а­лы. Недо­воль­ная знать дей­ст­во­ва­ла самы­ми раз­но­об­раз­ны­ми спо­со­ба­ми, начи­ная от ано­ним­ных пам­фле­тов про­тив импе­ра­то­ров и их при­двор­ных и кон­чая с.249 заго­во­ра­ми с целью убить импе­ра­то­ра и пере­дать власть сенат­ско­му став­лен­ни­ку или под­нять мятеж в вой­сках.

На оппо­зи­цию импе­ра­то­ры отве­ча­ли терро­ром. Уже Тибе­рий воз­об­но­вил древ­ний закон «об оскорб­ле­нии вели­че­ства рим­ско­го наро­да», неко­гда карав­ший государ­ст­вен­ную изме­ну, а теперь направ­лен­ный про­тив всех, кто сло­вом или делом оскорб­лял вели­чие импе­ра­то­ра. По это­му зако­ну при­ни­ма­ли доно­сы даже от отпу­щен­ни­ков и рабов обви­ня­е­мо­го, что шло враз­рез со все­ми тра­ди­ци­я­ми рабо­вла­дель­че­ско­го обще­ства и дер­жа­ло гос­под в веч­ном стра­хе. Донос­чи­ки полу­ча­ли щед­рую награ­ду из кон­фис­ко­ван­но­го иму­ще­ства лица, ули­чен­но­го или подо­зре­вае­мо­го в непо­чти­тель­ном отзы­ве о цеза­ре, в кол­дов­стве, заго­во­ре. Вме­сте с винов­ны­ми гиб­ло мно­же­ство невин­ных, и конеч­но не толь­ко из чис­ла зна­ти. Иму­ще­ство осуж­ден­ных посту­па­ло в каз­ну, посте­пен­но слив­шу­ю­ся с лич­ным иму­ще­ст­вом цеза­рей, став­ших круп­ней­ши­ми земле­вла­дель­ца­ми импе­рии, что уси­ли­ва­ло их пози­ции в борь­бе со зна­тью. Сенат был почти пол­но­стью отстра­нен от уча­стия в государ­ст­вен­ных делах. Всем ведал создан­ный импе­ра­то­ра­ми новый бюро­кра­ти­че­ский аппа­рат, в кото­ром боль­шую роль игра­ли импе­ра­тор­ские воль­ноот­пу­щен­ни­ки. Мно­гие из них были люди дель­ные и спо­соб­ные, но гор­дые «потом­ки Энея» не мог­ли сми­рить­ся с тем зна­че­ни­ем, какое при­об­ре­та­ли в государ­стве быв­шие рабы. Огром­ную власть полу­чи­ли и назна­чав­ши­е­ся обыч­но из «новых людей» началь­ни­ки пре­то­ри­ан­цев, лич­ной гвар­дии импе­ра­то­ров, создан­ной Авгу­стом и уси­лен­ной Тибе­ри­ем. Пре­то­ри­ан­цы были не толь­ко испол­ни­те­ля­ми воли цеза­рей, оруди­ем в их борь­бе с недо­воль­ны­ми, но часто сами воз­во­ди­ли импе­ра­то­ров на пре­стол или уби­ва­ли их. Все­силь­ный вре­мен­щик Тибе­рия, пре­фект пре­то­ри­ан­цев Сеян и сам пытал­ся стать импе­ра­то­ром: Тибе­рию лишь боль­шим напря­же­ни­ем сил уда­лось победить это­го про­тив­ни­ка, гораздо более опас­но­го, чем все сенат­ские став­лен­ни­ки.

Наи­боль­шей ост­ро­ты кон­фликт меж­ду кру­га­ми, под­дер­жи­вав­ши­ми поли­ти­ку цеза­рей, и сенат­ской зна­тью достиг при Нероне. Он усу­губ­лял­ся недо­воль­ст­вом про­вин­ци­а­лов. Народ стра­дал от бре­ме­ни нало­гов и все еще не изжи­тых зло­употреб­ле­ний намест­ни­ков; вер­хуш­ка доби­ва­лась более эффек­тив­но­го уча­стия в поли­ти­че­ской жиз­ни импе­рии наряду с рим­ля­на­ми и ита­ли­ка­ми. Отдель­ные вос­ста­ния в про­вин­ци­ях, руко­во­ди­мые потом­ка­ми мест­ной зна­ти, вспы­хи­ва­ли на про­тя­же­нии всей пер­вой поло­ви­ны I в. При Нероне они при­ня­ли угро­жаю­щий харак­тер. Вос­ста­ли Бри­та­ния и Иудея, затем от Неро­на отло­жи­лись Гал­лия и Испа­ния, где был избран импе­ра­то­ром Галь­ба; одно­вре­мен­но под­ня­ли вос­ста­ние несколь­ко галль­ских и гер­ман­ских пле­мен во гла­ве с Циви­ли­сом. Нача­лась граж­дан­ская вой­на, в кото­рой актив­ное уча­стие при­ня­ли погра­нич­ные вой­ска, недо­воль­ные при­ви­ле­ги­ро­ван­ным поло­же­ни­ем пре­то­ри­ан­цев. После низ­ло­же­ния Неро­на и быст­ро сме­нив­ших­ся Галь­бы, Ото­на и Вител­лия к вла­сти при­шел выдви­ну­тый наи­бо­лее силь­ной илли­рий­ской арми­ей Вес­па­си­ан.

Вес­па­си­ан и его сыно­вья (так назы­вае­мая дина­стия Фла­ви­ев) учли уро­ки кри­зи­са кон­ца 60-х годов. Со вре­ме­ни их прав­ле­ния про­вин­ци­аль­ные рабо­вла­дель­цы окон­ча­тель­но сли­ва­ют­ся с ита­лий­ски­ми в один с.250 моно­лит­ный гос­под­ст­ву­ю­щий класс. Вес­па­си­ан попол­нил сенат новы­ми людь­ми из ита­лий­ских муни­ци­пи­ев, а так­же из про­вин­ци­а­лов. К кон­цу прав­ле­ния Фла­ви­ев ста­рая знать состав­ля­ла в сена­те не более одной вось­мой части. Широ­ко разда­ва­ли Фла­вии и пра­ва граж­дан­ства. Так, при них все горо­да Испа­нии полу­чи­ли латин­ское пра­во, откры­вав­шее доступ к рим­ско­му граж­дан­ству. Полу­ча­ли рим­ское граж­дан­ство и про­вин­ци­а­лы, отслу­жив­шие срок во вспо­мо­га­тель­ных частях армии; кро­ме того, вете­ра­нам было даро­ва­но осво­бож­де­ние от пода­тей, бес­по­шлин­ная тор­гов­ля и дру­гие при­ви­ле­гии, а Доми­ци­ан на треть повы­сил сол­да­там жало­ва­нье. Теперь вете­ра­ны, ста­но­вясь при­ви­ле­ги­ро­ван­ны­ми земле­вла­дель­ца­ми в сво­их про­вин­ци­ях, неред­ко попа­дая в чис­ло деку­ри­о­нов, дела­ют­ся надеж­ны­ми и пре­дан­ны­ми про­вод­ни­ка­ми рим­ской поли­ти­ки, рим­ской куль­ту­ры и рим­ских форм жиз­ни сре­ди сопле­мен­ни­ков. При­ми­ре­ние про­вин­ци­аль­ных соб­ст­вен­ни­ков с Римом было, нако­нец, пол­но­стью достиг­ну­то. Како­ва была его база, ярко пока­зы­ва­ет речь пол­ко­во­д­ца Пети­лия Цере­а­ла, подав­ляв­ше­го вос­ста­ние Циви­ли­са, к пред­ста­ви­те­лям галль­ских пле­мен. «Вы сами, — гово­рил он, — часто коман­ду­е­те наши­ми леги­о­на­ми, вы сами управ­ля­е­те про­вин­ци­я­ми: нет ниче­го у нас от вас отдель­но­го… Ведь по изгна­нии рим­лян — от чего да сохра­нят нас боги! — что дру­гое про­изой­дет, как не вой­ны всех наро­дов меж­ду собой?.. Но самая боль­шая опас­ность настанет для вас, у кото­рых есть золо­то и богат­ство, глав­ная при­ман­ка вся­ких войн. Поэто­му люби­те и почи­тай­те мир и Рим, кото­рый при­над­ле­жит в силу одно­го и того же пра­ва побеж­ден­ным и победи­те­лям».

Зна­ме­ни­тый Плу­тарх, соста­вив­ший, меж­ду про­чим, руко­вод­ство для тех из сво­их сооте­че­ст­вен­ни­ков гре­ков, кото­рым при­дет­ся зани­мать маги­ст­рат­ские долж­но­сти в род­ных горо­дах, писал, что горо­да име­ют столь­ко сво­бо­ды, сколь­ко им дают импе­ра­то­ры, и что боль­ше­го им иметь и не нуж­но. Если бы выс­шая сила (т. е. Рим) не обузды­ва­ла и не нака­зы­ва­ла «дур­ных», горо­да бы погиб­ли от смут и мяте­жей. По его мне­нию, теперь, когда всюду воца­ри­лись мир и спо­кой­ст­вие, не сле­ду­ет раз­дра­жать рим­ское пра­ви­тель­ство свое­во­ли­ем и пре­тен­зи­я­ми на излиш­нюю само­сто­я­тель­ность, не сле­ду­ет вол­но­вать народ реча­ми о про­шлых вели­ких дея­ни­ях гре­ков: луч­ше напом­нить ему о гибель­ных послед­ст­ви­ях вос­ста­ний и меж­до­усо­биц.

Мысль о том, что спо­кой­ст­вие под силь­ной вла­стью луч­ше, чем сво­бо­да, вле­ку­щая «свое­во­лие чер­ни», ста­но­вит­ся общим местом у мно­гих тогдаш­них пред­ста­ви­те­лей про­вин­ци­аль­ной обще­ст­вен­ной мыс­ли. Для них речь идет уже не о выбо­ре меж­ду рес­пуб­ли­кой и монар­хи­ей — послед­няя без­ого­во­роч­но при­зна­ет­ся луч­шей фор­мой прав­ле­ния, — а о том, каким дол­жен быть хоро­ший монарх в отли­чие от пло­хо­го — тира­на. На тему об «истин­ной цар­ской вла­сти» и «тира­нии» мно­го писал извест­ный ора­тор и фило­соф Дион Хри­со­стом. По его сло­вам, насто­я­щий монарх, избран­ник само­го царя богов Зев­са, — это муд­рей­ший, луч­ший, спра­вед­ли­вей­ший из людей. Его глав­ная забота — бла­го под­дан­ных. Он не при­сва­и­ва­ет чужо­го иму­ще­ства — ведь и так ему по суще­ству при­над­ле­жит все, — не окру­жа­ет себя рос­ко­шью, прост и досту­пен. За это он с.251 поль­зу­ет­ся бла­го­го­вей­ной любо­вью наро­да и покро­ви­тель­ст­вом богов. Напро­тив, тиран забо­тит­ся толь­ко о себе, нена­сыт­но алчен, жесток; он окру­жа­ет себя стра­жей и все же живет в веч­ном стра­хе; боги от него отсту­па­ют­ся, под­дан­ные нена­видят.

По мере изме­не­ния соста­ва сена­та, а так­же под вли­я­ни­ем угро­жаю­щих собы­тий, вос­ста­ний и граж­дан­ских войн, озна­ме­но­вав­ших конец прав­ле­ния Неро­на, те же идеи рас­про­стра­ня­ют­ся и сре­ди сенат­ской зна­ти Рима. Рес­пуб­ли­кан­ские иде­а­лы мерк­нут, их заме­ня­ет иде­ал «хоро­ше­го» пра­ви­те­ля. Отча­сти ему соот­вет­ст­во­вал Вес­па­си­ан, но меж­ду ним и сена­том имел­ся один важ­ный пункт рас­хож­де­ния: Вес­па­си­ан хотел сде­лать сво­и­ми наслед­ни­ка­ми сыно­вей, сенат же опа­сал­ся, что наслед­ст­вен­ный монарх будет чув­ст­во­вать себя слиш­ком неза­ви­си­мым, и пред­по­чи­тал, чтобы пре­ем­ни­ком импе­ра­то­ра стал чело­век, усы­нов­лен­ный им с одоб­ре­ния сена­та и, сле­до­ва­тель­но, вынуж­ден­ный счи­тать­ся с сена­том. Кон­фликт обост­рил­ся в прав­ле­ние Доми­ци­а­на. Опять нача­лись заго­во­ры, про­цес­сы по обви­не­нию в оскорб­ле­нии вели­че­ства, при­вер­жен­но­сти к чуже­зем­ным и недоз­во­лен­ным рели­ги­ям, каз­ни. Опять под­ня­ли голо­вы донос­чи­ки и льсте­цы. В гла­зах недо­воль­ных Доми­ци­ан являл собой закон­чен­ный обра­зец тира­на, и неда­ром он с край­ним недо­ве­ри­ем отно­сил­ся к писав­шим на поли­ти­че­ские темы фило­со­фам, мно­гие из кото­рых были каз­не­ны, дру­гие, в том чис­ле и Дион Хри­со­стом, высла­ны.

Когда в 96 г. в резуль­та­те оче­ред­но­го заго­во­ра Доми­ци­ан был убит, с согла­сия сена­та импе­ра­то­ром был про­воз­гла­шен ста­рик Нер­ва из знат­ной семьи, выдви­нув­шей­ся при пер­вых цеза­рях. Нер­ва вер­нул сослан­ных и заклю­чен­ных, разда­вал вла­дель­цам и их наслед­ни­кам кон­фис­ко­ван­ное при Доми­ци­ане иму­ще­ство. Одна­ко вско­ре пер­вые вос­тор­ги улег­лись: ведь огром­ное боль­шин­ство сена­то­ров сами выдви­ну­лись в прав­ле­ние «тира­на» и, актив­но или пас­сив­но, участ­во­ва­ли в его делах. Начав­ше­е­ся дви­же­ние про­тив донос­чи­ков и пособ­ни­ков покой­но­го импе­ра­то­ра мог­ло погу­бить не одну репу­та­цию. К тому же в вой­сках, любив­ших Доми­ци­а­на, назре­ва­ло недо­воль­ство. Про­шлое, с мол­ча­ли­во­го согла­сия заин­те­ре­со­ван­ных сто­рон, было пре­да­но забве­нию, и выра­ботан устра­и­вав­ший всех ком­про­мисс. С одоб­ре­ния сена­та и к удо­воль­ст­вию армии, Нер­ва усы­но­вил извест­но­го вое­на­чаль­ни­ка, намест­ни­ка Верх­ней Гер­ма­нии Уль­пия Тра­я­на, кото­рый вско­ре после смер­ти Нер­вы и стал импе­ра­то­ром.

Пер­вый про­вин­ци­ал на троне цеза­рей, Тра­ян был родом из Испа­нии. Новый импе­ра­тор и его бли­жай­шие пре­ем­ни­ки: Адри­ан, Анто­нин Пий и Марк Авре­лий (так назы­вае­мая дина­стия Анто­ни­нов) почти пол­но­стью отве­ча­ли пред­став­ле­нию новой сенат­ской зна­ти об «иде­аль­ном пра­ви­те­ле». Пожи­ная пло­ды поли­ти­ки Юли­ев-Клав­ди­ев и Фла­ви­ев, направ­лен­ной на истреб­ле­ние кон­сер­ва­тив­ной рим­ской ари­сто­кра­тии, воз­вы­ше­ние про­вин­ци­аль­ных рабо­вла­дель­цев и укреп­ле­ние импе­ра­тор­ской вла­сти, они мог­ли теперь отка­зать­ся от репрес­сий и, по сло­вам Таци­та, «при­ми­рить еди­но­вла­стие со сво­бо­дой», дав воз­мож­ность хотя бы гос­под­ст­ву­ю­ще­му клас­су «думать, что хочешь, и гово­рить, что дума­ешь», — конеч­но, в извест­ных рам­ках. И Нер­ва и Тра­ян, при­ни­мая власть, покля­лись не с.252 каз­нить и вооб­ще не нака­зы­вать сена­то­ров без суда и согла­сия сена­та. Они, как в свое вре­мя Август, ни в коей мере не ума­ляя сво­ей вла­сти, ока­зы­ва­ли сена­ту ува­же­ние, не пыта­лись огра­ни­чи­вать рост част­но­го земле­вла­де­ния, вся­че­ски под­чер­ки­ва­ли свою скром­ность и доступ­ность. Доно­сы от рабов более не при­ни­ма­лись, обви­не­ния в оскорб­ле­нии вели­че­ства пре­кра­ти­лись. Пер­вые Анто­ни­ны посто­ян­но под­чер­ки­ва­ли, что с «тира­ни­ей» навсе­гда покон­че­но, и вся­че­ски про­ти­во­по­став­ля­ли себя цеза­рям из дина­стий Юли­ев-Клав­ди­ев и Фла­ви­ев, чтя лишь память Авгу­ста и, частич­но, Вес­па­си­а­на и Тита. Как «хоро­шие цари», они даже при­зна­ва­ли, конеч­но тео­ре­ти­че­ски, пра­во под­дан­ных вос­стать про­тив тира­на. Все­об­щее уми­ле­ние вызва­ли сло­ва Тра­я­на, про­из­не­сен­ные при вру­че­нии ново­му пре­фек­ту пре­то­ри­ан­цев зна­ка его вла­сти — меча: «бери этот меч, чтобы поль­зо­вать­ся им для моей защи­ты, если я буду пра­вить хоро­шо, и чтобы вос­поль­зо­вать­ся им про­тив меня, если я буду пра­вить пло­хо». В текст обыч­ных еже­год­ных моле­ний о веч­но­сти импе­рии и бла­ге импе­ра­то­ра была вклю­че­на новая фор­му­ла: «если он будет пра­вить хоро­шо и в общих инте­ре­сах».

Попу­ляр­но­сти Тра­я­на мно­го спо­соб­ст­во­ва­ли его воен­ные успе­хи. Победы над дакий­ца­ми, победо­нос­ная кам­па­ния про­тив извеч­ных сопер­ни­ков импе­рии пар­фян как бы воз­рож­да­ли уже начав­шую было мерк­нуть сла­ву «непо­беди­мо­го» рим­ско­го ору­жия. Одна­ко уча­стив­ши­е­ся к кон­цу прав­ле­ния Тра­я­на вос­ста­ния на всем Восто­ке заста­ви­ли его пре­ем­ни­ка Адри­а­на отка­зать­ся от всех терри­то­рий, захва­чен­ных у пар­фян, и реши­тель­но перей­ти от насту­па­тель­ной поли­ти­ки к обо­ро­ни­тель­ной. Но бога­тая Дакия, сра­зу навод­нен­ная пред­при­им­чи­вы­ми дель­ца­ми со всей импе­рии, оста­лась в систе­ме рим­ско­го государ­ства. И Тра­ян и Адри­ан про­яв­ля­ли боль­шую заботу о бла­го­со­сто­я­нии про­вин­ций и про­вин­ци­аль­ных горо­дов. Прав­да, их авто­но­мия все более огра­ни­чи­ва­лась: извест­ный писа­тель, сена­тор Пли­ний Млад­ший, назна­чен­ный Тра­я­ном намест­ни­ком Вифи­нии, дол­жен был запра­ши­вать, мож­но ли жите­лям горо­да Пру­сы выстро­ить новую баню, доз­во­лит ли импе­ра­тор орга­ни­зо­вать новую пожар­ную коман­ду и сколь­ко гостей име­ют пра­во при­гла­шать мест­ные деку­ри­о­ны на свои семей­ные тор­же­ства. Но эта мелоч­ная опе­ка не вызы­ва­ла раз­дра­же­ния город­ской вер­хуш­ки. Поте­ря даже види­мой само­сто­я­тель­но­сти в ее гла­зах вполне иску­па­лась подав­ле­ни­ем народ­ных дви­же­ний, щед­ры­ми пожерт­во­ва­ни­я­ми на город­ские построй­ки, боль­шим сло­же­ни­ем недо­и­мок при Адри­ане и досту­пом к всад­ни­че­ской и сенат­ской карье­ре, откры­той теперь перед самы­ми бога­ты­ми и знат­ны­ми про­вин­ци­а­ла­ми Восто­ка и Запа­да.

Осо­бым покро­ви­тель­ст­вом цеза­рей ста­ла поль­зо­вать­ся тес­но свя­зан­ная с гос­под­ст­ву­ю­щим клас­сом интел­ли­ген­ция. Адри­ан, чело­век бле­стя­ще и раз­но­сто­ронне обра­зо­ван­ный, про­яв­лял боль­шое вни­ма­ние к куль­тур­ной жиз­ни Афин, лич­но вхо­дил в инте­ре­сы афин­ских фило­соф­ских школ. Недав­но гони­мые фило­со­фы, поэты, уче­ные при­гла­ша­лись теперь ко дво­ру как, дру­зья и собе­сед­ни­ки. Пре­по­да­ва­те­ли рито­ри­ки и фило­со­фии полу­ча­ли жало­ва­нье и раз­лич­ные при­ви­ле­гии от пра­ви­тель­ства.

Все недо­воль­ные тира­ни­че­ским режи­мом Доми­ци­а­на мог­ли теперь с.253 вво­лю изли­вать свое него­до­ва­ние, уве­рен­ные, что их тво­ре­ния встре­тят самый бла­го­склон­ный при­ем. Пли­ний Млад­ший в кон­суль­ской речи про­ти­во­по­став­лял вре­ме­на Доми­ци­а­на счаст­ли­во­му веку Тра­я­на, нис­по­слан­но­го Юпи­те­ром рим­ля­нам. Юве­нал в сво­их испол­нен­ных яда и жел­чи сати­рах рисо­вал мрач­ные кар­ти­ны вырож­де­ния рим­лян минув­ше­го века: народ, жаж­ду­щий лишь хле­ба и зре­лищ; поэтов и уче­ных, пре­смы­каю­щих­ся перед бога­ты­ми невеж­да­ми; жен­щин, раз­врат­ных и жесто­ких; выско­чек, про­бив­ших­ся бес­чест­ны­ми путя­ми; сенат, без­ро­пот­но уни­жае­мый сума­сброд­ны­ми дес­пота­ми. С огром­ной силой заклей­мил ужа­сы минув­ших вре­мен Тацит. Его него­до­ва­ние в рав­ной мере вызы­ва­ют и полу­безум­ные, опья­нен­ные вла­стью, золо­том и кро­вью цеза­ри, и рабо­леп­ные сена­то­ры, потом­ки вели­ких пред­ков, неко­гда слав­ных сво­ей суро­вой доб­ро­де­те­лью. «О люди, создан­ные для раб­ства!» — вос­кли­ца­ет Тибе­рий, выхо­дя из сена­та.

Сре­ди дру­гих высту­пил со сво­им трудом и Све­то­ний. Сын леги­он­но­го три­бу­на из сосло­вия всад­ни­ков, с ран­них лет посвя­тив­ший себя нау­ке и писа­тель­ской дея­тель­но­сти, друг Пли­ния Млад­ше­го и одно­го из вид­ней­ших пре­то­ри­ан­ских пре­фек­тов Сеп­ти­ция Кла­ра, слу­жив­ший одно вре­мя при Адри­ане совет­ни­ком по пере­пис­ке, Све­то­ний цели­ком разде­лял гос­под­ст­во­вав­шие при пер­вых Анто­ни­нах взгляды. Хоро­шо зна­ко­мый с труда­ми сво­их пред­ше­ст­вен­ни­ков и с мате­ри­а­ла­ми государ­ст­вен­ных архи­вов, он, не обла­дая гени­ем Таци­та, поста­вил себе целью собрать то хоро­шее и пло­хое, что мож­но было, с его точ­ки зре­ния, ска­зать о цеза­рях из родов Юли­ев-Клав­ди­ев и Фла­ви­ев. Как чело­век сво­его вре­ме­ни и сво­его кру­га, он был уве­рен, что судь­бы импе­рии цели­ком зави­сят от доб­рой или злой воли госуда­рей и что все подроб­но­сти их био­гра­фии и харак­те­ра пред­став­ля­ют самый животре­пе­щу­щий инте­рес.

В общей оцен­ке сво­их геро­ев Све­то­ний не ори­ги­на­лен. К его вре­ме­ни уже сло­жи­лись их тра­ди­ци­он­ные обра­зы, кото­рые, несмот­ря на рас­то­чав­шу­ю­ся этим импе­ра­то­рам при жиз­ни непо­мер­ную лесть, ско­рее напо­ми­на­ли кари­ка­ту­ры, чем порт­ре­ты. Дело в том, что боль­шин­ство импе­ра­то­ров при­хо­ди­ли к вла­сти в резуль­та­те насиль­ст­вен­ной смер­ти пред­ше­ст­вен­ни­ка. Стре­мясь упро­чить свое, в нача­ле несколь­ко шат­кое, поло­же­ние, они в пер­вые меся­цы или даже годы прав­ле­ния заиг­ры­ва­ли с сена­том, уда­ля­ли наи­бо­лее нена­вист­ных при­бли­жен­ных пред­ше­ст­ву­ю­ще­го прин­цеп­са, офи­ци­аль­но, как Кали­гу­ла, или офи­ци­оз­но, как Нерон, осуж­да­ли его жесто­ко­сти и зло­употреб­ле­ния и кля­лись, что будут пра­вить совер­шен­но по-дру­го­му. Сво­их при­бли­жен­ных и совет­ни­ков они обыч­но выби­ра­ли из чис­ла лиц, преж­де тер­пев­ших гоне­ния, и те, давая выход нако­пив­ше­му­ся за про­шлые годы озлоб­ле­нию, а так­же желая уго­дить пра­вя­ще­му импе­ра­то­ру, вся­че­ски чер­ни­ли устра­нен­но­го «дес­пота». Все сплет­ни и слу­хи о постыд­ных и кро­ва­вых тай­нах двор­ца, еще недав­но сооб­щав­ши­е­ся шепотом лишь самым надеж­ным и близ­ким дру­зьям, ста­но­ви­лись досто­я­ни­ем глас­но­сти, сма­ко­ва­лись, зано­си­лись в сочи­не­ния по исто­рии, мему­а­ры, сати­ры. Так созда­ва­лись гро­теск­ные обра­зы, вошед­шие и в рим­скую и в новую исто­рио­гра­фию ран­ней импе­рии. И лишь кро­пот­ли­вая кри­ти­ка источ­ни­ков поз­во­ли­ла исто­ри­кам наше­го вре­ме­ни отвлечь­ся от лич­ных с.254 свойств Тибе­рия, Кали­гу­лы и Неро­на и про­следить ход исто­рии, нисколь­ко не зави­сев­ший от их воли.

Све­то­ний, одна­ко, желал не толь­ко обли­чить поро­ки пер­вых цеза­рей, но и отме­тить их поло­жи­тель­ные, с точ­ки зре­ния сво­их совре­мен­ни­ков, чер­ты, кос­вен­но польстить Тра­я­ну и Адри­а­ну и как бы про­ил­лю­ст­ри­ро­вать на кон­крет­ных при­ме­рах тео­рию глу­бо­ко­го раз­ли­чия меж­ду «хоро­шим пра­ви­те­лем» и «тира­ном». Так, под вли­я­ни­ем реши­тель­но­го пово­рота от насту­па­тель­ной поли­ти­ки к обо­ро­ни­тель­ной, озна­ме­но­вав­ше­го нача­ло прав­ле­ния Адри­а­на, Све­то­ний не толь­ко уде­ля­ет очень мало вни­ма­ния вой­нам, пре­иму­ще­ст­вен­но зани­мав­шим вни­ма­ние пред­ше­ст­ву­ю­щих антич­ных исто­ри­ков, но и осуж­да­ет пра­ви­те­лей, кото­рые начи­на­ли вое­вать без край­ней необ­хо­ди­мо­сти, одоб­ряя, напро­тив, тех из них, кто про­яв­лял муд­рое миро­лю­бие и не стре­мил­ся к новым заво­е­ва­ни­ям (Юл., 24; Авг., 21; 48; Тиб., 37; Нер., 13). Неко­то­рое исклю­че­ние в этом смыс­ле сде­ла­но лишь для войн с дакий­ца­ми, види­мо, с целью под­черк­нуть зна­че­ние побед Тра­я­на (Юл., 44; Авг., 21; Дом., 6). Вме­сте с тем в соот­вет­ст­вии с вни­ма­ни­ем, уде­ляв­шим­ся Тра­я­ном и осо­бен­но Адри­а­ном состо­я­нию армии, Све­то­ний хва­лит тех цеза­рей, кото­рые под­дер­жи­ва­ли в вой­ске желез­ную дис­ци­пли­ну, стро­го кара­ли про­ви­нив­ших­ся и выдви­га­ли отли­чив­ших­ся сол­дат (Юл., 67; Авг., 24—25; Тиб., 19; Весп., 8). Без­услов­ной заслу­гой прин­цеп­сов Све­то­ний — и в этом одно из отли­чий идео­ло­гии сенат­ской зна­ти его вре­ме­ни от ари­сто­кра­тии I в. — счи­та­ет заботу о бла­го­со­сто­я­нии про­вин­ций: жест­кий кон­троль над намест­ни­ка­ми, помощь про­вин­ци­аль­ным горо­дам, сло­же­ние недо­и­мок, щед­рую разда­чу рим­ско­го граж­дан­ства, вклю­че­ние наи­бо­лее достой­ных про­вин­ци­а­лов в всад­ни­че­ское и сена­тор­ское сосло­вие. Напро­тив, излиш­нее отяг­че­ние про­вин­ций пода­тя­ми и чини­мые им неспра­вед­ли­во­сти Све­то­ний реши­тель­но осуж­да­ет (Юл., 54; Авг., 46—47; Тиб., 32, 49; Весп., 17; Дом., 9).

Весь­ма важ­ную роль в его харак­те­ри­сти­ке прин­цеп­сов игра­ет их отно­ше­ние к сена­ту. Похва­лы заслу­жи­ва­ют те импе­ра­то­ры, кото­рые ока­зы­ва­ли сена­то­рам ува­же­ние, отно­си­лись к ним как к рав­ным, запро­сто посе­ща­ли и при­ни­ма­ли их, выно­си­ли на обсуж­де­ние сена­та неко­то­рые дела, помо­га­ли из сво­их средств обед­нев­шим не по сво­ей вине сена­то­рам, не при­бе­га­ли к мас­со­вым каз­ням и кон­фис­ка­ци­ям, не при­ни­ма­ли доно­сов от рабов и вооб­ще не поощ­ря­ли донос­чи­ков. И наобо­рот, те импе­ра­то­ры, кото­рые пре­сле­до­ва­ли сенат, истреб­ля­ли сена­то­ров, тре­бо­ва­ли неуме­рен­ных поче­стей, явля­ют­ся тира­на­ми, нена­вист­ны­ми всем порядоч­ным людям. Осо­бое место здесь зани­ма­ет у Све­то­ния животре­пе­щу­щий вопрос о кон­фис­ка­ци­ях и дру­гих мето­дах уве­ли­че­ния импе­ра­тор­ско­го иму­ще­ства за счет част­но­го. Дур­ные прин­цеп­сы пре­сле­ду­ют бога­тых людей, чтобы иметь пред­лог при­сво­ить их досто­я­ние; тре­бу­ют, чтобы все мало-маль­ски состо­я­тель­ные лица заве­ща­ли им часть име­ний, обез­до­ли­вая закон­ных наслед­ни­ков; отби­ра­ют у горо­дов и пред­при­ни­ма­те­лей раз­лич­ные при­ви­ле­гии и моно­по­лии. Хоро­шие пра­ви­те­ли, наобо­рот, не толь­ко не зарят­ся на чужое доб­ро, но щед­ро помо­га­ют нуж­даю­щим­ся и заботят­ся о бла­го­со­сто­я­нии под­дан­ных. Так, напри­мер, в заслу­гу Доми­ци­а­ну Све­то­ний ста­вит его указ о пере­да­че в част­ную соб­ст­вен­ность участ­ков зем­ли, с.255 остав­ших­ся без хозя­ев при выведе­нии коло­ний. Хва­лит он и тех импе­ра­то­ров, кото­рые при вступ­ле­нии на пре­стол общим актом утвер­жда­ли все пожа­ло­ва­ния, про­из­веден­ные их пред­ше­ст­вен­ни­ка­ми (Авг., 66; Тиб., 49; Кал., 38—42; Нер., 32; Тит, 8; Дом., 9).

В духе пер­вых Анто­ни­нов рас­це­ни­вал Све­то­ний и поли­ти­ку импе­ра­то­ров по отно­ше­нию к про­сто­му наро­ду, отпу­щен­ни­кам и рабам. И Нер­ва, и Тра­ян, и Адри­ан здесь при­дер­жи­ва­лись одних взглядов: не давая наро­ду ника­ких поли­ти­че­ских прав, они ста­ра­лись пред­от­вра­тить воз­мож­ные мяте­жи раз­лич­ны­ми эко­но­ми­че­ски­ми меро­при­я­ти­я­ми. Круп­ные сред­ства были выде­ле­ны для наде­ле­ния бед­ня­ков-ита­ли­ков зем­лей и для помо­щи их мало­лет­ним детям. С той же целью такие же (так назы­вае­мые али­мен­тар­ные) фон­ды учреж­да­лись част­ны­ми бога­ты­ми соб­ст­вен­ни­ка­ми в про­вин­ци­аль­ных горо­дах. Боль­шие сред­ства рас­хо­до­ва­лись на построй­ки и зре­ли­ща. Так, напри­мер, празд­не­ства по слу­чаю окон­ча­тель­ной победы над дакий­ца­ми про­дол­жа­лись 121 день. Вме­сте с тем импе­ра­то­ры вся­че­ски под­чер­ки­ва­ли свою скром­ность и доступ­ность любо­му про­сто­му граж­да­ни­ну. Адри­ан про­гу­ли­вал­ся пеш­ком по ули­цам Рима, запро­сто бесе­дуя со встреч­ны­ми. Рас­ска­зы­ва­ли, буд­то раз, желая изба­вить­ся от какой-то назой­ли­вой ста­ру­хи, при­став­шей к нему с прось­бой, Адри­ан ска­зал, что у него нет сей­час для нее вре­ме­ни и пошел сво­ей доро­гой. «Если у тебя нет вре­ме­ни, не будь импе­ра­то­ром!» — закри­ча­ла ему вдо­гон­ку ста­ру­ха. Адри­ан усты­дил­ся, вер­нул­ся и разо­брал ее дело. Поэто­му у Све­то­ния под­чер­ки­ва­ет­ся про­стота и доступ­ность достой­ных прин­цеп­сов, и он неиз­мен­но отме­ча­ет построй­ки, разда­чи и зре­ли­ща, осу­ществляв­ши­е­ся как хоро­ши­ми, так и пло­хи­ми импе­ра­то­ра­ми. Послед­ние отли­ча­лись от пер­вых в этом смыс­ле тем, что убла­жа­ли народ не на свои, а на награб­лен­ные сред­ства и льви­ную долю тра­ти­ли на при­хо­ти, рос­кошь и раз­врат. Вме­сте с тем Све­то­ний одоб­ря­ет меры, при­ни­мав­ши­е­ся не толь­ко для подав­ле­ния мяте­жей, но и репрес­сии про­тив про­по­вед­ни­ков непри­знан­ных государ­ст­вом рели­ги­оз­ных уче­ний, вол­но­вав­ших народ. Он ста­вит в заслу­гу Клав­дию изгна­ние из Рима вос­став­ших «по нау­ще­нию неко­е­го Хре­ста» иуде­ев; а Неро­ну казнь хри­сти­ан, «при­вер­жен­цев ново­го и зло­вред­но­го суе­ве­рия» (Клав., 25; Нер., 16).

Импе­ра­тор­ские отпу­щен­ни­ки, вызы­вав­шие столь­ко него­до­ва­ния у зна­ти, про­дол­жа­ли играть боль­шую роль, но теперь несколь­ко замас­ки­ро­ван­ную. На неко­то­рые глав­ные долж­но­сти бюро­кра­ти­че­ско­го аппа­ра­та Адри­ан стал назна­чать всад­ни­ков. Пли­ний в сво­ем пане­ги­ри­ке спе­ци­аль­но отме­чал, что Тра­ян дер­жит сво­их воль­ноот­пу­щен­ни­ков в чести, но не ста­вит их в исклю­чи­тель­ное поло­же­ние, а пото­му и все граж­дане гото­вы от чисто­го серд­ца возда­вать долж­ное их заслу­гам. Ходил анек­дот о поступ­ке Адри­а­на с одним из его при­бли­жен­ных рабов: увидев, как он про­гу­ли­ва­ет­ся в обще­стве двух сена­то­ров, импе­ра­тор при­ка­зал дать ему поще­чи­ну и пере­дать, чтобы он впредь не смел вести себя как рав­ный с людь­ми, рабом кото­рых он еще может стать. Анто­ни­ны раз навсе­гда отка­за­лись при­ни­мать доно­сы от рабов, пре­кра­тив, таким обра­зом, по сло­вам Пли­ния, «раб­скую вой­ну», осво­бо­див гос­под от стра­ха перед «домаш­ни­ми обви­ни­те­ля­ми» и при­нудив рабов к «почти­тель­но­сти и с.256 пови­но­ве­нию». При Тра­яне был и зна­чи­тель­но уси­лен закон, карав­ший рабов в слу­чае убий­ства гос­по­ди­на. Вме­сте с тем в свя­зи с обост­ре­ни­ем про­ти­во­ре­чий меж­ду раба­ми и рабо­вла­дель­ца­ми, опа­са­ясь воз­мож­ных вос­ста­ний, Адри­ан, а затем его пре­ем­ни­ки пред­при­ня­ли ряд мер, направ­лен­ных на извест­ное огра­ни­че­ние про­из­во­ла гос­под: запре­ще­но было уби­вать рабов без суда, дер­жать их пожиз­нен­но в око­вах, зато­чать в раб­ские тюрь­мы-эрга­сту­лы; Адри­ан даже сослал на пять лет знат­ную мат­ро­ну за слиш­ком жесто­кое обра­ще­ние с рабы­ня­ми. Соот­вет­ст­вен­ные откли­ки мы нахо­дим и у Све­то­ния. Он рез­ко осуж­да­ет цеза­рей, давав­ших чрез­мер­ную власть сво­им отпу­щен­ни­кам, при­ни­мав­ших отпу­щен­ни­ков в чис­ло сена­то­ров и осо­бен­но поощ­ряв­ших рабов к доно­сам на гос­под. Но он с похва­лой отзы­ва­ет­ся о мило­сти­вом отно­ше­нии Авгу­ста к отпу­щен­ни­кам и рабам (Авг., 67) и ста­вит в заслу­гу Клав­дию издан­ный им закон, соглас­но кото­ро­му боль­ные рабы, поки­ну­тые гос­по­да­ми, в слу­чае выздо­ров­ле­ния ста­но­ви­лись сво­бод­ны­ми (Клав., 25).

Све­то­ний нигде пря­мо не каса­ет­ся вопро­са о пре­сто­ло­на­следии, но, рисуя безум­ства и звер­ства Кали­гу­лы, Неро­на, Доми­ци­а­на, он явно при­мы­ка­ет к гос­под­ст­ву­ю­щей и сфор­му­ли­ро­ван­ной, меж­ду про­чим, Пли­ни­ем мыс­ли о пагуб­но­сти поли­ти­ки тех импе­ра­то­ров, кото­рые вме­сто того, чтобы выбрать наслед­ни­ка из чис­ла луч­ших людей импе­рии, иска­ли его сре­ди чле­нов сво­ей семьи, как буд­то им пред­сто­я­ло заве­щать власть над лич­но им при­над­ле­жа­щи­ми зем­ля­ми и раба­ми, а не над сена­том, наро­дом, вой­ском и про­вин­ци­я­ми. В соот­вет­ст­вии с совре­мен­ной ему кон­цеп­ци­ей при­ро­ды импе­ра­тор­ской вла­сти Све­то­ний, отри­цая за прин­цеп­сом пра­во име­но­вать себя «богом» и «гос­по­ди­ном», как это поз­во­ля­ли себе делать Кали­гу­ла и Доми­ци­ан, тем не менее при­зна­ет ее боже­ст­вен­ное про­ис­хож­де­ние. Рож­де­ние и смерть импе­ра­то­ров зна­ме­ну­ют все­воз­мож­ные чудес­ные явле­ния. Импе­ра­тор, избран­ник богов, и сам при­об­щен к их сверхъ­есте­ствен­ной силе, неза­ви­си­мо от того, про­изо­шел ли он из знат­ной или из про­стой семьи. Август еще в дет­стве заста­вил оне­меть надо­едав­ших ему лягу­шек. Людей, вхо­дя­щих в дом, где он родил­ся, охва­ты­ва­ет свя­щен­ный ужас. Вес­па­си­ан, толь­ко что про­воз­гла­шен­ный импе­ра­то­ром, исце­лил сле­по­го и хро­мо­го. Обык­но­вен­ные смерт­ные, есте­ствен­но, долж­ны почи­тать послан­но­го бога­ми вла­сти­те­ля. Но если он забы­ва­ет свой долг и зло­употреб­ля­ет дан­ным ему могу­ще­ст­вом, под­дан­ные име­ют пра­во его убить. Поэто­му Све­то­ний оправ­ды­ва­ет убий­ство не толь­ко таких тира­нов, как Кали­гу­ла, Нерон, Доми­ци­ан, но и тако­го выдаю­ще­го­ся, имев­ше­го мно­го бес­спор­ных заслуг дея­те­ля, как Юлий Цезарь. Чрез­мер­ные поче­сти, кото­рых он тре­бо­вал, его пре­зре­ние к сена­ту, обы­ча­ям и зако­нам, пишет Све­то­ний, пока­зы­ва­ют, что он был убит по спра­вед­ли­во­сти (Юл., 76).

Харак­тер­ное для вре­ме­ни Адри­а­на офи­ци­аль­ное покро­ви­тель­ство интел­ли­ген­ции, забота о нау­ках и искус­ствах так­же нашли отра­же­ние в све­то­ни­ев­ских био­гра­фи­ях пер­вых импе­ра­то­ров. Он отме­ча­ет, что Юлий Цезарь был выдаю­щим­ся ора­то­ром и писа­те­лем (Юл., 55), что Август покро­ви­тель­ст­во­вал поэтам, хоро­шо знал лите­ра­ту­ру и нико­го не пока­рал за сво­бод­ную речь (Авг., 54; 89). В чис­ле досто­инств с.257 Клав­дия Све­то­ний назы­ва­ет его эруди­цию и инте­рес к исто­рии (Клав., 25). Он хва­лит даже столь осме­ян­ные сена­том поэ­ти­че­ские наклон­но­сти Неро­на и его пуб­лич­ные выступ­ле­ния с декла­ма­ци­ей соб­ст­вен­ных сти­хов. Осуж­да­ет он лишь непо­до­баю­щее импе­ра­то­ру чрез­мер­ное увле­че­ние теат­ром и бега­ми и уча­стие в сце­ни­че­ских пред­став­ле­ни­ях (Нер., 10; 20—22). Вес­па­си­ан, вооб­ще поль­зу­ю­щий­ся боль­шой сим­па­ти­ей Све­то­ния, снис­хо­ди­тель­но отно­сил­ся к «дерз­ким» выступ­ле­ни­ям фило­со­фов и каз­нил Гель­видия При­с­ка лишь после того, как он пере­шел все гра­ни­цы. Не будучи сам тон­ким зна­то­ком искус­ства и лите­ра­ту­ры, он под­дер­жи­вал талант­ли­вых людей и ввел опла­ту пре­по­да­ва­те­лям рито­ри­ки (Весп., 13; 15; 18). Напро­тив, Доми­ци­ан, став к кон­цу сво­его прав­ле­ния жесто­ким и кро­во­жад­ным дес­потом, изгнал из Рима фило­со­фов (Дом., 10).

На собы­тия сво­его вре­ме­ни Све­то­ний откли­ка­ет­ся даже в неко­то­рых сооб­щае­мых им мел­ких подроб­но­стях. Так, напри­мер, по ини­ци­а­ти­ве Адри­а­на юри­сты, собрав слу­жив­шие одним из источ­ни­ков пра­ва эдик­ты рим­ских маги­ст­ра­тов, соста­ви­ли на их осно­ве утвер­жден­ный импе­ра­то­ром так назы­вае­мый «веч­ный эдикт». Ана­ло­гич­ное наме­ре­ние коди­фи­ци­ро­вать пра­во, вклю­чив в несколь­ко книг дей­ст­ву­ю­щие зако­ны и отме­нив уста­рев­шие, Све­то­ний при­пи­сы­ва­ет и Юлию Цеза­рю (Юл., 44).

Све­то­ний не был глу­бо­ким и само­сто­я­тель­ным поли­ти­че­ским мыс­ли­те­лем. Но его био­гра­фии, поми­мо содер­жа­щих­ся в них фак­тов, пред­став­ля­ют инте­рес и как доку­мент эпо­хи, когда фор­ми­ро­ва­лась тео­рия «про­све­щен­ной монар­хии». В сво­ей сово­куп­но­сти они дают доста­точ­но ясную и пол­ную про­грам­му, кото­рой дол­жен был сле­до­вать пра­ви­тель, желав­ший заслу­жить одоб­ре­ние гос­под­ст­ву­ю­ще­го клас­са. Кое-какие ее чер­ты были порож­де­ны спе­ци­фи­че­ски­ми тогдаш­ни­ми усло­ви­я­ми. Дру­гие каза­лись акту­аль­ны­ми и в иные эпо­хи. Отсюда инте­рес к жиз­не­опи­са­ни­ям две­на­дца­ти цеза­рей и в сред­ние века, и в новое вре­мя, бла­го­да­ря чему лишь это одно из мно­го­чис­лен­ных сочи­не­ний Све­то­ния дошло до нас почти пол­но­стью. Как свое­об­раз­ный памят­ник рим­ской куль­ту­ры, ока­зав­шей столь зна­чи­тель­ное вли­я­ние на куль­ту­ру евро­пей­скую, труд Све­то­ния инте­ре­сен и для совре­мен­но­го чита­те­ля.