Галлиен и сенат
OCR: Р. Л. Гутовский.
с.53 Правление Галлиена считается пиком кризиса Римской империи1. Действительно, в это время империю потрясали многочисленные военные мятежи и варварские вторжения, стала ясной финансовая катастрофа, а пленение персами Валериана явилось ярким знаком резкого ослабления государства. Этот разгром и постыдный факт пленения римского императора стали сигналом к многочисленным узурпациям2. Империя разваливалась. На западе и востоке образовались фактически независимые государства — Галльская империя и Пальмирское царство, и Галлиен был вынужден с этим смириться. И если он пятнадцать лет смог усидеть на троне, то только благодаря своей неукротимой энергии. И одним из проявлений этой энергии явились реформы, которые он был вынужден провести, в том числе сенаторскую реформу.
Приход к власти Валериана и Галлиена не предвещал сенату ничего плохого. В отличие от ряда предыдущих императоров, сделавших свою карьеру исключительно в армии, Валериан и Галлиен вышли из сенаторской знати. Род Лициниев был довольно древним, а сам Валериан породнился с еще более в то время влиятельным родом Эгнациев3. Подробности карьеры Валериана неизвестны, но ясно, что он занимал и гражданские, и военные посты, в том числе был консулом-суффектом4. В 238 г. Валериан, бывший тогда квестором Гордиана, был им послан из Африки в Рим с сообщением о своем провозглашении императором, и он сыграл значительную роль в событиях этого года, по крайней мере, в их начале5. При Деции карьера Валериана пошла вверх. В это время Валериан был, очень вероятно, принцепсом сената (SHA Val. 5, 4). Зонара (XII, 20) пишет, что Деций поручил Валериану руководство делами (διοίκησις τῶν πραγμάτων). Что это за τὰ πράγματα, из краткой заметки Зонары неясно. Предполагают, что выражение διοίκησις указывает, прежде всего, на финансовую реформу6. Однако это слово имеет и более широкое значение. Например, Зосим (I, 60, 1) пишет, что Аврелиан после победы над Пальмирой поручил префекту Месопотамии Марцеллину администрацию (διοίκησιν) всего Востока. Автор биографии Валериана рассказывает, что сенат в 251 г. в ответ на послание Деция единогласно постановил сделать Валериана цензором. Но когда Деций на основании этого сенатусконсульта предложил ему этот пост, тот решительно отказался, заявив, что только августы (т. е. Деций и его сын) должны заниматься всеми делами (SHA Val. 5, 4—
Сохранил Валериан и доверие Требониана Галла, который поручил ему командование войсками на Рейне и в Реции11. В еще большей степени роль Валериана проявилась в 253 г. Когда Требониан узнал, что против него выступил Эмилиан, он приказал Валериану с войсками, стоявшими в Кельтике и Германии, т. е., вероятно, на Рейне и в альпийском регионе, двинуться против узурпатора (Zos. I, 28, 1). Требониан погиб раньше, чем Валериан со своими войсками успел вмешаться в события, и сенат признал императором Эмилиана, и за ним последовали провинции. Египетские папирусы уже начали датироваться по его правлению12. Однако Валериан не прекратил свой поход. Своими войсками он был провозглашен императором, после чего двинулся с ними в Италию. Эмилиан был убит между Сполетием и Римом (Epit. 31, 2), и Валериан был, в свою очередь, признан сенатом. В сложившейся ситуации сам Валериан вполне мог чувствовать и представлять себя не только законным императором (в противоположность узурпатору Эмилиану), но и мстителем за Требониана13. Во всяком случае, погибший вместе с отцом сын Требониана Волузиан, тоже бывший августом, был обожествлен14.
Сенат не только, как это было обычно, признал его, но и объявил цезарем его сына Галлиена (Aur. Vict. Caes. XXXII, 1—
Возможно, что значительную роль в этом выдвижении сыграл Л. Эгнаций Виктор Лоллиан. Это был заслуженный сенатор, прошедший чуть ли не всю лестницу сенаторских должностей, в том числе консула-суффекта. Он был дядей первой жены Валериана Эгнации Маринианы и, следовательно, двоюродным дедом Галлиена17. Недаром уже в следующем 254 г. он был сделан префектом Рима, что делало его одним из самых высших лиц государства18. Это выдвижение могло быть связано не столько с родством с новыми императорами, сколько с его ролью в событиях предыдущего года и быть наградой за нее.
Однако положение в империи было очень сложным, и события скоро показали, что одному августу справиться с ними было очень трудно. И тогда Валериан пошел на провозглашение своего сына уже не цезарем, а равноправным с ним августом. Если верить Зосиму, он пошел на это, убедившись в очень плохом состоянии дел19. Судя по сообщениям «Эпитомы» и Зосима, в этом сенат уже практически роли не играл. Реальная ситуация оказалась важнее даже не юридической видимости (она, вероятнее всего, была соблюдена), а фактической сути. Это произошло вскоре после прибытия Валериана в Рим осенью того же 253 г.20 Промежуток времени, в течение которого Галлиен был цезарем, оказался весьма коротким. За это время в Риме даже не успели выпустить монеты с его именем как цезаря. Но зато этот факт успели отметить некоторые круги Нумидии и города Малой Азии21. Галлиен стал равноправным с отцом правителем империи, сосредоточившись в основном на управлении западной частью государства. Когда же Валериан летом 260 г.22, потерпев жестокое поражение от персов, попал к ним в плен, где позже и умер, Галлиен стал единственным законным августом.
Галлиен был человеком по тем временам довольно образованным, и, как все люди его круга, почитал римскую древность и пытался следовать традиционным римским ценностям23. Он был хорошим оратором, поэтом, интересовался искусством (SHA Gal. 11, 6—
Эти реформы Галлиен начал проводить, видимо, еще тогда, когда он по желанию отца был признан августом, а затем оставлен им правителем Запада. Уже в 258 г. в Колонии Агриппине начали чеканиться монеты с легендой GALLIENVS CVM
с.57 С этой военной реформой, несомненно, связана и политическая реформа Галлиена33. Аврелий Виктор (Caes. 33, 34) пишет, что Галлиен первым запретил сенаторам военную службу и приближаться к войску. А в другом месте (37, 6) он прямо упоминает эдикт Галлиена (Gallieni edicto). По поводу этих сообщений существуют две различные точки зрения. В том, что во второй половине III в. сенаторы, действительно, были отодвинуты от армии и что это в большой степени связано с военной реформой, согласны все. Но одни полагают, что никакого специального эдикта издано не было, и вытеснение сенаторов из военной верхушки проходило более или менее постепенно как результат создания новой военной системы34. Другие считают, что речь идет о специальном императорском акте, изданном в 262 г.35 Если следовать тексту Аврелия Виктора буквально, то надо признать правоту вторых. Действительно, историк недвусмысленно говорит о запрещении императора (vetuit) и даже недвусмысленно упоминает эдикт36. Немного раньше (33, 33—
Историографическая реакция не заставила себя ждать37. Тот же Аврелий Виктор, рассказывая об энергичных действиях Галлиена, ко всей деятельности этого императора относится в целом отрицательно. Он приводит многочисленные факты позорного, по его мнению, поведения Галлиена. В частности, по его мнению, посещение императором харчевен и винных лавок во время чумы в Риме, а особенно тот факт, что он находился под властью своей жены Салонины и в то же время позорно имел любовницей дочь германского царя Аттала Пипу, и вызвали наиболее ожесточенные внутренние смуты (6). В разгар этих смут и вторжений варваров Галлиен бесчестно (improbe) внушал гражданам, что всюду царит мир, и даже устраивал игры и триумфальные праздники, При этом историк прибавляет, что так бывает обычно, когда государством управляют по произволу (ex voluntate) (15). И вообще действия этого принцепса он называет гнусностями, преступлениями (flagitia) (29). Даже само убийство Галлиена автор счел совершенным на общее благо (bono publico).
Такое же впечатление создает и биограф Галлиена. Так, рассказав о достижениях Галлиена в искусстве, «Требеллий Поллион» сразу же оговаривается, что от императора требуются другое, чем от оратора и поэта (SHA Gal. 11, 6—
Аврелий Виктор (29) называет Галлиена худшим (pessimus) принцепсом и говорит, что с ним всегда будут сравнивать плохих правителей. Это нельзя не сравнить с официальным признанием Траяна «лучшим принцепсом» и с с.58 пожеланиями вновь вступившим на трон быть «лучше Траяна». Галлиен, таким образом, предстает как прямая противоположность столь любимому сенаторами Траяну38. Более того, столь отрицательная оценка этого императора контрастирует с прославлением его отца Валериана, биография которого приписывается тому же Требеллию Поллиону. Даже позорное поражение Валериана (какого, кстати, Галлиен не испытывал) приписывается лишь неизбежному року (fatali… necessitate) (SHA Val. 7). И это притом, что для авторов (или автора) всего сочинения победы на поле боя были неотъемлемыми критериями «хорошего принцепса»39. Галлиена противопоставляли и его преемнику Клавдию, о котором его биограф (2, 3) говорит, что в нем соединились доблесть (virtus) Траяна, благочестие Антонина, умеренность Августа и добрые качества (bona) великих государей. Разумеется, такая оценка Клавдия была в огромной степени вызвана претензией Констанция Хлора и, следовательно, его потомков, на происхождение от этого императора (SHA Claud. 13, 2). Сам автор биографии (1, 1) недвусмысленно говорит, что именно Констанций был инициатором создания жизнеописания Клавдия. Даже если это утверждение подвергать сомнению, а генеалогию Констанция считать вымышленной, «социальный заказ» здесь несомненен40. Но в данном случае важен другой аспект. Появление таких резко негативных оценок и противопоставление Галлиена как некоторым предшественникам и преемникам становятся вполне понятными, если учесть, что в историографии, особенно латинской, господствовала ясно выраженная просенатская тенденция. И они, несомненно, отражают резкое недовольство сената деятельностью Галлиена41.
Характерны события, происшедшие в Риме после смерти Галлиена. Там при известии о гибели Галлиена начались кровавые беспорядки, жертвами которых стали многие родственники и сторонники погибшего императора. Аврелий Виктор (33, 31—
«Руку сената», как кажется, можно проследить и в заговоре, приведшем к убийству Галлиена, армия которого в это время осаждала очередного узурпатора — Авреола, засевшего в Медиолане. Это заговор возник среди галлиеновского генералитета, и в нем участвовали люди, до высших ступеней в своей карьере поднятые именно Галлиеном45. Основная же часть армии оставалась преданной Галлиену. Даже автор биографии Галлиена, не скрывающий своего резко отрицательного отношения к нему, признает, что воины считали императора полезным (utilem), нужным (necessarium), храбрым (fortem) и способным вызвать зависть (efficacem ad invidiam faciendam). Последнее, вероятнее всего, намекает на генералов, убивших Галлиена из-за зависти. Результатом стал мятеж, причем автор отмечает его широкий размах (seditio ingens) (SHA Gal. 15, 1). Можно думать, что возмутилась чуть ли не вся армия, стоявшая под стенами Медиолана. Заговорщикам пришлось прибегнуть к обычному, как отмечает автор, средству — выдаче воинам денег (SHA Gal. 15, 2).
Из сообщений Зосима (I, 40, 2—
Хотя в «Эпитоме» называется даже имя некоего Галлония Василия, через которого Галлиен переслал Клавдию царские одеяния (indumenta regia), вся история с назначением Клавдия и посылкой ему императорских инсигний представляется весьма подозрительной. Авторы (или автор) даже не пытаются объяснить причины выбора именно Клавдия. По словам Аврелия Виктора, Клавдий в это время имел ранг трибуна и имел задачей охранять Тицин от возможного вторжения Постума. Конечно, это было очень важное поручение. В предвидении этого вторжения Галлиен поручил Авреолу защищать Медиолан, а Клавдию — Тицин. Это означает, что Клавдий занимал положение, равное или близкое положению Авреола, который в тот момент командовал всей кавалерией (Zos. I, 40, 1), а после измены последнего выдвинулся на первое место. Это обстоятельство, по-видимому, и дало основание Зосиму (точнее, его источнику) говорить, что казалось, будто он обладает всей властью после императора. Однако это явно могло относиться только к чисто военным делам. Да и выражение ἐδόκει вносит значительный оттенок сомнительности. В целом с.61 положение Клавдия было все же не столь высоким, чтобы умирающий император именно его выбрал в наследники. С другой стороны, у Галлиена оставались родственники, в том числе брат Валериан49. Другой родственник — Мариниан — был ординарным консулом этого года50. Пост префекта Рима занимал старый испытанный соратник Петроний Тавр51. Конечно, они были в Риме. Но и Клавдий не находился на месте смерти императора. Одним словом, Галлиен не имел необходимости назначать своим преемником Клавдия. Поэтому можно думать (хотя утверждать и невозможно), что рассказ о назначении Клавдия и посылке ему знаков императорского достоинства был лишь пропагандистской выдумкой с целью обосновать захват власти Клавдием52.
И Клавдий отблагодарил сенат, сделав ряд жестов по отношению к нему. Как только положение в войске стабилизировалось, он пошел на примирение с сенаторами. В следующем году Клавдий начал чеканить монеты с легендой genius senatus53. Обязанный в какой-то степени сенату своим выдвижением (если, конечно, высказанная ранее гипотеза верна), Клавдий стал проводить линию на союз с этим органом. Он, если верить Зонаре (XII, 26), даже предоставил сенату решение объявить войну как готам, так и Постуму; правда, последнее слово все же осталось за императором. Недаром биография Клавдия представляет собой восторженный панегирик этому императору. Конечно, в большой степени это объясняется претензией Констанция Хлора и его потомков на происхождение от Клавдия, но и огромную роль в этом прославлении играла общая просенатская тенденция всего сборника54. В то же время надо подчеркнуть, что, демонстративно идя на примирение и сотрудничество с сенатом, Клавдий не ликвидировал реформы Галлиена. Сенаторам по-прежнему был закрыт доступ к военной службе, а следовательно, и к реальному управлению «вооруженными» провинциями.
Думается, что, если бы Галлиен только продолжал политику своих предшественников, отношение сенаторов к нему и его деятельности не было бы столь резко отрицательным. Это суждение, разумеется, не является доказательством, но представляется все же косвенным доводом в пользу принятия Галлиеном радикального акта, резко изменившего положение сената. Эпиграфические свидетельства подтверждают, что после 262 г. сенаторские легаты начинают довольно быстро заменяться чиновниками и командирами всаднического ранга55. Конечно, мгновенной замены произойти не могло, но процесс, начатый уже раньше, теперь резко убыстрился.
Римские сенаторы всегда были абсолютно уверены в своем праве (и обязанности) занимать высшее положение как в гражданской жизни, так и в армии. Идеальный сенатор тот, кто одинаково силен и domi, и militiae, каким был, например, один из учителей Марка Аврелия Юний Рустик (SHA Marc 3, 3)56. И даже, если на деле, многие сенаторы к тому времени сами стремились уклониться от военной службы57, свое право занимать высшие военные должности в принципе они очень ценили. Возможности возглавлять легионы и провинции являлись важнейшими привилегиями сенаторов, и теперь они были лишены именно этих привилегий58. Отсюда и восприятие реформы Галлиена как оскорбления всему сенаторскому сословию.
Сенат тем острее должен был воспринять эдикт Галлиена, что совсем с.62 недавно именно он спас Рим от германского вторжения. Зосим (I, 37, 1) сообщает, что во время войны Галлиена с германцами за Альпами огромная германская армия (Зосим говорит о скифах и других народах) вторглась непосредственно в Италию и дошла до самого Рима. В этих условиях сенат вооружил оставшихся в столице воинов и раздал орудие смельчакам из народа (ἀπὸ τοῦ δήμου), в результате чего собралась огромная армия, превосходившая численностью варваров. Это испугало нападавших, и они отошли от Рима, разорив, однако, остальную Италию. Речь идет о массовом вторжении различных народов, среди которых ведущую роль играли ютунги или семноны. На обратном, по-видимому, пути они были разгромлены наместником Реции М. Симплицинием Гениалисом в апреле 260 г.59 В отсутствие императора именно сенат снова взял на себя организацию обороны и достиг в этом решающего успеха.
Что касается времени издания этого эдикта, то, действительно, лучше всего подходит 262 г.60 При всем том, что Галлиен действовал на Западе совершенно самостоятельно и подчеркивал свою связь со своей армией, едва ли он мог без согласия отца сделать такой радикальный шаг, который в таком случае вообще бы имел значение только для его сферы власти. А отношение просенатской историографии к Валериану показывает, что никаких антисенатских мер тот не предпринимал. В то же время ситуация сразу же после катастрофы на Востоке была столь сложной, что времени для внутренних реформ почти не было. Правда, уже тогда Галлиен совершил важный нетривиальный поступок: своим коллегой в качестве ординарного консула 261 г. он сделал всадника Л. Петрония Тавра Волузиана, и это было впервые в римской истории, что консулом становится всадник. До этого Петроний Тавр делал военную карьеру. После службы в различных легионах он командовал пожарной, городской и несколькими преторианскими когортами, а затем и всей преторианской гвардией. Вошел он и в число протекторов61. Это делало его лицом, хорошо знакомым императорам, особенно Галлиену. И возможно, именно этим объясняется, что в сложной обстановке Галлиен избрал его своим коллегой. Можно предположить, что удачный опыт с Петронием Тавром подтолкнул Галлиена к решительному шагу. Впрочем, не исключено, что, наоборот, императора вдохновил сделать этот шаг именно Петроний Тавр62.
Вскоре положение несколько изменилось. Некоторые первые мятежи, вспыхнувшие после разгрома и пленения Валериана, были подавлены, с другими, как, например, с отделением Галлии, Галлиен смирился, тем более что защита постоянно тревожимой рейнской границы теперь пала на плечи Постума. Пальмирский царь Оденат был признан «правителем Востока» и сам вел войны с персами. Германское нападение на Италию было отбито. Все это обеспечило короткий сравнительно мирный период в жизни той части Римской империи, какая оставалась во власти Галлиена63. После катастрофы отца и подавления мятежей Макриана и Эмилиана Галлиен прекратил гонение на христиан, начатое Децием и в 257 г. возобновленное Валерианом64, и это было необходимо для установления внутреннего мира. По-видимому, ту же цель — стабилизацию внутреннего положения — преследовала реорганизация ремесленных и культовых коллегий65. В таких условиях и можно было, учтя уроки прошедших лет, провести столь важную реформу. Именно в этом году чеканятся сестерции с с.63 легендами SPQR / OPTIMO PRINCIPI66. Это тоже могло быть одним из средств успокоения общества, встревоженного реформой. Такое ясное обращение к великому прошлому, в том числе к столь любимому сенаторами Траяну, можно рассматривать как политическую и психологическую компенсацию решительного шага императора. Выпуском этих монет Галлиен как бы доказывал свое уважение традиций и стремился показать, что запрещение сенаторам служить в армии ни в коем случае не является умалением сенаторского достоинства. Доказать это ему, правда, не удалось.
Мотивы решения Галлиена понятны. Аврелий Виктор, как уже упоминалось, пишет, что Галлиен боялся, что власть будет передана лучшим представителям сенаторского сословия. В этом суждении историка есть свои резоны. Соединение традиционного веса сенаторов с командованием армией облегчало узурпатору возможность захватить власть. Так в сущности произошло с отцом Галлиена Валерианом, в «свите» которого к власти пришел и он сам (Aur. Vict. Caes. 32, 2—
Новое время, новые и усилившиеся старые опасности, рост внешней и внутренней нестабильности требовали профессионалов. Старое полисное представление, что в принципе каждый, а тем более знатный гражданин может исполнять любую должность, какую ему доверит общество (в период империи — император), вошло в противоречие с нуждами эпохи. Особенно сильно это ощущалось в армии67. Со времени Септимия Севера шло постепенное оттеснение выходцев из сенаторского сословия и замена их всадниками. Но само всадничество в это время начало меняться. Септимий Север открыл путь в это сословие отличившимся солдатам. И пример Максимина Фракийца показывает, что такой человек мог дойти до самой высокой ступени в карьере, включая даже императорский трон. Такая возможность не могла не беспокоить Галлиена (может быть, даже в гораздо большей степени, чем возвышение сенатора)68, но требования лучшей организации вооруженных сил оказались выше таких опасений.
До этой реформы обычно во главе легиона стоял легат, каковым всегда являлся сенатор. Его ближайшим помощником был tribunus laticlavus, молодой человек, начинавший сенаторскую карьеру, в то время как tribuni angusticlavi, принадлежавшие к всадникам, как правило, командовали отдельными подразделениями, а также вспомогательными частями69. Первый шаг к изменению этого положения сделал Септимий Север, когда во главе созданных им новых легионов — I, II и III Парфянских — он поставил не сенаторских легатов, а префектов всаднического ранга70. Галлиен полностью ликвидировал старую с.64 систему командования и создал новую. Во главе всех легионов встали префекты (praefecti legionis agentes vice legati) или praepositi. Praepositi стояли и во главе вспомогательных частей. И все они были, как уже говорилось, всадниками71. И очень важно, что все они были профессиональными военными.
Таким образом, целью Галлиена, несомненно, было улучшение командования, более широкое привлечение к нему способных командиров не из сенаторов, создание (или, может быть, лучше — оформление) слоя высших военных профессионалов. Но значение этого шага было чрезвычайно велико, оно вышло далеко за рамки цели, определенной самим императором.
С одной стороны, реформа Галлиена положила начало разделению гражданской и военной службы72. С другой, она завершила долгий путь вытеснения сенаторского сословия с реальных руководящих позиций в государстве73. Запрещение сенаторам военной карьеры уже в ближайшей перспективе вело и к лишению их возможности быть наместниками любой провинции, где стояла хотя бы какая-либо воинская часть. Это не означает, что пост провинциального наместника был вовсе недоступен для сенатора. В те провинции, которые находились сравнительно далеко от театров военных действий (в том числе и гражданских войн), вполне могли посылаться сенаторы, хотя и в этом случае они порой чередовались с всадниками74. Но даже, если они возглавляли «вооруженную» провинцию, командование тамошними войсками принадлежало всадническим префектам и дуксам. За два года до реформы в последний раз упоминается сенаторский наместник (легат Нумидии Дециан), ведший военные действия75. В 262 г. и несколько позже во главе Нумидии еще стоял легат пропреторского ранга. Это был Юлий Фортунат, имевший какое-то отношение к стоявшему в провинции III Августову легиону. Но самим легионом командовал уже префект всаднического ранга (vir egregious) Аврелий Сир (A. e. 1971, 508). В 267 г. Нумидией вообще уже управлял всаднический презид Тенагинон Проб76. II легионом, стоявшим в Паннонии, тоже уже командовал всаднический префект П. Элий Элиан77. Проконсульскими провинциями, где регулярных войск обычно не было, какое-то время по-прежнему управляли сенаторы78.
К сожалению, источников в нашем распоряжении не так уже много. Но и судя по ним, ясно, что приблизительно с середины
В результате издания эдикта Галлиена процесс вытеснения сенаторов из с.65 реального управления как армией, так и провинциями резко убыстрился. Отныне за сенаторами остается лишь сравнительно небольшой круг чисто гражданских должностей — почетных, но в условиях все большей милитаризации империи не играющих значительной роли в управлении государством81. Все это меняет взаимоотношения между сенатом и императорской властью. Сенат все еще сохраняет свой авторитет как воплощение римской государственности, но этот авторитет опирается преимущественно лишь на традицию, и он больше не имеет никакого влияния в армии. Это делает сенат еще более беззащитным перед властью императора, чем было раньше. Таким образом, делался еще один большой шаг от принципата к доминату. Одной из характерных черт Поздней империи было несовпадение видимости и реальности. Так, официально высшим сословием государства оставались сенаторы, но реальная власть принадлежала военно-бюрократической знати. Решающим шагом на пути к такой ситуации стала реформа Галлиена.
Сенаторов во все большей степени заменяют «новые люди». И характерно их происхождение. Из известных двадцати всаднических президов за 262—
Достигнув дна в правление Галлиена, Римская империя при его преемниках начала постепенно подниматься. Этот подъем происходил уже в новых условиях, которые в значительной степени были созданы Галлиеном и его реформами. Галлиен, сам плоть от плоти сенаторского сословия, сумел подняться над его предрассудками и осознать необходимость в новых условиях новых путей и военного, и государственного развития.
Yu. B. Tsirkin
GALLIEN AND THE SENATE
The Gallien Code edition expedited the process of senators’ replacement off the real management of the army and provinces. There was only quite a small range of the civil posts left for senators which were rather minor in conditions of the increasing militarization of the empire. The senate still kept the authority as an embodiment of the Roman statehood, but this authority rested mainly only on tradition, and the senate had no more influence in the army. Thus, there had been made another big step from principatus to dominantus. Officially senators were the supreme estate but the real authority belonged to military — bureaucratic elite. Gallien’s reform came to be a decisive step in such a situation.
ПРИМЕЧАНИЯ