Миссия Агриппы на Востоке в 23 г. до н. э.

с.145 Из всех без­осно­ва­тель­ных слу­хов, рас­пус­кав­ших­ся о зна­ме­ни­тых людях Рима и тща­тель­но запи­сан­ных исто­ри­ка­ми антич­но­сти, ни одно­му, веро­ят­но, не вери­ли в новое вре­мя так широ­ко и без коле­ба­ний, как слу­ху, вызван­но­му отъ­ездом Мар­ка Агрип­пы на Восток в 23 г. до н. э. Агрип­па, кото­ро­му тогда шел соро­ко­вой год¹, более два­дца­ти лет был близ­ким дру­гом и сорат­ни­ком Авгу­ста. Он сра­жал­ся за него при Перу­зии², при Нав­ло­хе³ и при Акции⁴. Он пода­вил вос­ста­ние гал­лов⁵ и дал­ма­тов⁶. Он был кол­ле­гой Авгу­ста по кон­суль­ству⁷, вме­сте с ним обла­дал цен­зор­ской вла­стью⁸, в отсут­ст­вие Авгу­ста выдал Юлию замуж за Мар­цел­ла⁹ и, нако­нец, полу­чил вер­ней­ший знак дове­рия и ува­же­ния Авгу­ста, при­няв от него пер­стень-печат­ку, когда прин­цепс лежал, как сам пола­гал, при смер­ти¹⁰. Затем Агрип­па вне­зап­но уехал на Восток, и в Риме гово­ри­ли, что при­чи­ной его отъ­езда ста­ла нелю­бовь и зависть к Мар­цел­лу, кото­ро­му тогда было девят­на­дцать лет, и кото­рый зани­мал первую пуб­лич­ную долж­ность — куруль­ный эди­ли­тет¹¹.

Самая ран­няя вер­сия этой исто­рии содер­жит­ся у Вел­лея Патер­ку­ла¹², и выглядит сле­дую­щим обра­зом: post cui­us (Mar­cel­li) obi­tum Ag­rip­pa, qui sub spe­cie mi­nis­te­rio­rum prin­ci­pa­lium pro­fec­tus in Asiam, ut fa­ma lo­qui­tur, ob ta­ci­tas cum Mar­cel­lo of­fen­sio­nes prae­sen­ti se sub­du­xe­rat tem­po­ri, re­ver­sus in­de fi­liam Cae­sa­ris Iuliam… du­xit uxo­rem^[1]. Таким обра­зом, офи­ци­аль­но было объ­яв­ле­но, что Агрип­па отпра­вил­ся в Азию по делам прин­цеп­са, но по с.146 слу­хам он уехал в резуль­та­те ссо­ры с пле­мян­ни­ком Авгу­ста. И это путе­ше­ст­вие счи­та­ли доб­ро­воль­ным отъ­ездом писа­те­ли нача­ла вто­ро­го века, Тацит¹³ и Све­то­ний, этот князь спле­тен, кото­рый писал о нем сна­ча­ла в отрыв­ке¹⁴, где рас­ска­зы­вал об обиде Агрип­пы, счи­тав­ше­го, что Мар­цел­лу отда­ет­ся перед ним пред­по­чте­ние, а затем¹⁵ в отрыв­ке, рас­ска­зы­ваю­щем о неже­ла­нии Агрип­пы сто­ять на пути моло­до­го чело­ве­ка в его карье­ре. Таким обра­зом, суще­ст­ву­ет неболь­шое несоот­вет­ст­вие в дета­лях этой исто­рии, рас­ска­зан­ной Све­то­ни­ем, и боль­шое меж­ду этой вер­си­ей доб­ро­воль­но­го отъ­езда и более зло­дей­ским рас­ска­зом, извест­ным Пли­нию Стар­ше­му¹⁶ и Дио­ну Кас­сию¹⁷. Послед­ний, в эпи­зо­де, содер­жа­щем длин­ный пере­чень разо­ча­ро­ва­ний и несча­стий, пере­не­сен­ных Авгу­стом, — мно­гие из кото­рых явля­ют­ся лож­ны­ми или невер­но интер­пре­ти­ро­ван­ны­ми, и, види­мо, полу­че­ны из враж­деб­ных поли­ти­че­ских пам­фле­тов — вклю­ча­ет рас­сказ о pu­den­da Ag­rip­pae ab­le­ga­tio^[2], в то вре­мя как более позд­ний исто­рик со всей серь­ез­но­стью сооб­ща­ет нам, что Август, видя, что Мар­целл состо­ит не в дру­же­ских отно­ше­ни­ях с Агрип­пой и опа­са­ясь, что его пле­мян­ник и ста­рый друг могут оскор­бить друг дру­га и поссо­рить­ся, немед­лен­но отпра­вил послед­не­го в Сирию. Более того, Дион добав­ля­ет, что Агрип­па уехал сра­зу же, но не поехал в Сирию, послав туда толь­ко лега­тов, а остал­ся на Лес­бо­се.

Итак, вот объ­яс­не­ние, — про­ти­во­ре­чи­вое, необос­но­ван­ное и неправ­до­по­доб­ное — тай­но­го отъ­езда на Восток само­го спо­соб­но­го пол­ко­во­д­ца и бли­жай­ше­го сорат­ни­ка Авгу­ста, отъ­езда, о кото­ром в Риме ходи­ли слу­хи, жад­но под­хва­чен­ные все­ми, чей вкус к тако­го рода сплет­ням неуклон­но раз­ви­вал­ся, и оно было без коле­ба­ний повто­ре­но наши­ми совре­мен­ны­ми исто­ри­ка­ми, кото­рые либо, как Гардт­ха­у­зен¹⁸, убеж­да­ют нас в том, что Август отпра­вил сво­его вер­но­го помощ­ни­ка в отстав­ку, чтобы поло­жить конец его раз­но­гла­си­ям с Мар­цел­лом, либо, как Ферре­ро¹⁹, при­ни­ма­ют дру­гую вер­сию и, веря, что Агрип­па уехал из чув­ства лич­ной обиды, рису­ют замыс­ло­ва­тый образ могу­ще­ст­вен­но­го пол­ко­во­д­ца, с.147 дую­ще­го­ся на Лес­бо­се, как Ахилл в сво­ей палат­ке, бро­сив Сирию без управ­ле­ния.

Эта исто­рия про­ти­во­ре­чи­ва в дета­лях и постро­е­на на ничтож­ных осно­ва­ни­ях. Точ­но оха­рак­те­ри­зо­ван­ная Вел­ле­ем как все­го лишь слух, она упо­ми­на­ет­ся Све­то­ни­ем толь­ко для того, чтобы под­твер­дить при­ме­ром глав­ный недо­ста­ток Агрип­пы или при­ве­сти пре­цедент отъ­езда Тибе­рия на Родос, а Таци­ту изве­стен лишь тот факт, что Агрип­па на вре­мя уехал в Мити­ле­ны. Пли­ний, оче­вид­но, брал инфор­ма­цию из враж­деб­ных Авгу­сту источ­ни­ков, чьи вра­ги не замед­ли­ли бы извлечь выго­ду из такой исто­рии, а Дион, писав­ший при­мер­но две­сти пять­де­сят лет спу­стя, лег­ко мог быть введен в заблуж­де­ние пре­об­ла­дав­ши­ми слу­ха­ми, осо­бен­но если насто­я­щая при­чи­на это­го тай­но­го отъ­езда нико­гда не огла­ша­лась.

Столь же недо­сто­вер­но и то, что осто­рож­ный и даль­но­вид­ный Август в кри­ти­че­ский момент сво­его прин­ци­па­та отпра­вил сво­его спо­соб­ней­ше­го сорат­ни­ка в ссыл­ку, пусть и почет­ную, про­сто из-за того, что испу­гал­ся ссо­ры меж­ду ним и сво­им юным пле­мян­ни­ком, и то, что Агрип­па, герой мно­го­чис­лен­ных войн, кото­рый отка­зал­ся от три­ум­фа²⁰ и два­жды был кон­су­лом, обидел­ся на то, что юно­ша был допу­щен к эди­ли­те­ту и пон­ти­фи­ка­ту и полу­чил раз­ре­ше­ние сена­та пре­тен­до­вать на кон­суль­ство на десять лет ранее закон­но­го сро­ка²¹. Эти объ­яс­не­ния отъ­езда Агрип­пы вызы­ва­ли бы сомне­ния, даже, если бы были даны самы­ми авто­ри­тет­ны­ми источ­ни­ка­ми. В дан­ном виде они вооб­ще не заслу­жи­ва­ют дове­рия.

То, что отъ­езд Агрип­пы дей­ст­ви­тель­но был, нам извест­но от Иоси­фа Фла­вия, кото­рый — незна­ко­мый с рим­ски­ми слу­ха­ми, но хоро­шо зна­ко­мый с исто­ри­ей и поли­ти­кой восточ­но­го побе­ре­жья Сре­ди­зем­но­го моря — ниче­го не гово­рит о какой-либо ссо­ре меж­ду Мар­цел­лом и Агрип­пой, но ясно пишет²², что послед­ний был послан на Восток в каче­стве διάδο­χος Καίσα­ρι τὼν πέ­ραν τοῦ ᾿Ιονίου^[3]. Этот титул — не про­сто укра­ше­ние, и Агрип­па был не про­сто импе­ра­тор­ским лега­том одной или несколь­ких восточ­ных про­вин­ций, а, как пока­зал Момм­зен²³, млад­шим кол­ле­гой Авгу­ста, обле­чен­ным про­кон­суль­ской вла­стью, рас­про­стра­ня­ю­щей­ся на с.148 всю импе­рию и под­чи­нен­ным толь­ко прин­цеп­су²⁴. Но Агрип­па, добав­ля­ет Иосиф Фла­вий, дое­хал толь­ко до Мити­лен, где пере­зи­мо­вал, радуш­но при­ни­мая царя Иро­да Вели­ко­го, кото­рый при­ехал туда с един­ст­вен­ной целью — встре­тить­ся с ним, а затем, укреп­ляя воз­ник­шую таким обра­зом друж­бу, послал иудей­ско­му царю безот­вет­ных и зако­ван­ных в цепи жите­лей Гада­ра, при­быв­ших в Мити­ле­ны, чтобы обви­нить Иро­да.

Итак, поче­му Август послал сво­его бли­жай­ше­го помощ­ни­ка на Восток в каче­стве намест­ни­ка, и поче­му обыч­но энер­гич­ный Агрип­па, явно бро­сив свою зада­чу невы­пол­нен­ной, задер­жал­ся в Мити­ле­нах и этим дал повод к слу­хам о сво­ей ссыл­ке?

Горечь и ярость от захва­та пар­фя­на­ми «тро­фе­ев и зна­мен трех рим­ских армий»²⁵ дол­го раз­дра­жа­ла дух всех пат­рио­тич­ных рим­лян, а после бит­вы при Акции и внешне надеж­но­го уста­нов­ле­ния режи­ма Авгу­ста все ожи­да­ли, что этот новый герой, победи­тель пре­зрен­ной еги­пет­ской цари­цы, ото­мстит этим нена­вист­ным вра­гам и вос­ста­но­вит рим­ский пре­стиж на Восто­ке²⁶. Но у прин­цеп­са не было сил вести боль­шую вой­ну с эти­ми гроз­ны­ми вар­ва­ра­ми, кото­рым про­иг­ра­ли Красс и Анто­ний. Его власть была слиш­ком непроч­ной, чтобы риск­нуть и начать кам­па­нию за моря­ми с воз­мож­ным, даже веро­ят­ным, пора­же­ни­ем в резуль­та­те, — пора­же­ни­ем, кото­рое ста­ло бы фаталь­ным для всех его стрем­ле­ний, — а кро­ме того, у него было еще более важ­ное дело дома: пустую каз­ну сле­до­ва­ло напол­нить. Поэто­му была пред­при­ня­та²⁷ воен­ная опе­ра­ция про­тив кан­та­брий­цев и асту­ров в надеж­де попол­нить государ­ст­вен­ную каз­ну золо­том испан­ских шахт²⁸, и про­зву­ча­ли наме­ки на втор­же­ние в Бри­та­нию²⁹, чтобы удо­вле­тво­рить стрем­ле­ние обще­ства к воен­ным лав­рам. Но вой­ска в Испа­нии даже под руко­вод­ст­вом само­го Авгу­ста достиг­ли лишь мало­го успе­ха³⁰, и после воз­вра­ще­ния прин­цеп­са в Рим в 24 г. с.149 непо­ко­рен­ные испан­цы сно­ва вос­ста­ли³¹. Так­же не достиг­ла боль­ших успе­хов и воен­ная экс­пе­ди­ция, направ­лен­ная под руко­вод­ст­вом Элия Гал­ла в Ара­вию для кон­фис­ка­ции богатств сабе­ев, копив­ших­ся в тече­ние дли­тель­но­го вре­ме­ни³². Момент казал­ся кри­ти­че­ским, и тре­бо­ва­лось нечто боль­шее, чем щед­рые разда­чи наро­ду³³, чтобы импе­ра­тор мог сохра­нять свое поло­же­ние перед лицом недо­воль­ных. Удру­чен­ный сво­ей болез­нью в нача­ле 23 года, или, что более веро­ят­но, исполь­зуя ста­рую улов­ку для укреп­ле­ния сво­их пози­ций³⁴, Август объ­явил о наме­ре­нии отречь­ся от экс­тра­ор­ди­нар­ных пол­но­мо­чий³⁵ — о наме­ре­нии, невоз­мож­ном при нали­чии ари­сто­кра­тии, без­раз­лич­ной к бла­го­со­сто­я­нию обще­ства и жаж­ду­щей выгод­ных долж­но­стей, а так­же подар­ков и выгод­ной сда­чи в арен­ду земель, посред­ст­вом чего Август свя­зы­вал их со сво­им делом, и при нали­чии плеб­са, пом­ня­ще­го недав­ние подар­ки и наде­ю­ще­го­ся на буду­щие. Таким обра­зом, все объ­еди­ни­лись, чтобы убедить прин­цеп­са и даль­ше забо­тить­ся о государ­стве. Но вне­зап­ная попу­ляр­ность, воз­ник­шая таким обра­зом, не про­дол­жа­лась бы сама по себе, а игры, устро­ен­ные с необы­чай­ным вели­ко­ле­пи­ем от име­ни Мар­цел­ла³⁶, не удо­вле­тво­ри­ли бы рим­скую жаж­ду вели­ких и слав­ных дости­же­ний. Зна­ме­на Крас­са и Анто­ния все еще нахо­ди­лись у пар­фян, и до тех пор, пока был не устра­нен нацио­наль­ный позор и не вос­ста­нов­ле­на нацио­наль­ная гор­дость путем воз­вра­ще­ния этих зна­мен, власть прин­цеп­са оста­ва­лась бы непроч­ной.

Но, оче­вид­но, Фор­ту­на рим­ско­го наро­да пре­до­ста­ви­ла более без­опас­ный и надеж­ный спо­соб дости­же­ния это­го весь­ма желан­но­го три­ум­фа, неже­ли втор­же­ние в Пар­фию с недо­ста­точ­ны­ми сила­ми в 40000 чело­век, из кото­рых состо­я­ла сирий­ская армия. Дву­мя года­ми ранее³⁷ Тиридат, кото­ро­го рево­лю­ция воз­нес­ла на пар­фян­ский пре­стол и кото­рый был изгнан с него закон­ным царем Фра­атом с помо­щью ски­фов, обра­тил­ся к Авгу­сту в надеж­де зару­чить­ся его под­держ­кой и помо­щью в сво­ем деле, при­ведя с собой цен­но­го залож­ни­ка — млад­ше­го сына сво­его сопер­ни­ка, кото­ро­го он смог похи­тить сре­ди обще­го заме­ша­тель­ства³⁸. Здесь таи­лась воз­мож­ность, кото­рой Август не замед­лил вос­поль­зо­вать­ся, с.150 как толь­ко насту­пи­ло спо­кой­ст­вие в Испа­нии и он укре­пил свою власть пред­ло­же­ни­ем отречь­ся от нее. Не был ли род­ной сын вели­ко­го царя для него цен­нее, чем какие-то зна­ме­на, заво­е­ван­ные его пред­ше­ст­вен­ни­ка­ми? В любом слу­чае, сто­и­ло попро­бо­вать узнать. Но пред­ло­же­ние не мог­ло исхо­дить ни от Рима, чтобы не ранить нацио­наль­ную гор­дость, ни от Авгу­ста, кото­рый не мог пока­зать, что готов купить свой успех. Кто-то дол­жен был тай­но пере­дать пар­фян­ско­му монар­ху, что при при­ем­ле­мых усло­ви­ях он может выру­чить сво­его сына, и оче­вид­но, что чело­ве­ком, наи­бо­лее ком­пе­тент­ным вести пере­го­во­ры о сдел­ке, был вто­рой чело­век после прин­цеп­са. Не было ли это при­чи­ной того, поче­му Агрип­па отпра­вил­ся на Восток как намест­ник Авгу­ста, и не было ли это его зада­ни­ем? В Риме инте­ре­со­ва­лись поче­му он уехал, наде­лен­ный чрез­вы­чай­ны­ми пол­но­мо­чи­я­ми и лега­та­ми, и наме­ка­ли на ссо­ру меж­ду импе­ра­то­ром и его дру­гом и почет­ную отстав­ку послед­не­го. Но Агрип­па, имея такое коли­че­ство побед и три­ум­фов, спе­ци­аль­но поз­во­лил сплет­ни­кам бол­тать, чтобы реаль­ная при­чи­на его отъ­езда оста­лась в тайне, как и сле­до­ва­ло, чтобы не постра­дал имидж Авгу­ста. Его дей­ст­вия на Восто­ке, каза­лось, под­твер­жда­ли слу­хи, так как он без­дей­ст­во­вал в при­ят­ном горо­де Мити­ле­нах, в то вре­мя как его лега­ты отбы­ли в Сирию³⁹, а затем в Пар­фию. Но Лес­бос был под­хо­дя­щим местом, где он мог ожи­дать воз­вра­ще­ния сво­их лега­тов и откуда мог вести даль­ней­шие пере­го­во­ры с вели­ким царем. Пре­одолев про­лив, оттуда мож­но было быст­ро попасть на конеч­ную стан­цию боль­шой доро­ги, кото­рая тяну­лась через доли­ну Гер­ма, а затем через Фри­гию, Лика­о­нию и Кили­кию к Зевг­ме, Каррам и Кте­си­фо­ну⁴⁰, и хотя Антио­хия, воз­мож­но, была более удоб­на для свя­зи с Фра­атом, цель поезд­ки Агрип­пы слож­но было бы скрыть, если бы гон­цы про­дол­жа­ли ездить меж­ду пар­фян­ским царем и рим­ским намест­ни­ком, оста­но­вив­шим­ся в сто­ли­це Сирии. В Тар­се или Эфе­се так­же суще­ст­во­ва­ла опас­ность оглас­ки. Более того, если Агрип­па с.151 желал сохра­нить в тайне при­чи­ну сво­его путе­ше­ст­вия под при­кры­ти­ем почет­ной отстав­ки, Мити­ле­ны, где преж­де жили зна­ме­ни­тые рим­ляне в изгна­нии⁴¹, каза­лись самым есте­ствен­ным местом, где про­ве­сти годы ссыл­ки, и, более того, там мож­но было очень при­ят­но про­ве­сти вре­мя⁴², пока не будет заклю­че­но согла­ше­ние. Нам неиз­вест­но, сколь­ко потре­бо­ва­лось пере­го­во­ров, чтобы убедить Фра­ата послать посоль­ство в Рим и чтобы пред­ло­жить ему под­чи­нить­ся в фор­ме капи­ту­ля­ции ради осво­бож­де­ния сво­его похи­щен­но­го сына, но попыт­ки Агрип­пы в кон­це кон­цов увен­ча­лись успе­хом, так как в кон­це лета или нача­ле осе­ни 23 года⁴³ в Рим при­бы­ли послы от Вели­ко­го царя с прось­бой выдать Тирида­та и вер­нуть юно­го прин­ца⁴⁴. Август отка­зал­ся выдать Тирида­та его сопер­ни­ку — он все еще мог быть поле­зен, и из его обе­ща­ний сде­лать Пар­фию зави­си­мым от Рима цар­ст­вом все еще мож­но было извлечь поль­зу, если Фра­ат отка­жет­ся вер­нуть зна­ме­на, — но он любез­но согла­сил­ся отпу­стить прин­ца при усло­вии, что будут воз­вра­ще­ны зна­ме­на и пле­нен­ные сол­да­ты армий Крас­са и Анто­ния⁴⁵. Таким обра­зом, вели­кая победа была достиг­ну­та без кро­во­про­ли­тия или поте­ри досто­ин­ства, и чело­век, кото­рый выпол­нил это, оста­вал­ся в Мити­ле­нах, спо­кой­но следя за инте­ре­са­ми восточ­ных про­вин­ций, обес­пе­чи­вая без­опас­ность пра­ви­тель­ства Авгу­ста, друж­бу и под­держ­ку иудей­ско­го царя⁴⁶ и в целом под­готав­ли­вая поч­ву для пла­ни­ро­вав­ше­го­ся путе­ше­ст­вия прин­цеп­са по Восто­ку.

Ибо импе­ра­тор сам дол­жен при­быть к Евфра­ту, чтобы при­нять капи­ту­ля­цию пар­фян­ско­го монар­ха⁴⁷ и в свя­зи с этим пред­при­нять тща­тель­ную инспек­цию всех про­вин­ций Восто­ка. Но до того, как Август мог поки­нуть Запад, его кол­ле­га дол­жен был вер­нуть­ся и занять его место, и пото­му с.152 зимой 22—21 гг. Агрип­па был вызван на Сици­лию⁴⁸, где Август начал свои рефор­мы, и полу­чил вер­хов­ное коман­до­ва­ние в Риме и на Запа­де⁴⁹ и, в каче­стве осо­бой поче­сти, руку Юлии, остав­шей­ся вдо­вой после смер­ти Мар­цел­ла в кон­це 23 года⁵⁰. Итак, мож­но быть уве­рен­ны­ми в том, что не такой при­ем был бы ока­зан Агрип­пе, если б он уехал из Рима из зави­сти или был сослан на ост­ров.

Агрип­па сра­зу оку­нул­ся в свои новые обя­зан­но­сти, пода­вив бес­по­ряд­ки в горо­де и вос­ста­ние в Испа­нии желез­ной рукой⁵¹, пока Август, убеж­ден­ный в вер­но­сти сво­его кол­ле­ги и его спо­соб­но­сти управ­лять Запа­дом, путе­ше­ст­во­вал по Восто­ку, укреп­ляя свою власть в одной про­вин­ции за дру­гой и, спу­стя год, обес­пе­чил себе лояль­ность всех пат­рио­тич­ных граж­дан, полу­чив от пар­фян­ско­го царя зна­ме­на и плен­ни­ков, захва­чен­ных мно­го лет назад. Он при­вез их домой с три­ум­фом, слов­но пар­фяне были побеж­де­ны в сра­же­нии⁵², и, под­няв­шись на Капи­то­лий, тор­же­ст­вен­но поме­стил их в храм, посвя­щен­ный Мар­су Мсти­те­лю⁵³, как победо­нос­ные пол­ко­вод­цы посвя­ща­ли доспе­хи побеж­ден­ных вра­гов Юпи­те­ру Фере­трию в слав­ные дни про­шло­го.

Нам это может казать­ся фар­сом, но все же это была вели­кая победа, имев­шая важ­ные послед­ст­вия для восточ­ной поли­ти­ки ран­не­го прин­ци­па­та. Дипло­ма­тия Агрип­пы ока­за­лась эффек­тив­нее мечей Крас­са и Анто­ния, и Август, а так­же его кон­сер­ва­тив­ный наслед­ник извле­ка­ли из это­го выго­ду и всю жизнь про­во­ди­ли поли­ти­ку мира и друж­бы с вели­кой импе­ри­ей, лежав­шей к восто­ку от рим­ско­го мира.

Прин­стон­ский уни­вер­си­тет.