Camulodunum colonia victricensis: рождение и гибель провинциального центра

с.148 Каму­ло­дун (совр. Кол­че­стер) зани­ма­ет осо­бое место сре­ди горо­дов рим­ской Бри­та­нии. Это самый ран­ний из осно­ван­ных в про­вин­ции горо­дов и пер­вая коло­ния вете­ра­нов на ост­ро­ве¹. Кро­ме того, Каму­ло­дун — един­ст­вен­ный рим­ско-бри­тан­ский город, обсто­я­тель­ства осно­ва­ния кото­ро­го сохра­ни­ла антич­ная тра­ди­ция. Дан­ные Таци­та и Дио­на Кас­сия вку­пе с несколь­ки­ми над­пи­ся­ми, обна­ру­жен­ны­ми анти­ква­ра­ми ново­го вре­ме­ни, спо­соб­ст­во­ва­ли тому, что в XX в. Каму­ло­дун наряду с Лон­ди­ни­ем и Калле­вой Атре­ба­тов ока­зал­ся сре­ди самых изу­чае­мых горо­дов Бри­та­нии. Архео­ло­ги­че­ские изыс­ка­ния М. Уиле­ра, Р. Хал­ла, Ф. Крам­ми поз­во­ли­ли суще­ст­вен­но рас­ши­рить наши пред­став­ле­ния о город­ской жиз­ни в про­вин­ции². В послед­нее деся­ти­ле­тие рас­коп­ки Каму­ло­ду­на обо­га­ти­ли иссле­до­ва­те­лей рядом инте­рес­ных и неиз­вест­ных ранее исто­ри­че­ских памят­ни­ков, сре­ди кото­рых выде­ля­ет­ся цирк — уни­каль­ное для рим­ско-бри­тан­ских горо­дов соору­же­ние³.

В дан­ной ста­тье будет рас­смот­ре­на жизнь Каму­ло­ду­на в 49—61 гг. н. э., с момен­та осно­ва­ния коло­нии до вос­ста­ния Боудик­ки, в резуль­та­те кото­ро­го пер­вый рим­ский город был пол­но­стью уни­что­жен. Ана­лиз это­го, срав­ни­тель­но корот­ко­го пери­о­да необ­хо­дим для луч­ше­го пони­ма­ния ран­не­го эта­па урба­ни­за­ции Бри­та­нии и рекон­струк­ции вза­и­моот­но­ше­ний рим­лян с брит­та­ми.

Исто­рия дорим­ско­го Каму­ло­ду­на может быть рекон­струи­ро­ва­на лишь частич­но. Есть осно­ва­ния пола­гать, что Каму­ло­дун был важ­ным бритт­ским посе­ле­ни­ем уже в середине I в. до н. э. Види­мо, имен­но здесь нахо­ди­лась став­ка глав­но­го про­тив­ни­ка Юлия Цеза­ря — царя Кас­си­вел­ла­у­на. Цезарь опи­сы­вал сто­ли­цу сво­его вра­га как op­pi­dum «с боль­шим коли­че­ст­вом людей и скота», защи­щён­ный как есте­ствен­ны­ми усло­ви­я­ми (лесом и болота­ми), так и трудом людей, создав­ших слож­ную систе­му рвов и дере­вян­ные укреп­ле­ния (Caes. BG. V. 21. 3). К сожа­ле­нию, Цезарь не ука­зал назва­ние посе­ле­ния, поэто­му отож­дест­вле­ние Каму­ло­ду­на со сто­ли­цей с.149 Кас­си­вел­ла­у­на пока может счи­тать­ся прав­до­по­доб­ным пред­по­ло­же­ни­ем, но не дока­зан­ным фак­том⁴.

Впер­вые само назва­ние «Каму­ло­дун»⁵ появи­лось на бритт­ских моне­тах кон­ца I в. до н. э. Ана­лиз монет­ных легенд поз­во­ля­ет при­бли­зи­тель­но вос­ста­но­вить исто­рию дорим­ско­го Каму­ло­ду­на. Око­ло 10 г. до н. э. Тас­ци­о­ван, царь катувел­ла­у­нов, под­чи­нил сосед­нее пле­мя три­но­ван­тов. Самое круп­ное посе­ле­ние три­но­ван­тов, Каму­ло­дун, было пре­вра­ще­но в сто­ли­цу дер­жа­вы Тас­ци­о­ва­на. Через два деся­ти­ле­тия дер­жа­ву катувел­ла­у­нов уна­сле­до­вал Куно­бе­лин, счи­таю­щий­ся наи­бо­лее удач­ли­вым и могу­ще­ст­вен­ным пра­ви­те­лем дорим­ской Бри­та­нии. На моне­тах Куно­бе­ли­на назва­ние «Каму­ло­дун» встре­ча­лось зна­чи­тель­но чаще, чем у Тас­ци­о­ва­на⁶. Это обсто­я­тель­ство наряду с сооб­ще­ни­ем Дио­на Кас­сия (LX. 21) гово­рит в поль­зу «сто­лич­но­го» ста­ту­са Каму­ло­ду­на в так назы­вае­мом «Восточ­ном цар­стве» Бри­та­нии.

Архео­ло­ги­че­ские иссле­до­ва­ния под руко­вод­ст­вом Ф. Крам­ми и Р. Ниблетт в рай­о­нах Госбекс и Шипен допол­ня­ют кар­ти­ну, создан­ную на осно­ве тра­ди­ции и нумиз­ма­ти­че­ских источ­ни­ков. Дорим­ский Каму­ло­дун пред­став­лял собой боль­шую (1000 га) пло­щадь, ограж­ден­ную с раз­ных сто­рон зем­ля­ны­ми укреп­ле­ни­я­ми, пали­са­да­ми и при­род­ны­ми пре­гра­да­ми — леса­ми и рекой Колн. Внут­ри без вся­ко­го види­мо­го поряд­ка рас­по­ла­га­лись типич­ные для брит­тов круг­лые дома, хозяй­ст­вен­ные построй­ки, паст­би­ща⁷. Архео­ло­ги­че­ские мате­ри­а­лы ясно ука­зы­ва­ют на то, что основ­ным заня­ти­ем жите­лей Каму­ло­ду­на явля­лось ското­вод­ство. В цен­тре op­pi­dum дол­жен был нахо­дить­ся куль­то­вый центр, напо­до­бие того, что был в Веру­ла­мии, но о нем пока нече­го ска­зать.

Наход­ки импорт­ных изде­лий в пре­де­лах посе­ле­ния и в при­ле­гаю­щих погре­бе­ни­ях демон­стри­ру­ют, что обще­ство дорим­ско­го Каму­ло­ду­на было доста­точ­но диф­фе­рен­ци­ро­ва­но. Бли­зость к реке с.150 Колн поз­во­ля­ла вести тор­гов­лю как с дру­ги­ми обла­стя­ми Бри­та­нии, так и с кон­ти­нен­том, откуда в Каму­ло­дун при­бы­ва­ли изде­лия из цен­траль­ной Гал­лии, сосуды типа ter­ra nig­ra и ter­ra rub­ra, кото­рые изготав­ли­ва­ли масте­ра из Бель­ги­ки, амфо­ры, пред­на­зна­чен­ные для хра­не­ния фрук­то­во­го сиро­па, вина, олив­ко­во­го мас­ла, рыб­ных соусов⁸. Основ­ным поку­па­те­лем была мест­ная знать. Погре­бе­ния каму­ло­дун­ских ари­сто­кра­тов, обна­ру­жен­ные в рай­о­нах Лекс­ден (20—15 гг. до н. э.) и Стэн­вей (40-е гг. н. э.), содер­жат сосуды, укра­ше­ния и ору­жие, про­из­веден­ное в Рим­ской импе­рии. Таким обра­зом, ари­сто­кра­тия катувел­ла­у­нов и три­но­ван­тов (или её часть) была пре­крас­но зна­ко­ма с импер­ской куль­ту­рой и с удо­воль­ст­ви­ем пере­ни­ма­ла отдель­ные эле­мен­ты рим­ско­го обра­за жиз­ни⁹.

В 43 г. терри­то­рию Каму­ло­ду­на заня­ли рим­ские вой­ска под коман­до­ва­ни­ем Авла Плав­тия (Dio Cass. LX. 21). Внут­ри гра­ниц дорим­ско­го op­pi­dum появи­лось сра­зу два рим­ских опор­ных пунк­та: леги­он­ная кре­пость в рай­оне Шипе­на и дере­вян­ный форт в рай­оне Госбекс¹⁰. В 49 г. по при­ка­зу про­пре­то­ра про­вин­ции П. Осто­рия Ска­пу­лы части XX леги­о­на были пере­бро­ше­ны в рай­он Кинг­схол­ма (Гло­стер­шир) для после­дую­ще­го наступ­ле­ния на пле­ме­на силу­ров. На месте остав­лен­ной леги­о­ном кре­по­сти была осно­ва­на коло­ния вете­ра­нов, цель созда­ния кото­рой, по сло­вам Таци­та, заклю­ча­лась в том, чтобы «создать оплот про­тив непо­кор­ных и при­учить союз­ни­ков к зако­нам»¹¹.

Дан­ные пись­мен­ных источ­ни­ков и архео­ло­гии об осно­ва­нии коло­нии заслу­жи­ва­ют само­го при­сталь­но­го вни­ма­ния. В рас­ска­зе Таци­та созда­ние рим­ско­го Каму­ло­ду­на — это кон­крет­ное реше­ние Осто­рия Ска­пу­лы, при­ня­тое в рам­ках реа­ли­за­ции его пла­на по заво­е­ва­нию терри­то­рии совре­мен­но­го Уэль­са. Есть два обсто­я­тель­ства, кото­рые поз­во­ля­ют взгля­нуть на осно­ва­ние коло­нии с дру­гой сто­ро­ны.

Во-пер­вых, это роль, кото­рую сыг­рал Каму­ло­дун во вре­мя рим­ско­го втор­же­ния. Он был глав­ным опор­ным пунк­том Кар­ата­ка и важ­ней­шей целью насту­паю­щей рим­ской армии. В то же вре­мя посе­ле­ние не ста­ло цен­тром сопро­тив­ле­ния захват­чи­кам — после пора­же­ния и бег­ства Кар­ата­ка Каму­ло­дун, судя по все­му, без осо­бо­го сопро­тив­ле­ния сдал­ся Клав­дию. Имен­но здесь Клав­дий при­нял капи­ту­ля­цию одних бритт­ских пле­мен и под­твер­жде­ния вер­но­сти — дру­гих (атре­ба­тов, ице­нов). После это­го Клав­дий, как извест­но, отбыл на кон­ти­нент, пору­чив поко­ре­ние ост­ро­ва Осто­рию (Dio Cass. с.151 LX. 21; Suet. Claud. 17). Дей­ст­вия импе­ра­то­ра поз­во­ля­ют нам сде­лать пред­по­ло­же­ние, что Клав­дий пре­крас­но пони­мал пер­во­сте­пен­ное зна­че­ние Каму­ло­ду­на для пле­мён восточ­ной Англии.

Во-вто­рых, зда­ния посто­ян­но­го леги­он­но­го лаге­ря, постро­ен­ные в 43—44 гг., обла­да­ли одной осо­бен­но­стью — проч­ным цоко­лем из кам­ней, скреп­лен­ных извест­ко­вым рас­т­во­ром. Как ука­зы­ва­ет Ф. Крам­ми, такой цоколь был неха­рак­те­рен для воен­ных зда­ний, изна­чаль­но соору­жав­ших­ся на вре­мя и уни­что­жав­ших­ся, когда леги­он менял место дис­ло­ка­ции¹². Судя по все­му, рим­ляне стро­и­ли лагерь, пола­гая, что он станет осно­вой для дол­говре­мен­но­го посе­ле­ния.

Дей­ст­вия Клав­дия, осо­бен­но­сти леги­он­ной кре­по­сти и даль­ней­шее раз­ви­тие коло­нии поз­во­ля­ют сде­лать пред­по­ло­же­ние, что Каму­ло­дун с само­го нача­ла заво­е­ва­ния рас­смат­ри­вал­ся как важ­ней­ший адми­ни­ст­ра­тив­ный центр рим­ской Бри­та­нии, буду­щая сто­ли­ца про­вин­ции. Выведе­ние сюда коло­нии ста­ло сле­дую­щим шагом в реа­ли­за­ции кур­са, наме­чен­но­го, воз­мож­но, самим Клав­ди­ем.

Итак, остав­лен­ная вой­ска­ми кре­пость была пре­вра­ще­на в запад­ную часть коло­нии — укреп­ле­ния сры­ва­лись, рвы засы­па­лись, зда­ния пере­стра­и­ва­лись и при­спо­саб­ли­ва­лись под нуж­ды граж­дан­ско­го насе­ле­ния. Prin­ci­pia была сне­се­на, чтобы осво­бо­дить место для одной из двух важ­ней­ших дорог горо­да — de­cu­ma­nus ma­xi­mus. Во мно­гих зда­ни­ях быв­шей кре­по­сти на сме­ну ста­рым, изготов­лен­ным из обо­жжен­ной супеси, при­шли новые сте­ны с дере­вян­ным кар­ка­сом, более проч­ные и дол­го­веч­ные. Внут­рен­няя поверх­ность таких стен была покры­та шту­ка­тур­кой и в ряде слу­ча­ев укра­ша­лась про­стей­ши­ми гео­мет­ри­че­ски­ми орна­мен­та­ми, в основ­ном, в виде ром­бов¹³. Жите­ли толь­ко что осно­ван­ной коло­нии явно стре­ми­лись укра­сить свой быт, несмот­ря на то что в пер­вое вре­мя суще­ст­во­ва­ния горо­да воз­мож­но­сти для это­го были огра­ни­чен­ны­ми.

Парал­лель­но с граж­дан­ским стро­и­тель­ст­вом шло соору­же­ние обще­ст­вен­ных зда­ний. Из сооб­ще­ний Таци­та (Tac. Ann. XIV. 32) мы зна­ем, что в Каму­ло­дуне были театр, зда­ние курии и храм, посвя­щён­ный боже­ст­вен­ной осо­бе импе­ра­то­ра Клав­дия. Если о место­на­хож­де­нии и обу­строй­стве теат­ра и курии нам прак­ти­че­ски ниче­го неиз­вест­но¹⁴, то храм Клав­дия подроб­но иссле­до­ван¹⁵.

Пер­вым учё­ным, пред­по­ло­жив­шим вер­ное место­на­хож­де­ние хра­ма Клав­дия, был Мор­ти­мер Уилер. Он отме­тил, что поди­ум с.152 хра­ма может нахо­дить­ся под зам­ком нор­манн­ско­го пери­о­да¹⁶. Даль­ней­шие архео­ло­ги­че­ские работы под­твер­ди­ли пра­виль­ность мыс­ли Уиле­ра, и теперь, бла­го­да­ря трудам П. Дру­ри и Д. Фишви­ка, в нашем рас­по­ря­же­нии име­ет­ся отно­си­тель­но пол­ная кар­ти­на раз­ви­тия хра­ма с 50-х гг. I в. до нача­ла IV в.¹⁷

Сра­зу после осно­ва­ния коло­нии, в нача­ле 50-х гг. в восточ­ной части горо­да был соору­жен общеб­ри­тан­ский алтарь в честь Ромы и Авгу­ста, подоб­ный тем, что в нача­ле I в. появи­лись в Лугдуне и Коло­нии Агрип­пи­ны¹⁸. Наши зна­ния об этом алта­ре огра­ни­че­ны лишь пред­став­ле­ни­ем о его при­мер­ном место­по­ло­же­нии. О внеш­нем виде и точ­ном вре­ме­ни воз­дви­же­ния мож­но лишь дога­ды­вать­ся. В 54 г., после смер­ти импе­ра­то­ра Клав­дия, начи­на­ет­ся соору­же­ние хра­ма в его честь (Tac. Ann. XIV. 32; [Sen.] Apo­co­loc. 8)¹⁹. Срав­не­ние с дру­ги­ми хра­ма­ми подоб­но­го мас­шта­ба и свиде­тель­ства архео­ло­гии поз­во­ля­ют пред­по­ло­жить, что к 60 г. стро­и­тель­ство еще не было пол­но­стью завер­ше­но²⁰. Основ­ные рас­хо­ды по стро­и­тель­ству, види­мо, лег­ли на пле­чи общи­ны Каму­ло­ду­на, что, есте­ствен­но, вело к уси­ле­нию экс­плуа­та­ции поко­рён­но­го насе­ле­ния (Tac. Ann. XIV. 31).

О насе­ле­нии Каму­ло­ду­на и его окрест­но­стей в пери­од меж­ду осно­ва­ни­ем коло­нии и вос­ста­ни­ем Боудик­ки нам извест­но немно­го. Оно долж­но было состо­ять из двух боль­ших групп — мигран­тов с кон­ти­нен­та и брит­тов (катувел­ла­у­нов и три­но­ван­тов)²¹, про­пор­цио­наль­ное отно­ше­ние меж­ду кото­ры­ми неяс­но.

с.153 Судя по все­му, боль­шую часть граж­дан коло­нии состав­ля­ли вете­ра­ны. Име­на двух вете­ра­нов-граж­дан коло­нии дошли до нас на искус­но сде­лан­ных над­гро­би­ях. Пер­вое, одно из самых зна­ме­ни­тых над­гро­бий Аль­био­на, при­над­ле­жит Мар­ку Фаво­нию Фаци­ли­су, цен­ту­ри­о­ну XX леги­о­на (RIB. I. 200)²². Имя и ука­за­ние три­бы поз­во­ля­ют сде­лать вывод, что Фаво­ний про­ис­хо­дил из Ита­лии. Погре­баль­ный мону­мент содер­жит скульп­тур­ное изо­бра­же­ние цен­ту­ри­о­на в бое­вом обла­че­нии и с непо­кры­той голо­вой, кото­рое поме­ще­но в нишу, обра­зо­ван­ную закры­той с одной сто­ро­ны аркой. Реа­лизм изо­бра­же­ния сей­час ста­вит­ся под сомне­ние — иссле­до­ва­те­ли отме­ча­ют сход­ство лица Фаво­ния с брон­зо­вой голо­вой Клав­дия из реки Элд и рядом дру­гих скульп­тур 40—50-х гг. В то же вре­мя сто­ит отме­тить, что в над­гроб­ном памят­ни­ке соче­та­ют­ся раз­ные ико­но­гра­фи­че­ские тра­ди­ции. Сама ста­туя Фаво­ния сде­ла­на в клас­си­че­ском гре­ко-рим­ском сти­ле²³. Памят­ник же содер­жит эле­мен­ты, харак­тер­ные для при­клад­но­го искус­ства при­рейн­ских обла­стей, в част­но­сти, края памят­ни­ка укра­ше­ны изо­бра­же­ни­я­ми вью­щих­ся листьев. Эклек­тизм мону­мен­та поз­во­ля­ет пред­по­ло­жить, что мастер (или масте­ра), изготав­ли­вав­ший его, про­ис­хо­дил из рим­ской Гер­ма­нии или жил в ней доста­точ­но дол­гое вре­мя, чтобы пере­нять мест­ные тра­ди­ции. Ока­зав­шись в Бри­та­нии, он при­нёс сюда свое уме­ние работать в раз­ных сти­лях и соче­тать их²⁴.

Ещё одно над­гро­бие, син­хрон­ное с памят­ни­ком Мар­ка Фаво­ния, при­над­ле­жит Лон­ги­ну Сда­пе­зу, сыну Мати­га, дупли­ка­рию пер­вой алы фра­кий­цев (RIB. I. 201)²⁵. Поми­мо над­пи­си, на мону­мен­те нахо­ди­лось (сохра­ни­лось не пол­но­стью) рельеф­ное с.154 изо­бра­же­ние всад­ни­ка и побеж­дён­но­го вар­ва­ра, рас­про­стер­ше­го­ся под копы­та­ми коня²⁶. Фра­кий­ское про­ис­хож­де­ние Лон­ги­на ясно не толь­ко из назва­ния его алы, но и из само­го тек­ста над­пи­си — он родил­ся в паге Сар­ди­ка (совр. София).

Поми­мо вете­ра­нов в коло­нии долж­ны были про­жи­вать чле­ны их семей и воль­ноот­пу­щен­ни­ки. Так, логич­ным будет пред­по­ло­жить, что Вере­кунд (судя по име­ни, галл или бритт) и Нови­ций, поста­вив­шие памят­ник Фаво­нию, оста­лись жить в коло­нии, их потом­ки вполне мог­ли попол­нить состав город­ской общи­ны.

Ещё одну груп­пу город­ско­го насе­ле­ния состав­ля­ли тор­гов­цы и ремес­лен­ни­ки, при­быв­шие в новую коло­нию с кон­ти­нен­та. В нашем рас­по­ря­же­нии есть два инте­рес­ных памят­ни­ка, иллю­ст­ри­ру­ю­щих их жизнь, — лав­ка, тор­го­вав­шая кера­ми­кой²⁷, и мастер­ская по про­из­вод­ству мас­ля­ных ламп²⁸. Эти зда­ния рас­по­ла­га­лись прак­ти­че­ски напро­тив друг дру­га, по раз­ные сто­ро­ны от de­cu­ma­nus ma­xi­mus.

Тор­го­вая лав­ка на Хай-стрит (девят­на­дца­тая инсу­ла, южная сто­ро­на de­cu­ma­nus ma­xi­mus) была обна­ру­же­на в авгу­сте 1927 г. стро­и­те­ля­ми, заня­ты­ми на ремон­те кафе. В ходе после­до­вав­ших архео­ло­ги­че­ских иссле­до­ва­ний здесь была най­де­на боль­шая кол­лек­ция кера­ми­ки сти­ля ter­ra si­gil­la­ta и изде­лий из стек­ла. Подроб­ное изу­че­ние самой девят­на­дца­той инсу­лы и най­ден­ных в ее пре­де­лах арте­фак­тов поз­во­ли­ло Р. Хал­лу рекон­струи­ро­вать рас­по­ло­же­ние това­ров в лав­ке. Пол и ниж­ние пол­ки были застав­ле­ны гли­ня­ны­ми сосуда­ми, на верх­них кра­со­ва­лась изящ­ная стек­лян­ная посуда²⁹. Для нас осо­бый инте­рес пред­став­ля­ет ассор­ти­мент това­ров. Боль­шая часть сосудов ter­ra si­gil­la­ta была изготов­ле­на в южной Гал­лии, в рай­оне Ла-Гра­фа­неск. Об этом свиде­тель­ст­ву­ют штам­пы извест­ных масте­ров это­го реги­о­на — Акви­та­на, Бас­са, При­ма, Вири­ли­са и Вита­ли­са³⁰. Сре­ди про­да­вав­ших­ся сосудов пре­об­ла­да­ли одно­тип­ные чаши и кув­ши­ны, име­лось неко­то­рое коли­че­ство оди­на­ко­вых мас­ля­ных ламп, и пото­му мож­но сде­лать вывод, что тор­гов­цы ори­ен­ти­ро­ва­лись на мас­со­во­го поку­па­те­ля, а не на цени­те­лей пред­ме­тов рос­ко­ши. Сход­ным обра­зом обсто­ит дело со стек­лян­ны­ми изде­ли­я­ми. Подав­ля­ю­щее их боль­шин­ство — с.155 одно­тип­ные чаши, фля­ги и буты­ли из про­сто­го зеле­но­го или сине-зеле­но­го стек­ла³¹.

Мастер­ская, зани­мав­ша­я­ся изготов­ле­ни­ем мас­ля­ных ламп (части деся­той и один­на­дца­той инсул, север­ная сто­ро­на de­cu­ma­nus ma­xi­mus), была най­де­на в 1966 г., но пол­ная ката­ло­ги­за­ция арте­фак­тов завер­ши­лась лишь недав­но. В мастер­ской были обна­ру­же­ны фраг­мен­ты трёх сотен ламп и девять почти цели­ком сохра­нив­ших­ся форм³².

Мас­ля­ные лам­пы (lu­cer­nae) были неотъ­ем­ле­мым эле­мен­том быта. Мно­го­чис­лен­ные свиде­тель­ства антич­ной тра­ди­ции пока­зы­ва­ют, что без таких пред­ме­тов невоз­мож­но было пред­ста­вить жизнь в горо­дах импе­рии. Лам­пы были и в част­ных домах, и в обще­ст­вен­ных зда­ни­ях, без них была невоз­мож­на работа мно­го­чис­лен­ных трак­ти­ров и пуб­лич­ных домов (Mart. Ep. III. 93. 14; IV. 4. 9; VIII. 3. 18; 58. 11)³³. Появ­ле­ние мастер­ской, про­из­во­дя­щей подоб­ный товар, гово­рит о том, что насе­ле­ние коло­нии испы­ты­ва­ло боль­шую потреб­ность в подоб­ных изде­ли­ях.

Боль­шая часть най­ден­ных ламп содер­жит изо­бра­же­ния на лам­по­вых дис­ках. Содер­жа­ние этих изо­бра­же­ний весь­ма раз­но­об­раз­но и инте­рес­но. К чис­лу наи­бо­лее частых моти­вов мож­но отне­сти изо­бра­же­ния голо­вы Вак­ха, Луны, гало­пи­ру­ю­ще­го коня³⁴. Пер­вые два были весь­ма рас­про­стра­не­ны в Гал­лии и осо­бен­но сре­ди изде­лий из Лугду­на³⁵. Связь с кон­ти­нен­том про­сле­жи­ва­ет­ся и в самой кон­струк­ции кол­че­стер­ских ламп — мно­гие из них име­ют руч­ку, что явля­ет­ся харак­тер­ной чер­той рим­ских ламп из Гер­ма­нии³⁶. Осо­бый инте­рес пред­став­ля­ют изо­бра­же­ния гало­пи­ру­ю­ще­го коня на мас­ля­ных лам­пах. Они весь­ма напо­ми­на­ют сюже­ты монет Тас­ци­о­ва­на и Куно­бе­ли­на³⁷. В дорим­ской Бри­та­нии лошадь была сим­во­лом высо­ко­го соци­аль­но­го ста­ту­са, поэто­му её частое появ­ле­ние на типич­но импер­ских изде­ли­ях может слу­жить свиде­тель­ст­вом того, как ремес­лен­ни­ки ори­ен­ти­ро­ва­лись на вку­сы поку­па­те­лей, часть из кото­рых была брит­та­ми, посе­лив­ши­ми­ся в горо­де.

Вопрос о поло­же­нии и ста­ту­се брит­тов Каму­ло­ду­на пред­став­ля­ет осо­бую важ­ность. К момен­ту при­хо­да рим­лян насе­ле­ние реги­о­на с.156 не было одно­род­ным по соци­аль­но­му ста­ту­су и иму­ще­ст­вен­но­му поло­же­нию, кро­ме того, мы не можем исклю­чать воз­мож­ность меж­пле­мен­но­го, пусть и скры­то­го, про­ти­во­сто­я­ния катувел­ла­у­нов и три­но­ван­тов.

Тацит сооб­ща­ет, что коло­ни­сты-вете­ра­ны гру­бо обра­ща­лись с три­но­ван­та­ми, сго­ня­ли их с земель и лиша­ли жилья (Ann. XIV. 30). Это, каза­лось бы, ука­зы­ва­ет на то, что мест­ное насе­ле­ние ока­за­лось в зави­си­мом от граж­дан-коло­ни­стов поло­же­нии. Но реаль­ная ситу­а­ция была не столь одно­знач­ной. Нам кажет­ся, что мож­но гово­рить как мини­мум о двух раз­ных груп­пах бритт­ско­го насе­ле­ния коло­нии и окрест­но­стей. Пер­вая груп­па — это те, кто жил в сель­ской окру­ге. Имен­но к ним отно­сит­ся ука­зан­ное свиде­тель­ство Таци­та³⁸. Сло­вам рим­ско­го исто­ри­ка, впро­чем, нель­зя без­ого­во­роч­но дове­рять. При­мер того, что мест­ное насе­ле­ние про­дол­жа­ло обра­ба­ты­вать свои зем­ли, мы нахо­дим на фер­ме Эббот­сто­ун, неда­ле­ко от рай­о­на Госбекс. Здесь хозяй­ст­вен­ная дея­тель­ность не пре­рва­лась в свя­зи с рим­ским заво­е­ва­ни­ем и после­дую­щим осно­ва­ни­ем коло­нии. Оби­та­те­ли Эббот­сто­у­на, судя по пре­ем­ст­вен­но­сти кера­ми­ки и отсут­ст­вию на терри­то­рии фер­мы новых постро­ек, про­дол­жа­ли зани­мать­ся сво­и­ми тра­ди­ци­он­ны­ми заня­ти­я­ми: зем­леде­ли­ем, ското­вод­ст­вом, изготов­ле­ни­ем сыра³⁹. Мож­но отме­тить, что от свое­во­лия вете­ра­нов постра­да­ла лишь часть насе­ле­ния сель­ской окру­ги.

Вто­рая груп­па бритт­ско­го насе­ле­ния — жите­ли горо­да и бли­жай­ших окрест­но­стей. Их Тацит упо­ми­на­ет, рас­ска­зы­вая о том, поче­му коло­ния ока­за­лась не гото­ва к отра­же­нию напа­де­ния Боудик­ки: «упо­вая на храм как на непри­ступ­ную кре­пость и встре­чая про­ти­во­дей­ст­вие в осу­щест­вле­нии разум­ных меро­при­я­тий со сто­ро­ны тех, кто был тай­ным сообщ­ни­ком вос­став­ших, они не про­ве­ли вала и рва и не ото­сла­ли жен­щин и ста­ри­ков» (Пер. А. С. Бобо­ви­ча)⁴⁰. Судя по сло­вам Таци­та, про­ти­во­дей­ст­вие разум­ным меро­при­я­ти­ям ока­зы­ва­лось уже на ста­дии при­ня­тия реше­ний, а не во вре­мя их осу­щест­вле­ния. Имен­но это помо­га­ло сообщ­ни­кам вос­став­ших оста­вать­ся нерас­кры­ты­ми, ведь любое актив­ное про­ти­во­дей­ст­вие выда­ло бы их с голо­вой. В таком слу­чае, полу­ча­ет­ся, что брит­ты, жив­шие в коло­нии, отнюдь не были бес­прав­ны­ми, наобо­рот, они мог­ли вли­ять на при­ня­тие общих и жиз­нен­но важ­ных для коло­ни­стов реше­ний. Ско­рее все­го, эти­ми «тай­ны­ми сообщ­ни­ка­ми» были пол­но­прав­ные чле­ны город­ской общи­ны Каму­ло­ду­на, с.157 пред­ста­ви­те­ли мест­ной пле­мен­ной зна­ти, доб­ро­воль­но при­няв­шие рим­скую власть и полу­чив­шие рим­ское граж­дан­ство⁴¹. В поль­зу того, что зна­чи­тель­ная часть ари­сто­кра­тии при­спо­со­би­лась к новой вла­сти, свиде­тель­ст­ву­ет судь­ба упо­ми­нав­ших­ся ранее погре­бе­ний в Лекс­дене и Стэн­вее. Эти бога­тые захо­ро­не­ния бритт­ских ари­сто­кра­тов не были забро­ше­ны, но про­дол­жа­ли почи­тать­ся. Во II в. н. э. в рай­оне Госбекс был соору­жён хра­мо­во-теат­раль­ный ком­плекс, про­стран­ст­вен­но и визу­аль­но свя­зы­ваю­щий эти погре­бе­ния. Судя по все­му, захо­ро­не­ния в Лекс­дене и Стэн­вее сохра­ня­ли важ­ней­шее зна­че­ние в сакраль­ной жиз­ни город­ской общи­ны⁴².

Дан­ные о раз­ви­тии горо­да после 49 г. н. э. поз­во­ля­ют допол­нить сооб­ще­ние Таци­та о целях выведе­ния коло­нии. Каму­ло­дун был осно­ван, во-пер­вых, для обес­пе­че­ния вете­ра­нов зем­лей, во-вто­рых, в каче­стве про­вин­ци­аль­но­го цен­тра, где долж­ны были бы соби­рать­ся пред­ста­ви­те­ли раз­лич­ных бритт­ских пле­мён. Роль глав­но­го горо­да про­вин­ции, отведён­ная Каму­ло­ду­ну, озна­ча­ла не толь­ко при­ви­ле­гии и почёт, но и серь­ёз­ные рас­хо­ды, тяжё­лым бре­ме­нем ложив­ши­е­ся на город­скую общи­ну, пере­гри­нов и зави­си­мое насе­ле­ние. Рим­ский Каму­ло­дун стал цен­тром вза­и­мо­дей­ст­вия самых раз­ных куль­тур импе­рии, сим­во­лом и вопло­ще­ни­ем новой, импер­ской вла­сти, местом, где часть брит­тов пере­ни­ма­ла (доб­ро­воль­но или не очень) рим­ский образ жиз­ни⁴³. Стре­ми­тель­ные пере­ме­ны неиз­беж­но озна­ча­ли обост­ре­ние соци­аль­ных и куль­тур­ных про­ти­во­ре­чий, вели к столк­но­ве­нию поко­рен­ных и поко­рив­ших. Рим­ская власть в Бри­та­нии была еще не слиш­ком креп­ка и при­выч­на, а рим­ская куль­ту­ра еще не успе­ла стать неотъ­ем­ле­мой частью жиз­ни брит­тов. Для тех, кто был недо­во­лен рим­ля­на­ми, Каму­ло­дун и его храм Клав­дия пред­став­ля­ли глав­ный сим­вол чуже­зем­но­го гос­под­ства (Tac. Ann. XIV. 31).

Каму­ло­ду­ну было не суж­де­но сохра­нить свое поло­же­ние в про­вин­ции. В 61 г. город пол­но­стью уни­что­жи­ли вос­став­шие брит­ты под пред­во­ди­тель­ст­вом Боудик­ки. Тацит, опи­сы­вая раз­гром Каму­ло­ду­на, отме­чал, что вслед­ст­вие без­дей­ст­вия воен­но­го коман­до­ва­ния про­вин­ции коло­ния ока­за­лась лише­на самых про­стых обо­ро­ни­тель­ных соору­же­ний — рва и вала, а мест­ные вла­сти не смог­ли укре­пить город само­сто­я­тель­но (Tac. Ann. XIV. 31—32). Заме­ча­ние Таци­та понят­но, но, как кажет­ся, пред­став­ля­ет собой муд­рость, выска­зан­ную post fac­tum. Воен­но­го зна­че­ния коло­ния с само­го с.158 нача­ла не име­ла, что под­твер­жда­ет­ся наме­рен­ным уни­что­же­ни­ем укреп­ле­ний во вре­мя пере­дис­ло­ка­ции леги­о­нов. Ни рим­ская про­вин­ци­аль­ная адми­ни­ст­ра­ция, ни город­ские вла­сти не опа­са­лись мест­но­го насе­ле­ния. Три­но­ван­ты ещё во вре­ме­на Цеза­ря заклю­ча­ли союз с рим­ля­на­ми (Caes. BG. V. 20. 1). Зна­чи­тель­ная часть катувел­ла­у­нов, судя по все­му, под­чи­ни­лась захват­чи­кам без сопро­тив­ле­ния⁴⁴. Отча­сти такое дове­рие к брит­там Каму­ло­ду­на мож­но счи­тать оправ­дан­ным, ведь ини­ци­а­то­ра­ми вос­ста­ния ста­ли не они, а ице­ны⁴⁵. Кро­ме того, отсут­ст­вие сле­дов раз­ру­ше­ний в неко­то­рых при­ле­гаю­щих к Каму­ло­ду­ну местах, засе­лён­ных брит­та­ми (напри­мер, на уже упо­ми­нав­шей­ся фер­ме Эббот­сто­ун), гово­рит о том, что часть их оста­лась в сто­роне как от вос­ста­ния, так и от его подав­ле­ния.

Вос­ста­ние Боудик­ки под­ве­ло чер­ту под раз­ви­ти­ем Каму­ло­ду­на в каче­стве глав­но­го горо­да про­вин­ции Бри­та­ния. Сле­дую­щие пят­на­дцать лет опу­стев­ший и выго­рев­ший город мед­лен­но при­хо­дил в себя. Лишь с 75 г. начи­на­ет­ся мас­штаб­ное стро­и­тель­ство, бла­го­да­ря кото­ро­му во II в. Каму­ло­дун всту­пит пол­но­стью вос­ста­нов­лен­ным. Его ждёт более чем сто­лет­ний пери­од спо­кой­но­го и бла­го­по­луч­но­го суще­ст­во­ва­ния. В горо­де шла бой­кая тор­гов­ля, сюда пере­се­ля­лись ремес­лен­ни­ки с кон­ти­нен­та (e. g. RIB. I. 193). Но это суще­ст­во­ва­ние было лише­но сто­лич­ных амби­ций и лос­ка, о кото­рых теперь напо­ми­нал лишь вновь отстро­ен­ный храм Клав­дия. Адми­ни­ст­ра­тив­ным и ком­мер­че­ским цен­тром про­вин­ции стал теперь Лон­ди­ний (RIB. I. 12; Tac. Ann. XIV. 38).

Ba­ryshni­kov A. Ye. Ca­mu­lo­du­num Co­lo­nia victri­cen­sis: the Birth and the Death of a Pro­vin­cial Ca­pi­tal

Ca­mu­lo­du­num was the first ca­pi­tal of Ro­man Bri­tain. To­day it is one of the well-known Ro­man-Bri­tish towns. Re­cent ex­ca­va­tions, a num­ber of inscrip­tions and se­ve­ral pas­sa­ges by Ta­ci­tus and Dio shows that the ear­liest Ro­man Ca­mu­lo­du­num was an im­pe­rial project. Ro­man aut­ho­ri­ties sup­po­sed that the town, which be­fo­re 43 AD was a ca­pi­tal of “Eas­tern kingdom”, would be­co­me the centre of Bri­tan­nia. When the le­gio­na­ry fortress of Ca­mu­lo­du­num was aban­do­ned, a ci­vil settle­ment with sta­tus “co­lo­nia” of ve­te­rans was es­tab­lis­hed.

From 49 to 61 AD in­ten­si­ve­ly de­ve­lo­ped. The temple of Clau­dius was con­struc­ting, streets of town were full with Ro­man ci­ti­zens and mig­rants from the Con­ti­nent — tra­ders, craftsmen etc. Ar­chaeo­lo­gi­cal с.159 evi­den­ce shows that at least a part of Bri­tish tri­bal eli­te found Ro­man way of li­fe attrac­ti­ve. But the de­ve­lop­ment of the pro­vin­cial ca­pi­tal was in­ter­rup­ted by Bou­dic­ca’s re­volt. The re­bels ha­ted Ca­mu­lo­du­num as a sym­bol of gree­dy con­que­rors and burnt the town to the ground. The town was re­built on­ly af­ter 75 AD. La­ter Ca­mu­lo­du­num li­ved in the sha­dow of Lon­di­nium, which rep­la­ced it as a fi­nan­cial and ad­mi­nistra­ti­ve centre of the re­gion.