с.417 Упоминание имени Гомера древнерусский читатель мог найти уже в Житии славянского первоучителя Кирилла, про которого там сказано: «И научи же ся Омиру»1, а в переведенном на древнерусский язык Слове Григория Назианзинского на погребение Василия Великого цитировался стих из «Илиады» (XI, 72). «Илиаду» (IX, 4—
Имя царя Агамемнона фигурирует в «Повести временных лет», а в одной из редакций Жития Александра Невского он уподобляется «царю Алевхысу», т. е. Ахиллу.
В 1679 г. в библиотеке московского Печатного двора имелось два экземпляра печатного издания поэм Гомера. Имелись издания Гомера в конце XVII в. и в других московских книгохранилищах.
Изображения Гомера как провозвестника христианства вместе с Еврипидом, Плутархом, Платоном имелись в Благовещенском и Успенском соборах Московского Кремля.
О Троянской войне древнерусский книгочей мог прочесть в переведенных уже в киевскую эпоху византийских всемирных хрониках начиная с Хронографии Иоанна Малалы (VI в.). В XVI в. на Руси появляются переводы написанной по-латыни «Троянской истории» Гвидо де Колумны, с с.418 которыми был, в частности, знаком Иван Грозный. В 1709 г. по приказу Петра Великого вновь переведенная «Троянская история» была напечатана по-русски. Наконец, в 1748 г.
Вот начало VIII песни «Илиады» в переводе Ломоносова:
Пустила по земле заря червленну ризу: Тогда, созвав богов, Зевес-громодержитель На высочайший верх холмистого Олимпа Отверз уста свои; они прилежно внемлют: Послушайте меня, все боги и богини, Когда вам объявлю, что в сердце я имею. Ни мужеск пол богов, ниже богинь пол женский Закон мой преступить отнюдь да не дерзает, Дабы скорее мне к концу привесть все дело. Когда увижу я из вас кого снисшедша Во брани помощь дать троянам либо грекам, Тот ранен на Олимп со срамом возвратится, Или, хватив его, повергну в мрачный тартар, Далече от небес в преглубочайшу пропасть, Где медяный помост и где врата железны. |
Как известно, «Илиада», как и «Одиссея», написана гексаметром — стихотворным размером из шести стоп, где каждая стопа начинается с долгого слога и имеет еще либо один долгий, либо два кратких слога (последняя стопа всегда двухсложная), так что ритм стиха, как и во всех жанрах древнегреческой поэзии, создавался упорядоченным чередованием долгих и кратких слогов.
Звуковой строй русского языка диктует для русского стихосложения ритм, основанный на упорядоченном чередовании ударных и безударных слогов. Соответствующая система стихосложения, так называемая силлабо-тоническая, была создана
Однако при переводе Гомера Ломоносов отказывается от гексаметра. В чем причина? Видимо, при выборе размера Ломоносов испытал влияние французской классической традиции. Дело в том, что поэтика французского классицизма закрепила за произведениями высокого жанра — эпосом и трагедией — двенадцатисложный силлабический рифмованный так называемый александрийский стих. Ломоносов переводит Гомера шестистопным ямбом, как правило, без рифмы с преобладанием женских окончаний, т. е. стихом, который он, очевидно, рассматривал как частичный эквивалент александрийскому, хотя отсутствие рифмы было несомненным шагом, приближающим перевод к гомеровскому оригиналу.
В сущности, правильно распознав стилистическую окраску подлинника, Ломоносов, переведший отрывки из «Энеиды» Вергилия «высоким с.419 штилем», для Гомера использовал «средний штиль», в котором элементы просторечия сочетались со славянизмами.
Перевод довольно близок к гомеровскому тексту.
Вскоре была сделана и первая попытка перевести несколько стихов Гомера русским гексаметром. Создатель русской силлабо-тонической системы стихосложения
Первый полный русский перевод «Илиады» Гомера, сделанный прозой, и не с греческого, а с латинского языка, К. Кондратовичем около 1760 г., остался в рукописи. Прозаический перевод «Илиады» П. Екимова вышел в свет в 1776 и в 1778 гг.2 Екимов переводил с древнегреческого языка, и в его переводе есть удачные выражения: некоторые из них были использованы Гнедичем. Так, в его переводе стих XIX, 423 — «доколе троян не насыщу кровавою бранью» — опирается на перевод Екимова. Екимов широко вводит для передачи характерных гомеровских сложных эпитетов русские сложные прилагательные, частично бывшие в употреблении, частично созданные им самим.
За перевод гомеровских поэм, и в первую очередь «Илиады», стихами первым берется в России опытный переводчик второй половины XVIII в. Ермил Костров. В 1778 г. вышли в свет 6 песней «Илиады» в его переводе. Впоследствии он перевел еще VII, VIII и часть IX песни, которые были, однако, опубликованы только в 1811 г., уже после его смерти.
Перевод Кострова, сделанный александрийским стихом, который должен был удовлетворить вкусам образованной публики того времени, явился непосредственным предшественником перевода Гнедича.
Обязательная для александрийского стиха рифма и чередование мужских и женских окончаний представляются шагом назад по сравнению с опытами Ломоносова. В александрийском стихе две рифмующиеся строки с.420 должны составлять смысловое и синтаксическое целое. В гексаметре таковым чаще всего является одна стихотворная строка, так что при передаче гексаметров александрийскими стихами невольно возникает тенденция к многословию, к появлению лишних, ненужных для передачи смысла слов. В итоге у Кострова все переведенные им песни «Илиады» содержат на 10—
Костров широко использовал не свойственные русскому языку конструкции «дательный самостоятельный» (например, «нисшедшу солнцу в понт» вместо «когда солнце зашло в море») и «винительный с неопределенным» (например, «судили быть они тебя троян защитой» вместо «они считали, что ты защита троян»). Множественное число среднего рода прилагательных Костров в духе древнегреческого и старославянского языков употребляет в значении единственного числа: например, «угодная» вместо «угодное» и т. п. Возможно, следуя за Екимовым, Костров часто пользуется сложными эпитетами типа «многосоветный», «громодержавный» и т. п.
Перевод Кострова был благожелательно встречен критикой. Выдающийся исследователь русской литературы
В 1791 г. в «Путешествии из Петербурга в Москву»
Исполнить эту миссию, сделать «Илиаду» Гомера достоянием русского читателя и составной частью отечественной культуры было суждено Николаю Ивановичу Гнедичу. Родившийся 3 февраля 1784 г. в Полтаве в семье обедневшего казачьего сотника, Гнедич учился в полтавской семинарии, а затем в Харьковском коллегиуме, который он закончил в 1800 г. В 1800—
В конце 1802 г. Гнедич переселяется в Петербург, а в следующем году выходит большой роман Гнедича «Дон-Коррадо Де Геррера, или Дух мщения и варварства Гишпанцев», еще более слабый, чем повесть «Мориц». с.421 Перевод трагедии Шиллера «Заговор Фиеско в Генуе» напротив имел заметный успех.
В последующие годы Гнедич пишет оригинальные стихотворения, переводит отрывки из «Потерянного рая» Мильтона и макферсоновского «Оссиана», причем «Оссиана» он переводит русским народным стихом. В 1808 г. выходит в свет сделанный Гнедичем для бенефиса актера Шумерина перевод «Короля Лира» Шекспира, выполненный в стиле, скорее подходящем для трагедий Шиллера, но Гнедич в это время уже был на подступах к главному труду своей жизни — переводу «Илиады».
В «Драматическом вестнике» (1808. Вып. 5. Прибавление) были напечатаны без имени автора под заголовком «Единоборство Гектора и Аякса» переводы отрывков из VII песни «Илиады», сделанные александрийским стихом, а в 1809 г. вышла в свет вся VII песнь «Илиады», переведенная Гнедичем. Как сообщает друг и покровитель Гнедича
Гнедич начал перевод «Илиады», как он сам объяснял позднее, потому что он полагал, что Костров перевел только шесть песней, которые были напечатаны при его жизни, и рассматривал свой перевод как продолжение костровского. В 1812 г., уже после посмертной публикации перевода Кострова, выходит VII песнь в переводе Гнедича, сделанном уже под несомненным влиянием перевода Кострова. Гнедич характеризует в примечании сложившуюся ситуацию, говоря, что он «невольно введен в опасное… состязание». Но надо сказать, что своим переводом первых 15 стихов VIII песни Гнедич вступил в соревнование не только с Костровым, но и с Ломоносовым, который перевел эти стихи в своей «Риторике». Перевод Гнедича не был шагом вперед по сравнению с ломоносовским, сделанным 60 лет назад, и заметно уступал костровскому.
Гнедич хуже Кострова владел александрийским стихом. Рифмы Гнедича не всегда точны. Гнедичу, как и Кострову, не удавалось достигнуть эквилинеарности перевода. Гнедич заимствует у Кострова некоторые его неудачные образования, как, например, «началовождь».
Примерно одновременно с первыми попытками перевода «Илиады» (предположительно в 1807 г.) Гнедич переводит три небольших «гомеровских гимна» — к Минерве (Афине), Диане (Артемиде), Венере (Афродите). Влияние Кострова заметно и здесь, перевод выполнен по-прежнему ямбами, но с попытками разнообразить метрический рисунок.
Решение отказаться при переводе «Илиады» от александрийского стиха, начать работу сначала, усовершенствовав созданный Тредиаковским русский гексаметр, далось Гнедичу нелегко. Правда, по свидетельству
В 1813 г. в «Чтениях в Беседе любителей русского слова» появляется письмо графа
Уже этот первый опыт Гнедича оказался несомненной удачей, и попытка
Удалились светлы боги с поля страшных битв. Но то там, то там шумела буря бранная. Часто ратники стремили копья медные, Меж потоков Симоиса и у Ксанфских струй. Первый, отрасль Теламона, греков щит Аякс, Ободрил их, разорвав ряды фригийские, И низвергнувши фракийских сильных войск вождя, Акаманта, сына мощного Эвсорова, В шлем, у конского он гребня, поразил врага. Копье, шлем с челом пробивши, углубилось в кость, И тьма вечная покрыла очи витязя. |
Несмотря на то что определенное внутреннее родство между героическим эпосом Гомера и русским былинным эпосом несомненно и Капнист, пожалуй, правильно ощутил его, неизбежно возникающие при чтении такого перевода ассоциации с русской фольклорной традицией делают перевод совершенно неадекватным.
Уваров в том же выпуске «Чтений в Беседе…» убедительно показал несостоятельность попытки Капниста, охарактеризовал опыт Гнедича как «блистательный», а Гнедич тем временем продолжал свою работу, публикуя год за годом все новые переведенные им отрывки.
В ходе многолетней работы Гнедич совершенствовал свое знание древнегреческого языка. Используя научные комментированные издания Гомера, в особенности многотомный труд
От перевода IX песни до нас дошел черновик Гнедича — прозаический перевод с примечаниями, с выписками греческого текста, переводы некоторых слов на латинский язык, ссылки на древних авторов и на памятники древнего искусства.
с.423 Директор Публичной библиотеки
По совету А. Н. Оленина Гнедич принял слова «поножи», «котва» (якорь), «запон» (кожаный передник), но при передаче бранного эпитета, который Ахилл бросает в лицо Агамемнону, вместо предложенного Олениным «песоокий» использует в своем переводе «псообразный», эпитет менее конкретный и менее точный.
Иногда Оленин предлагает Гнедичу подстрочный перевод нескольких стихов, как например: XVI, 314—
Прострясь, досягнул зад лыста, где тучнейшая Мышца человеческая бывает: от копейного острия Жилы раздрались, его же очи мрак покрыл. |
Гнедич перевел их так:
…поразил в бедро, где нога человека Мышцей тучнейшей одета: копейное бурное жало Жилы рассекло, и тьма пораженному очи покрыла. |
Русское общество проявляло живейший интерес к работе Гнедича. В начале 1821 г. Пушкин приветствует отказ Гнедича от перевода Гомера рифмованным стихом. В 1825 г. он характеризует перевод Гнедичем «Илиады» как подвиг. В 1821—
Параллельно труду над «Илиадой» достигает вершины оригинальное поэтическое творчество Гнедича: в 1821 г. он создает в духе античной буколической традиции идиллию «Рыбаки» на тему из современной русской жизни — лучшее из созданного им, если не считать перевод «Илиады». Гнедич переводит также новогреческие народные песни.
15 октября 1826 г. Гнедич счел перевод «Илиады» законченным и стал готовить его к печати. Болезнь Гнедича и бюрократические затруднения задержали выход книги в свет. Цензурное разрешение датировано 29 сентября 1828 г., а книга вышла уже в 1829 г.
Перейдя к переводу «Илиады» гексаметрами, Гнедич немедленно занял новую позицию и в вопросе о языке и стиле перевода. Гнедич воспринял стихотворный размер «Тилемахиды», проведя, однако, более с.424 последовательно, чем Тредиаковский, разделение стиха цезурой — словоразделом внутри третьей стопы. В то же время он не пошел за Тредиаковским в его увлечении славянизмами. Достаточно сравнить уже первый опубликованный им в 1813 г. гексаметрический отрывок с VIII песнью, переведенной александрийским стихом и опубликованной в 1812 г., чтобы убедиться в том, насколько резко ограничил Гнедич в новом переводе роль церковнославянских языковых элементов — лексических или синтаксических, как например оборот «дательный самостоятельный», об исчезновении которого сожалел Ломоносов. Но чем меньше было их в переводе, тем более они выделялись, контрастируя с окружением и выводя читателя из инерции восприятия текста3. Постепенно Гнедич стал использовать для этой же цели и слова древнерусские и даже современные ему, но диалектные. В итоге был создан текст, вызывающий у русского читателя удивительное ощущение сочетания возвышенной старины с народной простотой. Гнедич заставил нас, насколько это вообще возможно, воспринимать язык и стиль своего перевода примерно так, как воспринимали язык и стиль Гомера греки классической и эллинистической эпохи, создав тем самым шедевр переводческого искусства.
Готовя полное издание, Гнедич возвращался и к уже опубликованным песням, внося с высоты накопленного опыта поправки, как правило существенно улучшавшие перевод. В тексте, опубликованном в 1813 г., в ст. VI, 52—
Он повелеть уже мыслил единому в сонме клеврету Весть к кораблям его быстрым… |
мы читаем теперь:
Храбрый уже помышлял поручить одному из клевретов Пленника весть к кораблям мореходным… |
Первый вариант, очевидно, показался Гнедичу слишком тяжеловесным.
В переводе XI песни, опубликованном в 1815 г., Гнедич не решается еще в ст. 558 прямо сравнить Аякса с ослом, как это делает Гомер, и прибегает к компромиссному слову «онагр», но в окончательном тексте Гнедича мы находим уже осла.
В издании 1829 г. учтен ряд замечаний, сделанных в адрес перевода отрывка из V песни в анонимной рецензии 1820 г. (Сын отечества. 1820. № 51. С. 229—
В ро́змах ударил мечом и отсек могущую руку, Кровью дымясь, отвалилась рука, |
стихи, горячо одобренные рецензентом.
с.425 Однако переводческие принципы Гнедича оставались прежними на протяжении 16 лет — с 1813 до 1829 г.: совершенствовалось лишь его мастерство.
Вполне сознательное отношение Гнедича к избранному им стилю перевода наглядно подтверждается сделанным им в виде опыта в 1827 г. переводом 19 стихов из «Одиссеи» (XI, 581—
Первая рецензия на перевод в целом, появившаяся в печати, принадлежит Надеждину (Московский вестник. 1830. № 4. С. 372—
Крив был Гнедич поэт, преложитель слепого Гомера, Боком одним с образцом схож и его перевод. |
Однако вскоре Пушкин тщательно вымарал ее и 8 ноября 1830 г. написал, судя по черновым вариантам, тщательно выбирая каждое слово:
Слышу умолкнувший звук божественной эллинской речи; Старца великого тень чую смущенной душой. |
В 1832 г., незадолго до смерти Гнедича, Пушкин обращается к нему с посланием, которое начинается словами, уподобляющими Гнедича ветхозаветному пророку Моисею:
С Гомером долго ты беседовал один, Тебя мы долго ожидали, И светел ты сошел с таинственных вершин И вынес нам свои скрижали. |
В. Г. Белинский, вслед за Пушкиным, называя труд Гнедича «великим подвигом», писал: «Наш Гнедич умел сохранить в своем переводе отражение красок и аромата подлинника»4.
Языковые новшества, внесенные Гнедичем в перевод «Илиады», в некоторых случаях вошли в язык русской поэзии. Сюда относятся, по всей вероятности, словосочетания «широкошумные дубравы» и «тяжелозвонкое скаканье».
Гнедич скончался в 1833 г.
Второе издание «Илиады» Гнедича было сделано Лисенковым в 1839 г. с частичным учетом поправок, внесенных Гнедичем в экземпляр издания с.426 1829 г. Поправки эти, очевидно, не всегда отражают последнюю авторскую волю Гнедича, некоторые из них представляют собой лишь пробы улучшения текста. Далеко не все, что было внесено в текст Лисенковым и затем перепечатывалось в последующих изданиях, заслуживает право войти в канонический текст, над установлением которого начал работу
Литература
Бонди С. М. Пушкин и русский гексаметр //
Гаевский В. Сочинения Кострова // Современник. 1850. Т. 8, отд. 3. С. 27—
Георгиевский Г. П.
Геппенер Н. В. К истории перевода повести о Трое Гвидо де Колумна // Сборник статей к
Дерюгин А. А. Гомер в переводе Тредиаковского // Всесоюз. науч. конф. «Античные, византийские и местные традиции в странах восточного Черноморья»: Май, 1975 г. Тез. докл. Тбилиси, 1975. С. 80—
Дерюгин А. А.
Егунов А. Н. Ломоносов — переводчик Гомера // Литературное творчество Ломоносова. М.; Л., 1962. С. 197—
Егунов А. Н. Гомер в русских переводах XVIII—
Злобин В. Е. И. Костров: (К
Кукулевич А. «Илиада» в переводе
Лотман М. Гексаметр в поэтических системах новоевропейских языков (Предварительное сообщение. II) // Динамика поэтических систем. 1987. (Труды по метрике и поэтике. Учен. зап. Тартуск.
Медведева И. Н. Н. И. Гнедич //
Морозов П. Е. И. Костров, его жизнь и литературная деятельность // Воронежские филологические записки. 1876.
Овен О. Н. Неизвестные письма
Оленин А. Н. Переписка с разными лицами по поводу предпринятого
Поливанов Л. Русский александрийский стих // Гофолия: Трагедия в 5 действиях в стихах (1691) / Пер. с франц. размером подлинника. М., 1892.
Пономарев С. И. К изданию Илиады в переводе Гнедича // Сборник Отделения русского языка и словесности имп. Академии наук. СПб., 1886. Т. 38, № 7.
Ровда К. И. Гомер и борьба за реализм в русской литературе XIX века // Наукови записки Кировоградск. пед.
Тимофеев Л. В. Постигший простоту и красоту // Нева. 1984. № 2. С. 164—
Тиханов П. Н. Н. И. Гнедич: Несколько данных для его биографии по неизданным источникам. СПб., 1884.
Тихонравов Н. С. Кирьяк Кондратович, переводчик прошлого столетия // Библиографические записки. 1858. Т. 1, № 8. С. 225—
с.427
Тихонравов Н. С. Обзор переводов Гомера на русский язык //
Толстой И. И. Гнедич как переводчик Илиады // Гомер. Илиада / Пер.
Burgi R. A history of the Russian hexameter. Connecticut, 1954.
Holzleid S. Die Nominalkomposition in der Iliasübersetzung von
ПРИМЕЧАНИЯ