Римская фалера из Пермского Приуралья*

В 1987—94 гг. архео­ло­ги­че­ская экс­пе­ди­ция Перм­ско­го госу­ни­вер­си­те­та про­во­ди­ла рас­коп­ки Мок­ин­ско­го могиль­ни­ка (близ Пер­ми), дати­ру­е­мо­го IV—V вв.¹ Могиль­ник рас­по­ло­жен на левом бере­гу реки Камы. Поми­мо захо­ро­не­ний, отно­ся­щих­ся к мест­ной Гляде­нов­ской куль­ту­ре, обна­ру­же­ны воин­ские погре­бе­ния, кото­рые содер­жат чер­ты кочев­ни­че­ско­го, воз­мож­но, сар­мат­ско­го вли­я­ния: длин­ные желез­ные мечи с нож­на­ми, укра­шен­ны­ми золо­той и сереб­ря­ной фоль­гой, мно­го­гран­ные бусы из сер­до­ли­ка, пояс­ные набо­ры из брон­зы и сереб­ра. Осо­бен­но­сти кон­струк­ции могиль­ных ям и нали­чие извест­ко­вой под­сып­ки на их дне так­же могут быть интер­пре­ти­ро­ва­ны в поль­зу сар­мат­ско­го вли­я­ния. В одном из таких погре­бе­ний наряду с фраг­мен­та­ми дере­вян­но­го гро­ба, раз­бро­сан­ны­ми в бес­по­ряд­ке чело­ве­че­ски­ми костя­ми, облом­ка­ми желез­но­го кин­жа­ла или меча, костя­ным нако­неч­ни­ком от стре­лы была обна­ру­же­на гем­ма из голу­бо­ва­то-серо­го хал­цедо­на. Фор­ма гем­мы оваль­ная: высота — 40 мм, шири­на — 35 мм, тол­щи­на — 22 мм. На тыль­ной сто­роне камеи име­ют­ся два пере­се­каю­щих­ся крест-накрест кана­ла. Отме­че­ны ско­ло­об­раз­ные повреж­де­ния на лице­вой и, осо­бен­но, на тыль­ной сто­роне. Гем­ма изо­бра­жа­ет дет­скую голов­ку с харак­тер­ной для позд­не­эл­ли­ни­сти­че­ской ико­но­гра­фии косич­кой, опус­каю­щей­ся с теме­ни на лоб. Антич­ное про­ис­хож­де­ние гем­мы (Кат. № 19317 в Перм­ском област­ном кра­е­вед­че­ском музее) не вызы­ва­ет сомне­ний². О. Я. Неве­ров пред­по­ло­жил, что в Мок­и­но обна­ру­же­на фале­ра — медаль рим­ско­го леги­о­не­ра, отно­ся­ща­я­ся к пери­о­ду ран­ней импе­рии³. В поль­зу дан­ной гипо­те­зы свиде­тель­ст­ву­ет, глав­ным обра­зом, нали­чие пере­се­каю­щих­ся кана­лов на тыль­ной сто­роне гем­мы, слу­жа­щих, веро­ят­но, для креп­ле­ния к пан­ци­рю с помо­щью рем­ней. Фале­ры, чаще все­го, метал­ли­че­ские и боль­ших раз­ме­ров, наряду с брас­ле­та­ми и оже­ре­лья­ми отно­си­лись к раз­ряду леги­о­нер­ских наград в пери­од от Авгу­ста до Тра­я­на, а до кон­ца II века — как зна­ки отли­чия цен­ту­ри­о­нов⁴.

После дли­тель­ной дис­кус­сии при­зна­ны фале­ра­ми бла­го­да­ря нали­чию выше­ука­зан­но­го меха­низ­ма креп­ле­ния гем­мы из стек­ла и, встре­чаю­щи­е­ся ред­ко, из полу­дра­го­цен­но­го кам­ня, изо­бра­жав­шие чаще чле­нов импе­ра­тор­ской фами­лии, реже — гор­гон, менад и богов из чис­ла осо­бо почи­тав­ших­ся воен­ны­ми⁵. Соглас­но мне­нию иссле­до­ва­те­лей, такие меда­ли выпус­ка­лись в корот­кий исто­ри­че­ский отре­зок: при импе­ра­то­рах Тибе­рии и Клав­дии⁶. Фале­ры с изо­бра­же­ни­ем сим­па­тич­но­го луно­по­доб­но­го дет­ско­го личи­ка вызва­ли, пожа­луй, наи­бо­лее про­ти­во­ре­чи­вые тол­ко­ва­ния спе­ци­а­ли­стов. М. Бабе­лон, напри­мер, видел в них изо­бра­же­ния Гор­го­ны Меду­зы, доста­точ­но рас­про­стра­нен­ные на рим­ских фале­рах⁷. Как спра­вед­ли­во отме­тил М. Фежар — автор наи­бо­лее осно­ва­тель­ной работы о рим­ских меда­лях из хал­цедо­на — отсут­ст­вие на этих изо­бра­же­ни­ях «зме­я­щих­ся» волос и высу­ну­то­го язы­ка, типич­ных для антич­ной ико­но­гра­фии Гор­го­ны Меду­зы, не поз­во­ля­ет при­нять эту, наи­бо­лее ста­рую точ­ку зре­ния⁸. По мне­нию М. Фежа­ра, на них изо­бра­жен Эрот в каче­стве Вак­ха-Дио­ни­са в мла­ден­че­стве⁹. В поль­зу дан­но­го тол­ко­ва­ния свиде­тель­ст­ву­ют мно­го­чис­лен­ные изо­бра­же­ния Вак­ха-мла­ден­ца на брон­зе¹⁰, рас­ти­тель­ная сим­во­ли­ка на хал­цедо­но­вых фале­рах, так­же, веро­ят­но, свя­зан­ная с куль­том дан­но­го боже­ства¹¹. В поль­зу интер­пре­та­ции М. Фежа­ра свиде­тель­ст­ву­ет и попу­ляр­ное сре­ди рим­ских воен­ных срав­не­ние сти­хии боя с вак­ха­на­ли­ей, и упо­доб­ле­ние вдох­но­ве­ния, охва­ты­ваю­ще­го отваж­ных бой­цов во вре­мя схват­ки, вак­хи­че­ско­му упо­е­нию¹².

Камен­ные меда­ли с «Аму­ра­ми» не име­ют, насколь­ко извест­но, ико­но­гра­фи­че­ских ана­ло­гий на фале­рах из метал­ла и стек­ла. Все эти гем­мы изготов­ле­ны из полу­дра­го­цен­ных кам­ней: хал­цедо­на, сер­до­ли­ка, сар­до­ник­са, ага­та см. ката­лог). Имея фор­му кру­га или близ­ко­го к нему ова­ла, они сход­ны по раз­ме­рам. За исклю­че­ни­ем очень боль­шой фале­ры из сар­до­ник­са (в нашем ката­ло­ге № 23), осталь­ные гем­мы име­ют диа­метр от 20 до 60 мм. На тыль­ной сто­роне боль­шин­ства гемм зафик­си­ро­ва­ны следы креп­ле­ния в фор­ме сквоз­ных про­доль­ных отвер­стий. Стиль изо­бра­же­ния Аму­ра на них еди­но­об­ра­зен: луно­по­доб­ное лицо сим­па­тич­но­го мало­лет­не­го ребен­ка с харак­тер­ной косич­кой, спу­щен­ной с теме­ни на лоб. Мож­но отме­тить уди­ви­тель­ное, поис­ти­не порт­рет­ное сход­ство «Аму­ров» на гем­мах из музеев Окс­фор­да, Лон­до­на, Пари­жа, Вены, Кра­ко­ва, Петер­бур­га и Пер­ми. Вполне обос­но­ван­ным пред­став­ля­ет­ся пред­по­ло­же­ние М. Фежа­ра о том, что выпуск фалер с «Аму­ром» являл­ся еди­ной сери­ей, дати­ро­ван­ной I в. н. э.¹³

Пора­зи­тель­ное порт­рет­ное сход­ство «Аму­ров» на фале­рах из раз­ных частей Евро­пы поз­во­ля­ет так­же пред­по­ло­жить, что таким обра­зом мог быть изо­бра­жен реаль­но суще­ст­во­вав­ший чело­век из бли­жай­ше­го род­ст­вен­но­го окру­же­ния како­го-либо импе­ра­то­ра дина­стии Юли­ев-Клав­ди­ев. По мне­нию О. Я. Неве­ро­ва, «Амур» на фале­рах изо­бра­жа­ет Гая — умер­ше­го в мало­лет­стве бра­та и тез­ку импе­ра­то­ра Кали­гу­лы¹⁴. Ссы­ла­ясь на Све­то­ния, О. Я. Неве­ров напо­ми­на­ет, что по при­ка­зу Авгу­ста и Ливии их люби­мый пра­внук Гай на посмерт­ных порт­ре­тах изо­бра­жал­ся в виде Купидо­на — Аму­ра (Suet., Cai­us, 7). Извест­но, что рим­ляне заим­ст­во­ва­ли элли­ни­сти­че­скую тра­ди­цию изо­бра­жать на над­гроб­ных памят­ни­ках умер­ших детей подоб­ным обра­зом. Кро­ме того, в позд­непто­ле­ме­ев­ском Егип­те в виде Аму­ров-Эротов изо­бра­жа­лись отпрыс­ки пра­вя­щей дина­стии. О. Я. Неве­ров обра­ща­ет вни­ма­ние на гем­мы из собра­ния Эрми­та­жа, выпу­щен­ные в Егип­те в пери­од прав­ле­ния Клео­пат­ры, на кото­рых в виде Эротов, как пола­га­ют неко­то­рые уче­ные, изо­бра­жа­лись ее дети от Мар­ка Анто­ния и Цеза­ря¹⁵. Веро­ят­но, прин­цы изо­бра­жа­лись таким обра­зом пото­му, что их роди­те­ли в соот­вет­ст­вии с осо­бой при­вер­жен­но­стью Клео­пат­ры куль­ту Иси­ды вос­при­ни­ма­лись как пара боже­ст­вен­ных супру­гов — Иси­да и Оси­рис. Как извест­но, к это­му куль­ту, попу­ляр­но­му сре­ди рим­ской эли­ты, был нерав­но­ду­шен сам Август. Малень­кий Гай, изо­бра­жен­ный, как мы пред­по­ла­га­ем, в виде Аму­ра на гем­ме, был сыном внуч­ки Авгу­ста Агрип­пи­ны и Гая Юлия Цеза­ря Гер­ма­ни­ка — при­ем­но­го вну­ка Авгу­ста. Воен­ный талант Гер­ма­ни­ка и под­черк­ну­тый ста­ро­рим­ский тра­ди­цио­на­лизм Агрип­пи­ны обес­пе­чи­ли им гром­кую попу­ляр­ность в армии, а род­ство с Мар­ком Анто­ни­ем — вер­ность его кли­ен­те­лы в восточ­ных про­вин­ци­ях¹⁶. Соглас­но насто­я­нию Авгу­ста Тибе­рий — пре­сто­ло­на­след­ник с 4 г. н. э. — усы­но­вил Гер­ма­ни­ка и тем самым сде­лал его сво­им наслед­ни­ком (Suet., Tib., 15, 2). Нель­зя исклю­чить воз­мож­ность выпус­ка дан­ной фале­ры уже в прав­ле­ние Тибе­рия, когда появи­лись пер­вые «порт­рет­ные» фале­ры, в том чис­ле, с изо­бра­же­ни­я­ми Гер­ма­ни­ка (умер­ше­го при невы­яс­нен­ных обсто­я­тель­ствах в 19 г.) и Агрип­пи­ны¹⁷.

Одна­ко, более веро­ят­но, на наш взгляд, свя­зы­вать выпуск рас­смат­ри­вае­мой здесь меда­ли с пери­о­дом прав­ле­ния импе­ра­то­ра Кали­гу­лы (37—41 гг.). К момен­ту смер­ти Тибе­рия Гай Кали­гу­ла — послед­ний из остав­ших­ся в живых сыно­вей Гер­ма­ни­ка — ока­зал­ся закон­ным про­дол­жа­те­лем дина­стии Юли­ев. Одна­ко, моло­дой импе­ра­тор не был женат и, как извест­но, отли­чал­ся весь­ма экс­тра­ва­гант­ным нра­вом. Отсут­ст­вие потом­ства дела­ло даль­ней­шие пер­спек­ти­вы дина­стии неяс­ны­ми. Совре­мен­ные иссле­до­ва­ния дают осно­ва­ния пола­гать, что заго­во­ры с целью свер­же­ния Кали­гу­лы были не пло­дом его вос­па­лен­но­го вооб­ра­же­ния, а реаль­но­стью¹⁸. Одним из заго­вор­щи­ков, соглас­но вер­сии Д. Бал­сдо­на, являл­ся намест­ник Верх­ней Гер­ма­нии Гней Кор­не­лий Лен­тул Гету­лик, вхо­жий в окру­же­ние преж­не­го импе­ра­то­ра. Воз­мож­но, Гету­лик состо­ял в заго­во­ре с целью воз­ве­сти на трон вну­ка Тибе­рия — Эми­лия Лепида¹⁹. Осо­бую рев­ность Кали­гу­лы вызы­ва­ла попу­ляр­ность Гету­ли­ка в рейн­ских леги­о­нах, кото­рые он счи­тал сво­ей наслед­ст­вен­ной кли­ен­те­лой (Tac., Ann., I, 69). А, меж­ду тем, рас­по­ло­же­ние рейн­ских леги­о­нов было крайне необ­хо­ди­мо импе­ра­то­ру, посколь­ку они явля­лись силь­ней­шей на тот момент груп­пи­ров­кой рим­ской армии. Одна­ко, два деся­ти­ле­тия мира на Рейне осла­би­ли дис­ци­пли­ну и бое­вой дух в дис­ло­ци­ро­ван­ных там вой­сках, что про­яв­ля­лось в неуда­чах, кото­рые тер­пе­ли рим­ляне в мел­ких стыч­ках с гер­ман­ца­ми²⁰. Высме­ян­ный антич­ны­ми авто­ра­ми «гер­ман­ский поход» Кали­гу­лы, совер­шен­ный в 39 г., Д. Бал­сдон вполне обос­но­ван­но оце­ни­ва­ет как манев­ры c фор­си­ро­ва­ни­ем Рей­на, при­зван­ные вос­ста­но­вить дис­ци­пли­ну и fi­des леги­о­нов после устра­не­ния Гету­ли­ка²¹. По окон­ча­нии уче­ний в соот­вет­ст­вии с рим­ской тра­ди­ци­ей осу­ществля­лась демо­би­ли­за­ция вете­ра­нов и награж­де­ние отли­чив­ших­ся.

Луч­шим сред­ст­вом утвер­жде­ния сво­его пре­сти­жа в рейн­ских леги­о­нах для Кали­гу­лы было обра­ще­ние к авто­ри­те­ту роди­те­лей. Сол­да­там разда­ва­лись в каче­стве дона­ти­ва (Dio, 59, 22) моне­ты с изо­бра­же­ни­я­ми Гер­ма­ни­ка и Агрип­пи­ны, кото­рые выпус­ка­лись в тече­ние все­го прав­ле­ния Кали­гу­лы²². Для награж­де­ния гер­ман­ских леги­о­нов были так­же выпу­ще­ны спе­ци­аль­ные стек­лян­ные меда­ли с изо­бра­же­ни­я­ми Кали­гу­лы, а так­же его роди­те­лей — Гер­ма­ни­ка и Агрип­пи­ны²³.

Импе­ра­тор Гай был един­ст­вен­ным из прин­цеп­сов, кто в сво­ей дина­сти­че­ской про­па­ган­де уде­лял зна­чи­тель­ное вни­ма­ние бра­тьям и сест­рам. Агрип­пи­на-млад­шая, Дру­зил­ла, Ливил­ла изо­бра­жа­лись на сестер­ци­ях Кали­гу­лы в обра­зах Se­cu­ri­tas, Con­cor­dia, For­tu­na²⁴. После смер­ти Дру­зил­лы импе­ра­тор пове­лел поста­вить ее ста­туи в Сена­те и в хра­ме Вене­ры (Dio Cass., 59, 11, 1—3). Умер­шие еще в пери­од прав­ле­ния Тибе­рия бра­тья Кали­гу­лы Нерон и Друз изо­бра­жа­лись по его при­ка­зу на дупон­ди­ях в каче­стве всад­ни­ков — Дио­с­ку­ров²⁵. Им посвя­ща­лись так­же ста­туи, о чем свиде­тель­ст­ву­ют над­пи­си CIL VI, 31293 — Рим; AE 1938, 68 — Ядер, Дал­ма­ция. Демон­стра­тив­ное вни­ма­ние Кали­гу­лы к живым и умер­шим бра­тьям и сест­рам может быть интер­пре­ти­ро­ва­но как стрем­ле­ние утвер­дить свою дина­стию. Резон­но пред­по­ло­жить, что и умер­ший еще до рож­де­ния Кали­гу­лы его стар­ший брат зани­мал соот­вет­ст­ву­ю­щее место в дина­сти­че­ской про­па­ган­де импе­ра­то­ра Гая. Не послед­нюю роль, воз­мож­но, игра­ла извест­ная всем при­вя­зан­ность импе­ра­то­ра Авгу­ста имен­но к это­му прин­цу, кото­рая в буду­щем мог­ла ока­зать­ся решаю­щей в опре­де­ле­нии пре­сто­ло­на­след­ни­ка. В этом слу­чае для Кали­гу­лы, являв­ше­го­ся пол­ным тез­кой умер­ше­го прин­ца, было важ­но под­черк­нуть осо­бую связь со стар­шим бра­том, как еще один аргу­мент леги­тим­но­сти заня­тия тро­на. Нова­ции дина­сти­че­ской про­па­ган­ды импе­ра­то­ра Гая мож­но объ­яс­нить, если учесть то обсто­я­тель­ство, что в каче­стве иде­а­ла пра­ви­те­ля, на кото­рый Кали­гу­ла стре­мил­ся рав­нять­ся, высту­пал один из его пред­ков — Марк Анто­ний²⁶. Под­ра­жая Анто­нию, Кали­гу­ла попы­тал­ся пере­не­сти в Рим неко­то­рые обы­чаи цар­ско­го дво­ра Пто­ле­ме­ев. Поми­мо при­стра­стия к куль­ту Иси­ды, впро­чем, дав­но извест­но­му в Риме, и под­черк­ну­то дес­по­ти­че­ско­го сти­ля прав­ле­ния, к тако­вым может быть отне­се­но сожи­тель­ство с сест­ра­ми и, преж­де все­го, с Дру­зил­лой. Имен­но с ней Кали­гу­ла свя­зы­вал, оче­вид­но, пер­спек­ти­вы сво­ей дина­стии²⁷. Как еще одно заим­ст­во­ва­ние Кали­гу­лы из арсе­на­ла дина­сти­че­ской про­па­ган­ды Пто­ле­ме­ев, по наше­му мне­нию, высту­па­ло изо­бра­же­ние прин­цев на гем­мах в виде Эротов-Аму­ров. Не вызы­ва­ет сомне­ния ори­ен­та­ция авто­ров, созда­вав­ших фале­ры с «Аму­ра­ми», на еги­пет­ские прото­ти­пы пери­о­да прав­ле­ния Клео­пат­ры VII. После рим­ской окку­па­ции Егип­та мно­гие масте­ра — глип­ти­ки были выве­зе­ны в Ита­лию, где под покро­ви­тель­ст­вом импе­ра­то­ров было созда­но несколь­ко цен­тров изготов­ле­ния высо­ко­худо­же­ст­вен­ных гемм и камей²⁸. Не исклю­че­но, что фале­ры с «Аму­ра­ми» были изготов­ле­ны в мастер­ской севе­ро­и­та­лий­ско­го горо­да Акви­леи, извест­ной экс­пор­том глип­ти­ки на Рейн и Дунай²⁹. Воз­мож­но, что местом их про­из­вод­ства ста­ли мастер­ские при леги­он­ных лаге­рях на Рейне — в Могон­ци­а­ке или Вете­ре³⁰.

Одним из обсто­я­тельств, дол­го мешав­шим уче­ным при­знать стек­лян­ные и камен­ные гем­мы бое­вы­ми награ­да­ми, явля­лось выяв­ле­ние их отдель­ных экзем­пля­ров, тогда как в рим­ской армии, в отли­чие от совре­мен­но­сти, меда­ли выда­ва­лись сра­зу целы­ми набо­ра­ми по 5, 7, 9 штук. Срав­ни­тель­но недав­но, впро­чем, были обна­ру­же­ны стек­лян­ные порт­рет­ные меда­ли в метал­ли­че­ских опра­вах, кото­рые, воз­мож­но, наве­ши­ва­лись на кожа­ную пор­ту­пею посред­ст­вом инди­виду­аль­но­го креп­ле­ния³¹. После пуб­ли­ка­ции М. Фежа­ром изо­бра­жен­но­го на над­гроб­ном памят­ни­ке неиз­вест­но­го вете­ра­на из Руби­еры (Ита­лия) набо­ра из 12 камен­ных, судя по ико­но­гра­фии, наград, вполне веро­ят­но суще­ст­во­ва­ние целых набо­ров меда­лей из кам­ня и стек­ла. Судя по это­му изо­бра­же­нию, камен­ные меда­ли кре­пи­лись в еди­ное целое посред­ст­вом про­де­вае­мых сквозь сквоз­ные отвер­стия рем­ней³². Такой набор наград, как и в слу­чае с меда­ля­ми из метал­ла, носил­ся на пара­дах поверх пан­ци­ря.

Исчер­пы­ваю­ще объ­яс­нить, каким обра­зом фале­ра рим­ско­го леги­о­не­ра попа­ла на запад­ный Урал, невоз­мож­но. Наи­бо­лее веро­ят­но, что ее появ­ле­ние свя­за­но с мигра­ци­я­ми кочев­ни­ков-сар­ма­тов. По мне­нию неко­то­рых уче­ных, в I веке оче­ред­ная вол­на ира­но­языч­ных кочев­ни­ков из глу­бин Евра­зии достиг­ла север­но­го При­чер­но­мо­рья³³, что при­ве­ло к уси­ле­нию напря­жен­но­сти на дунай­ской гра­ни­це Рим­ской импе­рии. Здесь во вто­рой поло­вине I века про­ис­хо­ди­ли частые столк­но­ве­ния меж­ду сар­ма­та­ми и рим­ски­ми вой­ска­ми, сре­ди кото­рых были и век­сил­ля­ции рейн­ских леги­о­нов³⁴. Сар­ма­ты, как извест­но, актив­но участ­во­ва­ли в мар­ко­ман­ских вой­нах (вто­рая поло­ви­на II века) и в гунн­ских наше­ст­ви­ях на бал­ка­но-дунай­ские и восточ­ные про­вин­ции Импе­рии (вто­рая поло­ви­на IV — пер­вая поло­ви­на V века). Кочев­ни­ки были хоро­шо зна­ко­мы с хал­цедо­но­вы­ми укра­ше­ни­я­ми: хал­цедон в государ­ства антич­но­го мира экс­пор­ти­ро­вал­ся, глав­ным обра­зом, с терри­то­рии совре­мен­но­го Узбе­ки­ста­на. Кро­ме того, с искус­ст­вом глип­ти­ки сар­ма­ты Евра­зии зна­ко­ми­лись через масте­ров элли­ни­сти­че­ской Гре­ко-Бак­трии, а впо­след­ст­вии и сами ста­ли изготов­лять гем­мы и камеи в харак­тер­ном «вар­вар­ском» сти­ле. Таким обра­зом, выпол­нен­ная на высо­ком худо­же­ст­вен­ном уровне гем­ма явля­лась для них цен­ным тро­фе­ем. Не исклю­че­но, что медаль попа­ла в вар­вар­ский мир не столь дра­ма­ти­че­ским путем, а в резуль­та­те тор­го­вых кон­так­тов или как цен­ный пода­рок от рим­ских вла­стей вождю како­го-либо пле­ме­ни³⁵.

Соглас­но дан­ным архео­ло­гов, свое­об­раз­ная мода на изде­лия из хал­цедо­на суще­ст­во­ва­ла у сар­мат­ских вои­нов с Южно­го Ура­ла. Буси­ны из хал­цедо­на исполь­зо­ва­лись для укра­ше­ния кистей или тем­ля­ков сар­мат­ских мечей³⁶. Хал­цедо­но­вые дис­ки при­ме­ня­лись в каче­стве навер­ший для руко­я­ток мечей и кин­жа­лов, что, воз­мож­но, слу­жи­ло этни­че­ским при­зна­ком³⁷. Было бы заман­чи­во пред­по­ло­жить, что фале­ра, най­ден­ная в Мок­ин­ском могиль­ни­ке, слу­жи­ла имен­но этой цели (как то пред­по­ло­жил, напри­мер, в уст­ной кон­суль­та­ции О. Я. Неве­ров). Одна­ко, для хал­цедо­но­вых дис­ков, слу­жив­ших навер­ши­я­ми для руко­я­ток клин­ков, харак­тер­но попе­ре­ч­ное сквоз­ное отвер­стие в цен­тре, через кото­рое про­хо­дил гвоздь, соеди­ня­ю­щий диск и руко­ят­ку. Впро­чем, не исклю­че­но суще­ст­во­ва­ние ино­го спо­со­ба креп­ле­ния, не тре­бу­ю­ще­го свер­ле­ния дис­ка. Опре­де­ле­ние этни­че­ской при­над­леж­но­сти послед­не­го хозя­и­на фале­ры, погре­бен­но­го в Мок­ин­ском нек­ро­по­ле, затруд­не­но. До сих пор не было дан­ных, поз­во­ля­ю­щих гово­рить о пере­ме­ще­ни­ях сар­ма­тов в лес­ную зону При­ура­лья. Отме­чен­ные выше осо­бен­но­сти захо­ро­не­ния, дета­ли воору­же­ния и сна­ря­же­ния поз­во­ля­ют, как буд­то, счи­тать погре­бен­но­го в Мок­и­но вои­на сар­ма­том. Меж­ду тем, отсут­ст­вие в этом и в род­ст­вен­ных ему захо­ро­не­ни­ях фибул и грун­то­вый, а не кур­ган­ный харак­тер погре­бе­ния ста­вят под сомне­ние сар­мат­скую при­над­леж­ность дан­ной груп­пы памят­ни­ков³⁸. Не исклю­че­но, что эти погре­бе­ния при­над­ле­жат носи­те­лям мест­ной позд­не­гляде­нов­ской куль­ту­ры или род­ст­вен­ных им фин­но-угров пост­пья­но­бор­ской мазу­нин­ской куль­ту­ры, пере­се­лив­ших­ся из бас­сей­на ниж­ней Камы — Вят­ки. Мож­но пред­по­ло­жить, что под вли­я­ни­ем уча­стив­ших­ся в Эпо­ху Вели­ко­го Пере­се­ле­ния кон­так­тов со сте­пью у фин­но-угров ниж­не­го При­ка­мья обра­зо­ва­лась воен­ная знать, заим­ст­во­вав­шая у кочев­ни­ков неко­то­рые эле­мен­ты мате­ри­аль­ной и духов­ной куль­ту­ры. Архео­ло­ги­че­ские рас­коп­ки послед­них лет поз­во­ля­ют гово­рить о рас­про­стра­не­нии бус и дис­ков из хал­цедо­на с отвер­сти­ем в цен­тре в погре­бе­ни­ях — не толь­ко в воин­ских, но и в жен­ских — позд­не­пья­но­бор­ской и позд­не­гляде­нов­ской куль­ту­ры (III—V вв.) на терри­то­рии Перм­ской обла­сти и Удмур­тии³⁹.

ПРИЛОЖЕНИЕ