Историко-антикварное сочинение Павсания в русле так называемого Греческого возрождения

с.20 В исто­рии антич­ной лите­ра­ту­ры вид­ное место при­над­ле­жит сочи­не­нию Пав­са­ния «Опи­са­ние Элла­ды». Это один из самых содер­жа­тель­ных исто­ри­ко-анти­квар­ных трудов, дошед­ших до нас от антич­но­сти. Его воз­ник­но­ве­ние свя­за­но с боль­шим куль­тур­ным дви­же­ни­ем в Гре­ции во II в. н. э., кото­рое обыч­но име­ну­ют вре­ме­нем вто­рой софи­сти­ки, а в более широ­ком кон­тек­сте — Гре­че­ским воз­рож­де­ни­ем. Под­чи­нен­ные рим­ля­на­ми во II в. до н. э., пере­жив дли­тель­ную поло­су уни­же­ния и упад­ка, гре­че­ские горо­да ко II сто­ле­тию новой эры обре­ли новые силы к раз­ви­тию, что, разу­ме­ет­ся, сто­я­ло в тес­ной свя­зи с тем миром и поряд­ком, кото­рые доста­ви­ли рим­ской дер­жа­ве импе­ра­то­ры дина­стии Анто­ни­нов, все быв­шие отлич­ны­ми адми­ни­ст­ра­то­ра­ми и покро­ви­те­ля­ми наук и искусств. Начав­ший­ся, таким обра­зом, новый подъ­ем гре­че­ских горо­дов стал есте­ствен­ным осно­ва­ни­ем для воз­рож­де­ния в пол­ном объ­е­ме гре­че­ской куль­тур­ной жиз­ни. В усло­ви­ях, когда народ про­дол­жал оста­вать­ся под чуже­зем­ной опе­кой, это при­ве­ло к раз­ви­тию, в поряд­ке духов­ной ком­пен­са­ции, повы­шен­но­го инте­ре­са к слав­но­му про­шло­му сво­ей стра­ны, к дости­же­ни­ям клас­си­че­ской фило­со­фии (в том чис­ле и ран­ней софи­сти­ки) и лите­ра­ту­ры, к памят­ни­кам ста­ри­ны. В этой духов­ной атмо­сфе­ре и про­те­ка­ла твор­че­ская дея­тель­ность одно­го из круп­ней­ших писа­те­лей II в. — Пав­са­ния.

Мы мало зна­ем о Пав­са­нии и его окру­же­нии. В совре­мен­ной ему лите­ра­ту­ре не сохра­ни­лось упо­ми­на­ний ни о нем, ни о его сочи­не­нии. Без упо­ми­на­ния име­ни один раз его цити­ру­ет Клав­дий Эли­ан, мно­го­крат­но — Фило­страт Млад­ший и Фило­страт Стар­ший. Таким обра­зом, глав­ный наш источ­ник — Сте­фан Визан­тий­ский, жив­ший уже в VI в. н. э., автор боль­шо­го энцик­ло­пе­ди­че­ско­го сло­ва­ря «Этни­ка» («Опи­са­ние наро­дов»), кото­рый исполь­зо­вал сочи­не­ние Пав­са­ния для состав­ле­ния это­го гео­гра­фи­че­ско­го лек­си­ко­на, выбрав из «Опи­са­ния Элла­ды» назва­ния гре­че­ских горо­дов и пле­мен. Он упо­ми­на­ет Пав­са­ния по име­ни око­ло 80 раз. Воз­мож­но, что до вре­ме­ни Сте­фа­на Визан­тий­ско­го не было ни одной копии, кро­ме руко­пи­си само­го Пав­са­ния, хра­ня­щей­ся в какой-либо одной биб­лио­те­ке¹. Позд­нее, в визан­тий­ский пери­од, когда мно­гие инте­ре­со­ва­лись клас­си­че­ски­ми гре­че­ски­ми авто­ра­ми, о Пав­са­нии уже не вспо­ми­на­ли. Так, кон­стан­ти­но­поль­ский пат­ри­арх и уче­ный Фотий (IX в.), соста­вив­ший свою зна­ме­ни­тую «Биб­лио­те­ку», в кото­рой при­во­ди­лись име­на и отрыв­ки из 280 гре­че­ских писа­те­лей, о нем ниче­го не гово­рит. Так с.21 что един­ст­вен­ный спо­соб узнать что-либо о Пав­са­нии — это попы­тать­ся вни­ма­тель­нее вчи­тать­ся в текст его сочи­не­ния. Но Пав­са­ний не часто гово­рит о себе и сво­ем вре­ме­ни, а когда гово­рит, то очень туман­но. Его лич­ность нигде не про­сту­па­ет, он сам ни разу не упо­мя­нул ни сво­его име­ни, ни име­ни сво­его отца, ни род­но­го горо­да, ни назва­ния сво­его сочи­не­ния, но никто, навер­ное, не смог бы напи­сать целую кни­гу не оста­вив вооб­ще ника­ких сле­дов. Изред­ка он ого­ва­ри­ва­ет­ся — «при мне», «в мое вре­мя»². Так, опи­сы­вая пле­ме­на Пело­пон­не­са, он гово­рит: «Нынеш­ние корин­фяне — самые послед­ние из жите­лей Пело­пон­не­са, и с того момен­та, как они полу­чи­ли себе эту область от рим­ско­го импе­ра­то­ра, до мое­го вре­ме­ни про­шло 217 лет» (V, I, 2). Извест­но, что вто­рич­ное осно­ва­ние Цеза­рем Корин­фа, раз­ру­шен­но­го в 146 г. до н. э., отно­сит­ся к 44 г. до н. э., т. е. этот пас­саж был напи­сан в 174 г. н. э. во вре­ме­на Мар­ка Авре­лия. На осно­ва­нии дру­гих упо­ми­на­ний мож­но сде­лать вывод, что основ­ную часть труда он писал после 170 г. и, воз­мож­но, окон­чил его меж­ду 175 и 180 гг.³ Что же каса­ет­ся I кни­ги, то она, по-види­мо­му, была напи­са­на гораздо рань­ше осталь­ных, так как опи­сы­вая Оде­он в Пат­рах, Пав­са­ний назы­ва­ет его луч­шим в Гре­ции после афин­ско­го, и тут же уточ­ня­ет, что не удо­сто­ил это заме­ча­тель­ное соору­же­ние ни сло­вом по той лишь при­чине, что закон­чил опи­са­ние Атти­ки еще до того, как афи­ня­нин Герод Аттик при­сту­пил к стро­и­тель­ству (VII, 20, 6). Извест­но, что Оде­он был постро­ен в память жены Атти­ка Регил­лы, умер­шей в 160 или 161 г. н. э., т. е. I кни­га была уже к это­му вре­ме­ни закон­че­на и затем в тече­ние 20 лет Пав­са­ний мог работать, писать, читать, путе­ше­ст­во­вать и опять писать до 175 г.

На осно­ва­нии же дру­го­го отрыв­ка уже дав­но сде­ла­на попыт­ка опре­де­лить дату рож­де­ния Пав­са­ния. Он гово­рит, что не видел живым любим­ца Адри­а­на Анти­ноя, уто­нув­ше­го в Ниле в 130 г., т. е. был уже доста­точ­но взрос­лым, чтобы быть в состо­я­нии видеть и запо­ми­нать. К это­му при­бав­ля­ют­ся и дру­гие свиде­тель­ства, ука­зы­ваю­щие на вполне веро­ят­ный год рож­де­ния Пав­са­ния — 115 г. н. э., таким обра­зом, пери­од его актив­но­го твор­че­ства зани­мал, по-види­мо­му, вре­мя от 40 до 65 лет⁴.

Если эти рас­суж­де­ния вер­ны, то Пав­са­ний ока­зы­ва­ет­ся совре­мен­ни­ком мно­гих зна­ме­ни­тых людей — несколь­ко млад­ше, чем софист Герод Аттик, при­мер­но того же воз­рас­та, что аст­ро­ном и гео­граф Клав­дий Пто­ле­мей из Алек­сан­дрии, несколь­ки­ми года­ми стар­ше Луки­а­на из Само­са­ты и Гале­на из Пер­га­ма, вра­ча импе­ра­тор­ской семьи, чьи работы были куль­ми­на­ци­ей антич­ной меди­ци­ны. Подоб­ные же фигу­ры мож­но отме­тить и в латин­ской лите­ра­ту­ре, напри­мер, Апу­лея.

с.22 Не луч­ше обсто­ит дело и с местом рож­де­ния Пав­са­ния. В свое вре­мя было сде­ла­но мно­го попы­ток иден­ти­фи­ци­ро­вать его с каким-либо дру­гим авто­ром того же вре­ме­ни и того же име­ни. Чаще все­го назы­ва­ли два име­ни: Пав­са­ния — софи­ста из Кеса­рии в Кап­па­до­кии, учи­те­ля Эли­а­на, упо­ми­нае­мо­го Фило­стра­том в «Жиз­не­опи­са­нии софи­стов», и Пав­са­ния — авто­ра исто­рии Антио­хии Сирий­ской. Неко­то­рое вре­мя пре­ва­ли­ро­ва­ла точ­ка зре­ния, что это вто­рой Пав­са­ний, из Дамас­ка⁵, мне­ние, осно­ван­ное на том, что так счи­тал Сте­фан Визан­тий­ский, при­пи­сы­вая и «Исто­рию Антио­хии» и «Опи­са­ние Элла­ды» одно­му авто­ру. Но совре­мен­ные иссле­до­ва­ния убеди­тель­но дока­зы­ва­ют, что Пав­са­ний из Дамас­ка жил намно­го рань­ше, в послед­ней чет­вер­ти II в. до н. э., и соста­вил сти­хотвор­ное опи­са­ние мор­ско­го побе­ре­жья, извест­но­го как «Перипл» Псев­до-Ским­на⁶, и что наш Пав­са­ний не может быть иден­ти­фи­ци­ро­ван ни с одним дру­гим извест­ным писа­те­лем с таким име­нем⁷. Так что опять при­дет­ся вер­нуть­ся к само­му тек­сту «Опи­са­ния Элла­ды». Мно­гие осо­бен­но­сти изло­же­ния, а так­же неко­то­рые ого­вор­ки само­го Пав­са­ния ука­зы­ва­ют на один из рай­о­нов Лидии в Малой Азии и, в част­но­сти, на город Маг­не­сию в окрест­но­стях горы Сипил. Пав­са­ний хоро­шо зна­ет эти места и более того, назы­ва­ет их сво­и­ми (V, 13, 7)⁸.

Про­ис­хо­дил Пав­са­ний, по всей види­мо­сти, из обес­пе­чен­ной семьи, посколь­ку смог полу­чить осно­ва­тель­ное обра­зо­ва­ние. Подоб­ные семьи часто при­над­ле­жа­ли к муни­ци­паль­ной зна­ти и во вре­ме­на Пав­са­ния поль­зо­ва­лись боль­шим поче­том. Пав­са­ний совер­шил про­дол­жи­тель­ное путе­ше­ст­вие, посе­тив важ­ней­шие цен­тры куль­тур­ной и соци­аль­ной жиз­ни того вре­ме­ни — Пер­гам, Эфес, Смир­ну, Афи­ны, Алек­сан­дрию, Рим, а так­же мно­же­ство малень­ких и сред­них горо­дов. Это было очень доро­гим удо­воль­ст­ви­ем. Его совре­мен­ник Апу­лей, кото­рый учил­ся в Афи­нах, а затем объ­е­хал часть Гре­ции, израс­хо­до­вал на это бо́льшую часть наслед­ства (Мета­мор­фо­зы, 11, 28) — не менее одно­го мил­ли­о­на сестер­ци­ев. Марш­рут же Пав­са­ния был намно­го длин­нее и, соот­вет­ст­вен­но, дол­жен был потре­бо­вать гораздо боль­ших рас­хо­дов. И хотя во вре­мя сво­его путе­ше­ст­вия Пав­са­ний, как чело­век состо­я­тель­ный, мог встре­чать­ся с пред­ста­ви­те­ля­ми рим­ской адми­ни­ст­ра­ции, с чле­на­ми соци­аль­ной и интел­лек­ту­аль­ной эли­ты, зна­ме­ни­ты­ми писа­те­ля­ми и поэта­ми, он нигде не гово­рит о них как о сво­их зна­ко­мых или дру­зьях, впро­чем мно­гих назы­вая по име­нам. О его осто­рож­но­сти и сдер­жан­но­сти свиде­тель­ст­ву­ет так­же отсут­ст­вие мод­но­го в то вре­мя посвя­ще­ния сво­его сочи­не­ния како­му-либо зна­ме­ни­то­му лицу — рим­ско­му с.23 сена­то­ру или пра­вя­ще­му импе­ра­то­ру — так, напри­мер, Поли­ен, Оппи­ан, Геро­ди­ан посвя­ти­ли их Мар­ку Авре­лию. Одна­ко, это, может быть, свя­за­но с тем, что в труде Пав­са­ния нет ни введе­ния, ни заклю­че­ния. Под­черк­ну­тое же неже­ла­ние обра­щать вни­ма­ние чита­те­ля лиш­ний раз на себя лич­но с одной сто­ро­ны явля­лось, без­услов­но, при­зна­ком его интел­ли­гент­но­сти, с дру­гой же — долж­но было выдви­нуть на пер­вый план важ­ность основ­но­го содер­жа­ния его сочи­не­ния.

«Опи­са­ние Элла­ды» состо­ит из деся­ти книг, каж­дая из кото­рых посвя­ще­на одной из обла­стей Пело­пон­не­са и Сред­ней Гре­ции. Так, кни­га I дает отдель­ные очер­ки по исто­рии Атти­ки, Афин и Пирея, а так­же опи­сы­ва­ют­ся их памят­ни­ки, кро­ме того, при­во­дит­ся крат­кая исто­рия Мегар. Кни­га II посвя­ще­на Корин­фу, Арго­су, Фли­ун­ту, Сики­о­ну и свя­ти­ли­щу Аскле­пия в Эпидав­ре. В III кни­ге рас­ска­зы­ва­ет­ся о Лако­ни­ке, а IV кни­га почти пол­но­стью посвя­ще­на поли­ти­че­ской исто­рии Мес­се­нии и мифам, свя­зан­ным с ней, опи­са­ние же досто­при­ме­ча­тель­но­стей встре­ча­ет­ся лишь в самом кон­це кни­ги. Кни­ги V—VI опи­сы­ва­ют Элиду, Олим­пию и посвя­ще­ния Зев­су, в том чис­ле ста­туи олим­пи­о­ни­ков и ларец Кип­се­ла. В VII кни­ге при­во­дит­ся связ­ный очерк Ахайи и исто­рия Ахей­ско­го сою­за. В VIII кни­ге, самой боль­шой по объ­е­му, гово­рит­ся об Арка­дии и ее горо­дах — Ман­ти­нее, Тегее и Мега­ло­по­ле. В IX кни­ге рас­ска­зы­ва­ет­ся о Бео­тии, о горо­дах Фивы, Фес­пии, Орхо­мен. И, нако­нец, X кни­гу Пав­са­ний посвя­ща­ет Фокиде, опи­са­нию Дель­фий­ско­го свя­ти­ли­ща и его досто­при­ме­ча­тель­но­стей, в том чис­ле лес­хи жите­лей Книда, укра­шен­ной кар­ти­на­ми Полиг­нота.

При­сту­пая к напи­са­нию сво­его сочи­не­ния, Пав­са­ний соста­вил план, о чем сам напо­ми­на­ет чита­те­лю в III кни­ге, посвя­щен­ной Спар­те: «Я с само­го нача­ла в сво­ем изло­же­нии решил выбрать наи­бо­лее достой­ное упо­ми­на­ния из того мно­го­го и не сто­я­ще­го пере­да­чи, что каж­дый народ рас­ска­зы­ва­ет о самом себе. Так как этот план хоро­шо про­ду­ман, то неза­чем его нару­шать» (III, 11, 1). Но и впо­след­ст­вии он неод­но­крат­но заве­ря­ет чита­те­ля, что он обра­ща­ет его вни­ма­ние лишь на то, что «достой­но упо­ми­на­ния» (II, 13, 3; 14, 4; V, 21, 1; X, 9, 1 и т. д.), «обо­зре­ния» (VIII, 10, 1) и то, что заслу­жи­ва­ет дол­гой памя­ти у потом­ков (II, 34, 11; VI, 17, 1; VIII, 54, 7). В основ­ном Пав­са­ний пред­по­чи­та­ет ста­рое — ново­му, тай­ное — обще­из­вест­но­му, что нашло свое отра­же­ние в том, что более все­го его при­вле­ка­ют построй­ки V—III вв. до н. э. и, осо­бен­но, сакраль­ные памят­ни­ки — свя­ти­ли­ща, гроб­ни­цы, изо­бра­же­ния богов и богинь. Он выби­ра­ет, но в то же вре­мя стре­мит­ся к пол­но­те изло­же­ния и поэто­му дает мно­го­чис­лен­ные опи­са­ния памят­ни­ков свет­ско­го харак­те­ра — ста­туй и зда­ний. Решив же опи­сы­вать толь­ко наи­бо­лее зна­ме­ни­тые горо­да — Афи­ны, Коринф, Эпидавр и дру­гие, он не может про­пу­стить и малень­кие, если там есть что-либо заме­ча­тель­ное (напри­мер, Палан­тий — (VIII, 43, 1)).

Прин­цип постро­е­ния каж­дой кни­ги — гео­гра­фи­че­ский, посколь­ку Пав­са­ний опи­сы­ва­ет один рай­он за дру­гим. Струк­ту­ра I кни­ги еще с.24 недо­ста­точ­но чет­кая, Пав­са­ний, по всей види­мо­сти, толь­ко начи­ная писать свой труд, экс­пе­ри­мен­ти­ру­ет, опи­ра­ясь в боль­шей сте­пе­ни, чем в дру­гих кни­гах, на пись­мен­ные источ­ни­ки⁹. С нача­ла II кни­ги мето­до­ло­гия уста­нав­ли­ва­ет­ся и все осталь­ные кни­ги состав­ля­ют­ся по стро­го топо­гра­фи­че­ско­му прин­ци­пу. От гра­ни­цы Пав­са­ний ведет сво­его чита­те­ля крат­чай­шей доро­гой к цен­траль­но­му горо­ду и опи­сы­ва­ет все его досто­при­ме­ча­тель­но­сти, затем по дру­гой доро­ге воз­вра­ща­ет­ся к гра­ни­це, отме­чая по пути все самое инте­рес­ное, потом обрат­но к цен­тру и так мно­го раз до пере­се­че­ния доро­ги в дру­гую область, по кото­рой опять же устрем­ля­ет­ся к глав­но­му горо­ду. Имен­но так опи­са­ны такие круп­ные цен­тры куль­тур­ной жиз­ни, как Коринф, Аргос, Спар­та, Ман­ти­нея, Мега­ло­поль, Тегея, Фивы¹⁰.

Может создать­ся впе­чат­ле­ние, что свой труд Пав­са­ний пред­на­зна­чал преж­де все­го для путе­ше­ст­вен­ни­ка, кото­рый, как он наде­ял­ся, захо­чет после­до­вать за ним по тем же доро­гам от пунк­та к пунк­ту, осмат­ри­вая по пути все мест­ные досто­при­ме­ча­тель­но­сти. Но слож­ность заклю­ча­лась в том, что Гре­ция не одно­тип­на, что это стра­на с бога­тым про­шлым, отра­жен­ным как в мифах, так и в реаль­ной исто­рии, стра­на с раз­лич­ны­ми этни­че­ски­ми эле­мен­та­ми и диа­лек­та­ми, со спе­ци­фи­че­ски­ми фор­ма­ми рели­ги­оз­но­го куль­та и даже, в неко­то­рых поли­сах, отли­чаю­щим­ся обра­зом жиз­ни. Имен­но поэто­му Пав­са­ний все­гда (кро­ме I кни­ги) начи­на­ет с боль­шо­го введе­ния, в кото­ром доволь­но подроб­но рас­ска­зы­ва­ет мифы, свя­зан­ные с этой мест­но­стью, назы­ва­ет геро­ев-эпо­ни­мов, отме­ча­ет мигра­ции пле­мен и, нако­нец, пере­да­ет реаль­ную поли­ти­че­скую исто­рию обла­сти. Часто такое же вступ­ле­ние дает­ся и по пово­ду отдель­но­го горо­да. Эти отступ­ле­ния — экс­кур­сы — зани­ма­ют ино­гда несколь­ко глав, но тем не менее явля­ют­ся инте­граль­ной частью повест­во­ва­ния, порой столь же важ­ной, как и опи­са­ние самих горо­дов и памят­ни­ков. Отсут­ст­вие подоб­но­го введе­ния в I кни­ге может быть свя­за­но с дву­мя при­чи­на­ми: пер­вой при­чи­ной, воз­мож­но, явля­ет­ся утра­та началь­ной части сочи­не­ния Пав­са­ния, содер­жав­шей как общее введе­ние, так и введе­ние к пер­вой кни­ге, посколь­ку сам текст начи­на­ет­ся как бы с полу­сло­ва. Дру­гая при­чи­на может заклю­чать­ся в том, что отсут­ст­во­ва­ла необ­хо­ди­мость спе­ци­аль­но­го введе­ния к опи­са­нию Атти­ки, так как во вре­ме­на Пав­са­ния были широ­ко извест­ны сочи­не­ния атти­до­гра­фов, таких как Фило­хор, Истр, Анд­ро­ти­он, Кли­то­дем, при­во­див­ших мно­го сведе­ний по мифо­ло­гии и гене­а­ло­гии родов этой обла­сти.

Слож­ная струк­ту­ра сочи­не­ния ста­ла при­чи­ной спо­ра иссле­до­ва­те­лей об основ­ной цели, кото­рую ста­вил перед собой Пав­са­ний, при­сту­пая к напи­са­нию сво­его труда. То ли он хотел соста­вить с.25 реаль­ный путе­во­ди­тель для путе­ше­ст­вен­ни­ков¹¹, то ли дать чита­те­лям лите­ра­тур­ное про­из­веде­ние для раз­вле­че­ния и инфор­ма­ции¹², пред­по­ла­гав­шее изу­че­ние его вме­сте со мно­ги­ми дру­ги­ми, или, может быть, он пытал­ся сов­ме­стить эти цели и соста­вить сво­его рода энцик­ло­пе­дию. Но такой труд, с точ­ки зре­ния дру­гих иссле­до­ва­те­лей, не нашел бы сво­его чита­те­ля, так как лите­ра­тур­ная часть уве­ли­чи­ва­ла объ­ем сочи­не­ния и дела­ла труд­ным исполь­зо­ва­ние его в пути — доста­точ­но пред­ста­вить себе чело­ве­ка, дер­жа­ще­го в руках кипу свит­ков в жар­кий лет­ний день где-нибудь в Арка­дии и пытаю­ще­го­ся най­ти пас­саж, напри­мер, о хра­ме Апол­ло­на в Бас­сах¹³. С дру­гой сто­ро­ны, тому, кто хотел почи­тать о Мес­сен­ских вой­нах, совсем не обя­за­тель­но было иметь подроб­ней­шее опи­са­ние 203 наи­бо­лее зна­ме­ни­тых ста­туй олим­пий­ских победи­те­лей в свя­ти­ли­ще Зев­са (VI, 1—18), если мож­но было для это­го взять общие спис­ки победи­те­лей, на кото­рые часто ссы­ла­ет­ся сам Пав­са­ний, как на офи­ци­аль­ные, хра­ня­щи­е­ся у элей­цев (III, 21, 9; VI, 8, 3; X, 36, 9), так и на част­ные (VI, 6, 3; 8, 1). Свиде­тель­ст­вом широ­ко­го рас­про­стра­не­ния подоб­ных спис­ков слу­жит то, что фраг­мент одно­го из них, как раз вре­ме­ни Пав­са­ния, был най­ден даже в неболь­шой еги­пет­ской деревне близ Окси­рин­ха. По наше­му мне­нию, каж­дая из этих точек зре­ния сужи­ва­ет назна­че­ние труда Пав­са­ния и пыта­ет­ся при­вя­зать его к чисто прак­ти­че­ско­му назна­че­нию. Он же соста­вил инте­рес­ное, пол­но­кров­ное сочи­не­ние, кото­рое мог­ло, конеч­но, слу­жить путе­во­ди­те­лем для чело­ве­ка, как и Пав­са­ний, доста­точ­но состо­я­тель­но­го, чтобы про­де­лы­вать весь путь с мак­си­маль­ны­ми удоб­ства­ми и поэто­му не сму­щав­ше­го­ся при виде несколь­ких свит­ков. Он мог путе­ше­ст­во­вать в повоз­ке или вер­хом, оста­нав­ли­вать­ся на ноч­лег в любом посел­ке, так что про­чи­тав соот­вет­ст­ву­ю­щий пас­саж, утром осмот­реть все подроб­но на месте. Но Пав­са­ний мог адре­со­вать свой труд и вооб­ра­жае­мо­му путе­ше­ст­вен­ни­ку, так как гре­ки, живя бли­же к при­ро­де, обла­да­ли и более образ­ным мыш­ле­ни­ем, так что у про­чи­тав­ше­го это сочи­не­ние мог­ло уже потом воз­ник­нуть жела­ние увидеть все воочию.

На како­го чита­те­ля рас­счи­ты­вал сам Пав­са­ний, он нигде кон­крет­но не ука­зы­ва­ет, поэто­му мне­ния иссле­до­ва­те­лей опять же разде­ли­лись — это мог­ли быть гре­ки, и в первую оче­редь жите­ли Малой Азии, инте­ре­су­ю­щи­е­ся про­шлым сво­ей исто­ри­че­ской роди­ны, или же — читаю­щие рим­ские фил­эл­ли­ны, или, нако­нец, читаю­щая пуб­ли­ка все­го восточ­но­го Сре­ди­зем­но­мо­рья¹⁴. Одна­ко, одно усло­вие было стро­го обя­за­тель­но для обра­ще­ния к его сочи­не­нию — это вла­де­ние гре­че­ским язы­ком и хоро­шее зна­ком­ство с гре­че­ской куль­ту­рой, посколь­ку оно тре­бо­ва­ло от чита­те­ля опре­де­лен­ной под­готов­ки. Но так с.26 как в это вре­мя нель­зя было счи­тать­ся обра­зо­ван­ным чело­ве­ком, не читая по-гре­че­ски, то чита­те­ля мож­но было най­ти по всей терри­то­рии импе­рии: им мог быть житель самой Гре­ции, Малой Азии, Пале­сти­ны или Рима, как грек, так и рим­ля­нин по про­ис­хож­де­нию. И поэто­му дол­гое забве­ние Пав­са­ния совре­мен­ни­ка­ми и потом­ка­ми может объ­яс­нять­ся не про­ва­лом попы­ток най­ти свою ауди­то­рию, как дума­ют неко­то­рые иссле­до­ва­те­ли¹⁵, а чрез­вы­чай­ной ее мало­чис­лен­но­стью. Это сочи­не­ние рас­счи­та­но было на чело­ве­ка обра­зо­ван­но­го и интел­ли­гент­но­го, како­вым и являл­ся сам автор.

Пав­са­ний полу­чил солид­ное обра­зо­ва­ние, чему спо­соб­ст­во­ва­ло то обсто­я­тель­ство, что он вырос в восточ­ной части Малой Азии, неда­ле­ко от Пер­га­ма, одно­го из цен­тров куль­тур­ной жиз­ни всей импе­рии. Поэто­му неуди­ви­тель­но, что он был хоро­шо начи­тан и лег­ко ори­ен­ти­ро­вал­ся в широ­ком кру­ге гре­че­ской лите­ра­ту­ры. Спи­сок писа­те­лей, им упо­ми­нае­мых, долог¹⁶, при­чем он почти все­гда ого­ва­ри­ва­ет, читал ли он сам их труды, или зна­ет о них пона­слыш­ке. На пер­вом месте сре­ди них сто­ит, конеч­но, Гомер, «Или­а­ду» и «Одис­сею» кото­ро­го Пав­са­ний упо­ми­на­ет и цити­ру­ет более 140 раз. Кро­ме тех сочи­не­ний, кото­рые были зна­ко­мы всем обра­зо­ван­ным людям его вре­ме­ни — сочи­не­ний Геро­до­та, Фукидида, Ксе­но­фон­та, Апол­ло­ния Родос­ско­го, Гиеро­ни­ма из Кар­дии, он изу­ча­ет боль­шое коли­че­ство менее читае­мых авто­ров — Филис­ка, Гер­ме­си­а­нак­та, Ари­стия, Пра­ти­на, сочи­не­ния «Эои», «Нав­пак­тия», раз­лич­ные «Вос­по­ми­на­ния о дея­ни­ях» (I, 12, 2), поэ­мы мест­ных эксе­ге­тов (I, 13, 8). Так­же Пав­са­ний исполь­зу­ет и спе­ци­аль­ную лите­ра­ту­ру — для уточ­не­ния или под­твер­жде­ния рас­ска­зов эксе­ге­тов (IV, 2, 1). Осо­бен­но хоро­шо это зна­ком­ство чув­ст­ву­ет­ся в опи­са­нии ста­туй, когда он пере­да­ет раз­лич­ные подроб­но­сти, кото­рые он мог, ско­рее все­го, узнать лишь в биб­лио­те­ке, про­смат­ри­вая био­гра­фи­че­ские работы, посвя­щен­ные зна­ме­ни­тым худож­ни­кам (VI, 3, 5; 3, 11; 4, 4). Более того, два раза Пав­са­ний цити­ру­ет даже сочи­не­ния поэтов, уте­рян­ные, как он сам уве­ря­ет, еще до его рож­де­ния. Это одна из поэм Хер­сия Орхо­мен­ско­го (XI, 38, 9) и «Атти­ды» Геге­си­на (IX, 29, 1), отрыв­ки из кото­рых при­во­дил Кал­липп в исто­рии Орхо­ме­на, сочи­не­ние кото­ро­го было исполь­зо­ва­но в «Опи­са­нии Элла­ды».

Кро­ме книг Пав­са­ний актив­но исполь­зо­вал и дру­гие источ­ни­ки для напи­са­ния сво­его сочи­не­ния. Он осмат­ри­вал мно­же­ство ста­туй, име­на созда­те­лей кото­рых обыч­но обо­зна­ча­лись на базах. Он ста­рал­ся так­же боль­ше узнать как от эксе­ге­тов, так и от мест­ных жите­лей (IV, 32, 5; X, 33, 9), посколь­ку при боль­ших свя­ти­ли­щах, по-види­мо­му, не было недо­стат­ка в желаю­щих пого­во­рить с путе­ше­ст­вен­ни­ком. с.27 Пав­са­ний часто ссы­ла­ет­ся (но ред­ко по име­ни — I, 23, 5; II, 37, 6; X, 4, 6) на тех людей, с кем он встре­чал­ся и от кого узнал что-либо цен­ное: «миси­ец ска­зал», «я слы­шал от жите­ля Кип­ра», «от жите­ля Эфе­са», «как егип­тя­нин убеж­дал меня» и т. д. (I, 35, 5; III, 17, 7; VI, 20, 18; X, 32, 18). И все же ему ино­гда при­хо­дит­ся с сожа­ле­ни­ем при­зна­вать, что попыт­ки добыть те или иные сведе­ния ока­за­лись неудач­ны­ми (II, 31, 4; V, 15, 7; X, 2, 2; 34, 6).

У Пав­са­ния пре­вос­ход­ная память и отлич­ная спо­соб­ность к логи­че­ско­му ана­ли­зу. Так, рас­ска­зы­вая о посвя­ще­ни­ях в Олим­пии, он гово­рит: «Мне пом­нит­ся, что Фукидид в сво­ей исто­рии упо­ми­на­ет о мно­гих горо­дах локров, гра­ни­ча­щих с Фокидой, в том чис­ле и о горо­де мио­ней­цев. По мое­му мне­нию, миа­ны, о кото­рых гово­рит­ся на щите, и мио­ней­цы в обла­сти локров — одни и те же люди» (VI, 19, 5). И дей­ст­ви­тель­но, Пав­са­ний ока­зы­ва­ет­ся прав: и Фукидид упо­ми­нал об этом пле­ме­ни (III, 101, 2), и совре­мен­ные иссле­до­ва­ния под­твер­жда­ют парал­лель­ное исполь­зо­ва­ние этих назва­ний¹⁷. Ино­гда, чтобы дока­зать свое мне­ние, он, хоро­шо зная текст, напри­мер Гоме­ра, может при­во­дить даже несколь­ко раз­лич­ных пас­са­жей (III, 24, 11; IV, 1, 3). В дру­гих слу­ча­ях, види­мо, не реша­ясь опре­де­лить самую прав­ди­вую вер­сию како­го-либо рас­ска­за, он при­во­дит все извест­ные ему пре­да­ния (V, 5, 4). Пав­са­ний отно­сит­ся к сво­им источ­ни­кам очень вдум­чи­во: согла­ша­ет­ся (I, 2, 2), под­твер­жда­ет с их помо­щью свое мне­ние (II, 12, 6; IV, 1, 3—4), спо­рит (III, 24, 10; IV, 2, 7), про­ти­во­по­став­ля­ет (X, 33, 6; 38, 1—3), не верит (II, 38, 3). Он отме­ча­ет при­о­ри­тет­ное зна­че­ние «серь­ез­ной» лите­ра­ту­ры, посколь­ку «рас­ска­зы­ва­ет­ся мно­гое невер­ное… людь­ми, не очень све­ду­щи­ми в исто­рии, кото­рые все, что они в дни дет­ства слы­ша­ли в хорах и в тра­геди­ях, счи­та­ют за исти­ну» (I, 3, 3). Пав­са­ний так­же дает тон­кую оцен­ку субъ­ек­тив­но­сти любо­го повест­во­ва­ния (I, 9, 7) и, тем более, сочи­не­ния при­двор­но­го писа­те­ля, «ведь чело­ве­ку, живу­ще­му при царе, поне­во­ле при­хо­дит­ся все писать в уго­ду ему» (I, 13, 9). Это­го уда­лось избе­жать лишь немно­гим, напри­мер, Гоме­ру, кото­рый «денеж­ную выго­ду от могу­ще­ст­вен­ных лиц ценил ниже, чем народ­ную сла­ву» (I, 2, 3).

Пере­хо­дя к харак­те­ри­сти­ке труда Пав­са­ния по суще­ству, отме­тим, что его изло­же­ние явля­ет собой бога­тый спектр раз­лич­ных опи­са­ний — гео­гра­фи­че­ских, исто­ри­че­ских, искус­ст­во­вед­че­ских и даже есте­ствен­но-науч­ных. Оста­но­вим­ся хотя бы на неко­то­рых из них и нач­нем с заглав­но­го — с гео­гра­фи­че­ско­го опи­са­ния Элла­ды.

Пав­са­ний опи­сал в деся­ти кни­гах государ­ства Пело­пон­не­са и Сред­ней Гре­ции, суще­ст­во­вав­шие само­сто­я­тель­но в V—IV вв. до н. э., — Фокиду, Бео­тию, Атти­ку, Мега­ры, Корин­фи­ку, Арго­лиду, Сики­о­нию, Фли­унт, Ахайю, Элиду, Арка­дию, Мес­се­нию, Лако­ни­ку. Он пишет на гре­че­ском язы­ке и поэто­му исполь­зу­ет само­на­зва­ние «элли­ны», с.28 хотя рим­ляне в то вре­мя, когда созда­ва­лось сочи­не­ние, назы­ва­ли жите­лей этих обла­стей «гре­ка­ми». Он употреб­ля­ет так­же тер­мин «Элла­да», но всей гре­че­ской терри­то­рии не каса­ет­ся. За пре­де­ла­ми опи­са­ния оста­ют­ся почти все мел­кие ост­ро­ва Эгей­ско­го моря, Сици­лия, гре­че­ские коло­нии в Вели­кой Гре­ции и в Малой Азии, коло­нии по бере­гам Чер­но­го моря, а так­же Македо­ния и Фра­кия, кото­рые, впро­чем, Пав­са­ний мог и не счи­тать Гре­ци­ей в соб­ст­вен­ном смыс­ле. Но есть про­пус­ки и в самой Гре­ции — это часть Лок­риды, вся Это­лия, Акар­на­ния, Эпир и Фес­са­лия, Фтио­ти­да и, таким обра­зом, север­ная гра­ни­ца опи­са­ния про­хо­дит при­бли­зи­тель­но меж­ду Фер­мо­пи­ла­ми и Нав­пак­том. Эта терри­то­рия соот­вет­ст­во­ва­ла во вре­ме­на Пав­са­ния рим­ской про­вин­ции Ахайе, вклю­чав­шей, прав­да, еще и Это­лию. Таким обра­зом, когда Пав­са­ний гово­рит об «Элла­де», он, преж­де все­го, име­ет в виду про­вин­цию Ахайю (см. осо­бен­но V, 15, 2; VII, 16, 10; ср. VII, 1, 1).

Еще начи­ная с XIX века в лите­ра­ту­ре велась дис­кус­сия об ауто­псии Пав­са­ния, т. е. видел ли он сам те горо­да и памят­ни­ки, кото­рые опи­сы­вал. Два диа­мет­раль­но про­ти­во­по­лож­ных мне­ния заклю­ча­лись в том, что одни счи­та­ли, что «Опи­са­ние Элла­ды» — это боль­шая ком­пи­ля­ция, осно­ван­ная или на одном источ­ни­ке, напри­мер, на периэ­ге­ти­че­ском труде Поле­мо­на (II в. до н. э.), или на несколь­ких сочи­не­ни­ях раз­лич­но­го харак­те­ра. Дру­гие же пола­га­ли, что в тек­сте Пав­са­ния отра­зи­лись впе­чат­ле­ния путе­ше­ст­вен­ни­ка, исполь­зо­вав­ше­го, прав­да, для состав­ле­ния сво­его сочи­не­ния и лите­ра­тур­ные источ­ни­ки. Впро­чем, сто­рон­ни­ки этой точ­ки зре­ния не отри­ца­ли нали­чия неко­то­рых оши­бок в его опи­са­ни­ях, кото­рые вполне воз­мож­ны даже при лич­ном осмот­ре памят­ни­ков. Этот вопрос так заин­те­ре­со­вал иссле­до­ва­те­лей, что было про­веде­но тща­тель­ное сопо­став­ле­ние тек­ста Пав­са­ния с дан­ны­ми архео­ло­гии, кро­ме того, неко­то­рые уче­ные пыта­лись даже повто­рить все его путе­ше­ст­вие и соста­вить план его марш­ру­та. Позд­нее, когда появи­лось боль­шое коли­че­ство моно­гра­фий и ста­тей, посвя­щен­ных изу­че­нию отдель­ных обла­стей и памят­ни­ков, утвер­ди­лось общее мне­ние, что свое сочи­не­ние Пав­са­ний все же соста­вил на осно­ве лич­ных впе­чат­ле­ний. Любые же попыт­ки пой­мать его на неточ­но­сти, в конеч­ном сче­те, лишь под­твер­жда­ли его правоту¹⁸.

Итак, нет сомне­ния, что Пав­са­ний бывал и, может быть, неод­но­крат­но, в тех самых обла­стях, кото­рые опи­сы­ва­ет. Он при­во­дит огром­ное коли­че­ство назва­ний малень­ких посел­ков, дере­ву­шек и месте­чек, назва­ния кото­рых мож­но было узнать толь­ко на месте, что с.29 под­твер­жда­ет­ся так­же ссыл­ка­ми само­го Пав­са­ния на мне­ния их жите­лей по тому или ино­му пово­ду (см., напри­мер, VIII, 44, 5). Но упо­ми­на­ние раз­лич­ных досто­при­ме­ча­тель­но­стей вне соб­ст­вен­но Гре­ции так­же свиде­тель­ст­ву­ет о его любо­зна­тель­но­сти и хоро­шем зна­ком­стве с ними. Так, по-види­мо­му, он посе­тил всю запад­ную Малую Азию, а так­же боль­шую часть цен­траль­ной (Тро­аду, Мисию, Ионию, Карию, Фри­гию, Гала­тию, Ликию), был восточ­нее Евфра­та, про­шел через Сирию и Пале­сти­ну, о кото­рых он гово­рит как о виден­ных сво­и­ми гла­за­ми. Пав­са­ний утвер­жда­ет, что ему не уда­лось побы­вать в Вави­лоне и Сузах, но он посе­тил Еги­пет и осмат­ри­вал пира­миды, оазис Аммо­на, колосс Мем­но­на близ Фив. Таким обра­зом, север­ная гра­ни­ца его путе­ше­ст­вия про­хо­дит в рай­оне Визан­тия и ост­ро­ва Фасос, запад­ная — у Рима и Кам­па­нии, мог он так­же посе­тить Сар­ди­нию и Липар­ские ост­ро­ва¹⁹. Впро­чем, при опи­са­нии Сар­ди­нии он, по-види­мо­му, в боль­шей сте­пе­ни осно­вы­ва­ет­ся на пись­мен­ных источ­ни­ках, так как кон­спек­тив­но пере­ла­га­ет сочи­не­ние како­го-то авто­ра (ср. X, 17, 1—13).

Сведе­ний о при­ро­де опи­сы­вае­мых обла­стей Пав­са­ний при­во­дит немно­го, толь­ко если что-либо при­влек­ло его осо­бое вни­ма­ние. Более все­го он инте­ре­су­ет­ся нали­чи­ем источ­ни­ков с хоро­шей питье­вой водой, болот с опас­ны­ми места­ми, мно­го­вод­но­стью и высы­ха­ни­ем рек. Почти все­гда он начи­на­ет с исто­ков реки и затем про­сле­жи­ва­ет все ее тече­ние, не упус­кая слу­чая под­черк­нуть ее «чудес­ное» исчез­но­ве­ние с поверх­но­сти зем­ли и появ­ле­ние уже совсем в дру­гом месте (II, 5, 3; 37, 5; VIII, 22, 3; 54, 2; X, 33, 5). Попу­т­но Пав­са­ний рас­ска­зы­ва­ет как о мифах, свя­зан­ных с назва­ни­ем реки или источ­ни­ка, так и о спе­ци­фи­че­ских свой­ствах их вод. Так, «те источ­ни­ки, кото­рые пред­став­ля­ют что-либо уди­ви­тель­ное или ори­ги­наль­ное, я сам посе­тил и видел сво­и­ми соб­ст­вен­ны­ми гла­за­ми, источ­ни­ки же менее инте­рес­ные, хотя я их тоже знаю, я созна­тель­но опус­каю: най­ти воду соле­ную или кис­лую не такое уже боль­шое чудо» — отме­ча­ет Пав­са­ний и опи­сы­ва­ет воду тягу­чую, похо­жую цве­том и запа­хом на кизик­ское мас­ло, крас­ную, синюю, чер­ную, белую, а так­же теп­ло-слад­кую и горя­че-кис­лую, разъ­едаю­щую даже свин­цо­вые тру­бы (IV, 35, 8—12). Так же подроб­но он опи­сы­ва­ет пеще­ры, извест­ные по всей Гре­ции (X, 32, 2), и купаль­ни с целеб­ной водой, кото­ры­ми поль­зу­ют­ся гре­ки для оздо­ров­ле­ния. Хотя порой при­во­ди­мые Пав­са­ни­ем сведе­ния доста­точ­но фан­та­стич­ны, он сам им, без­услов­но, верит (VIII, 18, 5—6). Вме­сте с тем он вполне разум­но рас­суж­да­ет о свой­ствах воды в зави­си­мо­сти от кли­ма­та (VIII, 28, 2—3), о при­ро­де дождя, как атмо­сфер­но­го явле­ния (VIII, 38, 4), о местах, где нико­гда не быва­ет тени (VIII, 38, 6) и т. д. Не обхо­дит он сво­им вни­ма­ни­ем и зем­ле­тря­се­ния, посколь­ку рай­он Сре­ди­зем­но­мо­рья нахо­дит­ся в моло­дой гео­ло­ги­че­ской зоне и это явле­ние в Гре­ции наблюда­лось доста­точ­но часто (VII, 25, 3, 8). Осо­бен­но яркую кар­ти­ну с.30 при­род­ных ката­клиз­мов Пав­са­ний дает при опи­са­нии бит­вы с гала­та­ми за Дель­фы, чтобы у чита­те­ля созда­лось впе­чат­ле­ние, что сами боги вста­ли на защи­ту свя­ти­ли­ща Апол­ло­на, послав на поги­бель вра­гов не толь­ко снег, холод и зем­ле­тря­се­ние, но даже «пани­че­ский» страх и тени геро­ев (X, 23, 1—8).

К таким же есте­ствен­но-науч­ным экс­кур­сам мож­но отне­сти опи­са­ние фло­ры и фау­ны Гре­ции и неко­то­рых дру­гих обла­стей, раз­лич­ные этно­гра­фи­че­ские наблюде­ния, кото­рые, пред­став­ляя опре­де­лен­ный инте­рес, все же явля­ют­ся лишь допол­ня­ю­щим и ожив­ля­ю­щим основ­ное повест­во­ва­ние фоном.

Все исто­ри­че­ские экс­кур­сы, при­во­ди­мые Пав­са­ни­ем, мож­но разде­лить на три груп­пы: гене­а­ло­гии, крат­кие замет­ки, сопро­вож­даю­щие опи­са­ние того или ино­го памят­ни­ка, и связ­ные очер­ки исто­рии Гре­ции со вре­ме­ни Филип­па II до кон­ца I в. н. э.²⁰

Пав­са­ний инте­ре­су­ет­ся хро­но­ло­ги­ей исто­рии Гре­ции, но часто пони­ма­ет под ней имен­но гене­а­ло­гию. Тра­ди­ция отсчи­ты­вать ход исто­рии по поко­ле­ни­ям ста­ла обще­при­ня­той после Гека­тея Милет­ско­го и ею поль­зо­ва­лись мно­гие антич­ные авто­ры (Эфор, Дио­дор). За про­дол­жи­тель­ность жиз­ни одно­го поко­ле­ния обыч­но при­ни­ма­лось трид­цать лет, точ­нее, три поко­ле­ния состав­ля­ли одно сто­ле­тие. Пав­са­ний же в нача­ле каж­дой кни­ги (кро­ме I) при­во­дит более или менее подроб­ный рас­сказ о древ­ней­шей исто­рии обла­сти в лице ее пра­ви­те­лей, начи­ная с мифи­че­ско­го героя-осно­ва­те­ля и кон­чая реаль­ны­ми царя­ми. Так, в кни­ге II, рас­ска­зы­вая о Корин­фе, он сооб­ща­ет о потом­ках Сизи­фа и исто­рии рода Бак­хи­а­дов до изгна­ния их Кип­се­лом (4, 3—4); рас­ска­зы­вая о Сики­оне, повест­ву­ет о потом­ках Эги­а­лея до при­гла­ше­ния Ламедон­том Сики­о­на из Атти­ки (5, 6—6, 7); каса­ясь Аргоса, упо­ми­на­ет о потом­ках Форо­нея (16, 1—4); рас­ска­зы­вая же об Эпидав­ре, гово­рит о гене­а­ло­гии Эпидав­ра и Аскле­пия (26, 2—7). В кни­ге III, в пас­са­же об Эври­пон­ти­дах он сооб­ща­ет о потом­ках Прок­ла (7, 1—10, 3), в пас­са­же об Аги­а­дах — о потом­ках Леле­га (1, 1—6, 9). В кни­ге IV гово­рит о потом­ках Поли­ка­о­на и Мес­се­ны (1, 1—2; 2, 1—2), о потом­ках Пери­е­ра и Нелея (2, 2—4, 4); в кни­ге V—VI — о древ­ней­ших царях у элей­цев и о потом­ках Энди­ми­о­на (1, 1—5, 1); в кни­ге VII — о потом­ках Ксуфа (1, 1—7); в кни­ге VIII — о потом­ках Пелаз­га (3, 1—5, 13); в кни­ге IX, по пово­ду Фив, — о потом­ках Кад­ма (5, 1—16), а по пово­ду Орхо­ме­на — о потом­ках Андрея (34, 6—10), Аль­ма (36, 1—6), Кли­ме­на (37, 1—8); в кни­ге же X рас­ска­зы­ва­ет о потом­ках Пар­на­са и о Дель­фе (6, 1—6).

Без­услов­но, Пав­са­нию сто­и­ло боль­шо­го труда постро­ить все эти гене­а­ло­ги­че­ские пере­пле­те­ния, так как он пере­чис­ля­ет пред­ков часто до 5—6 коле­на (IV, 4, 2, 4) и упо­ми­на­ет потом­ков в 9-м (VIII, 10, 10), в 12-м (I, 39, 6) и даже в 15-м колене (I, 11, 1). Для это­го он с.31 исполь­зо­вал пись­мен­ные свиде­тель­ства, поэ­мы мест­ных мифо­гра­фов, посколь­ку боль­шая часть имен леген­дар­на, спе­ци­аль­ные сочи­не­ния по гене­а­ло­гии, напри­мер, Кине­фо­на и Асия (IV, 2, 1), а так­же рас­ска­зы мест­ных жите­лей (VIII, 6, 1). Боль­шое зна­че­ние име­ли гене­а­ло­ги­че­ские изыс­ка­ния и для исто­ри­че­ских лиц, для кото­рых Пав­са­ний почти все­гда ука­зы­ва­ет имя отца, а то и имя деда. И даже в Атти­ке, где после Кли­сфе­на при име­ни чело­ве­ка надо было ука­зы­вать назва­ние новой филы, эта тра­ди­ция сохра­ня­ет­ся. С помо­щью таких гене­а­ло­гий Пав­са­нию уда­ет­ся дать чита­те­лю ощу­ще­ние древ­но­сти рас­ска­зы­вае­мых собы­тий и нераз­рыв­ной свя­зи всей гре­че­ской исто­рии. Но гене­а­ло­гии име­ют для него лишь вспо­мо­га­тель­ный харак­тер, так как если бы он хотел, он мог бы при­во­дить их чаще и еще более подроб­но (I, 3, 3). Глав­ной же сво­ей зада­чей Пав­са­ний счи­та­ет позна­ко­мить чита­те­ля с реаль­ной исто­ри­ей Гре­ции.

Неболь­шие исто­ри­че­ские экс­кур­сы, свя­зан­ные с отдель­ны­ми памят­ни­ка­ми, есть во всех кни­гах. Они могут быть очень крат­ки­ми, все­го в два-три пред­ло­же­ния, а могут иметь вид тща­тель­но состав­лен­ных пас­са­жей, кон­спек­тив­но пере­даю­щих какое-либо исто­ри­че­ское сочи­не­ние. Так, в I кни­ге, упо­мя­нув о нахо­дя­щем­ся в зда­нии Сове­та пяти­сот изо­бра­же­нии Калип­па, быв­ше­го началь­ни­ком афин­ско­го отряда, послан­но­го к Фер­мо­пи­лам охра­нять Элла­ду от втор­же­ния гала­тов, Пав­са­ний затем при­во­дит целый рас­сказ об этом наро­де. Начав с харак­те­ри­сти­ки мест рас­се­ле­ния гала­тов и объ­яс­нив их назва­ние, он гово­рит об их втор­же­нии в Гре­цию, живо рису­ет сра­же­ние у Фер­мо­пил и бит­ву за Дель­фы, про­сле­жи­ва­ет путь гала­тов по Малой Азии, их столк­но­ве­ние с жите­ля­ми Пер­га­ма, Пес­си­нун­та и Анки­ры, о кото­рых он попу­т­но сооб­ща­ет допол­ни­тель­ные сведе­ния, и закан­чи­ва­ет крат­кой исто­ри­ей Пер­га­ма. И затем, как бы спо­хва­тив­шись, оста­нав­ли­ва­ет себя и воз­вра­ща­ет вни­ма­ние чита­те­ля к пер­во­на­чаль­но­му сюже­ту — опи­са­нию зда­ния Сове­та пяти­сот (I, 4, 1—6). При­ме­ров подоб­ных отступ­ле­ний у Пав­са­ния мно­го, но все они искус­но впле­та­ют­ся в опи­са­ние досто­при­ме­ча­тель­но­стей, делая его более кра­соч­ным и содер­жа­тель­ным (II, 33, 3—5; VIII, 52, 1—6 и т. д.).

Отдель­ные исто­ри­че­ские сведе­ния, сооб­щае­мые Пав­са­ни­ем, осве­ща­ют при­мер­но семь веков — от позд­ней арха­и­ки до его соб­ст­вен­но­го вре­ме­ни. Боль­шая же часть связ­ных экс­кур­сов отно­сит­ся к пери­о­ду с кон­ца IV до середи­ны II в. до н. э., пери­о­ду, ока­зав­ше­му­ся чрез­вы­чай­но важ­ным для судь­бы Гре­ции в целом, но по отно­ше­нию к Пело­пон­не­су затра­ги­ва­ет­ся и более ран­няя исто­рия. Экс­кур­сы эти рас­пре­де­ля­ют­ся сле­дую­щим обра­зом: во II кни­ге дает­ся опи­са­ние жиз­ни Ара­та Сики­он­ско­го (гл. 8—9); в III кни­ге рас­ска­зы­ва­ет­ся исто­рия Спар­ты с вкрап­ле­ни­я­ми мифо­ло­ги­че­ско­го и анти­квар­но­го харак­те­ра (гл. 2—10), в IV кни­ге — исто­рия Мес­сен­ских войн (гл. 4—27), а в VII кни­ге — исто­рия Ахайи в 280—146 гг. до н. э. и, в част­но­сти, исто­рия Ахей­ско­го сою­за (гл. 7—16); в VIII кни­ге при­во­дит­ся опи­са­ние жиз­ни с.32 Фило­пе­ме­на (гл. 49—52); в X кни­ге осве­ща­ют­ся собы­тия III Свя­щен­ной вой­ны (гл. 2—3) и дает­ся рас­сказ о наше­ст­вии гала­тов на Гре­цию (гл. 19—23). Если учи­ты­вать так­же неболь­шие заме­ча­ния и пас­са­жи, раз­бро­сан­ные по все­му тек­сту, то полу­чит­ся раз­вер­ну­тое исто­ри­че­ское повест­во­ва­ние²¹. Так, напри­мер, в I кни­ге, пере­ме­жая опи­са­ние памят­ни­ков и исто­рию, он про­сле­жи­ва­ет судь­бу пре­ем­ни­ков Алек­сандра Вели­ко­го — Пто­ле­мея (6, 1—7, 3; 8, 5—9, 3), Лиси­ма­ха (9, 4—10, 5), Селев­ка (16, 1—3), Атта­ла (8, 1), Пир­ра (11, 1—13, 9; ср. II, 21, 4), упо­ми­на­ет Анти­го­на и Демет­рия Поли­ор­ке­та, Анти­па­тра и Кас­сандра. Пав­са­ний дово­дит этот свой рас­сказ до смер­ти Пир­ра, т. е. до 272 г. до н. э., на како­вой дате кон­чал­ся труд Гиеро­ни­ма из Кар­дии, послу­жив­ше­го, по-види­мо­му, глав­ным источ­ни­ком. При­чи­ной же того, что эти сведе­ния ока­за­лись собра­ны имен­но в I кни­ге, послу­жи­ло то обсто­я­тель­ство, что в Афи­нах были раз­лич­ные памят­ни­ки, свя­зан­ные с име­нем каж­до­го из них.

Пав­са­ний мало гово­рит о Гре­ции сво­его вре­ме­ни, об исто­рии рим­ско­го вла­ды­че­ства, о пра­вя­щих импе­ра­то­рах, лишь при слу­чае упо­ми­ная их по име­ни (напри­мер, Тра­я­на, Адри­а­на, Анто­ни­на Пия, Мар­ка Авре­лия). Созда­ет­ся впе­чат­ле­ние, что его инте­рес к исто­рии Гре­ции уга­са­ет после гибе­ли Ахей­ско­го сою­за и раз­ру­ше­ния рим­ля­на­ми Корин­фа в 146 г. до н. э. Един­ст­вен­ное более позд­нее собы­тие, о кото­ром он не смог умол­чать, это раз­граб­ле­ние Сул­лой Афин в 86 г. до н. э. Пав­са­ния при­вле­ка­ет толь­ко лишь силь­ная, слав­ная, неза­ви­си­мая Гре­ция, но и здесь не все пери­о­ды ее исто­рии в оди­на­ко­вой сте­пе­ни. Ран­ние эпо­хи гре­че­ской циви­ли­за­ции Пав­са­ний харак­те­ри­зу­ет крат­ко, при­во­дя в основ­ном опи­са­ния древ­них памят­ни­ков и гене­а­ло­гии родов. Есть опять же и исклю­че­ние — это исто­рия I и II Мес­сен­ских войн. Пятый век пред­став­лен сведе­ни­я­ми о Пер­сид­ской войне, о слав­ных дея­ни­ях пред­ков и памят­ни­ках в их честь. Мало он гово­рит о так назы­вае­мом Пяти­де­ся­ти­ле­тии (пен­те­кон­та­этии), т. е. о собы­ти­ях меж­ду бит­вой при Пла­те­ях в 479 г. и нача­лом Пело­пон­нес­ской вой­ны в 431 г., о кото­рой он упо­ми­на­ет ред­ко (III, 7, 11; V, 23, 4). IV—III века боль­ше инте­ре­су­ют Пав­са­ния и он рас­ска­зы­ва­ет о геге­мо­нии Фив в 371—362 гг., о III Свя­щен­ной войне, о Филип­пе II Македон­ском и Алек­сан­дре Вели­ком, о глав­ных пре­ем­ни­ках Алек­сандра. Вто­рой век почти пол­но­стью выпа­да­ет из поля его зре­ния, так как после гибе­ли Ахей­ской лиги в 146 г. до н. э. Пав­са­ний уже не мог ни наде­ять­ся, что Гре­ция станет вновь сво­бод­ной, ни отри­цать ее пора­же­ния, и поэто­му пред­по­чел про­игно­ри­ро­вать эту ситу­а­цию. При­чи­на несо­раз­мер­но­сти в рас­ска­зах состо­ит в том, что, как не раз гово­рил сам Пав­са­ний, нет необ­хо­ди­мо­сти повто­рять Геро­до­та и Фукидида (для V в.), а так­же Ксе­но­фон­та (для пер­вой поло­ви­ны IV в.). По этой же при­чине он ссы­ла­ет­ся на них лишь тогда, когда надо объ­яс­нить тот или иной с.33 памят­ник, посколь­ку сочи­не­ния их сохра­ни­лись и были широ­ко извест­ны. Исто­ри­ки же элли­низ­ма были «пре­да­ны забве­нию» и он стре­мит­ся их вос­пол­нить (I, 6, 1).

При оцен­ке любо­го собы­тия кри­те­ри­ем для Пав­са­ния явля­ет­ся то воздей­ст­вие, кото­рое оно возы­ме­ло на ход гре­че­ской исто­рии. Он был пат­риотом и, по-види­мо­му, искренне любил и вос­хи­щал­ся исто­ри­ей сво­его наро­да, в мень­шей сте­пе­ни тре­во­жась о мате­ри­аль­ном его бла­го­со­сто­я­нии и более — о его неза­ви­си­мо­сти. Поэто­му он ярост­но напа­да­ет на всех, кто пося­гал на сво­бо­ду Гре­ции — на пер­сов, кель­тов (гала­тов), македо­нян и их царей, гре­че­ских тира­нов и, наобо­рот, без­удерж­но вос­хва­ля­ет тех, кто высту­пал про­тив них. Хоть Пав­са­ний и ука­зы­ва­ет посто­ян­но на мате­ри­аль­ный ущерб, нане­сен­ный пер­са­ми, осо­бен­но­го воз­му­ще­ния ими мы не встре­тим, так как он, по-види­мо­му, отно­сил­ся к ним как к вар­ва­рам, да к тому же дав­ным-дав­но побеж­ден­ным. А напо­ми­на­ни­ем о зло­де­я­ни­ях, совер­шен­ных ими, могут слу­жить раз­ру­шен­ные хра­мы, спе­ци­аль­но остав­лен­ные в руи­нах (X, 35, 2). Совсем по-дру­го­му отно­сит­ся он к гала­там, кото­рые нанес­ли страш­ный урон Гре­ции, разо­рив мно­го горо­дов и попы­тав­шись даже раз­ру­шить свя­щен­ные Дель­фы. Пав­са­ний с ужа­сом повест­ву­ет о тех жесто­ко­стях, кото­рые при­шлось пере­не­сти гре­кам от этих вар­ва­ров (X, 22, 3—4).

К осталь­ным вра­гам Гре­ции Пав­са­ний отно­сит­ся диф­фе­рен­ци­ро­ван­но. О македо­ня­нах он отзы­вал­ся нега­тив­но, посколь­ку имен­но в резуль­та­те неудач­ной борь­бы с ними погиб­ла гре­че­ская неза­ви­си­мость. Он нещад­но бра­нит их царей: Филип­па II, кото­рый при­чи­нил мно­го зла элли­нам, и к тому же «клят­вы име­нем богов все­гда попи­рал, дого­во­ры при вся­ком слу­чае нару­шал и дан­но­го сло­ва бес­стыд­но не выпол­нял боль­ше, чем кто-либо дру­гой из всех людей», за что его и нака­за­ли боги (VIII, 7, 5—7); Кас­сандра — чело­ве­ка без­бож­но­го (I, 6, 7), у кото­ро­го была «непри­ми­ри­мая нена­висть к афи­ня­нам» (I, 25, 6) и кото­рый, погу­бив весь дом Алек­сандра Вели­ко­го, был тоже нака­зан бога­ми страш­ной смер­тью (IX, 7, 2); Филип­па V, чело­ве­ка ковар­но­го (II, 9, 4; VII, 7, 5), кото­рый «довел народ в Эла­тее до пре­дель­ной сте­пе­ни ужа­са» (X, 34, 3) и «вызвал к себе нена­висть со сто­ро­ны всей Элла­ды» (VIII, 50, 4). С дру­гой сто­ро­ны, пыта­ясь быть спра­вед­ли­вым, Пав­са­ний отме­ча­ет и бла­го­род­ные дея­ния неко­то­рых диа­до­хов — так, Селевк I реста­ври­ро­вал ста­туи в Афи­нах, раз­ру­шен­ные пер­са­ми (I, 16, 3), Пто­ле­мей был «бла­го­де­те­лем Афин» (I, 9, 4), Атта­лиды под­дер­жи­ва­ли Афи­ны про­тив Филип­па V и гре­ков Малой Азии про­тив гала­тов (I, 4, 5; 8, 1; 25, 2; X, 15, 2). Таким обра­зом, Пав­са­ний не явля­ет­ся про­тив­ни­ком монар­хии как тако­вой, ее оцен­ка зави­сит у него исклю­чи­тель­но от сов­па­де­ния или несов­па­де­ния ее дей­ст­вий с инте­ре­са­ми гре­ков. Более того, древ­нюю монар­хию, т. е. цар­скую власть, Пав­са­ний счи­та­ет поло­жи­тель­ным явле­ни­ем, поз­во­лив­шим мно­гим гре­че­ским горо­дам офор­мить­ся в силь­ные и с.34 неза­ви­си­мые государ­ства (ср., напри­мер, роль Тесея (I, 3, 3) и мифи­че­ских атти­че­ских царей (I, 2, 6)).

Оли­гар­хию Пав­са­ний осуж­да­ет, обви­няя ее пред­ста­ви­те­лей в корруп­ции и эго­из­ме. Вожди оли­гар­хов полу­чи­ли взят­ки от Филип­па II и ста­ли глав­ной при­чи­ной меж­до­усо­би­цы сре­ди гре­ков (IV, 28, 4), они вошли в согла­ше­ние с Филип­пом V в Фокиде и дей­ст­во­ва­ли про­тив инте­ре­сов сво­его горо­да (X, 34, 3), они уби­ли в Мес­сене «отца все­го эллин­ско­го наро­да» Фило­пе­ме­на, в то вре­мя когда пар­тия про­сто­го наро­да пыта­лась спа­сти его, и «с это­го вре­ме­ни Элла­да пере­ста­ла быть мате­рью геро­ев» (VIII, 51, 7). Но и к демо­кра­тии Пав­са­ний отно­сит­ся насто­ро­жен­но. Он отвер­га­ет древ­нюю тра­ди­цию о введе­нии наро­до­прав­ства Тесе­ем (I, 3, 3), утвер­ждая, что и он сам и несколь­ко поко­ле­ний его потом­ков про­дол­жа­ли оста­вать­ся царя­ми. Весь­ма сдер­жан­но гово­рит он и о пре­иму­ще­ствах афин­ской демо­кра­тии: «Кро­ме афи­нян мы не зна­ем ни одно­го наро­да, кото­рый бы при демо­кра­ти­че­ском прав­ле­нии достиг могу­ще­ства. Но афи­няне и при демо­кра­тии заня­ли одно из пер­вых мест; это пото­му, что по сво­е­му при­род­но­му уму они не име­ли себе рав­ных сре­ди эллин­ско­го пле­ме­ни и более всех дру­гих пови­но­ва­лись уста­нов­лен­ным зако­нам» (IV, 35, 5). Ибо сам народ, по мне­нию Пав­са­ния, по сво­ей сла­бо­сти и неор­га­ни­зо­ван­но­сти, не может про­ти­во­сто­ять дур­ным пра­ви­те­лям, будь то тиран или оли­гар­хи (VIII, 27, 16; IX, 6, 2).

К тира­нии Пав­са­ний испы­ты­ва­ет самое боль­шое отвра­ще­ние, рисуя тира­нов в тем­ных крас­ках: Лаха­ра в Афи­нах (I, 25, 7; 29, 16), Маха­нида и Наби­са в Спар­те (IV, 29, 10), тира­нов Сики­о­на (II, 8, 2—3), Апол­ло­до­ра в Кас­сан­дрее (IV, 5, 4—5), Ари­сто­ти­ма в Элиде (V, 5, 1; VI, 14, 11), Гиеро­на в При­ене (VII, 2, 10). Херо­на, два­жды победив­ше­го на Ист­мий­ских и четы­ре­жды на Олим­пий­ских играх, пел­лен­цы не жела­ли при­зна­вать за то, что он полу­чил от Алек­сандра «самую гнус­ную милость — стать тира­ном соб­ст­вен­ной роди­ны» (VII, 27, 7). Но все же и здесь Пав­са­ний дела­ет неко­то­рые исклю­че­ния. Он бла­го­склон­но отзы­ва­ет­ся об Ари­сто­де­ме из Мега­ло­по­ля, заслу­жив­шем эпи­тет «Доб­рый» (VIII, 27, 11; 36, 5), а так­же об Ари­сто­ма­хе из Аргоса (II, 8, 6) и Лидиа­де из Мега­ло­по­ля (VIII, 27, 12, 15), кото­рые по пат­рио­ти­че­ско­му побуж­де­нию доб­ро­воль­но отка­за­лись от тира­нии и при­ве­ли свои горо­да в Ахей­ский союз, ста­вив­ший сво­ей целью осво­бож­де­ние гре­ков от македон­ской вла­сти.

Таким обра­зом, поли­ти­че­ские воз­зре­ния Пав­са­ния вполне соот­вет­ст­во­ва­ли тра­ди­ци­он­но­му взгляду на государ­ст­вен­ные фор­мы древ­но­сти — монар­хию, тира­нию, оли­гар­хию, демо­кра­тию, с той лишь осо­бен­но­стью, что он все­гда смот­рел на них с точ­ки зре­ния инте­ре­сов Гре­ции, ее бла­га и неза­ви­си­мо­сти.

Отно­ше­ние Пав­са­ния к самим гре­кам так­же не одно­знач­но, он оце­ни­ва­ет каж­дый город в зави­си­мо­сти от его роли в обще­гре­че­ской исто­рии. Три­ум­фом борь­бы гре­ков за свою сво­бо­ду яви­лись с.35 Пер­сид­ские вой­ны, и Пав­са­ний дает подроб­ное опи­са­ние Аль­ти­са в Олим­пии с посвя­ще­ни­я­ми победи­те­лей и при­во­дит спи­сок всех 27 поли­сов, при­ни­мав­ших уча­стие в войне, кото­рый он ско­пи­ро­вал с пьеде­ста­ла ста­туи Зев­са (V, 23, 1—3)²². С дру­гой сто­ро­ны, «бит­ва при Херо­нее ста­ла нача­лом бед для всех элли­нов и оди­на­ко­во сде­ла­ла раба­ми как тех, кто пре­зи­рал македо­нян, так и тех, кто сто­ял за них» (I, 25, 3). И далее Пав­са­ний опять пере­чис­ля­ет горо­да, попы­тав­ши­е­ся встать на защи­ту Гре­ции, неуда­ча кото­рых, как он счи­та­ет, была обу­слов­ле­на не доб­ле­стью победи­те­лей и тру­со­стью побеж­ден­ных, а роком, обес­силев­шим всю Элла­ду²³. Несча­стье Херо­неи вырос­ло из Пело­пон­нес­ской вой­ны, в кото­рой участ­во­ва­ла в тече­ние 30 лет почти вся Гре­ция и кото­рая сде­ла­ла воз­мож­ной победу Филип­па, так как «потряс­ла до само­го осно­ва­ния Элла­ду, быв­шей еще до тех пор креп­кой и орга­ни­зо­ван­ной» (III, 7, 11). Поэто­му, пере­чис­ляя «пат­риотов и бла­го­де­те­лей» Гре­ции (VIII, 52, 1—6), Пав­са­ний исклю­ча­ет из их чис­ла тех, кто руко­во­дил Пело­пон­нес­ской вой­ной, напри­мер, Лисанд­ра, сде­лав­ше­го боль­ше зла, чем добра Лакеде­мо­ну (IX, 32, 10), всех, кто защи­щал толь­ко свою зем­лю, а не Гре­цию в целом (VIII, 52, 1), нако­нец, тех, кто впо­след­ст­вии запят­нал себя каким-либо пре­ступ­ле­ни­ем (как, напри­мер, Ари­стид, обло­жив­ший пода­тя­ми жите­лей ост­ро­вов — VIII, 52, 2; ср. VII, 27, 7). Напро­тив, доб­ро­го упо­ми­на­ния удо­ста­и­ва­ют­ся — Миль­ти­ад, победи­тель при Мара­фоне, «пер­вый бла­го­де­тель все­го эллин­ско­го наро­да»; Лео­нид, отли­чив­ший­ся при Фер­мо­пи­лах; Феми­стокл, отра­зив­ший напа­де­ние Ксерк­са на море; Ксан­типп, уни­что­жив­ший вме­сте с Лео­ти­хидом пер­сид­ский флот при Мика­ле; Кимон, совер­шив­ший мно­же­ство слав­ных дея­ний; Конон, изгнав­ший спар­тан­ских гар­мо­стов с ост­ро­вов и из при­бреж­ных обла­стей; Эпа­ми­нонд, изгнав­ший спар­тан­ских гар­мо­стов из внут­рен­них обла­стей и осно­вав­ший Мес­се­ну и Мега­ло­поль, что послу­жи­ло даль­ней­ше­му воз­ве­ли­че­нию Элла­ды; Леосфен, вер­нув­ший в Гре­цию 50 тысяч элли­нов, слу­жив­ших у пер­сов, и быв­ший коман­дую­щим союз­ным гре­че­ским вой­ском в сра­же­нии про­тив македо­нян; Арат, один из стра­те­гов Ахей­ско­го сою­за, мно­го сде­лав­ший для послед­ней попыт­ки объ­еди­нить гре­ков; и, нако­нец, Фило­пе­мен, после­до­ва­тель Ара­та, содей­ст­во­вав­ший укреп­ле­нию Ахей­ско­го сою­за и под­ры­ву вли­я­ния Спар­ты в Гре­ции. Пав­са­ний при­во­дит десять имен людей, каж­дый из кото­рых совер­шил нечто, достой­ное памя­ти потом­ков. Но он вво­дит еще один кри­те­рий — необ­хо­ди­мость быть бла­го­де­те­лем-эвер­ге­том Элла­ды, а не про­сто «бле­стя­щим» мужем (ср. I, 14, 5; VI, 4, 6; VII, с.36 6, 6; 27, 7; X, 9, 2). И поэто­му он опус­ка­ет име­на Перик­ла, Фра­си­бу­ла, Аге­си­лая (хотя Ксе­но­фонт, напри­мер, вклю­ча­ет и его в чис­ло бла­го­де­те­лей Элла­ды), Демо­сфе­на и мно­гих дру­гих извест­ных людей V—III вв. до н. э.²⁴

Рас­ска­зы­вая о меж­до­усоб­ных вой­нах гре­ков, Пав­са­ний оце­ни­ва­ет их крайне нега­тив­но, счи­тая, напри­мер, руко­во­ди­те­лей в Пело­пон­нес­ской войне с обе­их сто­рон губи­те­ля­ми Гре­ции (III, 7, 11; VIII, 52, 3). Тем не менее он назы­ва­ет победу Эпа­ми­нон­да в 371 г. при Левк­трах «самой заме­ча­тель­ной, какую элли­ны когда-либо одер­жи­ва­ли над элли­на­ми», так как она была необ­хо­ди­мым про­ти­во­дей­ст­ви­ем нару­ше­нию поли­ти­че­ско­го рав­но­ве­сия в гре­че­ском мире и была важ­на для вос­ста­нов­ле­ния неза­ви­си­мо­сти гре­че­ских поли­сов (III, 6, 4). С тем боль­шей яро­стью он обру­ши­ва­ет­ся на любые про­яв­ле­ния непа­трио­тиз­ма или пре­да­тель­ства в отно­ше­ни­ях гре­ков меж­ду собой (III, 6, 3; VII, 10, 1—12; 16, 4; X, 22, 9).

К рим­ля­нам, сво­им совре­мен­ни­кам и их пред­ше­ст­вен­ни­кам, Пав­са­ний отно­сит­ся, в основ­ном, ней­траль­но²⁵, оди­на­ко­во при слу­чае пори­цая небла­го­вид­ные поступ­ки и рим­лян и гре­ков. Он отстра­нен­но рас­ска­зы­ва­ет о рим­ском заво­е­ва­нии Гре­ции, счи­тая винов­ни­ка­ми упад­ка не рим­лян, а Филип­па и македо­нян. При этом он напо­ми­на­ет о том, что когда ахей­цам в 198 г. до н. э. при­шлось выби­рать меж­ду македо­ня­на­ми и рим­ля­на­ми, они сами пред­по­чли послед­них (VII, 8, 2). Пав­са­ний, конеч­но, не мог игно­ри­ро­вать тот факт, что рим­ляне вывез­ли огром­ное коли­че­ство памят­ни­ков гре­че­ско­го искус­ства, но он неод­но­крат­но под­чер­ки­вал, что так дела­лось задол­го до них, в том чис­ле и сами­ми гре­ка­ми в слу­чае их победы над соседя­ми.

Таким обра­зом, исто­ри­че­ские экс­кур­сы Пав­са­ния не толь­ко осве­ща­ют реаль­ный ход собы­тий, но и рису­ют яркую и раз­но­об­раз­ную кар­ти­ну чело­ве­че­ских вза­и­моот­но­ше­ний и судеб²⁶.

Несколь­ко слов надо ска­зать о судь­бе сочи­не­ния Пав­са­ния. Сохра­ни­лось пол­но­стью или частич­но 18 руко­пи­сей и почти все они дати­ру­ют­ся вто­рой поло­ви­ной XV века. Они вос­хо­дят к спис­ку извест­но­го гума­ни­ста Ник­ко­ло Ник­ко­ли (1364—1437), кото­рый, таким обра­зом, был создан ранее 1437 г. и кото­рый, в свою оче­редь, был с.37 сде­лан с утра­чен­но­го позд­нее архе­ти­па — экзем­пля­ра XI в. из биб­лио­те­ки Аре­фы Патр­ско­го, епи­ско­па горо­да Кеса­рея. Сохра­ни­лись свиде­тель­ства, что еще в 1500 г. спи­сок Ник­ко­ло Ник­ко­ли нахо­дил­ся в мона­сты­ре св. Мар­ка в Вене­ции и затем след его теря­ет­ся. Но имен­но с него было сде­ла­но несколь­ко зна­ме­ни­тых копий, сохра­нив­ших­ся до наше­го вре­ме­ни.

1. Вене­ци­ан­ская руко­пись № 413, при­над­ле­жав­шая пер­во­на­чаль­но кар­ди­на­лу Вис­са­ри­о­ну, кото­рый в 1468 г. пода­рил всю свою биб­лио­те­ку горо­ду Вене­ции. Эта руко­пись так­же середи­ны XV в. и, воз­мож­но, луч­шая и бли­жай­шая к спис­ку Ник­ко­ло Ник­ко­ли.

2. Париж­ская руко­пись № 1410, изготов­лен­ная в 1490—1491 гг. Она была поло­же­на в осно­ву изда­ний И. Бек­ке­ра, а затем Ф. Спи­ро, изда­ние кото­ро­го явля­ет­ся одним из самых рас­про­стра­нен­ных до наше­го вре­ме­ни.

3. Фло­рен­тий­ская № 56. 11, дати­ру­е­мая 1485 г., была созда­на в Риме извест­ным кал­ли­гра­фом пре­сви­те­ром Иоан­ном с Кри­та. Копи­ей с это­го свит­ка счи­та­ет­ся дру­гая руко­пись, хра­ня­ща­я­ся так­же в Вене­ции, кото­рая извест­на как авто­граф Димит­рия Хал­кон­ди­ла, фило­ло­га XV в., изу­чав­ше­го гоме­ров­ские поэ­мы.

4. Мад­рид­ская № 4564 кон­ца XV в. содер­жит текст толь­ко пер­вой кни­ги «Опи­са­ния Элла­ды» до I, 26, 5. Эта руко­пись явля­ет­ся авто­гра­фом «отца гре­че­ской нау­ки» Иоан­на Лас­ка­ри­са (1434—1501).

На осно­ва­нии дати­ров­ки основ­ных руко­пи­сей мож­но сде­лать вывод, что Пав­са­ния откры­ли гума­ни­сты эпо­хи Ква­тро­чен­то, а до того вре­ме­ни он не был широ­ко изве­стен²⁷. Так как все копии вос­хо­дят к одно­му архе­ти­пу, при­чем доста­точ­но позд­не­му и, по-види­мо­му, не луч­шей сохран­но­сти, то работа с тек­стом затруд­не­на. Лаку­ны в руко­пи­сях вос­пол­ня­лись путем их сли­че­ния, но неко­то­рые места вос­ста­но­вить так и не уда­лось, посколь­ку было мно­го лакун и оши­бок уже в руко­пи­си, попав­шей в руки Ник­ко­ло Ник­ко­ли. Труд­ность исправ­ле­ния тек­ста свя­за­на так­же с тем, что Пав­са­ний часто сооб­ща­ет соб­ст­вен­ные име­на и топо­ни­мы, кото­рые не встре­ча­ют­ся ни у дру­гих антич­ных авто­ров, ни у визан­тий­ских лек­си­ко­гра­фов. Все это вызва­ло появ­ле­ние мно­же­ства конъ­ек­тур, кото­рые необ­хо­ди­мо учи­ты­вать при исполь­зо­ва­нии Пав­са­ния, так как ино­гда смысл тек­ста силь­но меня­ет­ся, что ярко демон­стри­ру­ет­ся попыт­ка­ми раз­лич­ной рекон­струк­ции на осно­ва­нии его опи­са­ний памят­ни­ков антич­но­го искус­ства (напри­мер, Ами­клей­ско­го тро­на, лар­ца Кип­се­ла и т. д.).

О боль­шом инте­ре­се в сред­ние века обра­зо­ван­ных людей к Пав­са­нию свиде­тель­ст­ву­ет тот факт, что пер­вое печат­ное изда­ние появи­лось уже в нача­ле XVI в. у осно­вав­ше­го в Вене­ции свою типо­гра­фию Аль­да Ману­ция. Это изда­ние было под­готов­ле­но Мар­ком Мазу­ру­сом в 1516 г. Затем, в 1557 г. появ­ля­ет­ся пере­вод сочи­не­ния с.38 Пав­са­ния на латин­ский язык, издан­ный парал­лель­но с гре­че­ским тек­стом Ама­си­ем. Осо­бен­но же мно­го изда­ний «Опи­са­ния Элла­ды» появи­лось уже в XIX и нача­ле XX в. Клас­си­че­ски­ми до сих пор счи­та­ют­ся изда­ния И. Бек­ке­ра (1826—1827) и, осо­бен­но, И. Х. К. Шубар­та (1853—1854), кото­рый в сво­их ком­мен­та­ри­ях и кри­ти­че­ском аппа­ра­те под­вел итог изу­че­ния тек­ста Пав­са­ния до него. В 1845 г. в Пари­же было выпу­ще­но Л. Дин­дор­фом изда­ние, отли­чаю­ще­е­ся тща­тель­ным отбо­ром конъ­ек­тур и общей под­готов­кой тек­ста. Наряду с выхо­дом в 1903 г. изда­ния Ф. Спи­ро, выдер­жав­шим затем мно­го пере­из­да­ний, в Лейп­ци­ге так­же гото­вит­ся в тече­ние почти пят­на­дца­ти лет изда­ние Г. Гит­ци­га и Г. Блюм­не­ра с обшир­ным и раз­но­об­раз­ным ком­мен­та­ри­ем в 6 полу­то­мах, в кото­ром Гит­ци­гу при­над­ле­жит обра­бот­ка мате­ри­а­ла по исто­рии, мифо­ло­гии и лите­ра­ту­ре, а Блюм­не­ру — по архео­ло­гии и топо­гра­фии. Во мно­гом это изда­ние сохра­ни­ло свое зна­че­ние имен­но бла­го­да­ря ком­мен­та­рию. Из совре­мен­ных изда­ний мож­но отме­тить изда­ние, под­готов­лен­ное М. Х. Роха-Перей­рой (1973—1981), кото­рая зано­во изу­чи­ла руко­пис­ное пре­да­ние, но не при­ве­ла все конъ­ек­ту­ры пред­ше­ст­вен­ни­ков в кри­ти­че­ском аппа­ра­те, хотя они очень важ­ны при рабо­те иссле­до­ва­те­лей.

Боль­шую роль в изу­че­нии Пав­са­ния сыг­ра­ли пере­во­ды «Опи­са­ния Элла­ды» на евро­пей­ские язы­ки, неко­то­рые из кото­рых и сей­час исполь­зу­ют­ся для уточ­не­ния наше­го пони­ма­ния тек­ста. Это, в первую оче­редь, изда­ние Дж. Фре­зе­ра в 6 томах, пер­вый из кото­рых содер­жит пере­вод ори­ги­на­ла на англий­ский язык, 2—5-й тома — ком­мен­та­рий ко всем деся­ти кни­гам, а 6-й — ука­за­тель и кар­ты. Ком­мен­та­рии Фре­зе­ра чрез­вы­чай­но подроб­ны, осо­бен­но по мифо­ло­гии, рели­гии и куль­там отдель­ных обла­стей. Хоро­шо пред­став­ле­ны дан­ные по гео­гра­фии и архео­ло­гии, но послед­ние уже уста­ре­ли после архео­ло­ги­че­ских рас­ко­пок, про­веден­ных в опи­сы­вае­мых Пав­са­ни­ем местах в 70—80-х годах XX века.

Свою тра­ди­цию име­ют изда­ния Пав­са­ния и в Рос­сии. Пер­вый пере­вод его сочи­не­ния был выпол­нен в Санкт-Петер­бур­ге еще в кон­це XVIII в. свя­щен­ни­ком Иоан­ном Сидо­ров­ским и кол­леж­ским асес­со­ром Мат­ве­ем Пахо­мо­вым. Текст это­го пере­во­да име­ет боль­шое коли­че­ство неточ­но­стей и лакун, так как они были устра­не­ны лишь в пер­вой поло­вине XIX в. работа­ми немец­ких иссле­до­ва­те­лей. Язык пере­во­да — тяже­ло­вес­ный, додер­жа­вин­ский и, кро­ме того, повсюду мож­но встре­тить при­ме­ры субъ­ек­тив­но­го отно­ше­ния хри­сти­ан­ско­го пере­вод­чи­ка, кото­рый с пре­не­бре­же­ни­ем отно­сит­ся не толь­ко к язы­че­ству, но и к его памят­ни­кам, что лиша­ет вся­ко­го смыс­ла обра­ще­ние к это­му сочи­не­нию. Но ров­но через сто лет инте­рес к Пав­са­нию появ­ля­ет­ся вновь, и в Санкт-Петер­бур­ге выхо­дит вто­рой пере­вод его труда, под­готов­лен­ный дирек­то­ром Ревель­ской гим­на­зии Г. А. Янче­вец­ким. В этом изда­нии уже были учте­ны все исправ­ле­ния, вне­сен­ные к тому вре­ме­ни в текст, а так­же исполь­зо­ва­но боль­шое коли­че­ство науч­ной с.39 лите­ра­ту­ры, посвя­щен­ной Пав­са­нию. Текст был так­же снаб­жен необ­хо­ди­мым допол­ни­тель­ным мате­ри­а­лом: из изда­ния Шубар­та был сде­лан пере­вод его всту­пи­тель­ной ста­тьи «Исто­ри­ко-лите­ра­тур­ное зна­че­ние Пав­са­ния», из путе­во­ди­те­ля по Гре­ции Беде­ке­ра — «Крат­кий очерк исто­рии гре­че­ско­го искус­ства», из изда­ния Вида­ша — более два­дца­ти родо­слов­ных таб­лиц мифи­че­ских и реаль­ных исто­ри­че­ских родов, рас­по­ло­жен­ных по обла­стям (напри­мер, Афи­ны, Сики­он, Македо­ния и т. д.), был при­веден, кро­ме того, отдель­ный пере­чень гре­че­ских вая­те­лей и живо­пис­цев, а так­же авто­ров, упо­ми­нае­мых Пав­са­ни­ем, с ука­за­ни­ем их про­из­веде­ний и соот­вет­ст­ву­ю­ще­го места в тек­сте. Несмот­ря на боль­шой труд, про­де­лан­ный Янче­вец­ким, изда­ние име­ло ряд серь­ез­ных недо­стат­ков, в том чис­ле стрем­ле­ние лите­ра­тур­но пере­дать основ­ную мысль Пав­са­ния, не сохра­няя при этом стиль ори­ги­на­ла, ошиб­ки в пере­во­де и употреб­ле­нии неко­то­рых тер­ми­нов (напри­мер, «скульп­тур­ные фрес­ки» Фидия, «рельеф­ные фрес­ки Пер­гам­ско­го алта­ря» (с. LXVI, XCI); «ста­туя Апол­ло­на с бел­кой» (с. LXXIX), хотя извест­но несколь­ко копий Апол­ло­на, уби­ваю­ще­го яще­ри­цу и т. д.). Послед­ним в ряду рус­ских изда­ний Пав­са­ния явля­ет­ся пере­вод, выпол­нен­ный извест­ным фило­ло­гом-клас­си­ком С. П. Кон­дра­тье­вым, о кото­ром необ­хо­ди­мо рас­ска­зать подроб­нее.

Сер­гей Пет­ро­вич Кон­дра­тьев (1872—1964) родил­ся в селе Алты­нов­ка Чер­ни­гов­ской губер­нии в семье, при­над­ле­жав­шей к раз­но­чин­цам, так как его отец был поч­то­вым чинов­ни­ком. Пере­ехав в Моск­ву к тет­ке, кото­рая его усы­но­ви­ла и дала свою фами­лию, он в 1902 г. посту­пил на Исто­ри­ко-фило­ло­ги­че­ский факуль­тет Мос­ков­ско­го уни­вер­си­те­та, кото­рый успеш­но и окон­чил в 1906 г. Затем, в 1906—1917 гг. он пре­по­да­вал древ­ние язы­ки в раз­лич­ных мос­ков­ских гим­на­зи­ях, читал лек­ции по латин­ско­му язы­ку на Выс­ших жен­ских кур­сах. В 1918—1923 гг. испол­нял обя­зан­но­сти заве­дую­ще­го Отде­лом народ­но­го обра­зо­ва­ния в Зве­ни­го­ро­де и одно­вре­мен­но работал в орга­ни­за­ции по охране памят­ни­ков ста­ри­ны и искус­ства. С 1924 г., вер­нув­шись в Моск­ву, читал кур­сы древ­ней и сред­не­ве­ко­вой исто­рии на Раб­фа­ке и исто­рию куль­ту­ры на Выс­ших тех­ни­че­ских кур­сах, одно­вре­мен­но явля­ясь заве­дую­щим лек­ци­он­ным отде­лом на Мос­ков­ской желез­ной доро­ге. В 1932—1933 гг. он работал в изда­тель­стве «Aca­de­mia», а в 1940—1948 гг. в «Вест­ни­ке древ­ней исто­рии», выпол­няя пере­во­ды с гре­че­ско­го язы­ка. Неко­то­рое вре­мя он пре­по­да­вал латин­ский язык в МГУ и на Ист­фа­ке инсти­ту­та им. Либ­к­нех­та, а в 1938 г. посту­пил в аспи­ран­ту­ру клас­си­че­ско­го отде­ле­ния МГПИ им. Лени­на, и после защи­ты кан­дидат­ской дис­сер­та­ции он был зачис­лен в штат. В тече­ние четы­рех лет (1944—1948 гг.) он являл­ся так­же стар­шим науч­ным сотруд­ни­ком Сек­то­ра исто­рии АН СССР. В 1947 г. ему было при­сво­е­но зва­ние про­фес­со­ра по кафед­ре клас­си­че­ской фило­ло­гии МГПИ, где он и работал до самой сво­ей смер­ти в 1964 г.

с.40 С. П. Кон­дра­тьев был усерд­ным пере­вод­чи­ком древ­них авто­ров. За свою жизнь он опуб­ли­ко­вал целую серию пере­во­дов с гре­че­ско­го и латин­ско­го, в том чис­ле сочи­не­ния Аппи­а­на, «Писа­те­лей исто­рии Авгу­стов», Про­ко­пия Кеса­рий­ско­го и мно­гих дру­гих. Вид­ное место в этом ряду при­над­ле­жит пере­во­ду труда Пав­са­ния (1938—1940). В его осно­ву было поло­же­но мону­мен­таль­ное изда­ние Г. Гит­ци­га и Г. Блюм­не­ра (1896—1910) с парал­лель­ным исполь­зо­ва­ни­ем сте­рео­тип­но­го изда­ния Ф. Спи­ро (1903) и англий­ско­го пере­во­да Дж. Фре­зе­ра (1897—1898). Пере­вод «Опи­са­ния Элла­ды» был выпол­нен Кон­дра­тье­вым в целом весь­ма при­леж­но: вер­но пере­да­но основ­ное содер­жа­ние глав, учте­ны новей­шие исправ­ле­ния и допол­не­ния изда­те­лей в тех местах, где руко­пис­ный текст сохра­нил­ся неудо­вле­тво­ри­тель­но. Все сти­хотвор­ные пас­са­жи даны в пере­во­де Кон­дра­тье­ва, кро­ме цитат из «Или­а­ды» и «Одис­сеи» Гоме­ра, при­во­ди­мых в пере­во­дах Н. И. Гнеди­ча и В. А. Жуков­ско­го, но с уточ­не­ни­я­ми и допол­не­ни­я­ми строк, вне­сен­ны­ми пере­вод­чи­ком. К пере­во­ду добав­ле­ны мно­го­чис­лен­ные при­ме­ча­ния, явля­ю­щи­е­ся сокра­щен­ным вари­ан­том ком­мен­та­ри­ев Гит­ци­га и Блюм­не­ра, а само изда­ние укра­ше­но иллю­ст­ра­ци­я­ми.

Насто­я­щее изда­ние явля­ет собой вос­про­из­веде­ние пере­во­да С. П. Кон­дра­тье­ва, отредак­ти­ро­ван­но­го зано­во с уче­том изда­ний Г. Х. Шубар­та (1888—1891) и М. Х. Роха-Перей­ры (1973—1981): исправ­ле­ны неточ­но­сти в пере­во­де, погреш­но­сти в сти­ле, уни­фи­ци­ро­ва­на пере­да­ча имен соб­ст­вен­ных на рус­ский язык (кро­ме сти­хотвор­ных строк, где сохра­не­но преж­нее напи­са­ние), ради­каль­но исправ­лен ука­за­тель, состав­ле­на новая биб­лио­гра­фия. Изда­ние снаб­же­но новы­ми пла­на­ми свя­ти­лищ и кар­та­ми обла­стей, опи­сы­вае­мых Пав­са­ни­ем, заим­ст­во­ван­ны­ми из изда­ния: Pau­sa­nias descrip­tion of Gree­ce with an Engl. transl. by W. H. S. Jones. Vol. 5. Lon­don; New York, 1935.

Встре­чаю­щи­е­ся в тек­сте знач­ки обо­зна­ча­ют: квад­рат­ные скоб­ки [] — дан­ное сло­во или фра­за счи­та­ют­ся не при­над­ле­жа­щи­ми Пав­са­нию; скоб­ки ост­ро­ко­неч­ные <> ука­зы­ва­ют на встав­ки в текст Пав­са­ния фраз или в каче­стве конъ­ек­ту­ры, или в каче­стве допол­не­ния, не име­ю­ще­го­ся в гре­че­ском тек­сте, и, нако­нец, круг­лые скоб­ки () обо­зна­ча­ют про­сто объ­яс­не­ние пред­ше­ст­ву­ю­ще­го сло­ва. Те циф­ры, кото­рые сто­ят внут­ри тек­ста, ука­зы­ва­ют на разде­ле­ние гла­вы на пара­гра­фы, введен­ное Гит­ци­гом и Блюм­не­ром; циф­ры на полях — это обыч­ное (по изда­нию Дин­дор­фа) деле­ние на пара­гра­фы, при­ня­тое при всех цити­ро­ва­ни­ях в тек­сте ста­тей, при­ме­ча­ни­ях и ука­за­те­ле. Отто­чия (…) в середине тек­ста ука­зы­ва­ют, что здесь гре­че­ская фра­за испор­че­на и перед нами непо­пра­ви­мый про­пуск.