Античное кораблекрушение как археологический комплекс

с.379 Антич­ное кораб­ле­кру­ше­ние пред­став­ля­ет собой архео­ло­ги­че­ский ком­плекс, в иссле­до­ва­нии кото­ро­го мож­но выде­лить два основ­ных направ­ле­ния: все­сто­рон­нее изу­че­ние само­го кораб­ля как транс­порт­но­го сред­ства, управ­ля­е­мо­го людь­ми, и ана­лиз сохра­нив­ше­го­ся гру­за. Для реше­ния вопро­сов, свя­зан­ных с экс­плуа­та­ци­ей гру­зо­во­го суд­на, боль­шое зна­че­ние име­ют мате­ри­а­лы, полу­чен­ные в резуль­та­те рас­ко­пок кор­мо­вых участ­ков зато­нув­ших судов.

Как пра­ви­ло, в рай­оне кор­мы обна­ру­жи­ва­ют лич­ные вещи моря­ков, моне­ты, кото­рые явля­ют­ся надеж­ным сред­ст­вом для дати­ров­ки памят­ни­ка, мис­ки, посу­ду для при­готов­ле­ния пищи, кув­ши­ны для вина, плот­ниц­кие инстру­мен­ты. Если на месте ава­рии отсут­ст­ву­ют яко­ря, чье место­по­ло­же­ние поз­во­ля­ет сори­ен­ти­ро­вать суд­но, лежа­щее на грун­те (нос — кор­ма), как в слу­чае с кру­ше­ни­я­ми «Пор­ти­чел­ло», «Улу Бурун», «Арле IV»¹ и др., то ино­гда ори­ен­ти­ров­ку кораб­ля уда­ет­ся опре­де­лить бла­го­да­ря пред­ме­там хозяй­ст­вен­но­го и лич­но­го поль­зо­ва­ния эки­па­жа. Подоб­ным обра­зом, напри­мер, были сори­ен­ти­ро­ва­ны кораб­ли, зато­нув­шие у Ашке­ло­на² и на бан­ке Скер­ки (рис. 1) в Тиррен­ском море³.

Пред­ме­ты хозяй­ст­вен­но­го назна­че­ния и рели­ги­оз­но­го куль­та поз­во­ля­ют судить о коли­че­стве эки­па­жа и нацио­наль­ной при­над­леж­но­сти моря­ков и луч­ше пред­ста­вить жизнь чело­ве­ка на бор­ту древ­не­го кораб­ля. В отли­чие от амфор­но­го гру­за, чье вре­мя пре­бы­ва­ния на бор­ту тор­го­во­го парус­ни­ка исчис­ля­лось несколь­ки­ми дня­ми, кухон­ная (кора­бель­ная) посуда исполь­зо­ва­лась из рей­са в рейс и явля­лась посто­ян­ным ком­по­нен­том на судне. Чаще все­го ее про­ис­хож­де­ние быва­ет свя­за­но с местом, кото­рое услов­но мож­но назвать пор­том при­пис­ки суд­на, а это озна­ча­ет, что и про­ис­хож­де­ние зато­нув­ше­го кораб­ля надеж­нее уста­нав­ли­вать на осно­ва­нии типов кера­ми­че­ских сосудов «с кам­бу­за»⁴.

с.380 Отсут­ст­вие на месте кру­ше­ния какой-либо хозяй­ст­вен­ной посуды или пред­ме­тов быта так­же может слу­жить осно­ва­ни­ем для неко­то­рых умо­за­клю­че­ний. Напри­мер, груз тор­го­во­го кораб­ля, зато­нув­ше­го в I в. до н. э. у мыса Кизил­бу­рун состо­ял из вось­ми мас­сив­ных мра­мор­ных бара­ба­нов (по 7 т каж­дый), трех боль­ших мра­мор­ных плит, капи­те­ли, зна­чи­тель­но­го чис­ла круп­ных стро­и­тель­ных бло­ков. Здесь же нахо­ди­лись два мра­мор­ных луте­рия, над­гроб­ная сте­ла, не завер­шен­ная масте­ром, сот­ни гвоздей, фраг­мен­ты обшив­ки кор­пу­са, кера­ми­че­ская посуда и амфо­ры⁵. Ниче­го, что мож­но было одно­знач­но отне­сти к пред­ме­там повсе­днев­но­го поль­зо­ва­ния эки­па­жа, не най­де­но. Такое суд­но вполне мог­ло ока­зать­ся бар­жей, кото­рая в момент гибе­ли шла на бук­си­ре. Извест­но, напри­мер, что при стро­и­тель­стве одно­го из хра­мов Миле­та камень из пор­та Иона­по­лис пере­во­зи­ли на судах λι­θηγός и ἀμφίπ­ρυμνος. Пер­вый пред­став­лял собой боль­шой тяже­лый корабль, вто­рой — суд­но типа бар­жи с «дву­мя кор­ма­ми, т. е. круг­лое спе­ре­ди и сза­ди»⁶. Такие суда были спо­соб­ны нести гру­зы весом более 50 тонн.

Наход­ки лич­ных вещей на участ­ке кру­ше­ния «Улу Бурун» обес­пе­чи­ва­ют нас инфор­ма­ци­ей отно­си­тель­но исто­рии меж­ре­гио­наль­ных кон­так­тов в восточ­ном Сре­ди­зем­но­мо­рье в эпо­ху позд­ней брон­зы. Их ана­лиз пока­зал, что в момент гибе­ли суд­на, кро­ме фини­кий­ских моря­ков, на бор­ту нахо­ди­лись по край­ней мере два бога­тых микен­ских тор­гов­ца или послан­ни­ка, о высо­ком ста­ту­се кото­рых гово­рят несколь­ко ножей микен­ско­го типа, укра­ше­ния из квар­ца, янта­ря, стек­ла и, что более важ­но, два микен­ских меча и пара печа­тей. В рай­оне кор­мы так­же было обна­ру­же­но боль­шое коли­че­ство кора­бель­но­го иму­ще­ства: плот­ниц­кие инстру­мен­ты, шила и иглы для почин­ки пару­сов, крюч­ки, гар­пун и трезу­бец для лов­ли рыбы.

Рыба, как извест­но, состав­ля­ла основ­ной раци­он пита­ния моря­ков, пла­вав­ших на древ­них и сред­не­ве­ко­вых судах. Кро­ме рыбы, туда вхо­ди­ли раз­лич­ные фрук­ты, ово­щи, бобы, зер­но­вые и зла­ко­вые куль­ту­ры. Под кор­мо­вым палуб­ным насти­лом «Кире­нии» сохра­ни­лись остат­ки пище­вых про­дук­тов, сре­ди кото­рых были мас­ли­ны, фисташ­ки, веточ­ки высу­шен­ных трав, вино­град. Здесь же были най­де­ны четы­ре мис­ки и лож­ки, при­над­ле­жав­шие чле­нам судо­вой коман­ды⁷. Очень инте­рес­ной наход­кой ста­ла амфо­ра, под­ня­тая с кораб­ле­кру­ше­ния V в. до н. э. «Тек­таш Бурун». В ней содер­жа­лось более 100 костей, при­над­ле­жав­ших круп­но­му рога­то­му скоту. Подоб­ное свиде­тель­ство кон­сер­ва­ции и пере­воз­ки говяди­ны для того вре­ме­ни явле­ние весь­ма ред­кое⁸.

с.381 До сих пор широ­ко рас­про­стра­не­но мне­ние, что на антич­ных судах не было воз­мож­но­сти при­гото­вить горя­чую пищу ввиду отсут­ст­вия жаро­вен или оча­гов и ее гото­ви­ли толь­ко во вре­мя сто­ян­ки на бере­гу. Воз­мож­но, огра­ни­чен­ное про­стран­ство на кор­мо­вом участ­ке палу­бы неко­то­рых судов дей­ст­ви­тель­но не поз­во­ля­ло обо­рудо­вать насто­я­щий кам­буз, но ведь для того, чтобы раз­ве­сти огонь и при­гото­вить неслож­ный обед, вовсе не тре­бу­ет­ся посто­ян­но­го оча­га. Доста­точ­но исполь­зо­вать мед­ный котел или кера­ми­че­ский гор­шок боль­шей емко­сти, закре­пив над ним мень­ший по диа­мет­ру. В таком импро­ви­зи­ро­ван­ном оча­ге не соста­вит труда нагреть воду или поту­шить рыбу. Боль­шое коли­че­ство фраг­мен­тов угля и обуг­лен­ных вето­чек тер­нов­ни­ка (sar­co­po­te­rium spi­no­sum), обна­ру­жен­ное на кораб­ле­кру­ше­нии «Улу Бурун», по мне­нию иссле­до­ва­те­лей, гово­рит имен­но о про­цес­се при­готов­ле­ния пищи на бор­ту⁹.

Для туше­ния рыбы исполь­зо­ва­лись кухон­ные горш­ки типа най­ден­ных в кор­мо­вых участ­ках кру­ше­ния «Танит» и «Элис­са»¹⁰. Все­го было под­ня­то и вос­ста­нов­ле­но шесть — два с «Танит» и четы­ре с «Элис­сы». Их типо­ло­ги­че­ское сход­ство с кухон­ной посудой VIII в. до н. э., встре­чаю­щей­ся в при­бреж­ных и внут­рен­них рай­о­нах Фини­кии, как и груз амфор, ука­зы­ва­ло на при­над­леж­ность суд­на. Два горш­ка с «Танит» (рис. 2. 1, 2) были подоб­ны сосудам, най­ден­ным в Арге¹¹, на побе­ре­жье Ливии. Их фор­ма широ­ко дати­ру­ет­ся середи­ной VIII — кон­цом VII в. до н. э. Тот же про­филь у двух неболь­ших гор­шоч­ков (рис. 2. 4, 5) и одно­го более круп­но­го кера­ми­че­ско­го сосуда (рис. 2. 3), под­ня­тых с участ­ка кру­ше­ния «Элис­сы». Гор­шок № 3 одно­ти­пен сосудам, най­ден­ным в Хазо­ре V¹².

В рай­оне кам­бу­за «Элис­сы», по лево­му бор­ту, нахо­ди­лась и боль­шая тол­сто­стен­ная чаша, кото­рая обыч­но исполь­зо­ва­лась для раз­мо­ла при­прав и измель­че­ния пище­вых про­дук­тов (mor­ta­rium) (рис. 2. 6). На суше посу­ду такой фор­мы в основ­ном нахо­ди­ли в ком­плек­сах, дати­ру­е­мых VII в. до н. э.¹³ Одна­ко похо­жие чаши были извест­ны в Кили­кии уже в VIII в. до н. э. Экзем­пляр с «Элис­сы» по сво­е­му про­фи­лю соот­вет­ст­ву­ет боль­шин­ству позд­них мор­та­ри­ев, про­ис­хож­де­ние кото­рых свя­за­но с севе­ро-восточ­ной частью Сре­ди­зем­но­мо­рья¹⁴. Види­мо, здесь мы име­ем дело с образ­цом, чья фор­ма отме­ча­ет нача­ло спе­ци­а­ли­зи­ро­ван­но­го про­из­вод­ства посуды подоб­но­го вида. При рас­коп­ках в Гали­лее на участ­ке Хор­бат-Рош-Зай­ет был обна­ру­жен мор­та­рий того же с.382 типа, что и чаша с «Элис­сы», при­чем, как и на месте кру­ше­ния, он про­сле­жи­вал­ся парал­лель­но с «тор­пе­до­вид­ны­ми» амфо­ра­ми¹⁵.

Иссле­дуя зато­нув­шее в 200-х милях к юго-запа­ду от ост­ро­ва Кипр суд­но III в. до н. э., архео­ло­ги уста­но­ви­ли, что за уси­лен­ной пере­бор­кой, отде­ляв­шей гру­зо­вой трюм от кам­бу­за, нахо­ди­лась камен­ная клад­ка оча­га¹⁶. Это был доволь­но боль­шой корабль, дли­на кото­ро­го состав­ля­ла поряд­ка 20 м. О том, что подоб­ные оча­ги мог­ли соору­жать и на судах мень­ших раз­ме­ров, свиде­тель­ст­ву­ет кораб­ле­кру­ше­ние у местеч­ка Плем­ми­рио в Сици­лии (II в. н. э.)¹⁷. Кор­ма суд­на прак­ти­че­ски не постра­да­ла, что поз­во­ли­ло вос­ста­но­вить устрой­ство кам­бу­за в дета­лях. Сам кам­буз имел вид неболь­шой построй­ки с чере­пич­ной кры­шей. Внут­ри нахо­дил­ся камен­ный очаг, рядом с оча­гом сто­я­ла фар­фо­ро­вая посуда, мис­ки, стек­лян­ные буты­ли, четы­ре мас­ля­ные лам­пы, мор­та­рий и малень­кие амфо­ры, веро­ят­но, для хра­не­ния воды. Обна­ру­жен­ные в рай­оне кам­бу­за свин­цо­вые гру­зи­ла гово­рят о том, каким обра­зом эки­паж попол­нял свой раци­он. Воз­мож­ность при­готов­ле­ния пищи на бор­ту древ­них судов слу­жит для нас еще одним под­твер­жде­ни­ем спо­соб­но­сти моря­ков совер­шать в тече­ние несколь­ких дней без­оста­но­воч­ные пере­хо­ды.

В неко­то­рых слу­ча­ях выяс­нить нацио­наль­ную при­над­леж­ность коман­ды поз­во­ля­ют пред­ме­ты рели­ги­оз­но­го куль­та. Вокруг «мор­ской» темы уже в самой глу­бо­кой древ­но­сти скла­ды­ва­лось мно­же­ство раз­но­об­раз­ных мифов и легенд, часть из кото­рых неред­ко нахо­ди­ла отра­же­ние в про­из­веде­ни­ях антич­ных авто­ров. В источ­ни­ках упо­ми­на­ют­ся раз­лич­ные мон­стры, оби­таю­щие в мор­ских глу­би­нах. Море, насе­лен­ное чудо­ви­ща­ми, мы встре­ча­ем у Гоме­ра (πόν­τος με­γακή­της — Od. III. 158). Суе­вер­ный страх мог­ли вну­шать не толь­ко хищ­ные оби­та­те­ли моря, но даже мир­ные тюле­ни (Tac. Ann. II. 24). К реаль­ным опас­но­стям добав­ля­лись и раз­но­го рода химе­ры вро­де сирен или Скил­лы и Харибды. Ино­гда слу­хи о подоб­ных «ужа­сах» рас­про­стра­ня­ли наме­рен­но, как это дела­ли, напри­мер, фини­кий­цы, чтобы отпуг­нуть воз­мож­ных кон­ку­рен­тов от пла­ва­ний за Стол­пы Герак­ла.

По сло­вам А. В. Бол­ды­ре­ва, ухо­дя в море, антич­ный чело­век «попа­дал в какой-то иной мир, мир повы­шен­ных рели­ги­оз­ных воз­мож­но­стей, где боже­ст­вен­ные силы про­яв­ля­лись лег­че и непо­сред­ст­вен­нее, чем на суше…»¹⁸. Най­ден­ная на месте ава­рии «Улу Бурун» брон­зо­вая с.383 жен­ская ста­ту­эт­ка, укра­шен­ная золо­том¹⁹, воз­мож­но, оли­це­тво­ря­ла боже­ство, кото­рое долж­но было обе­ре­гать моря­ков от опас­но­стей (рис. 3). Извест­но, что для совер­ше­ния без­опас­но­го пла­ва­ния хана­ан­ские моря­ки покло­ня­лись таким богам, как Баал-Цор и Астар­та (извест­ная на пуни­че­ском Запа­де как Танит или Тинит).

Кув­шин с узким гор­лом, куриль­ни­ца и малень­кая амфо­ра (рис. 2. 7—9)²⁰, пред­на­зна­чен­ные для совер­ше­ния свя­щен­ных риту­а­лов, были обна­ру­же­ны в рай­оне кам­бу­за суд­на «Элис­са». По сво­е­му про­фи­лю най­ден­ная амфо­ра подоб­на боль­шим «тор­пе­до­вид­ным» амфо­рам (рис. 2. 10), но име­ет толь­ко поло­ви­ну их высоты и чет­верть объ­е­ма. Ско­рее все­го, в ней хра­ни­лось посвя­ти­тель­ное (свя­щен­ное) вино, кото­рое капи­тан раз­ли­вал после отплы­тия или после удач­но завер­шив­ше­го­ся пла­ва­ния.

Кера­ми­че­ский сосуд с узким гор­лом име­ет харак­тер­ное для про­фи­лей послед­ней чет­вер­ти вось­мо­го сто­ле­тия ост­рое пле­чо. Этот тип кера­ми­ки наи­бо­лее ярко пред­став­лен в тех рай­о­нах, кото­рые охва­ты­ва­ла фини­кий­ская мор­ская тор­гов­ля. То, что этот кув­шин слу­жил для хра­не­ния вина, ясно из над­пи­си, выгра­ви­ро­ван­ной на дру­гом таком же кув­шине, най­ден­ном на южном побе­ре­жье Лива­на, и опи­сы­ваю­щей его содер­жа­ние как некое вино²¹. Опре­де­ля­ю­щей яви­лась над­пись, сде­лан­ная еще на одном кув­шине подоб­но­го типа. Его объ­ем состав­лял 1.27 лит­ра, а над­пись чита­лась как «При­над­ле­жа­щий Мат­та­нья­ху, вино для воз­ли­я­ний, чет­вер­тая часть»²². В Биб­лии, в 29-ой гла­ве Исхо­да (40-й абзац) и 23-ей гла­ве Леви­та (13 абзац), мы нахо­дим, что для совер­ше­ния обыч­но­го куль­та воз­ли­я­ния тре­бо­ва­лась одна чет­вер­тая часть hin или гина (в рус­ском пере­во­де) вина, воз­мож­но упо­мя­ну­тая в крат­кой над­пи­си на кув­шине. Если hin состав­ля­ет 5.4 л, то чет­вер­тая часть hin соот­вет­ст­вен­но — 1.3 л. Коли­че­ство свя­щен­но­го вина, содер­жав­ше­го­ся в кув­шине с «Элли­сы» объ­е­мом 1.3 л, вполне мог­ло соот­вет­ст­во­вать нахо­див­ше­му­ся «в кув­шине Мат­та­нья­ху».

Неоце­ни­мый ключ к раз­гад­ке духов­ной куль­ту­ры фини­кий­ских моря­ков пре­до­став­ля­ет куриль­ни­ца с «Элли­сы», най­ден­ная вме­сте с кув­ши­ном. Подоб­ные куриль­ни­цы в боль­шин­стве сво­ем дати­ру­ют­ся пери­о­дом позд­ней брон­зы и ран­не­го желез­но­го века. При свя­щен­но­дей­ст­вии их, как пра­ви­ло, дер­жа­ли в руках. Чаще все­го, в каче­стве при­ме­ра при­во­дит­ся фраг­мент еги­пет­ской настен­ной живо­пи­си из моги­лы Хена­мун, отно­ся­щий­ся к XIV в. до н. э. На нем море­пла­ва­тель из Хана­а­на пре­под­но­сит дра­го­цен­ные аро­ма­ты типа лада­на мор­ско­му боже­ству. В пра­вой руке он дер­жит неболь­шую зажжен­ную куриль­ни­цу, а в левой посвя­ти­тель­ный кубок. Сопро­вож­даю­щий его чело­век толь­ко что напол­нил кубок вином. Куриль­ни­ца и кубок на с.384 фрес­ке слу­жат той же цели, что куриль­ни­ца и кув­шин, най­ден­ные в рай­оне кам­бу­за «Элис­сы». Веро­ят­но, для осу­щест­вле­ния жерт­во­при­но­ше­ний пред­на­зна­ча­лась и мра­мор­ная чаша, най­ден­ная на месте кру­ше­ния «Кире­нии».

Мно­гие арте­фак­ты, под­ня­тые архео­ло­га­ми с кор­мо­вых участ­ков кру­ше­ний, еще не опуб­ли­ко­ва­ны. Хоте­лось бы под­черк­нуть, что с целью полу­че­ния более пол­ной инфор­ма­ции о тех­ни­че­ском осна­ще­нии транс­порт­ных кораб­лей и орга­ни­за­ции мор­ских пере­во­зок необ­хо­ди­мо ком­плекс­ное иссле­до­ва­ние все­го име­ю­ще­го­ся мате­ри­а­ла. В резуль­та­те тако­го ана­ли­за рас­ши­ря­ют­ся наши пред­став­ле­ния о жиз­ни чело­ве­ка в море, его повсе­днев­ном быте, духов­ной куль­ту­ре. Откры­ва­ет­ся целост­ная кар­ти­на мира чело­ве­ка в кон­тек­сте исто­рии море­пла­ва­ния.