Древнеримский порт Косса

В пери­од сво­его рас­цве­та в 100 г. до н. э. этот порт имел мастер­ские по про­из­вод­ству амфор, вино­дель­ню, ком­плекс по пере­ра­бот­ке рыбы, водо­рас­пре­де­ли­тель­ную систе­му, а так­же гавань с бетон­ны­ми пир­са­ми – всем этим управ­ля­ла одна пред­при­им­чи­вая семья.

В древ­но­сти, когда тор­гов­ля и связь меж­ду стра­на­ми осу­ществля­лись глав­ным обра­зом по морю, пор­ты игра­ли еще боль­шую роль, чем сей­час. Они были цен­тра­ми вво­за това­ров, идей и рабов, а так­же накоп­ле­ния богат­ства. Тем не менее, несмот­ря на столь боль­шое зна­че­ние пор­тов, архео­ло­ги уде­ля­ли им мало вни­ма­ния. Со вре­ме­ни изо­бре­те­ния в 1942 г. авто­ном­ных аппа­ра­тов для спус­ка чело­ве­ка под воду наи­боль­ший инте­рес у мор­ских архео­ло­гов вызы­ва­ют лишь кораб­ли, потер­пев­шие кру­ше­ние. Поэто­му важ­но, когда иссле­до­ва­ния древ­не­го пор­та ведут­ся с при­ме­не­ни­ем ком­плек­са мето­дов совре­мен­ной архео­ло­гии. Имен­но так и про­во­ди­лось иссле­до­ва­ние древ­не­рим­ско­го пор­та Кос­са, где груп­па архео­ло­гов, гео­ло­гов, инже­не­ров и дру­гих спе­ци­а­ли­стов работа­ла под моим руко­вод­ст­вом в тече­ние 22 лет.

В пери­од позд­ней Рим­ской рес­пуб­ли­ки (вто­рое — пер­вое сто­ле­тия до н. э.) Кос­са был одним из глав­ных пор­тов в Запад­ном Сре­ди­зем­но­мо­рье. Осно­ву его бла­го­со­сто­я­ния состав­лял ком­мер­че­ский ком­плекс, вклю­чав­ший гавань с бетон­ны­ми пир­са­ми, маяк, ком­плекс, или пред­при­я­тие, по пере­ра­бот­ке рыбы, мастер­ские по изготов­ле­нию амфор, вино­дель­ню, а так­же меха­низм для подъ­ема прес­ной воды из источ­ни­ка. Зна­чи­тель­ной частью это­го ком­плек­са вла­де­ла, веро­ят­но, одна семья, извест­ная как Сестии. Род Сести­ев мож­но счи­тать покро­ви­те­лем тех­но­ло­гии подоб­но тому, как род Меди­чи был покро­ви­те­лем искусств в эпо­ху Воз­рож­де­ния. Хотя Сестии были извест­ны как поли­ти­че­ские дея­те­ли Древ­не­го Рима, откры­тие их роли в меж­ду­на­род­ной тор­гов­ле было неожи­дан­но­стью.

Иссле­до­ва­ния в Кос­се при­нес­ли и дру­гие неожи­дан­ные резуль­та­ты. Так, обще­при­ня­тое вре­мя зарож­де­ния древ­не­рим­ской меж­ду­на­род­ной тор­гов­ли было ото­дви­ну­то назад на два сто­ле­тия. Были обна­ру­же­ны самые ран­ние из извест­ных образ­цы так назы­вае­мо­го рим­ско­го бето­на, полу­чае­мо­го из пуц­цо­ла­ны и исполь­зу­е­мо­го для гид­ро­тех­ни­че­ских соору­же­ний, а так­же остат­ки само­го древ­не­го древ­не­рим­ско­го мая­ка. В лагуне за пор­том нахо­ди­лось пер­вое в Древ­нем Риме пред­при­я­тие по раз­веде­нию и пере­ра­бот­ке рыбы. Нами были так­же обна­ру­же­ны остат­ки древ­ней­ше­го водо­по­дъ­ем­но­го меха­низ­ма, отно­ся­ще­го­ся к тому типу, кото­рый все еще исполь­зу­ет­ся на Ближ­нем Восто­ке. В резуль­та­те этих рас­ко­пок на кар­те появил­ся круп­ный древ­ний порт, что ред­ко быва­ет в наше вре­мя.

Рим­ляне осно­ва­ли латин­скую коло­нию Кос­са в 273 г. до н. э., вско­ре после заво­е­ва­ния близ­ле­жа­щих этрус­ских горо­дов Вул­чи и Воль­си­нии. Рас­по­ло­жен­ная при­мер­но в 140 км (днев­ной путь по морю в бла­го­при­ят­ную пого­ду) север­нее Рима коло­ния Кос­са нахо­ди­лась на един­ст­вен­ном в пре­де­лах мно­гих сотен кило­мет­ров высо­ком мысу с защи­щен­ной якор­ной сто­ян­кой. Во вре­ме­на при­бреж­ной нави­га­ции, когда суда ори­ен­ти­ро­ва­лись по огням на бере­гу и очер­та­ни­ям при­бреж­ной поло­сы, мыс Кос­са был глав­ным ори­ен­ти­ром для судов, оги­бав­ших полу­ост­ров Арджен­та­рио (рас­по­ло­жен к севе­ро-запа­ду от Кос­сы) и направ­ляв­ших­ся вверх к бере­гам Гал­лии (ныне побе­ре­жье Фран­ции) и Испа­нии. Вла­де­ние мысом Кос­са име­ло жиз­нен­но важ­ное зна­че­ние для любой систе­мы мор­ской обо­ро­ны и тор­гов­ли не толь­ко в при­ле­гаю­щих рай­о­нах, но и во всем Запад­ном Сре­ди­зем­но­мо­рье.

Пер­вая поло­ви­на третье­го сто­ле­тия до н. э. (имен­но к это­му вре­ме­ни отно­сит­ся осно­ва­ние коло­нии Кос­са) была решаю­щим пери­о­дом для Древ­не­го Рима. Под­чи­нив этрус­ков на севе­ре и гре­ков на юге, рим­ляне ста­ли вла­ды­ка­ми все­го Апен­нин­ско­го полу­ост­ро­ва. После это­го рим­ская экс­пан­сия вышла за пре­де­лы Апен­нин­ско­го полу­ост­ро­ва и рим­ляне всту­пи­ли в борь­бу с Кар­фа­ге­ном — круп­ней­шей мор­ской дер­жа­вой того вре­ме­ни (так назы­вае­мые Пуни­че­ские вой­ны). Одер­жав победу над Кар­фа­ге­ном в середине вто­ро­го сто­ле­тия до н. э., Рим пре­вра­тил­ся в круп­ней­шую сре­ди­зем­но­мор­скую дер­жа­ву. Этот успех был обу­слов­лен глав­ным обра­зом пла­но­мер­ным осно­ва­ни­ем коло­ний вдоль побе­ре­жья Тиррен­ско­го моря. Обо­ро­ни­тель­ная роль этих коло­ний неоспо­ри­ма и дав­но обще­при­знан­на. Одна­ко наши рас­коп­ки в пор­те Кос­са поз­во­ля­ют пред­по­ло­жить, что сти­му­лом к осно­ва­нию при­бреж­ных коло­ний послу­жи­ло так­же тор­го­вое сопер­ни­че­ство с Кар­фа­ге­ном в Запад­ном Сре­ди­зем­но­мо­рье.

Важ­ная роль тор­гов­ли застав­ля­ет по-ново­му взгля­нуть на коло­нию Кос­са, терри­то­рия кото­рой протя­ну­лась более чем на 30 км вдоль части тос­кан­ской при­бреж­ной линии, извест­ной сего­дня как Марем­ма. Сле­ду­ет отме­тить, что порт не был един­ст­вен­ной состав­ной частью коло­нии. На хол­ме за пор­том нахо­дил­ся укреп­лен­ный город Кос­са. Начи­ная с 1948 г. Аме­ри­кан­ская ака­де­мия в Риме про­из­ве­ла частич­ные рас­коп­ки это­го горо­да. Город, несо­мнен­но, был рели­ги­оз­ным и граж­дан­ским цен­тром коло­нии, и сна­ча­ла пред­по­ла­га­лось, что имен­но он играл клю­че­вую роль в коло­ни­аль­ной жиз­ни рай­о­на. Никто не подо­зре­вал, что ниже нахо­дил­ся круп­ней­ший порт Сре­ди­зем­но­мо­рья, одна­ко сей­час оче­вид­но, что этот порт был эко­но­ми­че­ским цен­тром коло­нии и глав­ным источ­ни­ком ее бла­го­со­сто­я­ния.

Одной из при­чин про­цве­та­ния пор­та было то, что в нем нахо­дил­ся един­ст­вен­ный в окру­ге источ­ник прес­ной воды. Тогда как в горо­де Кос­са и близ­ле­жа­щем пор­ту Гер­ку­лес (ныне Порт Ерко­ле) на полу­ост­ро­ве Арджен­та­рио при­хо­ди­лось поль­зо­вать­ся толь­ко дож­де­вой водой, порт Кос­са имел мно­же­ство источ­ни­ков, спол­на обес­пе­чи­вав­ших прес­ной водой коман­ды кораб­лей и несколь­ко про­из­водств: мастер­ские по изготов­ле­нию амфор, вино­дель­ню и пред­при­я­тие по обра­бот­ке рыбы. В ходе рас­ко­пок был обна­ру­жен самый круп­ный из источ­ни­ков, ско­рость исте­че­ния воды в кото­ром состав­ля­ет око­ло 1500 л/м. Судя по чис­лу раз­би­тых питье­вых сосудов, обна­ру­жен­ных побли­зо­сти, этим источ­ни­ком в антич­ные вре­ме­на поль­зо­ва­лись мест­ные жите­ли.

Как выглядел порт Кос­са в наи­бо­лее ожив­лен­ный пери­од сво­ей тор­го­вой дея­тель­но­сти при­мер­но в 100 г. до н. э.? Есте­ствен­ный вид гава­ни, кото­рая была цен­траль­ным эле­мен­том ком­плек­са, был зна­чи­тель­но изме­нен рим­ски­ми инже­не­ра­ми. Чтобы уве­ли­чить защи­ту от волн, обес­пе­чи­вае­мую в какой-то мере мысом, в воду с уте­сов были сбро­ше­ны извест­ня­ко­вые кам­ни, обра­зо­вав­шие вол­но­рез. Камен­ная плат­фор­ма дли­ной око­ло 110 и шири­ной 70 м в насто­я­щее вре­мя погру­же­на в пес­ча­ное дно гава­ни, одна­ко во вре­ме­на Древ­не­го Рима она высту­па­ла из воды. Плат­фор­ма пред­на­зна­ча­лась для того, чтобы гасить набе­гаю­щие вол­ны, одно­вре­мен­но давая воз­мож­ность при­бреж­ным пото­кам сво­бод­но цир­ку­ли­ро­вать через неплот­но сомкну­тые кам­ни, что пред­от­вра­ща­ло заили­ва­ние — глав­ную угро­зу гава­ням. Джон Д. Лью­ис, воен­ный инже­нер нашей экс­пе­ди­ции, при­шел к заклю­че­нию, что такая кон­струк­ция была резуль­та­том работы опыт­ных инже­не­ров, кото­рым была зна­ко­ма мест­ная кар­ти­на волн и тече­ний.

От бере­га в море ухо­ди­ли три бетон­ных пир­са, остат­ки кото­рых и сей­час высту­па­ют над водой в Кос­се. Дру­гие два пир­са, скры­тые ныне под водой, рас­по­ла­га­лись на вол­но­ре­зе. Пир­сы пред­на­зна­ча­лись для швар­тов­ки, раз­груз­ки судов, а так­же для защи­ты от волн мень­ше­го, внут­рен­не­го, водо­е­ма. Для их соору­же­ния исполь­зо­вал­ся извест­ко­во-пуц­цо­ла­но­вый рас­т­вор, сме­шан­ный с кус­ка­ми извест­ня­ка, вул­ка­ни­че­ским туфом и оскол­ка­ми амфор. (Ана­лиз соста­ва мате­ри­а­ла, из кото­ро­го соору­же­ны пир­сы и дру­гие бетон­ные кон­струк­ции Кос­сы, выпол­нен Элайн К. Газдой из Мичи­ган­ско­го уни­вер­си­те­та.) Пуц­цо­ла­на пред­став­ля­ет собой порош­ко­об­раз­ную вул­ка­ни­че­скую золу; сме­шан­ная с изве­стью и водой, она обра­зу­ет проч­ный свя­зу­ю­щий мате­ри­ал, твер­де­ю­щий и не раз­ру­шаю­щий­ся в соле­ной и прес­ной воде. Пуц­цо­ла­на, впер­вые при­ме­нен­ная в третьем или в нача­ле вто­ро­го сто­ле­тия до н. э. в Путе­о­лах (близ Неа­по­ля), поз­во­ли­ла древним рим­ля­нам стать вели­чай­ши­ми пор­то­вы­ми стро­и­те­ля­ми в Сре­ди­зем­но­мо­рье. Пир­сы Кос­сы явля­ют­ся самы­ми ран­ни­ми из извест­ных при­ме­ров такой тех­но­ло­гии.

К пир­сам вел един­ст­вен­ный вход­ной канал от восточ­ной око­неч­но­сти глав­но­го вол­но­ре­за. Глу­би­на кана­ла состав­ля­ла при­мер­но 6 м, что было доста­точ­но для про­хож­де­ния древ­не­рим­ско­го тор­го­во­го суд­на дли­ной 20 м. Такие кораб­ли мог­ли ста­но­вить­ся на якорь в защи­щен­ном месте, суд­на же мень­ших раз­ме­ров швар­то­ва­лись к вол­но­ре­зу, пир­сам или вытас­ки­ва­лись на берег. Запол­ня­е­мые водой доки, веро­ят­но, при­мы­ка­ли к вол­но­ре­зу или отме­ли. Для загруз­ки и раз­груз­ки судов исполь­зо­ва­лись бар­жи и неболь­шие лод­ки. Кро­ме того, для раз­груз­ки кораб­лей, при­швар­то­ван­ных к пир­сам, воз­мож­но, при­ме­ня­лись устрой­ства напо­до­бие подъ­ем­ных кра­нов. Неболь­шие лод­ки, сто­яв­шие на яко­ре на мел­ко­во­дье, раз­гру­жа­лись и загру­жа­лись людь­ми, доби­рав­ши­ми­ся до них вброд и пере­но­сив­ши­ми амфо­ры на пле­чах.

Мы при­вык­ли к тому, что почти в каж­дой гава­ни име­ет­ся маяк, одна­ко в пери­од рас­цве­та Кос­сы маяк был отно­си­тель­ным нов­ше­ст­вом. Изо­бре­тен­ный в Алек­сан­дрии в 3 в. до н. э., он стал обыч­ным эле­мен­том рим­ских гава­ней. Ничто не свиде­тель­ст­ву­ет о том, что порт Кос­са имел маяк в пер­вые годы сво­его суще­ст­во­ва­ния, одна­ко нами были обна­ру­же­ны остат­ки мая­ка, дей­ст­во­вав­ше­го в пор­ту в пери­од его рас­цве­та. Модель мая­ка, изготов­лен­ная из терра­ко­ты, обна­ру­же­на в Вул­чи и дати­ру­ет­ся кон­цом вто­ро­го — пер­вой поло­ви­ной пер­во­го сто­ле­тия до н. э. Пао­ла Зан­ца­ни Мон­ту­о­ро из Неа­по­ля опре­де­ля­ет его как модель мая­ка Кос­сы. По ее под­сче­там он имел высоту 30 м и нахо­дил­ся на квад­рат­ном осно­ва­нии со сто­ро­ной 5 м. Вполне веро­ят­но, что маяк был соору­жен на пир­се 5, постро­ен­ном в восточ­ной око­неч­но­сти вол­но­ре­за и в насто­я­щее вре­мя скры­том под водой.

Этот пор­то­вый ком­плекс, слиш­ком круп­ный для част­но­го поль­зо­ва­ния, был, несо­мнен­но, пред­на­зна­чен для ком­мер­че­ских целей. Не было обна­ру­же­но ни одной над­пи­си, свиде­тель­ст­ву­ю­щей о том, кто постро­ил этот ком­плекс, управ­лял им и раз­бо­га­тел на нем. Фраг­мен­ты амфор, обна­ру­жен­ные в боль­шом коли­че­стве при рас­коп­ках, поз­во­ля­ют все же полу­чить кое-какую инфор­ма­цию. На древ­не­рим­ских амфо­рах зача­стую сто­ял штамп про­из­во­ди­те­ля, поэто­му изу­чая эти фраг­мен­ты, мож­но мно­гое узнать о том, кто управ­лял тор­гов­лей в Кос­се. Был состав­лен ката­лог при­мер­но 1000 фраг­мен­тов амфор, тща­тель­но иссле­до­ван­ных Эли­за­бет Лидинг Уилл из Мас­са­чу­сет­ско­го уни­вер­си­те­та в Амхер­сте. Резуль­та­ты ее работы поз­во­ля­ют сде­лать неко­то­рые выво­ды о том, насколь­ко вели­ка была роль семьи Сести­ев в Кос­се в пери­од его ком­мер­че­ско­го рас­цве­та: 86 % амфор­ных штам­пов, най­ден­ных в пор­те, явля­ют­ся штам­па­ми Сести­ев.

Амфо­ры, фраг­мен­ты кото­рых обна­ру­же­ны в ходе рас­ко­пок, были глав­ны­ми транс­пор­ти­ро­воч­ны­ми сосуда­ми антич­ных вре­мен. Фор­ма амфор обу­слов­ле­на необ­хо­ди­мо­стью хра­нить и транс­пор­ти­ро­вать боль­шие коли­че­ства жид­ко­стей, фрук­тов и дру­гих пище­вых про­дук­тов в сосудах, кото­рые мог бы пере­но­сить один чело­век. Веро­ят­но, Сестии вла­де­ли в Кос­се мастер­ски­ми для изготов­ле­ния таких сосудов. Мине­ра­ло­ги­че­ский ана­лиз (выпол­нен­ный Раф­фа­эл­ло Три­джи­лой из Рим­ско­го уни­вер­си­те­та и Джель З. де Боер из Уэс­ли­ан­ско­го уни­вер­си­те­та) гру­бой крас­ной гли­ны амфор Сести­ев пока­зы­ва­ет, что гли­на была добы­та в Кос­се. Хотя остат­ки мастер­ских по про­из­вод­ству амфор не были най­де­ны, они, види­мо, нахо­ди­лись на пес­ча­ном участ­ке за гава­нью.

Кос­са, где нахо­ди­лись амфор­ные мастер­ские, была, несо­мнен­но, род­ным горо­дом Сести­ев. Оттуда их про­дук­ция отправ­ля­лась во мно­гие рай­о­ны: фраг­мен­ты амфор со штам­пом Сести­ев най­де­ны более чем в 30 пунк­тах Запад­но­го Сре­ди­зем­но­мо­рья, а так­же на Аго­ре Афин. Пер­во­на­чаль­но глав­ным экс­порт­ным про­дук­том Сести­ев было вино. Об этом свиде­тель­ст­ву­ют над­пи­си, сде­лан­ные крас­кой на амфо­рах. Рим­ский государ­ст­вен­ный дея­тель Цице­рон пишет, что кро­ме кораб­лей Сестии вла­де­ли в Кос­се вил­лой, имев­шей, веро­ят­но, вино­град­ник. Воз­мож­но, они про­из­во­ди­ли сто­ло­вое вино, кото­рое выво­зи­ли в Запад­ное Сре­ди­зем­но­мо­рье, в част­но­сти в Гал­лию. Воз­вра­ща­ясь, куп­цы при­во­зи­ли метал­лы и рабов для работы в мастер­ских Сести­ев.

К наи­бо­лее извест­ным пунк­там, в кото­рых были обна­ру­же­ны амфо­ры со штам­пом Сести­ев, отно­сит­ся Гран-Кон­люэ, каме­ни­стый ост­ров у побе­ре­жья Фран­ции близ Мар­се­ля, где потер­пе­ли кру­ше­ние два рим­ских тор­го­вых суд­на. Доступ­ное для иссле­до­ва­ний суд­но, изу­чен­ное Жаком-Ивом Кусто, зато­ну­ло при­мер­но в 100 г. до н. э. — т. е. в пери­од ком­мер­че­ско­го рас­цве­та Кос­сы. Его груз состо­ял из 1200 вин­ных амфор Сести­ев, кото­рые мог­ли быть про­из­веде­ны толь­ко в мастер­ской, подоб­ной той, что, веро­ят­но, суще­ст­во­ва­ла в Кос­се. Хотя это суд­но было обна­ру­же­но в 1952 г., мож­но было толь­ко дога­ды­вать­ся, из како­го пор­та оно отпра­ви­лось в пла­ва­ние. Сей­час кажет­ся вполне оче­вид­ным, что суд­но вышло в море из пор­та, где жили Сестии.

Амфо­ры, обна­ру­жен­ные на судне, зато­нув­шем близ Гран-Кон­люэ, свиде­тель­ст­ву­ют о том, что, стре­мясь заво­е­вать рынок, Сестии раз­ра­бота­ли тех­но­ло­гию мас­со­во­го про­из­вод­ства. Боль­шин­ство из этих 1200 амфор одно­тип­ны; этот тип полу­чил обо­зна­че­ние Will Ty­pe 4a. Амфо­ры были высотой око­ло 1 м и вме­ща­ли при­мер­но 26 л вина. Они име­ли высо­кое гор­лыш­ко, длин­ные вер­ти­каль­ные руч­ки и узкое осно­ва­ние, чтобы быть удоб­ны­ми для транс­пор­ти­ров­ки и вме­сте с тем вме­щать боль­шое коли­че­ство вина. К кон­цу II в. до н. э. этот тип амфор стал пре­об­ла­даю­щим: вме­сте с похо­жим типом, обо­зна­чен­ным Will Ty­pe 4b, они соста­ви­ли при­мер­но 70 % мате­ри­а­ла, обна­ру­жен­но­го в пор­ту. Амфо­ры Will Ty­pe 4a были наи­бо­лее рас­про­стра­нен­ны­ми в Риме вин­ны­ми сосуда­ми в рес­пуб­ли­кан­ский пери­од.

Если мето­ды мас­со­во­го про­из­вод­ства и моно­по­лии при­су­щи совре­мен­но­сти, то то же самое мож­но ска­зать и о дру­гом аспек­те пред­при­я­тий Сести­ев в Кос­се: дивер­си­фи­ка­ции. Выгод­но тор­гуя вином, эти куп­цы, оче­вид­но, так­же про­из­во­ди­ли рыб­ную про­дук­цию на про­мыш­лен­ной осно­ве. Древ­ний гео­граф Стра­бон свиде­тель­ст­ву­ет о том, что в кон­це I в. до н. э. в Кос­се суще­ст­во­ва­ло пред­при­я­тие по раз­веде­нию и пере­ра­бот­ке рыбы. Стра­бон пишет, что на мысе име­лась баш­ня для наблюде­ния за голу­бым тун­цом; на побе­ре­жье Тиррен­ско­го моря он отме­ча­ет толь­ко три таких соору­же­ния. Еже­год­ную мигра­цию круп­ной рыбы в восточ­ном направ­ле­нии, длив­шу­ю­ся с мая по октябрь, с нетер­пе­ни­ем ожи­да­ли, и там, где сто­я­ла баш­ня, долж­но быть, нахо­дил­ся ком­плекс по пере­ра­бот­ке рыбы.

О том, как обра­ба­ты­ва­ли улов, пока ниче­го не извест­но. Остат­ки мастер­ской по обра­бот­ке или засол­ке рыбы не были най­де­ны. Одна­ко обна­ру­жен­ные нами остат­ки рыб­ной фер­мы в при­ле­гаю­щей лагуне свиде­тель­ст­ву­ют о том, что в I в. до н. э. Кос­са дей­ст­ви­тель­но была местом про­мыш­лен­ной обра­бот­ки рыбы. В запад­ной око­неч­но­сти лагу­ны были най­де­ны бетон­ные резер­ву­а­ры для содер­жа­ния рыбы дли­ной более 100 м и пло­ща­дью при­мер­но 1 га. В насто­я­щее вре­мя лагу­на силь­но заиле­на, одна­ко в древ­но­сти она протя­ну­лась более чем на 25 км на восток. По оцен­кам Джо­ан Бур­же из Вашинг­тон­ско­го уни­вер­си­те­та во вре­ме­на Древ­не­го Рима шири­на лагу­ны состав­ля­ла при­мер­но 800 м в ее самой широ­кой части, а глу­би­на — око­ло 5 м. Такие при­бреж­ные барьер­ные лагу­ны суще­ст­ву­ют в Ита­лии толь­ко близ Вене­ции, и даже сего­дня они явля­ют­ся бога­тей­ши­ми при­род­ны­ми ресур­са­ми Ита­лии. Совре­мен­ное пред­при­я­тие по раз­веде­нию рыб в лагу­нах суще­ст­ву­ет сего­дня близ горо­да Орбе­тел­ло, непо­да­ле­ку от Кос­сы.

Мел­ко­вод­ная лагу­на с соле­ной водой изоби­ло­ва­ла рас­ти­тель­но­стью, под­дер­жи­вав­шей бога­тое раз­но­об­ра­зие мор­ско­го мира. С незна­чи­тель­ной моди­фи­ка­ци­ей она мог­ла быть пре­вра­ще­на в про­мыш­лен­ный ком­плекс для раз­веде­ния рыбы. Одна из наи­бо­лее важ­ных задач заклю­ча­лась в том, чтобы обес­пе­чить непре­рыв­ную цир­ку­ля­цию воды для под­дер­жа­ния необ­хо­ди­мой тем­пе­ра­ту­ры, уров­ня кис­ло­ро­да и соле­но­сти. В нача­ле коло­ни­аль­но­го пери­о­да жите­ли Кос­сы, веро­ят­но, исполь­зо­ва­ли при­род­ные кана­лы, пере­се­кав­шие длин­ный пес­ча­ный барьер, отде­ляв­ший море от лагу­ны. Еще более бла­го­при­ят­ные усло­вия для раз­веде­ния рыбы обес­пе­чи­вал сам извест­ня­ко­вый мыс, в кото­ром нахо­ди­лось мно­же­ство при­род­ных раз­ло­мов и прес­но­вод­ных ручьев. Раз­ло­мы мож­но было рас­ши­рить, соеди­нив тем самым море с лагу­ной.

Один раз­лом, или канал, назван­ный Тагли­а­той, был при­спо­соб­лен спе­ци­аль­но для лов­ли рыбы. Этот изви­ли­стый канал, про­хо­див­ший частич­но через корен­ную поро­ду, имел общую про­тя­жен­ность 150 м и вел к южной части лагу­ны. В его обра­щен­ной к морю части нахо­ди­лись шлю­зы для под­дер­жа­ния необ­хо­ди­мо­го пото­ка воды, а так­же чтобы слу­жить в каче­стве емко­сти для лов­ли рыбы, заплы­ваю­щей в каме­ни­стые про­хо­ды в поис­ках пищи. В засуш­ли­вое вре­мя года или во вре­мя при­ли­вов через Тагли­а­ту в лагу­ну посту­па­ла вме­сте с рыбой холод­ная мор­ская вода. Дожд­ли­вой вес­ной и зимой, когда вода в лагуне сто­я­ла высо­ко, ее избы­ток уте­кал через канал в море. Таким спо­со­бом рим­ские инже­не­ры мог­ли дер­жать рыбу в боль­ших бетон­ных емко­стях, что поз­во­ля­ло полу­чать око­ло 150 тыс. кг рыбы в год.

Что пред­став­ля­ла собой рыба, мож­но судить по видам, кото­рые выво­дят­ся на совре­мен­ной рыб­ной фаб­ри­ке в Орбе­тел­ло. Раз­лич­ные пред­ста­ви­те­ли угре­вых состав­ля­ют око­ло 50 % уло­ва. Угри под­ни­ма­ют­ся вес­ной и опус­ка­ют­ся осе­нью и ран­ней зимой с тем, чтобы метать икру толь­ко раз в глу­бо­кой воде. Как и в антич­ные вре­ме­на, их сего­дня ловят с помо­щью спе­ци­аль­ных лову­шек, уста­нав­ли­вае­мых вдоль гра­ни­цы меж­ду лагу­ной и морем. Дру­ги­ми вида­ми, при­спо­соб­лен­ны­ми к соле­ной воде, явля­ют­ся кефаль, мор­ской окунь и длин­ная кам­ба­ла. Кефаль осо­бен­но цени­лась древни­ми рим­ля­на­ми, круп­ная рыба сто­и­ла очень доро­го, а из ее пече­ни гото­ви­ли осо­бый рыб­ный соус.

Часть это­го уло­ва потреб­ля­ли мест­ные жите­ли из пор­та, горо­да или близ­ле­жа­щих ферм. Неко­то­рую его часть гру­зи­ли на спе­ци­аль­ные суда, обо­рудо­ван­ные глу­бо­ки­ми коло­д­ца­ми для содер­жа­ния живой рыбы. В усло­ви­ях, когда не суще­ст­во­ва­ло холо­диль­ных уста­но­вок, самую боль­шую часть уло­ва, веро­ят­но, заса­ли­ва­ли или вяли­ли (рыба, обра­ботан­ная таким обра­зом, была осно­вой раци­о­на древ­них рим­лян). Наи­бо­лее извест­ным и выгод­ным из всех рыб­ных про­дук­тов был соус, назы­вае­мый гарум. Полу­чае­мый из внут­рен­но­стей рыбы, остав­лен­ных бро­дить на солн­це, гарум обыч­но был побоч­ным про­дук­том. Хотя его ино­гда употреб­ля­ли как спирт­ное, он в основ­ном исполь­зо­вал­ся как ост­рый соус и обыч­но пода­вал­ся к сто­лу. В сво­ей извест­ной кули­нар­ной кни­ге древ­не­рим­ский кули­нар Апи­кус сооб­ща­ет о более чем 350 рецеп­тах с исполь­зо­ва­ни­ем гару­ма.

Гарум поль­зо­вал­ся боль­шим спро­сом и его выгод­но было про­из­во­дить. Исто­рик Пли­ний Стар­ший отме­ча­ет, что амфо­ра осо­бой раз­но­вид­но­сти гару­ма цени­лась в 10 раз боль­ше, чем амфо­ра само­го луч­ше­го вина. Поэто­му неуди­ви­тель­но, что Сестии зани­ма­лись так­же про­из­вод­ст­вом это­го про­дук­та. Уилл выде­ли­ла две фор­мы амфор, отно­ся­щих­ся к кон­цу вто­ро­го — нача­лу пер­во­го сто­ле­тий до н. э., пред­на­зна­чав­ших­ся спе­ци­аль­но для гару­ма. Воз­мож­но так­же, что неко­то­рые из сосудов, кото­рые, как счи­та­лось, пред­на­зна­ча­лись для вина, на самом деле исполь­зо­ва­лись для доро­го­го рыб­но­го соуса. В любом слу­чае свиде­тель­ства, обна­ру­жен­ные в Кос­се, пора­зи­тель­ны, посколь­ку счи­та­лось, что до I в. н. э. гарум не экс­пор­ти­ро­вал­ся из Ита­лии, а впо­след­ст­вии его экс­порт был незна­чи­тель­ным.

Хотя логич­но пред­по­ло­жить, что Сестии дей­ст­ви­тель­но вла­де­ли круп­ным ком­плек­сом по пере­ра­бот­ке рыбы, сле­ду­ет иметь в виду, что пись­мен­ные свиде­тель­ства это­го отсут­ст­ву­ют. Архео­ло­ги­че­ский мате­ри­ал, одна­ко, гово­рит о боль­шом вли­я­нии Сести­ев, осо­бен­но в пери­од рас­цве­та пор­та. Сестии исполь­зо­ва­ли сим­вол мая­ка на одном из штам­пов, кото­ры­ми они мар­ки­ро­ва­ли амфо­ры. На боль­шин­стве дру­гих их штам­пов име­ет­ся сим­вол Неп­ту­на (трезу­бец), изо­бра­же­ние руля кораб­ля, яко­ря, рыбо­лов­но­го крюч­ка, рыбье­го позво­ноч­ни­ка и паль­мо­вой вет­ви. Неп­тун — бог морей и рек — был так­же покро­ви­те­лем пор­та: его храм нахо­дил­ся на воз­вы­ше­нии за лагу­ной. Воз­мож­но, что, когда Кос­са стал муни­ци­пи­ем (горо­дом с пра­вом само­управ­ле­ния жите­лей) в 90 г. до н. э., Сестии полу­чи­ли от горо­жан пра­во осно­вать пред­при­я­тие по обра­бот­ке рыбы и пра­во на вла­де­ние лагу­ной.

Како­вы бы ни были пра­во­вые уста­нов­ле­ния на управ­ле­ние рыб­ным про­мыс­лом, одной из его наи­бо­лее важ­ных сто­рон было обес­пе­че­ние про­из­водств прес­ной водой. Как уже гово­ри­лось выше, порт имел несколь­ко источ­ни­ков, но, для того чтобы вода полу­чи­ла про­мыш­лен­ное при­ме­не­ние, ее необ­хо­ди­мо было пода­вать туда, где выпол­ня­лись еже­днев­ные тех­но­ло­ги­че­ские опе­ра­ции. С этой целью жите­ли Кос­сы постро­и­ли водо­по­дъ­ем­ное соору­же­ние непо­сред­ст­вен­но над источ­ни­ком (кото­рый обна­ру­жен нами в ходе рас­ко­пок). Это уни­каль­ное соору­же­ние, вклю­чав­шее в себя меха­низм для подъ­ема воды из источ­ни­ка в акве­дук, исполь­зо­ва­лось в пери­од эко­но­ми­че­ско­го про­цве­та­ния пор­та. Впо­след­ст­вии оно было вос­ста­нов­ле­но и исполь­зо­ва­но вла­дель­ца­ми круп­ной вил­лы, постро­ен­ной рядом. Наи­бо­лее важ­ная наход­ка была сде­ла­на нами там, где когда-то нахо­дил­ся водо­по­дъ­ем­ный меха­низм. То были остат­ки дере­вян­ной маши­ны, слу­жив­шей для подъ­ема воды.

Пер­вый пери­од при­ме­не­ния водо­по­дъ­ем­но­го меха­низ­ма отно­сит­ся к нача­лу I в. до н. э., вре­ме­ни эко­но­ми­че­ско­го рас­цве­та пор­та. Пер­во­на­чаль­ная кон­струк­ция пред­на­зна­ча­лась для подъ­ема прес­ной воды на 5 м над уров­нем зем­ли в резер­ву­ар, из кото­ро­го она посту­па­ла по акве­ду­ку (в восточ­ном направ­ле­нии — через лагу­ну) к тор­го­во­му участ­ку и в порт. В кон­це I в. до н. э. водо­по­дъ­ем­ное соору­же­ние было забро­ше­но, и при­мер­но через сто лет постро­е­но зано­во. Подъ­ем воды про­из­во­дил­ся уже на высоту 13 м. По акве­ду­ку вода сте­ка­ла в запад­ном направ­ле­нии в боль­шую цистер­ну.

Вто­рой водо­по­дъ­ем­ный ком­плекс был раз­ру­шен пожа­ром при­мер­но в 150 г. н. э. К сча­стью, дета­ли его меха­низ­ма упа­ли в поме­ще­ние над источ­ни­ком, где они про­ле­жа­ли в тече­ние почти 2000 лет, до того как были обна­ру­же­ны нами. Посколь­ку кон­струк­ция водо­по­дъ­ем­но­го меха­низ­ма, види­мо, не изме­ни­лась суще­ст­вен­но за 250 лет, по его остат­кам мож­но понять, как осу­ществлял­ся подъ­ем воды в пер­вом и во вто­ром пери­о­дах. Дей­ст­вие меха­низ­ма изу­чал Джон П. Оле­сон из Вик­то­ри­ан­ско­го уни­вер­си­те­та в Бри­тан­ской Колум­бии, кото­рый про­из­вел рас­коп­ки водо­по­дъ­ем­но­го соору­же­ния и вос­ста­но­вил части водо­по­дъ­ем­но­го меха­низ­ма.

В кон­струк­ции этой маши­ны исполь­зо­ва­на пара дере­вян­ных зуб­ча­тых колес: одно — гори­зон­таль­ное, а дру­гое — вер­ти­каль­ное. Гори­зон­таль­ное коле­со, кото­рое вра­ща­ли с помо­щью бру­са, при­во­ди­ло в дви­же­ние вер­ти­каль­ное коле­со. Послед­нее было свя­за­но через вал с третьим коле­сом, так­же вер­ти­каль­ным. Третье коле­со, вра­ща­ясь, при­во­ди­ло в дви­же­ние непре­рыв­ную цепь из ведер, в кото­рых вода под­ни­ма­лась из источ­ни­ка и выли­ва­лась в желоб, рас­по­ло­жен­ный непо­сред­ст­вен­но под коле­сом. Меха­низм это­го типа, изо­бре­тен­ный в III в. до н. э., веро­ят­но, в Егип­те в Алек­сан­дрии, в насто­я­щее вре­мя мож­но встре­тить на Ближ­нем Восто­ке, где по-араб­ски он назы­ва­ет­ся сакья. Остат­ки меха­низ­ма, исполь­зо­вав­ше­го­ся в Кос­се, вклю­чая части семи ведер и коле­са, с помо­щью кото­ро­го дви­га­лась ведер­ная цепь, явля­ют­ся самы­ми ран­ни­ми архео­ло­ги­че­ски­ми свиде­тель­ства­ми меха­низ­ма типа сакья.

Водо­по­дъ­ем­ное соору­же­ние, в кото­ром при­ме­нял­ся этот меха­низм, рас­по­ла­га­лось над лагу­ной в три сту­пе­ни. Бетон­ная плат­фор­ма ухо­ди­ла в саму лагу­ну. К плат­фор­ме при­мы­кал бас­сейн, вме­шав­ший более 17 тыс. лит­ров воды, над кото­рым была соору­же­на высо­кая кон­струк­ция, где раз­ме­щал­ся подъ­ем­ный меха­низм. Ведер­ная цепь, по мне­нию Оле­со­на, состо­я­ла из двух кана­тов, каж­дый дли­ной 27 м, к кото­рым были при­вя­за­ны 24 дере­вян­ных вед­ра, рас­по­ло­жен­ных на оди­на­ко­вом рас­сто­я­нии друг от дру­га. Вед­ра, покры­тые смо­лой внут­ри и сна­ру­жи, вме­ща­ли око­ло 7 лит­ров воды. Вода сте­ка­ла по жело­бу в цистер­ну, откуда по свин­цо­вым тру­бам она посту­па­ла на близ­ле­жа­щую вил­лу.

В боль­шин­стве совре­мен­ных систем сакья веду­щее коле­со вра­ща­ют тяг­ло­вые живот­ные. Учи­ты­вая раз­ме­ры водо­по­дъ­ем­но­го соору­же­ния в Кос­се и труд­ность досту­па в верх­нюю часть кон­струк­ции, живот­ные там не мог­ли исполь­зо­вать­ся. Меха­низм при­во­ди­ли в дви­же­ние люди. Эту работу выпол­ня­ли, веро­ят­но, рабы, пре­ступ­ни­ки и плен­ни­ки, по одно­му чело­ве­ку с каж­дой сто­ро­ны бру­са, при­креп­лен­но­го к коле­су. По оцен­ке Оле­со­на, двум рабам тре­бо­ва­лось око­ло 45 часов, чтобы напол­нить цистер­ну, вме­шав­шую 127 тыс. лит­ров воды.

Остат­ки водо­по­дъ­ем­но­го меха­низ­ма в Кос­се уни­каль­ны. Поми­мо того что это самый древ­ний из обна­ру­жен­ных меха­низ­мов тако­го типа, подъ­ем воды с его помо­щью осу­ществлял­ся с уров­ня зем­ли до более высо­ко­го уров­ня. Все дру­гие меха­низ­мы, при­ме­няв­ши­е­ся в антич­но­сти, под­ни­ма­ли воду из под­зем­ных источ­ни­ков на поверх­ность зем­ли. Кро­ме того, вед­ра явля­ют­ся един­ст­вен­ным при­ме­ром дере­вян­ных ведер, исполь­зо­вав­ших­ся в антич­ное вре­мя. Все дру­гие обна­ру­жен­ные вед­ра изготов­ле­ны из терра­ко­ты и дати­ру­ют­ся самое ран­нее III в. н. э.

К тому вре­ме­ни, когда было постро­е­но вто­рое водо­по­дъ­ем­ное соору­же­ние, при­бли­зи­тель­но во вто­рой поло­вине I в. н. э., в пор­ту про­изо­шли мно­гие изме­не­ния. Он уже не был цен­тром экс­пор­та и про­мыш­лен­но­сти и стал «посред­ни­ком» в импор­те пред­ме­тов рос­ко­ши для зажи­точ­ных вла­дель­цев мест­ных вилл. Тор­го­вые суда, моря­ки и трудо­вой люд исчез­ли вме­сте с шумом пор­то­во­го горо­да. Вме­сто все­го это­го на побе­ре­жье Кос­сы вырос­ла боль­шая вил­ла, кото­рая, воз­мож­но, была соб­ст­вен­но­стью импе­ра­то­ра. При­над­ле­жа­ла она ему или нет, несо­мнен­но одно: что она явля­лась пред­ме­том рос­ко­ши, и, веро­ят­но, для того чтобы напол­нять водой ее боль­шую ван­ну (обыч­ная деталь любой древ­не­рим­ской вил­лы) водо­по­дъ­ем­ный меха­низм был пере­стро­ен.

Поче­му в пор­ту про­изо­шли столь рез­кие изме­не­ния? Здесь мож­но отме­тить несколь­ко фак­то­ров. Один из них — при­род­ный. Как уже отме­ча­лось выше, заили­ва­ние явля­ет­ся самой боль­шой угро­зой для любой гава­ни, и оно наи­бо­лее силь­но вдоль пес­ча­но­го побе­ре­жья Тиррен­ско­го моря. При рас­коп­ках в Кос­се был обна­ру­жен слой серо­го мор­ско­го пес­ка, запол­нив­ше­го рыб­ный канал и попав­ше­го в саму лагу­ну. По мне­нию Бур­же, это про­изо­шло, воз­мож­но, в резуль­та­те силь­но­го штор­ма или при­лив­ной вол­ны, забив­шей илом гавань и неко­то­рые из кана­лов, от кото­рых зави­се­ла лагу­на. Такие собы­тия мог­ли умень­шить ком­мер­че­скую актив­ность пор­та.

Кро­ме того, к нача­лу импе­ра­тор­ско­го пери­о­да в 27 г. до н. э. зна­че­ние пор­та Кос­са рез­ко умень­ши­лось. Осно­ву древ­не­рим­ской тор­гов­ли стал состав­лять не экс­порт, а импорт: зер­но для уве­ли­чив­ше­го­ся насе­ле­ния Рима и пред­ме­ты рос­ко­ши для импе­ра­тор­ско­го дво­ра и ари­сто­кра­тии. Такие това­ры про­ще было вво­зить через пор­ты, рас­по­ло­жен­ные южнее, напри­мер Путе­о­лы и Остия — импер­ский порт Рима. Порт Гер­ку­лес, не под­верг­ший­ся заили­ва­нию, слу­жил для сохра­нив­ших­ся мест­ных пере­во­зок. По этим и дру­гим при­чи­нам к кон­цу I в. до н. э. порт Кос­са стал тихой заво­дью, где через 75 лет появи­лась рос­кош­ная при­мор­ская вил­ла. Вот и все, что оста­лось до окон­ча­тель­но­го упад­ка Кос­сы, кото­рый (вме­сте с упад­ком рим­ской импе­рии) про­изо­шел в III в. н. э.

При изу­че­нии исто­рии пор­та Кос­са наи­боль­шее впе­чат­ле­ние остав­ля­ет вре­мя наи­выс­ше­го подъ­ема его ком­мер­че­ской актив­но­сти. Мас­штаб и вер­ти­каль­ная инте­гра­ция напо­ми­на­ют во мно­гом более совре­мен­ные кор­по­ра­тив­ные струк­ту­ры: това­ры, про­из­веден­ные в пор­ту, упа­ко­вы­ва­лись там же и гру­зи­лись теми же людь­ми, кото­рые, веро­ят­но, вла­де­ли суда­ми и управ­ля­ли гава­нью. Чтобы полу­чить инфра­струк­ту­ру это­го пред­при­я­тия были импор­ти­ро­ва­ны наи­бо­лее важ­ные тех­но­ло­гии того дня (в част­но­сти, водо­по­дъ­ем­ный меха­низм). Если Сестии и не были непо­сред­ст­вен­но ответ­ст­вен­ны за эти изме­не­ния, то они, по край­ней мере, игра­ли в них боль­шую роль. Хотя исто­рия древ­них пор­тов оста­ет­ся еще нена­пи­сан­ной, мож­но с уве­рен­но­стью ска­зать, что в осно­ве совре­мен­ной меж­ду­на­род­ной тор­гов­ли лежит энер­гия людей, подоб­ных Сести­ям, бла­го­да­ря дея­тель­но­сти кото­рых появил­ся порт Кос­са.

Совре­мен­ный вид гава­ни Кос­са. Суще­ст­во­ва­ние извест­ня­ко­во­го мыса, защи­щав­ше­го гавань и слу­жив­ше­го нави­га­ци­он­ной вехой, было одной из при­чин того, что древ­ние рим­ляне осно­ва­ли здесь коло­нию Кос­са в 273 г. до н. э. На пере­д­нем плане вид­ны остат­ки бетон­ных пир­сов, постро­ен­ных древ­не­рим­ски­ми инже­не­ра­ми.

Порт Кос­са был эко­но­ми­че­ским цен­тром рим­ской коло­нии, протя­нув­шей­ся на 30 км вдоль пес­ча­но­го запад­но­го побе­ре­жья Ита­лии (ввер­ху). Коло­ния состо­я­ла из неболь­шо­го укреп­лен­но­го горо­да Кос­са, в кото­ром жило око­ло 1000 жите­лей, и близ­ле­жа­ще­го пор­та Гер­ку­лес. В 30 исто­ри­че­ских местах Запад­но­го Сре­ди­зем­но­мо­рья (чер­ные точ­ки на ниж­ней кар­те) были най­де­ны амфо­ры со штам­па­ми семьи Сести­ев, пра­вив­шей Кос­сой на про­тя­же­нии более двух сто­ле­тий. Боль­шин­ство этих мест нахо­дит­ся в Гал­лии. Фран­ция.

Порт в пери­од сво­его рас­цве­та пред­став­лял собой про­мыш­лен­ный ком­плекс для про­из­вод­ства, погруз­ки и транс­пор­ти­ров­ки двух глав­ных про­дук­тов — вина и обра­ботан­ной рыбы. Рыба, пой­ман­ная в лагуне за пор­том, суши­лась или заса­ли­ва­лась. Вино изготав­ли­ва­ли на вино­дельне вбли­зи гава­ни. Оба про­дук­та пере­прав­ля­лись в амфо­рах, изготов­лен­ных в Кос­се. Гавань име­ла пять пир­сов и вол­но­рез, на кото­ром нахо­дил­ся маяк высотой 30 м. Она была свя­за­на с лагу­ной искус­ст­вен­ны­ми и есте­ствен­ны­ми кана­ла­ми.

Остат­ки бетон­но­го пир­са, воз­раст кото­рых состав­ля­ет почти 2000 лет. Свя­зу­ю­щим эле­мен­том бето­на слу­жил вул­ка­ни­че­ский пепел (пуц­цо­ла­на). Сме­шан­ный с изве­стью и водой бетон был устой­чив к дей­ст­вию как соле­ной, так и прес­ной воды. В верх­нем слое пуц­цо­ла­на сме­ша­на с изве­стью и оскол­ка­ми амфор. В ниж­нем слое рас­т­вор сме­шан с туфом, вул­ка­ни­че­ской поро­дой. Отвер­стия остав­ле­ны опа­луб­кой, в кото­рую зали­ва­ли рас­т­вор.

Амфо­ры Сести­ев, обо­зна­чен­ные как Will Ty­pe 4a, были наи­бо­лее рас­про­стра­не­ны в Кос­се. Амфо­ры име­ли высоту око­ло 1 м и емкость 26 лит­ров и обыч­но напол­ня­лись вином. Как и дру­гие амфо­ры Сести­ев, этот тип мар­ки­ро­вал­ся одним из их штам­пов (верх­ний рис.): «SES» с неболь­шим тре­зуб­цем рядом, сим­во­лом Неп­ту­на. Неп­тун был не толь­ко богом морей и рек, но так­же и покро­ви­те­лем пор­та. Эта амфо­ра была най­де­на в горо­де Кос­са.

Водо­по­дъ­ем­ное соору­же­ние в Кос­се име­ло меха­низм для подъ­ема воды из источ­ни­ка. Меха­низм, веро­ят­но, при­во­ди­ли в дви­же­ние два раба, кото­рые с помо­щью бру­са пово­ра­чи­ва­ли гори­зон­таль­ное зуб­ча­тое коле­со, при­во­див­шее в дви­же­ние вер­ти­каль­ное коле­со. Послед­нее было свя­за­но осью с третьим коле­сом, кото­рое под­ни­ма­ло кана­ты с 24 вед­ра­ми. Из ведер вода выли­ва­лась в желоб, по кото­ро­му она сте­ка­ла в цистер­ну.

Дере­вян­ное вед­ро из водо­по­дъ­ем­но­го соору­же­ния в Кос­се было рекон­струи­ро­ва­но Джо­ном П. Оле­со­ном из Вик­то­ри­ан­ско­го уни­вер­си­те­та в Бри­тан­ской Колум­бии. В рас­коп­ках были най­де­ны одно вед­ро из сос­ны и остат­ки еще шести ведер. Каж­дое вед­ро было высотой 54 см и вме­ща­ло 7 лит­ров воды.