Император Деций: попытка возрождения Рима

с.313 Самы­ми ярки­ми, бро­саю­щи­ми­ся в гла­за чер­та­ми так назы­вае­мой «воен­ной анар­хии» были вар­вар­ские втор­же­ния и мно­го­чис­лен­ные узур­па­ции, при­во­див­шие к почти бес­ко­неч­ным граж­дан­ским вой­нам. Импе­ра­то­ры пыта­лись раз­лич­ным обра­зом най­ти пути выхо­да из создав­ше­го­ся поло­же­ния, повер­нуть вспять тен­ден­цию раз­ру­ше­ния, воз­ро­дить былую мощь Рим­ской импе­рии. Импе­ра­то­ру Децию каза­лось, что он нашел этот путь.

Г. Мес­сий Квинт Деций при­шел к вла­сти в резуль­та­те свер­же­ния и убий­ства сво­его пред­ше­ст­вен­ни­ка Филип­па Ара­ба и его сына Филип­па II. 16 октяб­ря 249 г. дати­ру­ет­ся пер­вая кон­сти­ту­ция Деция (С. J. 10, 16, 3). Она отно­си­лась к обло­же­нию нало­га­ми не лич­но­сти, а иму­ще­ства и явно регу­ли­ро­ва­ла нало­го­об­ло­же­ние во всей Импе­рии. Мож­но думать, что к 16 октяб­ря Деций был уже при­знан в Риме. В этом меся­це (а может быть — еще в сен­тяб­ре) появ­ля­ют­ся пер­вые моне­ты с име­нем ново­го импе­ра­то­ра, но неко­то­рые из них зад­ним чис­лом дати­ру­ют­ся июнем¹. Самые ран­ние извест­ные нам папи­ру­сы, дати­ро­ван­ные прав­ле­ни­ем Деция, появ­ля­ют­ся в нояб­ре того же года². После утвер­жде­ния у вла­сти Деций начал про­во­дить в жизнь про­грам­му выхо­да из тяже­лой ситу­а­ции, в какой нахо­ди­лась Импе­рия. Судя по тому, что отдель­ные эле­мен­ты этой про­грам­мы нача­ли вопло­щать­ся в поли­ти­ку уже вско­ре после при­зна­ния Деция импе­ра­то­ром, сама про­грам­ма была про­ду­ма­на зара­нее.

Импе­ра­то­ры все­гда при­да­ва­ли боль­шое зна­че­ние нало­го­вой сфе­ре. И Деций занял­ся ею сра­зу же после при­хо­да к вла­сти. Неда­ром пер­вая извест­ная нам кон­сти­ту­ция Деция каса­лась имен­но нало­гов. Был отме­нен и ряд аспек­тов нало­го­вой рефор­мы Филип­па с.314 в Егип­те, где сно­ва вер­ну­лись к севе­ров­ско­му зако­но­да­тель­ству³. В кон­це прав­ле­ния Филип­па на восто­ке, веро­ят­нее все­го, в Сирии про­изо­шло вос­ста­ние Иота­пи­а­на, кото­рый даже про­воз­гла­сил себя импе­ра­то­ром. Филипп не сумел спра­вить­ся с этим выступ­ле­ни­ем, но после его смер­ти сол­да­ты Иота­пи­а­на сами уби­ли его и пре­под­нес­ли его голо­ву ново­му импе­ра­то­ру (Aur. Vict. Caes. 29, 2). При­чи­ной (или одной из при­чин) это­го вос­ста­ния было недо­воль­ство жест­кой нало­го­вой поли­ти­кой бра­та Филип­па При­с­ка, кото­рый являл­ся его намест­ни­ком на Восто­ке (Zos. I, 20, 2). Воз­мож­но, имен­но отме­на Деци­ем нало­го­вой рефор­мы Филип­па и при­ве­ла к изме­не­нию настро­е­ния сто­рон­ни­ков Иота­пи­а­на. Неда­ром Деция про­слав­ля­ют как вос­ста­но­ви­те­ля сво­бо­ды (res­ti­tu­tor li­ber­ta­tis)⁴. Учи­ты­вая слож­ность ситу­а­ции на Восто­ке и обра­ще­ние Деция к нало­го­вым про­бле­мам в самом нача­ле сво­его прав­ле­ния, мож­но гово­рить, что этот шаг был им про­ду­ман еще до того, как он занял трон.

Чрез­вы­чай­но важ­ным для Деция был рели­ги­оз­но-идео­ло­ги­че­ский аспект сво­ей про­грам­мы. Деций про­ис­хо­дил из дерев­ни близ Сир­мия, где род Мес­си­ев или Мес­си­ев Квин­тов осел уже дав­но⁵. Но буду­щий импе­ра­тор под­дер­жи­вал актив­ные свя­зи с Ита­ли­ей, осо­бен­но с Этру­ри­ей, откуда про­ис­хо­ди­ла его жена Герен­ния Куп­рес­се­ния Этрус­цил­ла⁶. Карье­ра Деция была типич­но сена­тор­ской. Уни­каль­ным было, пожа­луй, то, что впер­вые таких высо­ких постов (а в конеч­ном ито­ге и тро­на) достиг выхо­дец из дунай­ско­го реги­о­на⁷. Уро­жен­цы про­вин­ций или их потом­ки уже ста­но­ви­лись импе­ра­то­ра­ми, и пер­вым из них был Тра­ян. Одна­ко их роди­ной были про­вин­ции, уже достиг­шие доволь­но высо­ко­го уров­ня рома­ни­за­ции. Пан­но­ния же нахо­ди­лась еще очень дале­ко от тако­го уров­ня. Одна­ко рас­смат­ри­вать Деция как пред­ста­ви­те­ля про­вин­ци­аль­ной зна­ти едва ли воз­мож­но. Став сена­то­ром и прой­дя ряд сена­тор­ских долж­но­стей, увен­чан­ных постом пре­фек­та Горо­да, он высту­пал дея­те­лем с.315 тра­ди­ци­он­но­го рим­ско­го типа, типич­ным сена­то­ром со все­ми поло­жи­тель­ны­ми и отри­ца­тель­ны­ми чер­та­ми, свой­ст­вен­ны­ми сена­тор­ско­му сосло­вию, в том чис­ле под­черк­ну­тым тра­ди­цио­на­лиз­мом⁸. Когда-то Цице­рон в сво­ей речи «Об отве­тах гаруспи­ков» (IX, 19) сфор­му­ли­ро­вал при­чи­ны рим­ских побед: рим­ляне пре­взо­шли все наро­ды бла­го­че­сти­ем, почи­та­ни­ем богов и зна­ни­ем, что всем руко­во­дят боги. Иде­аль­ный рим­ский сена­тор оста­вал­ся в этой уве­рен­но­сти в сво­ем высо­ком пред­на­зна­че­нии и при Импе­рии⁹. По сло­вам Зено­на (I, 21, 1), Деций выда­вал­ся родом и досто­ин­ства­ми (γέ­νει προ­έχων καὶ ἀξιώμα­τι). В неко­то­рой сте­пе­ни это сооб­ще­ние пере­кли­ка­ет­ся с утвер­жде­ни­ем в речи Пупи­е­на, как ее пере­дал Геро­ди­ан (VIII, 7, 4—6), что импе­ра­то­ры изби­ра­ют­ся из-за их бла­го­род­но­го про­ис­хож­де­ния и воен­ных подви­гов. Эта речь была фак­ти­че­ски про­грам­мой иде­аль­но­го сенат­ско­го пра­ви­тель­ства. И Деций теперь выдви­нул тот же иде­ал «хоро­ше­го импе­ра­то­ра».

Одной из харак­тер­ных черт рим­ско­го рели­ги­оз­но­го созна­ния было пред­став­ле­ние о pax deo­rum — божьем мире: рим­ляне чтят сво­их богов в пол­ном соот­вет­ст­вии с тра­ди­ци­он­ны­ми риту­а­ла­ми, вклю­чая, есте­ствен­но и жерт­во­при­но­ше­ния, а боги не толь­ко покро­ви­тель­ст­ву­ют Риму, но и гаран­ти­ру­ют ему (по край­ней мере, в буду­щем) власть над всей все­лен­ной. Нару­ше­ние людь­ми это­го мира ведет к ката­стро­фи­че­ским послед­ст­ви­ям — ужас­ным пора­же­ни­ям, гро­зя­щим само­му суще­ст­во­ва­нию Горо­да, как это было, напри­мер, во вре­мя вой­ны с Ган­ни­ба­лом, когда лишь экс­трен­ные меры при­ве­ли к исправ­ле­нию поло­же­ния¹⁰. Но тяже­лое поло­же­ние сло­жи­лось и к момен­ту при­хо­да к вла­сти Деция. Сама огром­ная труд­ность, с какой рим­ская армия справ­ля­лась с напа­де­ни­я­ми вар­ва­ров, явно свиде­тель­ст­во­ва­ла о при­бли­же­нии ката­стро­фы. Для Деция и его спо­движ­ни­ков при­чи­на была ясна: как и во вре­мя II Пуни­че­ской вой­ны, нару­шен божий мир¹¹.

Нару­ше­ние божье­го мира, в част­но­сти, выра­зи­лось в пре­не­бре­же­нии тра­ди­ци­он­ны­ми бога­ми. И Деций выдви­га­ет на пер­вый план вос­ста­нов­ле­ние почи­та­ния тра­ди­ци­он­ных свя­тынь и куль­тов. Над­пи­си с.316 про­слав­ля­ют Деция как вос­ста­но­ви­те­ля свя­тынь¹². В неко­то­рых слу­ча­ях, как это было в этрус­ской Козе, речь шла, дей­ст­ви­тель­но, о вос­ста­нов­ле­нии хра­мов. В дру­гих же, по-види­мо­му, это про­слав­ле­ние выра­жа­ло общий рели­ги­оз­ный подъ­ем, сти­му­ли­ру­е­мый Деци­ем. Так, по при­ка­зу импе­ра­то­ра (ius­su im­pe­ra­to­ris) жите­ли Акви­леи вос­ста­но­ви­ли ста­тую Неп­ту­на¹³. При этом импе­ра­тор вся­че­ски под­чер­ки­вал почи­та­ние имен­но оте­че­ских богов, как это вид­но, напри­мер, из его посла­ния жите­лям Афро­ди­си­а­са, в кото­ром он при­зы­вал их отме­тить молит­ва­ми и жерт­во­при­но­ше­ни­я­ми его прав­ле­ние ради боги­ни, имя кото­рой носит город¹⁴. Неко­то­рые иссле­до­ва­те­ли пола­га­ют, что рели­ги­оз­ная поли­ти­ка Деция была в неко­то­ром смыс­ле ана­ло­гич­на граж­дан­ской поли­ти­ке Кара­кал­лы: тот уста­но­вил еди­ное рим­ское граж­дан­ство, а этот пытал­ся создать еди­ную импер­скую рели­гию¹⁵. Дума­ет­ся, что такое мне­ние едва ли соот­вет­ст­ву­ет дей­ст­ви­тель­но­сти, ибо в кон­це 40-х гг. III в. вре­мя для таких попы­ток еще не дошло. Но то, что Деций созна­тель­но ста­вил рели­гию на служ­бу сво­ей вла­сти, мож­но вполне при­нять.

Дру­гим нару­ше­ни­ем божье­го мира было пре­не­бре­же­ни­ем тра­ди­ци­он­ны­ми жерт­во­при­но­ше­ни­я­ми или даже пол­ный отказ от них. Появи­лись языч­ни­ки, укло­ня­ю­щи­е­ся от при­не­се­ния жертв¹⁶. И все же наи­боль­шую опас­ность пред­став­ля­ли хри­сти­ане. Хри­сти­ан­ские общи­ны рас­про­стра­ня­лись почти по всей Импе­рии, а Цер­ковь нача­ла при­об­ре­тать обще­им­пер­скую струк­ту­ру, явно не сов­па­даю­щую с государ­ст­вом. И этот зна­чи­тель­ный пласт насе­ле­ния реши­тель­но отка­зы­вал­ся покло­нять­ся тра­ди­ци­он­ным боже­ствам и совер­шать глав­ный обряд — жерт­во­при­но­ше­ние. Это, конеч­но, с точ­ки зре­ния кон­сер­ва­тив­ных кру­гов рим­ско­го обще­ства, к како­вым при­над­ле­жал и сам импе­ра­тор, надо было пре­сечь. Прин­цепс как гла­ва рим­ско­го наро­да нес осо­бую ответ­ст­вен­ность и перед наро­дом, и перед бога­ми за пра­виль­ное и тща­тель­ное испол­не­ние рели­ги­оз­ных обя­зан­но­стей. Бла­го­че­стие (pie­tas), одна из осно­во­по­ла­гаю­щих кате­го­рий в систе­ме рим­ских цен­но­стей, явля­лось так­же с.317 осно­вой и мораль­ным оправ­да­ни­ем импе­ра­тор­ской вла­сти¹⁷. Пре­не­бречь этим Деций, чело­век сам по себе весь­ма кон­сер­ва­тив­ный, есте­ствен­но, не мог.

Суще­ст­во­ва­ла, как кажет­ся, еще важ­ная при­чи­на обра­ще­ния Деция к вос­ста­нов­ле­нию божье­го мира. Пред­ше­ст­вен­ник Деция Филипп отли­чал­ся рели­ги­оз­ной тер­пи­мо­стью, в том чис­ле и по отно­ше­нию к хри­сти­ан­ству¹⁸. И это, по мне­нию Деция, мог­ло оскорб­лять богов. В 248 г. Филипп тор­же­ст­вен­но отпразд­но­вал тыся­че­ле­тие Рима, под­чер­ки­вая этим празд­не­ством свою при­вер­жен­ность рим­ским тра­ди­ци­ям, веч­ность Рима, а заод­но и свою при­над­леж­ность к роман­ству, несмот­ря на араб­ское про­ис­хож­де­ние. Это­му тор­же­ству Деций про­ти­во­по­ста­вил вос­ста­нов­ле­ние pax deo­rum. Это не толь­ко было выра­же­ни­ем лич­ной пози­ции импе­ра­то­ра, но и отве­ча­ло настро­е­нию доволь­но широ­ких кру­гов рим­ско­го обще­ства, осо­бен­но сена­тор­ской зна­ти, в среде кото­рой кон­сер­ва­тив­ные тен­ден­ции все­гда были очень силь­ны­ми¹⁹. Неда­ром поз­же Кипри­ан напи­сал спе­ци­аль­ный трак­тат для опро­вер­же­ния чрез­вы­чай­но рас­про­стра­нен­но­го сре­ди языч­ни­ков взгляда, что хри­сти­ане, отвер­гаю­щие покло­не­ние рим­ским богам, винов­ны во всех бедах Импе­рии²⁰.

Не поз­же янва­ря 250 г., а, веро­ят­нее, еще в кон­це преды­ду­ще­го года²¹, Деций издал спе­ци­аль­ный эдикт, пред­пи­сы­вав­ший каж­до­му жите­лю Импе­рии пуб­лич­но в при­сут­ст­вии мест­ных вла­стей и спе­ци­аль­ной комис­сии при­не­сти жерт­ву и вку­сить жерт­вен­но­го мяса, после чего дан­ный чело­век полу­чал спе­ци­аль­ный доку­мент (li­bel­lus), удо­сто­ве­ря­ю­щий этот акт. Винов­ные в отка­зе от жерт­во­при­но­ше­ний под­вер­га­лись нака­за­нию, кото­рым мог­ла быть даже смерт­ная казнь²². Воз­мож­но, что было изда­но даже несколь­ко эдик­тов, каж­дый с.318 из кото­рых уже­сто­чал поло­же­ния преды­ду­ще­го. Во вся­ком слу­чае, Кипри­ан (Ep. 55, 9, 2) пишет о «диких эдик­тах» (fe­ra­lia edic­ta) во мно­же­ст­вен­ном чис­ле²³. Спе­ци­аль­но хри­сти­ане, по-види­мо­му, в эдик­те (или эдик­тах) не упо­ми­на­лись. Деций не ста­вил сво­ей целью ни уни­что­же­ние хри­сти­ан­ства как рели­гии, ни Церк­ви как орга­ни­за­ции. Неда­ром мно­гие аре­сто­ван­ные хри­сти­ане даже мог­ли при­ни­мать еди­но­вер­цев, в том чис­ле пре­сви­те­ров, или вести пере­пис­ку²⁴. Не тре­бо­ва­лось (в отли­чие от более позд­них декре­тов) выдать свя­щен­ные кни­ги. Един­ст­вен­но, что без­услов­но тре­бо­ва­лось, так это совер­шить жерт­во­при­но­ше­ние и этим дока­зать свое ува­же­ние к тра­ди­ци­он­ным богам. Мно­гие обра­зо­ван­ные рим­ляне искренне не пони­ма­ли, поче­му нель­зя в душе верить толь­ко в одно­го Хри­ста, а пуб­лич­но совер­шить такую фор­маль­ность, как жерт­во­при­но­ше­ние дру­гим богам, осо­бен­но тем, кого почи­та­ет вели­кий Рим. Поз­же пре­фект Егип­та недо­умен­но спра­ши­вал аре­сто­ван­ных хри­сти­ан, кто же меша­ет им чтить и сво­его Бога, и дру­гих богов, и не пони­мал, поче­му хри­сти­ане отка­зы­ва­ют­ся это делать (Euseb. HE VII, 11, 9). Деций вполне мог отно­сить­ся к таким людям. И если языч­ни­кам, кото­рые ранее укло­ня­лись от жерт­во­при­но­ше­ний, выпол­нить тре­бо­ва­ния декре­та было доволь­но про­сто, то для хри­сти­ан это озна­ча­ло фак­ти­че­ский отказ от основ­ных посту­ла­тов их рели­гии.

Един­ст­вен­ное исклю­че­ние, кото­рое, веро­ят­но, дела­лось в эдик­те, отно­си­лось к иуде­ям. От них, как кажет­ся, при­не­се­ния жертв не тре­бо­ва­лось. Во вся­ком слу­чае, ника­ких сле­дов при­нуж­де­ния иуде­ев к жерт­во­при­но­ше­ни­ям, как и ника­ких свиде­тельств их нака­за­ний за отказ от при­не­се­ния жертв, не обна­ру­же­но²⁵. И это понят­но. Иуда­изм при всем весь­ма неод­но­знач­ном к нему отно­ше­нии со сто­ро­ны рим­лян счи­тал­ся тра­ди­ци­он­ной рели­ги­ей, тес­но свя­зан­ной с опре­де­лен­ным этно­сом. А Деций выдви­нул тре­бо­ва­ние почи­та­ние имен­но тра­ди­ци­он­ных веро­ва­ний и куль­тов. В отли­чие от него хри­сти­ан­ство было рели­ги­ей новой, не уна­сле­до­ван­ной от отцов и дедов, и к тому же надэт­нич­ной²⁶. Поэто­му для них ника­ких исклю­че­ний делать­ся не мог­ло.

с.319 Неяс­но, заде­вал ли эдикт Деция мани­хе­ев. Уже око­ло 240 г. мани­хеи появи­лись в Алек­сан­дрии, а в 250 г. там уже, по-види­мо­му, суще­ст­во­ва­ла их общи­на²⁷. Эта рели­гия была такой же, а, может быть, еще более новой, как хри­сти­ан­ство. Мани­хей­ство было опас­но еще и тем, что оно шло из Ира­на, и мани­хеи мог­ли рас­смат­ри­вать­ся как «пятая колон­на» пер­сид­ско­го царя. Мно­го поз­же Дио­кле­ци­ан свои рели­ги­оз­ные пре­сле­до­ва­ния начал имен­но с мани­хей­ства. Поэто­му едва ли для мани­хе­ев было сде­ла­но такое же исклю­че­ние, как для иуде­ев. То ли мани­хеи спо­кой­но при­но­си­ли жерт­вы, то ли про­сто не сохра­ни­лось ника­ких сведе­ний об их пре­сле­до­ва­ни­ях при Деции. Что же каса­ет­ся пре­сле­до­ва­ния хри­сти­ан, то мы име­ем и неко­то­рые li­bel­li, и сооб­ще­ния совре­мен­ни­ков — Дио­ни­сия Алек­сан­дрий­ско­го (вос­про­из­веден­ные Евсе­ви­ем в его «Цер­ков­ной исто­рии») и Кипри­а­на Кар­фа­ген­ско­го.

Сра­зу же после изда­ния эдик­та нача­лось пер­вое обще­им­пер­ское гоне­ние на хри­сти­ан²⁸. Оно ока­за­лось тем более страш­ным, что было в боль­шой сте­пе­ни неожи­дан­ным²⁹: Филипп отно­сил­ся к ним тер­пи­мо, и сами они ни про­тив Филип­па, ни про­тив Деция не высту­па­ли. Да и вооб­ще в тече­ние дол­гих лет хри­сти­ане жили в усло­ви­ях отно­си­тель­но­го мира, кото­рый, прав­да, ино­гда пре­ры­вал­ся крат­ковре­мен­ны­ми вспыш­ка­ми наси­лия или еди­новре­мен­ны­ми акта­ми рим­ских вла­стей³⁰. Хри­сти­ан­ские про­по­вед­ни­ки и писа­те­ли, со сво­ей сто­ро­ны, все­гда под­чер­ки­ва­ли абсо­лют­ную лояль­ность хри­сти­ан к Импе­рии и импе­ра­то­рам. Одна­ко пони­ма­ние лояль­но­сти у них, и в тех кру­гах, кото­рых пред­став­лял Деций, было раз­ное. Хри­сти­ане пони­ма­ли под лояль­но­стью неуча­стие ни в каких мяте­жах и пол­ное под­чи­не­ние вла­стям (и даже молит­вы за вла­сти, осо­бен­но за пра­вя­ще­го импе­ра­то­ра) при сохра­не­нии в непри­кос­но­вен­но­сти сво­ей веры, запре­щаю­щей покло­нять­ся язы­че­ским богам и при­но­сить им какие-либо жерт­вы. Для кон­сер­ва­тив­ных кру­гов рим­ско­го обще­ства и выра­жаю­ще­го их взгляды и настро­е­ния Деция лояль­ность к Импе­рии не мог­ла не вклю­чать уча­стие с.320 в тра­ди­ци­он­ной рели­ги­оз­ной жиз­ни, в том чис­ле, есте­ствен­но, и в жерт­во­при­но­ше­ни­ях³¹. Кон­траст меж­ду поло­же­ни­ем хри­сти­ан и их общин при Филип­пе и при Деции был столь велик, что неко­то­рые хри­сти­ане вос­при­ня­ли импе­ра­то­ра как пред­вест­ни­ка при­хо­да анти­хри­ста (me­ta­tor an­tich­ris­ti) (Cypr. Ep. 22, 1, 1), а с ним и наступ­ле­ния кон­ца све­та (Cypr. Ep. 30, 5, 4; 31, 1, 1; 6, 2)³².

На хри­сти­ан обру­ши­лись репрес­сии. Мно­гие хри­сти­ане не выдер­жи­ва­ли гоне­ния и выпол­ня­ли тре­бо­ва­ния. Но появи­лось и зна­чи­тель­ное чис­ло муче­ни­ков, пред­по­чи­тав­ших смерть, порой очень мучи­тель­ную, отка­зу от сво­ей веры. Неко­то­рые епи­ско­пы, как Кипри­ан Кар­фа­ген­ский или Дио­ни­сий Алек­сан­дрий­ский, бежа­ли и руко­во­ди­ли сво­ей пас­т­вой из укры­тий. Дру­гие, как рим­ский епи­скоп Фаби­ан или иеру­са­лим­ский епи­скоп Алек­сандр, выбра­ли смерть (Euseb. HE VI, 39, 1—3). Пик репрес­сий, как кажет­ся, пада­ет на июнь-июль 250 г.³³

Толь­ко мера­ми в рели­ги­оз­ной сфе­ре Деций не огра­ни­чил­ся. Очень важ­ным актом было при­ня­тие им име­ни Тра­я­на. Тра­ян пред­став­лял­ся иде­аль­ным импе­ра­то­ром, луч­шим прин­цеп­сом, осу­ществляв­шим власть в пол­ном согла­сии с сена­том и в пол­ной мере ува­жаю­щим его сво­бо­ду. Срав­ни­тель­но недав­но Гор­диан пре­тен­до­вал на про­ис­хож­де­ние по мате­рин­ской линии от это­го импе­ра­то­ра (SHA Gord. 2, 2). И эта попыт­ка свя­зать про­ис­хож­де­ние Гор­ди­а­на с люби­мым сена­то­ра­ми импе­ра­то­ром, пока­зы­ва­ет век­тор поли­ти­че­ской мыс­ли и дей­ст­вия сена­тор­ских кру­гов. Пре­тен­до­вать даже на кос­вен­ное про­ис­хож­де­ние от это­го попу­ляр­но­го госуда­ря Деций, конеч­но, не мог. И он пошел по дру­го­му пути, при­мер кото­ро­му пока­зал Сеп­ти­мий Север, когда он при­нял имя Пер­ти­на­к­са³⁴. Для Сеп­ти­мия Севе­ра при­ня­тие это­го име­ни, как и более позд­нее посмерт­ное вклю­че­ние себя и сво­ей семьи в дом Анто­ни­нов, выра­жа­ло, кро­ме свое­об­раз­ной леги­ти­ма­ции сво­ей вла­сти, еще и ясную пре­тен­зию на про­дол­же­ние поли­ти­ки Пер­ти­на­к­са и Мар­ка Авре­лия³⁵. По суще­ству то же самое сде­лал и Деций, толь­ко он избрал для это­го более отда­лен­ную во вре­ме­ни и более попу­ляр­ную фигу­ру — Тра­я­на. Он явно демон­стри­ро­вал свою про­грам­му — воз­вра­ще­ние к прин­ци­пам прав­ле­ния «луч­ше­го прин­цеп­са», обес­пе­чи­вая этим себе широ­кую под­держ­ку в Риме, осо­бен­но в сена­те³⁶. с.321 К тому же, Тра­ян был послед­ним вели­ким заво­е­ва­те­лем в рим­ской исто­рии. При­ни­мая его имя, Деций ясно наме­кал на вос­ста­нов­ле­ние блес­ка рим­ско­го име­ни, весь­ма поблек­ше­го в ходе неудач послед­не­го вре­ме­ни. Нако­нец, как и Деций, Тра­ян был про­вин­ци­а­лом, пер­вым про­вин­ци­а­лом на рим­ском троне. И при­нял это имя Деций прак­ти­че­ски сра­зу после при­бы­тия в сто­ли­цу³⁷.

Вслед за этим Деций пошел еще даль­ше. Он выпу­стил серию монет с изо­бра­же­ни­я­ми и име­на­ми di­vi, вклю­чаю­щую Авгу­ста, Вес­па­си­а­на, Тита, Нерву, Тра­я­на, Адри­а­на, Мар­ка Авре­лия, Луция Вера^[1], Ком­мо­да, Сеп­ти­мия Севе­ра и Алек­сандра Севе­ра³⁸. Деций, таким обра­зом, вклю­ча­ет себя в общий ряд импе­ра­то­ров, пред­став­ляя свое прав­ле­ние как логич­ное про­дол­же­ние исто­рии веч­но­го Рима. Этот спи­сок в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни сов­па­да­ет с пере­ч­нем луч­ших (op­ti­mi) импе­ра­то­ров в био­гра­фии Авре­ли­а­на (SHA Aur. 42, 4); в послед­нем нет толь­ко Ком­мо­да (не гово­ря, есте­ствен­но, о Клав­дии II и Авре­ли­ане). Эта серия, одна­ко, вклю­ча­ет не всех обо­жест­влен­ных импе­ра­то­ров. Извест­но, что обо­жест­вле­ны были Клав­дий, Пер­ти­накс, все три Гор­ди­а­на, а, по сло­вам Евтро­пия (IX, 3), и оба Филип­па. Но эти импе­ра­то­ры не нашли места на моне­тах Деция. И это очень инте­рес­но. Деций поме­ща­ет на сво­их моне­тах всех обо­жест­влен­ных Фла­ви­ев и Анто­ни­нов, вклю­чая нена­вист­но­го сена­то­рам Ком­мо­да, но из Юли­ев-Клав­ди­ев опус­ка­ет Клав­дия. В свое вре­мя отно­ше­ние боль­шин­ства сена­то­ров к Клав­дию выра­зи­лось в язви­тель­ном «Отык­в­ле­нии Клав­дия», при­пи­сы­вае­мо­го Сене­ке, и, веро­ят­но, такое отно­ше­ние закре­пи­лось в про­се­на­тор­ской исто­рио­гра­фии вплоть до вре­ме­ни Деция и даже Дио­кле­ци­а­на. Не совсем понят­но опу­ще­ние Пер­ти­на­к­са, кото­рый, кста­ти, не упо­мя­нут и в био­гра­фии Авре­ли­а­на. Это мог­ло быть свя­за­но и с крат­ковре­мен­но­стью его прав­ле­ния (Деций не хотел допус­кать даже наме­ка на крат­ковре­мен­ность и сво­его прав­ле­ния), и с тем, что Пер­ти­накс был, веро­ят­но, заме­шан в с.322 заго­во­ре, при­вед­шем к убий­ству Ком­мо­да (SHA Pert. 4, 4)³⁹. Что каса­ет­ся Гор­диа­нов, то Деций явно не желал про­щать им свою опа­лу⁴⁰. Вопрос об обо­жест­вле­нии Филип­пов спо­рен. Во вся­ком слу­чае, всем было ясно, что Деций при­шел к вла­сти в резуль­та­те их свер­же­ния и убий­ства, и одно это уже не дава­ло воз­мож­но­сти почтить их на его моне­тах. А, может быть, новый импе­ра­тор вооб­ще хотел вычерк­нуть из памя­ти рим­лян бур­ные собы­тия, про­ис­шед­шие после убий­ства Алек­сандра Севе­ра, и свое прав­ле­ние непо­сред­ст­вен­но при­со­еди­нить к более, как тогда каза­лось, спо­кой­ным вре­ме­нам. Воз­мо­жен еще один вари­ант. Моне­ты про­слав­ля­ли память один­на­дца­ти di­vi, и не исклю­че­но, что Деций наде­ял­ся в буду­щем стать две­на­дца­тым⁴¹. Во вся­ком слу­чае, эти моне­ты ясно пока­зы­ва­ют стрем­ле­ние Деция лега­ли­зо­вать свою власть в более широ­ком кон­тек­сте исто­рии Рим­ской импе­рии, и при­том в свя­зи с прав­ле­ни­я­ми луч­ших прин­цеп­сов, укре­пить свой имидж нор­маль­но­го пре­ем­ни­ка вели­ких импе­ра­то­ров⁴².

Одна­ко обра­ща­ет на себя вни­ма­ние тот факт, что все эти моне­ты были выпу­ще­ны не в Риме, а в Медио­лане, и пред­на­зна­ча­лись они для выпла­ты сол­да­там⁴³. Это озна­ча­ет, что про­па­ган­да доб­лест­ных пред­ше­ст­вен­ни­ков была направ­ле­на не столь­ко на граж­дан, сколь­ко на армию. Види­мо, после ряда воен­ных неудач Деций стре­мил­ся под­нять дух вои­нов напо­ми­на­ни­ем о вели­ких свер­ше­ни­ях, сде­лан­ных при боже­ст­вен­ных пред­ше­ст­вен­ни­ках.

При всей важ­но­сти про­веде­ния в жизнь рели­ги­оз­но-идео­ло­ги­че­ской про­грам­мы она одна не мог­ла обес­пе­чить выход из тупи­ка. Сна­ча­ла Деций, стре­мясь упро­чить свою власть и создать новую дина­стию, пошел по ста­ро­му пути. У него было двое сыно­вей, и стар­ше­го Герен­ния Этрус­ка он во вто­рой поло­вине 250 г. сде­лал цеза­рем и даро­вал ему три­бун­скую власть. Может быть, тогда же цеза­рем стал и его вто­рой сын — Гости­ли­ан. Поз­же Деций сде­лал Герен­ния Этрус­ка и авгу­стом, хотя и не разде­лил с ним вер­хов­ный пон­ти­фи­кат (ILS с.323 515—518)⁴⁴. Жена Деция Герен­ния Куп­рес­се­ния Этрус­цил­ла полу­чи­ла все обыч­ные для того вре­ме­ни титу­лы импе­ра­три­цы, вклю­чая титул «мате­ри лаге­рей» (ILS 521). Все это шло в рус­ле обыч­ных дей­ст­вий импе­ра­то­ров III в. Одна­ко поло­же­ние ока­за­лось столь слож­ным, что Деций попы­тал­ся сде­лать весь­ма нетри­ви­аль­ный шаг.

Толч­ком к это­му шагу, види­мо, послу­жи­ли попыт­ки узур­па­ций, с кото­ры­ми при­шлось столк­нуть­ся Децию. Во вре­мя оче­ред­но­го гот­ско­го втор­же­ния на Бал­ка­ны намест­ник Македо­нии Приск после захва­та гота­ми Филип­по­по­ля, кото­рый он до это­го неудач­но защи­щал, сам пере­шел на сто­ро­ну вар­ва­ров и был ими про­воз­гла­шен импе­ра­то­ром (Iord. Get. 103). Сам Деций в это вре­мя во гла­ве армии нахо­дил­ся на Бал­ка­нах, и, вос­поль­зо­вав­шись его ухо­дом из сто­ли­цы, власть в Риме попы­тал­ся захва­тить Юлий Валент Лици­ни­ан (Aur. Vict. Caes. 29, 2—3; Epit. 29, 5). Выступ­ле­ние Вален­та было осо­бен­но опас­ным. Его актив­но под­дер­жа­ла тол­па (cu­pien­tis­si­mo vul­go). На какое-то вре­мя Валент, как кажет­ся, сумел реаль­но захва­тить власть. Авре­лий Вик­тор пишет, что он im­pe­rium ca­pit, а эпи­то­ма­тор сооб­ща­ет, что Валент impеra­tor ef­fec­tus est. Кипри­ан (ep. 55, 9, 1) упо­ми­на­ет о сопер­ни­чаю­щем прин­цеп­се (aemu­lus prin­ceps), кото­рый высту­пил про­тив тира­на, т. е. Деция. В этом сопер­ни­ке надо видеть Вален­та⁴⁵. Хри­сти­ан­ский автор свя­зы­ва­ет два собы­тия: узур­па­ция Вален­та и избра­ние рим­ским епи­ско­пом Кор­не­лия. А т. к. Кор­не­лий был избран в нача­ле мар­та 251 г.⁴⁶, то и выступ­ле­ние Вален­та надо, по-види­мо­му, отне­сти при­бли­зи­тель­но к это­му же вре­ме­ни⁴⁷. Харак­тер­но, что, по сло­вам Авре­лия Вик­то­ра, знать (no­bi­li­tas), т. е. явно сенат, При­с­ка объ­яви­ла вра­гом оте­че­ства. Но ниче­го тако­го не было сде­ла­но в отно­ше­нии Вален­та. Это может гово­рить о том, что не толь­ко тол­па, но и, по край­ней мере, часть сена­тор­ской зна­ти под­дер­жа­ла узур­па­то­ра. Это не мог­ло не напом­нить Децию ситу­а­цию 238 г., когда тол­па при под­стре­ка­тель­стве части сена­то­ров заста­ви­ла сде­лать цеза­рем Гор­ди­а­на III. Оба узур­па­то­ра были уни­что­же­ны быст­ро (mox). Веро­ят­но, Деций все-таки рас­по­ла­гал в Риме какой-то силой, кото­рая и в его отсут­ст­вие суме­ла спра­вить­ся с выступ­ле­ни­ем Вален­та. Приск тоже был убит; во вся­ком слу­чае, когда в сле­дую­щем году вой­на на Бал­ка­нах воз­об­но­ви­лась, о При­с­ке речи уже не было. Обе узур­па­ции с.324 не уда­лись. Одна­ко они были чрез­вы­чай­но опас­ны. Узур­па­ция При­с­ка была опас­на его сою­зом с вар­ва­ра­ми: она пока­за­ла, что не толь­ко он, но и воз­мож­ный дру­гой буду­щий узур­па­тор может исполь­зо­вать внеш­нюю силу для захва­та вла­сти. Мятеж Вален­та пока­зал нена­деж­ность самой сто­ли­цы и, види­мо, части сена­тор­ской зна­ти.

Послед­нее обсто­я­тель­ство долж­но было осо­бен­но обес­по­ко­ить Деция. Он сам был сена­то­ром, но зани­мал в нем несколь­ко осо­бое поло­же­ние. Он про­ис­хо­дил из рай­о­на Сир­мия и был пер­вым, насколь­ко пока извест­но, импе­ра­то­ром, про­ис­хо­див­шим из Илли­рии⁴⁸. В 238 г. Деций недву­смыс­лен­но встал на сто­ро­ну Мак­си­ми­на, про­ти­во­по­ста­вив себя, таким обра­зом, боль­шин­ству сена­та. Он не толь­ко отка­зал­ся при­знать Мак­си­ми­на и его сына «вра­га­ми наро­да», но и при­нял актив­ные меры для под­готов­ки обо­ро­ны сво­ей про­вин­ции про­тив воз­мож­но­го напа­де­ния сенат­ских сил⁴⁹. После пора­же­ния Мак­си­ми­на он, есте­ствен­но, попал в опа­лу и был сме­щен со сво­его поста лега­та Тарра­кон­ской Испа­нии. На поли­ти­че­скую сце­ну он вер­нул­ся, ско­рее все­го, после смер­ти Гор­ди­а­на⁵⁰, может быть, в резуль­та­те амни­стии, про­веден­ной Филип­пом. Более того, Филипп назна­чил его пре­фек­том Рима⁵¹, что было зна­ком импе­ра­тор­ско­го дове­рия и демон­стра­ци­ей жела­ния объ­еди­не­ния всех сил обще­ства неза­ви­си­мо от про­шлых пози­ций. Одна­ко и после это­го Деций зани­мал в сена­те несколь­ко осо­бую пози­цию. Зосим (I, 21, 1) рас­ска­зы­ва­ет, что когда Филипп, взвол­но­ван­ный и испу­ган­ный оче­ред­ным армей­ским мяте­жом, обра­тил­ся к сена­ту за под­держ­кой, сена­то­ры пред­по­чли про­мол­чать, и толь­ко Деций под­нял­ся и выра­зил импе­ра­то­ру свою пол­ную под­держ­ку. Прав­да несколь­ко поз­же он сам высту­пил про­тив Филип­па и сверг его, но в тот момент он сно­ва, как в 238 г., про­ти­во­по­ста­вил себя сенат­ско­му боль­шин­ству. И несо­мнен­ная под­держ­ка части, по край­ней мере, сена­то­ров Вален­та заста­ви­ла Деция искать пути при­вле­че­ния все­го сена­та на свою сто­ро­ну. И луч­шей кан­дида­ту­ры, чем Вале­ри­ан, пожа­луй, не было.

П. Лици­ний Вале­ри­ан про­ис­хо­дил из знат­но­го рода. Род Лици­ни­ев был доволь­но древним, а сам Вале­ри­ан пород­нил­ся с еще с.325 более в то вре­мя вли­я­тель­ным родом Эгна­ци­ев⁵². Подроб­но­сти его карье­ры неиз­вест­ны, но ясно, что он зани­мал и граж­дан­ские, и воен­ные посты, в том чис­ле был кон­су­лом-суф­фек­том⁵³. В 238 г. Вале­ри­ан, быв­ший тогда кве­сто­ром Гор­ди­а­на, был им послан из Афри­ки в Рим с сооб­ще­ни­ем о сво­ем про­воз­гла­ше­нии импе­ра­то­ром, и он сыг­рал зна­чи­тель­ную роль в собы­ти­ях это­го года, по край­ней мере, в их нача­ле⁵⁴. При Деции карье­ра Вале­ри­а­на пошла вверх. Собы­тия 238 г., каза­лось бы, долж­ны были раз­ве­сти Деция и Вале­ри­а­на. Но это­го не про­изо­шло. В прав­ле­ние Деция Вале­ри­ан был, очень веро­ят­но, прин­цеп­сом сена­та (SHA Val. 5, 4). Такая кан­дида­ту­ра вполне долж­на была обес­пе­чить Децию лояль­ность сена­та, в том чис­ле и во вре­мя его отсут­ст­вия, и вооб­ще в столь труд­ный момент, когда импе­ра­тор ока­зал­ся перед столь­ки­ми опас­но­стя­ми.

Автор био­гра­фии Вале­ри­а­на рас­ска­зы­ва­ет, что сенат в 251 г. в ответ на посла­ние Деция еди­но­глас­но поста­но­вил сде­лать Вале­ри­а­на цен­зо­ром. Но когда Деций на осно­ва­нии это­го сена­тус­кон­суль­та пред­ло­жил ему этот пост, тот реши­тель­но отка­зал­ся, заявив, что толь­ко авгу­сты (т. е. Деций и его сын) долж­ны зани­мать­ся все­ми дела­ми (SHA Val. 5, 4—6, 9). Из речи Деция, обра­щен­ной к Вале­ри­а­ну, вид­но, что под цен­зу­рой под­ра­зу­ме­ва­лось веде­ние прак­ти­че­ски всех граж­дан­ских дел, вклю­чая кон­троль за сена­то­ра­ми и всад­ни­ка­ми, руко­вод­ство финан­со­вы­ми вопро­са­ми, назна­че­ние чинов­ни­ков, кро­ме пре­фек­та Рима и орди­нар­ных кон­су­лов, снаб­же­ние армии ору­жи­ем и даже общее суж­де­ние о поло­же­нии в государ­стве, т. е. по суще­ству почти вся граж­дан­ская сфе­ра импе­ра­тор­ской вла­сти. В слу­чае при­ня­тия Вале­ри­а­ном это­го пред­ло­же­ния он на деле ста­но­вил­ся сопра­ви­те­лем Деция⁵⁵. Вся исто­рия с посла­ни­ем Деция, реше­ни­ем сена­та и отка­зом Вале­ри­а­на обыч­но счи­та­ет­ся новел­лой, не имев­шей отно­ше­ния к реаль­но­сти⁵⁶. Одна­ко такой посту­пок пол­но­стью впи­сы­ва­ет­ся в общее кон­сер­ва­тив­ное направ­ле­ние поли­ти­ки Деция⁵⁷. Кро­ме с.326 того, име­ет­ся еще сооб­ще­ние Зона­ры (XII, 20), что Деций пору­чил Вале­ри­а­ну руко­вод­ство дела­ми (διοίκη­σις τῶν πραγ­μά­των). Что это за τὰ πράγ­μα­τα, из крат­кой замет­ки Зона­ры неяс­но. Пред­по­ла­га­ют, что выра­же­ние διοίκη­σις ука­зы­ва­ет, преж­де все­го, на финан­со­вую рефор­му⁵⁸. Одна­ко это сло­во име­ет и более широ­кое зна­че­ние. Напри­мер, Зосим (I, 60, 1) пишет, что Авре­ли­ан после победы над Паль­ми­рой пору­чил пре­фек­ту Месо­пота­мии Мар­цел­ли­ну адми­ни­ст­ра­цию (διοίκη­σιν) все­го Восто­ка. В неко­то­рой сте­пе­ни пол­но­мо­чия, пред­ла­гае­мые Вале­ри­а­ну в рас­ска­зе «Тре­бел­лия Пол­ли­о­на», мож­но сопо­ста­вить с τὰ πράγ­μα­τα, о кото­рых пишет Зона­ра. Види­мо, διοίκη­σις τῶν πραγ­μά­των и было руко­вод­ство всей граж­дан­ской сфе­рой вла­сти. Деций мог, дей­ст­ви­тель­но, попы­тать­ся создать пост сво­его «заме­сти­те­ля по граж­дан­ским делам», кото­рый дей­ст­во­вал бы в согла­сии с сена­том. Совсем не исклю­че­но, что новая долж­ность фак­ти­че­ско­го заме­сти­те­ля импе­ра­то­ра долж­на была при­нять фор­му древ­ней цен­зу­ры⁵⁹.

Идея, что импе­ра­тор дол­жен сосре­дото­чить­ся на воен­ных про­бле­мах, пре­до­став­ле­ние реше­ние граж­дан­ских дел сена­ту, явно суще­ст­во­ва­ла в это вре­мя. Через два года после гибе­ли Деция Эми­ли­ан, про­воз­гла­шен­ный импе­ра­то­ром, напи­сал сена­ту, что он с.327 пре­до­став­ля­ет сена­то­рам управ­ле­ние (βα­σιλείαν), а сам будет толь­ко их пол­ко­вод­цем (στρα­τηγός αὐτῶν) (FHG IV. Anon. fr. 2; Zon. XII, 22). К сожа­ле­нию, мы име­ем толь­ко гре­че­ский текст, так что какие выра­же­ния име­лись в латин­ском ори­ги­на­ле, неиз­вест­но. Гре­че­ские же авто­ры употреб­ля­ют сло­во βα­σιλεία, как обыч­но в их вре­мя обо­зна­ча­лась импе­ра­тор­ская власть. При всей, может быть, дема­го­гич­но­сти это­го посла­ния, его содер­жа­ние явно напо­ми­на­ет попыт­ку Деция разде­лить воен­ную и граж­дан­скую власть. Насколь­ко серь­ез­но Эми­ли­ан пред­по­ла­гал это сде­лать, мы не зна­ем. Одна­ко само по себе такое посла­ние пока­зы­ва­ет, что идея разде­ле­ния вер­хов­ной вла­сти суще­ст­во­ва­ла, и она явно была доро­га сена­ту.

Чем в таком слу­чае вызван отказ Вале­ри­а­на, неяс­но. Вполне воз­мож­но, что он пони­мал дву­смыс­лен­ность поло­же­ния, в каком он ока­зал­ся бы в слу­чае дей­ст­ви­тель­но­го сво­его назна­че­ния на этот пост, ибо при нали­чии пол­но­мо­чий у него не было бы реаль­ных рыча­гов вла­сти. К тому же, офи­ци­аль­ным пред­ста­ви­те­лем импе­ра­то­ра в Риме был остав­лен его млад­ший сын Гости­ли­ан, при кото­ром нахо­ди­лась его мать Герен­ния Этрус­цил­ла в каче­стве авгу­сты⁶⁰, и как бы сло­жи­лись отно­ше­ния меж­ду импе­ра­три­цей и «граж­дан­ским импе­ра­то­ром» никто, в том чис­ле и сам Вале­ри­ан, пред­ска­зать не мог.

Воз­мож­но, что вос­ста­нов­ле­ние в новом виде древ­ней цен­зу­ры рас­смат­ри­ва­лось Деци­ем в каче­стве пер­во­го шага в серии реформ⁶¹. Но отказ Вале­ри­а­на стал в этом деле зна­чи­тель­ным пре­пят­ст­ви­ем. Еще важ­нее была необ­хо­ди­мость все силы и все вни­ма­ние скон­цен­три­ро­вать на борь­бе с гота­ми. В этих усло­ви­ях все дру­гое отхо­ди­ло на вто­рой план. Как гово­рит Кипри­ан (De lap­sis 1), уже втор­же­ние готов вынуди­ло Деция фак­ти­че­ски пре­кра­тить испол­не­ние сво­его эдик­та, тре­бу­ю­ще­го обя­за­тель­ных жерт­во­при­но­ше­ний (Cypr. De lap­sis 1)⁶². Уже вско­ре после Пас­хи, кото­рая в 251 г. при­хо­ди­лась на 23 мар­та, Кипри­ан смог вер­нуть­ся в Кар­фа­ген, а в кон­це мар­та или в апре­ле того же года в этом горо­де собрал­ся собор афри­кан­ских епи­ско­пов⁶³. Таким обра­зом, Деций потер­пел явную неуда­чу и в рели­ги­оз­ной, и в адми­ни­ст­ра­тив­ной с.328 сфе­рах. Может быть, импе­ра­тор наме­ре­вал­ся вер­нуть­ся и к адми­ни­ст­ра­тив­ным рефор­мам, и к вос­ста­нов­ле­нию pax deo­rum после реше­ния гот­ской про­бле­мы. Но судь­ба рас­по­ряди­лась ина­че. В июне 251 г. в оже­сто­чен­ной двух­днев­ной бит­ве у Абрит­та во Фра­кии Деций погиб (Eut­rop. IX, 4; Aur. Vict. 29, 4—5; Epit. 29, 3; Amm. Marc. XXXI, 5, 16; Zos. I, 23, 2—3; Iord. Get. 103; FHG III. Dex. Fr. 16; Zon. XII, 20).

Прав­ле­ние Деция было очень крат­ковре­мен­ным — все­го два года и даже несколь­ко мень­ше. Став импе­ра­то­ром, Деций стре­мил­ся воз­ро­дить былую мощь Рима воз­вра­ще­ни­ем к тра­ди­ци­ям. Созда­ет­ся впе­чат­ле­ние, что в сво­ей дея­тель­но­сти он сле­до­вал (или пытал­ся сле­до­вать) целост­ной про­грам­ме, вклю­чаю­щей раз­лич­ные меро­при­я­тия, направ­лен­ные на воз­рож­де­ние, насколь­ко он счи­тал воз­мож­ным, mos maio­rum. Неко­то­рые эле­мен­ты этой про­грам­мы, ско­рее все­го, воз­ник­ли в его голо­ве еще до при­хо­да к вла­сти. К дру­гим он при­шел в силу сло­жив­ших­ся обсто­я­тельств. Не упус­кая цели укреп­ле­ния сво­ей вла­сти и уве­ко­ве­че­ния по воз­мож­но­сти сво­ей дина­стии, он в дру­гих отно­ше­ни­ях пытал­ся вер­нуть атмо­сфе­ру «доб­ро­го ста­ро­го вре­ме­ни», испра­вить неспра­вед­ли­во­сти как по отно­ше­нию к богам, так и к людям и государ­ству. В рели­ги­оз­ном плане это было вос­ста­нов­ле­ние нару­шен­но­го «божье­го мира», воз­рож­де­ние почи­та­ния оте­че­ских богов. В идео­ло­ги­че­ском — при­со­еди­не­ние к тра­ди­ции вели­ких импе­ра­то­ров, про­сла­вив­ших, по мне­нию Деция и его сто­рон­ни­ков, Рим­скую импе­рию, и кос­вен­но вклю­че­ние себя в этот ряд. В адми­ни­ст­ра­тив­ном плане — попыт­ка созда­ния неко­е­го граж­дан­ско­го инсти­ту­та (может быть, в виде ста­рин­ной цен­зу­ры), кото­рый бы суще­ст­во­вал наряду с импе­ра­тор­ской вла­стью и обес­пе­чи­вал связь импе­ра­то­ра с сена­том и обще­ст­вом. Эти попыт­ки, одна­ко, рух­ну­ли, и рух­ну­ли они не толь­ко из-за крат­ковре­мен­но­сти прав­ле­ния или, тем более, како­го-либо сопро­тив­ле­ния, но и из-за пол­но­го несоот­вет­ст­вия вре­ме­ни. Эти меры ока­за­лись столь же уто­пич­ны­ми, как и попыт­ка сена­та в 238 г. вер­нуть себе почти пол­ную власть. Ника­ко­го воз­вра­ще­ния к ста­ро­му уже не мог­ло быть.