Публикуется по электронному варианту, предоставленному автором, 2000 г.
Современные исследователи нередко ставят вопрос: можно ли точно определить ту эпоху, когда впервые появились профессии политического консультанта, имиджмейкера, специалиста по связям с общественностью? Некоторые из них полагают, что это произошло лишь «в результате индустриальной революции, когда монополисты ощутили недостаточность методов управления только производственной сферой» (
Во второй половине II в. до н. э. Римская республика и многие эллинистические государства почти одновременно вошли в полосу политической нестабильности. Ослабление государственной власти, как правило, происходило на фоне резкого обострения социальных конфликтов. Именно в это «смутное» время вспыхивают очаги социальной борьбы в Риме и Италии, на Сицилии и Делосе, в Аттике и в Пергаме. Эта эпоха породила немало ярких политиков — харизматических реформаторов и узурпаторов, которые пытались использовать социальное недовольство для достижения собственных целей. В окружении таких политиков иногда находились философы — помощники и консультанты, одним из которых был стоик Блоссий.
Судьба этого человека необычна и трагична: он был советником Тиберия Гракха, после гибели последнего бежал в Пергам к Аристонику, поднявшему восстание против Рима, а после поражения этого восстания покончил жизнь самоубийством. Ученые-историки воспринимали эту фигуру далеко не однозначно. Одни из них лишь кратко упоминали о нем, считая его второстепенным персонажем, другие (например, А. Тойнби) явно превозносили, называя «эллинским прототипом Маркса»4. Как бы то ни было, Блоссий привлекал внимание ученых в основном лишь как участник важнейших исторических событий того времени: реформ Тиберия Гракха и восстания Аристоника. Однако судьба этого философа заслуживает специального рассмотрения еще и потому, что она являет собой один из самых ранних и ярких примеров деятельности политического консультанта.
Для того, чтобы всесторонне оценить эту деятельность, мы разделим имеющийся материал на четыре основные части.
1. КУМЫ
Гай Блоссий был родом из города Кумы в Кампании. В условиях недостатка подробных сведений об этом человеке было бы полезно учитывать сообщения источников о его родовых корнях и семейных традициях, тем более что в древности это имело особенно важное значение. В свое время данная тема была подробно исследована в специальной статье Д. Дадли «Блоссий из Кум»5, где автор обратил внимание на свидетельства Тита Ливия о вероятных предках интересующего нас персонажа.
Эти свидетельства относятся еще ко временам войны Рима с Ганнибалом, когда представители влиятельного сабелльского рода Блоссиев заняли явно антиримскую позицию. В 216 г. до н. э. кампанский претор Марк Блоссий выступил за союз с Ганнибалом, а шесть лет спустя «170 кампанцев во главе с братьями Блоссиями (Blossii fratres)» сговорились «в одну ночь, в один час» поджечь построенные из дерева и соломы хижины близ Капуи, где расположились римские солдаты. Об этом заговоре донесли рабы из рода Блоссиев, в результате чего заговорщиков схватили и казнили, а рабам даровали деньги и свободу6.
Впоследствии эти события, скорее всего, негативно отразились на судьбе Гая Блоссия, поскольку в исторической памяти римлян род Блоссиев наверняка запечатлелся как род заговорщиков-поджигателей. Следует подчеркнуть, что римляне считали поджигателей самыми опасными преступниками: поджог в условиях скученной застройки Рима приводил к поистине катастрофическим последствиям, и огонь нес бедствие всем без разбора. Не случайно обвинение в поджоге Рима в различные эпохи использовалось как сильнейшее средство контрпропаганды и дискредитации противников, которых хотели представить «экстремистами»: именно это обвинение предъявлял Цицерон сторонникам Катилины, именно это обвинение выдвинули римские власти против христиан после знаменитого пожара столицы империи при Нероне (в 64 г.).
Гай Блоссий, по мнению Д. Дадли, унаследовал от своих предков демократические взгляды и негативное отношение к римскому нобилитету, что повлияло на его выбор радикального течения в стоицизме7. Его учителем в Афинах был Антипатр из Тарса (города на юго-востоке Малой Азии). Судя по всему, Блоссий оказался способным учеником: Антипатр впоследствии даже посвятил ему некоторые философские трактаты8. Можно предположить, что в стоицизме Блоссия привлекала идея изначального равенства людей, а также связанная с ней идея «согласия», которое должно царить в обществе.
2. РИМ
В Риме Блоссий поселился в качестве гостя в семье Публия Муция Сцеволы, сторонника аграрного закона, предложенного народным трибуном Тиберием Гракхом. Возможно, именно через своего гостеприимца Блоссий и познакомился со старшим из братьев Гракхов, вскоре став советником во всех его начинаниях. Античные авторы подчеркивают, что Тиберия Гракха настойчиво «подстрекали» к реформам философ Блоссий из Кум и ритор Диофан, беглец с острова Митилены (этот Диофан, вероятно, как и Блоссий, принадлежал к «радикалам»; после гибели Гракха он был привлечен к суду и казнен).
В задачи нашей статьи не входит подробное рассмотрение предложенных Тиберием Гракхом реформ (133 г. до н. э.). Отметим лишь, что первоначальный весьма умеренный проект перераспределения земельной собственности (в пользу обезземеленных крестьян) должен был возобновить действие древнего закона о земельном максимуме. Тиберий видел свою цель в восстановлении прежнего сословия земледельцев-воинов как главного оплота Республики. Но этот проект встретил ожесточенное сопротивление крупных земельных собственников, нобилитета. Далее сама логика борьбы за реформу привела к радикализации действий Тиберия Гракха: он противопоставляет себя сенату и апеллирует к народному собранию, вопреки обычаям смещает противодействовавшего ему народного трибуна Октавия, — словом, предпринимает смелые и необычные шаги, направленные на снискание широкой общественной поддержки. Именно с этого момента и берет свое начало борьба популяров с оптиматами, закончившаяся гражданскими войнами и установлением империи.
В условиях столь тяжелой борьбы Тиберий Гракх наверняка нуждался в грамотных советниках и помощниках. Следы их деятельности можно обнаружить даже по тем скудным сведениям, которые сохранили источники. Так, откровенно популистская фразеология в публичных выступлениях Тиберия Гракха, на наш взгляд, почти наверняка испытала на себе влияние советов Блоссия. Косвенным подтверждением этому может служить следующий пассаж из его речи, передаваемый Плутархом: «Народный трибун… призван защищать интересы народа. Пусть он разрушил бы Капитолий, поджег арсенал, и такого трибуна можно было бы в крайности терпеть. Поступая так, он был бы дурным трибуном; но тот, кто ниспровергает демократию, уже не трибун»9. Откуда у Тиберия могла появиться эта весьма странная мысль о трибуне-поджигателе? Тема поджога, как известно, сопровождала именно Блоссия.
Вскоре после гибели Тиберия Блоссий был подвергнут допросу, на котором вновь прозвучал этот «поджигательский» мотив. Консул спросил его, выполнил бы он волю Тиберия, если бы тот приказал ему поджечь Капитолий. Блоссий сначала возражал, что Тиберий никогда не мог такого приказать, но, когда многие стали настаивать на этом вопросе, ответил: «Я сделал бы это и поступил бы хорошо, так как Тиберий не отдал бы такого приказания, если бы оно не было полезно народу»10. Таким образом, именно Блоссий, имевший в своем роду «заговорщиков-поджигателей», мог способствовать актуализации темы поджога в речах Тиберия Гракха.
О том, что Блоссий выступал в роли «спичрайтера» Тиберия, могут косвенно свидетельствовать и другие факты. Исследователи давно уже обратили внимание на то, что идея народного суверенитета, взятая на вооружение Тиберием, больше соответствовала не римскому, а греческому пониманию свободы (элевтерии)11. Видимо, к числу «подсказанных» римскому реформатору удачных речевых оборотов, взятых из арсенала греко-восточной мудрости, можно отнести слова о том, что даже дикие звери в Италии имеют свои логовища и норы, а римляне, умирающие за родину, не имеют ничего, кроме воздуха и света, они лишены крова, алтарей и клочка земли12. Эта фраза удивительным образом перекликается с более поздним евангельским мотивом: «… лисицы имеют норы и птицы небесные — гнезда, а Сын Человеческий не имеет, где преклонить голову»13.
В некоторых случаях Тиберий явно нуждался в срочных «подсказках» своего советника. Один из его противников — Анний, славившийся умением «ставить вопросы и давать ответы», вызвал его на публичный спор по поводу законности отстранения от должности трибуна Октавия. Вот как описывает этот «диспут» Плутарх: «Анний, который не мог равняться с Тиберием ни красноречием, ни славой, поспешил прибегнуть к своему излюбленному средству и попросил, чтобы до своей речи Тиберий ответил ему на один маленький вопрос. Тиберий согласился, и среди наступившей тишины Анний сказал: “Если бы ты захотел меня оскорбить и обесчестить, а я обратился бы за помощью к одному из твоих товарищей; если бы затем он встал на мою защиту, а ты разгневался бы, — то отнял бы ты у него власть?” Вопрос, говорят, так затруднил Тиберия, этого искуснейшего оратора, отличавшегося смелостью речи, что на этот раз он промолчал»14. Как видим, Тиберий славился в основном теми речами, которые были приготовлены заранее (вероятно, с помощью Блоссия), но неожиданный простой вопрос на ту же самую тему мог поставить его в тупик.
Наконец, некоторые эпизоды характеризуют Блоссия и как довольно грамотного «имиджмейкера». Приведем лишь один пример. Накануне своей гибели Тиберий получил сразу несколько неблагоприятных знамений: выходя из дома, он так ударился ногой о порог, что ноготь большого пальца оказался сломанным и сквозь обувь выступила кровь; один из дерущихся на крыше воронов сбросил прямо к его ногам камень (по античным поверьям — явное предвестие смерти). Даже самые смелые приверженцы Тиберия пришли от этого в смятение, но Блоссий вернул «патрону» твердость духа словами: «Велик будет стыд и позор, если Тиберий, сын Гракха, внук Сципиона Африканского и вождь римского народа, испугавшись ворона, не отзовется на призыв сограждан; в стане врагов этот позор Тиберия, конечно, не вызовет смеха, но они не замедлят прокричать в народе, что он своевольничает и ведет себя как тиран»15.
В этой реплике Блоссия есть все: и психологический расчет, что в Тиберии необходимо срочно пробудить тщеславие, и понимание, что Тиберий, относящий себя к просвещенным римлянам, не захочет казаться рабом суеверия; есть здесь и предвидение тех контрпропагандистских ходов, которые были заготовлены противниками Тиберия на случай его неявки в народное собрание. В том, что в данном случае Блоссий не ошибался, убеждает распространенный одним из сенаторов слух, что прибывший из Пергама посол Евдем уже передал диадему и порфиру пергамских царей именно Тиберию — «как лицу, которому предстоит царствовать в Риме». Слух был нелепым, но оттенок достоверности ему придавало то, что этот сенатор проживал по соседству с Тиберием и якобы «сам все видел». Этот типичный «компромат» как бы ставил вне закона Тиберия, поскольку стремление к царской власти расценивалось римлянами в республиканскую эпоху как тягчайшее преступление.
Прав ли был Блоссий как советник, если воодушевленный им на решительные действия Тиберий Гракх жестоко просчитался: он был убит вскоре после того, как появился в народном собрании? Политические страсти были накалены до предела, и Блоссий не мог не предвидеть вероятность столь трагического исхода. Но в том-то и суть, что Блоссий, видимо, не был заурядным исполнителем и советником-слугой, для которого главное — спокойное благополучие патрона (а, значит, и свое собственное). Блоссий сознательно подталкивал Тиберия ко все более опасной борьбе с теми, кого он, по-видимому, считал своими «принципиальными» противниками. Последовавшее бегство Блоссия из Рима в Пергам стало вполне логичным следствием такой позиции.
3. ПЕРГАМ
Почему Блоссий направился именно в Пергамское царство? Чтобы понять это, необходимо хотя бы вкратце изложить предшествующие события, втянувшие многих римлян в водоворот пергамской политики.
Пергамское царство возникло на территории Малой Азии в 280 г. до н. э. Пока Рим был занят подчинением Греции и Македонии, он использовал Пергам в качестве союзника; когда же римские владения подошли вплотную к Малой Азии, римляне начали строить планы присоединения этого царства к своим территориям. Благоприятный случай представился, когда в Пергаме умер царь Аттал III (138—
Этим недовольством и воспользовался Аристоник, который был побочным сыном предпоследнего пергамского царя Эвмена II (некоторые источники уточняют, что он был рожден от царя наложницей, дочерью кифариста из Эфеса)17. Аристоник, ссылаясь на свое царское происхождение, предъявил претензии на престол и начал военные действия в прибрежных районах Малой Азии. Однако многие греческие города заняли сторону Рима, и в морском сражении близ Кимы Аристоник потерпел сокрушительное поражение. На этом закончился первый период восстания, поскольку позднее Аристоник резко изменил тактику своих действий.
Вот что сообщает по этому поводу Страбон: «Разбитый эфесцами в морском сражении при Киме, он бежал из Левк во внутренние области страны и быстро собрал большое количество неимущих людей и рабов, которых он призвал к свободе. Своих сторонников Аристоник назвал гелиополитами»18. Что может означать это название, мы попробуем выяснить в следующем разделе. Здесь же следует отметить, что столь резкая смена тактики могла произойти не только под влиянием обстоятельств (военного поражения), но и по совету Блоссия, который приблизительно в это время прибыл из Рима к Аристонику. Столь вероятное предположение уже высказывалось в научной литературе. Так, английский историк Дж. Фергюсон выдвинул гипотезу, что Блоссий по прибытии к Аристонику предложил ему для привлечения новых сторонников своеобразную идеологическую программу, основанную на утопической идее «государства Солнца»19.
Как бы то ни было, передаваемые античными авторами краткие описания последующих событий содержат лишь сводки военных действий. Вначале Аристоник добивается военных успехов, однако против него направляют свои войска не только римляне, но и цари многих соседних стран. В 130 г. до н. э. Аристоник был разбит близ города Стратоникея и после осады этого города римлянами был вынужден сдаться в плен. Его доставили в Рим, где и задушили в тюрьме.
Так погиб в неравной борьбе еще один «патрон» Блоссия. После этого сам философ, не желая попасть в руки римлян, покончил жизнь самоубийством. Это последний поступок Блоссия помогает лучше понять его принципиальную позицию: он крайне враждебно относился к правившему в Риме нобилитету, и его поездка в Пергам была поездкой в тогдашний центр антиримской борьбы в Средиземноморье. Аристоник вряд ли был интересен Блоссию как претендент на пергамский престол. Помогая своими советами Аристонику, Блоссий, вероятно, вновь (как и в случае с Тиберием Гракхом) попытался использовать своего «патрона» для достижения целей, которые были близки ему самому.
4. ГЕЛИОПОЛИС (?)
Мы поставили знак вопроса в заголовке данного раздела, чтобы подчеркнуть повышенную степень гипотетичности тех выводов, которые исследователи делают, так или иначе говоря о «гелиополитах» — гражданах города Гелиоса (Солнца). По-сути, в нашем распоряжении имеется лишь приведенное выше краткое сообщение Страбона, в котором никак не разъясняется смысл использования Аристоником этого термина. Недостаток информации многие исследователи пытались компенсировать богатством своего воображения: на тему «гелиополитов» написаны десятки статей и даже отдельные монографии20. Не вдаваясь в детали, мы охарактеризуем две крайние позиции по вопросу о возможном отношении этого сюжета к идеологии восстания Аристоника.
Первая из этих двух точек зрения была особенно распространена в конце XIX — начале XX вв., когда были популярны попытки найти в истории древнего мира прямые параллели современной «борьбе за социализм». Еще Роберт фон Пельман в своей «Истории античного коммунизма и социализма» высказал мысль, что Блоссий приехал к Аристонику потому, что тот пытался установить более совершенный общественный строй, описание которого встречалось в утопическом романе Ямбула о счастливых «островах Солнца»21. Французский ученый Жерар Вальтер, описывая в своей «Истории коммунизма» социальные движения того времени (восстание рабов на Сицилии, движение Тиберия Гракха, волнения рабов на Делосе и в Аттике, восстание Аристоника), пришел к выводу, что это была «первая интернациональная революция трудящихся»22. В еще более утрированном виде данная тенденция проявилась в упоминавшейся выше оценке Блоссия как «эллинского прототипа Маркса» (А. Тойнби).
В советской историографии высказывались сходные оценки, хотя в качестве источника идеологии гелиополитов ученые рассматривали не столько роман Ямбула, сколько солярные культы Малой Азии. Так,
Другая крайность в историографии, на наш взгляд, представлена попытками доказать, что у восстания вообще не было никакой утопической идеологии. Истоки этой концепции восходят также к XIX в. Крупнейший специалист в области римской истории Теодор Моммзен утверждал, что в слове «гелиополиты» нет ничего необычного: так могли называть вольноотпущенников, которым Аристоник в качестве платы за поддержку даровал гражданские и имущественные права в новом городе Гелиополисе25. В пользу такой версии свидетельствует то, что источники ничего не сообщают нам о каких-либо экстравагантных социальных экспериментах Аристоника (в эпоху обострения социальных конфликтов различные политики довольно часто даровали свободу примкнувшим к ним рабам). Современные исследования дают этой гипотезе дополнительные подтверждения. Так, детальное изучение градостроительной политики пергамских царей показало, что они довольно часто основывали, перестраивали и переименовывали города, поселяя там своих наемников. Особенно важен пример с постройкой города Дионисополис («город Диониса»): найденная в том районе надпись упоминает даже «народ (то есть гражданскую общину) дионисополитов»26. На этом фоне Гелиополис и гелиополиты действительно мало чем отличаются от Дионисополиса и дионисополитов.
На наш взгляд, такая «прозаическая» версия имела бы полное право считаться наиболее вероятной, если бы не участие в данных событиях столь колоритной фигуры, как Блоссий. Разумеется, сам Аристоник вряд ли был убежденным утопистом: считая себя законным престолонаследником, он начал восстание лишь для того, чтобы отвоевать «свое» царство. Не случайно в первый период восстания ни о каких «гелиополитах» не было и речи. Кстати, на чеканенных Аристоником последних монетах он уже именуется как «царь Эвмен», то есть как законный продолжатель династии пергамских царей27.
Мы можем предположить, что Блоссий по прибытии к Аристонику действовал в качестве советника не менее энергично и целеустремленно, чем в Риме. Вероятно, именно он посоветовал Аристонику сменить тактику после первой его неудачи в прибрежных районах Малой Азии. В этот момент Аристоник остро нуждался в привлечении новых сторонников, и именно Блоссий с его богатейшим опытом «работы с массами» оказал ему неоценимую услугу. Он сумел найти ключевую идею («message», как говорят современные специалисты), которая помогла привлечь к Аристонику людей, принадлежавших к самым разным религиозно-этническим и социальным группам.
Бытующие в историографии две «крайние» точки зрения по поводу содержания этой идеи, на наш взгляд, не столь непримиримы, как кажется. Возможно, Блоссий посоветовал Аристонику использовать популярные солярно-утопические идеи, встречавшиеся и в местных религиозных культах, и в стоической философии, и в утопическом «романе Ямбула»28. Но это отнюдь не противоречит версии о том, что Гелиополис мыслился как реальный город, как новая колония для приверженцев Аристоника, которые получили бы там после окончания войны гражданские права и землю. Вероятно, именно будущих жителей этой колонии и называли гелиополитами.
При таком варианте вновь вырисовывается своеобразие фигуры Блоссия-консультанта, который прежде уже пытался вместе с Тиберием Гракхом добиться раздачи земель римским беднякам. Теперь он мог предложить Аристонику нечто сходное — наделить бедноту и освобожденных рабов землей в основанной для них колонии с символическим названием Гелиополис. Идея оказалась привлекательной: Аристонику удалось мобилизовать массу приверженцев, и его чуть было не затухшее восстание вспыхнуло с новой силой. Таким образом, и здесь, как в случае с Тиберием Гракхом, Блоссий своими советами мог способствовать радикализации движения, вовлечению в него все новых сторонников. Впрочем, исход обоих этих движений оказался тоже во многом сходным: оба они были подавлены вооруженной силой, а их вожди погибли.
Напомним, что Блоссий был не просто «советником-слугой», он был «идейным» консультантом. Как в случае с Гракхом, так и в случае с Аристоником этот философ мог исходить из сложившихся у него представлений о необходимости более справедливого (близкого к уравнительному) распределения земельной собственности. Таким образом, если он и был утопистом, то отнюдь не коммунистического (как утверждали многие ученые), а скорее эгалитаристского толка. В этом смысле он был близок к позиции другого «консультанта-стоика» эллинистической эпохи — Сфера из Борисфена, который проповедовал возрождение «общины равных» в Спарте и тем самым идеологически обеспечивал деятельность царя-реформатора Клеомена III (235—
Что же касается самих «консультируемых» политиков, то для них использование утопических эгалитаристских идей, как правило, оставалось лишь одним из средств достижения вполне конкретных и прагматичных целей. Можно уверенно констатировать, что это было вполне в духе времени. Многие позднегреческие тираны — например, Агафокл на Сицилии и Набис в Спарте — весьма охотно прибегали к приемам социальной демагогии, к освобождению рабов и частичным переделам собственности. Однако конечным итогом всех этих манипуляций было лишь устранение политических противников и установление режима личной власти.
Подводя итог, мы хотели бы вернуться к вопросу, поставленному в начале статьи: когда впервые появляется профессия политического консультанта?
Разумеется, в «узком» смысле слова политический консалтинг как определенное профессиональное занятие распространяется только в условиях индустриальной цивилизации: именно эта цивилизация порождает не только повышенную потребность, но и массу дополнительных возможностей для манипулирования общественным сознанием (СМИ, деятельность политических партий и т. д.). Однако и в более ранние эпохи встречались деятели (философы, риторы, предсказатели и т. д.), для которых политическое консультирование фактически было призванием. Эти люди помогали политикам принимать обдуманные решения, пытались строить прогнозы, сочиняли речи и «программы», способствовали формированию «имиджа». Далеко не всегда они были лишь «исполнителями», «слугами» политиков. Многие из таких консультантов зачастую направляли или корректировали действия политиков, оказывая тем самым существенное влияние на развитие событий. Именно это и делает столь поучительным изучение наиболее ярких страниц истории политического консалтинга. Поскольку в «широком» смысле слова политическое консультирование во все эпохи было непременным атрибутом серьезной политики, его можно считать ровесником человеческой цивилизации.
ПРИМЕЧАНИЯ
