с.28 Составленная во II в. до н. э. Книга Юдифь, как известно, начинается самостоятельным развёрнутым повествованием о войне, которую якобы успешно провел Навуходоносор II Вавилонский на 12-м году своего правления (что на деле отвечало бы 593/592 г. до н. э.) против «Арфаксада», царя Мидии, укрепившего Экбатаны: Навуходоносор выступил против него, разгромил и убил его на «горах Рагава» (Юдифь 1:1—161). Этот рассказ образует в Книге Юдифь с.29 самостоятельную главу. В следующей, 2-й главе сообщается уже о вторжении сил того же Навуходоносора на 18-м году его правления в Иудею, в связи с чем и разворачивается основной сюжет книги. Связь между ним и сообщением о войне Навуходоносора с Мидией обеспечивается в Книге Юдифь только за счёт сообщения о том, что для похода в Мидию на 12-м году Навуходоносор призвал под свои знамёна контингенты из множества стран, включая все страны Леванта, в т. ч. Иудею, и даже Египет (Юдифь 1:7—10), но левантийские страны и Египет отказали ему как в этом, как и в признании его верховной власти (Юдифь 1:10—11), и Навуходоносор решил отомстить им после окончания войны с Мидией. Поход его сил на страны Леванта (в т. ч. на Иудею) на его 18-м году правления и был снаряжён им для совершения этого возмездия, после победы над Арфаксадом (Юдифь 1:12—2:6 слл.).
В литературе почти безраздельно господствует взгляд, согласно которому изложенный сюжет о войне Навуходоносора с Мидией не имеет, даже по своим истокам, никакого отношения к подлинному правлению Навуходоносора II и к подлинной истории первой половины VI в. до н. э. В самом деле, в соответствующие годы правления Навуходоносора Мидией правил Киаксар, из мидийских верховных царей никто не носил имени, хотя бы отдалённо похожего на «Арфаксад», и сама вавилоно-мидийская война такого масштаба и с такими последствиями заведомо никогда не имела места2, так что обсуждаемый сюжет о Навуходоносоре рассматривается как апокрифический и довольно тёмный псевдоисторический вымысел3, включающий лишённые исторического ядра элементы, а также аллюзии на разновременные эпизоды деятельности иных правителей, лишь по авторскому произволу скреплённые знаменитым именем Навуходоносора II. Изучение этого вопроса осложняется тем, что персонаж с практически тем же именем, что и царь Мидии «Арфаксад» (Ἀρφαξάδ) из Книги Юдифь, вставлен в древнееврейскую с.30 генеалогию как потомок Сима и предок Эбера и Израиля (Αρφαξαδ в Септуагинте, Быт. 10:22—24, Быт. 11:10—15). Имя мидийского Арфаксада в Книге Юдифь, как правило, считается заимствованным её авторами из Книги Бытия4, но, с другой стороны, неоднократно получало у специалистов гипотетическую иранскую этимологию, где второй компонент имени обычно сопоставляется с иранским хшатра «царство, владычество», а первый — с начальным элементом скифского имени легендарного царя Арпохшайя, приведенного в форме Άρπόξαϊς в знаменитом рассказе Геродота (IV. 5); само слово «Арфаксад» при этом иногда предлагают считать не именем, а титулом, взятым из исторической реальности5.
Беллетризация, анахронизмы и использование штампов эллинистической историографии в рассказе Юдифь 1 неоспоримы6 (достаточно упомянуть присутствующее в нём определение Навуходоносора как царя ассирийцев и, соответственно, Ниневии как его столицы; для эллинистических авторов, в т. ч. ближневосточных, такое смешение воедино Халдейской Вавилонии и Ассирии — нередкое дело7, но для еврейских источников времён самого Навуходоносора II оно было бы совершенно исключено, как и для ориентировавшихся на них с.31 образованных еврейских авторов следующих веков8). Всё это, правда, не мешало бы существованию у этого рассказа некоего исторического ядра. Тем не менее попытки увидеть в изложенном рассказе Книги Юдифь отражение войны какого-то реального царя по имени Навуходоносор с силами реальной Мидии (или иного региона Ирана) в историографии предпринимались лишь в виде редкого исключения. Так, Й. Леви в 1927 г. предложил соотносить этот рассказ с известным по вавилонской хронике халдейских царей походом Навуходоносора II на его 9-м году правления (596/595 г. до н. э.) против царя Элама9. Однако указанная вавилонская хроника сообщает следующее (ABC 5 rev. 16—20):
«9-й год. [В месяце… царь страны Ак]кад (= Вавилонии) и [его] войско [пошли к/по] берегу реки Идиглат (Тигр)… Царь страны… Царь страны Ак[кад]… На берегу реки Идиглат (Тигр) он разбил лагерь. Между ними [оставалось] расстояния на один переход. Царь Э[ла]ма устрашился, испуг овладел им, и он вернулся (обратно) в свою страну»10.
Далее в тексте хроники следует разделительная черта и информация о следующих двух годах, где уже нет ничего об Эламе (затем, посередине рассказа об 11-м году правления Навуходоносора, текст обрывается, и дальнейшая часть хроники его правления утрачена с.32 вообще). Речь идет, таким образом, о вылазке царя Элама в вавилонские владения не далее Тигра, окончившейся в военном смысле ничем: при подходе Навуходоносора эламский царь отступил без боя, и никакого прямого продолжения или последствий, достойных упоминаний в цитировавшейся хронике, эти события не имели как минимум полтора года.
Всё это настолько не похоже на вторжение сил самого Навуходоносора в Иран, описанное в Юдифь 1, что догадка Й. Леви не получила ни признания, ни развития. По логике альтернативной «историзирующей» гипотезы Г. Бруннера и К. Шедля историческим ядром обсуждаемого рассказа явилась деятельность одного из эфемерных царей — повстанцев против Дария в Вавилоне 522/ 521 г., также принимавших имя Навуходоносора (Навуходоносор III, личное имя Нидинту-Бел, правил в Вавилоне в окт. 522 — дек. /янв. 522/521 г., и Навуходоносор IV, личное имя Араха, правил в Вавилоне в авг. — ноябре 521 г.); именно Араху оба указанных автора считают искомым Навуходоносором Книги Юдифь11. Однако, как справедливо отметил М. Вайпперт, эти эфемерные правители никак не могли бы вторгаться в Мидию и одерживать там победы12. М. А. Дандамаев обоснованно добавляет, что едва ли память об Арахе могла удерживаться в Иудее, да ещё вплоть до времен составления Книги Юдифь13. Кроме того, рассказ о мидийской войне Навуходоносора в Юдифь 1 сопряжён с рассказом о его же отношениях с Левантом и направлении им туда похода, что для вавилонских повстанческих царей времени Дария совершенно исключается.
В силу сказанного массовое распространение и получил подход, согласно которому под именем Навуходоносора авторы Книги Юдифь вывели либо совершенно фиктивного персонажа в рамках фиктивного же сюжета14, либо, скорее, какого-то иного правителя, воевавшего в Иране и на Леванте. Всего предлагалось более 20 с.33 кандидатур15, причем наиболее популярными среди них оказались Ашшурбанапал-Сарданапал16 (имя Арфаксад при этом иногда соотносится с владетелем Мидии Арбаком17 — персонажем, придуманным Ктесием в качестве замещения реальных мидийских царей-врагов Ассирии в VII в.) и Антиох IV18, который вторгался и в Иран, и в Иудею. Арфаксад Мидийский также получил множество гипотетических соотнесений, но обычно считается фиктивным / мифологическим персонажем, заимствованным из генеалогий Быт. 10:22—24 в качестве своего рода символа Ирана как такового19.
Однако, не говоря о том, что в Книге Юдифь нет ничего от произведений, нарочито шифрующих и заменяющих имена действующих лиц, обращает на себя внимание один недооценённый как будто момент. История о разгроме Навуходоносором мидянина Арфаксада служит лишь зачином для основного сюжета Книги Юдифь, не играющим в дальнейшем повествовании о самой Юдифи и походе с.34 Олоферна в Палестину никакой роли и ничем с ним не связанным, кроме одного: один и тот же Навуходоносор на 12-м году своего правления громит Мидию и сталкивается с непокорством Леванта, а на 18-м, в отместку за это непокорство, посылает войско в Палестину, и вот уже в связи с этим разворачивается действие всей книги. Никакой идеологической нагрузки обсуждаемый зачин в рамках Книги Юдифь не несёт20 и сюжетно-композиционной необходимости для введения основного сюжета Книги Юдифь в нём также нет: рассказ о Юдифи сам по себе ничего не проиграл бы, если бы начался просто с того, что Навуходоносор послал войско Олоферна на страны Леванта из-за их непокорства. Рассказ о мидийской войне Навуходоносора играет в Книге Юдифь лишь роль экспозиции, к тому же не обязательной для дальнейшего развития сюжета. Такое построение книги указывает как будто, что рассказ о войне Навуходоносора в Мидии призван был служить лишь своего рода якорем для закрепления дальнейшего повествования о самой Юдифи в общеизвестном и знаменитом историческом контексте, для включения его в ряд громких исторических событий, в привычную картину мира и прошлого — и для с.35 придания ему тем самым большей достоверности и значимости. Аналогичным образом и авторы исторических романов нового времени предпочитают давать в экспозиции некие реальные важные события и персонажей, после чего «подсоединяют» к ним своих вымышленных героев и выдуманные сюжеты. Но чтобы играть роль такого якоря для всего дальнейшего, поход Навуходоносора против Ирана / Мидии должен был либо выступать как достаточно хорошо знакомый читателю сюжет истории, воспринимаемой им как реальная (или легендарная, но привычная, традиционная), либо естественно встраиваться в подобный сюжет (т. е. накладываться на какие-то и без того существовавшие сведения об активности Навуходоносора в Иране). В противном случае, повторим, стало бы непонятным, что делает рассказ об этом походе в Книге Юдифь вообще.
В самом деле, в истории евреев какую-то роль сыграл лишь один персонаж по имени Навуходоносор — Навуходоносор II — и роль эта была более чем яркой. Для людей, составлявших аудиторию Книги Юдифь, само его имя с детства обозначало общеизвестную и ключевую веху прошлого их собственного народа. При таких условиях сообщать в иудейской историко-литературной композиции, что некое событие было частью войн Навуходоносора, было бы примерно равнозначным тому, чтобы в средневековой русской композиции заявлять, что такой-то сюжет имел место во времена «царя Батыя» в связи с его походами. Конечно, в подобном сочинении Батыю могли бы оказаться приписаны какие-то деяния, которых он в действительности не совершал, но в любом случае привязка этих деяний к Батыю и его войнам автоматически помещала бы их для всякого образованного читателя не в некое расплывчатое историко-мифологическое пространство, а в совершенно определённый и яркий момент реальной истории. Аналогичным образом и читателей Книги Юдифь уже первая её фраза оповещала, что дальше речь пойдёт об определённом и всем известном этапе реальной истории еврейского народа — периоде западных походов Навуходоносора II. Не следует ли в таком случае считать, что и рассказ о мидийской войне Навуходоносора (не несущий, повторим, в Книге Юдифь ни идеологической, ни необходимой композиционной нагрузки) с высокой долей вероятности отражает — пусть в беллетризованной форме — представления своих авторов и аудитории о реальной деятельности Навуходоносора II, а не был вымышлен в отрыве от таких представлений? Ведь для такого вымысла как будто не нашлось бы других мотивов, кроме чистой фантазии.
с.36 И действительно: вопреки тому мнению, что сюжет Юдифь 1—2 соткан из аллюзий на разновременные события, произвольно связанных с именем Навуходоносора, общая схема построения указанного сюжета находит довольно хорошее соответствие в реальном правлении Навуходоносора II. Согласно этой схеме, на 12-м году своего правления (на деле 593/592 г.) Навуходоносор находится в конфликте с Мидией и воюет с ней, одновременно сталкивается с непокорностью стран Леванта, а на 18-м году (на деле 587/586 г.), после успешного завершения дел на мидийском направлении, проводит карательный поход против этих стран. В реальности же в конце 590-х гг. Вавилония Навуходоносора действительно переживала резкое обострение отношений с Мидией, грозившее перерасти в большую войну21, а одновременно от Вавилонии отложились Финикия, Палестина (в т. ч. Иудея) и Заиорданье. Лишь после разразившегося на исходе 590-х гг. кризиса в лидийско-мидийских отношениях и вызванной этим кризисом ок. 590 г. лидийско-мидийской войны, на много лет сковавшей силы Мидии, угроза нападения последней на Вавилонию миновала, и у Навуходоносора оказались развязаны руки для ведения активных действий по усмирению Запада, к которым он и приступил. При этом именно 593 г. (т. е. 12-м годом Навуходоносора) датируется знаменитое пророчество Иер. 50—51, составленное на пике вавилоно-мидийского противостояния и предвещающее скорый разгром Вавилонии Мидийской державой (Иер. 51:24—6422), а 18-й год правления Навуходоносора (как в реальности, так и в древнееврейской историографии, например, у Иосифа Флавия: Ant. Jud. X. 10. 7) был годом кульминации вавилонских действий в Палестине и взятия Иерусалима. Тем самым этот год оказывался и наиболее подходящей вехой для литературно-исторической циклизации, т. е. привязывания к нему различных беллетризованных сюжетов о вавилонских военных акциях в Палестине в период вавилоно-иудейского противостояния при Навуходоносоре.
с.37 Всё это образует очевидное сходство с основным содержанием сюжета Юдифь 1—2, включая приведённые там датировки. Едва ли такое сходство может быть случайным совпадением. Остаётся заключить, что анахронизмы и вымышленные элементы этого сюжета являются лишь компонентами, добавленными к некоей основе, которая в общем виде довольно близко воспроизводит реальный ход событий тех самых лет правления Навуходоносора, которыми датирует свою фабулу Книга Юдифь. Далее, самих анахронизмов, несовместимых с реальной историей времён Навуходоносора, в этой фабуле существенно меньше, чем обычно считают. В частности, недействительным оказывается главный аргумент специалистов, настаивающих на такой несовместимости — то, что при Навуходоносоре Вавилония и Мидия якобы оставались постоянными союзниками, а потому рассказ о вавилоно-мидийской войне при Навуходоносоре не может иметь корней в исторической реальности (прим. 2): на деле Вавилония и Мидия находились в состоянии достаточно серьёзной вражды именно в тот момент правления Навуходоносора, на который Юдифь 1 и помещает войну этого царя с Мидией. Превращение этой вражды в Книге Юдифь в большую войну, закончившуюся гибелью мидийского царя, оказывается тем самым уже не произвольным домыслом или анахронизмом, а разве что беллетристическим развитием и утрированием событий, действительно разворачивавшихся при Навуходоносоре.
Не препятствует к соотнесению с исторической реальностью и само по себе имя мидийского «царя» Арфаксада, хотя среди верховных царей Мидийской державы правителей с подходящими именами нет. Дело в том, что сама эта держава представляла собой конгломерат политий разной степени подчинения верховным владыкам Мидии (к числу этих политий относились и мидийские племена, и другие иранские племена, и вассальные царства), и, как доказывает, в частности, ветхозаветное пророчество 604 г. до н. э., говорящее обо «всех царях Мидии» во множественном числе как об одновременно действующих фигурах (Иер. 25:25), древнееврейская традиция именовала «царями» не только верховных владык Мидийской державы, известных по Геродоту и т. д., но и подчинённых им правителей вышеуказанных политий. Таким образом, для того, чтобы найти возможное место для мидийского «царя» Арфаксада в реальной истории, нет необходимости отождествлять его с кем-то из верховных мидийских правителей: достаточно, чтобы это был один из подчинённых таким с.38 правителям царьков23. В свете этого соображения ираноязычный облик имени «Арфаксад» приобретает дополнительное значение. Наконец, «ассирийская» идентификация Навуходоносора Книги Юдифь (он описан как царь ассирийцев, правящий из Ниневии) также не служит препятствием для его соотнесения с историческим Навуходоносором II, поскольку контаминация Ассирии и Халдейской Вавилонии с распространением ассирийской идентификации на последнюю была вообще нередка в эллинистической историографии (прим. 7).
Но коль скоро у сюжета Юдифь 1—2 есть некая общая основа, восходящая к действительным событиям времени Навуходоносора II, и коль скоро сама вавилоно-мидийская враждебность на 12-м году его правления принадлежит именно к этой основе и имела место в истории, то мы вправе поставить вопрос о том, не восходит ли в какой-то степени к реальности и та конкретная форма, которую эта враждебность получает в Книге Юдифь — форма военного столкновения (пусть, конечно, и не в столь масштабном виде, какой этому столкновению придает Юдифь 1)? Тогда имеет смысл всё же повторить поиск возможной исторической первоосновы войны, описанной в рассказе Юдифь 1, т. е. неких действительно состоявшихся в начале VI в. военных действий, вовлекавших или способных вовлекать настоящего Навуходоносора и силы настоящей Мидии (или иного региона Ирана, ассоциировавшегося с Мидией). Неудача Й. Леви не должна обескураживать нас в этом отношении, поскольку в течение XX в. усилиями ряда специалистов отношения Вавилонии, Мидии и Элама интересующей нас эпохи были существенно уточнены.
В частности, с опорой на древнееврейские пророчества и данные археологии было показано, что Навуходоносор II вторгался в Элам и завоевал Сузиану и уточнил датировку этого события до промежутка между 597 и 585 г. до н. э. Совокупность аргументов на этот счет такова:
1. В пророчестве Иер. 25:25 (604 г. до н. э.) говорится о разгроме «всех царей Элама» и «всех царей Мидии» (судя по контексту, вавилонянами24) в будущем времени25, в пророчестве Иер. 49:34—3926 с.39 (между 597 г. и концом 590-х гг.) говорится о разгроме кем-то Элама опять-таки в будущем времени, в пророчестве Иез. 32:24 слл.27 (585 г.) говорится о разгроме Элама как об уже совершившемся факте. Таким образом, Элам был разгромлен кем-то — судя по Иер. 25:25, вавилонянами — между 597 и 585 гг.28
с.40 2. В 626 г. Эламское государство, уже освободившееся от власти Ассирии, имело своей столицей Сузы, куда Набопаласар в указанном году вернул в виде жеста доброй воли статуи эламских богов29, однако при Навуходоносоре II (до 562 г.), Амель-Мардуке (561—560 гг.) и Нериглиссаре (559—556 гг.) Сузы, как можно заключить по найденным там вещам, находились в руках вавилонян30.
3. Согласно «Цилиндру Кира», после захвата Вавилонии и своего утверждения в самом Вавилоне Кир вернул в ряд «священных городов на той (= восточной. — А. Н.) стороне Тигра», в т. ч. в Ашшур и Сузы, «богов, которые прежде были там», а также собрал «всех их (прежних) жителей и вернул их в их жилища»31. Как справедливо отмечал Р. Цадок32, это означает, что после исхода VII в. Сузы в некий момент были взяты вавилонянами, которые вывезли оттуда статуи богов и угнали часть жителей, после чего эти статуи и жители оставались в Вавилонии до момента захвата ее Киром. Это вавилонское с.41 взятие Суз и должно соотноситься с разгромом Элама, описанным в пророчествах Иер. 25:25, Иер. 49:34—39 и Иез. 32:2433.
При этом нет ни каких-либо оснований, ни подходящей исторической ситуации, чтобы допускать, что, взяв Сузы, вавилоняне впоследствии их утратили. Действительно, как упоминалось, находки из Суз позволяют заключить, что при Навуходоносоре, Авель-Мардуке и Нериглиссаре Сузы находились во власти вавилонян.
4. В самом деле, Страбон (XV. 3. 2) говорит, что «покорившие мидян персы и Кир, увидев, что их родина [= Персида] расположена до некоторой степени на окраине державы, тогда как Сусида находится дальше в глубине / внутри страны и ближе к Вавилонии и прочим народам, заложили там царскую резиденцию своей державы; при этом обращалось внимание не только на то, с кем соседит [эта] область (досл. «пограничье / соседство страны». — А. Н.) и каково достоинство города [Суз], но также и на то, что ещё важнее, что она никогда сама по себе не была причастна к большим делам, а всегда находилась под чужой властью и считалась частью более крупного государственного объединения, в противоположность героической (= древнейшей. — А. Н.) своей эпохе». Хотя Страбон здесь говорит, что столицу в Сузах учредили персы, «покорившие мидян», это не значит, что названное мероприятие было осуществлено сразу после покорения мидян. Следующая же фраза Страбона вносит в этот вопрос ясность: персы установили столицу в Сузах потому, что Персида по сравнению с Сузианой занимала на тот момент в Персидской державе более окраинное положение, а Сузиана по сравнению с Персидой — внутреннее! Но положение дел могло быть таким лишь после аннексии Киром Вавилонии в 539 г., а до того Сузиана, принадлежи она персам, была бы как раз пограничным для персов краем. Таким образом, столицу в Сузах Кир учредил только после завоевания Вавилонии (это позволяет думать, что вместе с Вавилонией он Сузиану и получил). При этом, по прямому смыслу дальнейших слов Страбона, на тот момент Сузиана давно не была каким-либо центром с.42 собственной государственности, а входила в иные государства — т. е., в данном случае, видимо, в Вавилонию. Даже у Ксенофонта в «Киропедии» (V. 1. 3 и далее) сообщается, что область Суз (для которой Ксенофонт придумал правителя Абрадата) перед тем, как перейти в руки Кира в результате его войны с «ассирийцами» (т. е. вавилонянами), именно этим «ассирийцам» (вавилонянам) и принадлежала и была завоёвана у них Киром.
Изложенные комплексы данных согласуются друг с другом и в совокупности позволяют утверждать, что Сузы были захвачены вавилонянами, а именно Навуходоносором II, между 597 и 585 гг. и оставались под вавилонским контролем до самого падения Вавилонии в 539 г.
Можно ли уточнить, когда произошёл захват Суз Навуходоносором внутри промежутка 597—585 г. ? Во всяком случае, не в упоминавшейся выше кампании Навуходоносора против царя Элама в 596/595 г.: тогда царь Элама, согласно вавилонской же хронике, просто устрашился битвы и отступил без боя, чем дело и кончилось. Не подходит и следующий, 10-й год Навуходоносора (595/594 г.): в этом году Навуходоносор, согласно той же хронике, подавлял мятеж в войсках, а потом двинулся «в страну Хатту» = Левант и принял там дань местных царей34. Под 11-м годом (594/593 г.) хроника сообщает, что Навуходоносор опять пошел со своим войском в «страну Хатту»35, а остаток хроники за этот год и за всё дальнейшее правление царя утрачен. Разгром Элама мог иметь место, таким образом, лишь на 12-м году Навуходоносора (593/592 г.) или ещё позже, причём едва ли Навуходоносор надолго замедлил бы с возмездием Эламу после 596 г. В самом деле, к 585 г., как следует из пророчества Иезекииля, Элам уже был разгромлен, а с 590 г. Навуходоносор был при этом занят войной в Палестине, с Египтом, Иудеей и др. Для разгрома Элама и захвата Суз остаются только 593—591 гг. (12—14 годы правления Навуходоносора). Походы на Левант в 10—11 годах следует скорее рассматривать как упрочение тыла перед этим походом на Элам.
Всё это, однако, не значит, что весь Элам был тогда аннексирован Вавилонией. Как подчёркивают эламитологи в последние десятилетия, господство Месопотамии над Сузианой отнюдь не подразумевало непременного отсутствия независимого Элама к востоку от неё. И действительно, в хронике Набонида под его 6-м годом говорится о с.43 захвате Киром мидийского престола, под 9-м — о походе Кира на Лидию в 547 г., а под 10-м годом Набонида в полуразрушенной фразе говорится о ком-то или чём-то «из страны Эламмия», осуществившем что-то «в стране / в страну Аккад» (= Вавилония)36. Таким образом, ещё ок. 545 г. существовала некая страна Эламмия (=Элам37), отличная от Вавилонии — «страны Аккад». И это во всяком случае не было собственно царство Кира, поскольку последний именуется в той же хронике Набонида «Кир, царь страны Аншан» до захвата им Мидии и «Кир, царь страны Парсу» после него (а именно, при походе на Лидию), но никак не «царь страны Эламмия». Итак, в 540-х гг. с Вавилонией («страной Аккад») взаимодействовала некая эламская полития, отдельная и от владений Вавилона, и от собственно царства Кира (хотя, вполне вероятно, признававшая верховное владычество последнего). О том же даёт понять сообщающее о войне Кира с Набонидом древневрейское пророчество, приписанное Исайе и современное этой войне. Оно говорит: «И Элам несёт колчан, и колесницы и конница; и Кир открывает щит» (Ис. 22:6); здесь Кир ассоциирован с «Эламом», но назван как соположенная с ним сила, а не воспринят просто как царь самого Элама. Таким образом, накануне войны Кира с.44 с Набонидом существовал какой-то подвассальный Киру и, соответственно, враждебный Вавилонии Элам, отдельный и от вавилонских владений в Сузиане, и от Персии и прочих непосредственных владений Кира.
Далее, сам Кир в вавилонской традиции VI в. и далее именуется не только царём Аншана (= Фарса, Персиды), как он и сам себя титуловал, но и «царём Элама». В одном вавилонском пророчестве, составленном задним числом после падения Набонида, говорится, что вавилонского царя, основавшего династию из Харрана, т. е. Набонида, низложит «царь Элама», т. е. Кир38. В данном случае выражение «царь Элама» должно в высоком, эмфатическом стиле, типичном для пророчеств, заменять нормативный титул самого Кира — «царь Аншана», и сама по себе такая замена вполне естественна: Аншан до превращения в ядро владений персов в 640-х гг. до н. э был именно эламской областью. Но мог ли вавилонский автор даже и в таком, архаизирующе-эмфатическом стиле именовать Кира как врага вавилонского царя именно «царём Элама», если бы весь реальный Элам в то время (да ещё с начала VI в.) принадлежал как раз вавилонянам, т. е. должен был бы мыслиться именно как вавилонская, а не принадлежащая какой-то иной, чужой вавилонянам силе территория? Представляется, что иноземное царство внешнего врага невозможно именовать по некоей области, если эта область целиком входит в твоё собственное царство. М. А. Дандамаев убедительно заключает на основании обсуждаемого факта, что к 539 г. Киру был подчинён некий Элам отдельно от вавилонских владений39.
Итак, в совокупности наши источники дают следующую картину: в 596 г. царь Элама почему-то совершил вылазку против Вавилонии, но отступил без боя, убоявшись Навуходоносора; в 12-й, 13-й или 14-й г. своего правления (593—591 гг.) Навуходоносор разгромил Элам и завоевал Сузиану (с тех пор остававшуюся за вавилонянами до 539 г.), но Эламское царство к востоку от Суз уцелело и ещё в 540-х составляло особую политию, в 539 г. вместе с Киром (согласно Ис. 22:6) выступившую против Вавилонии. Превращение его в сатрапию надо датировать временем переустройства всей державы и учреждения персидской столицы в Сузах после 539 г.40
с.45 В каких отношениях могло находиться это Эламское царство, независимое от Вавилонии и воевавшее с ней, с Мидией? Представляется крайне маловероятным, чтобы в обстановке конца VII — начала VI вв., после падения Ассирии и мидийско-вавилонского раздела ассирийского наследства, сопровождавшегося установлением мидийского протектората над Персидой, Элам мог бы остаться вовсе с.46 независимым и от Мидии, и от Вавилонии. Ещё менее вероятно, чтобы царь этого одинокого Элама на свой страх и риск стал нападать на Вавилонию в 596 г., а если бы и случилось так, то почему же он повернул назад, как только Навуходоносор выступил против него? Неужели он ожидал, что Вавилония вообще не окажет сопротивления? Ведь он даже не стал дожидаться ежегодного отбытия Навуходоносора на Левант («в Хатти»), напав на Вавилонию до этого момента (см. выше текст хроники за 9-й год Навуходоносора). Вообще, поведение царя Элама в 596 г. — личное выступление на войну, подход к Тигру и немедленное отступление при приближении Навуходоносора — больше всего походит на то, что он действовал не совсем своей волей и должен был исполнять функции разведки боем, посланный на это некоей более могучей силой; но тогда таковой может быть только Мидия. Как мы помним, примерно в то же время, в 593 г., т. е. около того самого момента, когда Навуходоносор совершает разгром Элама, Иеремия в вышеупомянутом пророчестве 50—51 возвещает скорую большую войну «царей Мидии» (вкупе с ее владениями — Араратом-Урарту, Манной и скифами) против Вавилонии. Вражда Вавилонии с Эламом и вавилонский разгром Элама с захватом Суз оказываются тем самым одновременны с всплеском напряжённости и вражды в мидийско-вавилонских отношениях и ожиданием большой войны между ними, что хорошо согласуется с вероятной ассоциацией самого Элама с Мидией. Как упоминалось выше, лишь дальнейшее отвлечение Мидии на войну с Лидией (с 591/590 г.), а самого Навуходоносора — на новую войну в Палестине (с 590 г., при открытом проявлении египетской угрозы вавилонским владениям в Азии на исходе 590-х гг.) исключило развитие мидийско-вавилонского конфликта и привело стороны к новому сближению41.
В связи с этим можно обратиться к источнику, в глазах любого специалиста, конечно, очень недостоверному — «Киропедии» Ксенофонта. С исторической реальностью Ксенофонт, если это ему нужно, считается крайне мало, но в то же время включает в свой исторический роман многие элементы подлинной исторической канвы VI в. до н. э., вплоть до достаточно специальных (вроде важной роли с.47 Армянского царства в составе Мидийской державы и державы Кира42). Сообщения «Киропедии», если они не согласуются с независимо известными данными, использовать для исторической реконструкции нельзя вообще, но при наличии такого согласования они могут с осторожностью привлекаться для уточнения и дополнения соответствующих данных. Небезынтересно в связи с этим вспомнить, как изображаются в «Киропедии» отношения Мидии и Вавилонии (которую Ксенофонт именует, вслед за греческой и, видимо, арамейско-ахеменидской канцелярской традицией, «Ассирией»). Согласно «Киропедии», в VI в. имели место две войны Вавилонии с Ираном: одна представляла собой ранний и не получивший развития конфликт при Астиаге (Cyr. I. 4. 16—25), а вторая была осуществлена по смерти Астиага и в ней Кир завоевал Вавилонию (Cyr. I. 5 —VII. 5). Эта последняя война отвечает, таким образом, войне Кира с Набонидом в 539 г. (хотя у Ксенофонта она очень растянута по сравнению с реальностью, не говоря о других вымыслах). Обратимся к первому конфликту. Ксенофонт описывает его так: некая «пограничная область» между вавилонским и мидийским царствами (принадлежащая при этом Мидии) лежала в запустении после некоей случившейся в прошлом войны (между кем и кем — не указано, и говорится об этой войне вскользь, так что она в любом случае не связана с отношениями и счётами выведенных Ксенофонтом здесь сторон, т. е. Мидии и Вавилонии)43. Сын вавилонского царя хотел сначала вступить в указанную область, чтобы поохотиться там, но решил вместо этого разграбить эту приграничную территорию Мидии, что и осуществил, сбив пограничные мидийские посты. Астиаг выступил к границе со своим сыном-царевичем, Киром и прочими соратниками и дал вавилонянам («ассирийцам») приграничное сражение, окончившееся, в общем, вничью: конница мидян опрокинула конницу вавилонян, но остановилась перед вражеской пехотой, «опасаясь засады», после чего «Астиаг повернул свое войско назад». Инцидент этот не получил никакого развития. Следующая война, повторим, имела место уже после смерти Астиага, и в ней Кир завоевал Вавилонию.
с.48 Рассматриваемую историю о раннем мидийско-вавилонском конфликте Ксенофонт расцвечивает множеством подробностей и использует для прославления юного Кира: автор делает Кира участником вышеупомянутого приграничного сражения, совершившим практически всё, что вообще было в нём успешного для мидян. Но выдумал ли Ксенофонт само ядро этого сюжета от начала до конца? Сравнение со всем изложенным выше позволяет предполагать, что нет, и что за его рассказом об этом первом, не получившем развития мидийско-вавилонском приграничном конфликте в некоей приграничной мидийской области, опустошённой какой-то случившейся еще ранее войной, стоит то самое вторжение вавилонян в Элам в 590-х гг. (действительно не получившее особого развития), о котором говорилось у нас ранее. Элам и был бы в этом случае той самой пограничной областью, запустение же её в некоей ещё более давней войне надо было бы соотносить с крушением Элама в 640-х гг. под ударами ассирийцев44.
Наконец, обратимся вновь к пророчеству Иер. 25:15—26. Оно приводит перечень разнообразных стран и народов, с которыми воевала в реальности Халдейская Вавилония, говорит, что все они будут сокрушены, но после этого и сам Вавилон изопьёт смертную чашу. В перечень стран и народов, идущий до этой завершающей фразы, и включены «цари Элама» и «все цари Мидии». Вообще говоря, пророчества такого рода могли включать события, которых в реальности так и не случилось (тот же Иеремия в Иер. 50—51 предрекает полный разгром Вавилонии Мидией, Иезекииль в Иез. 38—39 — поход Лидии на Вавилонскую державу и конечный разгром лидийского царя в Палестине), но в Иер. 25:15 слл. (оставляя пока в стороне упоминание Мидии) перечисляются те и только те страны, которые действительно сталкивались с вавилонянами на войне и/или подпадали под власть Вавилона. В таком случае можно думать, что и упоминание Мидии в этом ряду отвечает каким-то реальным событиям — не тому, конечно, всеобщему разгрому, какой возвещает Иеремия, но какому-то реальному столкновению.
Отражение такого столкновения можно найти как будто в одном из вавилонских текстов VI в. — т. н. композиции «Царь Праведности», с.49 принадлежащей Навуходоносору II45 (или в крайнем случае Набониду, воспроизводящему, однако, в интересующих нас пассажах похвальбы Навуходоносора; сами эти похвальбы в любом случае относятся именно к правлению последнего46), где царь, хвалясь своими достижениями, говорит о своих победах и завоеваниях (употреблённый им термин кашаду означает примерно «одоления» и покрывает равно и то, и другое) «от Египта вплоть до Хуме, Пиридду (Пиринда) и Лидии» на северо-западе, а на востоке — до «Мархаши»47 (во всех случаях — включительно, как твёрдо устанавливается по контексту и сравнению с реальной историей Навуходоносора48). Чтобы какая-то страна или область была названа в числе этих пределов экспансии Навуходоносора, достаточно было, чтобы какие-то вавилонские силы вторгались (с успехом, по крайней мере официальным) на её территорию, и/или чтобы она в какой-то форме продемонстрировала признание вавилонского могущества или верховенства. Нас здесь интересует упоминание в качестве подобного предела на востоке страны Мархаши. Так некогда называлось государство, лежавшее к востоку — северо-востоку за Эламом, считая от Месопотамии (месопотамские тексты никогда не включали Мархаши в Элам даже в самом широком значении последнего понятия), но переставшее существовать ещё к началу I тыс. до н. э49. В формуле восхваления побед Навуходоносора термин «Мархаши» мог употребляться только в качестве архаизированного обозначения какого-то пространства за Эламом; но все соответствующие территории составляли в ту эпоху владения Мидии. Не исключено, что термин «Мархаши» Навуходоносор прилагает здесь к той части Элама, что оставалась независимой от него (и зависимой от Мидии) и после захвата им Сузианы (в таком случае сам термин «Элам» покрывал для него именно покорённую им часть Элама с Сузами); возможно и то, что это «Мархаши» отсылает к каким-то горным пограничным владениям Мидии, лежавшим от Месопотамии по ту сторону Элама в любом смысле последнего слова. В любом случае с.50 упоминание «Мархаши» (а не «Элама») в качестве восточного предела побед Навуходоносора должно, по-видимому, означать, что вавилонские войска при нём развивали какие-то (официально считавшиеся успешными) действия уже и за пределами территории, рассматривавшейся Навуходоносором как «Элам», в пространстве, которое для Навуходоносора являлось уже иным, отличным от «Элама» регионом. Однако в подобном качестве (‘территория, лежащая за Эламом и образующая отличный от него регион’) в то время можно было рассматривать только какие-то мидийские владения (будь то непосредственные или вассальные, в т. ч. эламские же по этносу, но ассоциируемые для составителей текста с государственностью, отличной от Элама, связанной с за-эламскими районами Ирана — т. е. в данную эпоху разве что с мидийской государственностью. Соответственно, по этой не-эламской государственности обсуждаемые районы и определили, используя архаизирующий термин, как страну «Мархаши»). Итак, силам Навуходоносора, как видно, в самом деле довелось сталкиваться с какими-то силами, определяемыми по их связи с за-эламским Ираном, resp. с Мидией. Соотносить такое событие можно было бы разве что с прослеженной выше напряжённостью и конфликтами в мидийско-эламско-вавилонских отношениях конца 590-х гг.
По совокупности всего сказанного мы вправе гипотетически реконструировать следующий ход событий: Элам стал к рубежу VII—VI вв. вассалом Мидии; «пробное» нападение Элама на Вавилонию в 596 г. было частью стремительно нараставшего вавилоно-мидийского противостояния; в связи с походом войск Навуходоносора II на Элам в конце 590-х гг., приведшим к разгрому Элама и утрате им Суз (при сохранении не-вавилонского Элама к востоку от Сузианы), вавилоняне столкнулись не только с эламитами, но и с какими-то силами (возможно, вассальными) их мидийских сюзеренов, но развития этот конфликт не получил (хотя в точности в год этого вавилонского вторжения в Элам или годом ранее в Иудее надеялись на большую войну Мидии с Вавилонией и разгром мидянами последней). Всё это отразилось в рассказе Ксенофонта о раннем приграничном конфликте вавилонян и мидян (изображённом именно как вавилонское вторжение в некую подчинявшуюся Мидии пограничную область), имевшем место ещё до смерти Астиага, а также в пророчестве Иер. 25, где цари Элама и цари Мидии названы подряд в перечне неудачливых противников вавилонян.
с.51 Но в таком случае оправданным будет считать, что рассказ Книги Юдифь о вторжении Навуходоносора в Мидию и победе его над мидийским «царём» Арфаксадом отражает — в преувеличенном и весьма беллетризованном, конечно, виде — те же события, а именно столкновение вавилонян с силами, представляющими Мидию и ее вассалов (прежде всего эламскими, но также и другими, в т. ч. за-эламскими, воспринимающимися как «мидийские» в ещё более узком смысле этого понятия). Повторим, что поход Навуходоносора против мидян в Книге Юдифь датируется 12-м годом его правления, а вторжение войск Навуходоносора II в Элам и завоевание Сузианы должно было, по независимым данным, прийтись именно на 12—13/14-й годы правления этого царя. Ассоциация царей Мидии и царей Элама в Иер. 25 перекликается с вероятной реальной ассоциацией Мидии и Элама в первой половине VI в., а также и с одновременным появлением «царя Элимайцев» и царя Мидии в сюжете Юдифь 150. Верховного «царя» по имени Арфаксад в Мидии не было, но, как упоминалось выше, с точки зрения левантинцев, отражённой в том же Иер. 25:25, в Мидии было много «царей» (т. е. местных племенных, удельных и вассальных владетелей, признававших верховенство великого царя Мидии), и Арфаксад, учитывая иранский облик его имени, вполне мог быть одним из таких младших «царей» — так что даже это имя отнюдь не обязательно апокриф.
