Легендарно-историческая традиция о роде Фабиев: новый взгляд

с.57 Без сомне­ния, род Фаби­ев явля­ет­ся одним из самых извест­ных и при­ме­ча­тель­ных рим­ских gen­tes. Его пред­ста­ви­те­ли сыг­ра­ли весь­ма суще­ст­вен­ную роль в исто­рии Веч­но­го Горо­да, что, конеч­но же, не мог­ло не отра­зить­ся и в исто­ри­че­ской тра­ди­ции. При этом сле­ду­ет отме­тить, что одним из наи­бо­лее любо­пыт­ных и при­ме­ча­тель­ных сюже­тов в этой тра­ди­ции, без­услов­но, явля­ет­ся исто­рия о гибе­ли трех­сот шести Фаби­ев в бит­ве на реке Кре­ме­ра в 477 г. до н. э. Наи­бо­лее подроб­но она пере­ска­зы­ва­ет­ся у Тита Ливия (II. 48—50), в «Рим­ских древ­но­стях» Дио­ни­сия Гали­кар­насско­го (IX. 14—22) и «Фастах» Овидия (II. 195—242). Крат­кие упо­ми­на­ния об этих собы­ти­ях мы так­же встре­ча­ем у Дио­до­ра Сици­лий­ско­го (XI. 53. 6), Плу­тар­ха (Cam. 19), Силия Ита­ли­ка (VI. 637), Феста и Пав­ла Диа­ко­на (s. v. Sce­le­ra­ta por­ta).

Соглас­но рас­смат­ри­вае­мо­му пре­да­нию, Риму доволь­но дол­го доса­жда­ли вои­ны этрус­ско­го горо­да Вейи, разо­ряв­шие рим­ские поля и уго­няв­шие ста­да. Как пишет Ливий, «…не было с вей­я­на­ми ни вой­ны, ни мира — дей­ст­вия их были чем-то вро­де раз­боя: завидев рим­ские леги­о­ны, они пря­та­лись в город, а зная, что леги­о­нов нет, разо­ря­ли поля, как бы в насмеш­ку обо­ра­чи­вая вой­ну миром, а мир — вой­ной» (II. 48. 5—6)¹. В подоб­ной ситу­а­ции Фабии яви­лись в Сенат и пред­ло­жи­ли свои услу­ги по охране гра­ниц, после чего «под кри­ки одоб­ре­ния всех горо­жан» (Dion. Hal. AR. IX. 15. 3) высту­пи­ли в поход и постро­и­ли сто­ро­же­вую кре­пость на реке Кре­ме­ра, откуда сами ста­ли тре­во­жить вла­де­ния этрус­ков, посто­ян­но рыс­кая по сель­ской окру­ге про­тив­ни­ка и «соби­рая добы­чу». Так про­шел при­мер­но год. Когда вей­я­нам все это надо­е­ло, они, выпу­стив под сте­ны кре­по­сти мно­го­чис­лен­ные ста­да, выма­ни­ли Фаби­ев нару­жу и, ата­ко­вав их пре­вос­хо­дя­щи­ми сила­ми, уни­что­жи­ли всех до еди­но­го.

По наше­му мне­нию, в дан­ной исто­рии мож­но обна­ру­жить нема­ло момен­тов, ука­зы­ваю­щих на то, что она по сути сво­ей, воз­мож­но, явля­ет­ся сохра­нив­шим­ся в сочи­не­ни­ях антич­ных авто­ров отго­лос­ком более ран­ней эпи­че­ской тра­ди­ции, кото­рая, как и у мно­гих дру­гих наро­дов, сто­я­щих на ста­дии пере­хо­да от пер­во­быт­но­сти к ран­не­му государ­ству, в чис­ле про­че­го, отра­жа­ла дея­ния воин­ских юно­ше­ских сооб­ществ ини­ци­а­ци­он­но­го харак­те­ра.

В первую оче­редь в этом смыс­ле обра­ща­ет на себя вни­ма­ние так­ти­ка, при­ме­няв­ша­я­ся обе­и­ми про­ти­во­бор­ст­ву­ю­щи­ми сто­ро­на­ми. Как мож­но заме­тить, и этрус­ки, и рим­ляне в рас­смат­ри­вае­мом слу­чае осу­ществля­ют стре­ми­тель­ные гра­би­тель­ские набе­ги на зем­ли про­тив­ни­ка, в первую оче­редь свя­зан­ные с захва­том скота и разо­ре­ни­ем «сель­ской окру­ги», точ­но так же, как это дела­ли юно­ши, вхо­див­шие в с.58 состав воин­ских братств у пер­во­быт­ных пле­мен². При­ме­ча­тель­но — Дио­ни­сий Гали­кар­насский пря­мо гово­рит о том, что со сто­ро­ны вей­ян гра­би­тель­ские дей­ст­вия вела «лег­ко­во­ору­жен­ная моло­дежь» (AR. IX. 14. 7). Кро­ме того, этрус­ки исполь­зо­ва­ли про­тив Фаби­ев воин­скую хит­рость, что так­же напо­ми­на­ет спо­со­бы веде­ния боя у ини­ци­а­ци­он­ных сооб­ществ³. Что же каса­ет­ся самих Фаби­ев, то и Овидий (Fast. II. 205; 223), и Дио­ни­сий (AR. IX. 20. 3) отме­ча­ют весь­ма суще­ст­вен­ную быст­ро­ту и «бод­рость» их дей­ст­вий, что так­же наво­дит на мысль о лег­ко­во­ору­жен­ном и стре­ми­тель­ном юно­ше­ском отряде.

Кро­ме того, Фабии в рас­смат­ри­вае­мом рас­ска­зе про­яв­ля­ют еще одну чер­ту, очень харак­тер­ную для арха­и­че­ских сооб­ществ ини­ци­а­ци­он­но­го харак­те­ра, а имен­но — воин­ское неистов­ство⁴. Здесь мы долж­ны обра­тить­ся к при­веден­но­му у древ­них авто­ров опи­са­нию послед­ней бит­вы Фаби­ев с вей­я­на­ми. Даже Ливий, рас­сказ кото­ро­го об этой бит­ве доволь­но короток и сух, отме­ча­ет «само­на­де­ян­ность» стра­жей погра­нич­ной кре­по­сти и их «пре­зре­ние к вра­гу» (II. 50. 5). Дру­гие же авто­ры наде­ля­ют Фаби­ев прак­ти­че­ски все­ми чер­та­ми «бер­сер­ков», охва­чен­ных воин­ским исступ­ле­ни­ем. Так, Овидий име­ну­ет их «объ­яты­ми Мар­сом» и срав­ни­ва­ет с дики­ми живот­ны­ми — льва­ми и каба­на­ми, одно­вре­мен­но рас­ска­зы­вая о том, как они «что толь­ко видят, кру­шат, вся­кий отбро­сив­ши страх» (Fast. II. 224). Столь же яркое опи­са­ние без­рас­суд­ной послед­ней ата­ки окру­жен­ных вра­гом Фаби­ев при­во­дит и Дио­ни­сий Гали­кар­насский: «…Рим­ляне же рину­лись на вра­гов, слов­но дикие зве­ри, отни­ма­ли у них копья и раз­ла­мы­ва­ли их, хва­та­ли мечи за лез­вия и выры­ва­ли из рук про­тив­ни­ка, спле­та­лись с тела­ми вра­гов и вали­лись с ними на зем­лю в мерт­вом захва­те, борясь более муже­ст­вом, чем силой» (AR. IX. 21. 4). Далее автор «Рим­ских древ­но­стей» так­же отме­ча­ет, что этрус­ки завер­ши­ли бой изда­ле­ка — пере­бив рим­лян «гра­дом стрел», посколь­ку устра­ши­лись не толь­ко их стой­ко­сти, но и безум­ства.

Подоб­ное поведе­ние хоро­шо укла­ды­ва­ет­ся вооб­ще в рам­ки исто­ри­че­ской тра­ди­ции о роде Фаби­ев, пред­ста­ви­те­ли кото­ро­го в сочи­не­ни­ях древ­них авто­ров неред­ко пока­за­ны как люди, кото­рые сна­ча­ла дела­ют, а затем дума­ют, и неред­ко ассо­ци­и­ру­ют­ся имен­но с воин­ским с.59 без­рас­суд­ст­вом⁵. Так, напри­мер, соглас­но рас­ска­зу Ливия (V. 36), во вре­мя наше­ст­вия гал­лов на Ита­лию в 391 г. до н. э. сыно­вья Мар­ка Фабия Амбу­ста, отправ­лен­ные посла­ми к вра­гу, оса­див­ше­му город Клу­зий, в запаль­чи­во­сти спо­ра забы­ли о сво­ем ста­ту­се и нару­ши­ли свя­щен­ное «пра­во наро­дов», начав бит­ву, в ходе кото­рой Квинт Фабий даже убил галль­ско­го вождя (Liv. V. 36. 7). При этом исто­рик отме­ча­ет, что сами послы были «буй­ны­ми и похо­жи­ми ско­рее на гал­лов, чем на рим­лян». Он же харак­те­ри­зу­ет как «неосто­рож­ные и необ­ду­ман­ные» дей­ст­вия кон­су­ла Квин­та Фабия Амбу­ста в войне про­тив тарк­ви­ний­цев в 358 г. до н. э. (VII. 15. 9).

И еще один весь­ма любо­пыт­ный момент. Соглас­но антич­ной тра­ди­ции, во вре­мя роко­вой бит­вы с вей­я­на­ми на бере­гах Кре­ме­ры погиб­ли все муж­чи­ны из рода Фаби­ев, за исклю­че­ни­ем одно­го чело­ве­ка — маль­чи­ка, еще не спо­соб­но­го сра­жать­ся (Liv. II. 50. 11; Dion. Hal. AR. IX. 22. 1; Ovid. Fast. II. 235—240). Впро­чем, в прав­ди­во­сти подоб­но­го пре­да­ния усо­мни­лись уже древ­ние авто­ры — в част­но­сти, Дио­ни­сий Гали­кар­насский, кото­рый назвал его боль­ше похо­жим на сказ­ку или «по край­ней мере, на вымыс­лы, свой­ст­вен­ные теат­раль­ным под­мост­кам» (AR. IX. 22. 3). При этом исто­рик добав­ля­ет: «Ведь немыс­ли­мо, чтобы все ушед­шие охра­нять укреп­ле­ние Фабии были без­дет­ны и не жена­ты» (IX. 22. 2). Но из слов само­го Дио­ни­сия ясно, что он пере­ска­зы­ва­ет некое народ­ное пре­да­ние — «недо­сто­вер­ные сведе­ния тол­пы», выра­жа­ясь его соб­ст­вен­ны­ми сло­ва­ми. Если пред­по­ло­жить, что рас­сказ о бит­ве у Кре­ме­ры берет нача­ло в пре­да­ни­ях о юно­ше­ских воин­ских брат­ствах, то упо­ми­на­ние Дио­ни­сия о том, что все «Фабии», ушед­шие охра­нять гра­ни­цу, мог­ли быть без­дет­ны­ми и неже­на­ты­ми, ста­но­вит­ся вполне прав­до­по­доб­ным — ведь пре­бы­ва­ние посвя­щае­мых юно­шей в «дико­сти» неред­ко про­дол­жа­лось как раз до их вступ­ле­ния в брак⁶.

Еще один момент, кото­рый, ско­рее все­го, ука­зы­ва­ет на эпи­че­ские исто­ки рас­смат­ри­вае­мой исто­рии, это коли­че­ство погиб­ших Фаби­ев. Конеч­но, боль­шин­ство древ­них авто­ров гово­рит, что их было три­ста шесть, одна­ко у Плу­тар­ха и Дио­до­ра упо­ми­на­ет­ся ров­ная циф­ра — три­ста вои­нов. Это чис­ло фигу­ри­ру­ет в геро­и­че­ских леген­дах мно­гих наро­дов древ­но­сти и сред­не­ве­ко­вья и неред­ко увя­зы­ва­ет­ся имен­но с юно­ше­ски­ми воин­ски­ми сооб­ще­ства­ми — в «Кни­ге Судей» три­ста моло­дых вои­нов во гла­ве с Гедео­ном обра­ща­ют в бег­ство мади­а­ни­тян, три­ста бой­цов-юно­шей неред­ко фигу­ри­ру­ют на стра­ни­цах «Витя­зя в тиг­ро­вой шку­ре», три­ста отбор­ных вои­нов охра­ня­ют храм Свя­то­ви­та на ост­ро­ве Рюген, три­ста юно­шей-пас­ту­хов (или охот­ни­ков) сопро­вож­да­ют леген­дар­но­го осно­ва­те­ля Мол­дав­ско­го кня­же­ства Дра­го­ша. Не явля­ет­ся исклю­че­ни­ем в рас­смат­ри­вае­мом отно­ше­нии и антич­ная леген­дар­но-исто­ри­че­ская тра­ди­ция — доста­точ­но вспом­нить три­ста спар­тан­ских «всад­ни­ков» и три­ста лакеде­мон­цев, защи­щав­ших с.60 Фер­мо­пи­лы (у Сене­ки Стар­ше­го они пря­мо назва­ны юно­ша­ми — Suas. 2), три­ста гетай­ров Алек­сандра Македон­ско­го, три­ста целе­ров Рому­ла (пер­вый пред­во­ди­тель кото­рых, кста­ти, соглас­но неко­то­рым вер­си­ям, звал­ся Фаби­ем)⁷ или «три­ста луч­ших рим­ских юно­шей», кото­рые, по сло­вам Муция Сце­во­лы, покля­лись пре­сле­до­вать Пор­сен­ну (Liv. II. 12. 15).

Далее, не сто­ит забы­вать и о свя­зи Фаби­ев с празд­не­ством Лупер­ка­лий, кото­рое так­же демон­стри­ру­ет нема­ло «ини­ци­а­ци­он­ных» эле­мен­тов⁸. Что любо­пыт­но — соглас­но одной из вер­сий пре­да­ния о бит­ве при Кре­ме­ре, при­чи­ной гибе­ли вои­нов упо­мя­ну­то­го рода было то, что они поки­ну­ли свою кре­пость «для совер­ше­ния свя­щен­ных обрядов» в Риме (Dion. Hal. AR. IX. 19. 1). При этом Дио­ни­сий, пере­ска­зы­ваю­щий это пре­да­ние в сво­ем сочи­не­нии, назы­ва­ет его «бай­кой», счи­тая неправ­до­по­доб­ным то, «чтобы столь боль­шое чис­ло мужей, несу­щих воин­скую служ­бу, ради при­не­се­ния жерт­вы отпра­ви­лось бы из лаге­ря в Рим без раз­ре­ше­ния на то сена­та, посколь­ку свя­щен­ные обряды мог­ли быть испол­не­ны дру­ги­ми людь­ми, при­над­ле­жав­ши­ми к их роду, теми, кто уже достиг соот­вет­ст­ву­ю­ще­го воз­рас­та» (IX. 19. 3). Если же пред­по­ло­жить, что рас­смат­ри­вае­мая исто­рия отно­сит­ся ко вре­ме­нам, когда рим­ско­го сена­та как тако­во­го еще не суще­ст­во­ва­ло, и повест­ву­ет не о пат­ри­ци­ан­ском роде Фаби­ев, а об ини­ци­а­ци­он­ном воин­ском сооб­ще­стве, чле­ны кото­ро­го долж­ны были вер­нуть­ся в «Город» для про­хож­де­ния посвя­ти­тель­ных обрядов, то все ста­но­вит­ся на свои места. Есте­ствен­но, прой­ти посвя­ще­ние никто, кро­ме самих юно­шей, не мог, а само их воз­вра­ще­ние вовсе не тре­бо­ва­ло ника­ких санк­ций, ибо уже было «санк­ци­о­ни­ро­ва­но» выс­шим зако­ном.

Еще один при­ме­ча­тель­ный момент, кото­рый свиде­тель­ст­ву­ет в поль­зу нашей точ­ки зре­ния — Овидий, пере­ска­зы­вая леген­ду о гибе­ли трех­сот Фаби­ев в сво­их «Фастах» (II. 195), гово­рит о том, что опи­сы­вае­мые собы­тия про­изо­шли 13 фев­ра­ля, то есть, по сути дела, — в канун Лупер­ка­лий.

В свя­зи с дан­ным пред­по­ло­же­ни­ем нелиш­ним будет упо­мя­нуть точ­ку зре­ния цело­го ряда иссле­до­ва­те­лей, соглас­но кото­рой «Фаби­ан­ские лупер­ки» совсем не обя­за­тель­но явля­лись пред­ста­ви­те­ля­ми рода Фаби­ев. При этом уче­ные обра­ща­ют вни­ма­ние, в част­но­сти, на то, что суф­фикс -an- в упо­мя­ну­том назва­нии (лат. Lu­per­ci Fa­bia­ni) обо­зна­ча­ет не пря­мую при­над­леж­ность к роду (по рож­де­нию), а усы­нов­ле­ние, пере­ход в дру­гой род или еще более отда­лен­ную связь типа служ­бы с.61 вое­на­чаль­ни­ку⁹. В каче­стве аль­тер­на­ти­вы при этом пред­ла­га­ет­ся «функ­цио­наль­ное» объ­яс­не­ние. В част­но­сти, А. В. Коптев пред­по­ла­га­ет, что изна­чаль­но два под­разде­ле­ния сооб­ще­ства лупер­ков име­но­ва­лись не Fa­bia­ni и Quin­ti­lia­ni, а Fa­vii и Quincti­lii, то есть «быст­рые, лов­кие» и «мед­ли­тель­ные, замеш­кав­ши­е­ся», и свя­зы­ва­ет подоб­ные назва­ния с риту­аль­ным сорев­но­ва­ни­ем двух групп воз­раст­но­го харак­те­ра¹⁰. Мы же доба­вим, что пред­по­ла­гае­мая быст­ро­та и лов­кость «Фаби­ев» очень хоро­шо согла­су­ет­ся со всем, что мы ска­за­ли об их дей­ст­ви­ях в войне с вей­я­на­ми.

Нако­нец, об «ини­ци­а­ци­он­но-воин­ском» харак­те­ре рас­смат­ри­вае­мо­го отряда, по наше­му мне­нию, гово­рит и леген­да о про­ис­хож­де­нии рода Фаби­ев, соглас­но кото­рой его осно­во­по­лож­ни­ком был не кто иной, как Гер­ку­лес (Ovid. Fast. II. 236—237; Sil. It. VI. 627—636; Plut. Fab. Max. 1; Fest. P. 87M) — герой, так­же демон­стри­ру­ю­щий нема­ло черт инте­ре­су­ю­ще­го нас харак­те­ра. Более того, Плу­тарх воз­во­дит назва­ние рас­смат­ри­вае­мо­го рода к сло­ву Fo­dii, кото­рым у древ­них лати­нян обо­зна­ча­лись охот­ни­ки, ловив­шие зве­рей в ямы (Fab. Max. 1), а у Феста (87М) древ­ней­шие Фабии име­ну­ют­ся Fo­vii — от сло­ва fo­vea, т. е. «вол­чья яма». И вновь — нали­цо связь с «внеш­ним миром» и с обра­за­ми диких хищ­ни­ков.

Таким обра­зом, не исклю­че­но, что рас­смот­рен­ный нами выше рас­сказ о гибе­ли трех­сот рим­ских вои­нов изна­чаль­но пред­став­лял собой пре­да­ние о юно­ше­ском воин­ском сооб­ще­стве ини­ци­а­ци­он­но­го харак­те­ра и лишь в позд­ней­шей пись­мен­ной тра­ди­ции был свя­зан с родом Фаби­ев.

Gon­cha­rov V. A. Le­gen­da­ry and His­to­ri­cal Tra­di­tion about Gens of Fa­bii: a new Approach

Li­te­ra­ry sour­ces about the war­fa­re between Et­rus­cans and the Ro­man gens of Fa­bii in 477 BC show that both groups ac­ted li­ke ini­tia­to­ry groups of youths, which were cha­rac­te­ris­tic for ma­ny pri­mi­ti­ve peop­les. Thus, Fa­bii per­for­med plun­de­ring raids in­to the Et­rus­can ter­ri­to­ry and ac­ted ve­ry quick­ly and cun­ningly. Then, du­ring their last battle at the Cre­me­ra ri­ver they de­mostra­ted ra­ge and fren­zy re­sembling to tho­se of Ger­man ber­serks. Mo­reo­ver, this gens was clo­se­ly con­nec­ted with the feast of Lu­per­ca­lia, which al­so de­monstra­tes se­ve­ral ini­tia­to­ry ele­ments. The­re­fo­re, gens of Fa­bii in the sto­ry ana­ly­zed may be in­terpre­ted as so­me kind of a “Män­ner­bund”.