Новое русское издание Павсания

с.5 Жизнь и твор­че­ство Пав­са­ния, авто­ра исто­ри­ко-архео­ло­ги­че­ско­го «Опи­са­ния Элла­ды», кото­рое теперь вновь пред­ла­га­ет­ся вни­ма­нию рус­ско­го чита­те­ля, все­гда были пред­ме­том живой науч­ной дис­кус­сии. Мно­го неяс­но­го и спор­но­го таит в себе био­гра­фия это­го древ­не­гре­че­ско­го писа­те­ля; сведе­ний о нем, поми­мо тех немно­гих, что мож­но извлечь из его соб­ст­вен­но­го сочи­не­ния, прак­ти­че­ски нет, так что даже глав­ные вехи его жиз­нен­но­го пути опре­де­ля­ют­ся лишь при­бли­зи­тель­но. Он жил в эпо­ху Рим­ской импе­рии, когда и Бал­кан­ская Гре­ция, и дру­гие засе­лен­ные гре­ка­ми обла­сти дав­но уже ста­ли частя­ми еди­ной создан­ной рим­ля­на­ми сре­ди­зем­но­мор­ской дер­жа­вы. Вре­мя его жиз­ни опре­де­ля­ет­ся круг­лым сче­том меж­ду 110 и 180 гг. н. э. Роди­ной его была коло­ни­зо­ван­ная гре­ка­ми еще в глу­бо­чай­шей древ­но­сти Запад­ная Малая Азия (какой-то в точ­но­сти не извест­ный город у отро­гов горы Сипил, воз­мож­но, Маг­не­сия-на-Гер­ме). При­над­ле­жал он к кру­гу людей состо­я­тель­ных и обра­зо­ван­ных, мно­го читал и мно­го путе­ше­ст­во­вал: поми­мо род­ной ему Ана­то­лии, объ­ездил всю Бал­кан­скую Гре­цию, побы­вал в Сирии и Пале­стине, в Егип­те, в раз­лич­ных обла­стях Ита­лии и в Риме. Он обла­дал обшир­ны­ми зна­ни­я­ми и неза­у­ряд­ным лите­ра­тур­ным талан­том, кото­рые и употре­бил на созда­ние сво­его труда, един­ст­вен­но­го в этом жан­ре, дошед­ше­го до нас от антич­но­сти.

Вот, соб­ст­вен­но, и все, что извест­но и в чем соглас­на совре­мен­ная нау­ка насчет Пав­са­ния. Все осталь­ное и, может быть, гораздо более суще­ст­вен­ное, чем назван­ные про­стые фак­ты, оста­ет­ся пред­ме­том спо­ра. Каков был харак­тер эпо­хи, в кото­рую жил Пав­са­ний? Что собой пред­став­ля­ли нау­ка и лите­ра­ту­ра, в рус­ле кото­рых он сфор­ми­ро­вал­ся и дей­ст­во­вал? Како­во отли­чи­тель­ное каче­ство его труда и в чем его зна­че­ние для после­дую­щих поко­ле­ний и для наше­го вре­ме­ни? Все это вопро­сы, на кото­рые нет одно­знач­но­го отве­та.

Начать с эпо­хи, о кото­рой так по-раз­но­му судят совре­мен­ные уче­ные. Для выдаю­ще­го­ся зна­то­ка антич­ной куль­ту­ры, каким был пере­вод­чик Пав­са­ния С. П. Кон­дра­тьев, этот пери­од в жиз­ни древ­не­го мира был вре­ме­нем стар­че­ско­го уга­са­ния: «Дале­ко в про­шлом оста­лась та пре­крас­ная юность чело­ве­че­ства, кото­рая оча­ро­вы­ва­ла Марк­са: Элла­да посте­пен­но обра­ща­лась в клад­би­ще с чудес­ны­ми про­из­веде­ни­я­ми искус­ства. Ее горо­да раз­ру­ша­лись, ее поля дича­ли…» Под стать соци­аль­но-эко­но­ми­че­ской жиз­ни рису­ет­ся и состо­я­ние куль­ту­ры: «Нау­ка и лите­ра­ту­ра испы­ты­ва­ют так­же раз­ла­гаю­щее вли­я­ние сво­ей эпо­хи и так­же ста­но­вят­ся бес­плод­ны­ми. Пыш­ная и ядо­ви­тая “вто­рая софи­сти­ка”, как орхидея, при­со­сав­ша­я­ся с.6 сво­и­ми звон­ки­ми фра­за­ми к мно­го­ве­ко­во­му ство­лу антич­ной лите­ра­ту­ры, заня­та пере­пе­вом ста­рых песен…» И, нако­нец, сокру­ши­тель­ный вер­дикт выно­сит­ся по адре­су живых носи­те­лей этой куль­ту­ры, всех тогдаш­них мыс­ли­те­лей и писа­те­лей, чья огром­ная начи­тан­ность была все­го лишь мас­кой, при­кры­вав­шей бес­пло­дие и пустоту: «Твор­че­ская сила иссяк­ла — оста­лось одно кол­лек­ци­о­нер­ство уцелев­ше­го пре­крас­но­го про­шло­го, стар­че­ское любо­ва­ние им».

Ска­за­но силь­но, как бы в виде окон­ча­тель­но­го и бес­по­во­рот­но­го при­го­во­ра. Одна­ко не будем спе­шить согла­шать­ся с этим суж­де­ни­ем. При­смот­рев­шись вни­ма­тель­нее, мы лег­ко убедим­ся, что в осно­ве его лежит сме­ще­ние исто­ри­че­ских гори­зон­тов, а крас­ки силь­но сгу­ще­ны. На самом деле, как это вер­но было пока­за­но в ста­тье Л. П. Мари­но­вич и Г. А. Коше­лен­ко, откры­ваю­щей пере­пе­чат­ку пере­во­да С. П. Кон­дра­тье­ва, недав­но осу­щест­влен­ную в Москве, эпо­ха ката­стро­фи­че­ских потря­се­ний для гре­ков, вся эта дол­гая череда меж­до­усо­биц, разди­рав­ших мир элли­ни­сти­че­ских государств, рим­ских опу­сто­ши­тель­ных втор­же­ний и заво­е­ва­ний и, нако­нец, кро­ва­вых пери­пе­тий так назы­вае­мых Граж­дан­ских войн, — все это ко вре­ме­ни Пав­са­ния дав­но уже было поза­ди. С утвер­жде­ни­ем еди­но­власт­но­го прав­ле­ния импе­ра­то­ра Окта­ви­а­на Авгу­ста (30 г. до н. э.) рим­ская сре­ди­зем­но­мор­ская дер­жа­ва обре­ла мир и порядок. И сам Август и его пре­ем­ни­ки более или менее после­до­ва­тель­но под­дер­жи­ва­ли соци­аль­ное рав­но­ве­сие в граж­дан­ской среде, а самую эту среду непре­рыв­но умно­жа­ли, широ­ко даруя граж­дан­ские пра­ва как на Запа­де, в быст­ро рома­ни­зи­ро­вав­ших­ся про­вин­ци­ях Гал­лии, Испа­нии и Север­ной Афри­ки, так и на эллин­ском Восто­ке. Всюду они покро­ви­тель­ст­во­ва­ли само­управ­ля­ю­щим­ся город­ским общи­нам-муни­ци­пи­ям, этим основ­ным ячей­кам рим­ско­го терри­то­ри­аль­но­го государ­ства, а в более общем плане вся­че­ски поощ­ря­ли сбли­же­ние и вза­и­мо­дей­ст­вие двух глав­ных антич­ных циви­ли­за­ций — Рима и Гре­ции, точ­нее, рим­ской мощи и гре­че­ской куль­ту­ры, — посколь­ку имен­но такое вза­и­мо­дей­ст­вие мог­ло быть пору­кой един­ства и проч­но­сти воз­глав­ля­е­мой ими импе­рии.

Резуль­та­том такой поли­ти­ки стал рас­цвет антич­ной город­ской куль­ту­ры, пик кото­ро­го при­хо­дит­ся как раз на вре­мя жиз­ни Пав­са­ния — на II век н. э., про­зван­ный Золотым веком Анто­ни­нов. Из шести импе­ра­то­ров этой дина­стии (96—192 гг.) чет­ве­ро — Тра­ян, Адри­ан, Анто­нин Пий и Марк Авре­лий — были выдаю­щи­ми­ся адми­ни­ст­ра­то­ра­ми, дей­ст­во­вав­ши­ми в духе очер­чен­но­го выше направ­ле­ния, при­чем двое из них были убеж­ден­ны­ми поклон­ни­ка­ми эллин­ской куль­ту­ры: Адри­ан был без ума от гре­че­ской архи­тек­ту­ры и искус­ства, а Марк Авре­лий, будучи не менее страст­ным почи­та­те­лем эллин­ской обра­зо­ван­но­сти, соста­вил по-гре­че­ски кни­гу раз­мыш­ле­ний «К само­му себе», одно из самых зна­чи­тель­ных про­из­веде­ний антич­ной фило­соф­ской мыс­ли. Это обра­ще­ние пра­вя­щих вер­хов Рим­ской дер­жа­вы к гре­че­ской куль­ту­ре заслу­жи­ва­ет осо­бо­го вни­ма­ния, посколь­ку оно, есте­ствен­но, обу­слов­ле­но было не одним лишь вос­хи­ще­ни­ем от пре­крас­ных памят­ни­ков про­шло­го, но и созна­ни­ем огром­но­го твор­че­ско­го потен­ци­а­ла эллин­ской нации.

В самом деле, с середи­ны I в. н. э. вос­пря­ли к новой жиз­ни гре­че­ские горо­да. Ранее разо­рен­ные вой­на­ми и побо­ра­ми рим­ских намест­ни­ков и откуп­щи­ков, они теперь, под покро­ви­тель­ст­вом импе­ра­тор­ской вла­сти, рав­но рас­про­стра­няв­шим­ся и на них, вновь обре­ли зна­че­ние важ­ных с.7 цен­тров про­мыш­лен­но­сти и тор­гов­ли, богат­ства и рос­ко­ши, а вме­сте с тем обра­зо­ван­но­сти и куль­ту­ры. Вооб­ще никто, быть может, так не выиг­рал от уста­нов­лен­но­го импе­ри­ей мира и поряд­ка, как гре­че­ские горо­да, а с ними и гре­че­ская куль­ту­ра. Допол­ни­тель­ные импуль­сы к раз­ви­тию в виде вся­ко­го рода при­ви­ле­гий и дота­ций как от рим­ских импе­ра­то­ров, так и от мест­ных меце­на­тов (вро­де Геро­да Атти­ка) полу­чи­ли ста­рин­ные цен­тры эллин­ской обра­зо­ван­но­сти, такие как Афи­ны, Родос или Алек­сан­дрия. Вновь ста­ли попу­ляр­ны­ми (нико­гда, впро­чем, не уми­рав­шие совер­шен­но) шко­лы гре­че­ских рито­ров, мод­ны­ми ста­ли пуб­лич­ные выступ­ле­ния ора­то­ров-софи­стов, вопло­щав­ших в сво­ем лице одно­вре­мен­но масте­ров ярко­го сло­ва, уст­но­го и пись­мен­но­го, и ост­рой мыс­ли, гре­че­ская лите­ра­ту­ра, фило­со­фия и нау­ка обо­га­ти­лись новы­ми про­из­веде­ни­я­ми, цен­ность кото­рых не может быть постав­ле­на под сомне­ние. Какой бле­стя­щий ряд состав­ля­ют име­на гре­че­ских писа­те­лей и мыс­ли­те­лей, жив­ших на исхо­де I и во II в. н. э., какое раз­но­об­ра­зие жан­ров пред­став­ля­ют их тво­ре­ния! Здесь и исто­ри­че­ские про­из­веде­ния Плу­тар­ха, Фла­вия Арри­а­на и Аппи­а­на, и фило­соф­ские трак­та­ты и рас­суж­де­ния того же Плу­тар­ха, Эпи­к­те­та (в запи­си его уче­ни­ка Арри­а­на) и уже назван­но­го выше Мар­ка Авре­лия, и испол­нен­ные фило­соф­ско­го смыс­ла речи Дио­на Хри­со­сто­ма, и диа­ло­ги Луки­а­на, и гран­ди­оз­ные науч­ные труды аст­ро­но­ма и гео­гра­фа Клав­дия Пто­ле­мея. Это бле­стя­щее созвездие умов, эта дра­го­цен­ная сокро­вищ­ни­ца создан­ных ими тво­ре­ний гово­рит не об ущерб­но­сти вто­рой софи­сти­ки, как была про­зва­на эта новая вол­на фило­соф­ских и лите­ра­тур­ных заня­тий в отли­чие от пер­вой, дати­ру­е­мой еще ран­не­клас­си­че­ским вре­ме­нем (V в. до н. э.), — вооб­ще не об упад­ке, а о новом подъ­еме твор­че­ских сил, доста­вив­шем это­му пери­о­ду в жиз­ни древ­них элли­нов почет­ное про­зви­ще Гре­че­ско­го воз­рож­де­ния.

В рус­ле это­го животвор­но­го направ­ле­ния ста­но­вит­ся понят­ным и твор­че­ство Пав­са­ния, уче­но­го писа­те­ля, исто­ри­ка и архео­ло­га в искон­ном смыс­ле это­го сло­ва, т. е. люби­те­ля и иссле­до­ва­те­ля вещ­ных памят­ни­ков ста­ри­ны. Его труд содер­жит подроб­ное опи­са­ние исто­ри­че­ских досто­при­ме­ча­тель­но­стей обла­стей Элла­ды, осо­бен­но бога­тых куль­тур­ны­ми тра­ди­ци­я­ми и памят­ни­ка­ми архи­тек­ту­ры и искус­ства: Атти­ки, Бео­тии и Фокиды в Сред­ней Гре­ции, Мегар и Корин­фа на Ист­ме (пере­шей­ке, соеди­ня­ю­щем Сред­нюю Гре­цию с Южной), Спар­ты, Мес­се­нии, Элиды, Ахайи и Арка­дии в Пело­пон­не­се (Южной Гре­ции). Вни­ма­ние авто­ра при­вле­ка­ют не столь­ко этно­гео­гра­фи­че­ские харак­те­ри­сти­ки этих обла­стей, сколь­ко исто­рия и искус­ство, сли­тые у него воеди­но, посколь­ку опи­са­ние досто­па­мят­ных мест и пред­ме­тов есте­ствен­но вле­чет за собой углуб­ле­ние в их про­шлое. При этом миф, леген­дар­ное пре­да­ние и соб­ст­вен­но исто­рия столь же рав­но и под­час нераз­ли­чи­мо пред­став­ле­ны в его исто­ри­че­ском повест­во­ва­нии, сколь нерас­тор­жи­мо пере­пле­те­ны в его пред­мет­ном ана­ли­зе эле­мен­ты архео­ло­ги­че­ские, анти­квар­ные и искус­ст­во­вед­че­ские. Кни­га напи­са­на страст­ным люби­те­лем и зна­то­ком ста­ри­ны, но не вооб­ще ста­ри­ны, а слав­но­го про­шло­го сво­его наро­да, той стра­ны, кото­рая была его колы­бе­лью. И рас­счи­та­на она на таких же люби­те­лей, могу­щих посвя­тить свой досуг зна­ком­ству с древ­но­стя­ми, повто­ряя за Пав­са­ни­ем — на самом деле или в вооб­ра­же­нии — марш­ру­ты его путе­ше­ст­вий по запо­вед­ным местам древ­ней Элла­ды.

Подоб­но дру­гим уче­ным писа­те­лям — пред­ста­ви­те­лям Гре­че­ско­го с.8 воз­рож­де­ния — Пав­са­ний в сво­ей обла­сти так­же был вос­со­зда­те­лем направ­ле­ния, при­шед­ше­го в упа­док в смут­ное вре­мя на исхо­де ста­рой эры. Мы име­ем в виду ста­рин­ный жанр периэ­ге­зы (опи­са­ния досто­при­ме­ча­тель­но­стей какой-либо стра­ны), заро­див­ший­ся еще в арха­и­че­скую и ран­не­клас­си­че­скую эпо­ху (его исто­ки мож­но про­следить вплоть до ран­них про­за­и­ков-лого­гра­фов и Геро­до­та), а сво­его рас­цве­та достиг­ший в пери­од элли­низ­ма (III—II вв. до н. э.). Тогда в этом жан­ре под­ви­за­лись, напри­мер, Герак­лид Крит­ский, автор сочи­не­ния «О горо­дах в Элла­де», Ним­фо­дор из Сира­куз, напи­сав­ший труд «О досто­при­ме­ча­тель­но­стях в Сици­лии», Поле­мон из Или­о­на, соста­вив­ший серию моно­гра­фий о раз­лич­ных обла­стях гре­че­ско­го мира, в том чис­ле спе­ци­аль­ное опи­са­ние афин­ско­го Акро­по­ля, Гелио­дор из Афин, так­же оста­вив­ший подроб­ное опи­са­ние сво­его род­но­го горо­да. К сожа­ле­нию, от их трудов, как и от ана­ло­гич­ных про­из­веде­ний совре­мен­ни­ков Пав­са­ния (напри­мер, Дио­ни­сия из Алек­сан­дрии), оста­лись толь­ко назва­ния и более или менее обшир­ные фраг­мен­ты в виде цитат или пере­ло­же­ний у более позд­них авто­ров. Самые эти сочи­не­ния не сохра­ни­лись, так что «Опи­са­ние Элла­ды» Пав­са­ния оста­ет­ся един­ст­вен­ным дошед­шим до нас образ­чи­ком древ­не­гре­че­ской периэ­ге­зы.

Но дело не толь­ко в воз­рож­де­нии Пав­са­ни­ем ста­рин­но­го жан­ра периэ­ге­зы. Его труд испол­нен не толь­ко уче­но­го инте­ре­са к памят­ни­кам ста­ри­ны, еще и непод­дель­ной люб­ви к про­шло­му сво­его наро­да, гор­до­сти за слав­ные дея­ния пред­ков, защи­щав­ших и воз­ве­ли­чив­ших свою стра­ну. Доста­точ­но пере­чи­тать в этой свя­зи исто­ри­че­ский экс­курс об отра­же­нии диких орд гала­тов (гал­лов) в 279 г. до н. э. (в кни­ге X, при опи­са­нии Фокиды), чтобы пред­ста­вить себе всю глу­би­ну пат­рио­ти­че­ско­го вооду­шев­ле­ния, напол­няв­ше­го Пав­са­ния при вос­по­ми­на­нии о подви­гах сво­их сопле­мен­ни­ков. Этот пат­рио­тизм, эта гор­дость за свер­ше­ния пред­ков и порож­ден­ное этим чув­ст­вом вни­ма­ние к дея­ни­ям и памят­ни­кам ста­ри­ны несо­мнен­но состав­ля­ют дру­гую, наряду с уче­ной любо­зна­тель­но­стью, глу­бин­ную пру­жи­ну исто­ри­ко-анти­квар­ных изыс­ка­ний наше­го авто­ра. И если самые эти изыс­ка­ния слу­жи­ли вос­ста­нов­ле­нию замер­ше­го на вре­мя науч­но­го, куль­ту­ро­ло­ги­че­ско­го дви­же­ния, то их глу­бин­ный идео­ло­ги­че­ский импульс свиде­тель­ст­во­вал о боль­шем — о стрем­ле­нии най­ти в про­шлом, так ска­зать, духов­ную ком­пен­са­цию за реаль­ное поли­ти­че­ское при­ни­же­ние сво­его наро­да.

Более того, мож­но думать, что самая эта потреб­ность в геро­и­ке про­шло­го заклю­ча­ла в себе пре­тен­зию на боль­шее, имен­но надеж­ду на буду­щее обнов­ле­ние нации, что может заста­вить взгля­нуть на Гре­че­ское воз­рож­де­ние II в. н. э. как на явле­ние, не исчер­пы­ваю­ще­е­ся эле­мен­тар­ным ожив­ле­ни­ем гре­че­ской город­ской жиз­ни и куль­ту­ры. Не исклю­че­но, что про­цесс носил гораздо более фун­да­мен­таль­ный харак­тер; его тече­ние будет пре­рва­но гло­баль­ным кри­зи­сом Рим­ской импе­рии в III в., одна­ко полез­но пом­нить, что вос­ста­нов­ле­ние импер­ско­го поряд­ка будет свя­за­но с пере­но­сом (при Кон­стан­тине Вели­ком) цен­тра вла­сти на гре­че­ский Восток, в Кон­стан­ти­но­поль (древ­ний Визан­тий), а после окон­ча­тель­но­го кру­ше­ния дер­жав­но­го един­ства и гибе­ли запад­ной части Рим­ской импе­рии восточ­ная ее часть, опи­рав­ша­я­ся на гре­че­ские горо­да и прак­ти­че­ски став­шая гре­че­ским государ­ст­вом, под име­нем Визан­тии про­дол­жит свое суще­ст­во­ва­ние еще без мало­го на тыся­чу лет.

с.9 Но мы не при­нуж­да­ем чита­те­ля труда Пав­са­ния разде­лять во что бы то ни ста­ло наши общие исто­ри­че­ские оцен­ки. Доста­точ­но будет обра­тить вни­ма­ние на то, что состав­ля­ет оче­вид­ное досто­ин­ство, а вме­сте с тем и непре­хо­дя­щую цен­ность это­го про­из­веде­ния, — на пред­став­лен­ное здесь доб­рот­ное опи­са­ние досто­при­ме­ча­тель­но­стей древ­ней Элла­ды. Богат­ство пред­ла­гае­мой Пав­са­ни­ем исто­ри­ко-архео­ло­ги­че­ской инфор­ма­ции не зна­ет себе рав­ных. Это и подроб­ные экс­кур­сии по отдель­ным исто­ри­че­ским обла­стям и цен­трам, в том чис­ле по таким заме­ча­тель­ным, как Афи­ны, Олим­пия и Дель­фы; это и скру­пу­лез­ные искус­ст­во­вед­че­ские харак­те­ри­сти­ки отдель­ных памят­ни­ков, неред­ко не толь­ко древ­них, но и ред­кост­ных в сво­ем роде, опи­са­ния кото­рых пре­вра­ща­ют­ся в целые мини­а­тюр­ные моно­гра­фии.

Так, в древ­нем лакон­ском цен­тре Ами­к­лах (к югу от Спар­ты) Пав­са­ний опи­сы­ва­ет свя­ти­ли­ще Апол­ло­на с арха­и­че­ской ста­ту­ей бога, водру­жен­ной на поста­мент (трон) работы архи­тек­то­ра и скуль­п­то­ра Батик­ла из Малой Азии (III, 18, 9—19, 5). Батикл соорудил и отде­лал этот трон око­ло 530 г. до н. э., ста­туя — еще более древ­ней работы, а все вме­сте наво­дит на мысль о стой­ко­сти и богат­стве куль­тур­ной тра­ди­ции в Лако­ни­ке (Спар­те), вос­хо­див­шей, по всей веро­ят­но­сти, еще к микен­ско­му вре­ме­ни (II тыс. до н. э.) и не пре­ры­вав­шей­ся даже и в VI в. до н. э., кото­рый неред­ко счи­та­ют вре­ме­нем кон­сер­ва­тив­но­го пере­ло­ма и нача­лом спар­тан­ско­го обще­ст­вен­но­го око­сте­не­ния. В Олим­пии, рас­ска­зы­вая о памят­ни­ках, напол­няв­ших древ­ний свя­щен­ный центр Аль­ти­са, Пав­са­ний не толь­ко опи­сы­ва­ет важ­ней­шие соору­же­ния, и преж­де все­го огром­ный храм Зев­са, воз­веден­ный мест­ным архи­тек­то­ром Либо­ном, с вели­че­ст­вен­ной ста­ту­ей бога работы афин­ско­го скуль­п­то­ра Фидия (середи­на V в. до н. э.), но и оста­нав­ли­ва­ет­ся на таких, напри­мер, дра­го­цен­ных част­но­стях, как хра­нив­ший­ся в хра­ме Геры ларец, сде­лан­ный из кед­ра и укра­шен­ный инкру­ста­ци­я­ми из золота и сло­но­вой кости (V, 17, 5 — 19, 10). Он был посвя­щен коринф­ски­ми Кип­се­лида­ми в память о чудес­ном спа­се­нии их пред­ка — тира­на Кип­се­ла (VII в. до н. э.), кото­рый в мла­ден­че­стве был спря­тан мате­рью от подо­слан­ных убийц в этом (или таком же) лар­це. Подроб­ное опи­са­ние мифо­ло­ги­че­ских сцен, пред­став­лен­ных на пяти опо­я­сы­ваю­щих ларец лен­тах инкру­ста­ций (при­чем неко­то­рые сце­ны сопро­вож­да­лись пояс­ни­тель­ны­ми над­пи­ся­ми), дела­ет честь любо­зна­тель­но­сти и трудо­лю­бию Пав­са­ния. В кон­це он при­зна­ет невоз­мож­ным доис­кать­ся до име­ни худож­ни­ка, сотво­рив­ше­го это чудес­ное изде­лие, но автор­ство над­пи­сей на нем скло­нен при­пи­сать древ­ней­ше­му коринф­ско­му поэту Эвме­лу, что может ука­зы­вать на при­мер­ную дату изготов­ле­ния лар­ца — фамиль­ной релик­вии Кип­се­лидов, имен­но — послед­няя треть VIII в. до н. э.

Этот ряд избран­ных при­ме­ров, иллю­ст­ри­ру­ю­щих искус­ст­во­вед­че­ское богат­ство труда Пав­са­ния, завер­шим еще одним: в Дель­фах, наряду с опи­са­ни­ем само­го свя­ти­ли­ща Апол­ло­на, раз­но­об­раз­ных посвя­ще­ний и соору­жен­ных для их хра­не­ния раз­лич­ны­ми эллин­ски­ми общи­на­ми сокро­вищ­ниц, Пав­са­ний спе­ци­аль­но оста­нав­ли­ва­ет­ся на не совсем обыч­ном пожерт­во­ва­нии граж­дан Книда (горо­да на юго-запад­ном побе­ре­жье Малой Азии) — воз­веден­ной ими лесхе (поме­ще­нии для отды­ха и бесед), укра­шен­ной кар­ти­на­ми зна­ме­ни­то­го худож­ни­ка Полиг­нота с ост­ро­ва Фасо­са, чье твор­че­ство отно­сят к пер­вой поло­вине V в. до н. э. (X, 25—31). Выпол­нен­ные в виде рос­пи­сей по шту­ка­тур­ке или на дере­вян­ных пан­но, с.10 эти кар­ти­ны пред­став­ля­ли две гран­ди­оз­ные ком­по­зи­ции: на одной сто­роне зала — при­готов­ле­ния гре­ков к отплы­тию из захва­чен­но­го ими Или­о­на, а на дру­гой — схож­де­ние Одис­сея в Аид. Подроб­ные опи­са­ния этих кар­тин не толь­ко пред­став­ля­ют вели­ко­леп­ные иллю­ст­ра­ции к извест­ным мифо­ло­ги­че­ским сюже­там, но и дают воз­мож­ность судить об уровне и воз­мож­но­стях живо­пис­но­го мастер­ства древ­них гре­ков.

Совер­шен­но оче­вид­на боль­шая позна­ва­тель­ная цен­ность как этих и мно­го­чис­лен­ных дру­гих подоб­но­го же рода архео­ло­го-искус­ст­во­вед­че­ских опи­са­ний, так и обрам­ля­ю­щих и сопро­вож­даю­щих эти экс­кур­сии исто­ри­че­ских рас­ска­зов и пояс­не­ний. Кста­ти, неко­то­рые из этих послед­них, как, напри­мер, подроб­ный рас­сказ о Мес­сен­ских вой­нах в кни­ге IV, пред­став­ля­ют и вовсе совер­шен­но само­сто­я­тель­ный науч­ный инте­рес. Но цен­ность всех сооб­щае­мых Пав­са­ни­ем сведе­ний воз­рас­тет в наших гла­зах еще более, если мы при­мем во вни­ма­ние, на каких доб­рот­ных осно­ва­ни­ях они поко­ят­ся: опи­са­ния и харак­те­ри­сти­ки досто­при­ме­ча­тель­но­стей опи­ра­ют­ся, во-пер­вых, как теперь при­зна­ет­ся бес­спор­ным, на автоп­сию, т. е. на само­лич­ное непо­сред­ст­вен­ное обо­зре­ние, а во-вто­рых, в необ­хо­ди­мых пунк­тах, на вни­ма­тель­но изу­чен­ную спе­ци­аль­ную лите­ра­ту­ру. Рав­ным обра­зом и исто­ри­че­ские сооб­ще­ния чер­па­ют­ся из соот­вет­ст­ву­ю­щих спе­ци­аль­ных источ­ни­ков, неред­ко пря­мо назы­вае­мых. Так, напри­мер, при­сту­пая к рас­ска­зу о Мес­сен­ских вой­нах, в кото­рых спар­тан­цы захва­ти­ли и отсто­я­ли свое гос­под­ство над сосед­ней Мес­се­ни­ей, Пав­са­ний спе­ци­аль­но упо­ми­на­ет о сво­их источ­ни­ках, писа­те­лях III в. до н. э.: Риане из Бены (на Кри­те) и Мироне из При­е­ны (Малая Азия), при­чем осо­бо отме­ча­ет их неточ­но­сти и недо­стат­ки, кото­рые он вос­пол­ня­ет с помо­щью дру­гих мате­ри­а­лов (в част­но­сти, эле­гий Тир­тея, быв­ше­го совре­мен­ни­ком 2-й Мес­сен­ской вой­ны). Вооб­ще он широ­ко исполь­зу­ет древ­нюю лите­ра­тур­ную тра­ди­цию, Гоме­ра, Геси­о­да, про­чих поэтов-лири­ков и дра­ма­тур­гов, лого­гра­фов Гека­тея и Гел­ла­ни­ка, исто­ри­ков Геро­до­та, Фукидида, Ксе­но­фон­та, Поли­бия, дру­гих писа­те­лей, а так­же доку­мен­таль­ные свиде­тель­ства над­пи­сей. Все это дела­ет труд Пав­са­ния дра­го­цен­ным источ­ни­ком сведе­ний по исто­рии, искус­ству и лите­ра­ту­ре древ­них элли­нов, неза­ме­ни­мым посо­би­ем для совре­мен­ных архео­ло­гов, заня­тых розыс­ком и рестав­ра­ци­ей древ­них памят­ни­ков.

Ска­зан­но­го доста­точ­но, чтобы судить о цен­но­сти состав­лен­но­го Пав­са­ни­ем сочи­не­ния, и если что и тре­бу­ет­ся еще доба­вить, так это несколь­ко слов в обос­но­ва­ние его ново­го рус­ско­го изда­ния. Пав­са­ний неод­но­крат­но пере­во­дил­ся на рус­ский язык, послед­ний раз — извест­ным пере­вод­чи­ком совет­ско­го вре­ме­ни Сер­ге­ем Пет­ро­ви­чем Кон­дра­тье­вым. Впер­вые этот пере­вод был опуб­ли­ко­ван изда­тель­ст­вом «Искус­ство» в 1938—1940 гг., а не так дав­но он был пере­пе­ча­тан без вся­кой прав­ки изда­тель­ст­вом «Ладо­мир» (1994 г.). Меж­ду тем такая прав­ка при пере­из­да­нии пере­во­дов С. П. Кон­дра­тье­ва крайне необ­хо­ди­ма, ибо науч­ная точ­ность, акри­бия, отнюдь не вхо­ди­ла в чис­ло досто­инств это­го, впро­чем, весь­ма ода­рен­но­го, интел­ли­гент­но­го и трудо­лю­би­во­го пере­вод­чи­ка. Могу сослать­ся на хоро­шо извест­ный мне факт: покой­ный мой уни­вер­си­тет­ский настав­ник про­фес­сор А. И. Дова­тур сто­ном сто­нал, про­ве­ряя и под­готав­ли­вая к печа­ти выпол­нен­ный С. П. Кон­дра­тье­вым пере­вод латин­ско­го сочи­не­ния «Авто­ры жиз­не­опи­са­ний Авгу­стов» (напе­ча­тан в отде­ле при­ло­же­ний жур­на­ла «Вест­ник древ­ней исто­рии» за 1957—1960 гг., пере­пе­чат­ка с.11 отдель­ным изда­ни­ем под заго­лов­ком «Вла­сте­ли­ны Рима» — 1992 г.). Такую же работу, труд­ную и под­час про­сто мучи­тель­ную, дол­жен был выпол­нить и науч­ный редак­тор насто­я­ще­го изда­ния: пере­вод С. П. Кон­дра­тье­ва был тща­тель­но све­рен с гре­че­ским под­лин­ни­ком, устра­не­ны мно­го­чис­лен­ные неточ­но­сти, сти­ли­сти­че­ские погреш­но­сти и раз­но­бой в пере­да­че имен соб­ст­вен­ных, зано­во и более тща­тель­но состав­лен необ­хо­ди­мый при про­из­веде­ни­ях тако­го рода ука­за­тель, при­ло­жен более подроб­ный и обсто­я­тель­ный (чем это было сде­ла­но С. П. Кон­дра­тье­вым) очерк жиз­ни и твор­че­ства Пав­са­ния. Мы наде­ем­ся, что тень пере­вод­чи­ка не посе­ту­ет на эти исправ­ле­ния, а чита­те­ли Пав­са­ния полу­чат более точ­ную и более надеж­ную его рус­скую вер­сию.

Э. Д. Фро­лов, про­фес­сор, зав. кафед­рой антич­ной исто­рии Санкт-Петер­бург­ско­го государ­ст­вен­но­го уни­вер­си­те­та, док­тор исто­ри­че­ских наук