Из истории идеологии римских рабовладельцев

с.636 В совре­мен­ной бур­жу­аз­ной лите­ра­ту­ре общим местом ста­ло утвер­жде­ние, что с уста­нов­ле­ни­ем Рим­ской импе­рии роль рабов в про­из­вод­стве быст­ро умень­ша­ет­ся, раз­ни­ца меж­ду раба­ми и сво­бод­ны­ми сгла­жи­ва­ет­ся и вли­я­ние инсти­ту­та раб­ства на эко­но­ми­ку, соци­аль­ный строй и идео­ло­гию рим­ско­го обще­ства схо­дит на нет¹. В каче­стве одно­го из аргу­мен­тов в поль­зу это­го ссы­ла­ют­ся на более мяг­кое отно­ше­ние к рабам в пери­од импе­рии.

На пер­вый взгляд кое-что здесь может пока­зать­ся убеди­тель­ным. Дей­ст­ви­тель­но, по срав­не­нию со II—I вв. до н. э. клас­со­вая борь­ба ста­но­вит­ся как буд­то менее ост­рой; извест­ны лишь неболь­шие выступ­ле­ния рабов в I в. до н. э. Жесто­кое обра­ще­ние с раба­ми, харак­тер­ное, напри­мер, для Сици­лии нака­нуне пер­во­го сици­лий­ско­го вос­ста­ния рабов, осуж­да­ет­ся спер­ва обще­ст­вен­ным мне­ни­ем, а затем и спе­ци­аль­ным зако­но­да­тель­ст­вом. Воз­мо­жен вывод, что куль­ми­на­ци­он­ный пункт раз­ви­тия рабо­вла­дель­че­ской фор­ма­ции при­хо­дит­ся на II—I вв. до н. э., когда клас­со­вая борь­ба при­ня­ла наи­бо­лее ост­рые фор­мы. Как извест­но, в нашей нау­ке такая точ­ка зре­ния до недав­не­го вре­ме­ни име­ла мно­го­чис­лен­ных сто­рон­ни­ков и еще не совсем остав­ле­на. Не каса­ясь дру­гих, про­ти­во­ре­ча­щих ей дан­ных, я ука­жу толь­ко то место, кото­рое зани­мал в I в. до н. э. и в I в. н. э. «раб­ский вопрос» в идео­ло­гии выс­ших кру­гов рим­ских рабо­вла­дель­цев, судя по сочи­не­ни­ям Цице­ро­на и Сене­ки.

Каза­лось бы, Цице­рон, совре­мен­ник вос­ста­ния Спар­та­ка, дол­жен был испы­ты­вать зна­чи­тель­но боль­ший страх перед сопро­тив­ле­ни­ем рабов, чем жив­ший в отно­си­тель­но мир­ный пери­од Сене­ка, и уде­лять им боль­ше вни­ма­ния. Одна­ко на деле было иное. О вза­и­моот­но­ше­нии рабов и гос­под Цице­рон гово­рит ред­ко и толь­ко мимо­хо­дом. С его точ­ки зре­ния, само собой разу­ме­ет­ся, что гос­по­дин дол­жен дер­жать рабов в пови­но­ве­нии. Он осуж­да­ет тех намест­ни­ков про­вин­ций, кото­рые дают пол­ную волю сво­им рабам в ущерб про­вин­ци­а­лам. Бег­ство раба он счи­та­ет непро­сти­тель­ным зло­де­я­ни­ем, кото­рое при­чи­ня­ет хозя­и­ну не столь­ко мате­ри­аль­ный, сколь­ко мораль­ный ущерб и обиду (Ad Att., IV, 3). Как достой­ное нака­за­ния без­за­ко­ние рас­смат­ри­ва­ет он попыт­ку жите­лей Эфе­са укрыть бег­ло­го раба (In Ver­rem., I, 33). Доби­вать­ся от раба пока­за­ний про­тив гос­по­ди­на, с его точ­ки зре­ния, недо­пу­сти­мо; это озна­ча­ло бы побуж­дать рабов к войне про­тив гос­под (Pro re­ge Deio­ta­ro, 11). Он счи­та­ет так­же, что тот, кто управ­ля­ет раба­ми и скотом, обя­зан думать об их поль­зе и удоб­ствах (Ad Quint., I, 1, 8). Он при­зна­ёт, что убий­ство раба может быть и неспра­вед­ли­вым, и гре­хов­ным (Pa­ra­dox., III, 24). Во вре­мя празд­ни­ков рабов, соглас­но древним зако­нам, надо осво­бож­дать от работ (De le­gib., II, 12). Дель­ный, с.637 ста­ра­тель­ный раб через несколь­ко лет заслу­жи­ва­ет осво­бож­де­ния (Phi­lipp., VIII, 9). Без надеж­ды на сво­бо­ду, кото­рая изба­вит их от стра­ха, пыток и каз­ней, рабы не мог­ли бы выне­сти сво­его поло­же­ния (Pro Ra­bi­rio, 5). Не толь­ко сво­бо­ды, но и вся­че­ских наград заслу­жи­ва­ет раб, спас­ший сво­его гос­по­ди­на (Pro Mi­lo­ne, 22). Осо­бен­но реко­мен­ду­ет­ся хоро­шее обра­ще­ние с раба­ми кан­дида­ту в маги­ст­ра­ты, так как от них во мно­гом зави­сит его репу­та­ция на фору­ме (De pe­tit. con­s., 5). В тео­ре­ти­че­ских трак­та­тах Цице­рон затра­ги­ва­ет вопрос о рабах толь­ко один раз: «Сле­ду­ет пом­нить, — пишет он, — что и в отно­ше­нии к низ­шим до́лжно соблюдать спра­вед­ли­вость. Самое же низ­кое поло­же­ние и судь­ба у рабов, отно­си­тель­но кото­рых недур­но посту­па­ют те, кто пред­пи­сы­ва­ют исполь­зо­вать их как наем­ных работ­ни­ков (uti ut mer­ce­na­riis), тре­буя от них работы и пре­до­став­ляя им то, что спра­вед­ли­во (ope­ram exi­gen­dam, ius­ta prae­ben­da)» (De off., I, 13).

Сле­ду­ет заме­тить, что у Цице­ро­на рабы упо­ми­на­ют­ся неред­ко в общем пере­чне людей из низ­ших сло­ев обще­ства и зави­си­мых. Так, он сове­ту­ет ора­то­ру воз­буж­дать жалость судей к обви­ня­е­мо­му, пока­зав, что тот был оби­жен людь­ми, кото­рые не сме­ли им пре­не­бре­гать, — его раба­ми, отпу­щен­ни­ка­ми, кли­ен­та­ми, зави­си­мы­ми (Suppli­ci­bus. De in­vent., 1, 55). Тол­куя закон об изгна­нии кого-либо из име­ния чужи­ми раба­ми, Цице­рон заме­ча­ет, что закон этот име­ет силу и в том слу­чае, если по пору­че­нию гос­по­ди­на дей­ст­во­ва­ли не толь­ко рабы, но и про­ку­ра­тор, колон, сосед, отпу­щен­ник (Pro Cae­cin., 20). Наряду с таки­ми небла­го­вид­ны­ми сред­ства­ми нажи­вы, как спе­ку­ля­ция на про­скрип­ци­ях, ограб­ле­ние союз­ни­ков, захват чужих име­ний, Цице­рон упо­ми­на­ет и това­ри­ще­ства (so­cie­ta­tes) с раба­ми, отпу­щен­ни­ка­ми и кли­ен­та­ми (Pa­ra­dox., VI, 2). Кати­ли­ну он назы­ва­ет воз­му­ти­те­лем рабов и негод­ных граж­дан (In Ca­ti­lin., I, 11) и посто­ян­но ста­вит в вину Кло­дию, что тот наби­рал в свои отряды рабов, наем­ных работ­ни­ков, зло­де­ев, нищих (egen­tes, Pro do­mo, 33 и др.), воору­жал бед­ных про­тив бога­тых, него­дя­ев про­тив порядоч­ных людей, рабов про­тив гос­под (Pro Plan­tio, 35), под­стре­кал пере­гри­нов и рабов, кото­рых из тюрем выпу­стил на форум (Pro Ses­tio, 44). К той части наро­да, кото­рая жила про­да­жей сво­ей рабо­чей силы, Цице­рон отно­сил­ся с пре­зре­ни­ем. Зара­боток этих людей он назы­вал гряз­ным и низ­ким, так как это была пла­та за раб­ство. К дан­ной кате­го­рии он отно­сит и ремес­лен­ни­ков, и мел­ких тор­гов­цев. Боль­ше­го ува­же­ния заслу­жи­ва­ют лица сво­бод­ных про­фес­сий (De of­fic., I, 42). Такую же гра­да­цию при­во­дит Цице­рон сре­ди рабов. В боль­ших фами­ли­ях, гово­рит он, есть более достой­ные (lau­tio­res) рабы — уче­ные садо­во­ды, упра­ви­те­ли, — и те, кото­рые выпол­ня­ют физи­че­скую работу (qui trac­tant): уби­ра­ют, под­ме­та­ют, поли­ва­ют, не зани­мая почет­но­го поло­же­ния сре­ди рабов (Pa­ra­dox., V, 2). Про­стые ремес­ла рабов — пова­ров, ремес­лен­ни­ков, пека­рей, носиль­щи­ков — он про­ти­во­по­став­ля­ет искус­ству рабов, услаж­даю­щих душу, — пев­цов, музы­кан­тов (Pro S. Ros­cio, 46).

Ста­вя на одну дос­ку бед­ня­ков и работаю­щих по най­му с раба­ми, испол­ня­ю­щи­ми про­стую работу, Цице­рон вме­сте с тем готов вклю­чить бла­го­на­ме­рен­ных рабов в сооб­ще­ство почтен­ных людей — оплот рес­пуб­ли­ки, с его точ­ки зре­ния. Не толь­ко отпу­щен­ни­ки, пишет он, заслу­жив­шие доб­ро­де­те­лью сча­стье стать граж­да­на­ми, гото­вы защи­щать свою новую роди­ну, Рим, на кото­рый неко­то­рые высо­ко­род­ные (т. е. сообщ­ни­ки Кати­ли­ны) смот­рят, как на вра­же­ский город; нет ни одно­го раба, нахо­дя­ще­го­ся в снос­ных усло­ви­ях, кото­рый не с.638 ужас­нул­ся бы дер­зо­сти граж­дан и не был бы готов в меру сво­их сил и воз­мож­но­стей при­нять уча­стие в деле обще­го спа­се­ния (In Ca­ti­lin., VI, 8). Тебя нена­видят, гово­рит Цице­рон Анто­нию, все боги, все люди высо­ко­го, сред­не­го и низ­ко­го поло­же­ния, граж­дане, пере­гри­ны, муж­чи­ны, жен­щи­ны, сво­бод­ные, рабы (Phi­lipp., XIII, 20). Когда Кло­дий изгнал Цице­ро­на, все порядоч­ные люди были на сто­роне послед­не­го, не толь­ко сво­бод­ным, но и всем достой­ным сво­бо­ды рабам ста­ло доро­го его бла­го­по­лу­чие (De le­gi­bus., III, 11).

Конеч­но, Цице­рон не ста­вит зна­ка равен­ства меж­ду сво­бод­ны­ми и раба­ми. Гово­ря о тяже­лом поло­же­нии рес­пуб­ли­ки, он любил под­чер­ки­вать, что ей гро­зит или гро­зи­ла самая страш­ная опас­ность — попасть во власть рабов, но его пред­у­смот­ри­тель­ность спас­ла государ­ство и «луч­ших» от такой печаль­ной уча­сти (Ad Att., I, 20; Pro Ses­tio, 21; Pro do­mo sua, 34, 42). Надо, одна­ко, заме­тить, что он имел в виду не опас­ность вос­ста­ния рабов, а дей­ст­вия сво­их про­тив­ни­ков, кото­рых он посто­ян­но попре­кал их сою­зом с раба­ми. Сво­его сопер­ни­ка на кон­суль­ских выбо­рах, Анто­ния, Цице­рон обви­нял в том, что, разо­рив­шись и про­дав или поте­ряв за дол­ги свой скот и паст­би­ща, Анто­ний удер­жал у себя пас­ту­хов, с помо­щью кото­рых он мог быст­ро под­нять вос­ста­ние рабов (sub­ito fu­gi­ti­vo­rum bel­lum ex­ci­ta­tu­rum. In to­ga cand., 4). Кло­дий добил­ся уда­ле­ния Цице­ро­на толь­ко с помо­щью отрядов рабов, кото­рые изгна­ли с фору­ма сво­бод­ных граж­дан (Pro Ses­tio, 24; De le­gib., III, 11). Кло­дий совер­шил дерз­кий посту­пок, при­ведя на игры в честь Вели­кой Мате­ри отряды рабов, всту­пив­шие в дра­ку с при­сут­ст­ву­ю­щи­ми. Эти свя­щен­ные игры, вос­кли­ца­ет Цице­рон, были осквер­не­ны. Кло­дий, устро­ив­ший игры по при­ме­ру Афе­ни­о­на и Спар­та­ка, опо­зо­рил свой род. Его отец и дядя во вре­мя игр при­ка­зы­ва­ли рабам уда­лить­ся, при Кло­дии же рабы изгна­ли сво­бод­ных (De Ha­rusp. Res­pon., 11—12). Здесь пре­зри­тель­ное отно­ше­ние к рабам выра­же­но осо­бен­но ярко.

При­бли­зи­тель­но так же, как к рабам, Цице­рон отно­сит­ся к отпу­щен­ни­кам. Не без сочув­ст­вия вспо­ми­на­ет он то вре­мя, когда «пред­ки» не виде­ли осо­бой раз­ни­цы меж­ду раба­ми и отпу­щен­ни­ка­ми (Ad Quint., I, 1, 4). Сво­его отпу­щен­ни­ка Хри­зип­па, кото­рый само­воль­но поки­нул остав­лен­но­го на его попе­че­ние сына патро­на, Цице­рон тоже по при­ме­ру «пред­ков» решил вер­нуть в раб­ство (Ad Att., VII, 2). Вели­кой заслу­гой отца бра­тьев Грак­хов он счи­тал пере­вод отпу­щен­ни­ков в город­ские три­бы, без чего, по его мне­нию, рес­пуб­ли­ка уже дав­но погиб­ла бы (De ora­to­re, I, 9). Сво­его про­тив­ни­ка Гел­лия Цице­рон упре­кал в том, что он женил­ся на отпу­щен­ни­це, чтобы про­слыть дру­гом наро­да (ut ple­bi­co­la vi­de­re­tur. Pro Ses­tio, 52). Но и сам Цице­рон, когда было нуж­но, умел исполь­зо­вать свою попу­ляр­ность сре­ди отпу­щен­ни­ков. По-види­мо­му, Цице­рон пола­гал, что в ряде слу­ча­ев голо­са отпу­щен­ни­ков могут при­не­сти зна­чи­тель­ную поль­зу его пар­тии. Но «респек­та­бель­ных» отпу­щен­ни­ков он охот­но зачис­лял в ряды сво­их сто­рон­ни­ков. В зна­ме­ни­том пере­чне тех, кто может подой­ти под поня­тие «опти­мат», он упо­ми­на­ет и отпу­щен­ни­ков (Pro Ses­tio, 45).

Выска­зы­ва­ния Цице­ро­на о рабах и отпу­щен­ни­ках часто опре­де­ля­лись тре­бо­ва­ни­ем момен­та и дема­го­ги­че­ски­ми целя­ми, но все же мож­но думать, что деле­ние на рабов и сво­бод­ных было в его гла­зах менее важ­ным, чем деле­ние на людей обес­пе­чен­ных, име­ю­щих извест­ные пер­спек­ти­вы при суще­ст­ву­ю­щем поло­же­нии вещей и пото­му склон­ных его с.639 под­дер­жи­вать, будь то бла­го­на­ме­рен­ные сво­бод­ные, отпу­щен­ни­ки или рабы, и людей пороч­ных, кото­рые мог­ли попра­вить свое поло­же­ние лишь в пери­од смут и пере­во­ротов, будь то недо­стой­ные потом­ки знат­ных родов или рабы, не заслу­жив­шие улуч­ше­ния сво­ей уча­сти.

Это про­ли­ва­ет свет на ряд при­во­ди­мых Цице­ро­ном фак­тов, кото­рые не могут не вызвать удив­ле­ния, если учи­ты­вать тогдаш­нюю обста­нов­ку. Как извест­но, Веррес был про­пре­то­ром Сици­лии во вре­мя вос­ста­ния Спар­та­ка, при­чем, хотя Цице­рон и утвер­жда­ет обрат­ное (In Ver­rem., V, 2—3), союз сто­рон­ни­ков Спар­та­ка с сици­лий­ски­ми раба­ми мог лег­ко осу­ще­ст­вить­ся. При­зна­ки бро­же­ния сре­ди сици­лий­ских рабов Цице­рон уже вынуж­ден при­знать (In Ver­rem., IV, 15, 16). Каза­лось бы, не толь­ко пред­ста­ви­тель рим­ско­го пра­ви­тель­ства, но и рабо­вла­дель­цы Сици­лии долж­ны были с осо­бой насто­ро­жен­но­стью отно­сить­ся к рабам, запо­до­зрен­ным в сочув­ст­вии повстан­цам. Но мы видим обрат­ное. Цице­рон рас­ска­зы­ва­ет, что фами­лия Лео­нида была ули­че­на в заго­во­ре и при­го­во­ре­на к каз­ни и что Веррес, полу­чив взят­ку от Лео­нида, вер­нул ему осуж­ден­ных рабов (In Ver­rem., V, 4). За 70 тыс. сестер­ци­ев Веррес отпу­стил запо­до­зрен­но­го в под­стре­ка­тель­стве к мяте­жу вили­ка неко­е­го Эвме­нида, а за 100 тыс. сестер­ци­ев — вили­ка и пас­ту­хов рим­ско­го всад­ни­ка Гая Мат­ри­ния. Бога­то­му панор­мий­цу Апол­ло­нию было пред­пи­са­но выдать над­смотр­щи­ка над пас­ту­ха­ми, воз­буж­дав­ше­го рабов. Апол­ло­ний раба не выдал, ссы­ла­ясь на то, что тако­вой в его фами­лии не чис­лит­ся, и был бро­шен в тюрь­му (In Ver­rem., 6, 7). Сле­до­ва­тель­но, несмот­ря на крайне напря­жен­ную обста­нов­ку, сици­лий­ские рабо­вла­дель­цы не боя­лись дер­жать рабов, небла­го­на­деж­ность кото­рых была более или менее веро­ят­на.

Доста­точ­но извест­но так­же, что боров­ши­е­ся в Риме груп­пи­ров­ки широ­ко исполь­зо­ва­ли отряды воору­жен­ных рабов. Кло­дий имел такие отряды не толь­ко в сто­ли­це, но воору­жал и сель­ских рабов-пас­ту­хов и, воз­глав­ляя эти отряды, по сло­вам Цице­ро­на, при­но­сил боль­шой вред Этру­рии, т. е. оче­вид­но, дей­ст­во­вал про­тив тамош­них круп­ных земле­вла­дель­цев, под­дер­жи­вав­ших опти­ма­тов (Pro Mi­lo­ne, 9). Посто­ян­но попре­кая Кло­дия его отряда­ми рабов, Цице­рон пре­воз­но­сил Мило­на и Секс­тия за то, что они заку­пи­ли рабов и гла­ди­а­то­ров для защи­ты рес­пуб­ли­ки (Pro Ses­tio, 39, 44). Анто­ний и само­го Цице­ро­на обви­нял в том, что во вре­мя его кон­суль­ства «Капи­то­лий­ский холм был полон воору­жен­ны­ми раба­ми» (Phi­lipp., II, 7).

Но воору­жать и воз­буж­дать рабов реша­лись не толь­ко поли­ти­че­ские про­тив­ни­ки в пылу ост­рой борь­бы. Так же посту­па­ли и част­ные лица. В речи за Клу­эн­ция Цице­рон рас­ска­зы­ва­ет, как некто Оппи­а­ник неожи­дан­но высту­пил с заяв­ле­ни­ем, что все при­над­ле­жав­шие хра­му Мар­са в горо­де Ларине рабы — на самом деле сво­бод­ные рим­ские граж­дане (Pro Cluen­tio, 15). (Что, конеч­но, мог­ло бы лег­ко вызвать сре­ди этих рабов мятеж.) Спе­ци­аль­ный закон, направ­лен­ный про­тив тех, кто с помо­щью воору­жен­ных рабов изго­нял кого-нибудь из име­ния, пока­зы­ва­ет, что такие слу­чаи были не ред­ки (Pro Cae­ci­na, 20; Pro M. Tul­lio, 2—5). Осо­бен­но инте­рес­на в этом смыс­ле речь Цице­ро­на за Мар­ка Тул­лия. Сосед послед­не­го, Фабий, с кото­рым у Тул­лия была тяж­ба из-за смеж­но­го участ­ка, послал на этот уча­сток сво­их воору­жен­ных рабов, кото­рые пере­би­ли нахо­див­ших­ся там рабов Тул­лия. По сло­вам Цице­ро­на, рабы Фабия, куп­лен­ные и воору­жен­ные для гра­бе­жа, еще рань­ше уби­ли двух рабов Катия Эми­ли­а­на и, бро­дя по полям и доро­гам, созда­ва­ли опас­ность для пере­дви­же­ния по ним с.640 даже днем. Высту­пая про­тив Фабия, Цице­рон подроб­но оста­нав­ли­вал­ся на тол­ко­ва­нии недав­но издан­но­го «вслед­ст­вие сквер­но­го обы­чая и чрез­мер­ной рас­пу­щен­но­сти людей» зако­на про­тив тех, кто воору­жа­ет свои сель­ские фами­лии и исполь­зу­ет их для гра­бе­жа и убийств. Цице­рон счи­тал нуж­ным мно­го­слов­но дока­зы­вать судьям поль­зу это­го зако­на; оче­вид­но, дале­ко не все пони­ма­ли, что запре­щае­мые зако­ном дей­ст­вия угро­жа­ли, как гово­рит Цице­рон, не толь­ко част­ным лицам, — но и всей рес­пуб­ли­ке.

По-види­мо­му, несмот­ря на ост­ро­ту клас­со­вой борь­бы в I в. до н. э., рабо­вла­дель­цы еще не осо­зна­ли всей опас­но­сти вос­ста­ния рабов: «раб­ский вопрос» еще не высту­пил для них на пере­д­ний план. Сво­их глав­ных про­тив­ни­ков они виде­ли в неиму­щих, работаю­щих на хозя­ев, неза­ви­си­мо от того, были они сво­бод­ные или рабы. Воз­мож­но, это объ­яс­ня­ет­ся срав­ни­тель­но незна­чи­тель­ным исполь­зо­ва­ни­ем раб­ско­го труда в про­из­вод­стве, несмот­ря на огром­ный при­ток рабов-воен­но­плен­ных.

Извест­но, какое боль­шое зна­че­ние при­да­вал Катон воз­мож­но­сти нанять по сосед­ству с име­ни­ем работ­ни­ков (De re rust., 1, 2, 4) и какую роль в его хозяй­стве игра­ли издоль­щи­ки и под­ряд­чи­ки по убор­ке зер­на, вино­гра­да, оли­вок, по изготов­ле­нию олив­ко­во­го мас­ла и ухо­ду за скотом (De re rust., 136, 137, 144, 145, 150). Наем­ная рабо­чая сила в зна­чи­тель­ной сте­пе­ни при­ме­ня­лась и в хозяй­стве Варро­на (De ag­ri­cult., I, 16, 17). Совре­мен­ник Варро­на, пра­дед Вес­па­си­а­на, был под­ряд­чи­ком, при­во­див­шим еже­год­но батра­ков из Умбрии в область саби­нов (Suet. Vesp., 1). Цезарь, пред­пи­сав, чтобы треть пас­ту­хов в име­ни­ях наби­ра­лась из сво­бод­ных, не упо­мя­нул батра­ков, веро­ят­но, пото­му, что на них и так был доста­точ­ный спрос. Это под­твер­жда­ет­ся упо­ми­на­ни­ем Варро­на о воз­мож­ной доро­го­визне рабо­чих рук (De ag­ri­cult., I, 53).

В боль­ших име­ни­ях при­ме­нял­ся так­же труд кабаль­ных долж­ни­ков, кли­ен­тов и коло­нов. Сво­их коло­нов воору­жил во вре­мя вой­ны Цеза­ря и Пом­пея Доми­ций (Caes. De bel­lo ci­vil., I, 34, 56). Веро­ят­но, на зем­лях бога­тых людей сиде­ли и кли­ен­ты, кото­рых Цице­рон, как мы виде­ли, ста­вил в ряд с отпу­щен­ни­ка­ми и раба­ми. В кли­ент­ской зави­си­мо­сти нахо­ди­лась, види­мо, зна­чи­тель­ная часть насе­ле­ния. Как извест­но, семья Мария была в наслед­ст­вен­ной кли­ен­те­ле рода Герен­ни­ев, при­чем Плу­тарх при­во­дит мне­ние, соглас­но кото­ро­му толь­ко куруль­ная маги­ст­ра­ту­ра осво­бож­да­ла кли­ен­та от зави­си­мо­сти. Цице­рон упо­ми­нал патро­нов семьи Рос­ци­ев (Pro S. Ros­tio, 37). Гора­ций осуж­дал бога­чей, изго­няв­ших сво­их кли­ен­тов с зем­ли (Od., II, 18, 25—28). Все это были пол­но­прав­ные граж­дане (в отли­чие от коло­нов позд­ней импе­рии). Прак­ти­че­ски, одна­ко, они зави­се­ли эко­но­ми­че­ски от при­над­ле­жав­ших к ноби­ли­те­ту круп­ных соб­ст­вен­ни­ков и, есте­ствен­но, были враж­деб­ны им. Поэто­му идео­лог ноби­лей Цице­рон еще не видел глав­ной опас­но­сти в клас­со­вой борь­бе рабов и не инте­ре­со­вал­ся «раб­ским вопро­сом».

Весь­ма харак­тер­но, что пом­пе­ян­цы в войне про­тив Цеза­ря неод­но­крат­но воору­жа­ли рабов. Рабы были во фло­те Доми­ция (Caes. De bel­lo ci­vil., I, 34, 56, 57), в кон­ни­це Пом­пея (Caes. De bel­lo ci­vil., 1, 24; III, 5). Пере­шед­шие после бит­вы при Дирра­хии на сто­ро­ну Пом­пея фес­са­лий­цы воору­жи­ли сель­ских рабов (Caes. De bel­lo ci­vil., III, 80). Сво­их рабов и рабов, осев­ших в про­вин­ции рим­ских граж­дан, наби­ра­ли в вой­ско вожди пом­пе­ян­цев, дей­ст­во­вав­шие в Афри­ке (Bell. Af­ric., с.641 19, 34, 36, 76, 83, 93). Когда Целий Руф и Милон под­ня­ли в Ита­лии вос­ста­ние долж­ни­ков, они при­зва­ли на помощь гла­ди­а­то­ров и выпу­щен­ных из эрга­стул рабов (De bel­lo ci­vil., III, 21, 22). Цеза­ри­ан­цы воору­жи­ли рабов толь­ко в одном слу­чае, когда Сало­на, сто­яв­шая на сто­роне Цеза­ря, была оса­жде­на Окта­ви­ем и отряда­ми илли­рий­ской зна­ти (De bel­lo ci­vil., III, 9).

Нель­зя ска­зать, что Цезарь осуж­дал упо­мя­ну­тые дей­ст­вия пом­пе­ян­цев. Соот­вет­ст­вен­ные фак­ты он сооб­ща­ет мимо­хо­дом, не выде­ляя их (как он в то же вре­мя явно под­чер­ки­ва­ет гра­бе­жи и наси­лия пом­пе­ян­цев в про­вин­ци­ях). Тем более зна­ме­на­тель­ны име­ю­щи­е­ся у него дан­ные. Пом­пе­ян­цы пред­став­ля­ли ноби­ли­тет, круп­ных земле­вла­дель­цев Ита­лии и про­вин­ций, про­вин­ци­аль­ную жре­че­скую и родо­вую знать, т. е. имен­но те слои, для кото­рых рабы не были един­ст­вен­ной или основ­ной рабо­чей силой. Цеза­ри­ан­цы и в Ита­лии и в про­вин­ци­ях поль­зо­ва­лись сочув­ст­ви­ем кру­гов, свя­зан­ных с раз­ви­ваю­щи­ми­ся рабо­вла­дель­че­ски­ми отно­ше­ни­я­ми. То были жите­ли ита­лий­ских муни­ци­пий, кото­рых Цице­рон обыч­но ста­вил на одну дос­ку с кре­стья­на­ми — rus­ti­ci, но кото­рые ско­рее были соб­ст­вен­ни­ка­ми неболь­ших рабо­вла­дель­че­ских вилл, граж­дане про­вин­ци­аль­ных горо­дов, вхо­див­шие в мест­ные демо­кра­ти­че­ские пар­тии, про­жи­вав­шие в про­вин­ци­ях ита­лий­ские дель­цы, кото­рые так­же вели рабо­вла­дель­че­ское хозяй­ство (о таком типе пред­при­ни­ма­те­лей гово­рил Цице­рон в сво­ей речи за П. Квин­тия). Есте­ствен­но, что эти кру­ги, для кото­рых рабы были глав­ны­ми про­из­во­ди­те­ля­ми мате­ри­аль­ных благ, не мог­ли сочув­ст­во­вать воору­же­нию рабов. Их окон­ча­тель­ная победа, внеш­ним выра­же­ни­ем кото­рой было уста­нов­ле­ние прин­ци­па­та Авгу­ста, озна­ме­но­ва­лась запре­ще­ни­ем при­ни­мать рабов в армию, что было тес­ней­шим обра­зом свя­за­но со всей поли­ти­кой Авгу­ста по отно­ше­нию к рабам².

Гораздо более мощ­ный, чем при рес­пуб­ли­ке, воен­но-бюро­кра­ти­че­ский аппа­рат импе­рии, каза­лось, обез­опа­сил рабо­вла­дель­цев от воз­мож­но­сти боль­ших вос­ста­ний рабов. И тем не менее толь­ко в I в. н. э. по-насто­я­ще­му ста­ла ощу­щать­ся опас­ность, кото­рую таи­ли в себе рабы. «Раб­ский вопрос» ока­зал­ся в цен­тре вни­ма­ния.

Хотя в I в. до н. э. чис­ло рабов бес­пре­рыв­но попол­ня­лось за счет воен­но­плен­ных, ни один из тогдаш­них авто­ров не видел опас­но­сти в воз­рас­та­нии мас­сы рабов. При Юли­ях-Клав­ди­ях при­ток рабов как буд­то рез­ко умень­шил­ся, но вме­сте с тем все чаще разда­ва­лись голо­са, пре­до­сте­ре­гав­шие про­тив «леги­о­нов рабов», ско­пив­ших­ся в Риме и Ита­лии. Уже при Тибе­рии кое-кто пред­ла­гал воз­об­но­вить зако­ны про­тив рос­ко­ши, кото­рые долж­ны были, меж­ду про­чим, огра­ни­чить и чис­ло рабов в част­ном вла­де­нии (Tac. Ann., III, 53). О посто­ян­ном стра­хе круп­ных рабо­вла­дель­цев гово­рил Гай Кас­сий в речи по пово­ду дела рабов Педа­ния Секун­да (Tac. Ann., XIV, 44). Несоот­вет­ст­во­вав­шее раз­ме­рам собы­тия смя­те­ние вызва­ла в Риме попыт­ка Кур­ти­зия под­нять вос­ста­ние рабов, быст­ро подав­лен­ное (Tac. Ann., IV, 27). При Клав­дии тет­ка Неро­на Доми­ция Лепида была осуж­де­на за то, что недо­ста­точ­но стро­го дер­жа­ла мас­сы сво­их рабов в Калаб­рии и тем нару­ша­ла мир в Ита­лии (Tac. Ann., XII, 65), хотя, по-види­мо­му, ника­ких дан­ных о гото­вив­шем­ся вос­ста­нии не было.

Если срав­нить эти фак­ты с поведе­ни­ем рабо­вла­дель­цев, выку­пав­ших у Верре­са сво­их запо­до­зрен­ных в мяте­же рабов или с.642 воору­жав­ших рабов для гра­бе­жа и поли­ти­че­ской борь­бы, станет ясно, как зна­чи­тель­но изме­ни­лось отно­ше­ние к рабам за истек­шее сто­ле­тие. Про­тив рабов при­ни­ма­лись новые меры. По опуб­ли­ко­ван­но­му в 10 г. н. э. сена­тус­кон­суль­ту, в слу­чае убий­ства гос­по­ди­на каз­ни пре­да­ва­лись не толь­ко все нахо­див­ши­е­ся с ним под одной кров­лей рабы, но и отпу­щен­ные по заве­ща­нию на сво­бо­ду (Tac. Ann., XIII, 32). Закон Клав­дия, по кото­ро­му всту­пив­шая в связь с чужим рабом жен­щи­на ста­но­ви­лась рабы­ней (Tac. Ann., XII, 53), по-види­мо­му, был направ­лен на более рез­кое раз­гра­ни­че­ние рабов и сво­бод­ных.

Пли­ний Стар­ший, как извест­но, счи­тал раб­ство невы­год­ным не толь­ко в соци­аль­ном, но и в эко­но­ми­че­ском отно­ше­нии, когда рабов ста­но­ви­лось слиш­ком мно­го (N. H., XVIII, 4, 5, 7, 4—5; XXXIII, 6, 9—10). О раз­вра­щаю­щем вли­я­нии мно­же­ства рабов и о жесто­ко­сти по отно­ше­нию к ним неод­но­крат­но писал и Юве­нал, кото­ро­го более удо­вле­тво­ря­ли пат­ри­ар­халь­ные отно­ше­ния, царив­шие в фами­ли­ях «пред­ков» и еще сохра­няв­ши­е­ся кое-где в Ита­лии (Sat., VI, 219 sq.; XI, 139 sq.; XIV, 18 sq.; 165 sq.). Любо­пыт­но отме­тить, что Цице­рон не толь­ко рас­смат­ри­вал боль­шие город­ские фами­лии, осуж­дав­ши­е­ся Юве­на­лом, как зако­но­мер­ность, но даже ста­вил в вину Пизо­ну, что при­слу­жи­вав­шие ему рабы немно­го­чис­лен­ны, гру­бы и про­сты и выпол­ня­ют каж­дый по несколь­ку обя­зан­но­стей (In Pi­son., 27).

Осо­бен­но мно­го писал о рабах Сене­ка. В бур­жу­аз­ной лите­ра­ту­ре его счи­та­ют типич­ным пред­ста­ви­те­лем и про­по­вед­ни­ком ново­го, гуман­но­го отно­ше­ния к рабам, воз­об­ла­дав­ше­го в пери­од импе­рии. Дей­ст­ви­тель­но, Сене­ка часто повто­рял, что раб — такой же чело­век, как и гос­по­дин, что толь­ко тело, но не душа его нахо­дит­ся в раб­стве; ему доступ­но позна­ние доб­ро­де­те­ли, он может стать бла­го­де­те­лем сво­его гос­по­ди­на, а гос­по­дин может и дол­жен быть бла­го­де­те­лем раба, обра­щать­ся с ним крот­ко и мило­сти­во, пре­до­став­лять ему извест­ную сво­бо­ду (De ira, III, 24, 29, 32, 35; De cle­ment., I, 18; De vi­ta bea­ta, 24; De be­ne­fi­ciis, III, 18—26). Сене­ка при­во­дит мне­ние Хри­сип­па, назы­вав­ше­го раба веч­ным наем­ни­ком (Ser­vus ut pla­cet Chry­sip­po, per­pe­tuus mer­ce­na­rius est. De be­ne­fi­ciis, III, 22). Мысль эту в несколь­ко иной фор­му­ли­ров­ке при­во­дил и Цице­рон, кото­рый так­же не одоб­рял ненуж­ной жесто­ко­сти с раба­ми и в общем не усту­пал в гуман­но­сти Сене­ке, хотя и не счи­тал нуж­ным осо­бен­но мно­го зани­мать­ся раба­ми. При­чи­ны осо­бо­го вни­ма­ния Сене­ки ста­нут яснее, если мы рас­смот­рим неко­то­рые дру­гие выска­зы­ва­ния его о рабах. Они пока­зы­ва­ют, что его чело­ве­ко­лю­бие в зна­чи­тель­ной мере было обу­слов­ле­но стрем­ле­ни­ем не обост­рять отно­ше­ний. «Каж­дый раб, — пишет он Луци­лию, — име­ет над тобой пра­во жиз­ни и смер­ти… я гово­рю: вся­кий, кто пре­зи­ра­ет свою жизнь, ста­но­вит­ся гос­по­ди­ном тво­ей. Учти при­мер тех, кто погиб в домаш­ней заса­де, или от откры­той силы, или обма­ном; ты ведь зна­ешь, что не мень­ше [людей] пало жерт­вой гне­ва рабов, чем гне­ва царей» (Ad Lu­cil., 4). Тот, кто вну­ша­ет страх, гово­рит Сене­ка, сам живет в посто­ян­ном стра­хе, поэто­му муд­рый не дол­жен стре­мить­ся к тому, чтобы его боя­лись (De ira, II, 11) Жесто­кий гос­по­дин, как и тиран, нена­вист­ны всем, и им посто­ян­но угро­жа­ет месть оби­жен­ных (De cle­ment., I, 18). Нака­зы­вать рабов и под­дан­ных необ­хо­ди­мо, но при этом сле­ду­ет соблюдать уме­рен­ность (De ira, II, 27; III, 32).

Очень харак­тер­но извест­ное пись­мо Сене­ки к Луци­лию, спе­ци­аль­но посвя­щен­ное вза­и­моот­но­ше­ни­ям с раба­ми (Ad Lu­cil., 47). Он хва­лит дру­га за то, что тот живет в тес­ном обще­нии (fa­mi­lia­ri­ter) со с.643 сво­и­ми раба­ми, и пишет, что узна­ет в этом обыч­ную пред­у­смот­ри­тель­ность. Надо пом­нить, что рабы тоже люди, что они наши сожи­те­ли и скром­ные дру­зья. Достой­ны насмеш­ки те, кто, наеда­ясь до отва­ла, застав­ля­ют рабов при­слу­жи­вать себе на голод­ный желудок и жесто­ко кара­ют их за каж­дое вырвав­ше­е­ся сло­во. В резуль­та­те рабы бол­та­ют у них за спи­ной, тогда как те рабы, кото­рым гос­по­дин доз­во­ля­ет гово­рить в сво­ем при­сут­ст­вии, гото­вы уме­реть за него и мол­чать под пыт­кой. Сво­ей жесто­ко­стью и сво­и­ми изли­ше­ства­ми мы сами дела­ем рабов вра­га­ми, а часто и сво­и­ми гос­по­да­ми. Пред­ки, кото­рые назы­ва­ли гос­по­ди­на pa­ter fa­mi­lias, а рабов fa­mi­lia­res, уста­но­вив празд­ник, во вре­мя кото­ро­го рабы ели вме­сте с гос­по­да­ми и поль­зо­ва­лись домаш­ни­ми поче­стя­ми, спа­са­ли рабов от уни­же­ния, а гос­под от нена­ви­сти. Надо допус­кать рабов к сво­е­му сто­лу в виде награ­ды, чтобы они ста­ра­лись стать достой­ны­ми тако­го отли­чия. Луч­ше пусть рабы ува­жа­ют гос­по­ди­на как его кли­ен­ты, чем боят­ся его. Ведь, в кон­це кон­цов, все люди рабы: кто стра­стей, кто тще­сла­вия, кто жад­но­сти, и все в рав­ной мере — стра­ха.

Вот этот-то страх и опре­де­лял во мно­гом отно­ше­ние Сене­ки к рабам.

Как фило­соф и мора­лист он ниче­го не гово­рит об исполь­зо­ва­нии труда рабов. Но неко­то­рые его идеи мы най­дем и у прак­ти­ка Колу­мел­лы, глав­ной целью кото­ро­го было заста­вить рабов наи­бо­лее эффек­тив­но трудить­ся. В при­веден­ном толь­ко что пись­ме Сене­ка сове­ту­ет исправ­лять рабов не уда­ра­ми, а сло­ва­ми. Того же тре­бу­ет Колу­мел­ла от вили­ка, кото­рый дол­жен быть уме­рен­ным в нака­за­ни­ях и ско­рее удер­жи­вать рабов от оши­бок, чем карать за них (De re rust., I, 8). То же самое, кста­ти ска­зать, Колу­мел­ла реко­мен­ду­ет и погон­щи­ку быков (De re rust., I, 9). Для поощ­ре­ния при­леж­ных рабов вилик дол­жен при­гла­шать их ино­гда к сво­е­му сто­лу. Гос­по­ди­ну полез­но ино­гда запро­сто пого­во­рить, пошу­тить и даже посо­ве­то­вать­ся с раба­ми — это облег­ча­ет им труд и дела­ет более ста­ра­тель­ны­ми. Осо­бо­го вни­ма­ния тре­бу­ют зако­ван­ные рабы, содер­жа­щи­е­ся в эрга­сту­лах, так как, оби­жен­ные жесто­ко­стью, они более страш­ны, чем осталь­ные (De re rust.). В сво­ей снис­хо­ди­тель­но­сти Колу­мел­ла захо­дит так дале­ко, что счи­та­ет нуж­ным поме­стить дня на два в боль­ни­цу раба, кото­рый, будучи здо­ро­вым, не вышел на работу под пред­ло­гом болез­ни, так как луч­ше дать отдох­нуть уста­ло­му рабу, чем допу­стить, чтобы он забо­лел от пере­утом­ле­ния (De re rust., XII, 3).

Таким обра­зом, моти­вы Сене­ки весь­ма близ­ки к моти­вам Колу­мел­лы. Толь­ко у послед­не­го пре­об­ла­да­ло стрем­ле­ние сде­лать труд рабов более про­из­во­ди­тель­ным, тогда как Сене­ка пытал­ся сгла­дить соци­аль­ные про­ти­во­ре­чия и сде­лать рабов лишь менее опас­ны­ми для гос­под. В свя­зи с этим, при­зна­вая за раба­ми спо­соб­ность совер­шен­ст­во­вать­ся в доб­ро­де­те­ли (De be­ne­fic., III, 18), — мысль, совер­шен­но чуж­дая Цице­ро­ну, — Сене­ка обра­щал­ся к ним с при­зы­вом не гне­вать­ся на гос­под. И сво­бод­ный может про­су­ще­ст­во­вать более или менее спо­кой­но, толь­ко если он будет без гне­ва и ропота сно­сить обиды от выс­ших (De ira, II, 33). От про­из­во­ла тира­на его может изба­вить не борь­ба, а само­убий­ство (De ira, III, 15). Но осо­бен­но гибе­лен гнев для рабов, так как, воз­му­ща­ясь, они лишь усу­губ­ля­ют свои муче­ния. Самое жесто­кое иго лег­че для того, кто при­ни­ма­ет его с крото­стью, чем для того, кто роп­щет. Един­ст­вен­ное облег­че­ние в боль­ших несча­стьях — тер­петь и поко­рять­ся необ­хо­ди­мо­сти (De ira, III, 16). Эта с.644 мысль Сене­ки нашла столь широ­кий отклик в рабо­вла­дель­че­ском обще­стве, что обра­ти­лась в ходя­чие посло­ви­цы: «кто раб про­тив воли — несча­стен и все же раб», «кто умно ведет себя в раб­стве, име­ет долю в гос­под­стве», «если ты пови­ну­ешь­ся про­тив воли, ты — раб, если охот­но — слу­жи­тель»³.

О доб­ро­де­те­ли рабов гово­рит и Колу­мел­ла. По его мне­нию, вилик дол­жен быть доб­ро­де­те­лен настоль­ко, чтобы без попу­сти­тель­ства, но и без жесто­ко­сти управ­лять раба­ми (De re rust., 1, 8). Как мы видим, про­бле­ма вза­и­моот­но­ше­ний рабов и рабо­вла­дель­цев ста­ла гораздо более акту­аль­ной, чем в I в. до н. э.

Воз­мож­но, одной из глав­ных при­чин это­го было зна­чи­тель­ное повы­ше­ние удель­но­го веса раб­ско­го труда в про­из­вод­стве. Колу­мел­ла, прав­да, упо­ми­на­ет кабаль­ных долж­ни­ков, работав­ших на зем­лях круп­ней­ших земле­вла­дель­цев (De re rust., I, 3), но после про­скрип­ции три­ум­ви­ров и мас­со­во­го осно­ва­ния коло­ний, кото­рое име­ло сво­им след­ст­ви­ем дроб­ле­ние боль­ших доме­нов⁴, круп­ное земле­вла­де­ние было вре­мен­но оттес­не­но на зад­ний план. Харак­те­ри­зуя рабо­чую силу име­ния, Колу­мел­ла не упо­ми­на­ет батра­ков, играв­ших столь зна­чи­тель­ную роль у Като­на и Варро­на. Его работ­ни­ки делят­ся толь­ко на рабов и коло­нов (De re rust., I, 7). Хотя он уже зна­ет и даже пред­по­чи­та­ет коло­нов, из поко­ле­ния в поко­ле­ние арен­до­вав­ших зем­лю в име­нии, тогда они еще не состав­ля­ли орга­ни­че­ской части хозяй­ст­вен­но­го цело­го, кото­рым было име­ние. Прав­да, по сло­вам Колу­мел­лы, хозя­ин дол­жен тре­бо­вать, чтобы коло­ны тща­тель­но возде­лы­ва­ли свои участ­ки, но отра­боток они не нес­ли и вели само­сто­я­тель­ное хозяй­ство, мало свя­зан­ное с вил­лой. В про­из­вод­стве, осу­ществляв­шем­ся на вил­ле, были заня­ты толь­ко рабы. Неда­ром, по мне­нию ран­них юри­стов, Лабео­на и Пега­са, не толь­ко посто­рон­ний колон, но и раб, нахо­див­ший­ся на поло­же­нии коло­на, не вхо­дил в поня­тие инвен­та­ря име­ния (Dig., XXXIII, 7, 12, 3; XXXIII, 7, 20, 1). Толь­ко посте­пен­ное вытес­не­ние труда коло­нов трудом рабов укреп­ля­ет точ­ку зре­ния, соглас­но кото­рой и коло­ны и их орудия про­из­вод­ства при­над­ле­жа­ли к инвен­та­рю име­ния.

Более интен­сив­ной ста­но­вит­ся и экс­плуа­та­ция рабов. Варрон, ссы­ла­ясь на Сазер­ну, писал, что на обра­бот­ку 8 юге­ров тре­бу­ет­ся 45 дней, так как при нор­ме 3—4 дня на югер еще 13 дней потре­бу­ют­ся из-за пло­хой пого­ды, лени и небреж­но­сти рабов (De ag­ri­cult., I, 18). Колу­мел­ла, при той же нор­ме, допол­ни­тель­ных дней на упо­мя­ну­тые поте­ри не отво­дит (De re rust., II, 4). Зна­чи­тель­но вырас­та­ет у Колу­мел­лы по срав­не­нию с Като­ном пере­чень работ рабов в празд­ник (Ca­to, De re rust., 2; Co­lum., De re rust., II, 21). Катон сове­то­вал не тра­тить мно­го средств на инвен­тарь и в слу­чае надоб­но­сти зани­мать кое-что у соседей (Ca­to, De re rust., I, 4). По мне­нию Колу­мел­лы, надо заку­пить столь­ко инвен­та­ря, чтобы ниче­го не при­хо­ди­лось зани­мать, так как про­стой обой­дет­ся доро­же, чем покуп­ка орудий про­из­вод­ства (Co­lum., De re rust., I, 8).

Уси­ле­ние экс­плуа­та­ции рабов обост­ря­ло про­ти­во­ре­чия меж­ду раба­ми и рабо­вла­дель­ца­ми. Вме­сте с тем в хозяй­ствах типа хозяй­ства Колу­мел­лы — а таких было боль­шин­ство — рабы ста­ли един­ст­вен­ны­ми про­из­во­ди­те­ля­ми. От труда и покор­но­сти рабов зави­се­ло с.645 эко­но­ми­че­ское бла­го­со­сто­я­ние и без­опас­ность пра­вя­ще­го клас­са, кото­рый все воз­рас­таю­щи­ми разда­ча­ми и ины­ми затра­та­ми в поль­зу сво­бод­ной бед­но­ты сумел, хотя и в мини­маль­ной сте­пе­ни, сде­лать и ее кос­вен­ной участ­ни­цей экс­плуа­та­ции рабов. Про­ти­во­ре­чие меж­ду раба­ми и сво­бод­ны­ми в пол­ной мере ста­но­вит­ся основ­ным про­ти­во­ре­чи­ем, и «раб­ский вопрос» выдви­га­ет­ся на пере­д­ний план. Харак­тер­но, что для вре­ме­ни граж­дан­ских войн пери­о­да ран­ней импе­рии мы не име­ем свиде­тельств, что враж­дую­щие сто­ро­ны воору­жа­ли рабов. Оче­вид­но, тогда это ста­ло уже немыс­ли­мым.

Все выше­из­ло­жен­ное может слу­жить одним из аргу­мен­тов в поль­зу того, что II—I вв. до н. э. нель­зя счи­тать пери­о­дом наи­боль­ше­го раз­ви­тия рабо­вла­дель­че­ско­го спо­со­ба про­из­вод­ства, так как, несмот­ря на собы­тия того вре­ме­ни, про­ти­во­ре­чия меж­ду раба­ми и рабо­вла­дель­ца­ми еще не обост­ри­лись до такой сте­пе­ни, как в после­дую­щие века, когда рабо­вла­дель­цы в пол­ной мере осо­зна­ли угро­жаю­щую им опас­ность. Это лиш­ний раз пока­зы­ва­ет оши­боч­ность взгляда бур­жу­аз­ных уче­ных на пери­од импе­рии как на вре­мя посте­пен­но­го уни­что­же­ния раз­ли­чий меж­ду раба­ми и сво­бод­ны­ми и исчез­но­ве­ния вли­я­ния раб­ства на все сто­ро­ны жиз­ни тогдаш­не­го обще­ства.