О чем умалчивает Геродот.
Заметки о передаче сведений о киммерийцах у греческих авторов помимо Геродота*
Перевод А. И. Иванчика.
с.93 Среди правил, которым следуют серьезные исследователи древней истории, одно из важнейших — доверять ранним источникам больше, чем поздним, и полагаться с большей уверенностью на самый приближенный к описываемым событиям источник. Слишком часто мы чувствуем себя обязанными считать, что позднейшие источники только развивают или описывают более красиво то, что их авторами найдено в более ранних. В своей программной методологической статье Детлев Фелинг довел это — несомненно полезное — правило до его логического конца1. На примере двух случаев он стремится показать, как путем последовательных добавлений, сделанных различными авторами, безобидная ремарка, обрастая слой за слоем все новыми напластованиями, превратилась с течением времени в подробный рассказ о событиях, которые никогда не происходили, и о людях, которые никогда не жили. Фелинг доказывал, что деталь, отсутствующая в более раннем источнике, не могла быть доступна автору с.94 более позднего, который, следовательно, должен был придумать ее, чтобы устранить лакуну или восполнить какой-нибудь воображаемый пропуск. Существует множество отчетливых примеров этого процесса2, и мы, конечно, всегда должны задаваться вопросом, не заимствованы ли детали позднейшего источника из более раннего или даже не придуманы ли они на основании содержащихся в этом раннем источнике намеков или деталей,
Однако несмотря на методологический ригоризм Фелинга, историку древности время от времени приходится иметь дело со сравнительно редкими случаями, когда позднейшие источники сохраняют достоверные детали, отсутствующие в более ранних. Сообщения о киммерийцах в классических текстах, помимо Геродота, служат одним из таких примеров, а также предупреждением против того, чтобы чрезмерно полагаться на общие принципы — вещь достаточно полезную, если пользоваться ею разумно и применять, где уместно, но могущую в определенных случаях привести к весьма ошибочным заключениям.
Поэтому в данной заметке я попытаюсь, во-первых, показать, что позднеклассические авторы имели доступ к правдивой информации о киммерийцах, которую мы не находим у Геродота, и, во-вторых, сделать предположение о путях, которыми эта достоверная информация могла дойти до поздних авторов. Наконец, мне бы хотелось наметить, как эти соображения помогают нам лучше понять один из аспектов повествовательной техники Геродота.
I
Для того чтобы продемонстрировать, что поздние классические авторы располагали верными в своей основе сведениями о киммерийцах, не нужно долгих рассуждений: нескольких примеров (все они взяты из Страбона) будет достаточно. Начнем с имени предводителя киммерийцев, которого Страбон называет Лигдамисом3. Теперь мы знаем из синхронных ассирийских документов, что вождь киммерийцев носил имя Дугдамме4. Полное тождество этих двух форм никогда не ставилось под сомнение: чередование д/л — имеем ли мы в виду лувийское dl или просто список различных примеров такого чередования в анатолийских языках5 — не представляет проблемы. Здесь мы можем с уверенностью исключить совпадение.
Второй пример: согласно Страбону, Лигдамис в конце концов был убит в Киликии6. с.95 Опять-таки из ассирийского текста мы узнаем, что Дугдамм потерпел какую-то неудачу в Юго-Восточной Анатолии и умер там7. Странным образом о Дугдамме здесь говорится как о правителе саков (т. е. скифов) и гутиев (букв.: население горных районов к северо-востоку от Месопотамии, но в этот период слово, возможно, обозначало просто «варвары»). Далее Страбон отмечает, что треры (которых он путает и объединяет с киммерийцами8) в конце концов были разбиты скифами9. Однако остается неясным, нужно ли считать существенным тот факт, что оба источника упоминают о скифах. Автор табличек Иштар, возможно, образно называет народ Лигдамиса «варварами», так же как мы говорим «сарацины и гунны», не имея в виду конкретные этносы10.
Третье: Страбон, как мы уже видели, путает киммерийцев с другим народом, трерами, с которыми (согласно этому автору) они совершали свои грабительские набеги. Эти треры были одним из многочисленных фракийских племен11. Случилось так, что редкая трехслоговая форма их названия (Τριῆρες) сохранилась в цитате из ионийского поэта VII в. до н. э. Каллина, приведенной византийским лексикографом12. Процитированных слов («предводительствуя мужами трерами») как раз достаточно, чтобы показать нам, что в VII в. до н. э. треры присутствовали в Малой Азии; не может быть случайностью, что Страбон называет именно это фракийское племя в качестве спутника киммерийцев.
Эти три примера показывают, что Страбон (или, скорее, другой вторичный источник, который он использует в этом отрывке) располагал ценной информацией о киммерийцах — информацией, явно отсутствующей у Геродота. Откуда же Страбон взял эти сведения?
II
Начнем с краткого замечания Геродота: «Поход киммерийцев, тот, который они совершили в Ионию, хотя и произошел раньше похода Креза, не привел к захвату городов, но был лишь грабительским набегом»13. Здесь Геродот обосновывает свою оценку роли Креза в греческой истории, который, по его мнению, «был первым из известных нам негреков, который подчинил некоторые греческие города, заставив их платить дань»14. Геродот знает о том, что вторжение киммерийцев предшествовало походу Креза, он просто считает его мимолетным и незначительным событием по сравнению с длительным подчинением Крезом греческих городов. Тем не менее, мы видим, что Геродот чувствовал необходимость опровергнуть критику своей интерпретации завоеваний Креза. Он предполагал, очевидно, что некоторые его читатели (или слушатели) могли возразить, что набег киммерийцев оказал более существенное влияние на греческие дела. Далее, очевидно, что такое возражение могли привести малоазийские или, еще точнее, ионийские греки, поскольку именно они вынесли основную тяжесть киммерийского вторжения. По этой причине мы можем предполагать, что набег киммерийцев оставил долгую память у ионийцев. Заметим между делом, что определяющая фраза Геродота «тот (поход), который был совершен в Ионию», похоже, указывает на его осведомленность о рейдах и в другие регионы. В свою очередь это предполагает, что Геродот ожидает подобной осведомленности и от своей аудитории.
Далее, разграбление киммерийцами Сард послужило сюжетом для поэмы Каллина с.96 (VII в. до н. э.)15; разрушение трерами Магнесии на Меандре, возможно, упоминается у Архилоха16. Кроме того, как мы видели, Каллин в своих стихах также упоминает о трерах. Таким образом, у нас есть некоторые основания полагать, что Геродот мог опираться на поэтические источники, которые, возможно, находились в распоряжении и его последователей. Тем не менее, нам неизвестно, чтобы кто-либо из греческих поэтов VII в. упоминал в связи с киммерийцами о чем-либо, кроме захвата Сард, или в связи с трерами о чем-либо, кроме разрушения Магнесии на Меандре. Возможность письменной передачи сведений от VII в. к Страбону, похоже, ограничена сообщением о роли треров в разграблении Сард. Нет, например, никакой информации о том, чтобы кто-либо из поэтов VII в. упоминал имя Лигдамиса. Учитывая ту тщательность, с которой эллинистические ученые исследовали ранних поэтов в поисках хоть малой крохи информации, отсутствие этого упоминания весьма красноречиво: если бы существовали стихи Каллина или Архилоха, содержащие более подробную информацию, их наверняка бы цитировали.
В силу этого мы должны рассмотреть возможности устной передачи хотя бы на каком-то временном отрезке в значительном хронологическом промежутке между Страбоном (который писал на стыке тысячелетий) и VII веком до н. э. Мы уже отмечали, что малоазийские греки считали набег киммерийцев значительным событием. В этом контексте приобретает смысл одно любопытное замечание Страбона, а именно, что Гомер перенес места обитания киммерийцев с севера на крайний запад, поместив их рядом со входом в Аид, «согласно общему мнению ионийцев, ненавидящих это племя»17. Эллинистические ученые, которым подражает здесь Страбон, похоже, знали о крайней неприязни ионийцев по отношению к киммерийцам или по каким-то причинам приписывали им эту неприязнь — настолько сильную, что ионийский поэт в своих стихах якобы помещал их по соседству с подземным миром18. Если мы принимаем на веру эту ненависть ионийцев к киммерийцам, то у нас есть все основания считать верным предположение о том, что киммерийский набег на Ионию оставил по себе долгую память.
Одним из немногих событий в ранней истории Ионии, о котором мы достаточно хорошо информированы, является так называемая Мелийская война, которую различные ионийские города вели против карийского города Мелии в начале VII в. до н. э.19 Как это часто происходит, победители начали ссориться из-за добычи: Самос, Приена, Милет и Колофон предъявили права на части бывшей мелийской территории20. Этот спор продолжался еще и в эллинистическое время, когда мы видим эллинистических монархов, выступающих арбитрами по отношению к различным городам Ионии. В письме Лисимаха, царя Македонии, мы читаем следующее: «После этого (приенские послы) согласились, что когда Лигдамис вторгся в Ио[нию со своей а]рмией, прочие (кроме приенцев, поселенцы оспариваемых земель) покинули страну; в частности, сам[осцы] переселились [на о]стров (Самос). Но этот Лигда[мис, с.97 который вл]адел (землей) три (?) [года], вернул им те же самые наделы, в то время как приенцы [получи]ли (их)». В конце сохранившейся части письма мы читаем о самосских послах: «Они [согласил]ись, что после [вторжения] Лигдам[иса] и остававшиеся, и они сами [покинули страну, но что они отправились н]а остров»21. Вторжение Лигдамиса служило вехой в этом пограничном споре, и самосцы, и приенцы приводили Лисимаху ученые доказательства, касающиеся роли этого события в истории ионийцев. Здесь опять мы видим свидетельство важности киммерийского вторжения для ионийцев.
Еще больше могла бы пригодиться для наших целей та обширная литература, которая посвящена этому пограничному конфликту. Из другого эллинистического текста мы узнаем, что у Меандрия Милетского, Эвага, Олимпика, Улиада и Дуриса с Самоса, Креофила и Эвалка из Эфеса и, наконец, Феопомпа Хиосского есть отрывки, которые, как считалось, были уместны в этом споре22. У нас есть, таким образом, существенные основания полагать, что хотя бы часть из этих авторов классического и эллинистического времени обсуждала нашествие киммерийцев постольку, поскольку это касалось продолжающегося пограничного конфликта между Самосом, Милетом, Приеной и Колофоном. Здесь, как мы можем предположить, находится тот пункт, где устная традиция о вторжении Лигдамиса вошла в литературные источники.
Похоже, что по крайней мере одно предприятие Лигдамиса сохранилось в коллективной памяти ионийцев, а именно нападение на Эфес. Каллимах торжественным языком повествует, как разнузданный Лигдамис нанес оскорбление городу Артемиды и как богиня вскоре отомстила Лигдамису, которому не суждено было вернуться домой23. Можно подозревать, что речь идет о каком-то хорошо известном святотатстве: оскорблении, нанесенном самой богине. Однако Каллимах не проясняет этот вопрос, ограничиваясь намеками. Из Гесихия мы узнаем, что Лигдамис сжег храм Артемиды24. Поскольку храм Артемиды в Эфесе был самым знаменитым святилищем богини, наверняка именно он подразумевался как тот, который был якобы разрушен Лигдамисом. Такое событие несомненно оставило бы след в памяти ионийцев и, что еще важнее, в памяти самих эфесцев. То, с какой настойчивостью Каллимах говорит о божественном наказании злодея, является важным признаком местной традиции: именно те, чей храм был разрушен, должны были твердо настаивать на том, что в конце концов их бог покарал преступников25. Хотя в этом случае мы снова можем видеть, как местные традиции завоевывают себе место в письменных источниках, мы не в состоянии точно определить момент, когда это происходит.
III
Из сказанного очевидно, что Геродот скрыл от нас множество сведений, которые он должен был знать. Он был уроженцем Малой Азии и, что еще более важно, как галикарнасец был погружен в ионийскую культуру26. Если, как мы пытаемся доказать, ионийские греки располагали многочисленными сведениями о киммерийцах, вряд ли было возможно, чтобы Геродот практически ничего не знал о них. Мы уже отмечали, что иногда Геродот, похоже, знает о киммерийцах больше, чем хочет сказать. Поучительным примером этого может служить отрывок, взятый из Псевдо-Скимна, который последовательно рассказывает о колонизации Синопы на Черном море. Рассказав о мифологических поселениях в этих местах он переходит к тем, которые несомненно выглядят как исторические: «Затем Хабронд, выходец из Милета [основал колонию в Синопе]. По-видимому, его убили киммерийцы. А после киммерийцев Кой и снова Кретин, изгнанники из Милета: они основали поселение [в Синопе], когда орда киммерийцев проносилась по Азии»27. Интересно, что здесь Псевдо-Скимн разделяет два киммерийских вторжения: одно, в результате которого был убит предводитель милетской колонии в Синопе (и, по всей видимости, перестала существовать тамошняя колония, раз позднее она была основана вновь), и второе, которое произошло во время основания новой милетской колонии в том же месте. С другой стороны, Геродот не делает четкого различия между двумя нашествиями: он отмечает, что киммерийцы некоторое время пребывали в Синопе28, вторглись в Лидию и захватили Сарды, за исключением цитадели29, и напали на Ионию30. На первый взгляд можно, конечно, предположить, что все эти события произошли в ходе одного и того же нашествия. Однако ассирийские источники ясно указывают, что киммерийцы вторгались в Лидию дважды в течение двух декад31. На этом фоне свидетельство Псевдо-Скимна выглядит более достоверным. Верно ли, что Геродот тоже знал об этих двух различных вторжениях и просто не счел нужным сколько-нибудь ясно описать их? Если мы снова обратимся к Псевдо-Скимну, то увидим, что Геродот не мог быть его источником там, где речь идет о нападении киммерийцев на Синопу: Геродот не упоминает ни о каких-либо милетских колониях, ни даже о каких бы то ни было военных действиях, предпринятых для захвата этого поселения. Поскольку Геродот является более ранним источником, он, очевидно, не зависит от Псевдо-Скимна. Таким образом, ясно, что два наших источника о киммерийцах в Синопе не зависят друг от друга. Не содержат они и каких бы то ни было сходных деталей. В таком случае единственным способом определить, имеют ли два источника какое-нибудь отношение друг к другу — это спросить себя: утверждает ли более ранний автор, что он знает нечто, о чем он мог знать лишь в том случае, если бы знал еще нечто, о чем более поздний автор утверждает, что знает это. Как мог Геродот узнать о киммерийском поселении в Синопе? Если он знал о милетской колонии, с.99 члены которой, вполне возможно, бежали назад в Милет под натиском киммерийцев, тогда он легко мог узнать о тамошнем киммерийском поселении. Как мы помним, Геродот вырос в окрестностях Милета в городке, находящемся под его сильным культурным влиянием32. Зная то же, что и Псевдо-Скимн, Геродот мог без труда вставить свое замечание: «…как кажется, киммерийцы бежали от скифов в Азию и заселили полуостров, на котором сейчас находится греческий город Синопа»33. Позднейший источник, парадоксальным образом, сохранил относящуюся к делу информацию более полно, чем ранний. Если бы Геродот сохранил то, о чем сообщает Псевдо-Скимн, а у последнего обнаруживается то, о чем говорит Геродот, мы ни на минуту не сомневались бы представить Геродота в качестве возможного источника Псевдо-Скимна и предположить, что последний сделал заключение о поселении киммерийцев в Синопе на основании подразумеваемого бегства милетских поселенцев перед лицом нападения киммерийцев на этот город.
IV
Теперь мы можем обратиться к еще двум свидетельствам из поздних источников. Арриан в своей истории Вифинии пишет о фракийцах следующее: «Фракийцы есть не только европейские, но и азиатские, согласно истории Арриана, который говорит, что подобно фригийцам и мисийцам фракийцы под руководством некоего Патара переправились из Европы в Азию. [Это произошло], когда через Азию проходили киммерийцы, которых фракийцы выгнали из Вифинии, перед тем как поселиться [там] самим»34.
Поскольку Арриан, говорит о фракийцах, а не о трерах, и о конфликте между фракийцами и киммерийцами, он, очевидно, никоим образом не зависит от источников, из которых Страбон почерпнул информацию о союзничестве между трерами и киммерийцами35. Однако наши сведения о трерах позволяют с легкостью принять на веру большинство из рассказанного Аррианом: одно фракийское племя действительно переправилось из Европы в Малую Азию в это время; вполне возможно, что другое могло сделать то же самое. Этим мы не хотим сказать, что нужно доверять всему, о чем повествует Арриан. Однако то, что мы можем установить по поводу фригийцев и мисийцев, показывает: они действительно, как говорит Арриан, мигрировали из Европы в Азию36. Таким образом, в целом сообщение Арриана вызывает доверие. Начальным его источником могли быть традиции малоазийских с.100 греков о походе киммерийцев в Малую Азию. Мы уже видели, что Геродот испытывал необходимость уточнить, о каком именно киммерийском набеге идет речь, и, далее, что он, хотя и опускал соответствующие детали, вероятно, знал о двух разновременных киммерийских набегах (как и Псевдо-Скимн). Повествуя о ненависти ионийцев к киммерийцам, Страбон упоминает о вторжении в Эолию37. В одном из фрагментов Аристотеля мы обнаруживаем традицию о киммерийском поселении рядом с городом Антандром в Западной Мисии на берегу залива Адрамиттий38. Могла ли существовать также традиция о вторжении в Вифинию?
Есть параллель, которая, возможно, предполагает положительный ответ на этот вопрос. Согласно Страбону, киммерийцы опустошили Фригийское царство, после чего его последний царь Мидас покончил с собой, выпив «бычьей крови»39. В случае с Фригией нам кое-что известно из местных традиций о конце Фригийского царства: это знаменитая легенда о Гордиевом узле. Сначала заметим, что это в основе своей фольклорная сказка, имеющая многочисленные параллели в мировой литературе. Праведный царь, прежде чем покинуть царство, задает претенденту на наследование трона задачу, в результате решения которой народ узнает своего следующего праведного царя. В легендах о короле Артуре тот, кто вытащит меч из камня, станет праведным королем всей Англии. В «Одиссее» тот, кто натянет лук отсутствующего Одиссея, должен жениться на Пенелопе и сделаться правителем Итаки. Когда волшебница, родившая Гераклу трех сыновей в Скифии, спросила его, кто из них овладеет страной, когда он покинет ее, он дал ей свой лук и пояс: тот, кто сумеет натянуть лук и специальным образом опояшет себя поясом, овладеет землей40. История о Гордиевом узле представляет собой фольклорную сказку, в оригинальной версии которой Фригийское царство41 обещалось тому, кто развяжет узел, завязанный последним царем. В нашем распоряжении есть четыре версии этой легенды, три из которых явственно говорят о ее местном характере42. Ни одна из версий ничего не сообщает о том, как умер последний царь Мидас. Фактически не очень ясно, кто был ответствен за повозку и узел — Мидас или его отец Гордий. Далее, Мидас был историческим лицом: ассирийские документы того времени содержат записи о двух фригийских царях, носивших это имя43. Но в самой Фригии исторический Мидас, по-видимому, был забыт, так что его имя осталось только в легенде об узле, которая очевидным образом не содержала никаких сведений о его кончине.
Вывод из вышеприведенного рассуждения состоит в том, что традиция о нападении с.101 киммерийцев на Фригию не могла восходить к фригийскому источнику. Наоборот, источник должен был быть греческим. Грекам был, конечно, известен Мидас, который начал контакты с Дельфами и посвятил туда трон44. Если Мидас поддерживал отношения с дельфийским оракулом, насколько более известен он должен был быть малоазийским грекам? У нас есть все основания полагать, что они обратили бы внимание на вторжение киммерийцев в его страну, равно как и на смерть царя (точно так же, как они обратили внимание на походы киммерийцев в Лидию). Мы снова возвращаемся к осознанию важнейшей роли, которую сыграло киммерийское нашествие в жизни малоазийских греков.
V
Очевидно, нет нужды утверждать, что все сказанное о киммерийцах в поздних источниках точно отражает действительность. Главной задачей этого краткого эссе было показать, что малоазийские греки располагали значительным объемом сведений о киммерийцах и их походах в пределах Малой Азии. Большая часть этих сведений была чистым вымыслом45, многие были искажены с течением времени либо в результате ошибок таких небрежных авторов, как Каллисфен46. Но осталось достаточно правдивых сведений, которые еще и сегодня могут быть подтверждены для нас данными ассирийских источников или путем использования исторических методик.
Между тем почти ничего из них мы не находим у Геродота, который должен был знать очень много. Поскольку Геродот был ближе во времени к происходившим событиям, он, несомненно, мог представить нам гораздо более адекватный и убедительный рассказ. Однако он не был заинтересован в этом. Мы рассмотрели случай, где он опустил детали, которые непременно должен был знать, чтобы упомянуть о том, о чем упоминает. Его незаинтересованность при обилии доступной информации создала для нас абсурдную ситуацию, при которой позднейшие источники сообщают нам информацию гораздо более качественную.
В заключение заметим следующее. Трудно сказать, почему Геродот опустил одни детали и рассказал о других. Главными аспектами повествовательной техники Геродота были несомненно отбор фактов для рассказа и отсеивание тех, которые он считал банальными, неуместными, ложными или просто неинтересными. Его «История» самым решительным образом в своей композиции противоречила принципу «расскажи все, что знаешь», типичному для некоторых современных книг47. Геродот располагал огромной массой сведений, которые он хотел передать, но он также знал многое, о чем не мог сообщить за недостатком времени48 или же сознательно с.102 предпочел не делать этого49. Возможно, он тоже оправдывался перед обвинением во лжи знаменитыми словами путешественника, жившего позднее: «Я не рассказал и половины того, что видел»[1].
ПРИМЕЧАНИЯ