Политико-философские трактаты Цицерона
(«О государстве» и «О законах»)

с.153 Цице­рон широ­ко изве­стен как зна­ме­ни­тый ора­тор, — его имя даже ста­ло нари­ца­тель­ным, — зна­чи­тель­но менее он изве­стен как поли­ти­че­ский дея­тель и почти вовсе неиз­ве­стен как фило­соф. Такое рас­пре­де­ле­ние «аспек­тов» его сла­вы не слу­чай­но. Как пред­ста­ви­тель ора­тор­ско­го искус­ства и рим­ской лите­ра­ту­ры, он проч­но и на века вошел в исто­рию миро­вой куль­ту­ры; как поли­ти­че­ский дея­тель он имел отно­ше­ние к такой эпо­хе и собы­ти­ям, кото­рые ныне инте­ре­су­ют лишь исто­ри­ков (и то дале­ко не всех!) и, нако­нец, как фило­соф он едва ли может счи­тать­ся круп­ным и само­сто­я­тель­ным мыс­ли­те­лем, ска­зав­шим в этой обла­сти какое-то новое сло­во¹. И тем не менее его фило­соф­ские про­из­веде­ния — в осо­бен­но­сти те, кото­рые ото­бра­ны для насто­я­ще­го изда­ния, — пред­став­ля­ют боль­шой инте­рес.

Они пред­став­ля­ют инте­рес, преж­де все­го, как идео­ло­ги­че­ский памят­ник, отра­жаю­щий поли­ти­че­ские воз­зре­ния и тео­рии, имев­шие рас­про­стра­не­ние в опре­де­лен­ных кру­гах рим­ско­го обще­ства и ока­зав­шие дли­тель­ное воздей­ст­вие на раз­ви­тие этой идео­ло­гии, вклю­чая эпо­ху тор­же­ства хри­сти­ан­ской церк­ви. Кро­ме того, трак­та­ты Цице­ро­на «О государ­стве» и «О зако­нах» крайне цен­ны как памят­ник исто­ри­че­ский, сохра­нив­ший мно­гие важ­ные сведе­ния и подроб­но­сти, глав­ным обра­зом отно­си­тель­но государ­ст­вен­но­го устрой­ства рим­ской рес­пуб­ли­ки. И, нако­нец, назван­ные трак­та­ты Цице­ро­на важ­ны и инте­рес­ны еще тем, что они дают нам пред­став­ле­ние о ряде гре­че­ских фило­соф­ских трудов элли­ни­сти­че­ской эпо­хи, кото­рые до нас не дошли, но на кото­рые Цице­рон неод­но­крат­но опи­ра­ет­ся в сво­ем изло­же­нии.

В нача­ле сво­ей карье­ры Цице­рон инте­ре­со­вал­ся фило­со­фи­ей лишь постоль­ку, посколь­ку видел в ней одну из основ ора­тор­ско­го обра­зо­ва­ния. Он начал зани­мать­ся фило­со­фи­ей еще в моло­дые годы, сна­ча­ла в Риме, где слу­шал эпи­ку­рей­ца Фед­ра, ака­де­ми­ка Фило­на и сто­и­ка Дио­до­та. В 79 г. с.154 он совер­ша­ет с обра­зо­ва­тель­ной целью поезд­ку в Гре­цию. В Афи­нах он посе­ща­ет чте­ния эпи­ку­рей­ца Зено­на Сидон­ско­го и ака­де­ми­ка Антио­ха Аска­лон­ско­го. На Родо­се состо­я­лось его зна­ком­ство с круп­ным пред­ста­ви­те­лем стои­че­ской шко­лы — Посидо­ни­ем, с кото­рым он про­дол­жал под­дер­жи­вать отно­ше­ния и в даль­ней­шем.

Обще­фи­ло­соф­ские воз­зре­ния Цице­ро­на отли­ча­лись эклек­тиз­мом. Его основ­ны­ми источ­ни­ка­ми были пред­ста­ви­те­ли новых (элли­ни­сти­че­ских) фило­соф­ских школ. Хотя он часто ссы­ла­ет­ся на Пла­то­на и уве­ря­ет, что сле­ду­ет ему, на самом же деле глу­бо­ко­го зна­ком­ства и пони­ма­ния фило­соф­ской систе­мы Пла­то­на он не обна­ру­жи­ва­ет. В тео­рии позна­ния он ско­рее все­го при­дер­жи­ва­ет­ся взглядов, харак­тер­ных для после­до­ва­те­лей новой Ака­де­мии («про­ба­би­лизм»), в вопро­сах эти­ки он при­мы­ка­ет то к сто­и­кам, то к пери­па­те­ти­кам.

Без­услов­ной заслу­гой Цице­ро­на сле­ду­ет счи­тать живое, ясное и доступ­ное изло­же­ние фило­соф­ских док­трин, а так­же введе­ние боль­шо­го коли­че­ства фило­соф­ских тер­ми­нов в латин­ский язык. В одном из писем сво­е­му дру­гу Атти­ку он так харак­те­ри­зо­вал свою работу в этой обла­сти: «Что каса­ет­ся латин­ско­го язы­ка — не бес­по­кой­ся. Ты спро­сишь: как ты пишешь такие сочи­не­ния? — Это — “копии”: они созда­ют­ся с мень­шим трудом: я толь­ко достав­ляю сло­ва, кото­ры­ми рас­по­ла­гаю в изоби­лии» (Цице­рон, «Пись­ма к Атти­ку», XII, 52, 3; Плу­тарх, «Цице­рон», 40). И поэто­му, хотя изло­же­ние его фило­соф­ских трак­та­тов не отли­ча­лось систе­ма­тич­но­стью, хотя он мог спу­тать — и неод­но­крат­но путал на самом деле — ака­де­ми­ков с пери­па­те­ти­ка­ми, хотя он не выска­зы­вал новых, глу­бо­ких и ори­ги­наль­ных взглядов, тем не менее Цице­рон сумел сво­и­ми трак­та­та­ми достичь дру­гой, и не менее важ­ной цели — про­будить в рим­ском обще­стве инте­рес к фило­со­фии, кото­рая с это­го вре­ме­ни ста­но­вит­ся суще­ст­вен­ным и даже необ­хо­ди­мым зве­ном в систе­ме рим­ско­го обра­зо­ва­ния.

Фило­соф­ские про­из­веде­ния Цице­ро­на напи­са­ны в позд­ний пери­од его дея­тель­но­сти. Они отно­сят­ся к тому вре­ме­ни, когда Цице­рон — отнюдь не по соб­ст­вен­но­му жела­нию, но волей обсто­я­тельств — был выклю­чен из актив­ной поли­ти­че­ской жиз­ни. Это про­ис­хо­ди­ло два­жды: в годы гос­под­ства так назы­вае­мо­го пер­во­го три­ум­ви­ра­та (60—51 гг.) и дик­та­ту­ры Цеза­ря (48—44 гг.). Инте­ре­су­ю­щие нас диа­ло­ги «О государ­стве» и «О зако­нах» напи­са­ны в пер­вый из этих вынуж­ден­ных пере­ры­вов, а имен­но меж­ду 54 и 51 гг. Так как поли­ти­че­ская ситу­а­ция этих лет, несо­мнен­но, ока­за­ла боль­шое вли­я­ние на умо­на­стро­е­ние Цице­ро­на, на его пози­ции в раз­вер­нув­шей­ся борь­бе и, в конеч­ном сче­те, на выбор темы и ее трак­тов­ку, то необ­хо­ди­мо, хотя бы в общих чер­тах, обри­со­вать обста­нов­ку, сло­жив­шу­ю­ся в Риме в 60—51 гг.

Как извест­но, в 60 г. воз­ник так назы­вае­мый пер­вый три­ум­ви­рат, т. е. союз трех круп­ных воен­ных и поли­ти­че­ских дея­те­лей Рима — Пом­пея, с.155 Крас­са, Цеза­ря. Этот союз, хоть он и пред­став­лял собою неглас­ное согла­ше­ние, в пер­вые же меся­цы сво­его суще­ст­во­ва­ния пре­вра­тил­ся в руко­во­дя­щую силу рим­ско­го государ­ства. Трех назван­ных дея­те­лей заста­ви­ли объ­еди­нить­ся их лич­ные цели и инте­ре­сы, кото­рые во мно­гом были раз­лич­ны, но в одном без­услов­но сов­па­да­ли — в сво­ей анти­се­нат­ской направ­лен­но­сти. Неда­ром ярый сто­рон­ник сенат­ской оли­гар­хии Катон-млад­ший гово­рил о том, что для рим­ско­го государ­ства (т. е. опять-таки для «сенат­ской рес­пуб­ли­ки») не так страш­на борь­ба поли­ти­че­ских груп­пи­ро­вок и их гла­ва­рей или даже граж­дан­ская вой­на, как объ­еди­не­ние этих сил, союз меж­ду ними (Плу­тарх, «Пом­пей», 47; «Цезарь», 13).

Пер­вым ощу­ти­мым резуль­та­том дея­тель­но­сти три­ум­ви­ра­та было избра­ние Цеза­ря в кон­су­лы на 59 г. Он же, в свою оче­редь, поста­рал­ся пол­но­стью реа­ли­зо­вать обя­за­тель­ства, при­ня­тые им по отно­ше­нию к сво­им кол­ле­гам. Через народ­ное собра­ние был про­веден lex Iulia de ac­tis Pom­peii, соглас­но кото­ро­му утвер­жда­лись все рас­по­ря­же­ния Пом­пея на Восто­ке (т. е. во вре­мя его вой­ны с Мит­ри­да­том, а так­же в резуль­та­те похо­дов в Закав­ка­зье и Сирию), кото­рые дол­гое вре­мя не име­ли силы из-за про­ти­во­дей­ст­вия сена­та (Дион Кас­сий, 38, 7; Плу­тарх, «Лукулл», 42; «Пом­пей», 48; Аппи­ан, «Граж­дан­ские вой­ны», II, 13). Так­же, минуя сенат, Цезарь про­вел через народ­ное собра­ние lex Iulia de pub­li­ca­nis, в резуль­та­те чего была сни­же­на на одну треть откуп­ная сум­ма нало­гов в про­вин­ции Азии — вопрос, с кото­рым пуб­ли­ка­ны уже обра­ща­лись в сенат, но без­успеш­но. (Цице­рон, «Пись­ма к Атти­ку», II, 16, 2; Дион Кас­сий, XXXVIII, 7; Све­то­ний, «Юлий», 20.) Это было сде­ла­но, несо­мнен­но, в уго­ду Крас­су, отста­и­вав­ше­му инте­ре­сы рим­ско­го всад­ни­че­ства. И, нако­нец, сам Цезарь после сво­его кон­суль­ства полу­чил (по lex Va­ti­nia de pro­vin­cia Cae­sa­ris) в управ­ле­ние Цис­аль­пин­скую Гал­лию вме­сте с Илли­ри­ком, сро­ком на пять лет и с пра­вом набо­ра трех леги­о­нов². Вско­ре к этим про­вин­ци­ям была при­со­еди­не­на еще и Нар­бон­ская Гал­лия (с пра­вом набо­ра допол­ни­тель­но­го леги­о­на).

В октяб­ре 59 г. в пле­бей­ские три­бу­ны (опять-таки при содей­ст­вии Цеза­ря) был избран Пуб­лий Кло­дий. Это — один из послед­них круп­ных дея­те­лей рим­ской демо­кра­тии и, кста­ти ска­зать, закля­тый враг Цице­ро­на. В чис­ле пер­вых зако­но­про­ек­тов, про­веден­ных во вре­мя его три­бу­на­та, фигу­ри­ро­вал закон, направ­лен­ный про­тив тех маги­ст­ра­тов, кото­рые были повин­ны в каз­ни рим­ских граж­дан, совер­шен­ной без суда (Дион Кас­сий, XXXVIII, 14; Вел­лей Патер­кул, II, 45). Всем было ясно, что в дан­ном слу­чае имел­ся в виду Цице­рон и его рас­пра­ва со сто­рон­ни­ка­ми Кати­ли­ны, учи­нен­ная при подав­ле­нии заго­во­ра.

с.156 Цице­рон после опуб­ли­ко­ва­ния зако­но­про­ек­та вел себя отнюдь не геро­и­че­ски. Он обла­чил­ся в тра­ур и уни­жен­но про­сил кон­су­ла Писо­на и Пом­пея о защи­те. Пом­пею он даже бро­сил­ся в ноги. Так как все эти попыт­ки не име­ли успе­ха, то, по свиде­тель­ству Аппи­а­на, Цице­рон, оде­тый в бед­ную и гряз­ную одеж­ду, не постес­нял­ся пря­мо на ули­цах Рима оста­нав­ли­вать про­хо­жих, ища у них сочув­ст­вия и под­держ­ки (Аппи­ан, «Граж­дан­ские вой­ны», II, 15; Плу­тарх, «Цице­рон», 30).

Рим­ские всад­ни­ки и часть сена­то­ров так­же обла­чи­лись в тра­ур. Была отправ­ле­на осо­бая депу­та­ция к кон­су­лам. Она, одна­ко, под­верг­лась напа­де­нию воору­жен­но­го отряда Кло­дия, кон­су­лы отка­за­лись под­дер­жать Цице­ро­на, а когда, нако­нец, и сам Катон посо­ве­то­вал ему доб­ро­воль­но уехать из Рима, то Цице­рон понял, что игра про­иг­ра­на и еще до при­ня­тия зако­на Кло­дия поки­нул Рим и отпра­вил­ся в Гре­цию. Дом его в Риме был раз­ру­шен, усадь­бы раз­граб­ле­ны, зна­чи­тель­ная часть иму­ще­ства кон­фис­ко­ва­на.

Чтобы пре­вра­тить доб­ро­воль­ное изгна­ние Цице­ро­на в акт, име­ю­щий юриди­че­скую силу, Кло­дий добил­ся при­ня­тия еще одно­го зако­на, уже откры­то направ­лен­но­го про­тив Цице­ро­на (lex Clo­dia de exi­lio Ci­ce­ro­nis). Закон этот под­чер­ки­вал, что имен­но Цице­рон дол­жен под­пасть под более ран­ний и сфор­му­ли­ро­ван­ный в более общем виде закон. Под стра­хом смерт­ной каз­ни запре­ща­лось пре­до­став­лять убе­жи­ще изгнан­ни­ку (если он ока­жет­ся на рас­сто­я­нии менее 500 миль от Рима) и запре­ща­лось когда-либо в буду­щем ста­вить вопрос о пере­смот­ре или отмене дан­но­го зако­на (Цице­рон, «Пись­ма к Атти­ку», III, 23, 2—4; «Речь в сена­те после воз­вра­ще­ния из изгна­ния», 4, 8; «Речь о доме», 26, 68; 27, 70).

Но послед­нее поло­же­ние зако­на ока­за­лось чрез­мер­ным, а пото­му и нере­аль­ным. Цице­рон про­был в изгна­нии непол­ных пол­то­ра года. За это вре­мя обста­нов­ка в Риме изме­ни­лась. В про­ти­во­вес Кло­дию сенат­ски­ми кру­га­ми был выдви­нут пле­бей­ский три­бун 57 г. Милон, по при­ме­ру Кло­дия орга­ни­зо­вав­ший воору­жен­ные отряды из сво­их сто­рон­ни­ков. Его начал под­дер­жи­вать Пом­пей, кото­рый в этот пери­од сбли­зил­ся с сена­том. Поэто­му, не без уча­стия Пом­пея, через народ­ное собра­ние было про­веде­но реше­ние о воз­вра­ще­нии Цице­ро­на в Рим. В авгу­сте 57 г. Цице­рон выса­дил­ся в Брун­ди­сии, и его путь до Рима, куда он при­был в нача­ле сен­тяб­ря, пре­вра­тил­ся в три­ум­фаль­ное шест­вие. В Риме он высту­пил с бла­годар­ст­вен­ны­ми реча­ми перед сена­том и перед наро­дом. Каза­лось бы, такие собы­тия, как ослаб­ле­ние пози­ций Кло­дия, сбли­же­ние Пом­пея с сена­том, воз­вра­ще­ние Цице­ро­на в Рим, свиде­тель­ст­во­ва­ли об укреп­ле­нии вли­я­ния сенат­ских кру­гов, а сле­до­ва­тель­но, и о воз­мож­но­сти для Цице­ро­на сно­ва при­ни­мать уча­стие в поли­ти­че­ской жиз­ни Рима. Одна­ко бли­жай­шие собы­тия пока­за­ли всю иллю­зор­ность его надежд.

Вес­ной 56 г. в г. Луке (север­ная Этру­рия) про­изо­шло свида­ние три­ум­ви­ров. О зна­че­нии, каким фак­ти­че­ски поль­зо­ва­лось это неофи­ци­аль­ное с.157 пра­ви­тель­ство, свиде­тель­ст­ву­ет тот факт, что в Луку при­бы­ло 200 сена­то­ров, а 120 лик­то­ров сопро­вож­да­ло съе­хав­ших­ся сюда долж­ност­ных лиц (Плу­тарх, «Пом­пей», 51; «Цезарь», 21; Аппи­ан, II, 17). Свида­ние в Луке укре­пи­ло союз (меж­ду Крас­сом и Пом­пе­ем уже нача­лись было тре­ния); кро­ме того, был при­нят ряд важ­ных реше­ний. Цеза­рю, кото­рый бла­го­да­ря сво­им гром­ким победам в войне с гал­ла­ми стал наи­бо­лее попу­ляр­ной фигу­рой сре­ди три­ум­ви­ров, было реше­но про­длить пол­но­мо­чия по управ­ле­нию Гал­ли­ей еще на пять лет, с пра­вом дове­сти армию до деся­ти леги­о­нов. Что каса­ет­ся Пом­пея и Крас­са, то было обу­слов­ле­но, что они полу­чат кон­суль­ство на 55 г., а затем управ­ле­ние (на пяти­лет­ний срок) про­вин­ци­я­ми Испа­ни­ей (Пом­пей) и Сири­ей (Красс). По воз­вра­ще­нии в Рим Пом­пей и Красс, несмот­ря на сопро­тив­ле­ние сенат­ских кру­гов, про­ве­ли эти реше­ния через народ­ное собра­ние.

В свое кон­суль­ство Пом­пей закон­чил построй­ку пер­во­го в Риме теат­ра; откры­тие его было отме­че­но вели­ко­леп­ны­ми игра­ми. По окон­ча­нии сро­ка кон­суль­ства Пом­пей не уехал в Испа­нию, а остал­ся в Риме, управ­ляя про­вин­ци­ей через сво­их лега­тов. Красс, наобо­рот, еще в кон­це 55 г. отпра­вил­ся в Сирию, где он, стре­мясь под­но­вить свою воен­ную репу­та­цию, померк­шую после успе­хов Пом­пея, а в послед­нее вре­мя и Цеза­ря, начал вой­ну с пар­фя­на­ми. В пер­вый год вой­ны воен­ные дей­ст­вия шли для рим­лян удач­но, но вско­ре поло­же­ние изме­ни­лось, и в 53 г., углу­бив­шись в Месо­пота­мию, вой­ско Крас­са потер­пе­ло сокру­ши­тель­ное пора­же­ние (бит­ва при Каррах). Во вре­мя пере­го­во­ров с пред­во­ди­те­ля­ми вра­же­ских сил Красс был убит.

Смерть Крас­са дала тол­чок к рас­па­ду пер­во­го три­ум­ви­ра­та. Отно­ше­ния меж­ду Пом­пе­ем и Цеза­рем нача­ли ослож­нять­ся. В Риме воз­ник­ли бес­по­ряд­ки; на выбор­ных собра­ни­ях про­ис­хо­ди­ли воору­жен­ные столк­но­ве­ния меж­ду отряда­ми Кло­дия и отряда­ми Мило­на. Все четы­ре кан­дида­та на кон­суль­ство 53 г. были обви­не­ны в пред­вы­бор­ных под­ку­пах и вплоть до июля государ­ство оста­ва­лось без выс­ших маги­ст­ра­тов. По свиде­тель­ству Аппи­а­на, Пом­пей через сво­их аген­тов наме­рен­но под­дер­жи­вал бес­по­ряд­ки и анар­хию, чтобы воз­ник­ла необ­хо­ди­мость назна­чить дик­та­то­ра (Аппи­ан, II, 20; ср. Плу­тарх, «Пом­пей», 54).

В 52 г. поло­же­ние ста­ло еще более напря­жен­ным. Год сно­ва начал­ся без маги­ст­ра­тов. В стыч­ке на Аппи­е­вой доро­ге людь­ми Мило­на был убит Кло­дий. Его похо­ро­ны про­ис­хо­ди­ли на фору­ме и выли­лись в гран­ди­оз­ную мани­фе­ста­цию. В этом же году нача­лось обще­галль­ское вос­ста­ние, и Цезарь со сво­им вой­ском на неко­то­рое вре­мя ока­зал­ся в затруд­ни­тель­ном поло­же­нии.

Все эти собы­тия лишь обост­ря­ли борь­бу меж­ду сто­рон­ни­ка­ми Цеза­ря и сто­рон­ни­ка­ми Пом­пея в самом Риме. Про­ис­хо­ди­ли народ­ные сход­ки, собра­ния, стыч­ки, неред­ко кон­чав­ши­е­ся кро­во­про­ли­ти­ем. Сенат был с.158 демо­ра­ли­зо­ван и почел за бла­го обра­тить свои взо­ры к Пом­пею. Когда на одном из заседа­ний сена­та обсуж­дал­ся вопрос о дик­та­ту­ре, то Бибул — дав­ний враг Цеза­ря — пред­ло­жил избрать Пом­пея кон­су­лом без кол­ле­ги (si­ne col­le­ga). Это была смяг­чен­ная и ком­про­мисс­ная фор­ма дик­та­ту­ры, и сенат охот­но пошел на это пред­ло­же­ние (Плу­тарх, «Пом­пей», 54; Аппи­ан, II, 23). Пом­пей немед­лен­но всту­пил в долж­ность, что, конеч­но, еще более обост­ри­ло его отно­ше­ния с Цеза­рем и при­бли­зи­ло окон­ча­тель­ный раз­рыв меж­ду быв­ши­ми три­ум­ви­ра­ми.

В этой напря­жен­ной обста­нов­ке и борь­бе поло­же­ние Цице­ро­на было доволь­но дву­смыс­лен­ным. Вер­нув­шись в Рим в зна­чи­тель­ной мере по мило­сти Пом­пея, он волей-нево­лей был вынуж­ден лави­ро­вать меж­ду сена­том и три­ум­ви­ра­ми. Собы­тия 53—52 гг, — сла­бость сена­та, неудач­ная попыт­ка защи­тить Мило­на на суде по пово­ду убий­ства Кло­дия, рост про­ти­во­ре­чий меж­ду Пом­пе­ем и Цеза­рем — все это еще более ослаб­ля­ло его соб­ст­вен­ные пози­ции, еще в боль­шей сте­пе­ни лиша­ло его воз­мож­но­сти занять неза­ви­си­мое и само­сто­я­тель­ное поло­же­ние. Имен­но в эти годы он гово­рит о том, что «государ­ства нет», а «Пом­пей все­си­лен», свою же поли­ти­че­скую карье­ру счи­та­ет раз­би­той. Может быть, он имен­но поэто­му доволь­но охот­но при­ни­ма­ет назна­че­ние про­кон­су­лом в Кили­кию, где он про­был с середи­ны 51 г. и до кон­ца 50 г. (Плу­тарх, «Цице­рон», 36).

Как уже гово­ри­лось, фило­соф­ские трак­та­ты Цице­ро­на «О государ­стве» и «О зако­нах» были напи­са­ны в этот пери­од. Трак­тат «О государ­стве» был начат Цице­ро­ном в 54 г. и опуб­ли­ко­ван, види­мо, в 51 г., неза­дол­го до его отъ­езда в Кили­кию. Трак­тат «О зако­нах», слу­жа­щий как бы есте­ствен­ным про­дол­же­ни­ем пер­во­го труда, — Цице­рон в дан­ном слу­чае, несо­мнен­но, под­ра­жал Пла­то­ну, кото­рый, как извест­но, допол­нил свою «Поли­тию» (очерк иде­аль­но­го государ­ства) спе­ци­аль­ным и напи­сан­ным с более «прак­ти­че­ских» пози­ций трудом «Зако­ны», — был начат вслед за диа­ло­гом «О государ­стве», т. е. 52 г., но, по всем при­зна­кам, не был окон­чен. И хотя Цице­рон в 46 г., как это явст­ву­ет из его пись­ма к Варро­ну, сно­ва соби­рал­ся при­нять­ся за изу­че­ние подоб­ных вопро­сов (Цице­рон, «Пись­ма к близ­ким», IX, 2, 5), трак­тат «О зако­нах» так и остал­ся не доведен­ным до кон­ца и не обра­ботан­ным. Во вся­ком слу­чае, Цице­рон сам его не пуб­ли­ко­вал: пере­чис­ляя в одном из более позд­них про­из­веде­ний свои фило­соф­ские работы, он об этом трак­та­те даже не упо­ми­на­ет (Цице­рон, «О пред­виде­нии», II, 1).

Трак­тат Цице­ро­на «О государ­стве» до нача­ла про­шло­го сто­ле­тия был изве­стен толь­ко по упо­ми­на­ни­ям о нем у дру­гих авто­ров и по отдель­ным цита­там, при­во­ди­мым эти­ми авто­ра­ми, если не счи­тать боль­шо­го отрыв­ка, кото­рым закан­чи­вал­ся трак­тат в целом, — так назы­вае­мо­го «Сно­виде­ния с.159 Сци­пи­о­на», сохра­нен­но­го нам Мак­ро­би­ем, грам­ма­ти­ком V в. н. э., напи­сав­шим к нему ком­мен­та­рий.

В эпо­ху Воз­рож­де­ния цени­те­ли и поклон­ни­ки антич­но­сти, начи­ная с Пет­рар­ки, разыс­ки­ва­ли это сочи­не­ние Цице­ро­на во всех кни­го­хра­ни­ли­щах Евро­пы и езди­ли с этой целью даже в Поль­шу, но все эти попыт­ки дол­гое вре­мя оста­ва­лись без­ре­зуль­тат­ны­ми. Толь­ко в нача­ле XIX в. уче­ный кар­ди­нал Андже­ло Маи, пре­фект Вати­кан­ской биб­лио­те­ки, нашел палимп­сест (т. е. руко­пись на пер­га­мене, с кото­ро­го был стерт пер­во­на­чаль­ный текст и напи­сан новый). Этот палимп­сест содер­жал зна­чи­тель­ную часть пер­вой и вто­рой «книг» трак­та­та, а так­же и отрыв­ки из третьей, чет­вер­той и пятой книг; из тек­ста шестой кни­ги палимп­сест не сохра­нил ни одно­го отрыв­ка В 1822 г. Маи издал руко­пись, вклю­чив в нее фраг­мен­ты и цита­ты, при­во­ди­мые древни­ми авто­ра­ми, и снаб­див изда­ние сво­и­ми ком­мен­та­ри­я­ми; после­дую­щие изда­ния были выпу­ще­ны в 1828 и 1846 гг.

Сочи­не­ние Цице­ро­на «О государ­стве» поль­зо­ва­лось доволь­но широ­кой извест­но­стью у совре­мен­ни­ков. Так, напри­мер, один из корре­спон­ден­тов Цице­ро­на — Марк Целий Руф писал ему в Кили­кию в середине 51 г.: «Твои кни­ги о государ­стве высо­ко ценят­ся все­ми» (Цице­рон, «Пись­ма к близ­ким», VIII, 1, 4). Но еще более попу­ляр­ным трак­тат ста­но­вит­ся в после­дую­щее вре­мя; этим и объ­яс­ня­ет­ся боль­шое чис­ло ссы­лок на него и цитат, сохра­нив­ших­ся в сочи­не­ни­ях древ­них авто­ров, начи­ная с Сене­ки и Пли­ния Стар­ше­го. Инте­рес­но отме­тить, что мно­гие поло­же­ния трак­та­та охот­но исполь­зо­ва­лись так назы­вае­мы­ми «отца­ми церк­ви», т. е. хри­сти­ан­ски­ми писа­те­ля­ми — Амвро­си­ем (IV в.), Иеро­ни­мом (IV—V вв.), а в осо­бен­но­сти Лак­тан­ци­ем (IV в.) и авто­ром зна­ме­ни­то­го в сред­ние века труда «О гра­де божьем» (De ci­vi­ta­te Dei) — Авре­ли­ем Авгу­сти­ном (354—430 гг.). Послед­ние два из упо­мя­ну­тых хри­сти­ан­ских писа­те­лей не толь­ко цити­ру­ют Цице­ро­на, но и неред­ко в зна­чи­тель­ных отрыв­ках пере­ска­зы­ва­ют отдель­ные места и рас­суж­де­ния из трак­та­та.

Сочи­не­ние Цице­ро­на «О государ­стве» напи­са­но им — опять-таки сле­дуя при­ме­ру Пла­то­на — в фор­ме диа­ло­га. Место дей­ст­вия — заго­род­ная усадь­ба Пуб­лия Сци­пи­о­на Афри­кан­ско­го Млад­ше­го, вре­мя дей­ст­вия — дни Латин­ских празд­неств (fe­riae La­ti­nae), 129 г. до н. э. (в кон­суль­ство Г. Сем­п­ро­ния Туди­та­на и Мания Акви­лия). Глав­ным дей­ст­ву­ю­щим лицом диа­ло­га явля­ет­ся сам Сци­пи­он; в диа­ло­ге, кро­ме него, при­ни­ма­ют уча­стие его дру­зья и род­ст­вен­ни­ки: Г. Лелий, Л. Фурий Фил, Маний Мани­лий, Сп. Мум­мий, Кв. Элий Тубе­рон, П. Рути­лий Руф, Кв. Муций Сце­во­ла и Г. Фан­ний.

Нам извест­но, что Цице­рон, работая над сво­им про­из­веде­ни­ем, не раз менял его замы­сел и постро­е­ние. Он сам гово­рит об этом в одном из писем к сво­е­му бра­ту Квин­ту («Пись­ма к бра­ту Квин­ту», III, 5, 1—2). Пер­во­на­чаль­ный план, соглас­но кото­ро­му в диа­ло­ге высту­па­ли лица, с.160 пере­чис­лен­ные выше, он, по сове­ту одно­го из сво­их дру­зей, хотел изме­нить и «осовре­ме­нить», сде­лав участ­ни­ка­ми диа­ло­га само­го себя и сво­его бра­та (там же). Но, в конеч­ном ито­ге, он все же вер­нул­ся к преж­не­му пла­ну: диа­лог ведет­ся в ту эпо­ху, когда Рим­ское государ­ство, по мне­нию Цице­ро­на, про­цве­та­ло.

Общая струк­ту­ра трак­та­та сле­дую­щая: он состо­ит из шести книг — по две кни­ги на каж­дый день беседы, кото­рая, таким обра­зом, длит­ся три дня. Каж­дый день посвя­щен обсуж­де­нию опре­де­лен­но­го вопро­са: кни­ги I и II — вопро­су о наи­луч­шем государ­ст­вен­ном устрой­стве (De op­ti­mo sta­tu ci­vi­ta­tis), кни­ги III и IV — фило­соф­ско­му обос­но­ва­нию поня­тия государ­ства (исхо­дя из идеи спра­вед­ли­во­сти) и, нако­нец, кни­ги V и VI — вопро­су о наи­луч­шем государ­ст­вен­ном дея­те­ле (De op­ti­mo ci­ve). Как уже было отме­че­но, весь трак­тат завер­ша­ет­ся неким апо­фе­о­зом — сно­виде­ни­ем Сци­пи­о­на Млад­ше­го, во вре­мя кото­ро­го ему явля­ет­ся зна­ме­ни­тый победи­тель Ган­ни­ба­ла, Сци­пи­он Афри­кан­ский Стар­ший. Послед­ний пред­ска­зы­ва­ет сво­е­му при­ем­но­му вну­ку бле­стя­щую судь­бу и, вме­сте с тем, объ­яс­ня­ет ему, что людям, кото­рые вер­но слу­жи­ли оте­че­ству, угото­ва­но бес­смер­тие и веч­ное бла­жен­ство (См. Цице­рон, «О государ­стве», VI, 9—29; «Сно­виде­ние Сци­пи­о­на»).

Опре­де­ле­ние источ­ни­ков Цице­ро­на в трак­та­те «О государ­стве» не состав­ля­ет осо­бо­го труда, так как^[1] они в том или ином месте пере­чис­ля­ют­ся самим авто­ром. Так, упо­ми­ная в одном из сво­их более позд­них про­из­веде­ний инте­ре­су­ю­щий нас трак­тат, Цице­рон гово­рит о таких источ­ни­ках, как Пла­тон, Ари­сто­тель, Фео­фраст (и вооб­ще шко­ла пери­па­те­ти­ков) (Цице­рон, «О пред­виде­нии», II, 1, 3); в самом же трак­та­те, поми­мо мно­го­крат­ных упо­ми­на­ний име­ни Пла­то­на, мож­но най­ти ссыл­ки на Поли­бия и Панэтия (Цице­рон, «О государ­стве», I, 21, 34). От себя доба­вим еще имя Дике­ар­ха, хотя к вопро­су о его вли­я­нии на Цице­ро­на сле­ду­ет под­хо­дить осто­рож­но³. В целом же, как в свое вре­мя пра­виль­но отме­тил В. Шур, трак­тат «О государ­стве» объ­еди­ня­ет в одно целое поли­ти­че­ские тео­рии Сред­ней Стои с прак­ти­че­ским опы­том рим­ско­го кон­су­ла⁴. К вопро­су об отно­ше­нии Цице­ро­на к сво­им источ­ни­кам нам при­дет­ся еще вер­нуть­ся⁵.

с.161 Трак­тат «О зако­нах» сохра­нил­ся в двух глав­ных кодек­сах (спис­ках), вос­хо­дя­щих к IX и X вв. Как уже было ука­за­но, это про­из­веде­ние Цице­ро­на, слу­жив­шее как бы допол­не­ни­ем к диа­ло­гу «О государ­стве», оста­лось неза­кон­чен­ным. К тем сооб­ра­же­ни­ям, кото­рые при­во­ди­лись выше как дока­за­тель­ства неза­кон­чен­но­сти трак­та­та (отъ­езд Цице­ро­на в Кили­кию, упо­ми­на­ние о наме­ре­нии сно­ва взять­ся за эту тему в пись­ме к Варро­ну от 46 г. и, нако­нец, отсут­ст­вие назва­ния трак­та­та в пере­чне фило­соф­ских про­из­веде­ний, состав­лен­ном самим Цице­ро­ном), мож­но доба­вить еще сле­дую­щий аргу­мент: диа­ло­ги, кото­рые Цице­рон изда­вал сам, он обыч­но снаб­жал пред­и­сло­ви­ем (Цице­рон, «Пись­ма к Атти­ку», IV, 6, 2); дан­ный трак­тат пред­и­сло­вия не име­ет.

Трак­тат «О зако­нах» напи­сан так­же в фор­ме диа­ло­га, кото­рый, одна­ко, про­ис­хо­дит в совре­мен­ной Цице­ро­ну обста­нов­ке. Участ­ни­ки диа­ло­га — сам Цице­рон, его брат Квинт и друг Цице­ро­на Тит Пом­по­ний Аттик. До нас дошло три «кни­ги» трак­та­та, но так как у Мак­ро­бия есть упо­ми­на­ние о пятой кни­ге (Мак­ро­бий, «Сатур­на­лии», VI, 4, 8), то неко­то­рые иссле­до­ва­те­ли пред­по­ла­га­ют, что все про­из­веде­ние, по ана­ло­гии с трак­та­том «О государ­стве», состо­я­ло из шести книг. Наи­бо­лее обра­ботан­ной и закон­чен­ной пред­став­ля­ет­ся пер­вая кни­га диа­ло­га, дошед­шая до нас в хоро­шей сохран­но­сти, хотя и в ней встре­ча­ют­ся лаку­ны; во вто­рой и третьей кни­гах мно­гое про­из­во­дит впе­чат­ле­ние пер­во­на­чаль­ных наброс­ков.

Пер­вая кни­га трак­та­та содер­жит рас­суж­де­ние об есте­ствен­ном пра­ве, вто­рая — о «пра­ве боже­ст­вен­ном» (ius sac­rum), третья — о маги­ст­ра­тах. Зако­ны, изло­жен­ные во вто­рой и третьей кни­гах, пере­да­ны арха­и­зи­ро­ван­ным язы­ком, вос­про­из­во­дя­щим коло­рит ста­ри­ны; о содер­жа­нии книг, не дошед­ших до нас, судить труд­но, хотя на этот счет выска­зы­ва­лись раз­лич­ные пред­по­ло­же­ния⁶.

Источ­ни­ка­ми Цице­ро­на в трак­та­те «О зако­нах» были Пла­тон и Хри­сипп, один из наи­бо­лее пло­до­ви­тых писа­те­лей стои­че­ской шко­лы, автор сочи­не­ния, кото­рое тоже назы­ва­лось «О зако­нах». Из пред­ста­ви­те­лей Сред­ней Стои несо­мнен­но вли­я­ние Панэтия и, в какой-то мере, Антио­ха Аска­лон­ско­го (извест­но­го, кста­ти ска­зать, еще и тем, что он пытал­ся согла­со­вать уче­ние Стои с Ака­де­ми­ей).

Тако­ва, в общих чер­тах, кар­ти­на состо­я­ния двух инте­ре­су­ю­щих нас памят­ни­ков, их постро­е­ние и, нако­нец, крат­кий обзор источ­ни­ков, исполь­зо­ван­ных Цице­ро­ном при рабо­те над эти­ми трак­та­та­ми⁷, кото­рые с.162 пред­став­ля­ют собой, по автор­ско­му замыс­лу, нечто еди­ное и целое и, пожа­луй, могут счи­тать­ся наи­бо­лее ярким выра­же­ни­ем поли­ти­ко-фило­соф­ских тео­рий, имев­ших хож­де­ние сре­ди наи­бо­лее обра­зо­ван­ной, «интел­ли­гент­ной» и уме­рен­но-кон­сер­ва­тив­ной части гос­под­ст­ву­ю­ще­го клас­са Рима.

Мы не име­ем воз­мож­но­сти рас­смот­реть в дан­ной ста­тье все про­бле­мы, под­ни­мае­мые нашим авто­ром в его обо­их трак­та­тах. Поэто­му оста­но­вим­ся толь­ко на тех из них, кото­рые пред­став­ля­ют­ся нам наи­бо­лее инте­рес­ны­ми и важ­ны­ми как для пони­ма­ния поли­ти­ко-фило­соф­ских воз­зре­ний само­го Цице­ро­на, так и для пред­став­ля­е­мых им опре­де­лен­ных кру­гов рим­ско­го обще­ства I в. до н. э.

Из диа­ло­га «О государ­стве» оста­но­вим­ся на тео­рии наи­луч­ше­го государ­ст­вен­но­го устрой­ства и на рас­суж­де­ни­ях о государ­ст­вен­ном дея­те­ле, а из диа­ло­га «О зако­нах» — на тео­рии есте­ствен­но­го пра­ва.

Все тео­рии государ­ства в древ­но­сти, как это было одна­жды спра­вед­ли­во и ост­ро­ум­но отме­че­но, раз­ви­ва­лись, по суще­ству, в доволь­но огра­ни­чен­ных пре­де­лах меж­ду дву­мя вопро­са­ми: о государ­ст­вен­ных фор­мах и о луч­шей из этих форм. Отве­том на эти вопро­сы, как бы вен­чаю­щим раз­ви­тие поли­ти­ко-фило­соф­ских воз­зре­ний, было уче­ние о сме­шан­ной фор­ме государ­ст­вен­но­го устрой­ства⁸. Про­ник­но­ве­ние это­го уче­ния в Рим, несо­мнен­но, свя­за­но с уси­ле­ни­ем элли­ни­сти­че­ских вли­я­ний. В гре­че­ской фило­со­фии идея сме­шан­но­го государ­ст­вен­но­го устрой­ства раз­ра­ба­ты­ва­лась еще до Пла­то­на и Ари­сто­те­ля. Мы не можем сей­час оста­нав­ли­вать­ся на раз­ви­тии этих тео­рий гре­че­ской фило­соф­ской мыс­лью⁹. В дан­ном слу­чае нас инте­ре­су­ет вопрос о пере­не­се­нии этих идей на рим­скую поч­ву и их даль­ней­шее раз­ви­тие при­ме­ни­тель­но к государ­ст­вен­но­му устрой­ству Рима.

Пер­вым, кто при­ло­жил уче­ние о сме­шан­ной фор­ме к рим­ской кон­сти­ту­ции, был, как извест­но, Поли­бий. Эта попыт­ка была резуль­та­том его пре­кло­не­ния перед могу­ще­ст­вен­ной рим­ской дер­жа­вой и ее государ­ст­вен­ны­ми инсти­ту­та­ми. По его мне­нию, имен­но бла­го­да­ря этим инсти­ту­там, бла­го­да­ря сво­е­му государ­ст­вен­но­му устрой­ству рим­ляне и поко­ри­ли весь оби­тае­мый мир (Поли­бий, VI, 1, 3).

Посколь­ку поли­би­е­во уче­ние о сме­шан­ном государ­ст­вен­ном устрой­стве выте­ка­ет из его пре­кло­не­ния перед реаль­но суще­ст­во­вав­шим государ­ст­вен­ным стро­ем, оно харак­те­ри­зу­ет­ся, в первую оче­редь, отка­зом от отвле­чен­ных и умо­зри­тель­ных схем, во-вто­рых, кри­ти­кой дру­гих типов с.163 государ­ст­вен­но­го устрой­ства (Афи­ны, Фивы, иде­аль­ное государ­ство Пла­то­на), вплоть до тех, кото­рые неко­гда счи­та­лись образ­ца­ми сме­шан­но­го устрой­ства (Крит, Кар­фа­ген и даже Лакеде­мон).

Поли­бий уде­ля­ет боль­шое вни­ма­ние опи­са­нию пра­виль­ных и извра­щен­ных форм государ­ст­вен­но­го устрой­ства, при­чем уже при этом под­чер­ки­ва­ет, что наи­бо­лее совер­шен­ной фор­мой сле­ду­ет счи­тать такую, в кото­рой объ­еди­ня­ют­ся осо­бен­но­сти всех про­стых форм. Отсюда он пере­хо­дит к вопро­су о кру­го­во­ро­те государ­ст­вен­ных форм (ἀνα­κύκ­λη­σις), дает доволь­но подроб­ное опи­са­ние его и, в каче­стве глав­ной при­чи­ны кру­го­во­рота, ука­зы­ва­ет на неустой­чи­вость про­стых форм и на их склон­ность к вырож­де­нию (Поли­бий, VI, 3, 9).

Затем раз­вер­ты­ва­ет­ся зна­ме­ни­тое опре­де­ле­ние рим­ско­го государ­ст­вен­но­го устрой­ства как «само­го луч­ше­го из всех, какие были на нашей памя­ти», как тако­го, в кото­ром необы­чай­но удач­но и искус­но соче­та­ют­ся эле­мен­ты про­стых форм — монар­хии (кон­су­лы), ари­сто­кра­тии (сенат) и демо­кра­тии (коми­ции), при­чем ни одно­му из этих состав­ных эле­мен­тов не отда­ет­ся пред­по­чте­ния, но они вза­им­но допол­ня­ют и в то же вре­мя огра­ни­чи­ва­ют друг дру­га (Поли­бий, VI, 11; 15—18).

Поли­бий, несо­мнен­но, был одним из основ­ных источ­ни­ков Цице­ро­на для пер­вой кни­ги трак­та­та «О государ­стве». Не слу­чай­но изло­же­ние тео­рии сме­шан­но­го государ­ст­вен­но­го^[2] устрой­ства ведет­ся уста­ми Сци­пи­о­на, в круж­ке кото­ро­го, как извест­но, состо­ял и Поли­бий. Об отно­ше­нии Цице­ро­на к это­му источ­ни­ку будет ска­за­но ниже, а теперь мы перей­дем к изло­же­нию тео­рии сме­шан­но­го устрой­ства в истол­ко­ва­нии Сци­пи­о­на.

Сци­пи­он начи­на­ет свой экс­курс с изло­же­ния пра­ви­ла, кото­рым, по его мне­нию, сле­ду­ет руко­вод­ст­во­вать­ся при обсуж­де­нии любо­го вопро­са: «Если насчет назва­ния пред­ме­та иссле­до­ва­ния все соглас­ны, то надо разъ­яс­нить, что́ имен­но обо­зна­ча­ют этим назва­ни­ем; если насчет это­го тоже согла­сят­ся, то толь­ко тогда будет доз­во­ле­но при­сту­пить к беседе; ибо нико­гда нель­зя будет понять свой­ства пред­ме­та иссле­до­ва­ния, если сна­ча­ла не пой­мут, что́ он собой пред­став­ля­ет» (Цице­рон, «О государ­стве», I, 24, 38).

После это­го более чем пред­у­смот­ри­тель­но­го заме­ча­ния Сци­пи­он пере­хо­дит к опре­де­ле­нию государ­ства, т. е. res pub­li­ca как res po­pu­li (Цице­рон, «О государ­стве», I, 25, 39). Затем крат­ко изла­га­ет­ся при­чи­на воз­ник­но­ве­ния государ­ства (врож­ден­ная потреб­ность людей жить сов­мест­но) и дает­ся опре­де­ле­ние его сущ­но­сти (сово­куп­ность людей, свя­зан­ных общ­но­стью пра­ва и инте­ре­сов). После это­го Сци­пи­он пере­хо­дит к пере­чис­ле­нию основ­ных форм государ­ст­вен­но­го устрой­ства. Он отме­ча­ет три про­стые фор­мы: монар­хия, ари­сто­кра­тия и демо­кра­тия; ни одну из этих форм он не счи­та­ет совер­шен­ной (Цице­рон, «О государ­стве», I, 26, 42). Глав­ный и основ­ной недо­ста­ток заклю­ча­ет­ся в том, что каж­дая из этих форм, взя­тая в отдель­но­сти, не устой­чи­ва и лег­ко вырож­да­ет­ся в соот­вет­ст­ву­ю­щую ей с.164 извра­щен­ную фор­му (Цице­рон, «О государ­стве», I, 28, 44). Так воз­ни­ка­ют кру­го­во­роты сме­ня­ю­щих друг дру­га государ­ст­вен­ных форм, от чего застра­хо­ва­на лишь некая чет­вер­тая фор­ма, кото­рая как бы сме­ша­на из трех форм, назван­ных выше (Цице­рон, «О государ­стве», I, 29, 45).

Одна­ко опре­де­ле­ния этой наи­бо­лее устой­чи­вой фор­мы пока не дает­ся. Дру­гой участ­ник диа­ло­га — Лелий пере­би­ва­ет Сци­пи­о­на и про­сит его сооб­щить, какую из трех назван­ных про­стых форм он все же счи­та­ет наи­луч­шей. Вопрос Лелия дает Сци­пи­о­ну воз­мож­ность изло­жить взгляды сто­рон­ни­ков каж­дой из государ­ст­вен­ных форм¹⁰, и толь­ко на повтор­ный вопрос Лелия он выска­зы­ва­ет свою соб­ст­вен­ную точ­ку зре­ния и гово­рит, что, если необ­хо­ди­мо выбрать одну из «чистых» форм, то он пред­по­чи­та­ет цар­скую власть (Цице­рон, «О государ­стве», I, 35, 54).

Затем Сци­пи­он, на осно­ва­нии раз­лич­ных при­ме­ров, пыта­ет­ся убедить Лелия в пра­виль­но­сти этой мыс­ли и лишь в самом кон­це пер­вой кни­ги диа­ло­га дает раз­вер­ну­тое опре­де­ле­ние сме­шан­но­го государ­ст­вен­но­го устрой­ства, при­чем теперь ука­зы­ва­ют­ся его пре­иму­ще­ства. Это устрой­ство долж­но объ­еди­нять эле­мен­ты трех выше­на­зван­ных про­стых форм таким обра­зом, «чтобы в государ­стве было нечто выдаю­ще­е­ся и цар­ст­вен­ное, чтобы некая часть вла­сти была уде­ле­на и вру­че­на авто­ри­те­ту пер­вен­ст­ву­ю­щих людей, а неко­то­рые дела были пре­до­став­ле­ны суж­де­нию и воле наро­да» (Цице­рон, «О государ­стве», I, 45, 69). Пре­иму­ще­ства­ми это­го сме­шан­но­го устрой­ства сле­ду­ет счи­тать, во-пер­вых, «так ска­зать, [вели­кое] равен­ство», во-вто­рых, проч­ность, так как нет осно­ва­ний для пере­во­рота или вырож­де­ния там, где каж­дый проч­но зани­ма­ет подо­баю­щее ему место (там же).

Тако­во в общих чер­тах уче­ние Цице­ро­на о наи­луч­шем государ­ст­вен­ном строе, изло­жен­ное им уста­ми Сци­пи­о­на. Насколь­ко Цице­рон в этом вопро­се повто­ря­ет сво­их пред­ше­ст­вен­ни­ков или, наобо­рот, отсту­па­ет от них (т. е. отно­ше­ние Цице­ро­на к его источ­ни­кам), будет осве­ще­но в даль­ней­шем; здесь мы отме­тим лишь ту любо­пыт­ную деталь, что из про­стых форм он — хотя и с опре­де­лен­ны­ми ого­вор­ка­ми — пред­по­чи­та­ет цар­скую власть, — тем более, что этот момент в какой-то мере под­во­дит нас к сле­дую­щей из основ­ных про­блем — к уче­нию Цице­ро­на о наи­луч­шем государ­ст­вен­ном дея­те­ле.

Посколь­ку выска­зы­ва­ния о государ­ст­вен­ном дея­те­ле в тех кни­гах диа­ло­га, кото­рые посвя­ще­ны имен­но это­му вопро­су, т. е. в V и VI кни­гах, чрез­вы­чай­но фраг­мен­тар­ны или содер­жат­ся в наи­ме­нее точ­ных экс­церп­тах (извле­че­ни­ях из сочи­не­ний дру­гих авто­ров), они, конеч­но, не могут дать нам чет­ко­го пред­став­ле­ния о кон­цеп­ции само­го Цице­ро­на (если в дан­ном слу­чае вооб­ще мож­но гово­рить о более или менее раз­ра­ботан­ной кон­цеп­ции). Но все же неко­то­рые наме­ки, неко­то­рые тер­ми­но­ло­ги­че­ские дета­ли, с.165 а глав­ным обра­зом пред­по­чте­ние, отда­вае­мое Цице­ро­ном цар­ской вла­сти, по срав­не­нию с дру­ги­ми «чисты­ми» фор­ма­ми, — все это, вме­сте взя­тое, при­во­ди­ло мно­гих иссле­до­ва­те­лей к выво­ду, что Цице­рон в сво­ем трак­та­те про­па­ган­ди­ро­вал монар­хи­че­ский иде­ал государ­ст­вен­но­го дея­те­ля.

Еще Р. Ю. Вип­пер утвер­ждал, что rec­tor rei pub­li­cae Цице­ро­на есть не что иное, как «монар­хи­че­ский пре­зи­дент»¹¹. О монар­хи­че­ском иде­а­ле Цице­ро­на гово­рил и Рейт­цен­штейн, счи­тав­ший, что Цице­рон в поли­би­е­ву схе­му сме­шан­но­го государ­ст­вен­но­го устрой­ства Рима под­ста­вил на место кон­су­лов (т. е. «цар­ско­го эле­мен­та») сво­его rec­tor rei pub­li­cae¹². По мне­нию Эд. Мей­е­ра, образ­цом для Цице­ро­на была «иде­аль­ная ари­сто­кра­тия» под руко­вод­ст­вом прин­цеп­са, т. е., по суще­ству, некая кон­сти­ту­ци­он­ная монар­хия¹³. На осно­ва­нии того, что Цице­рон употреб­ля­ет тер­мин «прин­цепс» в един­ст­вен­ном чис­ле (и при­ме­ня­ет его к Пом­пею), В. Шур делал вывод об уступ­ке Цице­ро­на «монар­хи­че­ской дей­ст­ви­тель­но­сти»¹⁴.

На наш взгляд, одна­ко, монар­хи­че­ское тол­ко­ва­ние Цице­ро­но­ва иде­а­ла государ­ст­вен­но­го дея­те­ля едва ли состо­я­тель­но. В дан­ном слу­чае нам пред­став­ля­ет­ся наи­бо­лее при­ем­ле­мой точ­ка зре­ния, выска­зан­ная Фог­том. По его мне­нию, Цице­рон имел в виду, конеч­но, не монар­хию как тако­вую, но некую фор­му «ари­сто­кра­ти­че­ско­го руко­вод­ства», кото­рая еще в дале­ком про­шлом рим­ско­го государ­ства (а «государ­ство пред­ков» — иде­ал Цице­ро­на) не раз вопло­ща­лась в руко­вод­стве лич­ном¹⁵.

И дей­ст­ви­тель­но, Цице­рон, в согла­сии с тра­ди­ци­он­ной рим­ской точ­кой зре­ния, выра­жен­ной в сти­хе Энния: «Древ­ний уклад и мужи — вот рим­ской дер­жа­вы опо­ра», — счи­та­ет, что про­цве­та­ние государ­ства обя­за­но вза­и­мо­дей­ст­вию этих двух фак­то­ров: mo­res и vi­ri. Сле­до­ва­тель­но, для вос­ста­нов­ле­ния было­го про­цве­та­ния государ­ства нуж­на, преж­де все­го, нрав­ст­вен­ная рефор­ма; но она, оче­вид­но, может быть про­веде­на толь­ко каким-то руко­во­дя­щим дея­те­лем, спо­соб­ным выпол­нить такую зада­чу в силу сво­их соб­ст­вен­ных граж­дан­ских и нрав­ст­вен­ных досто­инств. Подоб­но­го рефор­ма­то­ра Цице­рон назы­ва­ет rec­tor rei pub­li­cae или rec­tor ci­vi­ta­tis. Кста­ти ска­зать, идея нрав­ст­вен­ной рефор­мы была лейт­мо­ти­вом извест­ной речи по пово­ду поми­ло­ва­ния Мар­цел­ла Цеза­рем, про­из­не­сен­ной Цице­ро­ном в сена­те в 46 г. По мне­нию Эд. Мей­е­ра, Цице­рон в это вре­мя счи­тал Цеза­ря имен­но таким rec­tor rei pub­li­cae¹⁶.

с.166 На наш взгляд, послед­нее мало­ве­ро­ят­но, так как на осно­ва­нии V и VI книг диа­ло­га «О государ­стве» мы можем без труда убедить­ся в том, что Цице­рон, употреб­ляя тер­мин rec­tor, все­гда имел в виду «ари­сто­кра­та-рефор­ма­то­ра» — Сци­пи­о­на, Л. Эми­лия Пав­ла, Като­на Стар­ше­го, Грак­ха-отца, Лелия, Сци­пи­о­на Наси­ку, — а в конеч­ном сче­те при­ме­рял к это­му иде­а­лу государ­ст­вен­но­го дея­те­ля даже само­го себя («Пись­ма к Атти­ку», VI, 2, 9; VII, 3, 2). Все это доста­точ­но опре­де­лен­но свиде­тель­ст­ву­ет о том, что монар­хи­че­ский отте­нок никак не при­ло­жим к инте­ре­су­ю­ще­му нас тер­ми­ну.

В трак­та­те «О государ­стве» пере­чис­ля­ют­ся лишь каче­ства и обя­зан­но­сти rec­to­ris rei pub­li­cae, но отнюдь не его пра­ва. Цице­рон тре­бу­ет от поли­ти­че­ско­го дея­те­ля бла­го­ра­зу­мия («О государ­стве», II, 40, 67), тре­бу­ет, чтобы в нем разум тор­же­ст­во­вал над низ­мен­ны­ми стра­стя­ми (там же), тре­бу­ет таких досто­инств, как муд­рость, спра­вед­ли­вость, воз­держ­ность, крас­но­ре­чие и даже зна­ние пра­ва и сочи­не­ний гре­че­ских авто­ров («О государ­стве», V, 1, 2).

Какие же зада­чи при­зван решать этот поли­ти­че­ский дея­тель, в каких слу­ча­ях и каким обра­зом он дол­жен вме­ши­вать­ся в ход государ­ст­вен­ных дел? Ответ на этот вопрос содер­жит­ся в одной из речей Цице­ро­на, где он опре­де­ля­ет свою соб­ст­вен­ную нор­му поведе­ния как государ­ст­вен­но­го дея­те­ля: «Я выпол­нил свои обя­зан­но­сти кон­су­ла, ниче­го не совер­шив без сове­та сена­та, ниче­го — без одоб­ре­ния рим­ско­го наро­да, на рострах все­гда защи­щая курию, в сена­те — народ, объ­еди­няя народ с пер­вен­ст­во­вав­ши­ми людь­ми, всад­ни­че­ское сосло­вие — с сена­том» (Цице­рон, «Речь про­тив Писо­на», 3, 7). Цице­рон так дей­ст­во­вал, будучи кон­су­лом, но если государ­ст­вен­ные учреж­де­ния или маги­ст­ра­ты ока­зы­ва­ют­ся не на высо­те, то имен­но в этот момент и дол­жен высту­пить ci­vis op­ti­mus (он может быть и част­ным лицом, а не обя­за­тель­но маги­ст­ра­том («О государ­стве», II, 25, 46)), в каче­стве tu­tor et mo­de­ra­tor rei pub­li­cae или rec­tor et gu­ber­na­tor ci­vi­ta­tis («О государ­стве», II, 29, 51).

Таким обра­зом, монар­хи­че­ское тол­ко­ва­ние обра­за rec­tor rei pub­li­cae или prin­ceps ci­vi­ta­tis явно несо­сто­я­тель­но. Ссыл­ки же на то, что употреб­ле­ние Цице­ро­ном этих тер­ми­нов в един­ст­вен­ном чис­ле при­да­ет им яко­бы «монар­хи­че­ский отте­нок», не явля­ют­ся ни убеди­тель­ны­ми¹⁷, ни даже — как в свое вре­мя пока­зал Р. Гейн­це — доста­точ­но точ­ны­ми¹⁸.

Перей­дем теперь к рас­смот­ре­нию послед­ней из инте­ре­су­ю­щих нас про­блем — к про­бле­ме есте­ствен­но­го пра­ва. Она в свое вре­мя раз­ра­ба­ты­ва­лась еще софи­ста­ми¹⁹, затем при­влек­ла к себе вни­ма­ние сто­и­ков, но, как уже было ука­за­но выше, если и мож­но гово­рить о вли­я­нии клас­си­че­ских с.167 пред­ста­ви­те­лей стои­че­ской шко­лы на Цице­ро­на (в част­но­сти, о вли­я­нии Хри­сип­па), то подоб­ное вли­я­ние едва ли было непо­сред­ст­вен­ным. Бли­же все­го Цице­рон был свя­зан с фило­соф­ски­ми тече­ни­я­ми II—I вв. до н. э. (так назы­вае­мый «пери­од эклек­тиз­ма»).

Опре­де­ле­ние «истин­но­го зако­на» как неко­е­го пра­виль­но­го поло­же­ния, соот­вет­ст­ву­ю­ще­го при­ро­де, рас­про­стра­ня­ю­ще­го­ся на всех людей, посто­ян­но­го и веч­но­го, кото­рое при­зы­ва­ет к испол­не­нию дол­га, при­ка­зы­вая, и отпу­ги­ва­ет от пре­ступ­ле­ния, запре­щая, — дано еще в трак­та­те «О государ­стве» (III, 22, 33). Начи­ная же свое рас­суж­де­ние в диа­ло­ге «О зако­нах», Цице­рон преж­де все­го гово­рит о необ­хо­ди­мо­сти охва­тить вопрос в целом, т. е. сна­ча­ла выяс­нить самую при­ро­ду пра­ва, а затем перей­ти к рас­смот­ре­нию зако­нов, на осно­ва­нии кото­рых государ­ство управ­ля­ет­ся, в том чис­ле и к рас­смот­ре­нию так назы­вае­мых граж­дан­ских прав (iura ci­vi­lia) («О зако­нах», I, 5, 17).

Затем сле­ду­ет опре­де­ле­ние: «Закон …есть зало­жен­ный в при­ро­де выс­ший разум, веля­щий нам совер­шать то, что сле­ду­ет совер­шать, и запре­щаю­щий про­ти­во­по­лож­ное». Разум этот, когда он про­ни­ка­ет в чело­ве­ка и укреп­ля­ет­ся в нем, и есть закон. Сле­до­ва­тель­но, поня­тие пра­ва сле­ду­ет выво­дить из зако­на; он — «мери­ло пра­ва и бес­пра­вия». Что каса­ет­ся писа­ных зако­нов, — а обыч­но люди толь­ко их и счи­та­ют зако­на­ми, — то такое тол­ко­ва­ние прак­ти­че­ски при­ем­ле­мо, одна­ко при уста­нов­ле­нии пра­ва сле­ду­ет исхо­дить из того выс­ше­го зако­на, кото­рый, будучи общим для всех вре­мен, воз­ник рань­ше, чем любые писа­ные зако­ны, рань­ше, чем воз­ник­ло какое бы то ни было государ­ство (Цице­рон, «О зако­нах», I, 6, 18—19).

Далее Цице­рон, под­чер­ки­вая пре­ем­ст­вен­ность меж­ду обо­и­ми сво­и­ми трак­та­та­ми, гово­рит, что все зако­ны необ­хо­ди­мо сооб­ра­зо­вать с тем государ­ст­вен­ным устрой­ст­вом, пре­вос­ход­ство кото­ро­го было дока­за­но Сци­пи­о­ном (Цице­рон, «О зако­нах», I, 6, 20). После это­го он пере­хо­дит к рас­смот­ре­нию вопро­са о зако­нах как глав­ной свя­зи меж­ду людь­ми и боже­ст­вом. «Так как луч­ше разу­ма нет ниче­го и он при­сущ и чело­ве­ку, и боже­ству, то пер­вая связь меж­ду чело­ве­ком и боже­ст­вом — в разу­ме». Но разум есть закон; сле­до­ва­тель­но, люди свя­за­ны с бога­ми так­же и зако­ном. А все те, кто свя­зан меж­ду собой общи­ми пра­ва­ми и зако­на­ми, пред­став­ля­ют собой еди­ную общи­ну (ci­vi­tas). Поэто­му весь мир мож­но рас­смат­ри­вать как еди­ную общи­ну богов и людей («О зако­нах», I, 6, 23).

Затем сле­ду­ет дока­за­тель­ство того, что все люди похо­жи друг на дру­га и рав­ны друг дру­гу. «Како­во бы ни было опре­де­ле­ние, давае­мое чело­ве­ку, — гово­рит Цице­рон, — оно одно дей­ст­ви­тель­но по отно­ше­нию ко всем людям». Это и есть доста­точ­ное дока­за­тель­ство в поль­зу того, что меж­ду людь­ми нет ника­ко­го раз­ли­чия; если бы такое раз­ли­чие суще­ст­во­ва­ло, то одно-един­ст­вен­ное опре­де­ле­ние не охва­ты­ва­ло бы всех людей («О зако­нах», I, 10, 29—30).

с.168 И нако­нец, в трак­та­те про­во­дит­ся еще одна важ­ная мысль. Сна­ча­ла ее в общей фор­ме выска­зы­ва­ет Аттик: «Во-пер­вых, мы снаб­же­ны и укра­ше­ны как бы дара­ми богов; во-вто­рых, у людей суще­ст­ву­ет лишь одно рав­ное для всех и общее пра­ви­ло жиз­ни, и все они свя­за­ны, так ска­зать, при­род­ным чув­ст­вом снис­хо­ди­тель­но­сти и бла­го­же­ла­тель­но­сти, а так­же и общ­но­стью пра­ва» («О зако­нах», I, 13, 35). Таким обра­зом, чув­ство соци­аль­ной общ­но­сти, вле­че­ние людей друг к дру­гу тоже зало­же­но в самой при­ро­де и тес­но свя­за­но с поня­ти­ем спра­вед­ли­во­сти. «Спра­вед­ли­во­сти вооб­ще не суще­ст­ву­ет, если она не осно­ва­на на при­ро­де, а та, кото­рая уста­нав­ли­ва­ет­ся в рас­че­те на поль­зу, уни­что­жа­ет­ся из сооб­ра­же­ний дру­гой поль­зы». Более того, если не счи­тать при­ро­ду осно­ва­ни­ем пра­ва и зако­нов, то все доб­ле­сти — бла­го­род­ство, любовь к отчизне, чув­ство дол­га, жела­ние слу­жить ближ­не­му, чув­ство бла­го­дар­но­сти — все это уни­что­жа­ет­ся, ибо подоб­ные чув­ства воз­ник­ли и мог­ли воз­ник­нуть лишь пото­му, что «мы, по при­ро­де сво­ей, склон­ны любить людей, а это и есть осно­ва пра­ва» (Цице­рон, «О зако­нах», I, 15, 42—43; ср. I, 10, 29). Итак, осно­ва пра­ва — не мне­ния людей, но при­ро­да, не писа­ные зако­ны, создан­ные людь­ми, но при­род­ный, есте­ствен­ный закон, кото­рый одно­вре­мен­но есть выс­ший разум, спра­вед­ли­вость и кото­рый слу­жит свя­зу­ю­щей нитью меж­ду людь­ми и бога­ми. И толь­ко руко­вод­ст­ву­ясь им, люди спо­соб­ны отли­чать пра­во от бес­пра­вия, чест­ное от позор­но­го («О зако­нах», I, 16, 44), доб­рое от зло­го и стре­мить­ся к пра­ву и к тому, что чест­но и спра­вед­ли­во, ради самих этих доб­ле­стей («О зако­нах», I, 18, 48). Ибо нет на све­те ниче­го более неспра­вед­ли­во­го, чем жела­ние награ­ды или пла­ты за спра­вед­ли­вость («О зако­нах», I, 18, 49).

Тако­вы основ­ные поло­же­ния тео­рии есте­ствен­но­го пра­ва, раз­ви­вае­мые Цице­ро­ном в трак­та­те «О зако­нах». Как самый харак­тер этих идей, так и непо­сред­ст­вен­ные ука­за­ния авто­ра (см. выше) свиде­тель­ст­ву­ют о том, что дан­ный трак­тат — логи­че­ское раз­ви­тие и допол­не­ние диа­ло­га «О государ­стве». Если же иметь в виду основ­ные прин­ци­пи­аль­ные поло­же­ния это­го пер­во­го трак­та­та, т. е. уче­ние о наи­луч­шем государ­ст­вен­ном устрой­стве и уче­ние о государ­ст­вен­ном дея­те­ле, то все эти взя­тые вме­сте отправ­ные посыл­ки поли­ти­ко-фило­соф­ских воз­зре­ний Цице­ро­на мож­но рас­смат­ри­вать как ту базу, тот фун­да­мент, на кото­ром воз­веде­но еди­ное зда­ние обо­их диа­ло­гов.

Выше были ука­за­ны основ­ные источ­ни­ки, кото­ры­ми Цице­рон поль­зо­вал­ся, работая над трак­та­та­ми «О государ­стве» и «О зако­нах». Теперь на этом вопро­се сле­ду­ет оста­но­вить­ся более подроб­но.

Когда гово­рят о Цице­роне как фило­со­фе, то почти все­гда отме­ча­ют, что он был эклек­ти­ком. Но если это и так, то все же нет ника­ких осно­ва­ний счи­тать его толь­ко ком­пи­ля­то­ром. Отно­ше­ние Цице­ро­на к сво­им с.169 источ­ни­кам слож­ное, ино­гда пере­хо­дя­щее в пря­мую поле­ми­ку. Нам труд­но судить об этом в тех слу­ча­ях, когда самые источ­ни­ки до нас не дошли или дошли в незна­чи­тель­ных фраг­мен­тах и пере­ска­зе (Хри­сипп, Панэтий, Посидо­ний, Антиох Аска­лон­ский), но когда речь идет о таких источ­ни­ках, как Поли­бий или Пла­тон, то отно­ше­ние к ним со сто­ро­ны Цице­ро­на может быть пока­за­но на ряде при­ме­ров и доста­точ­но нагляд­но.

Что каса­ет­ся Поли­бия и цен­траль­но­го разде­ла его исто­ри­ко-фило­соф­ской кон­цеп­ции — уче­ния о сме­шан­ном государ­ст­вен­ном устрой­стве, то Цице­рон, как мы уже мог­ли убедить­ся, во мно­гом сле­ду­ет это­му сво­е­му источ­ни­ку. Пожа­луй, наи­бо­лее важ­ным в дан­ном слу­чае сле­ду­ет счи­тать то обсто­я­тель­ство, что он при­мы­ка­ет к Поли­бию в сво­ем стрем­ле­нии видеть сме­шан­ный строй осу­щест­влен­ным на исто­ри­че­ском при­ме­ре рим­ско­го государ­ства.

Одна­ко, сле­дуя в этом вопро­се Поли­бию, Цице­рон все же ино­гда отхо­дит от него в сто­ро­ну. Так, для Поли­бия кру­го­во­рот про­стых форм (ἀνα­κύκ­λη­σις) обу­слов­лен, соб­ст­вен­но гово­ря, един­ст­вен­ной при­чи­ной — неустой­чи­во­стью этих форм. Цице­рон же, рас­суж­дая об усто­ях сме­шан­но­го устрой­ства, на пер­вое место ста­вит «вели­кое равен­ство» (aequa­bi­li­tas mag­na) и толь­ко потом пере­хо­дит к «проч­но­сти» (fir­mi­tu­do). Конеч­но, Цице­рон пони­ма­ет это «вели­кое равен­ство» доста­точ­но свое­об­раз­но. Это, без­услов­но, не равен­ство в обла­сти иму­ще­ст­вен­ных отно­ше­ний или в смыс­ле равен­ства спо­соб­но­стей, но, ско­рее, равен­ство прав, пред­по­ла­гаю­щее, одна­ко, опре­де­лен­ную гра­да­цию «по досто­ин­ству».

Но как бы то ни было, для Цице­ро­на основ­ная при­чи­на кру­го­во­рота про­стых форм лежит более глу­бо­ко, чем для Поли­бия, — в нрав­ст­вен­ных усто­ях государ­ства. Как было в свое вре­мя пра­виль­но заме­че­но, Цице­рон пото­му и оце­ни­ва­ет столь поло­жи­тель­но сме­шан­ное устрой­ство, что толь­ко оно одно, с его точ­ки зре­ния, спо­соб­но выра­зить идею спра­вед­ли­во­сти²⁰.

Таким обра­зом, Цице­рон — по выра­же­нию Фог­та — отхо­дит от поли­би­е­ва «био­ло­ги­че­ско­го» схе­ма­тиз­ма, осо­бен­но в тех слу­ча­ях, когда он гово­рит о воз­мож­но­сти для поли­ти­че­ско­го дея­те­ля вли­ять на сме­ну государ­ст­вен­ных форм и даже, в какой-то мере, ее направ­лять²¹. Кро­ме того, у Поли­бия проч­ность сме­шан­но­го устрой­ства соот­не­се­на лишь с есте­ствен­ной порой его «про­цве­та­ния» (т. е. опять-таки опре­де­ля­ет­ся «био­ло­ги­че­ски­ми» фак­то­ра­ми), тогда как Цице­рон допус­ка­ет в прин­ци­пе «веч­ное» суще­ст­во­ва­ние государ­ства со сме­шан­ным устрой­ст­вом. Тако­го государ­ства ничто не может поко­ле­бать или раз­ру­шить, если толь­ко не какие-то роко­вые ошиб­ки его руко­во­ди­те­лей²².

с.170 Свое­об­раз­ное отно­ше­ние Цице­ро­на к сво­им источ­ни­кам еще более ярко про­яв­ля­ет­ся, если обра­тить­ся к вопро­су о вли­я­нии Пла­то­на. Послед­нее отнюдь не исчер­пы­ва­ет­ся толь­ко теми слу­ча­я­ми (кста­ти ска­зать, доволь­но мно­го­чис­лен­ны­ми), когда сам Цице­рон его отме­ча­ет и под­чер­ки­ва­ет. Более того, оно так­же может быть про­сле­же­но, так ска­зать, по двум про­ти­во­по­лож­ным направ­ле­ни­ям: там, где Цице­рон сле­ду­ет за сво­и­ми источ­ни­ка­ми, и там, где он фак­ти­че­ски с ними поле­ми­зи­ру­ет.

Преж­де все­го прин­ци­пи­аль­но раз­лич­ным ока­зы­ва­ет­ся — и об этом уже вскользь гово­ри­лось — общее пред­став­ле­ние о государ­стве. Если иде­аль­ное государ­ство Пла­то­на («Поли­тия» и даже, в какой-то сте­пе­ни, «Зако­ны») име­ет зна­че­ние лишь абсо­лют­ной (и отвле­чен­ной) нор­мы, то совер­шен­ное государ­ство Цице­ро­на есть постро­е­ние, при­год­ное имен­но для Рима и даже свя­зан­ное с опре­де­лен­ной исто­ри­че­ской эпо­хой. Государ­ство Пла­то­на — идея, государ­ство Цице­ро­на — исто­ри­че­ская реаль­ность. Исхо­дя из посыл­ки, что res pub­li­ca есть res po­pu­li, Цице­рон рас­смат­ри­ва­ет раз­ви­тие и сме­ну про­стых форм не вооб­ще, а на при­ме­ре исто­рии Рима. Основ­ны­ми поро­ка­ми этих форм, как толь­ко что гово­ри­лось, явля­ют­ся их «неспра­вед­ли­вость», их неустой­чи­вость, и толь­ко сме­шан­ная фор­ма может счи­тать­ся и спра­вед­ли­вой, и устой­чи­вой, при­чем эта устой­чи­вость пре­вра­ща­ет­ся у Цице­ро­на в незыб­ле­мость и даже веч­ность. «Ибо государ­ство, — пишет он, — долж­но быть устро­е­но так, чтобы быть веч­ным» («О государ­стве», III, 23, 34); или: «Я все же тре­во­жусь за наших потом­ков и за бес­смер­тие государ­ства, кото­рое мог­ло бы быть веч­ным, если бы люди жили по заве­там и обы­ча­ям отцов» («О государ­стве», III, 29, 41). Послед­нее утвер­жде­ние явля­ет­ся «типич­но рим­ским» и, в каче­стве тако­во­го, почти lo­cus com­mu­nis: раз­ви­тие этой мыс­ли мы нахо­дим и у Вер­ги­лия («Эне­ида», I, 269), и у Гора­ция (Оды, III, 5, 30), а по свиде­тель­ству Све­то­ния — даже у само­го Авгу­ста (Све­то­ний, «Август», XI, 21).

Выше было ска­за­но, что Цице­рон допол­нил свой труд «О государ­стве» вто­рым сочи­не­ни­ем «О зако­нах», сле­дуя образ­цу в виде пла­то­но­вых диа­ло­гов. К это­му, несо­мнен­но, мож­но доба­вить, что сама лите­ра­тур­ная фор­ма диа­ло­га тоже заим­ст­во­ва­на у Пла­то­на. Одна­ко и на этом при­ме­ре нетруд­но пока­зать свое­об­раз­ное отно­ше­ние Цице­ро­на к сво­им источ­ни­кам. Так, если в диа­ло­ге «О государ­стве» име­ют­ся чисто внеш­ние и фор­маль­ные «сов­па­де­ния» с «Поли­ти­ей», то даже и в этих слу­ча­ях все пере­де­ла­но на «рим­ский лад». У Пла­то­на диа­лог про­ис­хо­дит на празд­ни­ке фра­кий­ской боги­ни, в доме у чело­ве­ка, не явля­ю­ще­го­ся даже граж­да­ни­ном Афин, у Цице­ро­на — во вре­мя Латин­ских празд­неств, в доме пер­во­го граж­да­ни­на и государ­ст­вен­но­го дея­те­ля Сци­пи­о­на Эми­ли­а­на. Это при­да­ет все­му диа­ло­гу чисто рим­скую окрас­ку. Пла­тон, как извест­но, заклю­ча­ет свой диа­лог апо­фе­о­зом, в кото­ром высту­па­ет некий воин, пав­ший в бою и очнув­ший­ся от деся­ти­днев­ной оче­вид­ной смер­ти; Цице­рон дает в заклю­че­ние бесе­ду меж­ду с.171 дву­мя геро­я­ми Рима и моти­ви­ру­ет ее введе­ние вполне прав­до­по­доб­ным обра­зом, т. е. сно­виде­ни­ем. У Пла­то­на про­из­веде­ние кон­ча­ет­ся апо­фе­о­зом фило­со­фа, у Цице­ро­на — апо­фе­о­зом государ­ст­вен­но­го дея­те­ля.

Все выше­при­веден­ные места явля­ют­ся как бы при­ме­ра­ми «скры­той поле­ми­ки». Но в трак­та­те «О государ­стве» — наряду с самой высо­кой оцен­кой Пла­то­на — мож­но встре­тить так­же и пря­мые и откры­тые выпа­ды про­тив него. Так, Цице­рон (уста­ми Сци­пи­о­на) заяв­ля­ет, что он может лег­че сле­до­вать избран­ной им теме, пока­зав Рим­ское государ­ство на раз­лич­ных ста­ди­ях его раз­ви­тия, чем в слу­чае, если бы он стал рас­суж­дать о каком-то измыш­лен­ном государ­стве, как это дела­ет Сократ у Пла­то­на («О государ­стве», II, 1, 3).

Поле­ми­ка про­тив Пла­то­на неза­мет­но пере­рас­та­ет в поле­ми­ку вооб­ще про­тив гре­че­ских образ­цов и кано­нов. Весь­ма пока­за­тель­на при­во­ди­мая в самом нача­ле II кни­ги трак­та­та апо­ло­гия Като­на Стар­ше­го, это­го «исто­го рим­ля­ни­на», вра­га рас­тле­ваю­щих ино­зем­ных вли­я­ний. Ссы­ла­ясь имен­но на него, Цице­рон (уста­ми Сци­пи­о­на) раз­вер­ты­ва­ет рас­суж­де­ние о пре­иму­ще­ствах Рим­ско­го государ­ства по срав­не­нию с Кри­том, Спар­той, Афи­на­ми, государ­ст­вен­ный строй кото­рых все­гда зиждил­ся на зако­нах и уста­нов­ле­ни­ях, введен­ных отдель­ны­ми дея­те­ля­ми. «Напро­тив, наше государ­ство, — гово­рит Цице­рон, — созда­но умом не одно­го, а мно­гих людей и не в тече­ние одной чело­ве­че­ской жиз­ни, а в тече­ние несколь­ких веков и на про­тя­же­нии жиз­ни несколь­ких поко­ле­ний» («О государ­стве», II, 1, 2).

Не менее поле­ми­че­ский харак­тер носит и рас­суж­де­ние о выбо­ре места для осно­ва­ния горо­да, буду­ще­го Рима. В дан­ном слу­чае явно ощу­ща­ет­ся стрем­ле­ние про­ти­во­по­ста­вить Рим гре­че­ским при­мор­ским поли­сам («О государ­стве», II, 3, 5—6). В этом же плане вос­при­ни­ма­ет­ся и про­ти­во­по­став­ле­ние выбор­ной цар­ской вла­сти, суще­ст­во­вав­шей, по мне­нию Цице­ро­на, у древ­них рим­лян, воз­зре­ни­ям Ликур­га, кото­рый яко­бы наста­и­вал на том, что цари не могут быть выби­рае­мы, коль ско­ро они долж­ны при­над­ле­жать к роду, веду­ще­му свое нача­ло от Гер­ку­ле­са («О государ­стве», II, 12, 24).

Нако­нец, одним из наи­бо­лее ярких при­ме­ров поле­ми­ки с гре­че­ски­ми образ­ца­ми и, вме­сте с тем, при­ме­ром вос­хва­ле­ния рим­ской само­быт­но­сти может слу­жить отри­ца­ние Цице­ро­ном той вер­сии, что Нума Пом­пи­лий был уче­ни­ком Пифа­го­ра (или хотя бы его после­до­ва­те­лем). Это рас­суж­де­ние заклю­ча­ет­ся более чем харак­тер­ным пас­са­жем: «…меня раду­ет, что мы вос­пи­та­ны не на замор­ских и зане­сен­ных к нам нау­ках, а на при­рож­ден­ных и сво­их соб­ст­вен­ных доб­ле­стях» («О государ­стве», II, 15, 29).

В заклю­че­ние мы хоте­ли бы оста­но­вить­ся на вопро­се, кото­рый тес­но свя­зан со всем преды­ду­щим изло­же­ни­ем. В каком соот­но­ше­нии нахо­дят­ся тео­ре­ти­че­ские постро­е­ния Цице­ро­на с его прак­ти­че­ски­ми поли­ти­че­ски­ми пози­ци­я­ми? Суще­ст­ву­ет ли подоб­ная связь вооб­ще и в чем она выра­жа­ет­ся?

с.172 Так как для Цице­ро­на его совер­шен­ное государ­ство — и это мы уста­но­ви­ли выше — отнюдь не отвле­чен­ная иде­аль­ная нор­ма, но вполне реаль­ный и исто­ри­че­ский факт, то и сме­шан­ное устрой­ство было, по его мне­нию, вопло­ще­но в жизнь в исто­рии Рима. Конеч­но, вопло­ще­ние это отно­сит­ся к про­шло­му (опять-таки lo­cus com­mu­nis почти всех ана­ло­гич­ных постро­е­ний древ­них), ко вре­ме­ни пред­ков (maio­res). Под­креп­ляя это свое мне­ние ссыл­кой на авто­ри­тет Панэтия и Поли­бия, Цице­рон гово­рит, что наи­луч­шим состо­я­ни­ем государ­ства было то, какое рим­ля­нам оста­ви­ли их пред­ки («О государ­стве», I, 21, 34). В кон­це I кни­ги трак­та­та «О государ­стве», имен­но там, где Сци­пи­он счи­та­ет нуж­ным перей­ти к изло­же­нию кон­крет­но-исто­ри­че­ско­го мате­ри­а­ла, сно­ва под­чер­ки­ва­ет­ся, что сме­шан­ное устрой­ство для опре­де­лен­но­го пери­о­да исто­рии Рима было вполне реаль­ным фак­том. («О государ­стве», I, 46, 70).

Что же это за пери­од? Обыч­но в постро­е­ни­ях подоб­но­го рода пери­од наи­выс­ше­го рас­цве­та, «золо­той век», отно­сят к древ­ней­шим вре­ме­нам. У Цице­ро­на это не так. Наобо­рот, у него мож­но встре­тить опре­де­лен­ные ука­за­ния на то, что в эпо­ху царей или ран­ней рес­пуб­ли­ки поло­же­ние государ­ства было недо­ста­точ­но устой­чи­вым («О государ­стве», I, 32, 49). Прав­да, эта точ­ка зре­ния выска­зы­ва­ет­ся как бы сто­рон­ни­ка­ми демо­кра­тии; Цице­рон может ее не разде­лять, но сле­ду­ет обра­тить вни­ма­ние на тот момент, кото­рый зато неод­но­крат­но под­чер­ки­ва­ет­ся самим Цице­ро­ном; сме­шан­ное государ­ст­вен­ное устрой­ство в Риме уста­нав­ли­ва­ет­ся посте­пен­но, на про­тя­же­нии веков и жиз­ни мно­гих поко­ле­ний («О государ­стве», II, 1, 2; ср. II, 21, 37).

Трак­тат «О государ­стве», как уже гово­ри­лось, пол­но­стью не сохра­нил­ся, и одна из боль­ших лакун при­хо­дит­ся имен­но на те разде­лы, в кото­рых, по-види­мо­му, было раз­вер­ну­то опи­са­ние эпо­хи рас­цве­та. Но нет осно­ва­ний сомне­вать­ся в том, что Цице­рон имел в виду рим­ское государ­ство, строй, создан­ный пред­ка­ми (maio­res) и про­су­ще­ст­во­вав­ший до вре­ме­ни Грак­хов, до того, как «смерть Тибе­рия Грак­ха и еще рань­ше все его стрем­ле­ния как три­бу­на разде­ли­ли еди­ный народ на две части» («О государ­стве», I, 19, 31). Если гово­рить о хро­но­ло­ги­че­ских рам­ках это­го пери­о­да про­цве­та­ния, то, оче­вид­но, сле­ду­ет иметь в виду отре­зок рим­ской исто­рии от окон­ча­ния борь­бы меж­ду пат­ри­ци­я­ми и пле­бе­я­ми и до дви­же­ния Грак­хов.

Если мы лока­ли­зо­ва­ли во вре­ме­ни эпо­ху осу­щест­вле­ния или вопло­ще­ния сме­шан­но­го устрой­ства в исто­рии Рима, то теперь попы­та­ем­ся опре­де­лить наи­бо­лее харак­тер­ную чер­ту это­го устрой­ства, т. е. тот прак­ти­че­ский резуль­тат, то обще­ст­вен­ное, государ­ст­вен­ное «бла­го» в его кон­крет­ном и прак­ти­че­ском пре­лом­ле­нии, во имя кото­ро­го сме­шан­ный строй и дол­жен быть уста­нов­лен. Каса­ясь это­го вопро­са, мы вплот­ную под­хо­дим к опре­де­ле­нию основ­ных поли­ти­че­ских лозун­гов, поли­ти­че­ских пози­ций само­го Цице­ро­на. Ибо его поли­ти­че­ским кредо, вер­ность кото­ро­му он сохра­нял на с.173 про­тя­же­нии всей сво­ей жиз­ни и поли­ти­че­ской дея­тель­но­сти (но не с само­го ее нача­ла!), был лозунг «согла­сия сосло­вий» (con­cor­dia or­di­num или con­sen­sus bo­no­rum om­nium). Неда­ром во II кни­ге диа­ло­га «О государ­стве» дает­ся чрез­вы­чай­но поэ­тич­ное, даже вдох­но­вен­ное срав­не­ние гар­мо­нии в обла­сти музы­ки и пения с гар­мо­ни­ей сосло­вий: «…так и государ­ство, с чув­ст­вом меры состав­лен­ное путем соче­та­ния выс­ших, низ­ших и сред­них сосло­вий…, строй­но зву­чит бла­го­да­ря согла­со­ва­нию [самых несход­ных начал]» («О государ­стве», II, 42, 69).

Какой реаль­ный смысл вкла­ды­вал сам Цице­рон в этот свой излюб­лен­ный лозунг и на каких осно­ва­ни­ях мог­ло, с его точ­ки зре­ния, суще­ст­во­вать и укреп­лять­ся согла­сие всех сосло­вий?

Как толь­ко что было отме­че­но выше, лозунг con­cor­dia or­di­num появил­ся лишь в опре­де­лен­ный момент поли­ти­че­ской дея­тель­но­сти Цице­ро­на. В сво­их пер­вых речах он высту­па­ет в роли раз­об­ла­чи­те­ля ноби­ли­те­та. И толь­ко впер­вые в 66 г., в его речи в защи­ту Клу­ен­ция, появ­ля­ет­ся идея бло­ка меж­ду сена­то­ра­ми и рим­ски­ми всад­ни­ка­ми (Цице­рон, «Речь в защи­ту Клу­ен­ция», 55, 152). В даль­ней­шем этот лозунг ста­но­вит­ся лейт­мо­ти­вом почти всех поли­ти­че­ских выступ­ле­ний Цице­ро­на. Осо­бен­но горя­чо он про­па­ган­ди­ру­ет его в годы сво­его кон­суль­ства, в пери­од борь­бы с Кати­ли­ной. Уже в его пер­вой речи про­тив Кати­ли­ны гово­рит­ся о необ­хо­ди­мо­сти еди­не­ния сена­то­ров, всад­ни­ков и всех «чест­ных людей» с целью борь­бы про­тив обще­го вра­га («I речь про­тив Кати­ли­ны», 13, 32), а в чет­вер­той речи про­тив Кати­ли­ны дает­ся совер­шен­но апо­ло­ге­ти­че­ское опи­са­ние той con­cor­dia or­di­num, какой охва­че­ны все слои насе­ле­ния, начи­ная от воз­ро­див­ше­го­ся сою­за меж­ду сена­то­ра­ми и рим­ски­ми всад­ни­ка­ми и кон­чая отно­ше­ни­ем к заго­во­ру со сто­ро­ны воль­ноот­пу­щен­ни­ков и даже рабов («IV речь про­тив Кати­ли­ны», 7, 14 — 8, 16).

Лозунг con­cor­dia or­di­num — в том или ином аспек­те — зву­чит в речах Цице­ро­на после его воз­вра­ще­ния из изгна­ния («Речь в сена­те по воз­вра­ще­нии из изгна­ния», 1, 2; 2, 27; «Речь о доме», 35, 94), в годы «анар­хии» и после смер­ти Цеза­ря («Речь в защи­ту Сестия», 12, 27, 14, 36; 50, 106; «Речь в защи­ту Мило­на», 22, 87) и, нако­нец, в «филип­пи­ках», где он при­зы­ва­ет всех «чест­ных людей», все сосло­вия объ­еди­нить­ся про­тив ново­го тиран­на — про­тив Анто­ния («I филип­пи­ка», 30, 37; «III филип­пи­ка», 13; «V филип­пи­ка», 30, 36; «IX филип­пи­ка», 8; «XIII филип­пи­ка», 34).

Каков же, в дей­ст­ви­тель­но­сти, реаль­ный смысл это­го лозун­га, кото­рый Цице­рон счи­тал воз­мож­ным про­воз­гла­шать и отста­и­вать в самых раз­лич­ных поли­ти­че­ских ситу­а­ци­ях, в самой измен­чи­вой поли­ти­че­ской обста­нов­ке?

Мы не будем пытать­ся при отве­те на этот вопрос выяс­нить такой интри­гу­ю­щий, но мало уло­ви­мый момент, как внут­рен­няя убеж­ден­ность Цице­ро­на в право­те это­го лозун­га, т. е. искрен­ность его веры в воз­мож­ность еди­не­ния всех сосло­вий. Это, в кон­це кон­цов, момент вто­ро­сте­пен­ный, хотя с.174 вся прак­ти­че­ская сто­ро­на дея­тель­но­сти Цице­ро­на, а так­же и неко­то­рые откро­вен­ные выска­зы­ва­ния в его част­ных пись­мах едва ли могут оста­вить сомне­ния на этот счет («Пись­ма к Атти­ку», I, 14, 3—4). Важ­нее дру­гое. Объ­ек­тив­ный смысл и поли­ти­че­ская сила лозун­га состо­я­ли в том, что он в усло­ви­ях совре­мен­ной Цице­ро­ну рим­ской дей­ст­ви­тель­но­сти, в усло­ви­ях напря­жен­ной борь­бы поли­ти­че­ских груп­пи­ро­вок и их гла­ва­рей, нако­нец, в усло­ви­ях граж­дан­ской вой­ны мог зву­чать как лозунг «над­пар­тий­ный», под­ни­маю­щий над «част­ны­ми» инте­ре­са­ми и рас­пря­ми, во имя инте­ре­сов «оте­че­ства» в целом. Конеч­но, — и это доста­точ­но извест­но, — поня­тие оте­че­ства для Цице­ро­на отож­дествля­лось с поня­ти­ем сенат­ской рес­пуб­ли­ки, и когда он скор­бит о «гибе­ли оте­че­ства», он име­ет в виду гибель тра­ди­ци­он­но­го сенат­ско­го режи­ма, но это отнюдь не сни­жа­ло поли­ти­че­ской при­вле­ка­тель­но­сти это­го лозун­га в гла­зах совре­мен­ни­ков Цице­ро­на. Неда­ром в тол­пе, запол­нив­шей ули­цы Рима после убий­ства Цеза­ря, разда­ва­лись при­зы­вы к сво­бо­де и часто назы­ва­лось имя Цице­ро­на. Он не при­над­ле­жал к заго­вор­щи­кам и ниче­го не сде­лал для свер­же­ния «тиран­на», но имя его в такой момент при­об­ре­ло осо­бое оба­я­ние: оно было сим­во­лом рес­пуб­ли­ки, а не той или иной «пар­тии»; оно напо­ми­на­ло о бла­ге и инте­ре­сах «оте­че­ства» в целом.

Кро­ме того, когда мы гово­рим, что Цице­рон был сто­рон­ни­ком «сенат­ской рес­пуб­ли­ки» или «сенат­ско­го режи­ма», то это не сле­ду­ет пони­мать в том смыс­ле, что он был выра­зи­те­лем инте­ре­сов выро­див­шей­ся сенат­ской оли­гар­хии, кото­рая зани­ма­ла наи­бо­лее кон­сер­ва­тив­ные, реак­ци­он­ные пози­ции. В его пони­ма­нии «сенат­ская рес­пуб­ли­ка» — это тот строй, суще­ст­во­вав­ший в «эпо­ху про­цве­та­ния», когда с руко­во­дя­щей ролью сена­та (и маги­ст­ра­тов) разум­но соче­та­лись эле­мен­ты «демо­кра­тии» (т. е. было осу­щест­вле­но сме­шан­ное государ­ст­вен­ное устрой­ство). Неда­ром Цице­рон все же счи­та­ет нуж­ным воз­ра­зить сво­е­му бра­ту Квин­ту, когда тот в диа­ло­ге «О зако­нах» обру­ши­ва­ет­ся на власть пле­бей­ских три­бу­нов, как на наи­бо­лее типич­ный и, вме­сте с тем, наи­бо­лее пагуб­ный эле­мент «демо­кра­ти­че­ско­го» строя («О зако­нах», III, 8, 18 — 10, 24).

Таким обра­зом, Цице­рон высту­па­ет перед нами как выра­зи­тель уме­рен­но-кон­сер­ва­тив­ных и «интел­ли­гент­ных» кру­гов рим­ско­го гос­под­ст­ву­ю­ще­го клас­са. Его про­па­ган­дист­ские лозун­ги con­cor­dia or­di­num и con­sen­sus bo­no­rum om­nium име­ли доста­точ­но чет­ко выра­жен­ные поли­ти­че­ский смысл и направ­ле­ние. Уче­ние же о наи­луч­шем государ­ст­вен­ном устрой­стве (в той его части, где речь идет о сме­ше­нии неко­то­рых эле­мен­тов «про­стых форм»), как и уче­ние об есте­ствен­ном пра­ве (в той его части, где под­чер­ки­ва­ет­ся идея соци­аль­ной общ­но­сти и есте­ствен­но­го стрем­ле­ния людей друг к дру­гу) — эти прин­ци­пи­аль­ные поло­же­ния слу­жи­ли тео­ре­ти­че­ским обос­но­ва­ни­ем про­па­ган­дист­ских лозун­гов, кото­рые при­ме­ня­лись Цице­ро­ном в его поли­ти­че­ской прак­ти­ке.