Другой Август¹

с.20 Две тыся­чи лет про­шло с тех пор, как совре­мен­ни­ки нача­ли под­во­дить ито­ги дея­тель­но­сти осно­ва­те­ля Рим­ской импе­рии — Окта­ви­а­на-Авгу­ста (63 г. до н. э. — 14 г. н. э.)². Тацит пере­дал тол­ки, ходив­шие по Риму после смер­ти прин­цеп­са. Одни пре­воз­но­си­ли его, дру­гие осуж­да­ли (Tac. ann. I. 9 sq.). Образ, скла­ды­ваю­щий­ся из сооб­ще­ний это­го и дру­гих антич­ных авто­ров, неод­но­зна­чен. За стро­ка­ми исто­ри­че­ских сочи­не­ний и био­гра­фии Све­то­ния уга­ды­ва­ет­ся осо­зна­ние зна­чи­мо­сти и при­зна­ние заслуг. Но даже несмот­ря на изряд­ные пор­ции сла­во­сло­вий у Вер­ги­лия и Гора­ция, Нико­лая Дамас­ско­го и Вел­лея Патер­ку­ла, Август — отнюдь не типич­ный герой. На фоне таких ярких фигур, как Пом­пей, Цезарь, Цице­рон он выглядит ско­рее бес­цвет­ным. Глав­ный сопер­ник, Анто­ний, тре­ти­ро­вал юно­го Цеза­ря Окта­ви­а­на как неопыт­но­го маль­чиш­ку, толь­ко и имев­ше­го в сво­ем бага­же, что имя покой­но­го дик­та­то­ра³. Август пред­став­ля­ет­ся посред­ст­вен­но­стью, вна­ча­ле бла­го­да­ря сте­че­нию обсто­я­тельств ока­зав­шей­ся на гребне собы­тий, а затем хит­ро­стью, помно­жен­ной на нераз­бор­чи­вость в сред­ствах, при­шед­шей к вла­сти; вла­сто­лю­бец, тще­душ­ный и болез­нен­ный⁴, в момен­ты опас­но­сти про­яв­ляв­ший тру­сость⁵, рас­чет­ли­вый интри­ган, даже с соб­ст­вен­ной супру­гой бесе­до­вав­ший по кон­спек­ту⁶. Эта тра­ди­ция, не в послед­нюю оче­редь бла­го­да­ря авто­ри­те­ту Таци­та, ока­за­лась гос­под­ст­ву­ю­щей и в новой исто­рио­гра­фии. Вслед за Т. Момм­зе­ном⁷, а потом и Р. Сай­мом, кри­ти­ки часто не видят в Авгу­сте круп­ной исто­ри­че­ской лич­но­сти, при­зна­вая в нем в луч­шем слу­чае непре­взой­ден­но­го масте­ра про­па­ган­ды⁸.

Глав­ный недо­ста­ток таких рекон­струк­ций заклю­ча­ет­ся в том, что толь­ко каму­фля­жем не объ­яс­нить серь­ез­ных дости­же­ний Авгу­ста в обла­сти государ­ст­вен­но­го стро­и­тель­ства: тех­ни­ка испол­не­ния не мог­ла заме­нить содер­жа­ние. При зна­чи­тель­ных, рево­лю­ци­он­ных изме­не­ни­ях в обще­стве, при про­веде­нии глу­бо­ких реформ невоз­мож­но огра­ни­чить­ся ссыл­кой на «основ­ные инстинк­ты»: често­лю­бие, вла­сто­лю­бие и даже на более «высо­кий» мотив — жела­ние про­сла­вить­ся и вой­ти в исто­рию.

Это несоот­вет­ст­вие отме­тил и попы­тал­ся устра­нить С. Л. Утчен­ко. Он ука­зал на «ред­кий, вер­нее, даже исклю­чи­тель­ный, слу­чай огром­но­го несоот­вет­ст­вия, раз­ры­ва меж­ду ничто­же­ст­вом дея­те­ля и вели­чи­ем соде­ян­но­го» в изо­бра­же­нии новой исто­рио­гра­фии. Сам Утчен­ко сни­мал это про­ти­во­ре­чие при­зна­ни­ем «поли­ти­че­ско­го гения Авгу­ста — с.21 явле­ния почти устра­шаю­ще­го». В трак­тов­ке иссле­до­ва­те­ля этот «гений» сво­дил­ся к «даль­но­вид­но­му рас­че­ту», «окры­лен­но­му бле­стя­щей инту­и­ци­ей»⁹.

Несмот­ря на оби­лие иссле­до­ва­ний, вос­ста­нав­ли­ваю­щих ход инте­ре­су­ю­щих нас собы­тий, а так­же мно­же­ство новых био­гра­фий Авгу­ста, неко­то­рые сто­ро­ны его лич­но­сти, кото­рые важ­ны для отве­та на постав­лен­ные вопро­сы, осве­ще­ны недо­ста­точ­но. Даже в самых подроб­ных и доб­рот­ных жиз­не­опи­са­ни­ях если и гово­рит­ся о вос­пи­та­нии и обра­зо­ва­нии буду­ще­го импе­ра­то­ра, то очень бег­ло. К тому же рас­смот­ре­ние темы закан­чи­ва­ет­ся момен­том гибе­ли Юлия Цеза­ря¹⁰. Отча­сти это мож­но объ­яс­нить тем, что сохра­нив­ша­я­ся часть «Жиз­не­опи­са­ния Цеза­ря» Нико­лая Дамас­ско­го обры­ва­ет­ся на собы­ти­ях октяб­ря 44 г. до н. э. Боль­шин­ство био­гра­фов пред­по­ла­га­ют, что после мар­тов­ских ид, когда нача­лась борь­ба за власть, круг инте­ре­сов Окта­ви­а­на огра­ни­чил­ся вой­на­ми, интри­га­ми и «про­па­ган­дой», так что думать о каких-либо «высо­ких мате­ри­ях» поли­ти­ку было уже неко­гда. Име­ю­щи­е­ся дан­ные дают воз­мож­ность увидеть, что это не так.

Преж­де все­го, не вызы­ва­ет сомне­ния, что насто­я­щий поли­тик и государ­ст­вен­ный дея­тель не может состо­ять­ся без цель­ной и устой­чи­вой систе­мы убеж­де­ний и взглядов. Усло­ви­ем серь­ез­ных поли­ти­че­ских реформ долж­но быть ясное пони­ма­ние целей и задач (кото­рые могут коррек­ти­ро­вать­ся по мере изме­не­ния обста­нов­ки). А это озна­ча­ет, что для пони­ма­ния отдель­ных реше­ний, меро­при­я­тий и, осо­бен­но, пре­об­ра­зо­ва­ний как реа­ли­за­ции еди­но­го замыс­ла, необ­хо­ди­мо иметь пред­став­ле­ние о миро­воз­зре­нии исто­ри­че­ско­го дея­те­ля, а так­же о его жиз­нен­ных цен­но­стях, кру­го­зо­ре и общей куль­ту­ре. В дан­ном слу­чае мы попы­та­ем­ся выяс­нить, под вли­я­ни­ем каких фак­то­ров фор­ми­ро­ва­лось миро­воз­зре­ние буду­ще­го осно­ва­те­ля Рим­ской импе­рии. Был ли это толь­ко често­лю­бец, любой ценой стре­мив­ший­ся к вла­сти, или так­же мыс­ля­щий государ­ст­вен­ный дея­тель, поста­вив­ший сво­ей зада­чей пре­тво­ре­ние в жизнь неких иде­а­лов или пла­нов поли­ти­че­ских пре­об­ра­зо­ва­ний? В свою оче­редь, это пре­до­ста­вит воз­мож­ность луч­ше понять саму сущ­ность осно­ван­но­го Авгу­стом ново­го государ­ст­вен­но­го устрой­ства.

Тацит в «Диа­ло­ге об ора­то­рах» при­во­дит вос­пи­та­ние Авгу­ста его мате­рью Ати­ей в каче­стве образ­ца. Это было стро­гое и тре­бо­ва­тель­ное отно­ше­ние к сыну, спо­соб­ст­во­вав­шее усво­е­нию наук и успе­хам в дру­гих важ­ных заня­ти­ях (Tac. dial. 28. 5). Зна­чи­тель­ная роль мате­ри в домаш­нем вос­пи­та­нии детей не явля­лась исклю­че­ни­ем, хотя источ­ни­ки ску­по осве­ща­ют эту сто­ро­ну жиз­ни рим­ской фами­лии¹¹. В дан­ном слу­чае мож­но дове­рить­ся свиде­тель­ству Таци­та — при­дир­чи­во­го судьи и с.22 язви­тель­но­го кри­ти­ка Авгу­ста, тем более что оно хоро­шо согла­су­ет­ся с сооб­ще­ни­я­ми Нико­лая Дамас­ско­го, подроб­но рас­ска­зав­ше­го о вос­пи­та­нии буду­ще­го импе­ра­то­ра¹². В сохра­нив­ших­ся извле­че­ни­ях из «Жиз­не­опи­са­ния Цеза­ря» мать Окта­вия упо­ми­на­ет­ся чаще, чем какое бы то ни было дру­гое лицо, — око­ло двух десят­ков раз.

Пер­вые меся­цы после рож­де­ния Окта­вий жил в доме роди­те­лей в неболь­шом ита­лий­ском город­ке Велит­ры¹³. Пле­бей­ский род Окта­ви­ев про­ис­хо­дил из муни­ци­паль­ной зна­ти. Отец буду­ще­го импе­ра­то­ра, Гай Окта­вий, пере­се­лил­ся в Рим и добил­ся пре­ту­ры (61 г.). После воен­ной победы в Македо­нии он хотел бал­ло­ти­ро­вать­ся на кон­суль­ских выбо­рах, но вско­ре забо­лел и умер (нач. 58 г.)¹⁴. Маль­чик с мате­рью вер­ну­лись в Велит­ры, но после того как она всту­пи­ла в новый брак, он про­во­дил боль­шую часть вре­ме­ни в доме сво­ей баб­ки по мате­ри. Это была Юлия, сест­ра Юлия Цеза­ря¹⁵. Пат­ри­ци­ан­ский род Юли­ев, хотя к тому вре­ме­ни не очень бога­тый, воз­во­дил свое про­ис­хож­де­ние к Энею (и его сыну Юлу) и Вене­ре. Юлий Цезарь был уже одним из пер­вых людей в государ­стве. В год рож­де­ния Окта­вия (63) он стал вер­хов­ным пон­ти­фи­ком, в 59 г. — кон­су­лом и заклю­чил поли­ти­че­ский союз с Пом­пе­ем и Крас­сом (пер­вый три­ум­ви­рат), а в сле­дую­щем отпра­вил­ся заво­е­вы­вать Гал­лию (58—51 гг.). В доме Юлии маль­чик усва­и­вал пра­ви­ла рим­ско­го выс­ше­го све­та. После смер­ти бабуш­ки (51 г.) и с нача­лом раз­вя­зан­ной Цеза­рем граж­дан­ской вой­ны Окта­вий при­был в Велит­ры, где жил с мате­рью и ее вто­рым мужем Луци­ем Мар­ци­ем Филип­пом, кон­су­ля­ром, при­над­ле­жав­шим к ноби­ли­те­ту¹⁶.

Воз­мож­но, мать и отчим были не в вос­тор­ге от неко­то­рых при­вы­чек отро­ка, при­об­ре­тен­ных в ари­сто­кра­ти­че­ском доме Юли­ев. Во вся­ком слу­чае, они со всей серь­ез­но­стью взя­лись за его вос­пи­та­ние в ста­ро­и­та­лий­ском духе¹⁷. Роди­те­ли вни­ма­тель­но следи­ли за поведе­ни­ем Окта­вия, еже­днев­но спра­ши­вая учи­те­лей и слуг о поведе­нии сына (Nik. Dam. 127. 5). Немно­гое изме­ни­лось по дости­же­нии совер­шен­но­ле­тия, когда маль­чик в воз­расте 15 лет одел тогу. «Мать его все так же не поз­во­ля­ла ему выхо­дить из дома куда-либо, кро­ме тех мест, куда он ходил рань­ше, когда был ребен­ком… Толь­ко по зако­ну он был муж­чи­ной, а во всем осталь­ном оста­вал­ся на поло­же­нии ребен­ка» (ibid. 127. 10—11). Под­чер­ки­вая воз­держ­ность Окта­вия так­же в моло­деж­ных раз­вле­че­ни­ях, скром­ность в целом (ibid. 128. 28 f., 136; 130. 44), Нико­лай Дамас­ский, в соот­вет­ст­вии с замыс­лом сво­его сочи­не­ния, про­ти­во­по­став­лял поведе­ние и мораль­ный облик буду­ще­го прин­цеп­са рас­пу­щен­но­сти его кол­ле­ги по три­ум­ви­ра­ту (не назы­вая име­ни Анто­ния)¹⁸.

Атия еще дол­го сохра­ня­ла вли­я­ние на сына. Так, в 46 г. она не раз­ре­ши­ла Окта­вию отпра­вить­ся вме­сте с Цеза­рем в Афри­ку, где с.23 пред­сто­я­ла вой­на с пом­пе­ян­ца­ми¹⁹. Извест­но, что из одной из экс­пе­ди­ций Окта­вий отпро­сил­ся у Цеза­ря для встре­чи с мате­рью²⁰. Мне­ние Атии и в после­дую­щем оста­ва­лось для него зна­чи­мым, если не опре­де­ля­ю­щим. В Риме он про­во­дил вре­мя в основ­ном в доме роди­те­лей, посе­лив­шись рядом с ними (Nik. Dam. 128. 34). Лишь когда погиб Юлий Цезарь, Атия, сооб­щив сыну о слу­чив­шем­ся и при­зы­вая вер­нуть­ся к ней, реши­ла доба­вить: дескать, ему уже пора дей­ст­во­вать «как муж­чине, сво­им умом решать и посту­пать соот­вет­ст­вен­но сво­е­му поло­же­нию и обсто­я­тель­ствам» (ibid. 128. 38, сравн.: App. b. c. III. 10).

По-види­мо­му, Атия и сама уже тяго­ти­лась функ­ци­ей совет­чи­цы, посколь­ку Окта­вий по при­выч­ке все­гда к ней обра­щал­ся. Но на этом почти комич­ная исто­рия вза­и­моот­но­ше­ний мамы и сына не завер­ши­лась. Как извест­но, отчим Филипп, опа­са­ясь за жизнь пасын­ка, сове­то­вал не при­ни­мать имя и наслед­ство Цеза­ря. Атия же, хотя так­же бес­по­ко­и­лась за сына, все же не ста­ла отго­ва­ри­вать его от рис­ко­ван­но­го реше­ния. Окта­вий дав­но научил­ся читать мыс­ли мате­ри. Хотя он при­бег так­же к помо­щи дру­гих совет­чи­ков, пред­став­ля­ет­ся, что пози­ция Атии и на сей раз ока­за­лась решаю­щей. Во вся­ком слу­чае, Нико­лай Дамас­ский сооб­ща­ет, что она (види­мо, на семей­ном сове­те, кото­рый пред­ше­ст­во­вал сове­ща­нию с дру­зья­ми) «согла­си­лась с тем, чтобы он при­нял имя Цеза­ря, и пер­вая его похва­ли­ла» (Nik. Dam. 130. 54). С это­го дня Окта­вию и в самом деле при­шлось при­ни­мать все боль­ше ответ­ст­вен­ных реше­ний, даже не согла­ша­ясь с роди­те­ля­ми (ibid. 130. 126). Но Атия про­дол­жа­ла по при­выч­ке опе­кать сына. Ему при­хо­ди­лось скры­вать неко­то­рые рис­ко­ван­ные шаги, чтобы она не про­ти­ви­лась его дей­ст­ви­ям (ibid. 130. 132—134).

Судя по все­му, Атия была жен­щи­ной неор­ди­нар­ной, при­вык­шей брать на себя ответ­ст­вен­ность. Имен­но пле­мян­ни­це Юлий Цезарь заве­щал устрой­ство сво­их похо­рон. Не ее вина, что воз­буж­ден­ная кон­су­лом Анто­ни­ем тол­па нару­ши­ла запла­ни­ро­ван­ный риту­ал, про­ведя сожже­ние тела в цен­тре фору­ма (ibid. 130. 48). Дик­та­тор дове­рял не толь­ко орга­ни­за­ци­он­ным спо­соб­но­стям и силь­но­му харак­те­ру Атии, но и вер­но­сти дол­гу, fi­des. Судя по все­му, мате­ри, как и все­му велит­рий­ско­му окру­же­нию и духу, буду­щий прин­цепс был обя­зан сво­и­ми базо­вы­ми «рес­пуб­ли­кан­ски­ми» поли­ти­че­ски­ми ори­ен­та­ци­я­ми²¹.

Важ­ное место в про­цес­се обу­че­ния зани­ма­ло вос­пи­та­ние со ссыл­ка­ми на при­ме­ры (exempla) и нра­вы пред­ков (mos maio­rum). Оно начи­на­лось с рас­ска­зов о рим­ских геро­ях, гото­вых пожерт­во­вать собой для бла­га отчиз­ны. Это вос­пи­та­ние и обра­зо­ва­ние было осно­ва­но на прин­ци­пах, сфор­му­ли­ро­ван­ных еще кон­су­лом 195 г. до н. э. М. Пор­ци­ем Като­ном и целым рядом его еди­но­мыш­лен­ни­ков. В их осно­ве лежа­ло с.24 убеж­де­ние, что рим­ляне как сво­и­ми инсти­ту­та­ми и зако­на­ми (insti­tu­ta et le­ges), так и доб­ле­стя­ми и доб­ро­де­те­ля­ми (vir­tu­tes) пре­вос­хо­дят все дру­гие наро­ды. Спу­стя пол­то­ра века Цице­рон, при­зна­вая пре­вос­ход­ство гре­ков в эруди­ции и в раз­лич­ных жан­рах лите­ра­ту­ры, утвер­ждал, что даже у них нель­зя най­ти при­су­щих рим­ля­нам по при­ро­де осно­ва­тель­но­сти (gra­vi­tas), посто­ян­ства (con­stan­tia), душев­но­го вели­чия (mag­ni­tu­do ani­mi), вер­но­сти (fi­des), как и цело­го ряда дру­гих важ­ных качеств (см.: Cic. Tusc. I. 2).

О пер­вых учи­те­лях Окта­вия извест­но немно­го. Сре­ди них был «педа­гог» Сфер. Этот гра­мот­ный раб с гре­че­ско­го Восто­ка, види­мо, и при­смат­ри­вал за каж­дым шагом маль­чи­ка²². Мать и бабуш­ка не толь­ко под­би­ра­ли знаю­щих и стро­гих настав­ни­ков, но и сами зани­ма­лись с ребен­ком. Он рано научил­ся читать, писать и счи­тать. Обу­че­ние уже на ран­нем эта­пе было дву­языч­ным: на латин­ском и гре­че­ском. Сохра­ни­лись сооб­ще­ния о пер­вых успе­хах. Когда Окта­вию было 9 лет, он удач­но высту­пил перед каким-то боль­шим собра­ни­ем²³. В воз­расте 12 лет он про­из­нес речь на похо­ро­нах сво­ей бабуш­ки²⁴. Это был воз­раст, когда обыч­но начи­нал­ся вто­рой этап обу­че­ния — сред­няя шко­ла. Наряду с грам­ма­ти­кой, вклю­чав­шей изу­че­ние лите­ра­ту­ры²⁵, все боль­шее место зани­ма­ло крас­но­ре­чие, заучи­ва­ние при­ме­ров из клас­си­ков и прак­ти­че­ские упраж­не­ния — декла­ма­ция. Извест­но имя учи­те­ля Окта­вия, Мар­ка Эпидия, кото­рый имел в Риме латин­скую ритор­скую шко­лу. Сре­ди его извест­ных уче­ни­ков был еще один буду­щий три­ум­вир — Анто­ний, а так­же Вер­ги­лий²⁶.

Гре­че­ской рито­ри­ке Окта­вий учил­ся у Апол­ло­до­ра Пер­гам­ско­го. Сочи­не­ния зна­ме­ни­то­го рито­ра пере­во­ди­лись на латин­ский язык. О зна­че­нии уро­ков Апол­ло­до­ра для Окта­вия свиде­тель­ст­ву­ет сооб­ще­ние Стра­бо­на о сохра­нив­шей­ся надол­го друж­бе уче­ни­ка и учи­те­ля. Прав­да, прин­цепс само­кри­тич­но отно­сил­ся к сво­е­му гре­че­ско­му. Апол­ло­дор, в соот­вет­ст­вии с пред­став­ляв­шим­ся им направ­ле­ни­ем в рито­ри­ке («атти­кизм»), дол­жен был спо­соб­ст­во­вать выра­бот­ке и совер­шен­ст­во­ва­нию дело­вой, без вычур­но­сти, мане­ры речи буду­ще­го прин­цеп­са²⁷. Все, что нам извест­но об ора­тор­ской и лите­ра­тур­ной актив­но­сти Авгу­ста, свиде­тель­ст­ву­ет о том, что годы уче­бы были не напрас­ны. Он на всю жизнь стал чело­ве­ком читаю­щим, про­из­но­ся­щим речи и пишу­щим. Окта­виан-Август посто­ян­но работал над сло­гом как уст­ной, так и пись­мен­ной речи, дости­гая про­стоты и ясно­сти²⁸.

Физи­че­ская и воен­ная под­готов­ка была обя­за­тель­ной для всех юно­шей, гото­вив­ших­ся к государ­ст­вен­ной карье­ре. Сюда вхо­ди­ли пла­ва­ние и вер­хо­вая езда, вла­де­ние мечом и дру­гим ору­жи­ем. Как и вла­де­ние сло­вом, эти уме­ния посто­ян­но отта­чи­ва­лись в состя­за­ни­ях со с.25 сверст­ни­ка­ми. В заня­ти­ях, пред­по­ла­гав­ших физи­че­скую силу и вынос­ли­вость, Окта­вий осо­бых шан­сов быть в пер­вых рядах не имел, хотя упраж­нял­ся в этом вплоть до окон­ча­ния граж­дан­ских войн (Nik. Dam. 127. 5 f. comp.: Suet. Aug. 73).

По мере взрос­ле­ния все боль­шее вни­ма­ние сво­е­му вну­ча­то­му пле­мян­ни­ку уде­лял Юлий Цезарь. В ходе бесед он убеж­дал­ся в уме и сооб­ра­зи­тель­но­сти под­рост­ка. «Увидев его (Окта­вия) ост­ро­умие и смет­ли­вость, крат­кость речи, в кото­рой дава­лись самые точ­ные отве­ты на постав­лен­ные вопро­сы, он (Цезарь) полю­бил и оце­нил его еще боль­ше» (Nik. Dam. 127. 24). Юлий Цезарь, у кото­ро­го не было сына, дав­но заду­мы­вал­ся об усы­нов­ле­нии Окта­вия. Он лишь не хотел спе­шить, чтобы не изба­ло­вать маль­чи­ка²⁹, но испод­воль гото­вил его к государ­ст­вен­ной дея­тель­но­сти, в част­но­сти, заботясь об осно­ва­тель­ном и все­сто­рон­нем обра­зо­ва­нии³⁰. Окта­вий про­дол­жал усерд­но изу­чать рито­ри­ку, а так­же при­нял­ся за фило­со­фию — пред­ме­ты, кото­рые состав­ля­ли осно­ву выс­ше­го обра­зо­ва­ния. Эти гре­че­ские нау­ки, полу­чив­шие осо­бое раз­ви­тие в элли­ни­сти­че­ский пери­од, рим­ляне счи­та­ли наи­бо­лее полез­ны­ми³¹. Глав­ное вни­ма­ние уде­ля­лось «прак­ти­че­ской фило­со­фии», то есть поведе­нию чело­ве­ка, эти­ке, а так­же поли­то­ло­гии. На пер­вом месте сто­я­ли стои­че­ские авто­ры. Их док­три­на, учив­шая ответ­ст­вен­но­му отно­ше­нию к выпол­не­нию дол­га, более все­го соот­вет­ст­во­ва­ла рим­ской систе­ме цен­но­стей. Инте­ре­су Окта­вия к этой про­бле­ма­ти­ке не мог­ло не спо­соб­ст­во­вать обще­ние с Цеза­рем и его окру­же­ни­ем.

О серь­ез­ных заня­ти­ях Окта­вия свиде­тель­ст­ву­ет сочи­нен­ное им «Поощ­ре­ние к фило­со­фии» (hor­ta­tio­nes ad phi­lo­sophiam — Suet. Aug. 85. 1). Это был плод пер­во­го погру­же­ния в гре­че­скую муд­рость, несо­мнен­но, оста­вив­ше­го серь­ез­ный след в миро­воз­зре­нии. Подоб­ные работы были важ­ной частью школь­но­го обу­че­ния. При­ме­ром может слу­жить сочи­не­ние Цице­ро­на «О разыс­ка­ни­ях (рас­по­ло­же­нии) мате­ри­а­ла» в двух кни­гах³². Сле­ду­ет обра­тить вни­ма­ние, что сам Цице­рон счи­тал себя, как ора­то­ра, обя­зан­ным, преж­де все­го, не усво­ен­ным им рито­ри­че­ским при­е­мам, а фило­соф­ской под­готов­ке (Cic. ora­tor 12). С дру­гой сто­ро­ны, он под­чер­ки­вал необ­хо­ди­мость един­ства обе­их дис­ци­плин, фило­со­фии и рито­ри­ки, что обес­пе­чи­ва­ло соот­вет­ст­вие фор­мы и содер­жа­ния (de orat. III. 54—143). Нель­зя исклю­чить, что сочи­не­ние Окта­вия было откли­ком на опуб­ли­ко­ван­ный Цице­ро­ном в 45 г. фило­соф­ский трак­тат «Гор­тен­зий»³³. Окта­виан-Август навсе­гда сохра­нил инте­рес к поли­ти­че­ской фило­со­фии. Посколь­ку в Риме это счи­та­лось пре­до­суди­тель­ным, то пря­мых свиде­тельств не так уж мно­го. Но не слу­чай­но на про­тя­же­нии всей жиз­ни в окру­же­нии Авгу­ста нахо­ди­лись про­фес­сио­наль­ные фило­со­фы: учи­те­ля, помощ­ни­ки, совет­чи­ки. Их с.26 вли­я­ние ска­за­лось как в неко­то­рых реше­ни­ях по част­ным вопро­сам, так и в пол­но­стью или частич­но реа­ли­зо­ван­ных замыс­лах³⁴.

Интел­лек­ту­аль­но­му раз­ви­тию Окта­вия долж­но было бла­го­при­ят­ст­во­вать соче­та­ние тео­рии и прак­ти­ки. Юлий Цезарь энер­гич­но содей­ст­во­вал вос­хож­де­нию вну­ча­то­го пле­мян­ни­ка по лест­ни­це долж­но­стей. Окта­вий при­над­ле­жал к ho­mi­nes no­vi, но его карье­ра нача­лась со стре­ми­тель­но­стью, харак­тер­ной лишь для отпрыс­ков самых знат­ных родов. Спо­соб­но­сти маль­чи­ка вся­че­ски поощ­ря­лись. Как уже упо­ми­на­лось, когда ему испол­ни­лось 15 лет, 18 октяб­ря 48 г., Окта­вий про­шел тор­же­ст­вен­ный обряд совер­шен­но­ле­тия³⁵. Тогда он в тоге граж­да­ни­на (to­ga vi­ri­lis) успеш­но высту­пил на фору­ме (Nik. Dam. 127. 7). В октяб­ре 47 г. до н. э. Окта­вий был избран чле­ном выс­шей жре­че­ской кол­ле­гии пон­ти­фи­ков. Это мог­ло про­изой­ти толь­ко бла­го­да­ря ини­ци­а­ти­ве Юлия Цеза­ря — вер­хов­но­го пон­ти­фи­ка, тогда уже победи­те­ля в бит­ве при Фар­са­ле (август 48 г.). Вакан­сия осво­бо­ди­лась, посколь­ку в этом сра­же­нии погиб Луций Доми­ций Аге­но­барб³⁶. По-види­мо­му, в том же 47 г. Окта­вий стал пре­фек­том по орга­ни­за­ции одно­го из празд­неств (fe­ria­le Cu­ma­num) в сто­ли­це (Nik. Dam. 127. 13). В сен­тяб­ре 46 г. он участ­во­вал в афри­кан­ском три­ум­фе Цеза­ря (ibid. 127. 17), а в 45 г. после­до­вал за дик­та­то­ром в Испа­нию, где шли воен­ные дей­ст­вия (ibid. 127. 21—23; Suet. Aug. 8. 1). Соглас­но повест­во­ва­нию пане­ги­ри­ста, Окта­виан, к вели­кой радо­сти Юлия Цеза­ря, пре­крас­но про­явил себя в вой­сках, а так­же как адми­ни­ст­ра­тор и судья (Nik. Dam. 127. 23—27).

Окта­вий рос в страш­ное вре­мя. Шла граж­дан­ская вой­на, лились реки кро­ви, гиб­ли мно­гие луч­шие люди Рима. Юно­ша нахо­дил­ся в кру­гу людей, кото­рые зна­ли и, без сомне­ния, обсуж­да­ли подроб­но­сти про­ис­хо­див­ше­го. Нахо­дясь рядом со сво­им могу­ще­ст­вен­ным дядей, Окта­вий ока­зы­вал­ся в цен­тре собы­тий, при­сут­ст­вуя при обсуж­де­нии и при­ня­тии самых ответ­ст­вен­ных реше­ний. Это была жесто­кая шко­ла жиз­ни, с ее впе­чат­ле­ни­я­ми и пере­жи­ва­ни­я­ми све­ря­лось то, что гово­ри­ли учи­те­ля. При Цеза­ре юно­ша наби­рал­ся не толь­ко воен­но­го и поли­ти­че­ско­го опы­та, но и про­дол­жал шли­фо­вать свое перо. Вслед за дядей, и, несо­мнен­но, с его пода­чи, Окта­вий напи­сал сво­его «Анти-Като­на» (Suet. Aug. 85. 1).

Био­граф сооб­ща­ет, что бла­го­да­ря рас­ту­ще­му пре­сти­жу Окта­вия в Риме, вокруг него нача­ла соби­рать­ся груп­па сверст­ни­ков (Nik. Dam. 127. 5). Сре­ди них был и друг на всю жизнь, Марк Вип­са­ний Агрип­па. Окта­вий попро­сил Цеза­ря поми­ло­вать бра­та Агрип­пы, сра­жав­ше­го­ся на сто­роне рес­пуб­ли­кан­цев. Заступ­ни­че­ство, как и в дру­гих слу­ча­ях, име­ло успех (ibid. 127. 16, comp. 18). Это долж­но было спо­соб­ст­во­вать извест­но­сти Окта­вия, чего и доби­вал­ся дядя.

с.27 Юлий Цезарь наблюдал за раз­ви­ти­ем сво­его под­опеч­но­го, ста­рал­ся не отпус­кать дале­ко от себя, воз­ла­гая на него боль­шие надеж­ды. В заве­ща­нии, состав­лен­ном 13 сен­тяб­ря 45 г., дик­та­тор запи­сал свое реше­ние усы­но­вить Окта­вия и сде­лать глав­ным наслед­ни­ком в слу­чае, если при его жиз­ни не родит­ся кров­ный сын (Suet. Iul. 83. 1; Nik. Dam. 128. 30)³⁷. Юлий Цезарь пла­ни­ро­вал взять юно­шу с собой в пар­фян­ский поход. Име­ют­ся сооб­ще­ния о том, что дик­та­тор назна­чил его на 44 г. до н. э. «началь­ни­ком кон­ни­цы» (ma­gis­ter equi­tum) — вто­рым лицом в государ­стве³⁸. По хода­тай­ству Цеза­ря Окта­вий был при­чис­лен к сосло­вию пат­ри­ци­ев (Nik. Dam. 128. 35).

Актив­ное уча­стие в пуб­лич­ной дея­тель­но­сти спо­соб­ст­во­ва­ло ран­не­му раз­ви­тию Окта­вия. С ним зани­ма­лись луч­шие педа­го­ги. Не удо­вле­тво­рив­шись теми воз­мож­но­стя­ми, кото­рые пре­до­став­лял Рим, Цезарь послал буду­ще­го наслед­ни­ка учить­ся в гре­че­скую Апол­ло­нию, «чтобы сво­бод­ны­ми нау­ка­ми и искус­ства­ми раз­вить исклю­чи­тель­ное даро­ва­ние юно­ши…»³⁹ Но уже через четы­ре меся­ца из Рима при­шла весть о смер­ти Цеза­ря. Окта­вию при­шлось сроч­но вер­нуть­ся в Ита­лию и с голо­вой оку­нуть­ся в боль­шую поли­ти­ку⁴⁰.

Убий­ство при­ем­но­го отца рез­ко изме­ни­ло судь­бу Окта­вия и долж­но было про­из­ве­сти пере­во­рот в обра­зе мыс­лей. Но он не оста­вил рито­ри­че­ские и лите­ра­тур­ные заня­тия. Потря­се­ние побуди­ло еще напря­жен­нее заду­мать­ся над про­ис­хо­дя­щим и над судь­ба­ми Рима. Создав­ша­я­ся пол­ная опас­но­стей и рис­ков ситу­а­ция заста­ви­ла искать союз­ни­ков и еди­но­мыш­лен­ни­ков, лич­ные кон­так­ты и беседы потес­ни­ли на вре­мя кни­ги. Но потреб­ность в полу­че­нии новых зна­ний нико­гда уже не остав­ля­ла его. Неиз­гла­ди­мое впе­чат­ле­ние долж­ны были оста­вить состо­яв­ши­е­ся тогда немно­гие встре­чи с Цице­ро­ном (зна­ком­ство, ско­рее все­го, про­изо­шло еще при жиз­ни Цеза­ря). Трак­та­ты и речи вели­ко­го ора­то­ра были собы­ти­я­ми для всех, кто имел хоть какое-то отно­ше­ние к поли­ти­че­ской жиз­ни. Для моло­дых людей поко­ле­ния Окта­вия Цице­рон (как и почи­тае­мый ора­то­ром Сци­пи­он Эми­ли­ан) был при­ме­ром для под­ра­жа­ния⁴¹.

Окта­виан был поли­ти­ком, ско­рее склон­ным к раз­мыш­ле­ни­ям и обду­ман­ным шагам, чем к спон­тан­но­сти, тороп­ли­во­сти и аван­тю­риз­му. Эти чер­ты были харак­тер­ны и для зре­ло­го государ­ст­вен­но­го мужа — Авгу­ста. При­ня­тию реше­ний пред­ше­ст­во­ва­ли сове­ща­ния с дру­зья­ми. Серь­ез­ное отно­ше­ние к государ­ст­вен­ной дея­тель­но­сти пред­по­ла­га­ло как осно­ва­тель­ную под­готов­ку к выступ­ле­ни­ям, так и непре­рыв­ное само­об­ра­зо­ва­ние (Suet. Aug. 84. 1 sq.).

О посто­ян­ном стрем­ле­нии рас­ши­рять кру­го­зор гово­рит и то, что Август любил и умел окру­жать себя знаю­щи­ми, уче­ны­ми людь­ми, с.28 кото­рые состав­ля­ли зна­чи­тель­ную часть его «дру­зей» (ami­ci)⁴². Это были пра­ви­те­ли и фило­со­фы, вра­чи и писа­те­ли, исто­ри­ки и поэты, архи­тек­то­ры и худож­ни­ки. Из самых извест­ных мож­но назвать иудей­ско­го царя Иро­да и спар­тан­ско­го пра­ви­те­ля Г. Юлия Эврик­ла, рим­ско­го исто­ри­ка Тита Ливия и гре­че­ско­го исто­ри­ка и рито­ра Тима­ге­на, поэтов Вария Руфа, Вер­ги­лия и Гора­ция, юри­стов Тре­ба­тия Теста и Атея Капи­то­на, вра­ча М. Асто­рия Аскле­пи­а­да и дру­гих. Круг обще­ния рас­ши­ря­ли так­же мно­го­чис­лен­ные посе­ти­те­ли и дру­зья Ливии и Агрип­пы, Окта­вии Млад­шей (сест­ры Авгу­ста), Анто­нии (вдо­вы Дру­за) и дру­гих чле­нов его семьи, кото­рые жили рядом на Пала­тине. Коли­че­ство кон­так­тов рос­ло бла­го­да­ря обра­зо­ван­но­сти и щед­ро­сти Меце­на­та, а так­же тер­пи­мо­сти прин­цеп­са по отно­ше­нию к более неза­ви­си­мым покро­ви­те­лям дея­те­лей куль­ту­ры. Наи­бо­лее извест­ные — Вале­рий Мес­са­ла, Ази­ний Пол­ли­он, Элий Галл, Л. Каль­пур­ний Пизон. Их дру­зья и кли­ен­ты так­же были вхо­жи в дом Авгу­ста. Обста­нов­ка бла­го­при­ят­ст­во­ва­ла обме­ну мне­ни­я­ми, поощ­ря­ла к твор­че­ству. Дом Авгу­ста на Пала­тине пре­вра­тил­ся не толь­ко в важ­ный поли­ти­че­ский и рели­ги­оз­ный, но так­же в духов­ный и интел­лек­ту­аль­ный центр⁴³.

Август ценил уче­ных и про­сто хоро­шо обра­зо­ван­ных людей даже скром­но­го про­ис­хож­де­ния и ста­ту­са. Сре­ди них сочи­ни­тель Гай Мелисс, отпу­щен­ник Меце­на­та, кото­рый заве­до­вал биб­лио­те­кой в пор­ти­ке Окта­вии (Suet. de gramm. 21); писа­тель и руко­во­ди­тель кан­це­ля­рии Авгу­ста (a me­mo­ria), воль­ноот­пу­щен­ник Юлий Марат (Suet. Aug. 79. 2); отпу­щен­ник Авгу­ста, извест­ный автор басен грек Федр, выпол­няв­ший обя­зан­но­сти при­двор­но­го вос­пи­та­те­ля; фило­соф-пла­то­ник, мате­ма­тик и аст­ро­лог (так­же у Тибе­рия) Фра­силл (Suet. Aug. 98. 4 etc.); мате­ма­тик и аст­ро­ном Факунд Новий, рас­счи­ты­вав­ший «соля­рий Авгу­ста» (Plin. n. h. XXXVI. 72), и мно­гие дру­гие⁴⁴.

Широта инте­ре­сов и ком­пе­тент­ность пра­ви­те­ля нашли отра­же­ние во вкла­де, вне­сен­ном Авгу­стом в самые раз­лич­ные обла­сти рим­ской жиз­ни. В каче­стве при­ме­ров, поми­мо мно­же­ства государ­ст­вен­ных реформ и новых зако­нов, необ­хо­ди­мо назвать совер­шен­ст­во­ва­ние кален­да­ря, а так­же новое адми­ни­ст­ра­тив­ное деле­ние Ита­лии и про­вин­ций, кото­рое он осу­ществлял вме­сте с Агрип­пой. После смер­ти сво­его вер­но­го помощ­ни­ка Август довел до кон­ца работу по созда­нию «кар­ты Агрип­пы», кото­рая демон­стри­ро­ва­ла гран­ди­оз­ные мас­шта­бы Импе­рии. Гео­гра­фи­че­ские зна­ния были важ­ны так­же для управ­ле­ния дер­жа­вой и для коор­ди­на­ции внеш­не­по­ли­ти­че­ской дея­тель­но­сти. О гео­гра­фи­че­ских зна­ни­ях соста­ви­те­лей гово­рит уже то, что она ото­б­ра­жа­ла Ста­рый Свет от Бри­та­нии до Китая⁴⁵. Орга­ни­зо­ван­ная при Авгу­сте пере­пись насе­ле­ния Импе­рии поз­во­ли­ла упо­рядо­чить нало­го­об­ло­же­ние.

с.29 Об уровне куль­ту­ры гово­рят не толь­ко соб­ст­вен­ные зна­ния и инте­ре­сы Авгу­ста, но и вни­ма­ние к обра­зо­ва­нию сво­их вну­ков и потен­ци­аль­ных наслед­ни­ков. Око­ло 10 г. до н. э. Август при­гла­сил на Пала­тин М. Веррия Флак­ка, по про­ис­хож­де­нию воль­ноот­пу­щен­ни­ка. Он был изве­стен свое­об­раз­ной и эффек­тив­ной мето­ди­кой пре­по­да­ва­ния. Флакк давал ана­ло­гич­ные зада­ния уче­ни­кам при­мер­но рав­ных спо­соб­но­стей с тем, чтобы про­ве­сти меж­ду ними состя­за­ние. Победи­тель полу­чал цен­ный приз, как пра­ви­ло, ему вру­чал­ся спи­сок ред­ко­го сочи­не­ния. Флакк был не толь­ко талант­ли­вым учи­те­лем, но так­же извест­ным уче­ным-грам­ма­ти­ком и лек­си­ко­гра­фом. Ему при­над­ле­жа­ли сочи­не­ния об орфо­гра­фии, об этрус­ских и рим­ских празд­ни­ках и др. Самым зна­чи­тель­ным был труд «О зна­че­нии слов» (de ver­bo­rum sig­ni­fi­ca­tu), извест­ный по извле­че­ни­ям Пом­пея Феста и Пав­ла Диа­ко­на (из Феста). В нем объ­яс­ня­лись ред­кие и уста­рев­шие сло­ва. Так­же Веррию Флак­ку при­над­ле­жал ком­мен­та­рий рим­ско­го кален­да­ря. Резуль­та­ты его работы исполь­зо­вал Овидий («Фасты») и после­дую­щие авто­ры. Выжим­кой кален­да­ря Флак­ка явля­ет­ся сохра­нив­ший­ся текст Пре­не­стин­ских фаст — кален­да­ря зна­ме­на­тель­ных дат вре­ме­ни Авгу­ста. Выбор Авгу­стом Веррия Флак­ка в каче­стве учи­те­ля вну­ков был не слу­ча­ен. Авгу­сту при­шлось назна­чить уче­но­му жало­ва­нье в сто тысяч сестер­ци­ев в год, а так­же усту­пить жела­нию взять с собой так­же преж­них уче­ни­ков. Таким обра­зом, в ком­плек­се на Пала­тине ока­за­лась целая шко­ла⁴⁶.

Спе­ци­аль­ное худо­же­ст­вен­ное обра­зо­ва­ние для юно­шей из знат­ных семей в те вре­ме­на не пред­у­смат­ри­ва­лось. Но создан­ные по зака­зам Авгу­ста про­из­веде­ния архи­тек­ту­ры и искус­ства гово­рят о худо­же­ст­вен­ном вку­се. Нема­ло скульп­тур и кар­тин пере­ко­че­ва­ло по его рас­по­ря­же­нию из Элла­ды в сто­ли­цу, укра­сив, напри­мер, храм Боже­ст­вен­но­го Юлия на Рим­ском фору­ме⁴⁷. Впе­чат­ля­ет худо­же­ст­вен­ное каче­ство фре­сок в доме Авгу­ста на Пала­тине. Прин­цеп­су, без­услов­но, пошло на поль­зу тес­ное обще­ние с теми архи­тек­то­ра­ми и худож­ни­ка­ми, кото­рые выпол­ня­ли мно­го­чис­лен­ные пра­ви­тель­ст­вен­ные пору­че­ния, стро­и­ли хра­мы, изготав­ли­ва­ли порт­рет­ные бюсты импе­ра­то­ра и чле­нов его семьи. Неко­то­рые масте­ра мог­ли какое-то вре­мя нахо­дить­ся при дво­ре, напри­мер, извест­ный рез­чик по кам­ню, изгото­ви­тель гемм и ори­ги­наль­ной печа­ти Авгу­ста — Дио­с­ку­рид (Plin. n. h. 37. 8; Suet. Aug. 50). Август мог посе­щать нахо­див­ши­е­ся неда­ле­ко от его дома скульп­тур­ные и брон­зо­ли­тей­ные мастер­ские, выпол­няв­шие пра­ви­тель­ст­вен­ные зака­зы. О зна­че­нии, кото­рое Август при­да­вал архи­тек­ту­ре, убеди­тель­но гово­рит осу­щест­влен­ная им гран­ди­оз­ная про­грам­ма стро­и­тель­ства и напол­нен­ная гор­до­стью фра­за о том, что он «при­нял Рим кир­пич­ным, а остав­ля­ет мра­мор­ным»⁴⁸. О про­яв­лен­ном Авгу­стом инте­ре­се к с.30 пред­ме­ту свиде­тель­ст­ву­ет так­же посвя­ще­ние ему Вит­ру­ви­ем труда «Об архи­тек­ту­ре».

Искус­ство вре­мен Авгу­ста ори­ен­ти­ро­ва­лось на шедев­ры высо­кой и позд­ней клас­си­ки, учи­ты­вая дости­же­ния ран­не­эл­ли­ни­сти­че­ско­го пери­о­да. Выбор был обу­слов­лен идео­ло­ги­ей «вос­ста­нов­ле­ния рес­пуб­ли­ки», вклю­чав­шей воз­рож­де­ние «древ­них нра­вов». Эсте­ти­ка клас­си­че­ской сораз­мер­но­сти отра­жа­ла гар­мо­нию, свой­ст­вен­ную как поли­тии — «рес­пуб­ли­ке», так и кос­мо­су. При всей поли­ти­че­ской рацио­наль­но­сти клас­си­че­ских пред­по­чте­ний, их выбор пред­по­ла­гал доста­точ­ную ком­пе­тент­ность. Пред­став­ля­ет­ся само собой разу­ме­ю­щим­ся, что прин­цепс при­ни­мал уча­стие в обсуж­де­нии важ­ней­ших про­ек­тов и дол­жен был дать доб­ро на освя­ще­ние хра­мов, на тира­жи­ро­ва­ние порт­ре­тов или на рос­пи­си стен в соб­ст­вен­ном жили­ще.

Инте­ре­сы Авгу­ста обна­ру­жи­ва­ет так­же созда­ние Апол­ло­но­вой биб­лио­те­ки на Пала­тине (bib­lio­the­ka Apol­li­nis, или bib­lio­the­ka Pa­la­ti­na). Она явля­лась частью хра­мо­во­го ком­плек­са Апол­ло­на — избран­но­го три­ум­ви­ром и затем импе­ра­то­ром лич­но­го бога-покро­ви­те­ля⁴⁹. Эта пер­вая государ­ст­вен­ная пуб­лич­ная биб­лио­те­ка в Риме состо­я­ла из двух отде­ле­ний, латин­ско­го и гре­че­ско­го⁵⁰. На долж­ность заве­дую­ще­го Август в 28 г. поста­вил воль­ноот­пу­щен­ни­ка Г. Юлия Гиги­на⁵¹. Это был уче­ник Кор­не­лия Алек­сандра Милет­ско­го, выдаю­ще­го­ся уче­но­го Пер­гам­ской шко­лы. Гигин изве­стен как фило­лог, исто­рик и гео­граф. Про­зви­ще Po­ly­his­tor озна­ча­ло, что он был уни­вер­саль­ным уче­ным-куль­ту­ро­ло­гом. Перу Гиги­на при­над­ле­жа­ли мно­го­чис­лен­ные, к сожа­ле­нию, утра­чен­ные труды. Он был дру­жен с Овиди­ем⁵². Гигин создал круп­ную биб­лио­те­ку высо­ко­го уров­ня. В поме­ще­ни­ях было доста­точ­но места для уче­ных заня­тий и реци­та­ций. Ско­рее все­го, имен­но в одном из них впер­вые чита­лись вслух «Эне­ида» Вер­ги­лия, гла­вы исто­ри­че­ско­го труда Тита Ливия и мно­гие дру­гие сочи­не­ния, соста­вив­шие сла­ву Авгу­сто­ва века. На реци­та­ци­ях неред­ко при­сут­ст­во­вал прин­цепс. Соб­ст­вен­ные про­из­веде­ния он читал пре­иму­ще­ст­вен­но в кру­гу сво­их близ­ких. Лишь те, кото­рые пред­став­ля­лись осо­бен­но акту­аль­ны­ми и зна­чи­мы­ми (напри­мер, сво­его «Анти-Като­на»), Август зачи­ты­вал пуб­лич­но в Апол­ло­но­вой биб­лио­те­ке. Прин­цепс под­дер­жи­вал уче­ных и писа­те­лей, в первую оче­редь поощ­ряя латин­ских авто­ров. Вме­сте со сво­им патро­ном — богом Апол­ло­ном — он высту­пал как покро­ви­тель наук и искусств⁵³.

Срав­ни­тель­но недав­но были откры­ты еще поме­ще­ния лич­ной, домаш­ней биб­лио­те­ки Авгу­ста. Две сим­мет­рич­но рас­по­ло­жен­ные ком­на­ты име­ли харак­тер­ные встро­ен­ные шка­фы с пол­ка­ми для латин­ских и гре­че­ских свит­ков. Ана­ло­гич­ные биб­лио­те­ки извест­ны в неко­то­рых с.31 бога­тых вил­лах в рай­оне вокруг Везу­вия, Авгу­сто­ва отли­ча­ет­ся бо́льши­ми раз­ме­ра­ми. По мне­нию Л. Бален­зи­фен, полу­чен­ные дан­ные ука­зы­ва­ют на «обшир­ные зна­ния и уче­ность поль­зо­ва­те­ля». Биб­лио­те­ка «поз­во­ля­ет увидеть в пер­вом прин­цеп­се более чем про­сто обра­зо­ван­ную, куль­тур­ную или при­об­щен­ную к циви­ли­за­ции лич­ность; ско­рее, она ука­зы­ва­ет на него как на иссле­до­ва­те­ля и уче­но­го». Авто­ри­зо­ван­ная Авгу­стом нор­ма — деле­ние биб­лио­тек на две части — озна­ча­ла, что он «лич­но выра­зил пре­тен­зии Рима на роль не толь­ко ново­го поли­ти­че­ско­го, но и куль­тур­но­го цен­тра мира. В силу сво­его интел­лек­та Август был досто­ин этой роли»⁵⁴. В оцен­ке иссле­до­ва­тель­ни­цы заме­тен вос­торг одной из пер­воот­кры­ва­тель­ниц. Тем не менее, уже сам факт нали­чия такой биб­лио­те­ки в «доме Авгу­ста», наряду с целым рядом дру­гих свиде­тельств, гово­рит об опре­де­лен­ной атмо­сфе­ре, харак­те­ри­зо­вав­шей не толь­ко пра­ви­те­ля и бли­жай­шее окру­же­ние, но и его прав­ле­ние в целом.

Кни­ги, нахо­див­ши­е­ся на Пала­тине в трех собра­ни­ях: пуб­лич­ной биб­лио­те­ке на терри­то­рии хра­ма Апол­ло­на, под­бор­ке свя­щен­ных книг в самом хра­ме у ног ста­туи Апол­ло­на⁵⁵ и лич­ной домаш­ней биб­лио­те­ке прин­цеп­са, содер­жа­ли зна­ния, сакраль­ные и науч­ные, кото­рые были необ­хо­ди­мы осно­ва­те­лю Импе­рии для отве­та на бро­шен­ный ему исто­ри­ей вызов. Мож­но пред­по­ло­жить, что Август про­ду­мы­вал самые ответ­ст­вен­ные шаги, све­ряя их с мыс­ля­ми гре­че­ских фило­со­фов и опы­том рим­ских sum­mi vi­ri, взи­рав­ших на его дея­ния с высоты поста­мен­тов ново­го фору­ма⁵⁶.

При чте­нии Август все­гда обра­щал осо­бое вни­ма­ние на полез­ные при­ме­ры и настав­ле­ния. Осо­бен­но удач­ные наход­ки рас­сы­ла­лись близ­ким, дру­зьям и долж­ност­ным лицам. При обос­но­ва­нии неко­то­рых меро­при­я­тий, ссы­ла­ясь на обы­чаи пред­ков, прин­цепс зачи­ты­вал вслух перед сена­том целые кни­ги, наро­ду они огла­ша­лись в спе­ци­аль­ных эдик­тах (Suet. Aug. 89. 2). Ино­гда с целью вос­пи­та­ния Август обра­щал­ся к дея­ни­ям совре­мен­но­сти. Он крас­но­ре­чи­во вос­хва­лял перед наро­дом Дру­за, при­зы­вая сле­до­вать при­ме­ру это­го пол­ко­во­д­ца — сво­его при­ем­но­го сына. Август поме­стил на захо­ро­не­нии Дру­за соб­ст­вен­ные сти­хи и еще напи­сал вос­по­ми­на­ния о его жиз­ни (Suet. Claud. 1. 5).

Исто­рия была для Авгу­ста не толь­ко сокро­вищ­ни­цей при­ме­ров (exempla). Он был доста­точ­но све­дущ в тех собы­ти­ях и эпо­хах, кото­рые счи­тал для себя поучи­тель­ны­ми, сре­ди них — исто­рия Гре­ции и элли­ни­сти­че­ско­го мира. Нахо­дясь в Алек­сан­дрии, Окта­виан ока­зал самые высо­кие поче­сти Алек­сан­дру Македон­ско­му. На его гроб, выне­сен­ный из гроб­ни­цы, Окта­виан воз­ло­жил золо­той венец и усы­пал мумию цве­та­ми. Юный Цезарь под­черк­нул, что покло­ня­ет­ся Алек­сан­дру, с.32 как истин­но­му царю, в про­ти­во­по­лож­ность явно­му пре­не­бре­же­нию к Пто­ле­ме­ям. Извест­но, что до кон­ца сво­ей жиз­ни Август нерав­но­душ­но отно­сил­ся к сла­ве Алек­сандра, но бла­го­ра­зум­но не стал ему под­ра­жать. Из эпи­го­нов сим­па­ти­я­ми Окта­ви­а­на поль­зо­ва­лись Анти­го­ниды⁵⁷.

Осмот­ри­тель­но, со зна­ни­ем дела, чер­пал Август так­же из рим­ской исто­ри­че­ской тра­ди­ции. У Рому­ла был заим­ст­во­ван имидж осно­ва­те­ля Горо­да, но не монар­ха. Окта­виа­ну, как извест­но, пред­ла­га­ли титул вто­ро­го Рому­ла. Но он не захо­тел ни удо­вле­тво­рить­ся вто­рым местом (позд­нее его все же вели­ча­ли «вто­рым осно­ва­те­лем Рима»), ни тем более пред­стать на поли­ти­че­ской сцене в каче­стве царя. Август не пошел и по пути при­ем­но­го отца, дик­та­то­ра Цеза­ря, посколь­ку учи­ты­вал все нюан­сы мен­та­ли­те­та сограж­дан.

Август осо­зна­вал зна­че­ние исто­рии как важ­но­го фак­то­ра, фор­ми­ру­ю­ще­го поли­ти­че­ские взгляды. Его «Авто­био­гра­фия» (De vi­ta sua) в 13 кни­гах, доведен­ная до Кан­та­брий­ской вой­ны (25 г. до н. э.), долж­на была задать тон как трак­тов­кам лич­но­сти импе­ра­то­ра, так и интер­пре­та­ции важ­ней­ших собы­тий⁵⁸. Его пер­вым опы­том истол­ко­ва­ния и оцен­ки исто­ри­че­ских собы­тий было упо­ми­нав­ше­е­ся поле­ми­че­ское сочи­не­ние «Воз­ра­же­ния Бру­ту о Катоне»⁵⁹. К сожа­ле­нию, исто­ри­че­ские сочи­не­ния Окта­ви­а­на-Авгу­ста не сохра­ни­лись.

Извест­но о тес­ных кон­так­тах прин­цеп­са с Титом Ливи­ем и посто­ян­ном вни­ма­нии прин­цеп­са к его рабо­те. Ливи­е­ва кон­цеп­ция ран­не­го Рима соот­вет­ст­во­ва­ла «рестав­ра­ци­он­ной» идео­ло­гии прин­ци­па­та. Уста­нов­ле­но так­же, что изло­же­ние собы­тий граж­дан­ских войн в «Исто­рии Рима» сле­до­ва­ло «Авто­био­гра­фии» импе­ра­то­ра. Август не упус­кал из поля зре­ния и дру­гих совре­мен­ных авто­ров, мяг­ко направ­ляя их инте­ре­сы и при необ­хо­ди­мо­сти коррек­ти­руя трак­тов­ки. Све­то­ний заме­тил, что о себе прин­цепс поз­во­лял писать толь­ко «луч­шим» сочи­ни­те­лям. Лег­ко пред­ста­вить, что уже инте­рес, про­яв­ля­е­мый к тек­стам, дол­жен был непро­из­воль­но вклю­чать у авто­ров фак­тор само­цен­зу­ры⁶⁰.

Извест­ны и при­ме­ры «заказ­ных» сочи­не­ний. Гре­че­ский исто­рик Нико­лай Дамас­ский сочи­нил цити­ро­вав­шу­ю­ся нами пане­ги­ри­че­скую био­гра­фию Авгу­ста, исполь­зуя «Авто­био­гра­фию» импе­ра­то­ра. Вдох­но­ви­те­лем труда был друг импе­ра­то­ра Ирод, адре­са­том пане­ги­ри­че­ско­го сочи­не­ния — читаю­щая пуб­ли­ка на гре­че­ском Восто­ке⁶¹. Дру­гой монарх, царь Мав­ри­та­нии Юба, так­же учи­ты­вал пози­ции рим­ско­го патро­на в сво­их сочи­не­ни­ях⁶². В конеч­ном сче­те, лите­ра­тур­ные, как и про­чие инте­ре­сы прин­цеп­са, не мог­ли быть сво­бод­ны от поли­ти­че­ских.

Август был, преж­де все­го, государ­ст­вен­ным дея­те­лем, а не эстет­ст­ву­ю­щим цени­те­лем изящ­ной сло­вес­но­сти. Но обра­зо­ван­ность помо­га­ла иску­шен­но­му поли­ти­ку ценить зна­че­ние и силу лите­ра­ту­ры. с.33 Спе­ци­аль­ное пору­че­ние по «устро­е­нию биб­лио­тек» (or­di­nan­das bib­lio­the­cas) было дано Пом­пею Мак­ру (позд­нее его в долж­но­сти заве­дую­ще­го Пала­тин­ской биб­лио­те­кой сме­нил Гигин). Как сле­ду­ет из сооб­ще­ния Све­то­ния, в сфе­ру пол­но­мо­чий Пом­пея Мак­ра вхо­ди­ли не толь­ко чисто орга­ни­за­ци­он­ные, но так­же изда­тель­ские и цен­зор­ские функ­ции. В одном из «корот­ких и ясных» писем Август запре­тил ему изда­вать неко­то­рые дет­ские и юно­ше­ские сочи­не­ния Юлия Цеза­ря⁶³. В дан­ном слу­чае при­чи­на была доволь­но без­обид­ной — дет­ские сочи­не­ния не соот­вет­ст­во­ва­ли «боже­ст­вен­но­му» ста­ту­су при­ем­но­го отца. Но цен­зу­ра мог­ла иметь и более серь­ез­ные осно­ва­ния, как в слу­чае с запре­щен­ны­ми сочи­не­ни­я­ми Овидия или при сожже­нии нека­но­ни­зи­ро­ван­ных ора­ку­лов (Suet. Caes. 56. 7; comp.: Aug. 31. 1).

Сфе­ра при­ме­не­ния Авгу­стом сво­их обшир­ных зна­ний не огра­ни­чи­ва­лась «поли­ти­кой в обла­сти лите­ра­ту­ры и искус­ства». Он не оста­вал­ся толь­ко при­леж­ным уче­ни­ком и вос­тор­жен­ным слу­ша­те­лем. Это был чело­век обра­зо­ван­ный и твор­че­ский, кото­рый состав­лял зако­ны и дру­гие государ­ст­вен­ные доку­мен­ты, регу­ляр­но про­из­но­сил речи и актив­но зани­мал­ся лите­ра­ту­рой. Неко­то­рые сочи­не­ния уже назы­ва­лись. Общее коли­че­ство тек­стов, вышед­ших из-под его пера или создан­ных при непо­сред­ст­вен­ном уча­стии прин­цеп­са, долж­но было исчис­лять­ся пяти­знач­ным чис­лом⁶⁴. К сожа­ле­нию, из работ, к состав­ле­нию кото­рых был при­ча­стен Август, сохра­ни­лись лишь немно­гие, и те в основ­ном фраг­мен­тар­но, или извест­ны толь­ко по назва­ни­ям. Осо­бо­го упо­ми­на­ния заслу­жи­ва­ют над­пи­си, содер­жа­щие в основ­ном офи­ци­аль­ные доку­мен­ты (чис­лом 30). Все­го в новей­шем изда­нии собра­но 310 фраг­мен­тов тек­стов, вышед­ших из-под пера осно­ва­те­ля Рим­ской импе­рии. Кро­ме доку­мен­тов, в под­готов­ке кото­рых Окта­виан-Август при­ни­мал уча­стие «по дол­гу служ­бы» (эдик­ты, судеб­ные реше­ния и декре­ты, ман­даты), это так­же мно­же­ство речей, писем, запи­сок, кото­рые он адре­со­вал сена­ту, долж­ност­ным лицам, Ливии и чле­нам сво­ей семьи, про­вин­ци­аль­ным общи­нам.

Самое извест­ное из сохра­нив­ших­ся сочи­не­ний Авгу­ста — его «Дея­ния» (res ges­tae di­vi Augus­ti). Под­готов­лен­ное для посмерт­ной пуб­ли­ка­ции, оно явля­ет­ся при­ме­ром ува­же­ния к сло­ву и мастер­ской работы над тек­стом. В этом сво­его рода поли­ти­че­ском заве­ща­нии, над кото­рым Август работал не один год, воз­вра­ща­ясь к редак­ти­ро­ва­нию и коррек­ту­рам вплоть до послед­них меся­цев жиз­ни, взве­ше­но каж­дое пред­ло­же­ние, каж­дая бук­ва. В неболь­шом про­из­веде­нии — ключ к пони­ма­нию кон­цеп­ции Авгу­сто­ва прин­ци­па­та⁶⁵.

Вла­де­ние ора­тор­ским искус­ст­вом было непре­мен­ным усло­ви­ем успеш­ной карье­ры рим­ско­го поли­ти­ка вре­мен Рес­пуб­ли­ки⁶⁶. Судя по с.34 все­му, для Авгу­ста это было не менее важ­но: он пред­по­чи­тал и умел поль­зо­вать­ся мето­дом убеж­де­ния. Извест­ны его речи само­го раз­лич­но­го харак­те­ра. Август высту­пал перед сена­том, наро­дом, сол­да­та­ми. Даже Тацит, кото­рый отнюдь не сим­па­ти­зи­ро­вал Авгу­сту, отме­чал его лег­кую и сво­бод­ную, достой­ную прин­цеп­са речь⁶⁷.

Об уровне общей куль­ту­ры свиде­тель­ст­ву­ют сочи­не­ния, кото­рые при­над­ле­жат не Авгу­сту — государ­ст­вен­но­му дея­те­лю, но обра­зо­ван­но­му, твор­че­ско­му чело­ве­ку. Впе­чат­ля­ют широта инте­ре­сов и раз­но­об­ра­зие жан­ров, в кото­рых Август попро­бо­вал свои силы. Ни в одном из них он не достиг голо­во­кру­жи­тель­ных высот, но вер­ши­ны были обо­зна­че­ны таки­ми гиган­та­ми, как Цице­рон, Вер­ги­лий, Гора­ций, а так­же десят­ка­ми немно­го им усту­паю­щим. Све­то­ний упо­мя­нул напи­сан­ную гекза­мет­ром «Сици­лию» и эпи­грам­мы в двух кни­гах. Сам Август доста­точ­но само­кри­тич­но оце­ни­вал свои успе­хи на лите­ра­тур­ном попри­ще. Свою тра­гедию «Аякс» юно­ша Окта­виан счел неудав­шей­ся и уни­что­жил⁶⁸. Вряд ли пред­ме­том посто­ян­ной гор­до­сти ста­ли до непри­ли­чия ост­рые сати­ри­че­ские сти­хи, сочи­нен­ные во вре­мя Перу­зин­ской вой­ны (40—41 гг.), в част­но­сти, эпи­грам­ма про­тив Фуль­вии и фес­цен­ни­на в адрес Г. Ази­ния Пол­ли­о­на⁶⁹.

Лич­ность осно­ва­те­ля прин­ци­па­та сфор­ми­ро­ва­лась в суро­вое вре­мя граж­дан­ских рас­прей, он не мог поз­во­лить себе витать в обла­ках. В момен­ты, когда речь шла о жиз­ни и смер­ти, Окта­виан исполь­зо­вал все сред­ства, и они не про­ти­во­ре­чи­ли его убеж­де­ни­ям. Три­ум­ви­ра не оста­нав­ли­ва­ли ни угры­зе­ния сове­сти перед быв­ши­ми союз­ни­ка­ми, ни кровь сограж­дан. На войне Окта­виан дей­ст­во­вал рас­чет­ли­во-жест­ко (в резуль­та­те — жесто­ко), но не оже­сто­чил­ся. Ему ред­ко изме­ня­ло чув­ство меры, испы­та­ния не при­ве­ли к раз­ру­ше­нию лич­но­сти⁷⁰. Сво­ей урав­но­ве­шен­но­сти, пси­хи­че­ской устой­чи­во­сти (как и сла­бо­му физи­че­ско­му здо­ро­вью) Окта­виан отча­сти был обя­зан наслед­ст­вен­но­сти. Но не толь­ко. Поли­ти­че­ские взгляды и прин­ци­пы сфор­ми­ро­ва­лись срав­ни­тель­но рано, на осно­ве пер­вых дет­ских впе­чат­ле­ний. Они были почерп­ну­ты в тихих, сохра­няв­ших пат­ри­ар­халь­ный дух Велит­рах, под воздей­ст­ви­ем бли­жай­ше­го окру­же­ния. Осно­во­по­ла­гаю­щи­ми были усво­ен­ные уже тогда цен­но­сти граж­дан­ской общи­ны.

Но «век Авгу­ста» был так­же вре­ме­нем рас­цве­та элли­ни­сти­че­ско-рим­ской куль­ту­ры. Обра­зо­ван­ность, широ­кие лите­ра­тур­ные и науч­ные инте­ре­сы Авгу­ста не были тогда чем-то из ряда вон выхо­дя­щим. Город­ские и заго­род­ные дома рим­ской зна­ти укра­ша­лись гре­че­ски­ми ста­ту­я­ми и их мно­го­чис­лен­ны­ми копи­я­ми. Пор­ти­ки слу­жи­ли места­ми уче­ных заня­тий и фило­соф­ских бесед. Образ­цом тако­го дома может слу­жить вил­ла Папи­ру­сов в Гер­ку­ла­ну­ме⁷¹. Об интел­лек­ту­аль­ных, с.35 духов­ных инте­ре­сах хозя­ев и гостей поз­во­ля­ют судить не толь­ко ста­туи фило­со­фов, впи­сан­ные в архи­тек­ту­ру и ланд­шафт, но и бога­тая биб­лио­те­ка. О содер­жа­нии бесед, кото­рые велись в подоб­ной обста­нов­ке, мож­но узнать в том чис­ле бла­го­да­ря диа­ло­гам Цице­ро­на. Пред­став­ле­ние о высо­ком уровне куль­ту­ры иму­щих клас­сов дают рим­ская лите­ра­ту­ра «золо­то­го» и «сереб­ря­но­го» веков, юрис­пруден­ция и исто­рио­гра­фия, бле­стя­щие дости­же­ния в обла­сти гра­до­стро­и­тель­ства и архи­тек­ту­ры, в самых раз­ных обла­стях искус­ства. Исполь­зо­вав­шая дости­же­ния все­го Сре­ди­зем­но­мо­рья антич­ная циви­ли­за­ция пере­жи­ва­ла рас­цвет. В опре­де­лен­ной среде это озна­ча­ло высо­кие стан­дар­ты обра­зо­ва­ния, рафи­ни­ро­ван­ный худо­же­ст­вен­ный вкус, раз­но­об­раз­ные интел­лек­ту­аль­ные инте­ре­сы.

На таком фоне обра­зо­ван­ность Авгу­ста может быть оце­не­на как типич­ная для пред­ста­ви­те­ля поли­ти­че­ско­го клас­са. Но это не ума­ля­ет досто­инств созда­те­ля Импе­рии. В пра­ви­те­лях тако­го мас­шта­ба ред­ко обна­ру­жи­ва­ет­ся столь удач­ное соче­та­ние необ­хо­ди­мых свойств харак­те­ра, спо­соб­но­стей и ума. Перед нами выри­со­вы­ва­ет­ся образ неза­у­ряд­но­го пра­ви­те­ля, во мно­гом опре­де­лив­ше­го даль­ней­шие судь­бы Рима и мира.

Образ мыс­лей, стиль обще­ния, поведе­ние Авгу­ста соот­вет­ст­во­ва­ли проч­но усво­ен­ным с дет­ских лет рим­ским обы­ча­ям. Изу­че­ние гре­че­ско­го наследия, в том чис­ле зна­ком­ство с поли­ти­че­ской фило­со­фи­ей, помог­ло при­об­ре­сти необ­хо­ди­мую широту взглядов, виде­ние пер­спек­тив⁷². Авгу­сту уда­лось не толь­ко кон­со­лиди­ро­вать рим­ское граж­дан­ство — «вос­ста­но­вить рес­пуб­ли­ку», но и при­сту­пить к созда­нию кос­мо­по­ли­тич­ной Импе­рии. Это был про­све­щен­ный пра­ви­тель, под­готов­лен­ный к реше­нию сто­яв­ших перед ним гран­ди­оз­ных задач. Пре­одоле­вая водо­во­роты сму­ты и минуя опас­ные рифы бес­кон­троль­но­го про­из­во­ла, прин­цепс уве­рен­но при­вел государ­ст­вен­ный корабль в тихую гавань под назва­ни­ем pax Augus­ta. Лич­ные каче­ства рефор­ма­то­ра, круг инте­ре­сов и обще­ния, поли­ти­че­ская и общая куль­ту­ра во мно­гом объ­яс­ня­ют успе­хи его пре­об­ра­зо­ва­ний.

Сокра­ще­ния