с.284
1. «Колхидские» амфоры и клейма на них1
Прежде чем обратиться к означенной теме, следует сказать несколько слов о том, что мотивировало меня вновь заняться ей. В вышедшей в 1994 г. в Германии статье о клеймах с именем Мирсилеи2 я впервые коснулся этой группы материала, которая, как мне известно, более специально не рассматривалась. Проведя анализ ономастических, грамматических и палеографических особенностей, я пришёл к выводу, что место их производства не связано с Колхидой, куда обычно относят т. н. «амфоры коричневой глины», субгруппу среди которых образуют и клейма Мирсилеи3. Предположительно я локализовал их в одном из южно-причерноморских центров из круга Гераклеи Понтийской, что показалось ряду коллег «малоубедительным»4. Высказанная мною гипотеза не была нова. Уже начиная с 50-х годов мысль о южнопонтийском происхождении коричневоглиняных амфор высказывалась подспудно без дальнейшего обоснования в ряде работ советских исследователей, прежде всего у И. Б. Зеест, которая первой выделила их в отдельную группу5.
Локализацию в Колхиде предложил Б. А. Куфтин6. Причина, побудившая его к этому, была количественного порядка, ибо по накопленным к тому времени данным эта категория амфор наиболее часто встречалась на территории современной Грузии7. В последующий за с.285 этим период времени исследователи уже целенаправленно искали сохранившиеся следы локального амфорного производства. Эти усилия «увенчались успехом» после обнаружения керамических печей в окрестностях Сухуми8. С этого времени факт собственного амфорного производства в Колхиде стал неоспорим.
Важной вехой в изучении коричневоглиняных амфор явилась статья Б. Ю. Михлина9. Опираясь прежде всего на материалы из раскопок в Северо-Западном Крыму, он выделил две группы, объединяющие три типа сосудов, которые обозначил как «ранняя» и «поздняя». Им правильно была отмечена условность объединения типов I—III в одну группу, ибо само название этой категории материала, опирающееся на характеристику цвета глины, неверно, т. к. цвет зависит от термической обработки сосуда. Так, например, среди «коричневоглиняных» амфор встречаются оттенки красного и оранжевого цветов. Кроме того, также технологические приёмы, такие как примесь пироксена или наличие «завитка» на внутренней поверхности донышка, известны и в других центрах. Все три типа выделенных им амфор бытовали одновременно во II—I вв. до н. э. — I—II вв. н. э. и встречаются по всему Северному Причерноморью10. Поэтому, по его мнению, они выпускались тремя различными центрами. Сравнение с известными к тому времени материалами раскопок позволило ему отнести тип III к Колхиде, в то время как типы I—II были предположительно локализованы в Южном Причерноморье (Амис, Амастрий, очевидно, Гераклея)11. Само появление амфор типа II в Северо-Западном Крыму, по его мнению, могло стать следствием походов Диофанта против скифов и включения последних в состав Понтийского царства12.
с.286 Попытка локализации конкретного южнопонтийского центра производства этих амфор была предпринята Ю. Г. Виноградовым и Н. А. Онайко13. Исходя из данных письменных источников и общих соображений, они предложили в качестве вероятного кандидата Гераклею Понтийскую. Однако не всё из высказанных соображений представляется убедительным. Граффито, которое было прочитано: Vini. Her(acliensis?) | emi Simo | [v]inar[ia] допускает в первой строке иную расшифровку с genetivus generis14, где атрибут указывает на вкусовые свойства, а не на происхождение продукта, например: Vin(i). her(bosi) — «терпкого вина». Примечательно, что как раз гераклейское вино Феофраст называет «терпким» (σκληρός) (Theophr. apud Athen. I. 58 (32b))15, что, разумеется, не исключает те же качества для вина из какого-либо иного центра. Вместе с тем подобный эпитет характеристики свойств вина (скорее «травянистый», т. е. настойка на травах) пока не засвидетельствован.
Особый интерес представляет датировка коричневоглиняных амфор. Если верить принятым в настоящее время хронологическим определениям, то они поступали на рынок практически без перерыва примерно с середины или даже первой половины IV в. до н. э. вплоть до средневековья16. Случай такого континуитета хотя и не уникален, но поразителен. Поэтому само собой напрашивается желание видеть не одного, а нескольких разновременных производителей. Вместе с тем, не вдаваясь в разъяснения «феномена» коричневоглиняных с.287 амфор, их просто относят к продукции одного региона — Колхиды. Как раз грузинские исследователи просто «одержимы» такой идеей. Этот факт стал практически аксиомой, в которую поверило и подавляющее большинство учёных, соприкасающихся с данной тематикой17. Отдельные голоса против такой интерпретации или за её ограничение либо просто замалчиваются, либо отвергаются без должной критики. Из числа современных апологетов в пользу локализации «коричневоглиняных амфор» в Колхиде следует назвать Г. Р. Цецхладзе18. Единственной попыткой усомниться в самом факте существования «колхидских» амфор является работа В. И. Каца, которая уже своим названием определяет направление дискуссии, которая, к сожалению, так и не состоялась19.
Итак, обратимся к самим амфорам. Выше был отмечен немаловажный факт их распространения по всему Северному Причерноморью20. Кроме того, они однозначно засвидетельствованы в его с.288 западной части21. За пределами Понта Евксинского клеймёные коричневоглиняные амфоры мне неизвестны, что не исключает вероятности их единичного обнаружения в одном из регионов Средиземноморья, как в случае с клеймами Синопы или Херсонеса22. Эти данные однозначно свидетельствуют о черноморском происхождении этой группы клеймёных сосудов. Среди амфор эллинистического/раннеримского времени следует различать по меньшей мере две группы, IV—III вв. до н. э., и I в. до н. э. — I в. н. э.23 По мнению С. Ю. Внукова и Г. Р. Цецхладзе, эти группы «являются лишь разновидностями одного долго существующего типа», который они отнесли к Колхиде (тип Кх I)24. В своей обобщающей монографии С. Ю. Внуков отмечает два типообразующих признака: 1. наличие перехвата тулова (Рис. 4. 8); 2. наличие острого ребра на горле. Это позволило ему выделить три сменяющих друг друга морфологических варианта: КХ IA, КХ IA, КХ IC с дальнейшими подвариантами25. Время их бытования определяется соответственно: середина IV — конец III/начало II вв. до н. э.; конец III — начало II вв. до н. э.; со второй половины I в. н. э., причём амфоры различных разновидностей какое-то время сосуществовали26. Вероятно, во избежание недоразумений отмечается: «Вместе с тем, не исключено, что в конце II — III вв. н. э. в результате расширения ареала производства коричневоглиняных амфор начинается выделение некоторых локальных морфологических разновидностей такой тары, которое продолжается и в период поздней античности»27. Следом за «каскадом» публикаций Г. Р. Цецхладзе установилось мнение, что производство коричневоглиняных амфор осуществлялось в нескольких центрах Колхиды одновременно. При этом утверждается, что вначале собственное с.289 производство амфор началось в Колхиде в первой половине IV в. до н. э. «as result of the migration of Sinopean potters»28, а в III в. «even Dioscuria stamped its own amphorae with the abbreviation of the city’s name in Greek»29. Следовательно, сходство в технологии производства амфорной тары, а также частично в составе глиняного теста объяснялось вероятностью переселения синопских гончаров в Колхиду и их участием в керамическом производстве на новом месте30. То, что в некоторых работах о подобных миграциях высказывалось в качестве гипотезы31, в публикациях Г. Р. Цецхладзе — С. Ю. Внукова превратилось в установленный факт32. Получается, что в IV в. до н. э. синопские гончары просто «разбегались» в разные стороны. Однако сам факт подобных миграций нуждается в более надёжных доказательствах, чем схожесть технологии производства керамики. Возникает парадоксальная ситуация, когда гончары вдруг покидают родину, отправляясь «за море» и налаживают там керамическое производство. При этом возникает целый ряд вопросов о причинах, побудивших их на этот шаг, о приоритете с выбором мест поселения и, наконец, о внезапном росте спроса на квалифицированную рабочую силу с необходимым know-how в Колхиде. Как раз в последнем случае вызывает недоумение предположение, что производство амфорной тары зародилось в местной среде. Прежде всего, обоснован вопрос, почему синопские гончары, если их эмиграция была вынужденной, не отправились в полунезависимые владения Синопы, отдав предпочтение «заморским» центрам. И не были ли «милетские» поселения в Восточном Причерноморье продуктом колонизации из самой Синопы33? Нам практически ничего неизвестно об этом роде деятельности полиса, хотя возможность подобной активности оттуда куда более вероятна, чем раздутая из тенденциозно рассматриваемых археологических находок афинская колонизация. Если исходить из приведённых выше с.290 высказываний о хронологии амфорного производства в Восточном Причерноморье, то, начавшись во внутренней Колхиде (!), куда для этого привлекли синопских гончаров, оно было затем с некоторым промедлением (около ста лет!) перенято греческой Диоскуриадой, которая поспешила засвидетельствовать своё участие периодическим наложением клейм с этниконом в сокращении. На основании такой «локализации» строились и строятся гипотезы о торговых связях34. С одной стороны, утвердительно говорится о «значительном подъёме керамического производства в Колхиде в IV—I вв. до н. э.», но почти одновременно отмечается, что керамические мастерские этого времени там «почти неизвестны», а «о высоком уровне этого ремесла можно судить на основании изучения местной керамики»35.
Самыми вескими аргументами сторонников «колхидской теории» являются факт обнаружения «отбросов керамических мастерских» с фрагментами названных амфор, а в последние десятилетия также данные петрографического анализа глины36. Наибольший интерес заслуживает обнаружение «коричневоглиняных амфор» III в. до н. э. на Эшерском городище, где они представлены керамическим браком, ошлакованными фрагментами, а кроме того находкой керамической печи и обломков амфоры, в частности с клеймом Διοσ|κου(ριαδέων) на ручке37. Такие аргументы вроде бы не оставляют места для сомнений о местном производстве этих сосудов. Однако достоин примечания тот факт, что находки клеймёных «амфор Диоскуриады» были сделаны на Эшерском городище и «in the vicinity of Dioskurias», а не в самой Диоскуриаде38. Остановимся для начала на известных на сегодня керамических печах. Они выявлены в посёлках Гвандра, Красный Маяк и Гульрипш; кроме того, «следы керамических производственных центров отмечены на Эшерском городище и Лечкопском плато»39. Однако сам их открыватель Ю. Н. Воронов сетовал, что во всех с.291 упомянутых случаях не может привести материалы, раскрывающие конструкцию печей, так как «в Гвандре, Лечкопе и Гульрипше прослежены лишь остатки примыкавших к ним производственных площадок с соответствующими отходами, в то время как плана раскопок красномаяцкой печи не сохранилось». В приведённых им «исключительно выразительных» материалах гвандрской печи, которая в настоящее время уже полностью уничтожена морем, речь идёт о заполнении углубления в глинистом слое фрагментами пифосов, амфор, столовой посуды, черепицы, керамического шлака из характерной местной глины40. Но наряду с «характерной местной глиной», имеющей в изломе мелкозернистую фактуру оранжево-коричневого цвета с лёгкой примесью редких пироксеновых включений и мелких блёсток слюды, автор отмечает в глине некоторых изделий «значительную примесь песка». Кроме того, «встречаются отдельные фрагменты из глины красного обжига, а также из оранжевой хорошо отмученной мажущейся глины». Возникает закономерный вопрос: на каком основании все эти разновидности глин отнесены к местной продукции? Примечательно, что «гвандрский тип амфоры» из «характерной глины», который Ю. Н. Воронов закономерно сравнивает с синопскими образцами (за исключением выемки на подошве)41 не нашёл отражения в других типах «колхидских амфор»42. Именно в этом «комплексе» впервые были зафиксированы керамические клейма ΔΙΟΣ|ΚΟΥ, в которых видят сокращённое название полиса ΔΙΟΣΚΟΥ[ΡΙΑΔΕΩΝ]. Из дешифровки клейма делается вывод о государственном (полисном) характере керамического производства Диоскуриады в это время43. Резюме же Ю. Н. Воронова звучит так: «материалы Эшерского городища позволяют допустить существование местного производства античной керамики во всяком случае с III по I в. до н. э.»44 При этом сам «комплекс» в Гвандре расценивается по-разному. Так, если Ю. Н. Воронов склонен был видеть в нём керамическую печь, то А. Н. Щеглов и Н. Б. Селиванова — лишь сброс отходов керамической мастерской, а С. Ю. Внуков — мусорную свалку45.
Красномаяцкая печь (III—I вв. до н. э.): материал здесь был обнаружен «в культурном слое, связанном с печью» (?!)46. Часть амфор напоминает синопские образцы III в.47, в то время как другие известны среди местных изделий III—II вв. на Эшерском городище48. Только с с.292 существенными натяжками можно признать комплекс Красного Маяка за остатки керамической печи49.
Гульрипшская печь (II—I вв. до н. э.): самим автором отмечена в качестве таковой под знаком вопроса. Обнаруженная зачисткой «производственная площадка» содержала фрагменты профильных частей амфор, пифосов, черепицы, столовой посуды50. Назначение этого археологического памятника неясно, а предположение о «какой-то части производственных отходов, прошедших специальную обработку» не убеждает, ибо порождает новые вопросы. Хочется подчеркнуть, что планомерных раскопок «печей» не проводилось, а кроме того имеющаяся документация не позволяет делать какие-либо далеко идущие выводы.
Второй важный аргумент в пользу локализации амфор в Колхиде — это данные петрографического анализа их глины. Подробнейшую характеристику всех достоинств и недостатков этого «нового направления» дал В. И. Кац51. В целом высоко оценивая достижения этой методики, он одновременно подчеркивает и сложности, возникающие на основании полученных результатов, отмечая, что и здесь нельзя полностью избежать ошибок. Так, анализ глиняного теста херсонесских амфор дал четыре разнородные группы, с аналогиями в Синопе и Гераклее52. Равным образом не бесспорны и выводы С. Ю. Внукова53. Из выделенных в его работе двух «ядер» бесспорно колхидскими можно считать лишь образцы подгруппы Б, в то время как подгруппу А следует локализовать за пределами Колхиды. Сам Внуков отмечает, что эти амфоры встречаются только в Северном Причерноморье. Однако это никак не пошатнуло его убеждённости в их колхидском происхождении, выраженной выводом, что все они шли на экспорт (!?). Наоборот образцы подгруппы Б2 в подавляющем большинстве обнаружены в Колхиде и позволяют утверждать, что «… продукция местных керамических мастерских в основном шла на внутренний рынок и экспортировалась в значительно меньших количествах»54. Особенно пристального внимания заслуживает его гипотеза об организации керамического производства в Колхиде. «Уникальность» её заключается в том, что для каждой типологической группы в качестве «лакмусовой бумажки» для определения назначения сосудов взяты места их находок. Полученные результаты при этом следующие: а) подгруппа А — представлена находками в Северном Причерноморье и посему является продукцией греческих мастерских Колхиды «на экспорт»; б) подгруппа Б2 — находки в основном в Колхиде, т. е. производство местных с.293 мастерских — «на внутренний рынок»; с) подгруппа Б1 — встречается в основном за пределами Колхиды и является промежуточной между А и Б2. Кроме всего прочего амфоры разнятся хронологически, А-Б1 — IV—I вв.; подгруппы Б2 — I—IV в. н. э. Сама идея ориентация различных типов сосудов на различные рынки является беспрецедентной55. После очевидно верного вывода, что греческие мастерские прекратили свою деятельность к I в. н. э., внезапно делается поразительное заявление: «Но внешняя торговля Колхиды не прекратилась. В первых веках н. э. потребности в таре удовлетворялись местными мастерскими». Спрашивается, каким образом должно было удовлетворять такую потребность ориентированное на внутренний рынок производство?
Установленным можно считать тот факт, что «коричневоглиняные» амфоры IV—III вв. до н. э. производились по синопским прототипам56. Вместе с тем в клеймении наблюдается также влияние Гераклеи Понтийской, когда клеймо наносилось на горло сосуда (Рис. 1)57. Примечательно, что схожая практика обнаруживается в Амастрии, также налаживавшей собственное амфорное производство в начале III в. до н. э.58 и, возможно, в западнопонтийских центрах59.
Наличие торговых связей Северного Причерноморья с Колхидой считается сегодня неоспоримым60, хотя их интенсивность и с.294 устойчивость по праву ставятся под сомнение61. Едва ли может оспариваться утверждение, что массовое производство керамической тары было вызвано, как правило, товарным производством вина/масла. Но никакие источники прямо или косвенно не упоминают вина из Колхиды. Основной аргумент в пользу колхидского происхождения коричневоглиняных амфор — это их повсеместная встречаемость на территории Колхиды62. Находки ранних экземпляров единичны. В корпусе комплексов греческих амфор С. Ю. Монахова одна такая амфора указана как происходящая из помещения № 52 позднего «эмпория» Елизаветовского городища63. Другие «твёрдодатированные образцы» отличаются от более ранних экземпляров большей стройностью корпуса и меньшим объёмом64. Далее, к ранним образцам относится амфора из усадьбы У7 поселения Панское65. При этом даже беглый взгляд на опубликованные экземпляры (Рис. 3) позволяет отметить существенные различия во внешнем облике, а приводимые параметры сосудов лишь подтверждают это мнение.
Увеличение количества колхидских монет и амфор I до н. э. — I в. н. э. связывают с включением Северного и Восточного Причерноморья в державу Митридата Евпатора66. Тем более поразительно, что, например, в скифских слоях городища «Чайка» у современной Евпатории фрагменты коричневоглиняных амфор стоят на третьем месте после продукции Херсонеса и Синопы67. Кроме того, они составляют с.295 значительный процент среди амфорного материала Боспора, в Неаполе Скифском, на скифских городищах и позднеантичных памятниках68. В Горгиппии ими просто «забиты» позднеантичные подвалы, в то время как в Колхиде они составляют лишь незначительный процент69. Подобный факт неслучаен и требует объяснения. По мнению С. Ю. Внукова: «амфорная продукция греческих мастеров в Колхиде уходила почти вся на экспорт, в частности в Северное Причерноморье. Это вполне объяснимо, так как сама организация амфорного производства в Колхиде была вызвана потребностями черноморской торговли»70. Такой вывод просто поражает. Мало того, что он оставляет в тени модернистские теории начала XX в., но и подразумевает ориентированную только на вывоз целую отрасль производства, а стало быть ещё и связанных с ней отраслей. Недаром В. И. Кац справедливо характеризует эту «теорию» как «фантастическое объяснение» без параллелей в каком-либо ином античном центре — экспортере товаров в керамической таре71. Несмотря на существенные достижения амфорологии, остаётся невыясненным и в конечном итоге препятствует локализации керамической тары в Восточном Причерноморье следующий комплекс проблем: чем было вызвано внезапное начало массового производства амфор (причины, хозяйственная основа); на какой рынок оно было ориентировано; где и кем осуществлялось. Как раз последний вопрос очень важен, ибо трудно представить одновременное производство амфор в нескольких центрах под эгидой монархической власти. На эти вопросы я попытаюсь ответить ниже. Для с.296 начала проследим, что представляла собой Колхида в эллинистический и римский периоды72.
2. Колхида в период эллинизма
Усилия ряда исследователей привели к тому, что в последнее время всё чаще говорят не только о греко-милетской колонизации, но и об эллинизации Колхиды, причём совершенно необоснованное выражение «античная Грузия» укоренилось в качестве terminus technicus, оставаясь уникальным явлением в антиковедении. Не вдаваясь в суть этой проблематики, отмечу лишь некоторые моменты. Существование на территории Колхиды (современной Грузии-Абхазии) поселений греческих либо греческого типа является фактом. Однако это не является указанием на греческую полисную культуру, ибо характер поселений и их датировка оспариваются73. Кроме того забывается, что Колхида продолжительное время находилась под персидским влиянием или входила в состав царства Ахеменидов (Hdt. III. 97)74, что налагало существенный отпечаток на развитие региона. Завоевания Александра, равно как и период смут в эпоху диадохов, обошли стороной этот регион. При разделе владений Александра Колхида в целом не учитывалась, а крайняя граница на востоке пролегала у Трапезунта75, захватывая, таким образом, отчасти и владения соседних колхов. Может быть, границу образовывало колхидское царство, хотя размер владений последнего неизвестен. Нет никаких данных о том, что происходило в Колхиде до Митридата Евпатора. Видимо, она уже не существовала как царство в III в. до н. э.76 Если принять предположение, что с.297 т. н. «колхидки» чеканились в Диоскуриаде, или Фасисе77, которые подчинялись Колхидскому царству, то освобождение от его власти могло стать причиной появления собственного чекана78 или клеймения амфор штампами с сокращением этникона, если будет доказано местное происхождение последних.
Важные изменения поистине глобального порядка в Причерноморье приходятся на правление Митридата VI. Пойдя на открытую конфронтацию с Римом, этот правитель вынашивал идею объединения под своей властью черноморского бассейна79. Особая роль при этом отводилась Колхиде80. Когда она была включена в державу Митридата, там царили хаос и раздробленность. Наведя порядок, он не изменил внутреннее управление страной. Хотя туда и отсылались в качестве наместников его доверенные лица, но местное самоуправление было оставлено за колхидскими «скептухами»81. Установление сильной централизованной власти, вне всякого сомнения, сыграло позитивную роль. Страбон даже пишет о процветании Колхиды при Митридате82. Именно понтийский властитель провёл целый ряд мероприятий, которые должны были укрепить его присутствие в стране, но одновременно способствовали её развитию. В числе этих его действий особенно следует отметить урбанистическую политику. Развитие производства, в первую очередь, разумеется, связанных с сельским хозяйством отраслей, должно было гарантировать бесперебойное снабжение армии83, но влекло за собой его подъём в целом. Как уже было отмечено выше, существенное увеличение поступления «колхидских» амфор в Северное Причерноморье приходится как раз на это время. В этом случае оправданно предположить с.298 одновременное производство керамической тары на «имперском уровне». Можно в качестве гипотезы принять, что в целях бесперебойного обеспечения войск, задействованных на северопричерноморском театре военных действий, и относительной близости последнего к метрополии были задействованы монархические инструменты регулирования производства в южном и восточном Причерноморье. Именно здесь, где Чёрное море являлось своего рода «mare ponticum», угроза блокады портов или каперных операций была минимальной.
3. К вопросу о торговле Колхиды в эллинистический период
По меньшей мере с первой половины XX в. укоренилось мнение, что Синопа являлась важным перевалочным пунктом для вывоза вина из Иберии, Албании, Колхиды, Армении, Понта, Каппадокии и, вероятно, Крыма84. Часто рассматриваемая как само собой разумеющееся её посредническая деятельность в транзитной торговле между Эгеидой и Северным Причерноморьем является весьма вероятным, но отнюдь не доказанным фактом, ибо уже сам маршрут или маршруты заключали в себе «конкуренцию» Гераклеи Понтийской, а затем и Амастрии85. Кроме того, краткий путь через Чёрное море86 сделал необязательным каботажное плавание вдоль кавказского побережья. Другой аксиомой стало утверждение о торгово-транзитном пути через Колхиду с Востока. На основании некоторых малоинформативных сообщений античных авторов высказывалось мнение, что в эллинистическую эпоху он вёл из Индии к Фасису87, а из «этнографических» свидетельств Страбона постулировался тезис о превращении черноморских (колхидских!) городов в крупные торгово-промышленные центры (Strabo. XI. 2. 16 f. (497 f.))88. Высказанный почти полвека назад постулат: «В эллинистический период в процесс международного товарообмена были вовлечены широкие слои населения Колхиды как её низменных, так и горных районов. Интенсивность внешних торговых связей способствовала дальнейшему росту товарного производства»89 — превратился в теорию об «особой роли» Колхиды в торговле античного мира: «Есть все основания предполагать, что благодаря “международным” с.299 торговым путям через Колхиду рос объём торговли с эллинистическими государствами Востока (Египтом, Сирией, Бактрией, Парфией и т. д.)»90. Результатом такого подхода стало то, что Колхида безапелляционно была занесена в число эллинистических государств91. В этом нашло выражение либо незнание, либо полное игнорирование установленных кропотливым трудом коллег торговых путей античного мира, где Колхида если и играла какую-либо роль, то далеко не первостепенную92, либо действительно горячее желание выдать желаемое за действительное и доказать какую-то исключительность страны «золотого руна». Чтобы не быть голословным, остановимся несколько подробнее на этом вопросе, который, несомненно, нуждается в ревизии и специальном исследовании. Уже беглый просмотр источников, на которые обычно опираются для доказательства означенного тезиса, показывает необоснованность подобных предположений93. Совершенно очевидна была труднодоступность Колхиды с континента, что делало её, в отличие от Иберии, открытой на восток, частью понтийского мира94. С другой стороны, в римское время существовали два сухопутных сообщения от черноморского побережья во внутренние районы Малой Азии, Закавказье и в Переднюю Азию: 1) от Трапезунта через Зинган на Байбурт, Эрзурум и далее в Закавказье или на юг в Месопотамию; 2) из Амиса на Цезарею в Киликию95.
Г. Р. Цецхладзе обычно ограничивается перечислением статей экспорта Колхиды в античную эпоху. Приведём дословно одно из них: «Помимо колхидского вина, привозимого в амфорах, в Херсонес, вероятно, доставляли колхидский мёд и смолу в пифосах. Не исключён импорт корабельного и строительного леса из Восточного Причерноморья, о богатстве которого свидетельствуют письменные источники. В судостроении большим спросом пользовались также колхидский воск, смола и льняные ткани, из которых изготавливали паруса для кораблей»96. Как раз местное производство амфор в Колхиде, кои с.300 «встречаются повсеместно», «свидетельствует, с одной стороны, о довольно крупных масштабах керамического ремесла, а с другой — о высоком уровне товарного производства»97. Альтернативно этому «открытию» звучит вывод С. Ю. Внукова: «Колхидская продукция, наоборот, (в отличие от Гераклеи — Н. Е.) в основном шла на внутренний рынок, и лишь относительно небольшая её часть экспортировалась»98. Возникает вопрос, чем был вызван такой повышенный спрос на транспортную керамическую тару в Колхиде? Хорошо известно, что в античный и средневековый период амфоры предназначались для морской перевозки жидких продуктов. Для транспортировки по суше они совершенно не годились99, а наличие всего трёх-четырёх гаваней в Колхиде в античное время вряд ли является достойным аргументом в пользу развития внутренней торговли через эти пункты. Такая схема была бы слишком искусственной. Торговые или военные суда из Колхиды неизвестны. Для западной части Римской империи характерно уже с I в. н. э. употребление деревянных бочек для транспортировки вина речным и гужевым транспортом100. Кроме того, в античном мире употреблялись кожаные меха101. Так, в Галлии с.301 эпиграфически засвидетельствованы utriclarii (от лат.: uter — мех из кожи животного) — очевидно, торговцы и поставщики вина102. Следует задаться вопросом, на каком основании была достигнута унификация формы и стандарта амфор по всей Колхиде? Кто следил за этим в политически раздробленной (с III в. до н. э.) стране? Как можно объяснить, что сосуды, предназначенные для морских перевозок могли производиться в лежащем внутри страны Вани103? Как могли несколько сравнительно небольших центров Колхиды заполнить своей продукцией рынки Северного Причерноморья и что конкретно они могли поставлять? Чем объяснить почти бесперебойное поступление «колхидской» керамической тары с периода поздней классики и до раннего Средневековья? Амфоры изготовлялись в первую очередь для масла и вина, хотя как раз последнее и не упоминается в античных источниках никоим образом. Прокопий Кессарийский говорит о изобилии виноградников и других плодов у границ Персоармении104. По сообщению Ксенофонта, виноделие наличествовало у моссинойков — соседей колхов, но не у последних105. Во всяком случае в это время оно не носило там товарного характера. Его вкусовые качества, очевидно, оставляли желать лучшего. Если верить выкладкам Цецхладзе-Внукова, то производство амфорной тары на территории Колхиды осуществлялось с IV в. до н. э. до периода Средневековья, после чего амфоры, вероятно, просто «вышли из моды». Опираясь на сообщение Страбона о том, что горцы «спускались с гор за солью» в Диоскуриаду и на факт присутствия «колхидских» амфор в Херсонесе, был постулирован херсонесский экспорт соли в регион в качестве платы за колхидское вино106. Но находки херсонесских монет на территории Абхазии-Грузии единичны, всего 2 экземпляра на начало 90-х гг. прошлого столетия107. Обладая собственным развитым виноделием и массово ввозя вино и масло из южного Причерноморья и Эгеиды, Херсонес едва ли был заинтересован в массовых поставках колхидского вина в обход Боспора. Кроме того, соль в Колхиду могла быстрее доставляться из южнопонтийского региона. Так для ранневизантийского периода известен её ввоз в Лазику из Византии108.
с.302 Из продуктов Колхиды источники указывают производства льна и полотна109. Далее известны мёд и воск110, равно как наличие металлургии, деревообработки и скорнячества111. Выращивались также зерновые культуры, но преобладало просо112, что существенно затрудняло снабжение войск в регионе и, в частности, послужило причиной ухода византийских войск Юстиниана и персидских — Хосрова113. Если согласиться с мнением Г. Р. Цецхладзе, что имеется в виду товарное производство этих продуктов и они действительно «пользовались большим спросом», то логично предположить, что такой широкий ассортимент должен был обмениваться на какой-то стоимостный эквивалент. Для самого апологета торговой экспансии Колхиды в Причерноморье таким продуктом являлось зерно с Боспора, в пользу чего приводятся находки пантикапейских амфор114. Но, во-первых, находки транспортных сосудов сами по себе редко дают возможность определённо говорить о перевозимых в них продуктах не опускаясь до догадок115; во-вторых, боспорские амфоры — это анахронизм, а виноградарство и виноделие на Боспоре, а, следовательно, и потребность в керамической таре, там появились лишь в конце III в. до н. э.116 Не учитывается и тот факт, что южнопонтийские полисы также производили товарное зерно, либо обменивали его у окрестных варваров117. Не в меньшей мере проблематично заявление, что Колхида являлась с.303 для Афин источником корабельного леса. Не говоря уже об удалённости региона, в то время как ближе были Македония/Фракия, Киликия и, наконец, владения Синопы, стоит отметить гипотетичность в трактовке ряда греческих поселений в Колхиде как афинских118. Из простого перечня товаров и характеристики путей их возможного поступления невозможно представить ясную картину торговой активности какого-либо центра или региона119. Одно лишь упоминание наличия каких-либо продуктов или сырья в Колхиде не может рассматриваться как свидетельство их товарного характера. Между тем, в качестве terminus technicus прочно укоренились выражения — колхидский или Колхида в определении происхождения товаров, хотя в этом случае, если дальнейшая конкретизация пока невозможна, более подошло бы «один из центров в Колхиде» или что-то подобное. В противном случае не делается различия между продукцией греческих поселений в IV—III вв. и, например, изделиями местных царских мастерских. Характерны общие фразы типа «оживлённые связи эллинистических государств с Колхидой», «обилие находок эллинистических монет». Что касается первого положения, то именно в эллинистический период Колхида практически совершенно исчезает из письменных источников. Монетные находки не всегда обязательно являются свидетельством торговых связей120, ибо как раз драгоценные металлы могли «кочевать» на большие расстояния уже в качестве слитков. Так отдельные синопские и амисские серебряные номиналы классического периода были найдены в Персеполе и даже Старой Нисе121. На что же опирается постулат об «оживлённых связях»? Очевидно, что, прежде всего, это археологический материал, в котором преобладает керамика. Хотя и здесь, если судить по имеющимся публикациям, объём поступлений извне был скорее умеренным.
По известным примерам других центров-производителей керамической тары, в частности Херсонеса Таврического, Гераклеи Понтийской, Синопы, можно с уверенностью говорить о том, что именно политические неурядицы, приведшие в конечном итоге к экономическому кризису, стали причиной прекращения производства керамической тары и её клеймения122. В центральной Колхиде уже в III в. до н. э. с.304 наступает период нестабильности и упадка. Практически исчезают богатые захоронения, а существующие поселения укрепляются123. Этот процесс связывают с началом вторжения иберов, заселивших восточную и юго-восточную части Колхиды124. Начало упадка сельскохозяйственных поселений в окрестностях Диоскуриады относится уже ко II в. до н. э.125 Основными причинами угасания жизни в них считают события сорокалетней войны между Римом и Митридатом, «приведшие к нарушению традиционных связей с метрополией»126. Действительно, последствия войн были фатальными. Известно, что некогда цветущий Питиунт был разрушен гениохами (Plin. NH. VI. 16 (420)). Далее, где-то на рубеже эр замирает жизнь в Диоскуриаде и окрестных населённых пунктах127. В сер. I в. н. э. на р. Фасис оставался один-единственный город — Сириум (Plin. NH. VI. 13—16 (418—420)). Такой акт не мог быть скоропостижным, но явился результатом негативных процессов, имевших место в течение определённого промежутка времени. Процесс упадка продолжался до IV в. н. э.128, что едва ли позволяет говорить о товарном производстве и торговой активности Колхиды в это время. Исходя же из выводов С. Ю. Внукова, получается, наоборот, именно во II—III вв. н. э. ареал производства коричневоглиняных амфор расширяется129. Не совсем понятно, что явилось исходной точкой для такого рода суждений? Если согласиться с точкой зрения С. Ю. Внукова, то в первые века н. э. происходит существенное увеличение товарного производства в Колхиде, что никак не сходится с известными историческими фактами. В то время как большинство поселений было покинуто населением и страна в целом находилась в глубоком упадке, внезапно начинается хозяйственный подъём и продукция Колхиды заполняет рынки Причерноморья. В VI в. Прокопий Кесарийский пишет следующее о Колхиде, в то время Лазике: «… (они) всегда вели морскую торговлю с римлянами, живущими у моря. (5) Нет у них ни соли, ни зерна, никаких других благ; продавая невыделанные шкуры, кожи и добытых на войне рабов, они приобретают себе всё необходимое»130. По мнению Д. Браунда, эта точка зрения была обусловлена тем, что Лазика не была в состоянии снабдить с.305 огромную византийскую армию131. Но уже Гиппократ писал о районе Фасиса: «Эта страна болотистая, тёплая, водянистая и густо заросшая, и во всякое время года там идут дожди, частые и сильные. Люди проводят жизнь на болотах и имеют дома деревянные и тростниковые, устроенные на воде; редко посещают города и рынки, но на лодках, выдолбленных из одного дерева, переезжают вверх и вниз, так как каналов там весьма много… Плоды, которые там рождаются, не имеют никакого роста, ослаблены и несовершенны вследствие обилия вод и потому не дозревают»132. Где уж тут место товарному производству вина!
4. Южнопонтийские полисы
Среди продуктов южного побережья Понта источники называют, прежде всего, вино133. Оливковое масло вырабатывалось в районе Синопы, Амиса и Фанарои134. Многократно упоминается мёд, обладавший особенно хмельными качествами135. Понтийский воск Плиний относил к числу наиболее ценных сортов (Plin. NH. XXI. 83). Кроме этого, обычным продуктом региона являлись орехи136, хотя на экспорт они вывозились прежде всего из Гераклеи137. Далее следует с.306 отметить лечебные и ядовитые растения138 и, наконец, красную синопскую охру и другие краски139. Из числа минералов, вне всякого сомнения, важную роль играло халибское железо, вывоз которого мог осуществляться через моссинойков и Амис140. В связи с лесными богатствами региона Синопы141 и практически полного их отсутствия в Греции, Италии и Северном Причерноморье можно предположить также экспорт древесины142. Море давало рыбу, прежде всего пеламиду и другие продукты143. По мнению А. Меля, можно говорить о трёх группах экспортного товара, которые имели особое значение для понтийского региона: древесина, солёная рыба и керамика (строительная и транспортная тара)144. Эти положения, на мой взгляд, нуждаются в уточнении. Если вывоз морских продуктов, прежде всего рыбы, едва ли может оспариваться, то экспорт леса логически весьма вероятен145, но недоказуем. Ввоз строительной керамики из Синопы известен, напротив, уже в классический период146. Связи Синопы с восточным Причерноморьем зафиксированы уже в середине IV в. до н. э.147 Было высказано предположение, что в Синопе производились и «коричневоглиняные» амфоры148. Но тара этого центра хорошо известна начиная с классического и заканчивая римским периодом149, и там просто не остаётся места для «колхидских» амфор. Совсем недавно В. И. Кац и С. Ю. Внуков отнесли выделенную последним первую группу амфор этого типа с большой вероятностью к Трапезунту, ибо с.307 геологически этот центр связан с Колхидой, а форма амфор с Синопой150. По их мнению, первоначально амфоры там производились синопскими гончарами. Вторая же группа амфор изготавливалась «в некоторых греческих и «варварских» мастерских собственно Колхиды»151. Как раз предположение о трапезунтском происхождении части амфор заслуживает особого внимания. Мы остановимся на нём подробнее, после того как рассмотрим других возможных «кандидатов».
Гераклея Понтийская. Клеймёная керамическая тара Гераклеи Понтийской хорошо известна в Причерноморье с конца V до первой четверти III в. до н. э.152 Также локализована поздняя неклеймёная тара этого центра, относящаяся к римскому времени153. Несмотря на некоторую схожесть глиняного теста, маловероятно происхождение оттуда ещё и «коричневоглиняных» амфор.
Тий154. Город был на короткий период захвачен Фарнаком во время войны против Пергама (183—179), по мирному договору передан Вифинии, но, очевидно, остался автономным, ибо 25 лет спустя упоминается как «друг и союзник» Вифинии155. Этот городок на границе Вифинии и Пафлагонии, примерно посреди пути от Гераклеи к Амастрии, правда чеканил свою монету какое-то время после освобождения от власти Лисимаха или, вероятнее, расторжения синойкизма с Амастрией, а также довольно продолжительно в римский период156, но никогда не играл существенной роли в истории региона.
Амастрия. Этот, основанный женой гераклейского тирана Дионисия посредством синойкизма Тия, Сесама, Кромны и Китора полис157, стал в 279 г. до н. э. первым владением Митридатидов на побережье (Memn. FGH. 434. F. 5. 3 ff. и 9. 4). Дальнейшая его судьба была связана с понтийским царским домом и позднее с римской провинцией Понт и Вифиния. Известны клеймёные амфоры этого центра с.308 раннеэллинистического времени158, что не исключает возможности их выпуска и позднее.
Амис. Для Амиса обычно также постулируется его подчинение Понту самое позднее ок. сер. III в. до н. э. В пользу этого приводят обычно монетные выпуски с монограммами понтийских царей159. Однако не стоит забывать, что полис продолжал чеканить серебро, в то время как, например, после захвата Синопы Фарнаком там эмитировалась лишь бронза. Поэтому, наверняка, справедливо замечание М. И. Максимовой, что в случае с Амисом был скорее всего установлен понтийский протекторат с частичным контролем над выпуском монеты160.
Синопская архе. К сожалению, история этих синопских апойкий практически неизвестна. Отрывочные данные датируются ещё периодом классики, но они, как и более поздние свидетельства, ничего не дают для возможности каких-либо суждений об экономике синопской архе, к которой также относились Котиора, Керасунт, Армена, Птерия, Гермонасса, ещё один Керасунт и, возможно, Абонутейх161. Колонизация Синопы носила весьма своеобразный характер. Часть собственных граждан высылалась в новые поселения, остававшиеся зависимыми от метрополии, и, таким образом, расширялась зона влияния последней162. Из числа владений Синопы Керасунт, равно как Армена и Китор, никогда не играл существенной роли в истории и экономике региона. С утверждением на черноморском побережье цари Понта, возможно, сократили хоры Синопы и Амиса163. Только так можно объяснить основание Фарнакии из Котиоры, которая затем превратилась в деревню164. Кроме Фарнакии в землях халибов находились городки Сиде, Фабд, Хабакта. Последняя из них даже чеканила собственную монету при Митридате165. Далее, между Трапезунтом и Фасисом существовал целый ряд поселений: Одиний, Белирий, Стамения, Тетракия, с.309 которые античные географы и периплы именуют «πόλεις Ἑλληνίδες»166. Вблизи от Трапезунта был городок Гермонасса167. Едва ли вероятно, чтобы один из них, за исключением Фарнакии, обладал настолько солидным экономическим потенциалом, чтобы буквально наводнить своим экспортом черноморский бассейн. Наконец, Абонутейх уже в 137/36 г. до н. э. не имел полисного статуса168.
Трапезунт. Для рассматриваемой здесь темы немаловажен вопрос о правовом статусе малых полисов из владений Синопы, прежде всего, Трапезунта, Котиоры и Керасунта. Единственным источником на этот счёт остаётся Ксенофонт. По его данным, лишь Котиора находилась в непосредственном подчинении у Синопы, управляясь присланным оттуда гармостом169. Два других полиса были скорее союзными метрополии единицами, платившими ей денежный налог (δάσμος или φόρος)170. Вместе с тем, как уже было подмечено М. И. Максимовой, при обилии монет, надписей и других свидетельств торговой деятельности Синопы и Амиса, за исключением одной монеты Трапезунта из Дура Европоса, совершенно отсутствуют подобные свидетельства для владений Синопы, что может говорить о том, что вывоз их продукции осуществлялся через метрополию171. Археологически Трапезунт совершенно неисследован172. Этому обстоятельству препятствуют многометровые средневековые слои и современная застройка. Географически он являлся «колонией Синопы в стране колхов»173. Как раз факт, что колхи проживали не только в той части Колхиды, которая охватывала территорию современной Грузии, но и Турции, подчас не учитывается, хотя для любых изысканий, касающихся древней истории региона, он очень важен. Анализ литературных источников позволяет утверждать, что со времён Гекатея до похода 10000, колхи с.310 продвинулись на запад от Фасиса до Керасунта174. И если Арриан говорит, ссылаясь на Ксенофонта: и Τραπεζουντίοις… Κόλχοι ὅμοροι, то это не только ссылка на авторитетный источник, но и продукт личных впечатлений от посещения тех мест175. Очевидно, население от Фасиса до Диоскуриады оставалось в классический период и, вероятно, позднее неизменным176. Уже Ксенофонт называет Трапезунт «многолюдным эллинским полисом» (Xen. Anab. IV. 8. 22). Именно оттуда 10000 получили в качестве дара быков, ячмень и вино, в то время как дружественные полису равнинные колхи прислали лишь скот177. В этом сообщении Ксенофонта прослеживается указание на хозяйственную специализацию региона. При этом виноделие оставалось, однозначно, приоритетом греков178. Трапезунт же уже в это время играл роль посредника в отношениях с колхами.
Первый вопрос, которым следует задаться, это насколько автономны были синопские апойкии. С одной стороны, во времена Ксенофонта они управлялись синопскими «гармостами»179 и платили дань метрополии, но это положение могло быть иным в эллинистический и прежде всего позднеэллинистический период. Уже в конце V в. Трапезунт обладал собственным флотом (Xen. Anab. V. 1. 15; Diod. XIV. 30. 4). Кроме того, известно, что в IV в. он чеканил собственную монету180. Интересно, что послужило поводом для этих эмиссий. Монетный чекан считался в античности неоспоримым правом независимого полиса. Если Трапезунт, являвшийся ещё в самом конце V в. зависимой от метрополии апойкией, внезапно прибег к автономному чекану, то не означает ли этот факт приобретения им независимости? Как раз в с.311 IV в. предпосылкой этому могли послужить Анталкидов мир с последующей реорганизацией территорий, кампания Датама против Синопы и, наконец, поход Александра с его декларациями свободы и последовавшими за этим подтверждениями диадохами. Всё это пока лишь предположения, которые нуждаются в дальнейших доказательствах, но факт собственных монетных эмиссий Трапезунта остаётся очевидной действительностью.
Что касается статуса полиса при Митридатидах, то единственным источником для этого является Страбон (XII. 3. 1 (541)). Неизвестно, что стало с Трапезунтом после покорения Синопы Фарнаком. Во всяком случае, нет оснований утверждать, что судьба метрополии постигла и её хору. В коротком пассаже Страбона говорится, что при воцарении Митридата VI его владения на восток распространялись до области тибаренов, т. е. западнее Трапезунта и до Малой Армении. По мнению М. И. Максимовой, вплоть до укрепления власти Митридата эта часть побережья входила во владения Малой Армении, которой она была уступлена Фарнаком за поддержку в войне 179 г. до н. э.181 Следует, однако, отметить, что источники дают совершенно иную картину. Так, по сведениям Полибия, все участники антипергамской коалиции в войне Понта против Пергама (183—179 гг. до н. э.), за исключением Фарнака, за которым была оставлена Синопа, принуждены были возвратить свои территориальные и прочие приобретения и, кроме того, обязались уплатить солидную денежную контрибуцию182. Наряду с Синопой упоминается лишь Тий, также захваченный Фарнаком и после мирного соглашения возвращённый Вифинии. Во-первых, Митридат Армянский являлся «предателем», нарушившим договор с Пергамом и перешедшим на сторону противника и обложенный в наказание за это огромной контрибуцией в 300 талантов; во-вторых, Полибий, очевидно, назвал оба и единственные греческие полисы, затронутые войной, говоря лишь обобщённо о варварских территориях. Едва ли Трапезунт был менее значителен, чем Тий, что не заслужил особого упоминания. Скорее Трапезунт, а возможно и некоторые другие внешние владения Синопы, стали независимыми после того, как метрополия пала жертвой понтийской агрессии183. Едва ли Фарнак обладал в этот период достаточными средствами, чтобы одновременно с Синопой захватить и её владения, а добровольная их капитуляция при удалённости от владений Понта маловероятна. В пользу этого свидетельствует и Страбон. Трапезунт обладал, правда, неудобной гаванью, которую из-за северо-западных ветров можно было использовать лишь в летнее время года184. Но, несмотря на это, уже в классический период он являлся важным транзитным портом для товаров, идущих на запад (Xen. Anab. V. 2. 16). В период парфянской с.312 войны Нерон использовал его в качестве базы для римского флота, и он остался ею в последующий период, будучи расширен при Адриане185. Кроме того, существовала ещё одна гавань восточнее Трапезунта — Дафн186.
Итак, в правовом, политическом и экономическом плане ничто не может свидетельствовать против вероятности собственного амфорного производства с одновременным эпизодическим клеймением в Трапезунте в эллинистический период.
5. Римский период
Нам практически ничего неизвестно о правовом статусе полисов в период понтийского владычества, охватывающего, по меньшей мере, почти полуторастолетний промежуток. Полуавтономные полисные монетные эмиссии свидетельствуют об определённой мере свободы, равно как и возросшее количество представителей полисов в надписях за рубежом. Синопа являлась некоторое время столицей Понтийского царства, а присоединение её и других полисов к владениям Митридатидов принесло с собой включение в обширный рынок внутренних регионов Малой Азии187. Важнейшей вехой в истории региона стало крушение Понтийского царства Митридата VI. В 70 г. до н. э., в год капитуляции Гераклеи, были взяты войсками Лукулла и разграблены Амис и Синопа188. Особенно пострадал Амис. Однако «жалость к побеждённым» и «угрызения совести» побудили Лукулла вернуть оставшихся в живых жителей полиса и даровать ему, а также Синопе статус civitates liberae, увеличив одновременно территорию первого189.
Таким образом, до периода гражданских войн в Риме в понтийском регионе наступило время политической стабильности, что, несомненно, оказало положительное влияние на его экономическую жизнь. Важную роль в этом направлении сыграли реформы Помпея. Спорным остаётся вопрос о границах провинции Понт и Вифиния. Вместе с тем против мнения Б. Низе, включавшего в состав провинции на востоке земли вплоть до Колхиды, за исключением Газелонитиды и прибрежной полосы вокруг Фарнакии и Трапезунта, в последнее время преобладает точка зрения Й. Марквардта, что её крайним восточным пределом являлся Галис с территорией Амиса190. Малую Армению с.313 и Колхиду Помпей передал династам, сражавшимся на его стороне, а также полисам Фарнакии и Трапезунту, причём последний получил владения до границ Колхиды191. Из числа династов Аттал и Пиламен получили области в южной Пафлагонии за горами Олгасса, Колхида была передана некоему Аристарху, Комана Понтийская — Архелаю, предводителю галатов-трокмов Брогитару — Митридатий192. Особенно был одарен Дейотар, правитель толистобогов. Ему были переданы Газелонитида, а также побережье у Фарнакии и Трапезунта вплоть до границ Колхиды193. Правда, Цезарь наказал его позднее за помпеянскую приверженность, лишив части владений, но оставил за ним Понт194. После смерти диктатора он несколько расширил свои владения, но умер в 40 г. до н. э. бездетным.
Кроме территориальных пертурбаций, были проведены существенные преобразования в самих полисах. При этом lex Pompeia ориентировался на римские управленческие практики195. Очевидно, что в первую очередь эти новшества коснулись civitates stipendiariae, а не свободных полисов (civitates liberae или foederatae): Амастрии, Синопы, Амиса и, возможно, также Калхедона и Прусия apud mare196. Вместе с тем их статус не оставался неизменным. Так, Страбон отмечает, что в последующий период римские полководцы назначали новых с.314 династов и наказывали или награждали полисы (Strabo. XII. 3. 1 (541)). Амис, например, был порабощён сыном Митридата Фарнаком в 48 г. до н. э., устроившим там резню (App. Mithr. 120). Лишь на следующий год после разгрома понтийского царя у Замы Цезарь вернул свободу этому полису197. Цезарь стал первым, кто создал римские колонии на востоке198. Большинство из них было выведено в civitates stipendiariae. В двух случаях, в Синопе (Colonia Iulia Felix Sinopensis)199 и Парионе (Colonia Iulia Pariana)200 — в свободные полисы. Примечательно, что обе колонии получили ius italicum201, т. е. самое лучшее, что можно было себе представить. Изменение статуса Амиса произошло при Марке Антонии, который передал полис «царям», а в результате он попал под власть тирана Стратона202. Конец этим мытарствам положил Август после сражения у Акция. При нём Амису была не только возвращена свобода, но и дарован foedus203. Очевидно, что полис сохранил и в последующие времена свои привилегии. Во всяком случае, его автономные монетные эмиссии известны вплоть до 260 г. н. э.204 Схоже с.315 сложилась судьба Трапезунта. По сообщению Страбона, этот полис и соседняя Фарнакия находились под властью Полемона и его жены Пифодориды, владевших также Колхидой205. Совершенно очевидно, что это произошло при Марке Антонии и оставалось в силе до учреждения провинции Понт и Вифиния при Нероне.
История бывшего Понтийского царства в позднереспубликанское время и период раннего принципата настолько насыщена событиями, что пересказать их здесь можно лишь вкратце. Период гражданских войн в Риме ознаменовался беспорядками и разбродом в понтийском регионе (Strabo. VI. 2. 17 (498)). После разгрома Фарнака II Цезарь передал его царство вместе с Боспором и Колхидой Митридату Пергамскому206. В 37 г. до н. э. Марк Антоний уступил престол Полемону207. Тот расширил своё царство, включив в него Колхиду и Малую Армению. Несмотря на проантониевскую политику, Август сохранил за ним его владения208. После этого карьера его пошла по возрастающей. В 26 г. до н. э. он получил почётный титул «друга и союзника» римского народа, а в 14 г., после смерти правителя Боспора Асандра он посредством женитьбы на его вдове Динамии присоединил к своему домену также это царство209. В это время владения Полемона охватывали большую часть южного, всё восточное и часть северного Причерноморья. Однако царствование его было недолгим. Ок. 8 г. он погиб в войне с аспургианами210. После его смерти царство развалилось. На Боспоре осталась править Динамия, а в Понте — Пифодорида. В 8 г. н. э. Пифодорида вышла замуж за Архелая Каппадокийского211, объединив, таким образом, оба царства. Однако и этот брачный союз продлился недолго. В 17 г. н. э. Архелай умер и римляне отправили своего наместника в Каппадокию — Квинция Верания212, оставив Пифодоре власть в Понте. После её смерти в 22/23 или даже 34/35 гг. н. э. власть перешла по очереди к её дочери Антонии Трифее и, наконец, внуку Полемону II, последнему властителю царства, которому на короткое с.316 время был также подчинён Боспор213. Во всяком случае, династия Полемонидов объединяла под своим господством практически без перерыва с 37 г. до н. э. до 63 г. н. э. значительную часть владений Митридата Евпатора214.
Существенные политические изменения произошли в имперский период. В 17/18 г. н. э. была учреждена новая римская провинция Каппадокия215. По мнению К. Марека, в её состав вошли также бассейн реки Галис и вся Малая Армения, и наименование Πόντος Καππαδοκικός восходит к этой аннексии побережья от Керасунта до Трапезунта216. Если это действительно так, то Трапезунт в результате сделался важнейшей и, фактически, единственной каппадокийской гаванью на побережье Чёрного моря. С другой стороны, когда в 64 г. н. э. Нерон учредил провинцию Понт и Вифиния217, то Трапезунту была гарантирована его свобода218. Это не было препятствием для использования его гавани римским флотом. С экономической точки зрения это, несомненно, было выгодно. Известно, что в правление Веспасиана узурпатор Аникет, бывший вольноотпущенник понтийского царя Полемона, сжёг часть римского флота на рейде, ненадолго захватил Трапезунт, но вскоре потерпел поражение219. Неясно, какие последствия это имело для полиса. Во всяком случае, с этого времени Трапезунт фигурирует как liberum oppidum. Вплоть до нападения готов в 257 г. н. э. он оставался большим и многолюдным городом220. От этого разгрома полис уже не сумел оправиться вплоть до раннего средневековья.
Что касается Закавказья, то около ста лет спустя после вторжения Помпея в Иберию Рим, очевидно, удовлетворялся тем, что контроль над Колхидой осуществляли его клиенты Аристарх, Полемон, Пифорида221. Точные обстоятельства «аннексии» Колхиды неизвестны. с.317 Вероятно, упразднение власти Полемона II при Нероне и последовавшая в правление Флавиев реорганизация территории на восточной границе подразумевали контроль Рима над этими областями222. По мнению Д. Браунда, к аннексии Колхиды Рим могло побудить нарастание беспорядков на восточном берегу Понта223. И, действительно, немногие свидетельства письменных источников и данные археологии подтверждают это предположение. Прибрежные племена восточного Причерноморья издревле «славились» своими наклонностями к пиратству и разбою, составлявшими часть традиционной общественной и экономической структуры224. В частности, Плиний свидетельствует, что ранее цветущие города Диоскуриада и Питиунт лежали в развалинах и были покинуты жителями, что могло произойти в период гражданских войн в Риме в 68—69 гг.225 Поэтому одной из важнейших задач римских войск в Иберии и Колхиде была борьба с разбоем и пиратством226. После того как Нерон аннексировал Колхиду, она стала считаться частью административной единицы Pontus Polemonianus, входившей в провинцию Каппадокия227. Постоянное римское присутствие в Колхиде, возможно, началось уже до 77 г. и совершенно очевидно для времени перипла Арриана в 132 г. Римские кастеллы засвидетельствованы в это время в Себастополе и Апсаре, а с правления Адриана также в Питиунте228. Для II в. н. э. Арриан отмечает поселение торговцев и ветеранов в Фасисе, а Страбон называет там эмпорий колхов229.
с.318 Неизвестно, насколько политические изменения коснулись эллинского или эллинизированного населения. Во всяком случае, территория между редкими римскими кастеллами контролировалась местными царьками, правившими «милостью Рима»230. Даже 300 лет спустя нет никакой речи об эллинизации Лазики/Колхиды231. Время после фактического уничтожения Колхиды (сер. I в. до н. э.) и до возникновения Лазского царства (II в. н. э.) является «белым пятном» в истории региона, что обусловлено полнейшей сменой этнических, социальных и политических доминант. Очевидно, что последним штрихом в уничтожении прибрежных полисов и их округи стали готские набеги 256—276 годов, в частности на Себастополь, Трапезунт, Фасис232.
6. Материал клейм
Г. Р. Цецхладзе разделил клейма «Колхиды» на две «большие группы»: эпиграфные и анэпиграфные, хотя первая из них объединяет лишь несколько десятков экземпляров, а вторая — два анэпиграфных клейма и 9 меток, процарапанных по сырой глине (Рис. 5)233. Уже при первом взгляде становится очевидной разница в традиции клеймения. Бесспорно колхидской можно признать лишь вторую группу, которая происходит из внутренних районов страны234. При этом речь идёт однозначно о «варварских» подражаниях, что известно и в других регионах античного мира.
К первой группе относят двухстрочные ретроградные клейма ΔΙΟΣ|ΚΟΥ, в которых видят сокращение этникона Диоскуриады. Локализация в Колхиде обусловлена также тем фактом, что их значительное количество обнаружено именно там. Вместе с тем выражение «значительное число» весьма относительно. Пять из известных на сегодняшний день 15-ти клейм найдены на Европейском Боспоре235. Интересно, что находки клейм в Грузии довольно компактны. Одно из них найдено на Эшерском городище, а остальные девять в «комплексе» в Гвандре236. Не стоит говорить, что Διοσκουρίδης, Διοσκουρίδα(ς), Διοσκόρος, Διοσκόρις являются распространёнными ЛИ237. При этом Διοσκοῦς, Διοσκου(ρίδες) известны на Хиосе, Паросе, Фасосе, а Διοσκουρίς на Делосе238. Кроме того, сокращение Διοσ(κουρίδου) встречено в клеймах Коса, а полное имя Διοσκουρίδας в т. н. с.319 «группе Никандра» и в Херсонесе Таврическом239. Имя Δίος известно далее в клеймах Гераклеи240, а Διοσκουρίαδας было названием филы в Амастрии241. Поэтому не исключено, что и в случае с клеймами Dioskou мы имеем не сокращение этникона полиса, а личное имя Диоск в генетиве242. Внешне клейма напоминают амастрийские (Рис. 5, 7—8). Целые сосуды с этими клеймами пока не известны, но глина исследованных образцов не имеет аналогий243. Кроме всего прочего, следует отметить, что Диоскуриада не чеканила собственной монеты до времени Митридата VI, являясь скорее эмпорием-торжищем для окрестных варварских племён244, чем производственным центром.
Следующую группу «колхидских» клейм образуют оттиски Тимарха (Рис. 5. 1, 6. 2). Эти однострочные клейма в генетиве ΤΙΜΑΡΧΟΥ на ручках амфор грубой коричневой глины датируются, очевидно, III—II вв. до н. э.245 Имя хорошо известно, в частности, в Северной Греции246, в то время как в Колхиде эти клейма не найдены. Сказать что-либо более конкретное о них пока не представляется возможным.
Особенно сомнительны выводы об организации керамического производства в Колхиде. Для Г. Р. Цецхладзе совершенно очевидно, что клейма на амфорах гарантировали их стандарт и отсюда делается вывод, что «the stamps bear the town name (Diodkurias) testifies to the fact that the workshop was state-owned»247, что далеко не бесспорно, равно как и аргумент, что метки на черепицах по сырой глине являются знаками отдельных керамевсов, на основании чего делаются выводы по организации производства248. Разумеется, нельзя исключить клеймение керамики «на государственном уровне» (?) сокращением этникона полиса и «на частном» (?) — именем фабриканта, так как они, вероятно, разновременны, а кроме того могут относиться к разным производственным центрам. Но метки по сырой глине известны также на черепицах из с.320 Иберии249. Характер этих часто грубопрочерченных знаков и греческих букв не ясен, хотя клеймами их назвать никак нельзя. Сравниваемые Г. Р. Цецхладзе как аналогичные анэпиграфные клейма в виде «врезанного креста» на «колхидских пифосах» и на амфорах250 таковыми вовсе не являются251. Можно говорить о схожести, но не идентичности указанных символов, а так как речь при этом идёт о довольно банальных сюжетах, то и любое «сходство» не играет особой роли.
Кроме полисных и частных мастерских, Г. Р. Цецхладзе «выделяет» также царские мастерские с применением рабского труда252. В доказательство приводятся черепицы с клеймами: ΒΑΣΙΛΙΚΗ | ΜΗΛΑΒΗΣ и ΟΡΑΖΟ253. Если какая-то связь с царским домом и очевидна, то нет никаких оснований приписывать изготовление черепиц рабам. Вторые имена наряду с βασιλικὴ κεραμίς едва ли принадлежат непосредственным производителям. Скорее это могли быть частные лица, получившие царский заказ, либо управляющие царскими мастерскими. Возможно, что черепица красновато-коричневого, редко серого обжига с многочисленными примесями производилась также в Диоскуриаде в III—I в. до н. э.254 Устаревшая хронология клейм Синопы способствовала ложным выводам о развитии торговых отношений с этим центром. Так, например, указание с.321 на то, что со второй половины III в. ввоз синопской черепицы был прерван «durch einheimische Produktion», но с середины II в. возобновился вновь255, малоубедительно. В Северном Причерноморье, например, ввоз черепицы продолжался параллельно с местным её производством.
Вторую группу (cross-like stamps), по мнению Г. Р. Цецхладзе, следует отнести к мастерским, принадлежавшим местной аристократии или скептухам «страны Вани». Спекулятивность таких суждений очевидна256, ибо как раз организация керамического производства и связанные с этим административные и социальные процессы являются наиболее спорными в керамической эпиграфике. Не менее фантастична попытка вывести на основании единичного клейма с изображением божества (?) с лучезарной головой культ Митры в Колхиде, ибо почитание этого бога было особенно распространено в Трапезунте257. Скорее в этих символах следует видеть знаки собственности258.
Производство керамики в Колхиде имело длительную традицию ещё до прихода греков. Начиная с периода архаики, когда греческая импортная керамика становится знаком престижа в варварской среде259, местные гончары наряду с традиционными формами выпускают свои подражания260. Импорт синопской черепицы в Колхиду привёл к её «копированию», в частности, в Эшере261. Это не было узколокальным явлением. Известны, например, варварские подражания клеймам Родоса и Книда во Фракии и на Кипре262. Золотые статеры Александра и Лисимаха циркулировали в Колхиде и вызвали всплеск подражаний263. Поэтому с.322 в анэпиграфных колхидских «клеймах» стоит, скорее всего, также видеть подражания греческим образцам без определённой смысловой нагрузки. Более того, и сами колхидские амфоры, производившиеся в местной среде, являлись, очевидно, простым копированием греческой тары. За образец при этом были взяты амфоры Синопы и Трапезунта (?), составлявшие наибольший процент в импорте. Нельзя определённо сказать, в каких целях осуществлялся этот «плагиат», как уже было отмечено, имевший проявления также в других «отраслях» и других регионах античного мира.
Целый ряд клейм на «коричневоглиняных» амфорах не учтён в перечне Г. Р. Цецхладзе. Интересно круглое монограмное клеймо — оттиск на горле амфоры первых веков н. э. из Херсонеса, опубликованное В. И. Кацем (Рис. 6. 5)264. Мне удалось рассмотреть в нём четыре строки с сокращениями: ΑΡ|ΤΡ|ΠΟ или ΤΟ|ΔΙ. По всей вероятности, это сокращения личных имён, носители которых могли образовывать коллегию. Ещё один экземпляр клейма оттиска геммы на «коричневоглиняной» ручке также даёт несколько имён (Рис. 9). Первое, что приходит на ум, — это сравнение с коллегиями агораномов, чьи клейма хорошо известны на мерных сосудах265. Эпизодическое или длительное появление нескольких чиновников одновременно известно в керамических клеймах Синопы и Книда266. Имеем ли мы аналогичную ситуацию и здесь, сказать трудно, особенно в случае с оттиском геммы, хотя и предложенная интерпретация монограмм — это лишь гипотеза.
Следующую группу составляют клейма Мирсилеи (Рис. 6. 2—4; 7). Коротко я уже касался вопросов ономастики. Здесь же следует затронуть, наряду с этим вопросом, и данные диалекта. Остановимся для начала на имени, давшем название группе Мирсилея267. Оно не нашло никакого отражения в словарях греческих имён, равно как и в TLG. В словаре имён Папе-Бенслера приводится лишь вариант Μυρσίλος, что в переводе с греческого означает «плод мирты» (μυρσίνη myrthus communis)268. Близкие ему, либо даже его варианты, имена на Μυρτι-, Μυρσι-: Μυρτίλος («зерно перца»), Μυρσῖνος имели распространение на Лесбосе269. Созвучное с.323 Μύρσιλος было греческим именем Кандавла, правителя Сард (Hdt. I. 7), а кроме того, тирана Митилены, противника Алкея270. Далее, имя Мирс носил отец Кандавла (Hdt. I. 7). Так же звали сына Гигеса, посла сатрапа Орета (Hdt. III. 122; V. 121). Вариант Μυρσίλος известен, кроме того, в Киренаике, Аттике271, а Μυρτίλος, Μυρτιλλίς в Аттике, Беотии, Локриде, Эпире, Иллирии, Мегариде, Фессалии, в Пелопоннесе, в Великой Греции, на Сицилии и т. д.272 При этом характерно чередование дифтонга ου (Μουρ-) с длинным υ (Μυρ-)273. Само слово, а соответственно и производное от него ЛИ, передавались по разному: μυρρίνη, μυρσίνη, μυρσίνα. Последний вариант — это дорийская форма. Кроме того, необходимо отметить наличие топонимов с этим корнем в Карии и прилегающих частях Ионии: Μυρσ[ιονουσα], Μυρσηλα, Μυρσιλεια274. На южном побережье Понта существовала колофонская апойкия Мирлейя275. В метрополии Гераклеи Понтийской — Мегарах, которые возводили свою родословную к мифическим карийцам276, известно имя Μύρτιλος, а в самой Гераклее — женское имя Μύρσινη277.
Что касается грамматических особенностей, то оно не может относиться к именам с суффиксом на «-λεύς, -λάος», ибо они склоняются по III или I склонению с окончаниями в генетиве: на «-λέως, -λάου». Для ряда дорийских центров характерно смешение онончаний генетива личных имён на -ου, -ευ. В нашем случае мы можем иметь характерный пример койне, где более привычная форма -εας уступает место -είας278. Если это так, то появление элементов койне является дополнительным аргументом в пользу сравнительно поздней датировки клейм, а кроме того, позволяет до определённой степени сделать выводы иного характера. Окончания на -α являются характерным признаком дорийского диалекта279. Если принять, что данное ЛИ относится к категории имён склоняемых по типу: ἀνδρεία, то номинатив должен быть Μυρσιλε(ί)α, а не Μυρσίλης, ибо в противном случае окончание генетива было бы -έως. Стоит ли в этом случае рассматривать носителя имени как женщину? с.324 Разумеется, нет. В дорийских центрах, например, в Мегарах и некоторых других регионах северной Греции, существовал ряд имён, оканчивающихся на -α с генетивом на -ας, например: Ἀριστοκλέα Τιμέα280. Таким образом, обладатель имени был Мирсилея.
Последнее имя, известное в клеймах данной группы, могло быть Θίων (Рис. 10). Подобного рода номинативы на -ίων чаще всего являются производными от этникона или гентилия281. Как ЛИ оно мне неизвестно, но присутствует как составная в имени Προμαθίων, например в клеймах Херсонеса282. Из «фабрикантских» имён в оттисках Мирсилеи имя Σοτάδας известно в клеймах Гераклеи и Херсонеса283, а Маникос и Ман в клеймах Синопы284.
7. Выводы
Приведённые выше данные из истории юго-восточного и восточного Причерноморья показывают, что нет никаких оснований, опираясь на мнимую локализацию колхидских амфор, говорить о высоком уровне развития связанных с ней отраслей производства на протяжении эллинистического и римского времени. Сам тезис о полицентричности и континуитете в производстве амфор в Колхиде является явным заблуждением. Длительное время Колхида представляла собой раздробленную культурно и политически страну285, и хотя бы поэтому там отсутствовала инстанция, способная унифицировать производство керамической тары по одинаковым типам и стандартам. В случае же с «коричневоглиняными» их регулярное производство с периодическим клеймением осуществлялось с периода поздней классики до раннего Средневековья. Унификация производства керамической продукции в этом случае в целом ряде центров могла быть достигнута при Митридате VI, а затем при Полемонидах, объединивших под своей властью всю восточную половину черноморского бассейна. Однако и в это время, скорее всего, «львиная доля» продукции приходилась на южное Причерноморье. Экземпляры же из Колхиды вне этого временного отрезка представляют собой «копии», местные подражания греческим прототипам, рассчитанные на «колхидского потребителя».
Ещё большую вариабельность дают керамические клейма. В них присутствует этникон (?), личное имя в генетиве, пара имён (клейма Мирсилеи), монограммы, оттиски гемм. Кроме того, существует группа «монархических» клейм на черепице. Это слишком пёстрая картина, с.325 чтобы признать все клейма происходящими из одного греческого центра Колхиды. То, что до сих пор неизвестны трапезунтские амфоры, вовсе не означает их отсутствия. Полицентричность в производстве амфорной тары внутри одного центра является фактом286. Мы не знаем, каким образом строились отношения метрополии с апойкиями внутри владений Синопы, но маркировка керамики и, возможно, контроль над керамическим производством без различия, в какой именно форме он выражался, не обязательно подразумевали повсеместную унификацию этих институтов. Так, если Книд и Родос дают примеры однотипной системы клеймения во всех владениях этих полисов, то перея Фасоса и округа Милета свидетельствуют об обратном. Кроме того, и монеты Трапезунта — скорее «автономные» чеканы с собственной иконографией и прочими атрибутами287. Очевидно, в этом не существовало общепринятых норм. Следует отметить, что в период принципата во II — первой половине III в. н. э. в Колхиде особенно многочисленны монеты Трапезунта288, что однозначно говорит о развитых экономических связях и может служить дополнительным аргументом в пользу локализации части «коричневоглиняных» амфор в Трапезунте. Единственным контраргументом против этого является дорийский диалект в некоторых клеймах Мирсилеи. Здесь в качестве «кандидата» может быть рассмотрена, например, Амастрия, имевшая смешанное население. Очевидно, что вопрос с их локализацией пока следует оставить открытым.
Jefremow N. Einige Aspekte der Wirtschaftsgeschichte des Süd-Östlichen Schwarzmeerraumes (Zum Problem der Lokalisierung von “Brauntonamphoren”)
Eine eingehende Analyse der wirtschaftlichen und politischen Gegebenheiten des süd-östlichen und östlichen Schwarzmeerraumes zeigt, dass es keine Anlässe gibt über den hohen Entwicklungsgrad der Kolchis zu sprechen. Außerdem ist ohne Zweifel unrichtig die Behauptung über die polyzentrische und langfristige Produktion von keramischen с.326 Warentransportbehältern in jener Gegend. Sämtliche Voraussetzungen dafür waren nicht vorhanden. Der Verfasser kehrt zu der alten Hypothese von B. Ju. Michlin zurück, dass die sog. “Brauntonamphoren” sowohl im südpontischen Raum als auch in der Kolchis hergestellt wurden. Gleichzeitig mit Bekräftigung seiner Beweise wird hingewiesen, dass eine mögliche Unifizierung in der Keramikproduktion unter Mithridates VI. und den Polemoniden, die unter ihrer Herrschaft die ganze Osthälfte des Schwarzmeergebietes vereinigten, möglich gewesen war. Die Stücke aus der Kolchis stellen Nachahmungen von griechischen Prototypen dar. Dabei wurde die Markierung von Amphoren mit Stempeln gelegentlich in verschiedenen Zentren des südlichen und östlichen Pontosgebietes praktiziert. Der Möglichkeit der Provenienz eines Teils der Amphoren aus Trapezunt wird zugestimmt, dennoch wird diese Lokalisierung nicht als einzig mögliche angesehen.
с.327
Рис. 1. Амфора из Эшеры (по Т. К. Шамба). |
Рис. 2. Амфоры «Колхиды» (по Г. Р. Цецхладзе, 1992). |
с.328
Рис. 3. Амфоры «Колхиды» (по Г. Р. Цецхладзе, 1992). |
Рис. 4. Амфоры «Колхиды» (по Г. Р. Цецхладзе, 1992). |
с.329
Рис. 5. Колхидские клейма (по Г. Р. Цецхладзе, 1992 г.). |
с.330
Рис. 6. Клейма из Херсонеса (по В. И. Кацу). |
Рис. 7. Клеймо с поселения Витино в Северо-Западном Крыму (ЕКМ). |
с.331
Рис. 8. Клейма ΔΙΟΣ|ΚΟΥ (по Г. Р. Цецхладзе, 1992). |
Рис. 9. Оттиск геммы (троекратное увеличение) (фото А. Б. Колесникова). |
Рис. 10. Клеймо с городища Чайка в Северо-Западном Крыму. |