Размышления о концепции государства в монархии Одоакра
© 2016 г. Перевод с итальянского В. Г. Изосина.
II. Переворот Одоакра
III. Одоакр добивается благосклонности императора Зенона
IV. Патрициат Одоакра
V. Консулат во времена Одоакра
VI. Монеты, титул Флавия, дворцовые знаки отличия
VII. Западные готы и их отношения с Одоакром
VIII. Завоевание Далмации
IX. Война между Одоакром и ругами
X. Убийство Одоакра и его родственников
XI. Одоакр и его королевство
с.353
I. Падение Римской империи по Евгиппию
С основанием в начале средневековья монархии Одоакра утверждается концепция государства как слияния германского и римского духа, как основания политического организма, уже не являющегося древней империей в её универсальности, и ещё не являющегося формой социального бытия, соответствующей вызванному недавним распадом партикуляризму.
Средневековое государство являет собой распад государства античного, его разложение на отделённые друг от друга мелкие единицы, которые мало-помалу воссоединяются в новые организмы. Непрерывно проявляющееся в направлении разложения действие в конечном счёте превратит античное государство в молекулы, утратившие сцеплявшие их силы. Так завершает свою работу совокупность центробежных сил. Но в том самом акте, которым растворяется общество и в то же время отдельные атомы возвращают свою свободу, с необходимостью подготавливается новое общество, с развитием центростремительных сил организмы связываются в новый порядок, и насколько была медленной работа сил разложения, настолько же медленной оказывается восстановительная работа, которая приведёт к образованию единиц более обширных и более сложных, к коммуне, от с.354 неё — к княжествам, а от них — к государствам, которые появляются в период Возрождения.
Учитывая этот ряд надвигающихся событий, полных непрерывными преобразованиями, мы не можем с уверенностью указать ту пограничную линию, которая отделяет данный порядок от последующего. Если в жизни отдельного человека изменения совершаются медленно, то несоизмеримо медленнее они происходят в жизни народов, в том, что касается сложности их существования и их движения.
Нелегко сказать, когда заканчивается Римская империя и когда начинается новая эпоха; мы видим, что, даже в целях практического применения, не все историки согласны в обозначении этой разделительной линии. На первый взгляд кажется, что она отчётливо прочерчена тем событием, которое завершило последовательный ряд римских императоров. Но если большинство историков приняло за критическую точку падение Ромула Августула, то другие проявили колебания в принятии даты такого значения. Они полагали, что эта разделительная линия, кажущаяся нам столь чётко прочерченной, зависит от оптической иллюзии, и что речь идёт о проекции в прошлое того общего ви́дения, которое является нам, когда, в связи с удалённостью во времени, мы учитываем неизмеримое множество событий, среди которых должны всё же выбрать одно, которое послужит для нужной нам хронологической разметки. Ведь многими отмечалось, что на самом деле Римская империя не погибла внезапно и полностью 23 августа 476 года, что явные элементы империи пережили то особое событие, которому хотелось бы придать значение безусловного разделения двух исторических эпох. Легко было достигнуто понимание того, что классическое сознание упорно переживало времена Одоакра и времена остроготов; оно и в самом деле было настолько сильно, что современники никогда не переставали видеть перед собой римский идеал. Если мы рассматриваем общество, пережившее низложение Августула, к нам даже приходит сомнение в том, что современники, по крайней мере, их большинство, осознали значение этого события, и что они, возможно, были правы, считая иначе, чем историки позднейшей эпохи. Поэтому неудивительно, что некоторые должны были с.355 из подобных соображений смещать предел античной эпохи к концу византийского господства и к нашествию лангобардов.
Кажется, что в Альбоине был, наконец, найден тот человек, который знаменует собой разделение двух эпох. Даже если это так, кто не заметит, что ещё прежде лангобардского завоевания античная политическая жизнь была уже глубоко расстроена? Кто может рассматривать как относящуюся к античности ту эпоху, в которую Тотила и Тейя сражались за патриотический идеал, который, конечно, не имел ничего общего с образом мыслей, вытекавшим из дела Константина?
Не менее серьёзными являются соображения, которые приходят на ум, когда мы размышляем об относительной географической ограниченности первоначальных завоеваний лангобардов. Они лишь медленно распространились по полуострову и, дойдя до определённой точки, их распространение остановилось и никогда не охватывало бо́льшую часть полуострова. Поэтому нет уверенности в том, что вторжение лангобардов представляет собой то событие, которое мы ищем.
По мере изучения значения этих событий не приходится сомневаться в наличии многих условностей в тех суждениях, которые мы относительно них формулируем. Если мы поднимемся над Августулом, то легко найдём точки сходства между Рицимером и Одоакром, между периодом последнего из западных императоров и первого из варварских королей; так что не без причины Чезаре Бальбо1 полагал, что Одоакра можно рассматривать в качестве преемника Рицимера и других варварских князей, которые шествовали по его следам и подражали его деяниям.
Не касаясь особенностей эпохи Феодосия и приберегая наши соображения только для последующих периодов, мы со всей очевидностью присутствуем, по крайней мере, начиная с нашествия Алариха, при постоянной разлагающей деятельности, которая не остановится до тех пор, пока одни элементы античной политической и общественной жизни не отделятся от других и не изолируются, чтобы приспособиться к новой структуре. Всё это происходит поэтапно; прерывание или продолжение ряда монархов не являются с.356 подлинной и единственной причиной этого преобразования. Однако верно, что вполне может считаться внешним признаком внутренних событий то, что при строгом изучении само по себе не способно возвыситься до значения причины.
Славное воспоминание об империи не исчезло из мыслей народов и с этим воспоминанием слилось воедино имя императора в лице Карла Великого. Конечно, мы можем сомневаться в том, что современники Рождества 800 года придавали восстановлению империи значение, подобное тому, которое придали ему потомки, осознавшие его ближайшие и отдалённые последствия. И всё же не следует чересчур ограничивать значение, данное современниками коронации Карла Великого Львом III, так как если и верно, что хронисты IX века не были чересчур поглощены этим событием, то, с другой стороны, нельзя отрицать, что они о нём говорили достаточно, чтобы ясно показать осознание ими произошедшего преобразования, в то время как империя, из языческой ставшая христианской, призывала к жизни, по крайней мере, в идеале, конститутивный принцип римского государства. Деятельность Карла Великого не испытывала недостатка в противодействии со стороны византийского Востока, и это означает, что на берегах Босфора с некоторой тревогой наблюдали за тем, как Запад поднимает голову; воссоздание западной империи, как бы ни хотелось отказаться от преувеличения при оценке политического значения коронации Карла Великого, всё же служит явным признаком нового организма, в который складывался Запад, освобождаясь от зависимости от Востока.
Коронация Карла Великого может рассматриваться, в одном отношении, как возвращение к античной империи; в другом отношении она может считаться окончательной отменой античности и решительным началом новой эпохи, разворачивающейся в империи христианской.
Со времён императоров Антемия, Глицерия, Непота, которые были посланы Востоком править (по крайней мере, номинально) Западом, обозначается путь, который безвозвратно ведёт к Юстиниану и к решающей, пусть и кратковременной, победе Востока над Западом. Теодерих может считаться преемником с.357 этих императоров, хотя и был послан Зеноном управлять Западом с другими титулами; он, следовательно, также является посланцем империи. Но вопреки этому Запад медленно движется к утверждению собственной независимости. В конце этого ряда событий мы обнаруживаем учреждение Каролингской империи. И как новым было государство, основанное на Западе франками, так новой была восточная политическая организация, достигшая своего пика в Багдадском халифате при Гаруне аль-Рашиде (786—
Восточная империя[1], хотя и христианизированная Константином и его преемниками, всё же всегда оставалась античной, поскольку прошлое формировало основу её идеалов. Поэтому было неизбежно, что в новых религиозных, моральных, социальных и политических условиях ей на смену приходит государство, питаемое новыми идеями. И это было работой, возможно, отчасти сознательной, отчасти неосознанной, Льва III и Карла Великого. Но противодействие явилось с Востока, неколебимо преданного своим традициям. Если действительно императрица Ирина, после изгнания Константина VI, желала заключить брак с Карлом Великим, то византийское высокомерие сделало невозможным этот союз; Ирина была в 802 году свергнута с престола и в следующем году умерла в изгнании на острове Лесбос. Наконец-то Запад достиг состояния зрелости, обретя уверенность в себе.
с.358 Таким образом, развитие событий определяет постепенно развёртывающуюся непрерывную линию, в которой мы должны найти место, предназначенное для Одоакра, которое не обязательно может иметь обособленное политическое положение, но должно, напротив, быть причастно к продолжающейся традиции Востока и к естественному притяжению к условиям Запада.
Приведённые выше соображения побуждают признать, что известные особенности различных этапов, хронологически окружающих 23 августа 476 года, указывают на существование беспрерывной линии, в которой, однако, мы можем выделить непрекращающиеся изменения, постоянно следующие одно за другим. Причины сходства, которые от эпохи к эпохе следуют из понятия империи, смешиваются и сплавляются с непрерванными Востоком отношениями, поддерживаемыми с Западом. Затем то, что предстаёт в наших соображениях с политической точки зрения, с не меньшей эффективностью вновь появляется под литературным покровом. И это развитие литературной жизни связывается с национальным чувством. В римской мысли всё политически подчинено империи и её всеобщности, без которой ей не хватало чувства разных национальностей и, прежде всего, национальности итальянской. И всё же такие чувства были подготовлены и поддержаны административными разделами римской имперской эпохи.
Установленное Римом административное деление сохранилось и после падения империи; и тот, кто просматривал книги Эннодия и Кассиодора, верил, что в этом отношении он по-прежнему живёт в античную эру; и названия провинций, как во времена Августа, Диоклетиана и Константина, вновь проходили перед его глазами с той же периодичностью и с тем же значением, которые допускала классическая эпоха.
Но, вызывая римские воспоминания, античные регионы подтверждают существование новых единиц, формирующихся и создающихся, одна из причин существования которых находится в топографических определениях. Географическое деление предписывает и способствует созданию административных и политических единиц, в каждой из которых население приучается к общей жизни, которая не так легко угасает.
с.359 Новое общество питается новыми идеями и впитывает в себя жизненную силу, перелитую из классической традиции. Разрушения, причинённые варварскими нашествиями, не увлекают за собой семена культуры, бывшие столь большой частью нашего наследия. Прекрасные и уместные соображения привёл Франческо Новати2, противопоставив окончательному поражению, понесённому классицизмом в Африке и Галлии, литературный расцвет, продолживший обновление в Италии. В определённом смысле, Фульгенций и «Вергилий Марон» с литературной точки зрения малозначительны в сравнении с Боэцием и Кассиодором. Как в Боэции воплощается помолодевшая классическая мысль, так в Кассиодоре оживает действие. Однако национальное чувство у писателей остроготской эпохи едва ощутимо по сравнению с расцветом римских воспоминаний, которые кажутся настолько тесно связанными с античной цивилизацией, что не могут, хотя бы в минимальной степени, быть позабыты, что иногда даже у действительно христианских писателей под покровом нового мышления проглядывает языческая форма. Послание Кассиодора, от имени Теодериха, провинциалам Галлии гласит: «Libenter parendum est Romanae consuetudini utque ideo in aliquam libertatem Deo praestante revocati, vestimini moribus togatis, exuite barbariem, abiicite mentium crudelitatem»[2]3.
Удалившись в уединение Сциллациума, Кассиодор, хотя был уже в пожилом возрасте, вновь взялся за перо ради спасения остатков античности, после того, как в свои лучшие годы он потрудился над написанием королевских указов, в которых также работал над возвращением классицизма. И классической мысли он добавлял, особенно в зрелом возрасте, новое достоинство в возвышенности христианского идеала.
Новати задерживает наше внимание на знаменитых аббатствах Монтекассино и Боббио, где были собраны сокровища древней мудрости. В связи с Монтекассино он говорит о диаконе Павле и с полным основанием уточняет и подтверждает своё суждение, согласно которому он должен рассматриваться как деятель скорее римский, чем германский. Павел, родившийся в Чивидале или его окрестностях, происходил из древней лангобардской семьи, с с.360 большой любовью хранившей собственные предания, восходившие к королю Альбоину и фриульскому герцогу Гизульфу. Павел сильным чувством любит свой народ, это верно, но по своему научному и литературному образованию он искренне и внутренне является римлянином, к чему его располагало также и церковное образование. Новати очень хорошо излагает свои сложные тезисы.
Пожалуй, можно соединить эту мысль с другой. Писатели остроготской эпохи располагают историческим материалом, литературно вполне связанным с римскими воспоминаниями. Павел — первый, кто написал историю (которая также и поэма), чьё содержание отрывается от римского духа; в то время, как его стихи позволяют видеть учёного античного образца, в истории он приближается к народности, но нельзя сказать, что он полностью отвергает римский дух в отношении формы.
И даже германский народ, о деяниях которого рассказывает Павел Диакон, теперь живёт на нашей земле и начинает становиться итальянским, хотя такое преобразование испытало много трудностей на пути к своему завершению. Всё же это преобразование началось и Павел, согласно тому, что мы читаем в Historia Langobardorum (IV, 22), сам обращает на него внимание, по крайней мере в отношении костюмов, когда сравнивает лангобардов своего времени с теми, которые изображены Теуделиндой в соборе Монца. Павел Диакон в определённой мере может считаться первым национальным поэтом нового содержания, заменившим классические сюжеты теми, которые соответствуют потребностям и чаяниям нации, ещё не сложившейся определённо, но издалека и очень медленно движущейся к своему рождению.
Я оставляю этот вопрос, касающийся отделения новой эры от древней и рассмотренный прежде всего, поскольку необходимо было хотя бы кратко упомянуть о критериях, которыми мы должны руководствоваться для разрешения этого самого вопроса. Но если поставленный вопрос имеет значение, если он что-то значит в истории преобразований, которые претерпела наша нация, то состоит он как раз в отделении римского порядка от средневекового. Помимо этой нет иных причин для его постановки. Поэтому вопрос может быть преобразован следующим образом: какой является установленная Одоакром монархия; какова природа государства, которому он дал начало и основание?
с.361 Однако этому вопросу может быть дано и другое решение, придерживающееся концепции, сформированной современниками на основании упомянутых событий.
Евгиппий4 в Житии св. Северина, апостола Норика, описывая оставление северо-восточной границы империи, ссылается на прошлое время, предшествующее окончательной гибели империи, и, описывая разрушения, характеризующие эту эпоху, пишет: «Per id tempus, quo Romanum constabat imperium, multorum milites oppidorum pro custodia limitis publicis stipendiis alebantur. Qua consuetudine desinente simul militares turmae sunt deletae, cum limite Batavino utcunque numero perdurante5, ex quo perrexerant quidam ad Italiam extremum stipendium commilitonibus allaturi, quos in itinere peremptos a barbaris nullus agnoverat»[3].
Евгиппий чувствует, как разрывается сердце, когда видит, что последние римские гарнизоны вынуждены покинуть границу, больше не пригодную для обороны. И когда эта жертва была принесена, он, обращая мысль к дням своей молодости, отражает тот факт, что тогда существовала империя; это означает, что в данное время она больше не существует.
Можно задаться вопросом, не думал ли Евгиппий не о падении империи в целом, но только о том, что произошло исключительно в Норике, с которым была связана деятельность св. Северина? Такое объяснение не удовлетворительно, в то время исторический кругозор Евгиппия не был ограничен пределами Норика. Ведь он, вместе с останками св. Северина и с римлянами, которые оставляли варварам землю, на которой столько сражались и страдали, направился в Италию. Он любил Норик, но ему была не менее близка Италия, и поэтому для него падение империи не могло иметь иного значения, чем наше, значения, которое неизбежно включает в себя суждение о том, что Римская империя исключала монархию Одоакра.
с.362 У нас будет случай поговорить об этом в дальнейшем, и тогда нам представится возможность лучше объяснить мысль Евгиппия, чьё чёткое и ясное свидетельство занимает подходящее ему место в начале наших размышлений.
II. Переворот Одоакра
Чтобы составить представление о природе созданного Одоакром государства, необходимо рассмотреть несколько моментов его жизни. Рассматривая осуществление им власти, мы можем прийти к познанию того, каким был его авторитет перед варварами и перед римлянами, и увидеть, как его авторитет мог быть де-юре и де-факто признан в Константинополе. Фактически авторитет Одоакра может быть рассмотрен в этих трёх аспектах; по крайней мере, это те три существенные стороны, которые мы можем изучить, не забывая, однако, что отношения бежавшего в Далмацию Юлия Непота с Востоком и с Западом могут дать основание для других исследований. Из анализа характера власти, осуществляемой Одоакром, могут быть получены достаточно надёжные критерии для некоторых выводов о произошедшем, в конце концов, разрыве между ним и Зеноном; иными словами, это означает, что таким образом мы можем попытаться объяснить причины падения Одоакра. Это поле само по себе засеяно трудностями, так что легче накапливать предположения, чем дать хорошо обоснованные доказательства для многих утверждений.
Как известно, повествование Прокопия6 представляет собой наиболее надёжную основу для истории восхождения Одоакра к с.363 власти. Историк из Кесарии рассказывает, что варвары в уплату за имперскую службу требовали многого, дойдя до бесстыдного притязания, чтобы земли Италии были разделены между ними. Они хотели, чтобы Орест предоставил им третью часть земель; но, поскольку он не решался это сделать, они тут же убили его. Одоакр, который был одним из doriferi императора, пообещал, что выполнит их требования, когда его выдвинули командиром. Добившись королевской власти, он предоставил варварам земли, обеспечив тем самым их преданность, и укрепился сам, удерживая тиранию в течение десяти лет.
В этом свидетельстве различаются два момента в перевороте Одоакра. Первый момент следует непосредственно за обещанием распределения земель, и в нём заключается акт восстания. Второй момент состоит в возвышении к власти и следует, несомненно, из распределения земель варварам. Если мы остановимся собственно на фактически использованных Одоакром[4] выражениях, то первый момент предшествовал убийству Ореста; но не следует придавать слишком большое значение вопросу стилистики.
Не очень важной является Chronographia Феофана7, написанная в IX веке в продолжение работы Синкелла8. Сложным является вопрос относительно его источников; отрывок, касающийся Одоакра, бесцветен и лишён тех выражений и мыслей, которые тщательно воспроизводят античные традиции. Упомянув удаление Глицерия и далматинца Непоциана (Непота), он говорит, что Орест завладел τῆς ἐν Ἰταλία βασιλείας. Но Одоакр, хотя и воспитанный в Италии, с помощью варварской силы добился δυνάμει βαρβαρικῇ τὴν ἀρκήν, принял имя короля, τοῦ ῥηγός, и учредил, лишив его римлян, управление согласно собственным законам, κατὰ τὸν πάτριον νόμον. Он жил в Равенне, городе Италии, расположенном у моря, богатом. Так об этом пишет Феофан.
По древности и достоверности к Прокопию приближаются, в связи с указанным вопросом, Consularia Italica9, с.364 вместе с которыми мы должны дать оценку Anonymo Valesiano. Этот историк сообщает10, что Августул был сделан «императором» своим отцом Орестом. После этого «Superveniente Odoacre cum gente Scirorum, occidit Orestem patricium in Placentia et fratrem eius Paulum ad Pinetam foris Classem Ravennae. Ingrediens autem Ravennam, deposuit Augustulum de sede»[5]. В этом историческом изложении, в дополнение к возведению Августула в императоры (475), следует различать четыре момента, которые заключаются в следующем: 1) Одоакр приходит со скирами. Но откуда? Фраза Анонима Валезия может иметь лишь неопределённое значение, но может и указывать на форму вторжения, которое, хотя и не исходит из-за пределов Италии, намекает на какую-то область, отдалённую от той, в которой имело место окончательное действие. Быть может, таким образом намекается на часть северной долины По? 2) Убийство патриция Ореста в Пьяченце. 3) Убийство Павла в Пинете, то есть в пригороде Равенны. 4) Таким образом, дорога оказалась открытой для Одоакра и он вошёл в Равенну, чтобы низложить Августула. В этом повествовании, несомненно, соблюдён порядок событий, но даты отсутствуют. Поскольку дошедший до нас текст Анонима Валезия представляет собой лишь компиляцию, в которой прежде отдельные куски размещены не всегда упорядоченно, мы должны не столько удивляться недостатку некоторых дат, сколько, скорее, радоваться избытку и относительной полноте других показаний.
Из Consularia Italica, согласованных с Анонимом, нами получены хронологические данные, дополняющие рассказанную им историю. Fasti Vindobonenses11 сообщают, что император Августул «levatus est Ravenna a patricio Oreste patre suo pridie kl. nov.»[6] [31 октября 475 года]. В частности, следует заметить, что это выражение повторяется и в отношении Одоакра, что не может быть случайным. В самом деле, как продолжают названные Fasti под вторым консульством Василиска и Армата: «His consilibus levatus est Odoacer X kal. septembris»[7] [23 августа 476 года]. «Eo anno occisus est Orestes с.365 patricius V kl. sept.»[8] [28 августа] «Eo anno occisus est Paulus frater eius Ravenna in pinita, pridie non. sept.»[9] [4 сентября]. Эта последняя дата вызывает некоторое сомнение, поскольку в других списках оригинального Консулярия стоит более ранняя дата — 31 августа — для смерти Павла, отсюда возникает подозрение, что 4 сентября здесь неуместно и относится вместо этого к вступлению Одоакра в Равенну, когда этот город, после смерти Павла, должен был открыть ворота победителю.
Мы мало что узнаём из Paschale Campanum12, которая под вторым консульством Василиска Августа и Армата говорит, что «Odoacer levatur X k. sept.»[10] [23 августа 476 года].
Как обычно, гораздо больше открывается в Auctarium Haunense, его тройной редакции, где мы под вышеназванным вторым консульством Василиска и Армата имеем следующее: «Intra Italiam Eruli, qui Romano iuri suberant, regem creant nomine Odoacrem X k. sept. [23 августа 476 года], hominem et aetate et sapientia gravem et bellicis rebus instructum»[11]. В этом месте следует сделать два замечания. Здесь говорится о герулах, в то время как Аноним Валезия упомянул скиров, что имеет значение для поиска gentes, составивших ядро восставших, в то время как далее говорится, что эти герулы, избравшие королём Одоакра, были подчинены Римской империи; итак, утверждается, что Одоакр был возведён к власти восставшими. Второе замечание относится к характерным чертам, присвоенным хронистом Одоакру, которые, как мы увидим, соответствуют характеристике, данной Малхом.
В другой редакции той же хроники говорится: «nam Heruli intra Italiam habitatores regem creant nomine Odoacrem, hominem et arte (aetate) et sapientia gravem et bellicis rebus instructum»[12].
Auctarium Haunense в предыдущей редакции продолжает, рассказывая, что Одоакр убил в Пьяченце Ореста и его брата Павла вблизи (pene) Равенны. И это верно, если Павел был убит в Пинете, находящейся как раз в непосредственной близости от Равенны. Далее хронист следует этому неясному повествованию, с.366 более красочному, чем это обычно делают Консулярии, представляющему с классической точки зрения победу германских gentes: «Undique rei publicae mala consequentia (consurgentia): ab omnibus undique gentibus oppressi, et provinciam et dominationem amiserunt»[13]. Победа, одержанная gentes, и утрата господства являются обстоятельствами, которые соответствуют поучению Евгиппия о гибели Римской империи.
Эти свидетельства, взаимно дополняя друг друга, восстанавливают последовательность событий, соответствующих свидетельствам Анонима Валезия: в середине августа восстали оплачиваемые империей солдаты (герулы, скиры), 23 августа Одоакр становится королём,
Я впервые упоминаю в этом исследовании имя св. Эннодия, чья утончённая культура соединена с классической традицией. Родившийся в 473 году в Галлии, он совсем юным переехал в Лигурию, стал священником в Милане примерно в 494—
Некоторое разъяснение мы можем извлечь из Vita s. Epiphani14 Эннодия, которое скорее кажется написанным им в поздние годы, чем в юности, вопреки склонному полагать обратное Фогелю. Здесь религиозный характер с.367 выражен очень сильно; несомненно, что Epistola in Christi signo свойственна молодости Эннодия (501—
В Vita s. Epiphani рассказывается, что Епифаний, епископ Павии, занимался своими добрыми делами, когда демон пытался мучить этого честнейшего человека; «excercitum [слово должно быть принято в техническом значении и намекает на римский военный строй солдат, ведомых Одоакром] adversus Orestem patricium erigit et discordiae crimina clandestinus supplantator interserit [здесь ясно утверждается характер восстания, которое представляло собой движение Одоакра и о котором не могло бы так говориться, если бы речь шла о военном вторжении], spe novarum rerum [подтверждается восстание] perditorum animos inquietat, Odoacrem ad regnandi ambitum extollit [Одоакр стремится к королевской власти; однако не говорится, что он её быстро достиг], et ut haec pernicies in Ticinensi civitate contingeret, Orestem ad eam fiducia munitionis invitat [значит, восстание застало Ореста в открытом месте, и он отступил в civitas Павии, доверяясь её укреплениям; учитывая, что оттуда он двинулся в Пьяченцу и что Одоакр также отправился в Пьяченцу, а затем проследовал в направлении Равенны; мы получаем здесь подтверждение мнения, что восстание произошло на северо-востоке от Павии и, следовательно, более или менее в центре паданской долины]. Episcopus cum omnibus ad se pertinentibus praesens invenitur; fit maximus in urbe concursus, praedandi rabies inardescit, ubique luctus, pavor ubique et mortis imago plurima: discurrebat ille sollicitus»[14] [таким образом, Орест не смог найти ни надёжного убежища среди укреплений Павии, ни какой-либо помощи; восставшие вошли туда с ним и, следовательно, Одоакр также проник с ним в город, который не перенёс никакой осады]. Далее Эннодий упоминает о пожарах; сестра Епифания была взята в плен, но он её освободил. Епифаний проявил большую заботу ради освобождения прежде всего матерей семейств, так что «non tantum ad delendum sufficiebat exercitus [в указанном смысле] quantum ad reparandum unius persona pontificis, sublato tamen Oreste et propter Placentiam urbem extincto, depraedationis impetus conquievit. [Эннодий с.368 занимается только Павией, куда с прекращением всякого сопротивления возвратилось спокойствие]. Post quem adscitus in regnum Odoacer tanto cultu insignem virum coepit honorate, ut…»[15].
Воспринимая буквально слова Эннодия, можно подумать, что Одоакр был возведён на трон после смерти Ореста: сначала историк говорит нам о regnandi ambitus, до катастрофы Ореста, и лишь позже говорит о нём adscitus in regnum, что противоречит свидетельствам Consularia. Но, возможно, во втором случае Эннодий имел в виду лишь мирное осуществление власти, что могло быть достигнуто только после окончательной победы.
Эннодий заканчивает своё отступление рассказом о смерти Ореста и опускает последующие события, выходящие за рамки его исторического горизонта, ограниченного, по крайней мере, на тот момент, Павией. Во всяком случае, нет сомнений в том, что имперское сопротивление в тесном смысле закончилось смертью Ореста, представлявшего (как мы покажем далее) военную власть наряду с властью гражданской (удерживаемой Августулом), после которого осталось лишь явно недостаточное сопротивление Равенны, защищённой стенами и водой.
Что со смертью Ореста война считалась законченной, явствует из отрывка письма Пасхазию, с которым Евгиппий посылает ему своё житие св. Северина. В нём он сообщает: «Primerius quidam, presbyter Italiae, nobilis et totius auctoritatis vir, qui ad eum confugerat tempore quo patricius Orestes inique peremptus est, interfectores eius metuens…»[16]15.
Собрав вместе и упорядочив относящиеся сюда события, мы с большей или меньшей уверенностью получаем в результате такую их последовательность:
с.369 месяц август (?) 476 года: восстание Одоакра в центре долины По или ещё дальше к востоку16;
вступление в Павию, сторонники Ореста побеждёны, Одоакр возведён на царство, 23 августа;
Орест убит в Пьяченце, 28 августа;
Павел, брат Ореста, убит в Пинете, 31 августа;
Одоакр входит в Равенну и свергает Августула, 4 сентября.
Мнение о том, что Одоакр прибыл в Италию, явившись как захватчик из областей, находящихся за пределами Альп, в настоящее время оставлено, но в прошлом имело выдающихся защитников. Его поддерживал Муратори17, ссылаясь на Иордана и Historia Miscella (которая, по сути, не что иное, как Historia Romana Павла). Бальбо, в 1830 году с гениальностью мысли и проницательностью критики написавший свою Storia d’Italia sotto i barbari18, — книгу, заслуживающую того, чтобы посоветоваться с ней даже сейчас, после стольких современных исследований, — колебался в некоторой неопределённости, но в конце достаточно открыто присоединился к мысли Муратори; он не может сказать, явился ли Одоакр в Италию как захватчик, во главе разнообразно составленного войска, или же был послан к нам своими старинными соратниками. Как о захватчике говорит об Одоакре Иордан в Getica, менее определённо в Romana; за Иорданом следует Павел Диакон19, который не вводит в рассказ ничего своего. Но эти писатели допустили явное недоразумение, стремясь соединить рассказ источников, относящийся к восстанию Одоакра, со св. Северином. В Vita s. Severini20 содержится знаменитый отрывок, из которого мы узнаём, что Одоакр пришёл просить с.370 благословения к святому отшельнику, направляясь с несколькими товарищами в Италию. Там сказано: «quidam barbari, cum ad Italiam pergerent»[17], пришли просить у него благословения: «inter quos et Odoacer, qui postea regnavit Italiae»[18]; он был скверно одет и святой обратился к нему с такими словами: «Vade, inquit, ad Italiam, vade vilissimus nunc vestibus coopertus, sed multis cito plurima largiturus»[19]. Затем Евгиппий21 добавляет, что Одоакр, достигнув власти, уведомил об этом св. Северина, который ответил ему, предсказав его смерть: «Odoacer rex sancto Severino familiares litteras dirigens…»[20]. Если Одоакр спустился в Италию, то кажется самым естественным делом предположить, что это и был тот случай, когда он спустился, ведя войну и преследуя тех, кто командовал противником.
Посещение Одоакром св. Северина можно сравнить с посещением Тотилой на вершине Монтекассино св. Бенедикта, о котором сообщает св. Григорий в главах 14—
Нет сомнений в том, что Одоакр шёл с несколькими товарищами и за ним не следовала армия завоевателей; это второе предположение, впрочем, исключается и словами святого, никак не намекающими на завоевательную войну. Итак, остаётся неизменным лишь то, что Одоакр прибыл молодым в Италию и что восстание внезапно вспыхнуло в середине августа 476 года в долине По и по левую сторону от этой реки.
Кем были те народы, которые хронисты соединяют с именем Одоакра, отчасти мы уже видели, поскольку Аноним Валезия говорит, что он появился cum gente Scirorum, а Auctarium Haunense утверждает, что он был поставлен королём герулами «intra Italiam habitatores». Если верно предположение Шмидта22, то в противостоящих римлянам скифах, о которых говорит Сидоний Аполлинарий23, мы признаём солдат Одоакра; однако с.371 можем ли мы быть уверены в столь смелом толковании? Иордан в Romana: «Odoacer genere Rugus», согласуется с Иоанном Антиохийским24, который утверждал, что он γένος ὢν τῶν Σκίρων. Феофан25 называет его готом. По поводу начала господства Одоакра Иордан в Getica прямо говорит о народах, которые с ним были: «Odoacer Turcilingorum rex, habens secum Sciros, Herulos diversarumque gentium auxilium…»[21], и в Romana: «Odoacer, genere Rogus, Thurcilingorum, Scirorum Herulorumque turbas (sic) munitus»[22]. В другом отрывке Romana, намекающем на господство Одоакра, говорится «sub Thurcilingorum Rogorumque tyrannide»[23], где, впрочем, tyrannis, вероятно, следует понимать в греческом смысле и принимать его положительное значение. В другом упоминающем Одоакра месте Getica содержится уже приведённое выше выражение diversae gentes: «rex gentium omnem Italiam subiugatam…»[24]26. В некоторой степени от Иордана зависит Павел Диакон27, который в названии главы даёт Одоакру титул rex Turcilingorum, отсутствующий в тексте; впрочем, вполне вероятно, что заголовки в Historia Langobardorum исходят от руки самого автора, настолько чёткий личный отпечаток они имеют; я имею в виду заголовки наиболее широко распространённой формы и не хочу говорить о заголовках, исходящих из Новалезского кодекса, затем манускрипта Филлипс28. В главе, о которой идёт речь, мы читаем: «Adunatis igitur Odoacar gentibus [то есть германские народы], quae eius dicioni parebant, id est Turciligis et Herolis Rugorumque partem, quos iam dudum possidebat, necnon etiam Italiae populis venit in Rugiland»[25]. В другом месте Павел29 ставит нас перед Нарсесом, развязавшим войну «adversus Sinduald Brentorum regem, qui adhuc de Herulorum stirpe remanserat, quos secum с.372 in Italiam veniens Odoacar adduxerat»[26]. Это ценное сообщение о герулах, которые приходят в Италию вместе с Одоакром и часть которых переживает истребление Одоакра и его близких, поскольку отрывок лангобардского историка относится к этой более поздней эпохе.
В приведённом выше отрывке Auctarium Haunense утверждает, что герулы назначили королём Одоакра, иначе говоря, непосредственно ими был предоставлен титул короля этого народа, а позже, в той же хронике, в связи с разгромом ругов, определённо говорится: «Fevva rex Rugorum adversum regem Erulorum Odoachrem bellum movet»[27].
Марцеллин Комит30 свидетельствует, что Odoacre rex Gothorum убил Ореста и осудил Августула на изгнание в замок Лукулланум; говоря далее о войне между Одоакром и Теодерихом, он указывает обоих с одним и тем же титулом rex Gothorum: «Theodericus rex Gothorum optatam occupavit Italiam. Odoacer itidem rex Gothorum metu Theoderici perterritus Ravennam est clausus»[28], где находился до тех пор, пока Теодерих его зверски не убил. Здесь выражение rex Gothorum может принимать такое неопределённое выражение (как мы увидим через несколько строк), которое, возможно, хронист использовал также потому, что в этом случае предполагал равенство между одним и другим королём, в соответствии с установленным между ними соглашением, о котором мы будем говорить в своё время.
Origo gentis Langobardorum (которое в своём первоначальном виде составлено, видимо, около 670 году) сообщает, что Одоакр двинулся на войну против ругов cum exercitu Alanorum[29]. Прокопий31 говорит о варварах, которые под именем союзников сражались вместе с римлянами, это были скиры, аланы и другие готские народы. Свидетельство Прокопия подтверждает неопределённое использование выражения «готский народ».
Евгиппий32, автор жития св. Северина, был аббатом в castellum Lucullanum, который помнил как сады Лукулла, так и последнее несчастное пребывание Ромула Августула. с.373 Биография св. Северина вызывает большой интерес и, как сказано в Deutschlands Geschichtsquellen Ваттенбаха и Траубе, может рассматриваться как последний луч солнца, сверкнувший на мгновение перед тем, как историография обрела конец. Это поэтическая фраза не отменяет историографических и литературных исследований, упрямо продолжаемых в течение всего остроготского периода. Под именем Евгиппия известны несколько извлечений из св. Августина, входящих в патристические сборники и недавно включённых также в венский Corpus scriptorium ecclesiasticorum latinorum. Считается, что оба Евгиппия были одним и тем же лицом; теперь же предполагается, что тот самый Евгиппий был и тем, кто с таким именем встречается нам в напольной мозаике, обнаруженной несколько лет назад на холме, называемом Dos в Тренто, ставшим известным под именем Verruca, на котором располагался гарнизон. Буквы, с помощью которых изображена надпись, вполне могут относиться к VI веку; техника мозаичной работы наводит на мысль о том же времени33. Нас побуждает принять такую идентификацию тот факт, что имя Eugippius совсем не было распространено в раннее средневековье. Евгиппий был учеником св. Северина и с благоговением и любовью собрал эти воспоминания.
Я упомянул Иоанна Антиохийского, чьи фрагменты в былые времена не получили общепризнанной оценки. Нам очень мало от него осталось. С обычной учёностью этими фрагментами занимался покойный Карл Крумбахер34, который установил, что они не оставляют никаких сомнений ни в его существовании, ни в существовании его хроники. Но, тем не менее, великая тьма царит вокруг этого писателя, усугубляемая также тем обстоятельством, что подлинность кое-каких из приписываемых ему отрывков может вызвать некоторое сомнение. Крумбахер придерживается гипотезы, согласно которой Иоанн Антиохийский относится к сиро-палестинской литературной группе, на протяжении VI и VII с.374 веков много занимавшейся историей, риторикой, агиографией. Он также не был чужд примыкания к тем, кто идентифицирует его с Иоанном, монофизитским патриархом Антиохии между 631 и 649 гг.[30]; вероятно, его хроника, из которой были изъяты дошедшие до нас фрагменты, — это история мира, охватывающая период от Адама до смерти императора Фоки. Несколько строк, касающихся Одоакра, достаточно независимы от других известных источников и выводят на свет аспекты этой истории, которые в противном случае остались бы неизвестными.
Прокопий, родившийся в Кесарии около 490 года, следовал за Велизарием в походах против персов, вандалов, остроготов и, таким образом, мог писать со знанием дела Историю своего времени, которая делится как раз на три части, включая соответственно походы против персов в Азии, против вандалов в Африке (487—
с.375 В нашем распоряжении имеются римская история Иордана и его же история готов, то есть Romana и Getica35. Произведеньице Romana менее интересно для нашей цели, чем Getica. Значение, которые мы придаём и тому, и другому произведению, отчасти зависит от того, где мы видим то место, в котором писал Иордан. Моммзен считал, что эти исторические компиляции были составлены в монастыре Мёзии, следовательно, очень далеко от главного театра тех событий, которые интересуют нас прежде всего; однако Людвиг Траубе (о преждевременной кончине которого мы сожалеем) в седьмом издании Deutschlands Geschichtsquellen Ваттенбаха36 возродил старое мнение, согласно которому историк Иордан может быть идентифицирован с лицом того же имени, которое в VI веке, как нам известно, было епископом Кротона; этот город расположен недалеко от тех мест, куда удалился, оставив государственные дела, Кассиодор, из чьих готских историй Иордан и составил сокращённое изложение. Траубе вновь придаёт значимость гипотезе, усматривающей папу Вигилия в одноимённом лице, которому Иордан посвятил свою Romana. Так как Иордан даёт своему Вигилию эпитет frater, остаётся, по-видимому, подтверждённым предположение, что он был епископом, в то время как другой был папой. Но, к сожалению, такие предположительные комбинации не вызывают большого доверия, и теперь мы видим их поставленными под сомнение37.
Марцеллин Комит составил свою хронику в гораздо более раннее время, на рубеже V и VI столетий. Как показывает используемый им латинский язык, он был связан с Западом, но в то же время его деятельность связана с Константинополем и с византийским двором. Манера, в которой он составил свой список консулов, также указывает на одновременное воздействие западного и восточного влияния.
Использованные нами источники показывают многочисленность тех gentes, которые несли службу при Одоакре: герулы, туркилинги, с.376 руги, готы, аланы. Одоакра делают и скиром, и ругом. Отсутствуют, однако, утверждения, что все вышеупомянутые народы были рядом с ним со дня восстания. Титул rex gentium, приписанный ему Иорданом, даёт законное обозначение этому смешению племён.
С выражением Иордана соотносится отрывок Эннодия в Panegyricus38: «Odoacer … qui universas contra eum nationes, quasi orbis concussor exciveras, tot reges tecum ad bella convenerant»[31]. Здесь намекается на Теодериха, собравшего вокруг себя против Одоакра много народов и королей. Отсюда мы можем понять, что концепция смешения народов, приложенная то к Одоакру, то к Теодериху, сама по себе может быть истолкована очень широко. И тот, кто, как Теодерих, был по сути королём единственного народа, может рассматриваться как центр союза, в который вошли многие. И не всегда имеет значение возражение, что восхвалять государя как короля многих народов — это одно, а сказать, что он имел с собой много народов — уже другое, так как в этом отношении Иордан выражается всё же с некоторой неопределённостью. А с другой стороны, и в самом деле не следует удивляться, что кое-кто назывался королём нескольких народов. Например, в акте 484 года может быть прочитано «Rex Unericus Vandalorum et Alanorum»39.
Как мы видели, присутствие герулов среди солдат Одоакра отмечено различными источниками: Иорданом, Павлом Диаконом, Auctarium Haunense. Прежде, чем копенгагенский кодекс занял своё место среди свидетельств истории Одоакра, Бальбо40 понял то преобладающее положение, которое герулы занимали среди солдат Одоакра; следовательно, он считал их ядром восставшей армии. Вышеупомянутый историк обратил внимание на то, что герулы уже находились в Италии ещё при империи; более того, он говорит, возможно, не совсем верно, о названном их именем легионе. Ясно, что Бальбо ссылается на с.377 Notitia dignitatum41, где имеется список numeri (не легионов), которые per infrascriptas provincias habentur[32], и где сказано, какие военные numeri находятся в Италии; среди них упоминаются и Herules seniores. Далее, извлечённые из земли Конкордии42 надписи подтверждают существование герулов в восточной части Верхней Италии. Свидетельство Auctarium Haunense, благодаря своей ясности не менее, чем вызываемому доверию, представляет собой первоклассный источник, которому эпиграфические источники не отказывают полностью в своей поддержке. А значит, мы можем считать, что ступаем в этот момент по достаточно твёрдой почве.
Если выдвинуть гипотезу о том, что повстанцы Одоакра состояли в каких-то отношениях с варварами, обитавшими по ту сторону Альп, то в этом нет ничего, что противоречило бы известным нам данным; и это само по себе вероятно. В соответствии с природой вещей восстание получило затем поддержку тех германцев, которые располагались недалеко от границы.
III. Одоакр добивается благосклонности императора Зенона
Впервые Одоакр официально появляется при дипломатических переговорах во время посольства римского сената к императору Зенону, о котором сообщает отрывок историка Малха. В данном случае мы присутствуем на переговорах, касающихся правового положения, в котором находятся соответственно Зенон, Непот, сенат и Одоакр; это положение, являясь тем понятием, которое мы должны сформировать в отношении того же Одоакра, наверняка последовало бы в ясной форме, если бы мы имели об этих событиях какое-то более полное повествование, чего нельзя сказать о свидетельстве с.378 единственного историка, к тому же дошедшем до нас лишь фрагментарно.
Малх из Филадельфии написал пространную историю, в семи книгах описывающую события 474—
Итак, Малх рассказывает о том, что Одоакр, услышав, что изгнанный Василиском Зенон вернулся к власти, вынудил (ἠνάγκασε) сенат (τὴν βουλήν) отправить посольство к Зенону, чтобы объявить, что не испытывает необходимости в собственном императоре; достаточно единственного правителя (αὐτοκράτωρ) для обеих частей. Сенаторами же был избран Одоакр, как тот, кто опытен в военных делах и может управлять западной частью империи; поэтому они просят у Зенона дать ему достоинство патриция и должность для управления диоцезом италийцев (τὴν τῶν Ἰταλῶν … διοίκησιν). Итак, мужи римского сената отправились (ἄνδρες τῆς βουλῆς τῆς ἐν Ῥώμῃ) донести такие речи до Византии. В те же дни явились [в Константинополь] послы от Непота, чтобы поздравить Зенона с возвращением к власти; они просили его, настигнутого несчастьем одновременно с Непотом, дать денег и войско, чтобы обеспечить его возвращение и былое счастье. Непот послал их, чтобы они это сказали. Зенон ответил пришедшим следующим образом. Тем, кто явился от имени сената (τοῖς μὲν ἀπὸ τῆς βουλῆς), он заявил, что из двух императоров, полученных ими с Востока, они одного [Непота] изгнали, а другого, Антемия, убили. Они знают то, что должно быть сделано: имея живого императора, не следует делать ничего иного, как принять его, когда он возвратится. Обращаясь далее к сторонникам варвара (τοῖς δὲ ἐκ τοῦ βαρβάρου), Зенон сказал, что хорошо бы поступил Одоакр, если бы принял достоинство патриция (τὴν ἀζίαν τοῦ πατρικίου) от императора Непота (παρὰ τοῦ βασιλέως Νέπωτος). Он бы и сам его (достоинство патриция) предоставил, если бы Непот его не предупредил. Он хвалит Одоакра за то, что тот начал следовать опыту, подобающему римлянам, и надеется, что тот примет этого императора, предоставившего ему такую честь, если захочет действовать с.379 справедливо. И в императорском письме (βασίλειον γράμμα), в котором он выразил Одоакру свои пожелания, Зенон называет его патрицием (πατρίκιον ἐν τοὐτῳ τῷ γράμματι ἐπωνόμασε). Всё это Зенон совершил ради заботы о Непоте, сожалея о его несчастьях и испытывая к нему сострадание по причине сходства перенесённых ими испытаний. К этому его побудила Верина [сестра Василиска], родственница жены Непота43.
Наши знания о юридическом начале нашего средневековья и о природе государства, которое закрывает древность и открывает современность, сводятся к чистому и простому отрывку, переданному неизвестно когда, в какой форме и каким путём. Как старые, так и новые эрудиты терзали и растягивали упомянутый отрывок тысячами способов, подвергая его тщательным и тонким исследованиям, о некоторых из которых мы должны будем кое-что сказать. Между тем я начинаю, отметив некоторые особенности, которые скоро представятся на наше рассмотрение.
Было сказано о единстве империи, стремящейся восстановиться в своей целостности, так что даже избрание Одоакра представлено как совершённое в согласии с такой тенденцией. Сенат, по крайней мере, номинально, всё ещё сохраняет авторитет, достаточный для представления Запада перед Греческой империей, как если бы он от неё зависел. Сенаторское посольство касается дел, имеющих отношение к сенату, в том числе избрания Одоакра; более того, именно в этой связи объясняется деятельность сената. Именно сенат должен назначить лицо, ответственное за осуществление власти, но таким образом, что он может лишь сделать предложение и подчиниться воле императора. Зенон даёт отдельные ответы по вопросам, доложенным ему со стороны сената, и по вопросам, выраженным со стороны Одоакра. По первому пункту он напомнил сенату о его обязанности признать изгнанного императора, то есть Непота, настаивавшего теперь на восстановлении своей власти. По второму пункту Зенон желает показать, что Одоакр или от него самого, или же от Непота получил почётное достоинство патриция, даже настолько забегая вперёд, что применил к нему с.380 титул патриция в адресованном ему письме об упомянутых делах, не сказав, однако, о формальном предоставлении этого титула.
Отсюда следует, что как Одоакру, так и сенату Зенон ответил письмом, переданным послам.
Таким образом, о достоинстве патриция упоминается дважды: в первый раз — в просьбе сената, и во второй — в ответе Зенона. В первом случае к просьбе о титуле присоединяется просьба об управлении диоцезом Италии (τὴν τῶν Ἰταλῶν … διοίκησιν), во втором случае говорится только о патрициате. Зенон ничего не говорит об управлении названным диоцезом, но очевидно, что эта должность рассматривалась в связи с достоинством патриция, влекущим за собой указанную должность, какой бы ни была юридическая связь между ними. Если Зенон советовал Одоакру получить от Непота титул патриция, умалчивая об управлении диоцезом, это означает, что данный пункт подразумевался; и Зенон, называя Одоакра именем патриция, очевидно признавал в нём управителя Италии44.
Заслуживает внимания тот факт, что об управлении Италией говорится не туманно и неопределённо, но она определяется юридически значимой фразой, τὴν τῶν Ἰταλῶν … διοίκησιν, что означает Италию в историческом смысле. Мне кажется, что слова Зенона определяют территориальную основу власти, предоставленной Одоакру.
с.381 В соответствии с римским имперским управлением, слово Италия может быть понято в двух совершенно различных смыслах.
Praefectura Italiae включает в себя три диоцеза: Африку, Италию и Западный Иллирик. Существование названной префектуры Италии связано с устройством, данным империи Константином45; каждой префектурой управлял praefectus praetorio, облечённый широкими полномочиями; к Востоку относились две префектуры, Восток и Иллирик, а к Западу — префектуры Италия и Галлия. Разделам Константина предшествует и подготавливает их раздел Диоклетиана, представленный в Laterculus Veronensis, где передано устройство, данное империи именно Диоклетианом в 297 году. Интересующий нас диоцез назван здесь «италийским диоцезом». Это название появляется здесь впервые; к нему в этом списке отнесены шестнадцать провинций. В то время как другие провинции империи управлялись одним викарием каждая, в Италии их было двое: vicarius urbis Romae, пребывающий в Риме, и vicarius Italia, имевший местонахождение в Милане46. Если от Laterculus Veronensis мы перейдём к Notitia dignitatum, в начало V века, то обнаружим, что диоцез Италия сохранился неизменным, за исключением того, что провинций насчитывается 17 вместо 16. Применив эти юридические понятия к свидетельству Малха, можно, мне кажется, заключить, что тогда в переговорах между Востоком и Западом точка соглашения отыскивалась в отказе от префектуры Италии и в принятии dioecesis italiciana в качестве территориальной основы власти Одоакра (см. ниже, с. 384). Мы увидим, можно ли в отказе от этого юридического основания, которому Одоакр придавал мало значения, найти причину (или, если угодно, предлог) разрыва, произошедшего между императором и Одоакром.
В прошении сената Одоакр восхваляется в двух отношениях: способности к управлению и воинской доблести. Здесь нельзя говорить о дежурной фразе, напротив, с.382 сенат желал этими словами отделить гражданскую власть от военной. О военной власти по необходимости говорится мало, так как она относится прежде всего к Одоакру, бывшему главой варваров, который не мог быть предметом обсуждения в такой момент. Но намекается на это с достаточной ясностью.
Эти краеугольные камни обсужденных тогда соглашений ведут к оправданию и объяснению другого важнейшего обстоятельства — установления единственности персоны императора, тогда как прежде Запад привык получать своих императора с Востока: Антемия, Непота. Но только кажется, что этот политический принцип был действительно новым и что он сводится лишь к превращению в узаконенный обычай фактического положения, которое формируется уже со времён Рицимера. Напротив, то, что было действительным во времена Ореста и Августула, может рассматриваться как естественная подготовка к просьбе сената Зенону. Орест, вознесённый к власти, придерживался римской концепции: удерживая за собой осуществление только военной власти, он номинально уступил гражданскую власть Августулу. Это было не что иное, как юридическая фикция, и вотум сената означал лишь, что эта фикция была бесполезной. Личная ничтожность Августула полностью оправдывала изменение, внесённое в осуществление управления государством.
Из отрывка Малха следует, что переговоры, продолжавшиеся между сенатом, Одоакром и Зеноном, имели следующие последствия: 1) Было подтверждено единство империи и определена идеальная единственность αὐτοκράτωρ’а, хотя бы даже и признавалось то фактическое положение, которое было закреплено событиями. 2) Поэтому Непот был оставлен в своём положении, которое было тем прочнее, что он, конечно, имел свою географическую основу в префектуре Италия, но вне диоцеза того же имени; Непот действительно пребывал в Далмации, которая являлась одной из провинций диоцеза Иллирик. Прямо сказано, что Зенон поддержал Непота из-за проявленного к нему сострадания, сохраняя для него (формально) Западную империю. 3) Зенон ничего не требовал от Одоакра и фактически не вынуждал его признать Непота; он лишь просто предложил сенату сохранять преданность Непоту, прежде всего из-за с.383 чувств, а не по политическим причинам. 4) Вследствие этого Зенон не предоставил Непоту ни денег, ни солдат, несмотря на то, что несчастный император об этом просил. 5) Теоретически Зенон допускал, что, сохранив для Непота империю, Одоакр получил бы титул, а с ним и осуществление власти, ограниченной управлением диоцезом Италия, но в то же время он признаёт, что всё это чистый формализм, юридическая фикция, и, давая Одоакру попутно титул патриция, признавал его в качестве такового. 6) Прямо не сказано, что Зенон именно так написал Одоакру, но сам факт, что он принимает его сообщения и отвечает непосредственно ему письмом, имеет решающее значение. 7) В этой форме соглашения о королевском достоинстве Одоакра вообще не говорится, как о не имеющем прямого отношения к императорскому праву. 8) Сенат, объявив Зенону об избрании Одоакра из-за его двойной способности, то есть в делах политических и в военных, даёт нам средство для интерпретации последующих этапов касательно патрициата, испрошенного вместе с поручением управлять Италией, в чём и состояла цель посольства. 9) Сенат называет τὴν τῶν Ἰταλῶν διοίκησιν, юридически определяя пространство, на которое, как было условлено, Одоакр распространяет своё новое право в соответствии с римской правовой концепцией. 10) Молчание, хранимое в отношении варварской стороны власти Одоакра, означает, что она не была исключена. 11) Подлинное и легальное соглашение между Зеноном и Одоакром заключено не было, но был признан статус добрых отношений, что практически могло иметь значение дружбы. 12) Способ, которым сенат говорит об Одоакре, и похвала, сделанная в его адрес, не должны толковаться как простые фразы. Мы можем предположить, что Малх заимствовал своё повествование в этой части из документальных источников; действительно, как мы упоминали, Auctarium Haunense47 сообщает, что герулы избрали королём Одоакра «homine aetate et bellicis rebus instructum». Aetas намекает на гражданское благоразумие, а вторая часть этой фразы содержит указание на военные дела. Согласие между Малхом и Auctarium не может быть случайным. Иоанн Антиохийский с.384 говорит, что Одоакру, когда он умер, было 60 лет. Если столько ему было в 493 году, он должен был насчитывать 43 года в
с.385
IV. Патрициат Одоакра
Сан патриция привлекал внимание не только новейших, но и древних учёных, поскольку и те, и другие задавались вопросом, на самом ли деле в этом титуле нашла своё правовое основание власть Одоакра. Для того, чтобы возник этот вопрос, достаточно было подумать о том, до какого значения постепенно возвысился титул патриция после реформы Константина, сделавшего его персональным достоинством, уступающим только достоинству консула51. Значение этого титула действительно возросло в тот период, когда создавались и укреплялись первые варварские королевства; предстоит, однако, выяснить, какого уровня достигло достоинство патриция в интересующий нас исторический момент.
В 1830 году также и по этому вопросу со своей обычной проницательностью высказался Чезаре Бальбо52. Он отмечает, что «получив владение Италией, Одоакр желал его легализовать. Методы, которым он следовал, не отличались от применявшихся ранее, и он домогался титула патриция, которым уже обладали Рицимер, Гундобад и Орест. И это правда, что Одоакр был и считал себя скорее их “преемником”, чем императоров». Это наблюдение пьемонтского историка кажется мне достойным внимания благодаря тому, что соотносит деятельность Одоакра с деятельностью многих его предшественников; иными словами, Одоакр не шёл новым путём, что до сих пор полностью игнорировалось. Менее заслуживающей доверия мне представляется другая мысль Бальбо, когда он, резюмируя отрывок Малха, делает из него вывод, что между Зеноном и Одоакром произошла полюбовная сделка, в силу которой этот последний должен был получить от Непота титул патриция. Я также не могу согласиться с ним в перенесении, в силу всего этого, даты падения империи с 476 на 480 год, год смерти Непота.
с.386 В меньшей степени мы можем воспользоваться «Историей Италии в средние века» Карло Троя53, который удерживает наряду с Бальбо одно из первых мест среди итальянских медиевистов XIX века. Впрочем, мне кажется справедливым его замечание, что посольство, о котором говорит Малх, демонстрирует покорность (естественно, формальную) Одоакра по отношению к сенату. Титул патриция был скорее озвучен, чем предоставлен Зеноном (p. 29). «Одоакр продолжал под видом клиентелы по отношению к Зенону Августу».
Джованни Баттиста Де Росси54, основатель христианской археологии, рассуждая о консульствах времён правления Одоакра, говорит, что тот, рассматривая Зенона в качестве императора, желал для себя только титула патриция.
Подлинную проницательность демонстрирует Аугусто Гауденци55, по-новому рассмотревший эти сложные вопросы. Передав суть отрывка Малха, он признаёт, что значение вопроса о патрициате остаётся неясным. Он обращает внимание на то, что титул патриция был только почётным и не предоставлял власти Одоакру; он даже не отличает его от тех его подчинённых, которые имели [или, возможно, могли бы иметь] такой же титул. Но этого недостаточно. «Мне (замечает Гауденци) показалось поэтому более вероятным, что он просил не почётный титул, как считают все авторы, но то достоинство, существование которого показано нам Кассиодором. В VIII книге Variae мы находим
Столкнувшись в 1889 году с этими проблемами, Теодор Моммзен в своей известной монографии Ostrogothische Studien рассматривает их с краткостью, равной глубине. Исследуя различные достоинства, которые встречались в остроготском королевстве, он говорит о патрициате, считая его установлением Константина, что последний на самом деле скорее превратил в персональную почесть то, что было титулом родовой знати. Готы были отстранены от патрициата; как правило, им наделялись гражданские должностные лица. Действительно, согласно законам Зенона (Inst., 12, 3, 3) и Юстиниана (Nov., 62), такой титул мог получить только тот, кто достиг одной из высших должностей в государстве. Теодерих был патрицием. Амаласунта56 назначила patritius praesentialis, военная должность, старого воина Тулуина (Var., VIII, 9, 10, 11, 12) и римлянина Либерия, который был praefectus praetorio Галлии. Возможно, но маловероятно, что Теодерих, после утверждения соглашения с Востоком, также жаловал такой титул. Заглядывая в будущее, Моммзен замечает, что титул patricius, бывший названием должности, приличествует королю германцев и сохраняется затем на всю жизнь. И в нашем случае имеет значение следующее замечание Моммзена: встречается выражение praefectus praetorio Africae (или Italiae) et patricius, которое после Юстиниана превращается в patricius Africae (Italiae). Моммзен с похвалой отзывается о монографии Гауденци.
Перед подобной проблемой оказался в 1897 году и
Здесь Хартман следует в основном по пути, намеченному Гауденци и пройденному также Моммзеном. Кажется, что Хартман всё же колеблется в признании ограничительного суждения Гауденци о значении титула патриция, не принимая твёрдости, проявленной болонским профессором.
Далее Хартман отмечает, что Одоакр, преисполненный почтения к древним порядкам, не внёс никаких нововведений в гражданские должности, оставшиеся в руках римлян; военные же должности принадлежали варварам и были закрыты для римлян. Он полагает, что Одоакр управлял гражданскими делами, возможно, в силу императорского делегирования. После смерти Непота он даже назначил консулов, получивших признание на Востоке; у нас ещё будет повод вернуться к этому вопросу.
Паскуале Виллари57 понимает эти события следующим образом: «Должность императора Запада, уже сведённая к тени подавляющей мощью генералов, ставших её заместителями, теперь вовсе исчезла в варваре, который узурпировал её место. И впервые в мировой истории Италия является как новое, независимое политическое единство. Но варвар, распоряжающийся во главе армии варваров, был явлением настолько беспрецедентным, что неясно, на каком законном основании он мог основывать свою власть. Одоакр не осмелился принять титул ни императора, ни короля Италии; он был лишь королём варваров. И по какому праву он мог тогда распоряжаться на полуострове, древнем средоточии империи? Единственный подлинный и законный государь находился теперь в Константинополе и к нему, в 477 или 478 году, явились два торжественных посольства», Непота и Одоакра.
с.389 Джачинто Романо58 взглянул на эту проблему под другим углом, стараясь показать, что Одоакр тщетно пытался получить от Востока тот характер законности, потребность в котором испытывал. Между прочим, он пишет: «Мы уже сказали, что Одоакр принял титул короля; но мы также сказали, что он король варваров и не король Италии. Если бы Одоакр желал стать королём италийцев, требование патрициата не имело бы никакого смысла. Но король каких именно варваров? Очевидно, не той или иной группы, находящейся в его подчинении, но всех тех, кто принимал участие в его возвышении». Относительно королевского титула у меня есть несколько оговорок, которые я изложу ниже. Мне кажется, что официально он не имел другого титула, кроме титула rex в безотносительной форме, без определения, но по-простому и неофициально, поскольку одними он был указан как король того или иного германского народа, а другими, желающими дать королевству Одоакра географическую основу, он был назван также королём Италии. После упоминания различных национальностей варваров, которые служили под его началом, профессор Романо пишет: «Rex, по сути, прозвище Одоакра, выражающее только высшую княжескую степень, на которую его возвели варвары, без какого-либо определения народа и страны и без какого-либо внимания к положению, которое он принимает перед Италией и Восточной империей. Поэтому он является лишь имперским чиновником, награждённым титулом короля, титулом совершенно персональным, обозначающим скорее достоинство, чем должность… Он только и просто Odovacer Rex». — Или, пожалуй, можно было бы даже сказать: король, награждённый титулом имперского чиновника?
Патрициат Одоакра едва ли может отличаться от патрициата Рицимера, Непота, Ореста, Тулуина, Либерия и др., по крайней мере в том, что мы видим человека, заслужившего такой титул исполнением власти чуть меньшей, чем верховная. Патрициаты, предшествующие патрициату Одоакра, прокладывают ему путь; патрициаты Теодериха и других его времени представляют его дальнейшее развитие. Скудость источников часто требует, чтобы то, что известно об одном персонаже, было с.390 дополнено тем, что мы знаем о другом. Конечно, этот метод имеет свои опасности, но при множестве похожих случаев они соответственно интерпретируются.
Рицимер, сын свева знатного происхождения и дочери Валлии, короля визиготов, по этой последней причине был назван Эннодием готом. Его выдающиеся кровные узы должны привлечь наше внимание не меньше, чем его известные деяния, из-за которых Сидоний Аполлинарий помещал его рядом с героями древности. Он распоряжался империей во времена Авита, Либия Севера, Антемия, Олибрия; он держал некоторое время в своих руках судьбы империи и умер в 472 году. Титул, с которым обычно известен Рицимер — patricius; так его часто называет Сидоний. Эннодий59 называет его также Ricimerum patricium, как многие действующие лица названы Эннодием титулом patricius: Либерий, Фауст, Симмах, Агапит, Пробин, Цетег.
В Консулярии Виктора Туннунского60 Рицимер назван patricius. Хотя титул мог быть предоставлен и лицам с меньшей властью, простое упоминание его с этим титулом остаётся меньшим, что может считаться приличествующим его общественному положению. Я останавливаюсь на отрывке Марцеллина Комита61, который под 464 годом пишет: «Bengor[34] rex Halanorum a Ricimero rege occiditur»[35]. Идёт ли речь о технической ошибке, где rege стоит вместо patricio? Может быть, но не обязательно это признавать; нетрудно предположить, что Марцеллин рассматривал Рицимера как главу варваров, rex, хотя и достаточно романизированного, чтобы бороться со своими соотечественниками. Кассиодор в Chronicon62, указывая на тот же бой, говорит, что Беоргор был убит «a patricio Ricimero». Rex соответствует, в применении и расположении слов, patricius. В одном замечательном отрывке Иордана63 Рицимер показан как по преимуществу с.391 военнослужащий. «Ricimerem… virum egregium et pene tunc in Italia ad exercitum singularem»[36]. Consularia Italica64 дают нам возможность восстановить cursum honorum Рицимера, в том смысле, что он был magister militum и потом был возведён в patricius. Действительно, в 456 году magister militum Рицимер победил и убил Антемия[196] в Пьяченце, а 28 февраля 457 года «Ricimero mag. militum patricius factus est et factus est Maiorianus mag. mil. ipso die»[37].
С жизнью Рицимера связано вмешательство Востока в дела западных императоров. Поучителен пример, доставленный нам Антемием. Из Chronicon Кассиодора65 мы узнаём, что в 467 году Антемий «a Leone imperatore ad Italiam mittitur»[38] и принял империю, «suscipit imperium», на третьей миле от Рима, в месте, называемом Brontotas. В случае с Антемием мы можем найти аргументы для объяснения отношения, проявленного Зеноном к описанному Малхом посольству, так как все эти проявления восточного влияния на западную жизнь имели аналогичный характер. Предстоит выяснить, принял ли и какое участие Лев I в возвышении Антемия. Кассиодор утверждает, что это произошло в Италии рядом с воротами Рима. В Consularia Italica66 под 467 годом можно прочесть: «levatus est imperator d. n. Anthemius Romae, pridie idus aprilis [12 апреля]. Anthemius imperator efficitur…»[39]. Здесь совершенно умалчивается об участии Льва I и об этом не говорит также Виктор Туннунский67, хотя его Консулярий был по своему характеру почти откровенно греческий: «Anthemius Romae imperium sumpsit»[40]. Напротив, Марцеллин Комит, чья византийская принадлежность равным образом достоверна, без колебаний удостоверяет действие греческого императора: «Leo imperator Anthemium patricium misit imperatoremque constituit»[41]. Таким образом, свидетельство Малха полностью подтверждается.
с.392 Сидоний Аполлинарий в поэтическом Панегирике68 в честь Антемия останавливается на способе, которым тот завладел империей: «Te prece ruricula expetiit, te foedere iunctus Adsensu, te castra tubis, te curia plausu, Te punctis scripsere tribus collegaque misit Te nobis regnemque tibi; suffragia tot sunt Quanta legit mundus, fateor, trepidavimus omnes, Ne vellet collega pius promittere voto Publica vota tuo…»[42].
Как мы видим, Сидоний приписывает Льву возвышение Антемия, но упоминает также содействие сената, народа, войска. Рим для Западной империи всегда представляет собой законность; и если даже сенат, народ и войско занимали на самом деле второстепенное положение, сияние имени Рима не потускнело. Свидетельство Сидония, находящее поддержку в других вышеуказанных источниках, показывает ценность отрывка Малха и реальность интересов, описанных в его фрагменте.
В 470 году произошли новые волнения, о которых Кассиодор говорит так: «Romanus patricius affectans imperium»[43] был убит. Эти события подготавливают окончательный итог. Кассиодор под 472 годом указывает на смерть Антемия, ответственным за которую считает Рицимера, который «facto imperatore Olybrio, Anthemium contra reverentiam principis et ius adfinitatis cum gravi clade civitatis extinguit»[44]69; но через сорок дней умер и он. Согласно Fasti Vindobonenses priores70, Антемий умер 11 июля, а Рицимер 18 августа. В Paschale Campanum71 вторая дата отодвинута на один день. Смерть Рицимера, особенно при тех обстоятельствах, при которых она произошла, нанесла серьёзный ущерб римскому самомнению.
Гауденци считает, что титулом, характеризующим власть, которой был облечён Рицимер, был титул magister militum, и что титул patricius появляется как приложение к нему. В его cursus honorum в посвятительной надписи, размещённой с.393 в арианской церкви Рима72, мы читаем «Fl. Ricimer v. i. magister utriusque mil(itae pat)ricius et exconsul ordinarius»[45]. Использование наименования patricius заставляет забыть о том, что оно прямо связано с военной властью и по своей природе должно было иметь бо́льший практический эффект; в те времена политика проводилась главным образом среди военных и посредством военных.
Гундобад, племянник Рицимера, был сделан патрицием Олибрием в 472 году; согласно Консуляриям73, «eo anno Gundobadus patricius factus est ab Olybrio imp.»[46]. Кассиодор74 приписывает ему назначение в 473 году нового императора: «Gundobado hortante Glycerius Ravennae sumpsit imperium»[47]. В Fasti Vindobonenses priores указана дата 5 марта (473 года).
Эта политическое положение во всём подобно положению, повторившемуся во время Августула и Ореста. Однако с Востока была предпринята новая попытка укрепить византийское превосходство. Под 474 годом Кассиодор пишет в Chronicon75: «eo anno Romae Glycerio Nepos successit in regno»[48]. Более полное сообщение предложено нам Анонимом Валезия76, также под 474 годом: «Igitur, imperante Zenone augusto Constantinopoli, superveniens [мы имели возможность увидеть применение этого слова в отношении Одоакра “superveniente… cum gente Scirorum”, с неопределённостью значения, которое нужно принять во внимание] Nepos patricius ad Portum Urbis Romae deposuit de impero Glycerium et factus est episcopus, et Nepos factus imperator Romae, mox veniens Ravennam…»[49]. Consularia77 устанавливают дату 19 или 24 июня 474 года.
Итак, Непот был patricius и эта присвоенная ему честь подготавливает его к власти, как это было прежде (мы упоминали случай Майориана), так и после него (я имею в виду собственно Одоакра). Кроме того, находившиеся у власти Рицимер и Гундобад также носят титул патриция. Аноним Валезия под 475 годом описывает переворот, совершённый Orestes patricius, с.394 вследствие которого Непот бежал на корабле в Салону. Fasti Vindobonenses priores78: «introivit Ravennam patricius Orestes cum exercitu [эти слова намекают на военный мятеж, такой же, как произошедший вскоре в случае Одоакра] et fugavit imp. Nepos ad Dalmatias V kl. sept. [28 августа]»[50]. Одна из редакций Auctarium Haunense гласит: «Orestes patricius cum robore exercitus contra Nepotem Roma mittitur [то есть отправился из Рима в Равенну]. Qui cum desperatae rei negotium resistendo sumere non auderet, ad Dalmatias navigans fugit V kl. sept. [28 августа]»[51]79. В течение пяти лет Непот разыгрывает роль претендента в той форме, очертания которой мы видели в отрывке Малха. И упомянутый Auctarium продолжает: «ibique per quinquennium recuperandae spei fiduciam promittens Dalmatis imperavit. Post cuius fugam Orestes elatus…»[52]. Орест сохранил за собой военную власть, а гражданскую власть оставил сыну Августулу, предназначенному играть роль показного императора. Действительно, другая редакция Auctarium Haunense с полной ясностью выразила это так: «Orestes primatum omnemque sibi vindicans dignitatem, Augustulum filium suum apud Ravennam positus imperatorem fecit, ipse vero omnium curam externorum praesidiorum gerit»[53]. Таким образом, Орест сначала берёт на себя всю власть, а затем отдаёт власть Августа сыну и сохраняет за собой военное командование, то есть внешние гарнизоны, варваров, несущих службу за деньги империи. И вскоре случилось так, что эти внешние гарнизоны восстали против него, подражая тому, что сделал он сам.
Таким образом, Auctarium Haunense определяет иноземный, внешний характер наёмников. Разграничение власти и её распределение между Орестом и Августулом готовит дуализм, на котором будет основываться правительство Теодериха, рядом с которым внешние гарнизоны были представлены остроготами.
В Notitia Dignitatum содержатся элементы, необходимые для понимания системы военного управления, в полной мере развившегося в последние дни империи.
с.395 В 483 году на Востоке перед нами предстаёт Теодерих как magister militiae praesentis, занятый подготовкой своего пути к правлению в Италии и пробующий себя в верховном командовании. Зенон с большой щедростью обходился с другом, в котором он так нуждался. Иордан80 пишет: «Theodericus vero Zenonis Augusti humanitate pellectus Cpolim venit, ubi magister militiae praesentis effectus, consulis ordinarii triumphum ex publico dono peregit, sed quia, ut diximus, Odoacer regnum Italiae occupasset, Zenon imperator, cernens iam gentes illam patriam possidere, maluit Theoderico ac si proprio clienti eam committi, quam illi quem nec noverit»[54]. На основании этого краткого отрывка мы можем высказать различные соображения: 1) gentes, то есть варвары, господствовали вместе с Одоакром в Италии. 2) Они были организованы в regnum. 3) Первоначальной основой власти Теодериха была военная должность презентального магистра. Но по вопросу патрициата Иордан хранит молчание. Марцеллин Комит81, также под 483 годом, сообщает: «Theodericus rex Gothorum Zenonis Augusti munificentiis paene pacatus magisterque praesentis militare factus, consul quoque designatus…»[55]. Он удерживал в своих руках часть Прибрежной Дакии и там готовился к будущему величию.
О достоинстве патрициата говорит вторая формула, включённая в Variae (книга VI, которая, как и VII, содержит формулы эпохи Теодериха), тогда как первой является формула консулата. Здесь указано, что почётом патриций ниже только консула; это соответствует классическому представлению. Кассиодор в Formula patriciatus82 пишет: «Praefectorios et aliarum dignitatum viros praecedit, uni tantum cedens fulgori, quem interdum etiam a nobis constat assumi [как должность, а не только как почёт, патрициат ниже лишь консулата, который присоединяется к самому королевскому достоинству; в действительности блеск консулата происходил, главным образом, из славных воспоминаний римской эпохи, но едва ли с ним сочеталось действительное осуществление власти], proinde necessario laudatam intellege dignitatem, ne aut nos parum dedisse videamur, aut tu neglegentius tractes, si te aliquid с.396 mediocre suscepisse putaveris. Quapropter ab illa indictione nostro munere sublevatus culmen ascende…»[56]. Третья формула — формула Praefectura Praetorio: «huic dignitati et nobiscum iura communia sunt»[57]83.
Следуя в намеченном Гауденци и Моммзеном направлении, мы укажем на Либерия и Тулуина, с действительным исполнением полномочий соединивших титул патриция, хотя один был римлянином, а другой — варваром. Но прежде я хочу обратить внимание на деятеля времён правления Одоакра, о котором нам мало известно. Это Пиерий, который, как это следует из его имени, является не варваром, а римлянином; и всё же он военный, как показывают его занятия и титулы.
Свидетельство Евгиппия84 относится к тем первым событиям, которые отвели ему историческое место. Это момент, когда римляне покинули берега Норика перед вторжением ругов, несмотря на славные, но бесполезные победы армии Одоакра; священник Луциллий позаботился тогда о священных останках св. Северина: «dum universi per comitem Pierium compellerentur exire»[58]. Сохранились акты дарения, сделанного Одоакром Пиерию85. Изданный Марини папирус в действительности содержит описание представлений, сделанных клиентами в связи с дарением, предоставленным Одоакром их патрону Пиерию; поэтому подлинное дарение включено в акты представлений и датировано в Равенне 18 марта 489 года «Probino cons.». Пиерию приданы только почётные титулы vir inluster и frater; но не указано, какой именно должностью он был облечён; конечно, заслуги, оказанные Пиерием государству, должны быть очень значительны, поскольку суть и содержание дарения доказывают это самым явным образом.
В следующем году он принял участие в битве на Адде, фатальной для Одоакра; там Пиерий встретил свою смерть. Аноним Валезия говорит о нём следующим образом: «ceciderunt populi ab utraque с.397 parte et occisus est Pierius comes domesticorum III idus augusti [11 августа]»[59]. После этого Одоакр бежал в Равенну. С Анонимом Валезия сочетается Auctarium Haunense86, в котором описывается битва на Адде: «Odoachar terga vertens interfecto Pierio comite, qui bellicis rebus praeerat, Ravennam iterum aufugit»[60].
Пиерий располагается в ряду тех деятелей, которые в период от Одоакра до Теодериха оказали наибольшее воздействие на течение государственных дел. Если бы Пиерий не пал при Адде, он, возможно, продолжал бы предоставлять свои услуги на высших государственных должностях, как это произошло с Либерием87. О том, как тот служил Одоакру, говорит Теодерих88 в послании, которым объявляет сенату о его назначении патрицием в воздаяние за его заслуги: «retinetis enim, patres conscripti, patricium Liberium et in adversitate nostra fuisse laudabilem, qui sic Odovacris integerrimis parebat obsequiis, ut nostra post fuerit dilectione dignissimus, contra quos multa fecisse videbatur inimicus; non enim ad nos vilissima transfugae condicione migravit nec proprii domini finxit odium, ut alterius sibi procuraret affectum: expectavit integer divina iudicia nec passus est sibi regem quaerere, nisi rectorem primitus perdidisset»[61]. Он хвалит Либерия за тактичность, с которой тот себя вёл при распределении имущества римлян среди варваров. Равным образом Эннодий89 восхваляет его за заслуги гражданского, но не военного характера. В самом деле, ему удалось восстановить экономику Италию, сделав её способной платить налоги, тогда как на первых порах она с трудом несла бремя государственной казны. И он продолжает, давая понять, что тот предоставил варварам обширные земельные участки, которые в противном случае остались бы заброшенными в ущерб самим римлянам. «Quid quod illas innumeras Gothorum catervas vix scientibus Romanis larga praediorum conlatione ditasti; nihil с.398 enim amplius victores cupiunt et nulla senserunt damna superati…»[62]. Это обдуманные слова, объявляющие готов победителями, а римлян — побеждёнными, без каких-либо увёрток и прикрас. Либерий относится к побеждённым, но он как бы изымается из их числа, поскольку пользуется доверием короля. Продолжая письмо, Эннодий восхваляет управление Галлией, сохраненной Либерием в качестве praefectus praetorio. Об этом управлении нам известно из участия, которое он принимал в соборе 529 года в Оранже90, поставив свою согласующую подпись, в которой именует себя «Petrus Marcellinus Felix Liberius, vir clarissimus et inlustris, praefectus praetorii Galliarum». Церковный характер, но с гражданским участием, имело избрание Марцеллина епископом Аквилеи, в котором Либерий также принял участие, о чём мы узнаём из другого адресованного ему письма Эннодия (ed. Vogel, p. 153).
Услуги военного характера упоминает Кассиодор в письме, адресованном сенату91. Он рассматривает Либерия как «patricium … praefectum Galliarum, exercitualem virum, communione gratissimum, meritis clarum, forma conspicuum, sed vulneribus pulchriorem, laborum suorum merita[63] consecutum, ut nec praefecturam, quam bene gessit, amitteret et eximium virum honor geminatus [должность префекта претория и должность патриция, которая в настоящее время ему предоставляется] ornaret … accepit enim et praesentaneam dignitatem ne de re publica bene meritus diu absens putaretur ingratus…»[64]. Выражения exercitualis vir, volneribus pulchrior, praesentanea dignitas намекают на военные услуги, и примечательно, что римлянин возвысился до положения, на которое был возведён Теодерихом и Аталарихом, поскольку всегда оставалось верным, что готы были vincitores, а римляне — superati, несмотря на сказанное Аталарихом готам: «ut Gothi Romanis praebeant iusiurardum et Romani Gothis sacramento confirment»[65]92.
с.399 Из письма, которое в 526 году в связи со смертью Теодериха Аталарих написал «Liberio PP. Galliarum»93, мы узнаём, что ему было поручено организовать в Галлии принесение клятвы верности новому королю, в которой «Gothorum Romanorumque desideria convenerunt»[66]. Из этого выражения следует, что Аталарих считал двумя отдельными префектурами Италию и Галлию, сохраняя в этом отношении римское административное деление. Отделение Италии от Галлии и взаимное объединение этих префектур в структуре королевства Одоакра составили в зародыше восстановление западной империи. Этот факт доказывает, что оставалась живой память об античности и освещает некоторые касающиеся Одоакра вопросы.
До нас дошёл текст погребального стихотворения Либерия94, в котором поставлены наравне две префектуры, которыми он управлял:
Rexit Romuleos fasces currentibus annis Successu parili Gallica iura tenens. |
Стихотворение не говорит о военных заслугах, но хвалит Либерия за почести, приобретённые им делами мира, которыми, во всяком случае, были те, которые присущи главным образом римлянам:
Hos non in belli pretio mercatus honores Sed pretium maius detulit alma fides Ausoniae populis gentiles rite cohortes Disposuit, sanxit foedera, iura dedit. |
Он столько сделал в своей очень длинной жизни:
Cunctis mente pater, toto venerabilis aevo Ter senis lustris proximus occubuit[67]. |
Моммзен добавляет, что Либерий занимался военными делами только во времена Юстиниана. Мне кажется, этим не исключаются те признаки событий военного характера, некоторые следы с.400 которых мы обнаружили, и среди прочих не последним является тот, который относится к презентальному патрициату.
Коллегой Либерия по патрициату является гот Тулуин; избранный им путь военной карьеры привёл его к самым высоким вершинам. О достоинстве патриция, предоставленном Аталарихом Тулуину, упоминают несколько писем в VIII книге Variae. Первое письмо из их числа, девятое, было написано в конце 526 года, то есть вскоре после смерти Теодериха, и адресовано именно «Tuluin v. i. patricio». Я извлекаю из него несколько отрывков: «…Atque ideo, te, cum favore divino, suggestu praesentalis patriciatus evehimus, ut pro republica nostra tractantem sedes celsa sublimet, ne sententia salutaris, cui decet humiliter pareri, a loco videatur venisse communi. hic est honor, qui et armis convenit et in pace resplendet [презентальный патрициат был, следовательно, почестью, которая также подходила к делам войны, как и к делам мира; важность этого заявления была отмечена Гауденци], hunc illa dives Graecia, quae multa gloriosissimo domno Avo95 nostro debuit, gratificata persolvit: velavit fortes humeros chlamydum vestis, pinxit suras eius calceus iste romanus [это слово означает, что ему хотелось сближения между варварским и римским; кроме того, намёк на Теодериха и на его пребывание на Востоке, где — согласно сообщению Иордана — ему были предоставлены подобные должности, ставит Тулуина в положение, сходное с положением, некоторое время назад приуготовленное Теодериху императором] et dignanter visus est accipere, quod se cognoscebat sumere per honorem [повторение слова honor не может быть случайным], crescebat visendi studium eois populis [западные народы[68], которые являются не кем иным, как италийцам] heroem nostrum, dum nescio quo pacto in eo qui bellicosus creditur, civilia plus amantur [вновь гражданские дела смешиваются с военными]. Hac igitur honoris [в третий раз используется слово honor] remuneratione contentus, pro exteris partibus [что означает: в военных делах] indefessa devotione laboravit, et praestare cum suis parentibus principi [намекается на отношение к императору с.401 Теодериха, поскольку последний ещё не был монархом; ниже в том же письме Теодерих назван princeps, рассматриваясь как уже возведённый в монаршее достоинство в Италии], qui tantorum regum fuerat stirpe procreatus [знатное происхождение Теодериха выставлено напоказ почти как условие его возвышения даже в римской среде; вспомним, что сообщается о знатном происхождении Рицимера, чьи родители в самом деле были самого высокого рода] …ipsius te labor instituit, ut nos minus laborare debeamus, tecum pacis certa, tecum belli dubia conferebat [и ещё раз дела войны связываются с делами мира], ut, quod sapientis regis singulare munus est, ille sollicitus ad omnia secure tibi pectoris pandebat arcane. tu tamen nullis responsis ludebas ambiguis. Amasti in audiendo patientiam, in suggestione veritatem: saepe quae ad eum falso pervenerant, recti studio corrigebas, et, quod rarum confidentiae genus est, interdum resistebas contra vota principis [здесь намекается на Теодериха] sed pro opinione rectoris. patiebatur enim invictus ille proeliis pro sua fama superari, et dulcis erat iusto principi rationabilis contrarietas obsequentis. Ama nunc sublimior iustitiam, quam serviens diligebas [следовательно, Тулуин, несмотря на прочие выдающиеся достоинства, которыми он был украшен, всегда оставался слугой перед лицом короля; он возвышается только в силу предоставленного ему теперь патрициата]. ostende te ipsius esse discipulum, qui numquam laboravit in cassum; iunctus Hamalo generi nobilissima tibi facta consocia, omnia siquidem bonum regia suadere debet affinitas [является ли такое родство, на котором настаивает Кассиодор, лишь почётным, именно в силу вновь полученного достоинства?], acturus est consueta prudentia…»[69]96. Далее следует восхваление имени готов.
Следующее,
Презентальный патрициат имеет военный характер, но этого недостаточно, чтобы превратить римлянина Либерия в военного. С другой стороны, его римское происхождение, как и готское Тулуина, не делают соответственно из одного и из другого магистрата, в этом отношении точно и строго определённого. Если титул patricius и является почётным, всё же облечённый им лишь благодаря этому оказывается поставленным в положение, которое определяет его социальный статус. Титул patricius может быть, однако, присвоен лицам, обладающим разными полномочиями, поскольку не имела значения классификация правомочий тех, кто был бы им украшен, в то время как бо́льшая или меньшая значимость правомочий не зависела лишь от титула патриция и не была с ним связана точно и определённо. Принимались во внимание многие другие обстоятельства; следовало учесть доблесть и личное уважение, с.403 благосклонность монарха. Патрициат является элементом исключительного авторитета, особенно если в нём сочетаются различные обстоятельства, среди которых протекает жизнь магистрата или военачальника. Поскольку военная власть сама по себе является именно таким значительным фактором управления и могущества, легко признать, что характеру презентального патриция уделяется особое значение; при этом и политические обстоятельства, в которых находится общество, заставляют чашки весов склониться в ту или иную сторону.
С помощью таких критериев мы можем ориентироваться и относительно патрициата Одоакра, в том виде, как он описан у Малха, который излагает, не снисходя до частностей, эти события и, сообщая о просьбе сената, кажется, даёт понять, что речь идёт о патрициате в отвлечённой форме, без каких-либо уточнений; он не говорит о презентальном патрициате. Может быть, об этой должности презентального патриция следует думать и в случае Одоакра, так как мы положительно знаем, что, согласно вышеупомянутому свидетельству Иордана, о ней шла речь в случае Теодериха; но мы не можем утверждать это наверняка. В любом случае, чего-то да стоит то обстоятельство, что Малх не нашёл нужным говорить о такой особенности. Как мы уже видели, и в отношении других появляющихся в позднеимперской истории деятелей, об обладании полномочиями патрициата которыми нам известно, мы также не имеем оснований считать этот титул презентальным.
Охватывая единым взором развитие политико-юридических событий от Рицимера до Одоакра и готских королей, мы легко убеждаемся в том, что они следуют друг за другом непрерывным рядом, не допускающим ни разрывов, ни скачков. То, как вёл себя по отношению к Западной империи патриций Рицимер, не сильно отличается от того, как это будет делать патриций Орест, учитывая грандиозность событий при оценке личности первого и их незначительность при оценке второго. Поскольку в случае Одоакра власть была достигнута фактическим путём, без того, чтобы этому предшествовал какой-либо шаг, имеющий правовое значение, в события вмешивается власть сената, которая, впрочем, проявлялась и ранее, например, в случае Антемия. Вмешательство авторитета византийского с.404 императора совершенно правомерно, как и в случаях Антемия и Непота. Устранение императора, доведённого до состояния не более чем марионетки, не имеет практического значения, хотя имеет значение юридическое, поскольку преобразует существующее представление о государстве, перелагая на одно лицо власть гражданскую и военную; но даже этот факт не лишён прецедентов, поскольку Рицимер иногда руководил империей самостоятельно. Касательно патрициата следует считать, что положение Одоакра не отличалось от положения его предшественников, и на основании того, что произошло в предыдущие времена, предполагать, что на его образе отразились последующие события, даже если свидетельства о них не были избавлены от серьёзных пробелов.
V. Консулат во времена Одоакра
В правовом отношении осуществление верховной власти ясно проявляется в назначении консулов. Согласно старинной системе, один из двух консулов назначался на Востоке, а второй — на Западе. Можно, следовательно, спросить, избрал ли Одоакр консулов и когда он это сделал. Равным образом мы можем исследовать, были ли консулы, возможно, выдвинутые Одоакром, признаны в Византии. Указанные вопросы развёртываются соответственно в другие: какие политические условия предоставляли Одоакру такое осознание своей власти? Была ли осуществляемая Одоакром власть признана легитимной в Константинополе? В определение правового положения этого монарха в качестве существенного элемента входит мнение, сложившееся о нём при греческом дворе, что становилось тем более очевидным, чем более усердно Одоакр пытался обеспечить себе эту благосклонность. Начиная с миссии упомянутого Малхом посольства, Одоакр пытался добиться признания на Востоке, и такие попытки повторялись также в дальнейшем.
Дж. Б. Де Росси101 обратил внимание на то, что с момента, когда Одоакр завладел Италией, «occidentalium inde Consulum creatio с.405 turbata»[75]. Джачинто Романо102 ставит указанный вопрос в такой форме: он отмечает, что, как следует из текстов консуляриев, с 473 по 479 гг. не было консулов на Западе, тогда как имелся западный консул в 480 году, после смерти Непота; затем Одоакр начал непрерывно избирать консулов. Романо подчёркивает, что из этого факта нельзя сделать основательных выводов, тем более что нам неизвестно, были ли западные консулы признаны на Востоке; но, тем не менее, он считает, что здесь лежит основание любой аргументации.
Романо не ошибается в утверждении, что несколько лет до 476 года отсутствовали консулы на Западе. В самом деле, все тексты консуляриев указывают в 473 году Льва Августа без коллеги, в 474 году — Льва Младшего Августа (внука предыдущего императора), в 475 году — Льва Младшего Августа во второй раз, и, наконец, в 476 году — Василиска во второй раз и Армата; даже оба консула 476 года были восточными, более того, Армат был родственником Василиска. Постоянное отсутствие консулов на Западе, в той сумятице, к которой пришли за эти годы общественные дела, показывает завершение государственного распада, отдалить который не могли даже возобновляемые попытки восточного двора утвердить своё превосходство над Италией.
Consularia Italica103 и Кассиодор104 представляют такую последовательность: 476 — Basiliscus II et Armatus, 477 — p. c. Basilisci II, 478 — Ellus, 479 — Zeno Aug. II, 480 — Basiliscus iunior[76], 481 — Placidus, 482 — Severus[77]. Вполне правдоподобно, что консулы 476—
У Марцеллина105 последовательность в 476—
Fasti туннунского епископа Виктора имеют византийский характер, хотя и написаны на латыни. Этот хронист с.406 предоставляет нам достаточные, если не обильные известия. Он был сослан в 555 году из-за вопроса о «трёх главах»; во время своего изгнания он примерно в 564—
Fasti Graeci, опубликованные в конце Chronicon Paschale106, к 480 году относят консульство Василиска, к 481 — Плацида, к 482 — Трокунда, 483 год остаётся без консулов.
Де Росси, изучая эпиграфический материал Рима, мог бы принести пользу в реконструкции списка консулов, но этот материал слишком скуден. На одном камне с двумя надписями одна из них представляет имена Василиска и Армата, что отсылает нас к 476 году; другая, исполненная в более грубой манере и потому, предположительно, менее древняя, содержит две первые буквы «BA» имени консула, которым мог быть как Василиск, так и Василий; поскольку имеется дата «kal. febr.», надпись, несомненно, предшествует смерти Непота, выбирать ли консульство 476 или 480 года. Де Росси107 весьма осторожен в допущении западной принадлежности кого-либо из консулов, предшествующих Северу[82]: «sed Basilium et Placidum sive in Oriente sive in Occidente curulem sedem adscenderit, Zenoni probatos et eius auctoritate in Oriente pro veris consulibus habitos esse Graeci Fasti et Justinianei codicis leges aperte demonstrant»[83]. Де Росси108 привёл генеалогию семьи Василия, но мы не можем вывести отсюда доказательство того, что он был западным консулом. И даже относительно Плацида, консула 481 года, который с.407 принят к тому же Consularia Italica, Кассиодором и Марцеллином Комитом, а также Fasti Graeci, у нас недостаточно доказательств его западности; характер этих Fasti — сплав греческого с латинским, так что из наличия имени Плацида мы не можем сделать однозначный вывод о его восточности, хотя нельзя, конечно, утверждать и противоположное. Виктор Туннунский ставит для 481 года «p. c. Zenonis III»[84], что представляет слабое отрицательное доказательство. И всё же в целом, учитывая нехватку восточного консула, можно кое-что признать, а именно то, что у нас нет веской причины для удаления имени Плацида из числа восточных консулов, хотя и причисление его к ним не является полностью надёжным.
Обращаясь к законам, собранным в Corpus Juris (который теперь мы можем цитировать по изданию Т. Моммзена и П. Крюгера109, ещё не опубликованному в то время, когда вышел первый том Inscriptiones Де Росси), мы находим среди них различные законы императора Зенона, упоминающие имя консула Василия и датированные 1 января, кроме одного от 15 мая110, что исключает его избрание после смерти Непота. В Corpus’е нет законов ни с именем Плацида, ни относящихся ко времени его консульства.
Первым бесспорно западным консулом является в 482 году Северин, которого мы находим в Consularia Italica и у Кассиодора, чисто западных источниках. В Fasti Graeci для 482 года указан Трокунд, который, несомненно, был восточным консулом; и то же самое имеет место у Виктора Туннунского, который в 483 году подтверждает это указанием post consulatum Trecundii. Марцеллин Комит соединяет имена Трокунда и Северина.
Отсюда мы можем сделать вывод, что Северин относится к Западу, но в то же время мы можем считать, что он не был признан на Востоке, полагая недостаточным для противоположного вывода то обстоятельство, что его имя было внесено в список Марцеллина. Последний, писавший на рубеже V и VI столетий, был связан с Западом языком, которым пользовался, но в то же время благодаря превратностям судьбы он был связан и с с.408 Константинополем, и с самим императорским двором. Эта двойная склонность проявляется в самом списке консулов: хотя к 485 году он относит западного консула Симмаха, но зато к 486 — восточного консула Лонгина, не указывая соответственно post consulatum Теодериха и консульство Деция.
Для лет, следующих за 482 годом, Consularia Italica дают ряд, состоящий преимущественно из западных консулов, а именно: 483 — Faustinus, 484 — Venantius (в некоторых текстах добавляется: et Theodericus, у Кассиодора: Theodericus et Venantius), 485 — Symmacus, 486 — Decius (Кассиодор: Decius et Longinus), 487 — Boëtius, 488 — Dinamius et Sifidius, 489 — Probinus (некоторые тексты и Кассиодор дают: Probinus et Eusebius), 490 — Faustus.
Если в этот ряд западных консулов и проник какой-нибудь восточный консул, то это легко объяснимо, поскольку восточные консулы были, конечно, признаны на Западе; более того, Одоакр был в этом вполне заинтересован, поскольку такое признание могло подготовить признание его собственной власти на Востоке.
В Corpus включались законы, датированные только именами восточных консулов; я действительно нахожу в 484 году Theodericus, в 489 — Eusebius. Представленный нам Виктором Туннунским ряд консулов полнее того, который может быть выведен только из законов Corpus’а, но он согласуется с ним: 481[85] — Theodericus, 485 — p. c. Theoderici, 486 — Longinus, 487 — p. c. Longini, 488 — p. c. II Longini, 489 — Eusebius, 490 — Longinus δεύτερος.
Fasti Graeci, в соответствии с присущим им характером, дают нам настоящую мешанину: 484 — один Теодерих, 485 — один Симмах, 487 — один Боэций, 488 — Динамий и Сивидий, 489 — один Евсевий, 490 — один Лонгин.
Даже в этом случае у нас есть доказательство учреждения консулов на Западе, но мы не можем с той же уверенностью утверждать, что они были признаны также на Востоке.
Из других консульств, которыми замыкается правление Одоакра, мы очень мало можем почерпнуть имеющего отношение к нашим вопросам о юридической природе королевства Одоакра. Действительно, 491—
Дата начала войны с Теодерихом должна быть отнесена на осень 488 года, когда острогот двинулся в Италию с армией из
В тех фастах, которые нас касаются, как в Consularia Italica, у Кассиодора, у Марцеллина, в законах, собранных в Corpus, у Виктора Туннунского, в Fasti Graeci, мы находим в 491 году отмеченным только Олибрия; в 492 году у нас есть Анастасий Август, иногда Анастасий Август и Руф; более того, даже в законах Corpus’а мы находим соединёнными эти два имени. Под 493 годом в Consularia Italica мы читаем имя Альбина; у Марцеллина — Евсевий и Альбин.
Из сказанного нами следует, что в 482 году с Северина начинается ряд западных консулов. Впрочем, восточные консулы всегда признавались в Италии; действительно, Де Росси, отмечая для названного года рядом с западным восточного консула Трокунда, говорит, что тот был признан также в Италии, хотя из эпиграфического материала следует, что известие о его избрании стало здесь известно со значительной задержкой во времени. О том, что такая задержка предшествует признанию консула другой части империи, имеются очевидные примеры, причину которых следует искать, прежде всего, в большом расстоянии.
Таким образом, Северин был назначен Одоакром консулом в конце 481 года, так как исполнял свою должность в следующем, 482 году. Кажется уместным предположение, что его назначение было следствием смерти Непота (480) или, скорее, завоевания Далмации (481).
Этот исторический факт согласуется с тем мнением, которое мы должны составить себе о правовом положении Одоакра в отношении выборов консулов.
Аугусто Гауденци112, со столь большой точностью рассмотревший эти аргументы, сделал относительно западных консульств этого времени с.410 замечания, достойные пристального внимания и изучения. Он полагает, что Зенон не признавал верховной власти Одоакра, по крайней мере, до тех пор, пока был жив Непот, то есть до 480 года. Он упоминает высказанную Де Росси мысль о том, что после смерти Непота власть Одоакра была признана на Востоке, но считает, что последовательность консулов свидетельствует об ином. Лишь много позже своего прихода к власти Одоакр назначил консула Северина на 482 год. Все западные консулы остались непризнанными на Востоке и законы Corpus Juris отмечают до 489 года одних восточных консулов; Виктор Туннунский также игнорирует западных консулов.
Как видно, мнение Гауденци не допускает смягчения, и он действительно согласен признать, что Де Росси не был чрезмерно осторожен, когда, как мы только что видели, оставил мнение, что Василий младший был западным консулом, признанным на Востоке, возможно, слишком многое выводя из семьи, к которой это лицо принадлежало; впрочем, тщательно взвесив его слова, кажется, что он сам был далёк от того, чтобы делать в этом отношении какие-либо утверждения.
Выводы Гауденци о консульствах не были приняты
Джачинто Романо, как мы видели, чётко отмечает, что с 473 по 479 год отсутствовали консулы на Западе, ряд которых возобновился только в 480 году со смертью Непота. Можно, впрочем, спросить, по какой причине Одоакр откладывал до кончины Непота утверждение за собой этого права назначения, так как я не вижу, по какой причине этому праву Непота до самой его смерти оказывалось, по сравнению с другими его правами, такое уважение. С другой стороны, не вполне ясен мотив, по которому западные консулы могли быть быстро признаны законными на Востоке. Эти оценки должны с очевидностью вытекать из той предпосылки, что, согласно историку Малху, император Зенон с самого начала принял решение, в соответствии с которым император Непот сохранял власть, которая с его кончиной должна быть принята Одоакром, как бы наследующим её в порядке преемства. Даже не приближаясь к точно установленной версии можно признать, что личность Непота оставалась под опекой Зенона, проявившего сострадание к его положению; но нет, мне кажется, необходимости доводить эту версию до её предельного следствия. Кроме того, остаётся неизменным, что если Одоакру было передано управление diocesi Italiciana, то Непот оставался спокойным в западном Иллирике, где удерживал своё место по полному праву, даже если он отказался от идеи о восстановлении своего прежнего главенствующего положения в Италии.
Мы можем предположить, что Непот никогда не делал каких-либо попыток дать почувствовать свою власть в Италии после того, как столь малоутешительно завершилось посланное им в Византию посольство. Даже Auctarium Haunense, сообщая под 480 годом о смерти Непота, говорит, что тот был застигнут ею врасплох вследствие предательства двух своих приближённых в то время, когда занимался укреплением своего положения в Далмации. При таком положении вещей мне не вполне ясно, как он мог иметь такое влияние на дела Италии, чтобы одним только своим существованием воспрепятствовать Одоакру назначать консулов. Я не нахожу причины, по которой Одоакр мог иметь такое уважение к Непоту в назначении консулов, в то время как во всех других отношениях держал его далеко от осуществления всякого права.
с.412 Возможно, также не следует чересчур полагаться на назначение предполагаемого западного консула на 480 год, так что и в этом отношении мы вынуждены продвигаться среди множества сомнений. Нельзя не заметить, что — следуя обычному порядку мы должны это презюмировать — консул на 480 год должен был быть назначен в 479 году, во время, предшествующее смерти Непота. Конечно, этого затруднения можно избежать, выдвинув гипотезу, что Одоакр, несмотря на уже наступивший год, хотел выставить напоказ своё новое могущество, поспешив назначить консула. Но мало этого, желательно также объяснить назначение консула в то время, когда Далмация была ещё независима от Одоакра и, более того, удерживалась двумя убившими Непота мятежниками, и без которой Одоакр не имел бы ни заслуги, ни провинности. Можно сказать, что Одоакр относился к Далмации, как к своей по праву, но его теоретические права на Далмацию до военного завоевания я не считаю достаточно надёжными.
Мы, напротив, откладываем начало западных консульств на 482 год114, предполагая, что эта перемена связана с совершённым Одоакром завоеванием Далмации. Такое завоевание уже показало решимость Одоакра утверждать собственную независимость, распространяя своё честолюбие на Иллирик и выходя за пределы, установленные для него императором в 476—
Было созвучно греческим традициям, что всё идущее с Востока принималось на Западе как распоряжение высшего порядка. Мы видели, что Антемий и Юлий Непот явились очевидным выражением таких греческих притязаний и стремлений. Эта особенность греческой политики была исследована, даже с преувеличением её, французским учёным, недавно похищенным преждевременной смертью, Морисом Дюмуленом115: он, верный такой системе, именам Антемия и Непота заставляет следовать имя Теодериха, который также пришёл в Италию с Востока с определённым императорским поручением. Поэтому он допускает по тому же критерию интерпретацию произведённых Одоакром выборов консулов, выводя из них противоположное по смыслу заключение, а именно, что Одоакр, назначая консулов, намеревался тем самым отойти от греческих традиций. И не является нелепой мысль о возможности того, что Одоакр, если ему с течением лет сопутствовала удача, мечтал преобразовать своё королевство в империю. Мы находим кое-какой признак этого в его словах о том, что он предназначает своему сыну стать Цезарем116.
с.414
VI. Монеты, титул Флавия, дворцовые знаки отличия
Явным проявлением власти служит чеканка монет. От Одоакра у нас есть несколько монет117 из серебра и меди, перечисленных в работах Жюстина Сабатье118 и в более свежей работе Артура Энгеля и Раймона Серрюра119. Всем этим монетам, несомненно, западного производства, не хватает изящества монетного двора Константинополя. У нас есть несколько монет Теодериха, которые, происходя из мастерских Константинополя, выглядят действительно прекрасными120, и с ними нельзя сравнить маленькие и невзрачные монеты Одоакра.
На серебряной монете Одоакра представлен увенчанный диадемой бюст императора Анастасия с легендой
Совместное присутствие Анастасия и Одоакра заставляет думать о соглашении между двумя монархами; но, возможно, указывает только на желание Одоакра поддерживать хорошие отношения с с.415 византийским двором. Анастасий властвовал с 491 по 518 гг., и это доказывает, что монета, о которой идёт речь, не может относиться к более раннему времени, чем последний период царствования Одоакра. Монета, о которой мы говорим, несомненно италийской чеканки, и у нас нет ни одного надёжного признака, свидетельствующего о том, что желание Одоакра получило хороший приём у императора.
На медных монетах имя и бюст Анастасия отсутствуют; вместо них имеется бюст Одоакра, который, напротив, отсутствует на серебряной монете. Вокруг бюста читается:
Совсем недавно Паоло Орси121, исследуя сицилийские древности раннего средневековья, обратил внимание на сильно изношенную бронзовую монету, на которой, хотя и с осторожностью, можно прочитать
Эти скудные остатки чеканки Одоакра всё же кое-что открывают нам о титулатуре этого варварского короля и о его власти: он на самом деле именуется DN и FL. Также и для Теодериха мы обнаруживаем применение титула DN, который, впрочем, был широко распространён у императоров IV века. Для сравнения я ссылаюсь на отрывок из Chronicon Кассиодора122, содержащий «dn rex Theodericus».
Мы обращаем внимание также на титул Flavius, столь распространённый у варварских вождей; их пример нам представил magister primus de numero Erulorum seniorum из гарнизона в Конкордии, где он умер и был похоронен123; он назван Flavius Hariso.
О титуле Flavius говорил Антон Хруст124, в первую очередь обращая внимание на применение, которое он имел среди лангобардов. С неизбежностью он с.416 прежде всего обратился к известному отрывку Павла Диакона, начинающемуся упоминанием избрания лангобардами короля Аутари: «regem sibi statuerunt, quem etiam ob dignitatem Flavium appellarunt, quo praenomine omnes qui postea fuerant Langobardorum reges feliciter usi sunt»[86]. Отсюда Хруст делает вывод, что эпитет был лишь почётным, то есть давался вследствие достоинства, ob dignitatem, но не влёк за собой никакой должности или власти. Хруст обоснованно обращает внимание на то, что этот титул использовался варварами и до королевства лангобардов, и приводит пример Теодериха, ссылаясь на некоторые акты, изданные им по случаю римского синода 500 года125. Не менее обоснованным является последующее замечание Хруста о том, что действительно яркий пример (о чём я уже говорил) в этой связи представляет Харизо, вождь герулов. Причина, по которой принимался этот титул, заключалась, несомненно, в том, чтобы узаконить новое политическое положение титулом, означающим связь с древней традицией и византийскими императорами.
Открытие богатого и ценного клада лангобардских монет, совершённое в 1904 году в Иланце, предоставило возможность для написания, среди прочих работ, добротной монографии П. Бордо126. Он, указывая на монеты Астульфа, Дезидерия, Карла Великого, останавливается на эпитете Flavia, присоединённом к названиям различных городов в период с середины VIII до начала IX вв. Эти города: Милан, Павия, Тревизо, Виченца, Верчелли, Кастельсеприо, Бергамо, Лука. Бордо возводит титул «Флавий» к классической древности и к продолжительному господству, которое удерживали две семьи Флавиев, и приходит к выводу, что он олицетворял, в некотором роде, императорское достоинство, естественно, среди варваров. Он упоминает некоторые весьма знаменательные шаги: Константин III, будучи провозглашён императором в Галлии и Британии, принял следующее имя: DN FLAVIVS с.417 CLAVDIVS CONSTANTINVS, которое мы читаем на монетах. Точно так же, даже в классическую эпоху, некоторые города империи принимали эпитет «Флавия»: Спелло, Вена в Австрии, некоторые города Бетики и Тарраконской провинции в Испании.
Де Росси127 много лет назад хорошо понимал идеальное отношение, существующее между титулом Flavius и романизацией Одоакра. Он действительно считал, что Одоакр принял этот титул, будучи сделан патрицием. Приводя вышеупомянутый отрывок из Павла Диакона (Hist. Lang., III, 16), Де Росси делает из него вывод, что титул был исключительно почётным, что он не предоставлял вообще никакой должности или власти. В случае Одоакра он означал его вхождение в римский мир. У нас нет средств, чтобы определить, принял ли Одоакр этот эпитет сам по себе и сохранял его по собственной инициативе, или он был утверждён, по крайней мере, практически, Восточной империей. Даже если Зенон в письме Одоакру, направленном с возвращавшимся из Константинополя посольством, предоставил ему имя Flavius вместе с эпитетом патриция, не было случайностью, что Малх не упомянул о нём: более высокий титул заставил забыть о менее почётном.
В завершение обсуждения затронутых здесь обстоятельств я рассматриваю ещё два известных отрывка, имеющих связь с поднятыми вопросами о правовом положении Одоакра по отношению к Востоку, хотя затруднительно в полной мере определить их значение. Аноним Валезия128 сопровождает известие о возвышении Одоакра к королевскому достоинству сообщением о передаче украшений дворца (императорского в Равенне), отосланных Одоакром в Константинополь. Он говорит, что по случаю соглашения, установленного между Анастасием и королём Теодерихом: «omnia ornamenta palatii, quae Odoacar Cpolin transmiserat, remittit»[87]. Слово ornamenta понимается здесь в смысле знаков отличия, также как ornamenta triumphalia, consularia, praetoria и т. д.129 Кассиодор в Chronicon130 под 475 годом[88] пишет: «nomenque regis Odoacer adsumpsit, cum tamen nec с.418 purpura nec regalibus uteretur insigniis»[89]. Указание на пурпур, который присоединяется к королевским инсигниям, заставляет думать, что Кассиодор хотел сказать о знаках отличия и об украшениях, принадлежащих императорской сокровищнице Равенны. Одоакр не использовал всё это именно потому, чтобы сохранить в нетронутом состоянии, как это следует из совокупности переданных Кассиодором свидетельств. Римляне всегда придавали большое значение знакам должностного отличия; и чтобы показать это со всей очевидностью, достаточно вспомнить о манере, в которой в Notitia dignitatum воспроизведены изображения таких знаков отличия131. Анастасий послал ornamenta palatii, возможно, и инсигнии, и драгоценности, когда заключил с Теодерихом торжественный договор, полностью определивший и гарантировавший правовое и политическое положение остроготского короля.
Вновь речь о сокровищах идёт во времена Витигеса, избранного королём в 536 году. В 540 году этот король начал с Юстинианом переговоры о мире на основе раздела Италии на две части: в части, расположенной к северу от По, будет по-прежнему царствовать Витигес, к югу от упомянутой реки — император Юстиниан; также и сокровища будут разделены пополам132. Однако мир заключён не был. Позже, когда готы возвели на царство Ильдибада из Вероны, они следовали этим формальностям: его облачили в пурпур, πυρφύραν περιβαλόντες, и провозгласили королём готов, βασιλέα Γότθων133. Позже Велизарий убыл в Византию, взяв с собой пленных знатных готов, в том числе детей Ильдибада, которые давно находились в Равенне в качестве заложников, вместе с ними он также доставил в императорский дворец Константинополя сокровища Теодериха и выставил их на виду у сенаторов134.
Пурпур послужил Ильдибаду, но о пурпуре говорилось и раньше, во времена Одоакра, хотя бы для того, чтобы сказать, что он им не пользовался; сокровища, которые Велизарий как победный трофей перевёз в Константинополь и которые ещё назывались Теодериховыми, возможно, с.419 ещё включали в себя многие из тех драгоценностей, которые Одоакр посчитал хорошей политикой почтительно послать Зенону и которые Анастасий вернул во дворец Равенны как символ нерушимого мира.
Намерение Одоакра следовать римским обычаям как во внешних формах, так и в сохранении административных функций государства, получило разнообразное проявление. В вышеупомянутых актах о дарении Пиерию135 мы нашли многочисленные подтверждения этих обычаев; можно, в самом деле, сказать, что весь этот документ, как по существу, так и по форме, явно об этом свидетельствует. В римской манере он сам себя называет «praecellentissimus rex Odovacer dominus noster»[90]; наряду с этим: «Marcianus v. c. notarius d. n. praecellentissimi regis»[91], «magister officiorum et concilarius d. n. regis Andromachus subscripsit et praecepit eam (pagina regiae largitatis) adlegari his actis profiteri»[92].
Acta или Gesta Municipalia, которым соответствует фраза gestis allegari, откровенно отражают римскую традицию, которая проявляется как в юридической и дипломатической форме, так равным образом и в политической и исторической мысли136. Акты о дарении Одоакра Пиерию являются новоримским документом, как уже заметил Генрих Бруннер137.
VII. Западные готы и их отношения с Одоакром
Об отношениях между Одоакром и Зеноном свидетельствует краткий фрагмент Кандида Исавра138, историка, чьи книги дошли до нас лишь в немногих и неполных извлечениях. Легко поверить, что если бы его история дошла до нас с достаточной целостностью, у нас с.420 было бы средство для совсем иного понимания контактов, происходившие в то тяжелейшее время между Востоком и Западом. Фотий в
В тех фрагментах Кандида, которые касаются цели нашего исследования, рассказывается о катастрофе Василиска, сметённого мятежниками; он нашёл убежище в храме вместе с женой Зенонидой и своими детьми. Армат захватил его и отослал в Каппадокию, позже он был убит слугами. Далее Кандид расхваливает Илла, затем переходит к делам Италии, рассказывая, как был устранён император Непот, который был βασιλεύς Рима [историк сообщает о времени, когда Непот ещё был в Риме, но не определяет своего мнения о его правовом положении после того, как тот бежал в Далмацию, поэтому свидетельство Кандида сообразуется со свидетельством Малха, а именно, что Непот что-то собой представлял потому, что был императором Рима]; после свержения его преемника Августула Одоакр завладел Италией и самым Римом. Против него возмутились западные готы; и они, и Одоакр обратились к Зенону, тот больше склонился к Одоакру. — Рассказав об этом, Кандид продолжает излагать историю Илла, которую мы пропустим.
Фрагмент Кандида отчасти дополняется фрагментом Малха. В обоих Зенон не относится к Одоакру плохо и даже демонстрирует ему свою благосклонность, хотя делает это с вызываемой обстоятельствами сдержанностью; кажется, оба историка согласны в том, что отношения между Зеноном и Одоакром не были плохими.
Гауденци, изучая отрывок Кандида, пришёл к другим выводам. Он, конечно, прав, понимая под Galli occidentali, упомянутыми греческим историком, обитателей Прованса; похоже, что политика Одоакра была такой же, какой позже следовал Теодерих, когда с помощью управления Либерия стремился восстановить префектуру Галлия, отстаивая зависимость между Италией и Провансом под властью одного и того же варварского короля. Согласно Гауденци, мы должны с.421 допустить, что Одоакр желал находиться в хороших отношениях с Зеноном, но равным образом мы должны считать, что император с неудовольствием воспринимал попытки, предпринятые варварским королём. Существенной причиной, на которой Гауденци основывает такое своё толкование, является история Илла, известная из Иоанна Антиохийского; сравнивая отношения мятежника Илла, врага греческого двора и, напротив, благоприятствуемого Одоакром, он находит, что наличие Илла толкало Зенона и Одоакра друг против друга.
Мнение, согласно которому Кандид говорит о галло-римлянах Прованса, подтверждается Дж. Романо в истории варварского господства хорошими аргументами, основанными на положении страны. Он исключает галло-римлян северных регионов, избежавших господства визиготов и бургундов и пока ещё не подчинённых господству франков. И всё же эти галло-римляне были теперь окружены и стиснуты со всех сторон; пути в Италию были для них перекрыты и, таким образом, они должны были создать себе собственный идеал. Этот идеал всё ещё был римским; они сплотились под командованием Сиагрия, сына Эгидия. Профессор Романо считает, что поведение галло-римлян Прованса было определено той опасностью, в которой они находились из-за угрозы визиготов139; поэтому они ощущали необходимость видеть восстановленный законный порядок в Италии, возвратив на трон Непота и уничтожив изменения, произошедшие с назначением Августула или в результате этого. Поэтому они отправили послов на Восток, в надежде на то, что Непот может получить помощь для спасения государства. Но они остались разочарованы и ничего не получили от Константинополя, поскольку Зенон думал иначе; равным образом они никак не могли надеяться на Одоакра, не имевшего никакого интереса портить отношения с варварами Галлии ради поддержки провинции, на верность которой он не мог рассчитывать.
Размышляя над различными интерпретациями, которые могут быть даны кратким, лаконичным и загадочным словам Кандида, мы можем почувствовать некоторую склонность к признанию возможным того, что в с.422 этом случае в Константинополе вновь шла речь о реставрации Непота. В самом деле, наблюдается параллелизм между способами изложения Малха и Кандида. Однако я не думаю, что этому можно привести соответствующие доказательства. Я не чувствую себя расположенным допустить, что галлы питали уверенность в том, что Одоакр мог бы когда-нибудь поддержать своих подвергающихся опасности соседей.
Ничто не мешает мне присоединиться к Романо, утверждающему, что Одоакр, также отправив посольство к Зенону, хотел отразить удар, которым ему угрожали западные галлы. Романо приходит ко вполне приемлемому выводу о наличии если не подлинного соглашения между патрицием Италии и королём визиготов Эврихом, то, по крайней мере, молчаливого согласия Одоакра на занятие Прованса визиготами. Таким образом, эта часть южной Галлии была тогда потеряна для империи. В целом можно отметить, что при том жалком состоянии источников, которыми мы можем располагать, наши выводы являются тем менее точными, чем больше мы обманываем себя в том, что не вступаем в противоречие с истиной.
Л. Шмидт140 относит к начальному периоду правления Одоакра завоевательную войну короля визиготов Эвриха в южной Галлии. Chronica Gallica в главе 653 сообщает, что «Vincentius vero ad Eurico rege quasi magister militum missus ab Alla et Sindila comitibus Italia occiditur»[93]. Шмидт видит в Алле и Синдиле двух графов Одоакра, и к этому заключению он, вероятно, пришёл, основываясь на косвенном признаке, представленном их именами и тем историческим фоном, на котором они появляются. Шмидт также использует темнейший отрывок Сидония141, в котором находит намёк на римлян, враждебных скифам; он считает возможным признать в этих скифах, которые наводят нашу мысль на готов, аллюзию на Одоакра. Предположение смелое, поскольку Сидоний ограничивается лишь этим:
hinc, Romane, tibi petis salutem et contra Scythicae plagae catervas, et quos Parrhasis ursa fert tumultus, Eorice, tuae manus rogantur, ut Martem validus per inquilinum defendat tenuem Garumna Thybrim[94]. |
с.423 Ссылаясь на отрывок Прокопия142, он высказывает мысль о том, что между Эврихом и Одоакром было установлено соглашение о способе действий обоих в Галлии, там, где встречались их силы.
Мы можем сослаться ещё на один отрывок. Иоанн Антиохийский143, рассказывая о смерти Одоакра, сообщает, что Теодерих отослал его сына Оклу в Галлию, а когда тот возвратился оттуда, умертвил его. Поскольку речь идёт, вероятно, об изгнании, последовавшем непосредственно после смерти Одоакра, представляется допустимым вывод о том, что отношения между Италией и Галлией были частыми и оживлёнными; но нелегко продвигаться вперёд по такому тернистому пути.
Таким образом можно окружить множеством предположений те несколько слов, которые представляют нам тексты, но я сомневаюсь в том, что нельзя прийти к удовлетворительным выводам. Отрывок Кандида говорит о раздоре, вспыхнувшем между Одоакром и западными галлами, о послах, которых оба соперника отправили к Зенону, о расположении, которое тот оказал Одоакру. Мы, следовательно, можем заключить, что Зенон, пусть узко и ограниченно, но употребил свою власть в пользу Одоакра. Сравнение отрывков Малха и Кандида подтверждает доброе расположение, по крайней мере, внешнее, Зенона к Одоакру.
Можно задаться вопросом: если Зенон неким образом одобрял политику, которую мы предполагаем у Одоакра по отношению к префектуре Галлии, то как это может быть согласовано с намерением Зенона доверить Одоакру только италийский диоцез?
Очевидно, Зенон мог соблюдать соглашения, когда это соответствовало интересам империи, но не когда происходило противоположное. С другой стороны, Одоакр не замышлял совершить то, что было потом реализовано Теодерихом, всё-таки захватившим Прованс, хотя он также договорился с Зеноном только о диоцезе Италии.
с.424
VIII. Завоевание Далмации
В первые годы своего правления Одоакр был потревожен внутренними восстаниями, поднятыми не римлянами, но германцами; иными словами, были предприняты попытки, подобные той, которую он осуществил против Августула, но, к сожалению, наши сведения об этом совершенно недостаточны. Fasti Vindobonenses144 под 477 годом сообщают: «p. c. Basilisci et Armati. his cons. occisus est Bravila a rege Odoacro V id. iul. [11 июля], Ravenna»[95]. Auctarium Haunense: «Odoachar virum nobilem suo regimini adversantem Brachilanem nomine interfecit»[96]; другой текст того же Auctarium: «Odoacar Ravennam veniens anno sequenti (то есть в 477 году) p. c. Basilisci et Armati Brachilanem qui suo regimini adversatur occidit»[97]. Марцеллин Комит145 под 477 годом: «sine consulibus. Bracilam comitem Odoacer rex apud Ravennam occidit»[98]. Речь идёт, таким образом, о перевороте, предпринятом с политической целью варваром Брахилой, знатным мужем и комитом, закончившемся его казнью в Равенне.
К следующему 478 году относится другое подобное восстание, Адариха, о котором равным образом сообщают Италийские консулярии. Auctarium Haunense: «Adaric adversum Odoacrem rebellans (хотя в старой средневековой латыни слово rebellare имеет несколько значений, в том числе “сражаться”, здесь из контекста следует, что его нужно понимать в смысле “восставать”) cum matre et fratre occiditur, XIII k. d. [19 ноября]»[99]. Речь идёт, таким образом, о восстании, в котором Ардарих был побеждён и взят в сражении; он был знатным человеком и, вероятно, графом; он находился со своей семьёй в Италии; и брат и жена[100] окончили жизнь вместе с ним.
с.425 Для сравнения мы можем вспомнить о мятеже графа Одоина, восставшего против Теодериха, который обезглавил его в Риме «in palatio, quod appellatur Sessorium»[101]146.
В число подобных восстаний следует включить и то, в результате которого погиб Непот. Fasti Vindobonenses под 480 годом, в консульство Василия Младшего, сообщают: «hoc cons. occiditur Nepos imp., VII id. Maias [9 мая]»[102]147. Auctarium Haunense: «Nepos imp. cum Dalmatis imperaret et sumpti honoris sceptra firmare conaretur, a suis, improvisis ictibus confossus interiit, X kal. iul. [22 июня]»[103]. Сходным образом сообщает об этом другая редакция того же Auctarium, но приводит дату VII k. mai. (25 апреля). Марцеллин Комит148 под 480 годом, в консульство Василия, пишет: «Nepos, quem dudum Orestes imperio abdicaverat, Viatoris et Ovidae comitum suorum insidiis haud longe a Salonis sua in villa occisus est»[104].
Итак, из этих сообщений следует, что Непот погиб, преданный и убитый своими, в то самое время, когда собирался укрепиться в своей власти. Однако неясно, что мы должны уяснить из этих последних слов; из них явствует лишь то, что Непот, далёкий от мысли свергнуть Одоакра, должен был предпринять усилия для собственного сохранения. Что же касается даты смерти Непота, то она не определена с большой точностью, будучи относимой на 25 апреля, 9 мая, 22 июня, но во всех источниках один и тот же 480 год, то есть консульство Василия.
Одоакр намеревался быстро занять Далмацию; более того, легко предположить, что волнения, тревожившие последние дни Непота, если и не вызвали само его убийство, могут быть приписаны проискам Одоакра.
Fasti Vindobonenses под 481 годом сообщают: «Placido. His cons., occisus est… (имя отсутствует) VII id. oct. [9 октября]»[105], Chr. min. I, 312. Auctarium Haunense под той же датой[106]: «Odoachar rex in Dalmatiis proficiscitur cui cum obsistere cum exercitu Ovida conaretur, с.426 ab Odoacre oppressus interiit, V id. dec. [9 декабря]»[107]. Другая редакция: «Odoachar devicto Ovidam atque interfecto regnum late proeliis et ferro extendit»[108]. В Chronicon Кассиодора149 читаем: «Odoachar in Dalmatiis Ovidam vincit et perimit»[109].
Auctarium Haunense определяет, в чём заключалась цель Одоакра в его походе против убийц Непота — расширить железом и сражениями своё королевство. Из этого свидетельства мы можем также заключить, что покорение Далмации не было достигнуто Одоакром без особых затруднений. Сравнивая восстание, вспыхнувшее в Италии в 477—
Профессор Дж. Романо, говоря о завоевании Далмации, приступает к изучению правового положения Одоакра другим путём. Он напоминает, что Юлий Непот, бежав в Салону, нашёл там Глицерия, также изгнанного из Италии, который в своём политическом несчастье был сделан в этом городе епископом. Глицерий был свергнут с трона именно Непотом, столь быстро последовавшим за ним в изгнание. Романо считает, что своей экспедицией в Далмацию Одоакр намеревался сделать шаг вперёд по пути его признания со стороны греческого двора. По его мнению, до сих пор византийская империя и не принимала, и не отвергала Одоакра; но теперь он, мстя за убитого императора, мог надеяться приобрести титул и тем самым стать признанным Востоком облечённым властью по праву. Кроме того, король вступил на путь прямого участия в делах Востока и занял таким образом место, с которого был в состоянии удерживать в почтении к себе Зенона, который, тревожимый в Азии и на Дунае, не был с.427 заинтересован во вмешательстве в чьё-либо господство над Италией; это господство утвердилось за Одоакром. В конце (как будто это был последний мотив вышеуказанной экспедиции?) профессор Романо помещает и желание присоединить к собственному владению ещё одну важную провинцию.
Эта последняя цель обозначена Auctarium Haunense, в то время как другие мы можем обосновать, даже если источники их не упоминают; в самом деле, можно допустить, что эти цели вновь выступают в том движении, которое проявило себя к 487 году в союзе Одоакра с Иллом, — аргумент, которого мы коснёмся в следующей главе. К желанию расширить regnum (взятое в территориальном смысле) можно присоединить намерение принести мир в диоцез Западный Иллирик, который, составляя провинцию рядом с италийским диоцезом, формирует другую часть префектуры Италия. Вполне естественно, что Одоакр пытался восстановить единство этой префектуры, по крайней мере, в той части, в которой реализация такой цели казалась возможной. Согласно Романо, власть Одоакра остаётся властью де-факто, лишённой настоящей юридической санкции, в то время как византийский двор не предоставил Одоакру инвеституру патрициата. Мне кажется, что эта мысль чересчур решительна, имея в виду, что у нас недостаточно доказательств, которые заставили бы поверить в какой-либо формы согласие, явное или неявное; такое согласие, однако, относилось только к диоцезу Италии, но не за его пределы в ущерб устремлениям греческой империи. Для пробуждения чувствительности к этому вопросу не было необходимости в том, чтобы Одоакр проявил даже малейшее намерение поставить под угрозу самостоятельное влияние греческой империи.
Поэтому Одоакр продолжал свою программу в Далмации и с не меньшей, а даже с большей эффективностью поддерживал её в Сицилии, составлявшей неотъемлемую часть диоцеза, который был ему явным образом вверен. Романо не забыл о судьбе Сицилии, оспариваемой Одоакром и вандалами. О возвращении этого острова Италии рассказано Виктором Витенским150, когда он говорит о короле вандалов Гензерихе, который с.428 после смерти Валентиниана «totius Africae ambitum obtinuit nec non et insulas maximas, Sardiniam, Siciliam, Corsicam, Ebusum (один из Балеарских островов), Maioricam, Minoricam vel alias multas, superbia sibi consueta, defendit. Quarum unam illarum, id est Siciliam, Oduacro Italiae regi postmodum tributario iure concessit: ex qua eis Oduacer, singulis quibusque temporibus, ut dominis tributa dependit, aliquam sibi reservantibus partem»[110]. Таким образом, Сицилия находилась на особом положении, которым, возможно, объясняется причина, по которой даже во времена Теодериха сицилийцы жили в условиях полуавтономии. Прокопий151 рассказывает, что в 546 году перед Римом Тотила с уважением принял посла римлян Пелагия (который впоследствии стал папой Пелагием I), которому, впрочем, серьёзно заявил, что не простит никого из сицилийцев. Тотила упомянул об обильных урожаях, которые производил этот остров, способный таким образом снабжать Рим. Сицилийцы, утверждал Тотила, просили Теодериха не размещать у них больших готских гарнизонов, чтобы не лишать жителей острова ни свободы, ни имущества; но только что пришедшее вражеское [греческое] войско было встречено сицилийцами от всего сердца, как если бы они были неверными рабами, которые выжидали момент для бегства. Поэтому он, король, предполагает не применять к сицилийцам никакой пощады.
Б. Паче152, который с любовью занимался этой частью сицилийской истории, описал управление островом при остроготах. Он не думает, что на острове были произведены какие-либо разделы римских земель среди варварских солдат, как это случилось во времена Одоакра в материковой Италии; только случайно какой-то гот мог получить некоторые sortes, возможно, от какого-нибудь герула.
В актах дарения Пиерию от 18 марта 489 года153 предполагается связь Сицилии с Италией, поскольку владения, объекты с.429 дарения, были по большей части расположены рядом с Сиракузами, в provincia Сицилия, в то время как некоторые другие были расположены на Melita, в provincia Dalmatiarum. С полным основанием Романо заметил, что здесь вряд ли можно думать о группе островов Мальты, в то время как с гораздо большей вероятностью мы должны идентифицировать это название с небольшой местностью, существующей в Далмации[111].
Одоакр и затем Теодерих занимались защитой Сицилии, в которой принял активное участие дед Кассиодора Сенатора. Некоторые письма Variae пространно нас информируют: они касаются назначения патрицием Кассиодора, отца Кассиодора Сенатора. В Var. I, 4, около 507 года154, говорится также о деде: «Avus enim Cassiodorus inlustratus honore praecinctus… Wandalorum incursione Bruttios Siciliamquae armorum defensione liberavit ut merito primatum in illis provinciis haberet…»[112]. Дед знаменитого Кассиодора Сенатора, следовательно, отец того Кассиодора, который был возведён в патриции в 507 году, мог защищать Сицилию и Бруттий во времена Одоакра, но не во времена Теодериха, которые соответствуют временам его сына. Из письма 3 книги I Variae мы узнаём, что в начале правления Теодериха только способности отца Кассиодора Сенатора смогли обеспечить новому королю Сицилию: «in ipso imperii nostri devotus exordio, cum adhuc fluctuantibus rebus provinciarum corda vagarentur et negligi rudem dominum novitas pateretur, Siculorum suspicacium mentes ab obstinatione praecipiti deviasti…»[113]155.
В послании I, 4 мы только что прочли слово praecinctus, которому в предыдущем послании I, 3 соответствует фраза: «sub praecinctu Martio civilia iura custodiens». Эти отрывки соответствуют другим упоминаниям, например, патрициата Либерия и Тулуина, из которых явствует, что гражданские и военные дела переплелись между собой, особенно среди высших чиновников государства.
Одоакр, защищая свои права на Сицилию, следовал классической традиции, и та же традиция была возобновлена, когда он распространил своё господство на провинцию Далмация.
с.430 Политика Одоакра в отношении Далмации объясняется, как мы уже сказали, административным устройством региона, расположенного между Италийским диоцезом и Восточной империей.
Иллирик, Illyricum156 — название, значение которого существенно менялось в разные исторические периоды. В начале Империи под названием Иллирика охватывались три провинции: Dalmatia, Pannonia, Moesia. Позже Константин провёл в Империи радикальную административную реформу, учредив четыре префектуры, две восточные и две западные, о которых говорилось выше; тогда Иллирик дал название одной из двух префектур восточной империи. Эта префектура состояла из двух диоцезов — Македонии и Дакии, чьи названия говорят нам о том, что Запад и Италия не имеют к ним отношения. В эти и в последующие времена название Иллирика весьма распространилось в общем пользовании, и это показывает в VI веке Иордан, на что обратил внимание Моммзен157, в издании которого мы обрели этого историка.
Но не весь Иллирик был включён в префектуру с тем же названием, поскольку западная и южная его части составляли один из трёх диоцезов (Illyricum, Illyricum occidentale) префектуры Италия, включавший шесть провинций: Dalmatia, Pannonia I, Pannonia II, Savia, Noricum Mediterraneum, Noricum Ripense. Итак, у нас есть новый Иллирик, отделённый от древнего Иллирика для того, чтобы сформировать один из диоцезов префектуры Италия, два других диоцеза которой составляли диоцез, называемый собственно Италией, и Африка.
IX. Война между Одоакром и ругами
В течение нескольких лет после того, как Далмация перешла под власть Одоакра, другие войны с целью защиты от с.431 варваров велись на другой территории диоцеза Западный Иллирик. Поле, на котором велись эти войны, простирается между северо-восточной италийской границей и Дунаем, и туда армия Одоакра совершила два похода (487), ставшие скорее победоносными, но не обеспечившие его королевству эти области, связанные с Италией как исторически, так и вследствие римского административного деления.
Двигаясь с запада на восток по территории, простирающейся между Альпами и Дунаем, мы встречаем Рецию, которая, будучи разделённой на две провинции, была объединена с Италией. Далее идёт Норик, который во времена Диоклетиана был разделён на две провинции, Норик Прибрежный и Норик Средиземный. В Норике, справа от Дуная, находятся знаменитые места, освящённые Северином, связанные со славной обороной, которую держали римляне против варваров ругов, когда те проникли на юг от Дуная, а именно Лавриак и Фазиана или Фавиана. К востоку от Норика находится Паннония, разделённая на две провинции, Верхнюю Паннонию на западе, и Нижнюю Паннонию, или Вторую, на востоке. В эпоху Диоклетиана Верхняя Паннония была разделена на две провинции, Паннонию I и Савию, названную так от реки Савы. Все эти провинции административно и политически примыкали к Италии и, наоборот, мало-помалу удалялись от Востока. В этих областях разделение между Востоком и Западом не было ни достаточно чётким, ни постоянным. Административное деление подвергалось частым изменениям, на которые для тех, кто желает составить об этом общее представление, много света проливают географические карты и пояснения, представленные Моммзеном в III томе Corpus Inscriptionum Latinarum.
К похожим результатам приводят и церковные разграничения, которыми я имел возможность заниматься несколько лет назад158. Я заметил тогда, что у церковных писателей IV века встречаются фразы, которые кажутся как бы связывающими Аквилею в равной мере с землями, находящимися на Востоке, и с землями, простирающимися на Запад. В то время как историк III века Геродиан отмечает Аквилею как крупный с.432 город Италии, некоторые церковные авторы позволяют считать, что Аквилея относилась к Далмации или к Иллирику. С одной стороны Аквилея защищала Италию, с другой противостояла восточным областям, и с их историей смешивала свою собственную. Около 381 года св. Василий направил письмо Валериану, епископу Иллирика, и этот епископ — знаменитый Валериан Аквилейский. Большой город, расположенный на самой границе, оказывал мощное притягательное действие на области вокруг, так что между ними происходило своего рода слияние. Камиль Жюльян159 предполагал существование прочных административных и политических связей, которые соединяли по крайней мере значительную часть Верхней Паннонии с vicarius Italiae. Города Aemona (Лайбах[114]) и Nauportus (Обер-Лайбах[115]), хотя и находились в верхней долине Савы, долгое время считались территорией Италии. Согласно Моммзену160, в древние времена Иллирик естественно подчинялся администрации Верхней Италии. Позже, во времена упадка Империи, разгорелись богословские споры, которые подготовили и следовали за вспышкой раскола «трёх глав»; они способствовали сближению Иллирика и Далмации с Востоком, да так, что в последующие времена значительная часть северной Италии примкнула к упомянутому расколу. Таким образом, исчезла линия, которая с этой стороны отделяла Восток от Запада.
В первый период византийского господства в Италии Далмация была независима от экзарха Равенны, но во времена готского правления она была объединена с Италией. С другой стороны, во времена св. Григория I экзарх Равенны, кажется, осуществлял какое-то вмешательство в дела Далмации. Таким образом, политическое единство, установленное Одоакром, более или менее продолжалось во времена остроготов; его труды не были перечёркнуты политическими событиями. Только позже, особенно во время войны византийцев с с.433 остроготами, мы являемся свидетелями последующего измельчения Италии, от которой были отделены сначала острова Сицилия, Сардиния и Корсика; постепенно северная Италия ощутила сильнейшее германское влияние. Ещё до смерти Тейи остроготской монархии не хватало той территориальной основы, которая представляла собой причину романизированного характера монархии, основанной Теодерихом на фундаменте, заложенном Одоакром.
Вернёмся на мгновение к нашим отрывкам для прояснения некоторых утверждений. Церковная юрисдикция, осуществляемая св. Амвросием († 397), помогает уяснить и политические ограничения. Правда, благодаря тому высокому достоинству, с которым он держался, вызываемое им всеобщее уважение было таково, что распространявшееся вокруг него моральное подчинение было настолько сильным, что порой должно было как бы смешиваться с юрисдикционным подчинением. Тем не менее, совокупность свидетельств разъясняет многие вещи, кажущиеся на первый взгляд запутанными и тёмными. Прежде всего, нужно отметить, что юрисдикция, осуществляемая св. Амвросием как митрополитом, должна была, вероятно, расширяться на весь или почти на весь vicariatus Italiae; это административное и географическое деление не могло остаться несогласованным с церковным делением. Напомним, что в то время, когда vicarius Romae имел резиденцию в Риме, в Милане, где и располагался св. Амвросий, находился vicarius Italiae. В отношении Галлии мы также имеем некоторые признаки расширения влияния св. Амвросия, но здесь речь идёт, вероятно, только о моральном авторитете, в силу которого всякий ощущал необходимость просить у него утешения и совета. Его юрисдикция по законному праву расширялась в сторону Востока. Павлин161, в своей важнейшей Vita Ambrosii, говорит о поездке св. Амвросия в Сирмий. Возле развалин этого города, который был родиной императора Проба, сейчас находится город Митровица; он относился к Паннонии II, а значит, к префектуре Иллирик. Павлин сообщает и причину этой поездки: «ad ordinandum episcopum Antemium»[116] (380?), и говорит об этой поездке как о деле, почти обычном и совершенно соответствующем должности митрополита Милана. Конечно, из того, что Амвросий с.434 посвятил в сан Антемия, мы не можем безусловно заключить, что он был там митрополитом, но совокупность найденных нами аргументов достаточна для вывода о том, что Антемий рассматривался как избранник Амвросия.
О поездках, совершённых св. Амвросием в Аквилею, Павлин рассказывает таким образом, что даёт понять: этот город считался от него юридически зависимым. Амвросий не так уж редко проходил через Аквилею, находившуюся на пути в Константинополь. Мне кажется, что Павлин выражается иначе, когда говорит о прибытии Амвросия во Флоренцию, куда он отправился только потому, что флорентийцы его пригласили, а не для осуществления обычных обязанностей своей службы162.
Если я не ошибаюсь, то из этих рассуждений следует, что на всю территорию, на которой сражались руги и Одоакр, распространялось влияние как Востока, так и Запада, и её без затруднений можно считать принадлежащей Италии.
Чтобы узнать, как проходили упомянутые войны, необходимо исследовать, были они вызваны и начаты ругами или Одоакром. Но древние свидетельства не являются в этом отношении ни достаточно ясными, ни согласными между собой. Один источник приводит к мысли, что руги двинулись войной на Одоакра, два других утверждают прямо противоположное. О причинах самих войн один источник выражается таким образом, что мы можем интерпретировать его и так, что эти причины были в набеге ругов, и так, что они состояли в раздорах, раздиравших королевскую семью ругов. Один источник несомненно утверждает, что истинная причина была в просьбе, с которой к ругам обратился Зенон. Ещё один источник сообщает, что один из вождей ругов отправился на Восток, чтобы договориться с Теодерихом и призвать его на помощь.
Евгиппий163 говорит о вторжениях ругов на эту сторону Дуная и об их внутренних раздорах. «Фердерух», узнав о с.435 смерти св. Северина и приводя в оправдание собственную бедность, похитил одежды святого, предназначенные для бедных, а также другие вещи, обобрал весь монастырь до стен, забыв о словах св. Северина, «sed mox in eum ultio denuntiata pervenit; nam intra mensis spatium a Frederico fratris filio, interfectus, praedam pariter amisit et vitam. Quapropter rex Odoacer Rugis intulit bellum. Quibus etiam devictis, et Frederico fugato…»[117]. «Фердерух» был братом Фелетея, или Февы, и, следовательно, дядей Фредериха, сына этого последнего. Проблема истолкования заключается в слове quapropter, вызывающем сомнения: относится ли оно к грабежам Фердеруха или же к его убийству, совершённому Фредерихом; иными словами, можно сомневаться, была ли причина, подвигшая Одоакра на войну, обязана вышеупомянутому вторжению, последовавшему за смертью Северина (случившейся в 482 году), или же раздорам, которые, как мы видели, разделили членов королевской семьи ругов. Это последнее предположение оказывается предпочтительнее, если мы обратим внимание на повторение имени Фредериха. На самом деле Евгиппий торопится сообщить о бегстве того, кто убил своего дядю. Однако этот аргумент не выглядит столь эффективным, как могло бы показаться при первом прочтении; на самом деле непонятно, каковы были причины, по которым Одоакр так озаботился местью за смерть Фердеруха, виновного в грабеже монастыря св. Северина и жадного до такой степени, что завладел даже одеждами, предназначенными для бедных. Поэтому представляется, что причина, по которой Одоакр предпринял поход против ругов, должна быть, по Евгиппию, приписана комплексу событий, которые, в конечном счёте, сочетаются в повторяемых набегах ругов и в их варварстве; раздоры, вспыхнувшие среди ругов, убедили Одоакра в относительной лёгкости победы, поскольку разделённое королевство находится в упадке. Следовательно, при таких обстоятельствах можно думать, что, согласно Евгиппию, война возникла лишь по видимости по воле Одоакра, а на самом деле из-за ругов, целью которых было продвижение на юг. Их набеги были причиной и поводом к войне; Одоакр, конечно, предпринял наступление, но лишь для самозащиты. Лучшая оборонительная война — наступление.
Евгиппий продолжает, рассказывая, что Одоакр победил и изгнал Фредериха, который отправился тогда к Теодериху в Нову в Мёзии. с.436 Фелетей, или Фева, был схвачен «cum noxia uxore»[118] по имени Гизо. Затем, узнав, что Фредерих вернулся «ad propria»[119], Одоакр послал своего брата Оноульфа «cum multis exercitibus»[120], поручив ему «universos … ad Italiam migrare Romanos»[121]. И продолжает: «Tunc omnes incolae tanquam de domo servitutis Ægyptiae, ita de quotidiana barbariae frequentissimae depraedationis educti s. Severini oracula cognoverunt»[122]. Из этих выражений явствует, что эти несчастные римляне были прежде всего вытеснены ругами, чьим непрерывным набегам было уже невозможно сопротивляться.
Евгиппий продолжает, сообщая о возвращении в Италию provinciales, которые принесли с собой священный залог, мощи св. Северина, обретшие покой в замке Лукулла, где Евгиппий был аббатом. Беженцы, оставившие «oppida super ripas Danubii», «suae peregrinationis per diversas Italiae regiones sortiti sunt sedes»[123]. Слово provincia указывает на сохранение римского административного деления, и это доказывают как агиограф, так и отрывки из дарения Пиерию, где говорится о провинции Сиракузы[124] и провинции Далмация; кроме того, от этой части «Жития» Евгиппия исходит столь заметная атмосфера спокойствия и законного порядка, что господство Одоакра выглядит как оправданное и долговечное.
Также согласно Анониму Валезия164 война была начата Одоакром: «Odoachar rex gessit bellum adversus Rugos, quos in secundo [в войне, которая была второй по отношению к вторжениям ругов] vicit et funditus delevit»[125]. Auctarium Haunense165 указывает безусловно на ругов, как инициаторов войны. Действительно, под консульством Боэция, то есть в 487 году, он сообщает: «Fevva rex Rugorum adversum regem Erulorum Odoachrem bellum movet. collectis copiis ab utroque exercitu supra Danubium amnem pugna initur. multa utriusque exercitus cadaverum strages caede coacervata … Fevva devictus tandem et vivus captus ac Odoachri oblatus, quem vitae reservatum Odoachar in Italiam secum vinctum pertrahit. pugnatum с.437 est supra Danubium cum Fevva et Rugis, XV k. ian.»[126], то есть 18 декабря 487 года.
Кассиодор также говорит об одержанной в этом походе Одоакром на Дунае крупной победе, которую мы можем рассматривать как первую, поскольку предыдущий конфликт завершился набегом ругов и ничем более; он отделался коротким сообщением166 под консульством Боэция (= 487 год): «Odovacar Foeba rege Rugorum victo captoque potitus est»[127]. С меньшим лаконизмом, но всё же без особых подробностей пишут Fasti Vindobonenses167, также под 487 годом: «pugna facta est inter Odoacrem regem et Fevvanum regem Rugorum, et vicit Odoacar et adduxit captivum Fevvanum regem sub die XVII kal. dec. [15 ноября]»[128]168.
Составленный Марцеллином Комитом Consularium, как уже было сказано, содержит сообщения как о Востоке, так и о Западе; более того, здесь он подтверждает свою важность, особенно для настоящего исследования, тем, что сообщает о последствиях, которые события на Востоке и политика византийской империи имели для положения дел в Италии. Итак, этот хронист169 под 487 годом сообщает, что Теодерих, не удовлетворённый теми милостями, которыми его щедро одаривал Зенон, совершив большие опустошения, направился «ad Novensem Moesiae civitatem, unde advenerat»[129]. Он не упоминает об Одоакре, но другие восточные авторы восполняют этот недостаток и дают правильное понимание его слов, позволяя сделать вывод о значении действий Теодериха. Давно подготовленный союз Зенона и Теодериха потряс власть Одоакра и утянул его в пропасть.
Явное подтверждение этого мы находим у Иоанна Антиохийского170: καὶ ὁ Ζήνων πρὸς τὸν Ὁδόαχρον τὸ τῶν Ῥωγίων ἑπανἐστησε γένος[130]. После победы Одоакр отослал с.438 Зенону добычу, который принял её, поздравляя с победой. Антиохиец, безусловно, говорит о неизвестном Консуляриям союзе Одоакра с Иллом; более того, такой союз указывается как причина, по которой Зенон побудил ругов выступить против Одоакра: ὼς ἔγνω τοῦτον πρὸς τὴν Ἰλλοῦ σιμμαχίαν παρασκεαζύμενον[131]. Иоанн Антиохийский несколько задерживается на истории Илла, поскольку его восстание имело большое значение на Востоке и поставило в некоторую опасность существование самой власти Зенона. Так, Антиохиец рассказывает об осаде, в результате которой Илл был заперт вместе с Леонтием, бывшим вместе с ним главой восстания. Другие избранные этим летописцем темы таковы: отношения Илла с Иоанном Скифом; Илл тщетно обратился с письмом к Зенону. Всё это произошло в 487 году. Под консульством 488 года Иоанн Антиохийский171 рассказывает, что Леонтий и Илл были обезглавлены; их головы, насаженные на копья, были доставлены в Константинополь; он добавляет, что также были обезглавлены сподвижники Леонтия и Илла.
Под 487 годом Иоанн говорит о Теодерихе, которому Зенон предложил брак и дары; затем Теодерих отправился из Нов в Регий.
Иоанн Антиохийский, в имеющемся у нас скудном извлечении из его истории, говорит о восстании как продолжавшемся не менее трёх лет, рассказывая о периоде 486—
Евагрий в своей «Церковной истории», III, 27, передаёт выдержку из Евстафия, который (в 484?) говорит о восстании с.439 Илла против Зенона и, в связи с этими событиями, как бы переходя от причины к результату, касается похода Теодериха в Италию. Таким образом, мы находим первое указание на обстоятельства, которые позже подготовят союз Зенона и Теодериха и гибель Одоакра; и всё это, согласуясь с восстанием Илла, связано с двухлетием 483—
Некоторые из Consularia Italica с достаточной полнотой сообщают об Илле и Леонтии. Марцеллин Комит172 под консульством 484 года пишет: «Illus, natione Isaurus, dignitate magister officiorum … Orientem, Zenoni infestus, invasit»[132], а под консульством 488 года173 рассказывает, что Илл и Леонтий были схвачены «in Papyrio Isauriae castello»[133], после чего были обезглавлены; их головы сгнили на копьях.
Виктор, епископ Туннунский174, сначала рассказывает под 483 годом, что «Leontius tyrannus Illi patricii factione imperium in Isauria cum tyrannide sumit»[134], а под консульством 488 года175 сообщает, что «Leontius tyrannus et Illus patricius» были схвачены и преданы смерти.
Итак, Илл занимал высокое положение в армии и попытался этим воспользоваться, как и многие другие, обладавшие подобным авторитетом, но дела пошли скверно. Марцеллин Комит и Виктор Туннунский, судя по содержанию относящиеся скорее к Востоку, чем к Западу, говорят о восстании Илла, которое прошло незамеченным на Западе. Отсюда следует, что Консулярии Италии недостаточны для понимания взаимосвязи между восточными смутами и западной политикой. Следует лишь отметить, что деятельность, развёрнутая Одоакром на северо-восточной границе, происходила одновременно с возрастанием власти Теодериха на Востоке. Властные полномочия Илла можно, пожалуй, сравнить с теми, которые в иных случаях имели на Западе многие варварские солдаты, удостоенные императорами почётных должностей. Тем самым объясняется, как участие Одоакра в подобных посягательствах могло внушить с.440 страх константинопольскому двору. Если после победы на Дунае Одоакр отослал Зенону некие «тучные доспехи», то отсюда следует вывод, что поддержка, оказанная им Иллу, держалась в тайне; и сомнительно, чтобы византийский двор мог в обвинениях против Одоакра зайти слишком далеко. Не вызывает сомнений, что политика Теодериха была связана с устремлениями Илла и Одоакра, против которых греческая империя желала защититься; но обвинения, выдвинутые против Одоакра, также могли соответствовать намерению острогота. Для формирования хотя бы приблизительного представления о значении обвинения, выдвинутого Зеноном в отношении Одоакра, было бы желательно, чтобы западные источники не были столь молчаливы, как те, которые у нас имеются. Из умолчания о делах Илла, которое хранят упомянутые источники, можно, вероятно, сделать вывод, что Италия не принимала непосредственного участия в этих событиях.
Нельзя отрицать, что Иоанн Антиохийский был хорошо знаком с тайными делами, и непонятно, какой интерес он мог бы преследовать, утверждая, что выступление ругов было связано, как следствие с причиной, с советами Зенона, если бы этот факт на самом деле не был истинным. Западные источники ничего не знают об этих советах; нельзя, впрочем, сказать, что у Евгиппия были завязаны глаза, когда он пытался объяснить причины набегов ругов; ведь он рассказывал о последствиях, которые попали ему на глаза.
Дж. Романо176 заставляет нас задуматься над отрывком «Панегирика» Эннодия177, в котором, кажется, намекается на родство, существовавшее между королевской семьёй ругов и Теодерихом. Этот отрывок звучит так: «Nata est felicis inter vos causa discordiae, dum perduelles animos in propinquorum tuorum necem Romana prosperitas invitavit»[135]. Объяснение, данное одними, оспоренное другими, и теперь принятое Романо, представляется мне удовлетворительным. Итак, этими propinque были Фелетей и Гизо, уведённые в Италию, и там, вероятно, преданные смерти Одоакром. Учёный профессор университета Павии отмечает, что такое предположение подтверждается отрывком Иоанна Антиохийского, где сказано, что Теодерих, с.441 собираясь убить Одоакра, обратился к нему с жестокими словами, говоря, что обойдётся с ним так, как тот поступил с его (родственниками). Слово propinquus указывает, что имеется связь или по крови, или по свойству178. Намекается ли тем самым на родственные связи между семьями Теодериха и Фелетея? Или имеются в виду лишь этнические отношения, которые вообще часто отмечались среди остроготов и ругов? Это второе объяснение не удовлетворительно, в нашем случае была более действенная причина.
Здесь представляется возможность вновь рассмотреть тот отрывок «Панегирика»179, где говорится, что Теодерих двинул против Одоакра «universas nationes»[136], после чего следует заявление, что Теодерих привёл с собой других королей, «tot reges»[137], ведя их с собой на войну. Романо принимает это место отрывка во внимание180. Прокопий181 сообщает, что Теодерих привёл в Италию ругов, присоединив их к остроготам, а в «Панегирике» Эннодий182 говорит об аламаннах, которым он дал короля в своём собственном лице.
Романо находит не вполне понятной причину, по которой, хотя св. Северин умер в 482 году, Одоакр отложил войну с ругами до 487 года. У нас нет средств для однозначного ответа на этот вопрос, поскольку источники хранят молчание. Возможно, руги не были по-настоящему опасны для Италии до этой последней даты, когда они опирались на поддержку Зенона, попытавшегося вызвать отвлекающую атаку против Илла[138].
Шмидт183, разбирая отрывок Евгиппия об истоках войны между Одоакром и ругами, уведомляет, что его слова могут быть истолкованы в том смысле, что причина этой экспедиции должна быть приписана семейному разрыву ругов. Но он же заявляет, что отдаёт предпочтение беспристрастно рассмотренному рассказу Иоанна Антиохийского, согласно которому руги были побуждены Зеноном. Пожалуй, не трудно будет совместить с.442 эти два толкования и рассматривать их как одно и то же событие с двух углов зрения. Согласно предложенной гипотезе, в целом можно было бы предположить, что Евгиппий, возможно, больше обратил внимания на причину раннюю и отдалённую, чем на непосредственную и близкую; хронологические затруднения здесь более кажущиеся, чем реальные184.
Шмидт185 придаёт большое значение также тому факту, что побеждённый Фредерих удалился к Теодериху, заведя с ним по такому случаю дружбу. Он замечает, что в этот момент Теодерих кажется союзником Зенона, по крайней мере, по той причине, что в интересах обоих было избавиться от Одоакра.
Мы не обнаружили ни одного прямого источника, который указывал бы на желание Одоакра проявить инициативу в регионе, расположенном между Италией и Восточной империей. Но мы нашли многочисленные аргументы, которые доказывают, что в своих набегах на юг от Дуная руги вскоре встретились с теми солдатами и с теми provinciales, которые рассматривали Италию как свою родину. Одоакр был спровоцирован на войну, но, в конце концов, он начал её по своей воле и её исход должен был быть таким: обезопасить Италию, и особенно Италийский диоцез, территорию, которую Византия не могла и не хотела защищать. Мне кажется, что комплекс источников достаточно определённо приписывает Одоакру военную инициативу, но внутри упомянутых пределов.
В действительности мне неизвестно, до какой степени заслуживает доверия в своих подробностях отрывок Павла Диакона, описывающий состав армии Одоакра в этой войне. Он сообщает186: «Adunatis igitur Odoacer gentibus, quae eius dicioni parebant, id est Turcilingis et Herolis Rugorumque partem, quos iam dudum possidebat, necnon etiam Italiae populis, venit in Rugiland»[139]187. Здесь мы обнаруживаем вместе с Одоакром не только варваров разных с.443 gentes, но также народы Италии. Следует ли их, пусть не идентифицировать, но, по крайней мере, связать с provinciales, описанными Евгиппием? Биограф св. Северина часто упоминает Италию и её провинции, но слову italici он предпочитает, возможно, менее географическое, но более политическое выражение, используя слово Romani, представляющее классическую традицию. Он указывает (гл. 8, гл. 27) на римские (Romani) поселения на берегу Дуная, а в гл. 31 пишет: «Romani, quos in sua s. Severino fide susceperat»[140]. Мысль о «римскости» побуждает Евгиппия говорить о «romano vastatio» (разорении римлян) (гл. 19) и о «romanum solum» (земле римлян) (гл. 31). С горестным сожалением думает он о том времени, «quo Romanum constabat imperium»[141] (гл. 20), и скорбит, когда Оноульф «universos iussit ad Italiam migrare Romanos»[142] (гл. 44). Он отличает римлян (Romani) от тех «multorum milites oppidorum»[143], которые «pro custodia limitis publicis stipendiis alebantur»[144] (гл. 20). Те составляют население, а эти — солдаты. В посвятительном письме ad Paschasium (Пасхазию) Евгиппий, говоря о св. Северине, пишет, что не знал, из какой тот был провинции; единственно, что его речь (loquela) выдавала в нём (manifestabat) (ср. Мф. XXVI, 73) человека латинской культуры. Это соответствует римскому (romana) населению, проживающему в Норике, согласно тому, как описал сам Евгиппий.
Мне неясно, к какому классу людей отнести Italae populi Павла, в связи со свидетельствами которого следует считать, что историк лангобардов использовал, в этом нет сомнения, источники остроготской эпохи188. Не следует поэтому спешить оставить в стороне то, что сообщает автор, хотя и живший в VIII веке, но имевший в своём распоряжении древние и добротные источники.
с.444 Л. Шмидт189 отмечает, что во время набегов ругов было возобновлено соглашение между империей и Теодерихом против Одоакра, заключённое несколькими годами ранее, в 484 году, и это было соглашение, о существовании которого нам подсказал Евстафий, на случай оказания Одоакром помощи Иллу в Малой Азии, который, в свою очередь, будет атакован Теодерихом, союзником Зенона. Победа Одоакра над ругами, изгнание Фредериха, пленение и смерть Фелетея, или Февы, точно также предоставляли Теодериху возможность обратиться против Одоакра, согласно взгляду Шмидта, который190 чуть ниже следующим образом резюмирует своё понимание положения Одоакра относительно Теодериха: по его мнению, Зенон, вероятно, не признал основанное Одоакром солдатское государство и относился к нему недружелюбно; нельзя, впрочем, отрицать, что Одоакр избегал любого случая к войне с Восточной империей. Но участие Одоакра в восстании Илла, засвидетельствованное Иоанном Антиохийским, нарушило это условие мира. И если затем Зенон поздравил Одоакра с победой над ругами, то этот факт означает лишь, что Зенон желал обмануть Одоакра и таким образом удержать его в спокойствии.
Возможность для таких мыслей предоставляют слова Шмидта, даже если они выглядят чересчур красочными. Даже если предположить, что они проистекают только из изощрённой хитрости, такой, как преподнесение «тучных доспехов» Одоакром Зенону, как поздравления одного другому, всегда можно спросить, почему такое состояние кажущегося мира, которое, несомненно, следует признать, по крайней мере, между 487 и 488 гг., было возможно после поддержки, оказанной Иллу Одоакром. Над этими фактами расстилается густая тьма, которая, впрочем, не позволяет нам подвергать опрометчивым сомнениям какие-либо факты, явно засвидетельствованные источниками, даже если нам не удаётся полностью согласовать их между собой.
с.445
X. Убийство Одоакра и его родственников
Одоакр был выдвинут в лидеры восстанием солдатни, возомнившей о своих военных правах; солдаты потребовали, чтобы их довольствие было преобразовано путём разделения земель на трети и выделения им долей (sortes). Однако Одоакр, одержав победу, испытывал необходимость в придании большей прочности и устойчивости своему правовому положению; поэтому он поставил себя под защиту имени сената и добивался признания со стороны императора Востока, не обращая внимания на слабого в своём изгнании Непота. В соответствии с уже укоренившимися традициями до сих пор существовал император, бывший им только по имени, Ромул Августул, в то время как военную власть осуществлял Орест; Одоакр пожелал положить конец этой фикции, к тому времени уже слишком устаревшей. Он потребовал управления италийским диоцезом и просил, чтобы на Западе больше не говорилось ни о каком ином императоре, кроме императора Константинополя. Достоинство патрициата должно было узаконить такое положение вещей, против чего не возражал Зенон, морально защищавший текущее положение Непота.
Одоакр предполагал укрепить территориальную основу своего государства, потребовав, насколько был в состоянии, возврата захваченной вандалами Сицилии. Он не пренебрёг и другими почестями, которые могли улучшить его правовое положение, и поэтому принял титул Flavius; этот титул в очередной раз показал, что Одоакр намеревался жить в соответствии с римскими традициями. Из нумизматики мы можем также узнать, что Одоакр пожелал соединить на одной монете с собственным именем имя Анастасия, и это позволяет предположить, что даже в свои последние дни, когда окончательная победа Теодериха была уже несомненной, Одоакр попытался вернуться к дружбе с Востоком, от которой он никогда бы не отстранился, если бы на минуту не поддержал восстание Илла. Это исключение в с.446 политическом поведении Одоакра известно нам из единственного свидетельства, выпадающего из приемлемого объяснения тех событий, и учитывая которое трудно объяснить их причины.
Одоакр обратился к Зенону, когда порвал с западными галлами, и в этом случае он также хотел сообразовать своё поведение со своими политическими обязанностями, и Зенон выказал ему свою благосклонность.
Во внутренних делах ему удалось подавить несколько мятежей, поднятых его собственными варварскими солдатами по неизвестным нам причинам; другие варвары убили Непота, чьё наследство Одоакр пожелал поскорее принять, поспешив разгромить образованное мятежниками карликовое государство прежде, чем Восточная империя озаботилась делами Далмации. Тем самым он, если строго следовать терминам, вышел за пределы диоцеза Италии, нанеся ущерб существующему молчаливому соглашению, и поэтому с 480 года он становится на чуть более скользкую почву, поскольку эти его действия могли рассматриваться как не вполне законные.
Северная часть диоцеза Западный Иллирик была тесно связана с Италией и поэтому, защищая её от ругов с той стороны Дуная, Одоакр следовал естественным традициям страны. Таким образом мало-помалу была восстановлена италийская префектура из двух диоцезов. Говорить о третьем диоцезе, Африке, нет повода, так как ничто, конечно, не могло быть вырвано из когтей вандалов.
После завоевания Далмации, которое знаменовало первый шаг в таком восстановлении и укрепляло положение Одоакра, он назначил первого западного консула, исполнявшего свою должность в 482 году. Мы не можем определить, как в Константинополе в этот момент рассматривались западные консулы, но у нас нет никаких причин считать, что греческая империя отказалась от той осторожности, которая на данный момент была для неё традиционной. Восточные же консулы всегда признавались на Западе, для которого было желательным сохранять и укреплять дружбу с греческой империей.
То, что Одоакр замышлял распространить своё влияние также на префектуру Галлии, можно с достаточной вероятностью заключить из эпизода, касающегося западных галлов; здесь с.447 греческая империя не имела повода для жалоб. Но, конечно, Одоакр мало продвинулся по этому пути.
Италийский диоцез, о котором шла речь во время переговоров посольства Одоакра с Зеноном в 476 году или чуть позже, не удовлетворил Одоакра, который воспользовался случаем для расширения своего влияния; видимо, поэтому хватало причин для холодности между Равенной и Константинополем. Но исторические события не состоят только из документов и правовых проблем. Одну из наиболее веских причин, по которой Зенон склонил ругов выступить против Одоакра и побудил Теодериха покровительствовать делу своих родственников-ругов, следует искать в той опасности, которую остроготы причиняли Константинополю. Теодерих считался другом Зенона, но это был такой друг, без которого он мог бы и обойтись, хотя в борьбе против мятежного Илла он извлёк пользу из его содействия; таким образом, чтобы освободиться от неудобного соседства Теодериха, он предоставил Одоакра своей судьбе.
В период с февраля по март 493 года быстро происходили события, положившие конец королевству Одоакра, и среди них некоторые объясняют характер политического положения этого предводителя наёмников. Наиболее важное событие — это соглашение, которое на короткое время было заключено Одоакром и Теодерихом для раздела на равных условиях власти в Италии. Отсюда вытекает сходство политико-правовых представлений, которых придерживались администрации обеих монархий, и поэтому то, что мы знаем о правительстве Одоакра, объясняет положение Теодериха, и наоборот. Как справедливо отметил в 1889 году Моммзен191, романо-германское королевство было скорее творением Одоакра, чем Теодериха; с пришествием этого последнего произошла только перемена лиц. Против этого не возражает Шмидт192.
В одном из фрагментов Иоанна Антиохийского193, который относится к 493 году, описываются Теодерих и Одоакр, вместе удерживавшие руководство римлянами: ὅτι Θεοδώριχος καὶ Ὀδόακρος с.448 συνθήκας καὶ συμβάσεις ἐποιήσαντο πρὸς ἀλλήλους ἄμφω ἡγεῖσθαι τῆς Ῥωμαίων ἀρχῆς[145].
Здесь равенство прав ограничивается властью, осуществляемой над римлянами; поэтому представляется, что каждый из двух монархов сохраняет под своей рукой принадлежащих ему варварских солдат. Антиохиец не пояснил, где был заключён такой договор, но, очевидно, подразумевается Равенна.
Такой параллелизм между Одоакром и Теодерихом проявляется в аналогичной форме также у Прокопия194. Историк сообщает: ἐφ᾽ψ Θεοδέρικός τε καὶ Ὀδόακρος ἐι Ῥαβέννῃ ἐπί τῇ ῖσῃ καὶ ὁμοίᾳ ἔξουσι[146]. Такая согласованность между двумя восточными историками в самом деле заставляет задуматься.
Через десять дней, согласно Антиохийцу, Теодерих нарушил соглашение и набросился на Одоакра со словами τοῦτό ἐστιν ὂ καὶ σὺ τοὺς ἐμοὺς ἔδρασας[147], тем самым заявляя ему, что поступает с ним также, как тот повёл себя с его родственниками, и убил его. Этот рассмотренный нами отрывок касается предполагаемого родства ругов с Теодерихом.
Далее Антиохиец сообщает, что Одоакр был похоронен εἰς τὰς συνόδους τῶν Ἑβραίων[148], чему не даёт объяснения. Он рассказывает, с множеством подробностей, об уничтожении семьи Одоакра: его жена Синигильда, судя по имени, варварского происхождения, была умерщвлена голодом; сын Окла — известно имя короля герулов Окла, см. Schmidt, pp. 330, 347, — которому Одоакр предназначал стать императором, ὃν Ὀδόακρος Καίσαρα ἀπέδειξεν, был отослан в Галлию, но по возвращении оттуда был предан смерти.
Иоанн Антиохийский сообщает, что Одоакр умер в возрасте 60 лет; таким образом, ему должно было быть 43 года, когда он достиг власти. Как мы отмечали, эта дата вполне соответствует тому, что мы знаем из Малха и из Auctarium Haunense, а именно, что он был в зрелом возрасте в 476 году.
Прокопий, продолжая рассказ, в приведённом отрывке упоминает о финальной трагедии. Он сообщает, что Теодерих, обнаружив, «как с.449 говорят», ὡς φάσιν, что Одоакр строит против него козни, убил его во время пира. Прокопий вообще воздерживается, со своей стороны, от безусловного принятия этого рассказа, который передаёт только как предмет слухов; этим он намекает на слух, безусловно, официального характера. Теодерих был заинтересован в том, чтобы этот слух был воспринят195.
Западные источники не забыли о трагедии в Равенне. Людвиг Шмидт196, к которому я уже несколько раз обращался, заставляет поверить, что это мрачное событие было по-разному изложено западными и восточными источниками, так что в одних ответственность Теодериха была смягчена больше, чем в других. Конечно, мы a priori готовы поверить, что в западных источниках чувствуется влияние официального объяснения, которое Теодерих и его двор давали этому событию, внушая, что к таким действиям остроготский король был принужден страхом пасть жертвой замышляемого Одоакром предательства197. Я не отрицаю существования определённой разницы между западным и восточным рассказом; но эта разница выглядит не слишком большой, если мы желаем остановиться только на умолчании Иоанна Антиохийского; к этому мы должны добавить несколько свидетельств, чтобы выявить два течения: одно благоприятное, а другое враждебное Теодериху.
Изучение Consularia Italica должно начинаться с наиболее пространного из них — Анонима Валезия198: «igitur coactus Odoacer dedit filium suum Thelanem [Иоанн Антиохийский говорит о сыне по имени Окла; эти два лица должны быть отождествлены, ибо в действительности разница между двумя именами скорее кажущаяся, чем реальная[149]] obsidem accepta fide securum se esse de sanguine»[150]. с.450 Передача заложника утвердила мир между двумя королями, за которым последовало вступление Теодериха в Равенну. Действительно, Аноним Валезия продолжает: «Sic ingressus (в Равенну) est Theodericus: et post aliquot dies [из Антиохийца нам известно, что речь идёт о десяти днях], detectus ante ab eo praeventus [намекается на предательство, которое, как утверждается, замышлялось Одоакром, но было раскрыто Теодерихом] in palatio, manu sua Theodericus eum in Lauretum pervenientem gladio interemit: cuius exercitus [возможно, это слово берётся в германском смысле, который сливает солдат с народом? но не стоит забывать comites и commilitones, которые сходным образом упоминаются другими Консуляриями] in eodem die, iussu Theoderici omnes interfecti sunt, quivis ubi potuit reperire cum omni stirpe sua»[151]. Если Аноним Валезия и извиняет это событие, оправдывая его предательством, он всё же рассказывает об ужасной резне во всей её жестокости: убита вся семья, убиты все приверженцы, как близкие, так и дальние.
Fasti Vindobonenses priores: «Hoc consule facta est pax inter dom. Theodericum regem et Odoacrem, III kl. martias [27 февраля 493 года] et ingressus est dominus Theodericus in Classem, kl. mart. [1 марта], hoc consule ingressus est Ravennam rex Theodericus III non. mart. [5 марта], et occisus est Odoacar rex a rege Theoderico in palatio cum commilitionibus suis»[152].
Auctarium Haunense: «Theodericus cum pacem cum Odoachar fecisset, ingressus est Classem IIII kl. martias [26 февраля] ac deinde ingressus est Ravennam, pacis specie [кажется, что здесь против Теодериха выдвинуто обвинение в том, что мир, предложенный им Одоакру, был только обманом] Odoachrem interfecit, cum collegas omnes qui regni praesidium amministraba[n]t»[153]. В этих последних словах сделан намёк на форму, данную в Равенне управлению государством.
Агнелл, составивший в IX веке Liber pontificalis Равеннской церкви, использовал достаточно древние источники, так что Моммзен199 включил несколько его отрывков в Консулярии Италии. Итак, Агнелл сообщает: «dedit Odoavacer Theoderico filium obsidem V kl. martias [25 февраля]; et post IV (k.) mart. [26 февраля] с.451 est civitate Classe ingressus; post haec autem … Iohannes archiepiscopus aperuit portas civitatis, quas Odovacer clauserit, et exiit foras … [Агнелл не объясняет, на каком основании в эти дела вмешивается архиепископ Равенны; но несложно представить, что вследствие морального авторитета, которым он обладал, он был посредником мира между Теодерихом и Одоакром] … invitat novum regem de Oriente venientem [Мф. II, 1] … et subiit Ravennam III non. martias [5 марта]; post paucos dies [в действительности 10 дней] occidit Odovacrem regem in palatio in Lauro cum comitibus suis [слово comites можно понять в смысле “товарищей”, как в отношении германского газинда и commilitones из Fasti Vindobonenses, но также можно подумать о магистратуре comites]; postquam iubente Theoderico interfectus est Odovacer, solus et securus [слова, которые намекают на договор, заключённый между Одоакром и Теодерихом, в силу которого устанавливается равенство их прав, тогда как по смерти одного другой остаётся единственным и свободным от тревог по поводу пугающих козней; слово securus сопоставляется с securum se esse de sanguine, которое мы недавно прочли у Анонима Валезия] regnavit Romanorum more»[154]. Эта последняя фраза прямо подтверждает римский характер нравов Теодериха, но косвенно заставляет предполагать то же самое и в отношении Одоакра.
Кассиодор в своей «Хронике»200 под консульством Альбина, то есть в 493 году, весьма лаконичен: «Hoc consule dn rex Theodericus Ravennam ingressus Odovacrem sibi insidias interemit»[155]. Предъявленное здесь Одоакру ясное и открытое обвинение в злом умысле соответствует недвусмысленному выражению, использованному Анонимом Валезия; необходимо отметить, что два источника согласуются в употреблении в одном и том же случае слова interemit.
Не лишено ценности свидетельство Марцеллина Комита201, имеющее значение для подтверждения соглашения между Одоакром и Теодерихом и независимое от официального остроготского рассказа, в повествовании об убийстве Одоакра: (489 год) «Idem Theodericus rex Gothorum optatam occupavit Italiam. Odoacer itidem rex Gothorum [поскольку как к Одоакру, так и к прилагается Теодериху один и тот же с.452 титул rex Gothorum, мы можем включить его в соглашение о равенстве власти, которую эти двое разделили между собой] metu Theoderici perterritus Ravennam est clausus, porro ab eodem Theoderico periuriis inlectus interfectus est»[156]. Содержащий оскорбительные слова намёк, обращённый Теодерихом к Одоакру в момент его убийства, соответствует свидетельству Иоанна Антиохийского; весь контекст настолько неблагоприятен для Теодериха, что заставляет нас считать, что, до своего вступления в Равенну, Теодерих объяснил свою недоброжелательность против Одоакра.
Эннодий, особенно в молодости, был щедр на похвалы Теодериху, чья слава тогда сияла своим наибольшим блеском. Естественно, что такие выражения в пользу Теодериха были уместны прежде всего в Панегирике, написанном в его честь в 507—
На трагедию 493 года Эннодий намекает также в Vita Epiphani, где говорит, что никто не видел обнажённым меч Теодериха после его победы, post triumphum (ed. Vogel, p. 99, 2. 19—
Я уже не раз ссылался на Historia Romana Павла Диакона, поскольку ему были известны хорошие источники. Упомянув205 о вторжении Теодериха, он продолжает так: «(Одоакр) in urbem confugit. nec multo post a Theoderico in fidem suspectus, ab eo truculenter peremptus est»[159]. Теодерих отправил Епифания к Гундобаду в Галлию для освобождения пленных: «igitur Theodericus extincto apud Ravennam Odovacre totius Italaie adeptus est ditionem nec multo post Romam profectus, a Romanis magno gaudio susceptus est»[160].
Выражение totius Italiae adeptus est ditionem позволяет, пожалуй, увидеть смутный намёк на мир между Одоакром и Теодерихом и на раздел государства, за которым последовало господство над всей Италией.
Если мы не станем чересчур полагаться на рассказ официального характера, а обратимся к другим источникам, то их оценка прозвучит не столь благосклонно к Теодериху; смерть Одоакра и всех его приближённых, чья виновность многим, как в Италии, так и особенно на Востоке, не казалась вполне доказанной, даже отмечена чувством сострадания.
Но при таком допущении мы приходим к заключению, которое может быть выведено из соглашения, достигнутого между двумя монархами. Управление государством, особенно в том, что касалось римлян, было разделено между обоими; это влекло одинаковую юридическую оценку их монархических прав. Тот, кто желает выяснить юридическую природу права государя каждого из них, может применить к одному те следствия, которые получены при изучении истории другого.
с.455 В источниках события не всегда датированы; если же даты имеются, то они не всегда согласны между собой. Мало чем можно дополнить следующую таблицу:
25 февраля 493 года. Одоакр передаёт Теодериху в качестве заложника своего сына Телана (Оклу). Отсюда можно сделать вывод, что в тот или в предыдущий день был заключён или подготовлен мир между двумя монархами206.
26 февраля. Теодерих входит в Равенну в Классисе.
5 марта. При посредничестве равеннского архиепископа Иоанна мир был заключён таким образом, что Теодерих вступил в Равенну.
Через десять дней, то есть примерно в середине марта, произошло истребление Одоакра, его семьи и его солдат.
Но, по крайней мере, часть герулов избежала устроенной тогда по приказу Теодериха резни, раз ещё во времена Нарсеса там оставались некоторые «qui adhuc de Herulorum stirpe remanserant, quos secum in Italiam veniens Odoacer adduxerat»[161]. Выше я по другому поводу приводил эти слова, показавшиеся мне заслуживающими доверия, даже если они переданы нам в столь позднем сочинении. Сейчас я вновь привожу их в завершение политической и военной картины, уточнив её ранее исследованными обстоятельствами, в которых находилось королевство Одоакра в момент своей гибели207.
XI. Одоакр и его королевство
Если не единственной, то, по крайней мере, основной целью предыдущих исследований являлось изучение положения Одоакра перед «римскостью», сенатом, восточной империей; изучение, иными словами, понятия государства в монархии Одоакра, поскольку оно является римским политическим организмом. Но Одоакр — также король, более того, он прежде с.456 всего король варварских солдат, которые избрали его своим главой208.
Отношения между Одоакром и его варварскими солдатами выражены в титуле rex. Он противопоставляет германскую традицию римской, в которой верховная власть представлена императором.
В официальных документах титул rex используется в безусловной форме, без указания какого-либо народа или местности. В актах о дарении Пиерию от 18 марта 489 года209 мы находим титул «praecellentissimus rex Odoacer dominus noster»[162], которому соответствует «regia sedes» в подписи «Marcianus v. c. notarius regiae sedis»[163].
На монетах Одоакр назван DN FL без титула rex.
Также и в отношении Теодериха мы тщетно искали определение его королевской власти как в официальных актах, так и на монетах; оно имеется только в нарративных источниках.
По форме, в которой они составлены, Gesta Romanorum Pontificum210 не лишены официального характера; поэтому титул rex используется также в безусловной форме в обозначении хронологии понтификата Феликса, 482—
То же самое можно сказать о Консуляриях. В Auctarium Haunense211 имеется Odoachar rex, но есть, как мы скоро увидим, и применение титула rex с этническим определением герулов.
Fasti Vindobonenses под 487 годом212: Odoacrem regem, Odoacar rex.
Кассиодор213: «nomenque Regis Odoacar adsumpsit»[165].
с.457 Евгиппий214: «Odoacer rex s. Severino familiares litteras dirigens…»[166].
Эннодий215: Odoacrem regem.
Origo gentis Langobardorum216: rex Audoachar.
Феофан в «Хронографии»217 говорит, что Одоакр принял титул короля, τοῦ ῥηγός.
Эннодий218 называет Одоакра tyrannus, что соответствует наименованию, засвидетельствованному у Прокопия219, который говорит, что он достиг τὴν τυραννίδα. Впрочем, необходимо заметить, что «тирания» Прокопия не содержит никакой неблагоприятной оценки и лишь противопоставляется βασιλεύς. Этого, видимо, нельзя сказать о выражении, выбранном Эннодием.
Этническое определение соответствует германскому образу мыслей; но здесь оно обладает невысокой точностью, поскольку имеет очень широкий разброс, меняясь от источника к источнику, так что иногда мы пребываем в неуверенности относительно его использования и значения.
Принимая во внимание историческую значимость Auctarium Haunense, я рассматриваю его прежде других Консуляриев. В нём содержатся220 «regem Erulorum Odoacrem» и «Odoachar rex Herulorum», которые соответствуют другому отрывку221 того же источника: «Intra Italiam Eruli, qui romano iuri suberant, regem creant nomine Odoacrem»[167]. Итак, Auctarium использует rex как безусловно, так и с определением, производным от народа герулов.
Марцеллин Комит222: Odoacar rex Gothorum.
Иордан в Getica223: «Odoacer Torcilingorum rex, habens secum Sciros, Herulos diversarumque gentium auxiliarios Italiam с.458 occupavit»[168]. В Romana224: «Odoacer genere Rogos, Thurcilingorum Scirorum Herulorumque turbas (sic) munitus Italiam invasit»[169]. Ещё более выразительным является выражение225 rex gentium[170], которое соотносится с только что приведённым выражением «diversarum gentium auxilium». И ещё в Getica: «sub Thurcilingorum Rogorumque tyrannide»[171].
Одоакр занял всю Италию, «omnem Italiam subiugatam», сообщает об этом rex gentium Иордан в Getica226.
Евгиппий227 рассказывает, что «quidam barbari»[172], находясь на пути в Италию, решили посетить св. Северина, «inter quos et Odoacer, cui postea regnavit Italae…»[173]. Здесь раскрыто понятие основанного на земле Италии государства, над которым царствовал Одоакр. Из этого отрывка Евгиппия происходят слова, которые использует Павел Диакон228, говоря об Одоакре: «qui in Italia per aliquot iam annos regnabat»[174].
Отсюда легко было перейти к regnum Italiae, скорее, конечно, в общем употреблении, чем в официальной практике. Папа Геласий (492—
Меньшее значение имеет общее выражение regnum, которое рассматриваемые нами писатели постоянно читали в Евангелии. Regnum в моральном смысле акта царствования имеется, например, у Анонима Валезия232: «Augustulus … ante regnum Romulus a parentibus vocabatur»[178]; чуть далее там же мы читаем: «deposuit Augustulum de regno»[179]. Эннодий в Vita Epiphani: «Odoacrem233 ad regnandi ambitum extollit», «adscitus in regnum»[180]. Regnum употребляется в территориальном смысле, но расплывчато, в Auctarium Haunense, под 481 годом: «Odoachar, devicto Ovida atque interfecto, regnum late proeliis et ferro extendit»[181].
Кассиодор234 сообщает в «Хронике» под 461 годом, что Майориану следовал in regnum Север из Лукании, а в 479 году «Glycerio Nepos successit in regno». Также Сидоний Аполлинарий235, согласно вышеупомянутому отрывку, использует слово regnum в смысле империи.
Аноним Валезия, как мы только что видели, употребляет слово regnum, и в том же смысле чуть ниже использует также слово imperium, говоря: «Odoacer … deposito Augustulo de imperio, factus est rex»[182]236. В соответствии с этим пишет и Кассиодор237: «in ipso quoque imperii nostri … exordio»[183].
Деятельность Одоакра по отношению к варварам имеет личный аспект, и поэтому он является правителем того или иного gens, или даже, без различения, смешения германских народов. Но теперь он обосновался в Италии и территориально его власть осуществляется в Италии, поскольку это соответствует римскому с.460 административному делению. Поэтому его власть имеет также и территориальный аспект.
Таким образом, власть Одоакра имеет личную основу по отношению к варварам, но имеет также территориальное значение. Таковы два лица основанного им романо-германского королевства.
Территориальная основа монархии Одоакра продолжала сохраняться и даже увеличиваться во времена правления Теодериха, но с преобладанием национального чувства остроготов, а затем, с началом готско-византийской войны, это здание рухнуло.
Завоевание Африки вандалами положило начало сепаратистскому движению, вследствие которого острова отпали от материковой Италии; последствиям этого движения Одоакр пытался противостоять, по крайней мере, в отношении Сицилии. Сальвиан238 оплакивает потрясения, отторгнувшие Африку, Сицилию и Сардинию: «Postremo, ne qua pars mundi exitialibus malis esset immunis, navigare per fluctus bella coeperunt; quae vastatis urbibus, maris clausis, et everis Sardinia ac Sicilia, id est fiscalibus horreis…»[184]. О том, что потеря этих богатых и изобилующих зерном островов нанесла Италии серьёзнейший экономический ущерб, упоминается также Иорданом239, от которого мы узнаём, что Юстиниан отправил Велизария, вскоре понявшего, что он не сможет «Getarum subicere populum nisi prius nutricem eorum occupasset Siciliam»[185]. Только Диоклетиан на постоянной основе присоединил к Италии острова Сицилию, Сардинию и Корсику, а уже в начале V века они отделились от полуострова.
Согласно рассказу Виктора Витенского240, Гейзерих «totius Africae ambitum obtinuit nec non insulas maximas, Sardiniam, Siciliam, Corsicam, Ebusum [один из Балеарских островов], Maioricam, Minoricam vel alias multas … defendit»[186], но потом уступил Сицилию Одоакру, который обязался платить за неё налог.
с.461 Когда Велизарий высадился в Сицилии, он представил островитянам своё пришествие как поход, предпринятый для освобождения Италии от готов, о которых сказал, что они захватили Италию силой, Ἰταλίαν τὴν ἡμετέραν, призвав на помощь франков241 и таким образом указав им путь. Такова была объявленная Велизарием национальная программа, которой противостояла другая национальная программа, и король Тотила242, собираясь отправиться в поход в Сицилию, замыслил каким-то образом восстановить Рим после бедствий, вынесенных по большей части от него самого и его предшественников. Но Тотила в письме к сенату, о котором Прокопий243 сообщает в связи с событиями 544 года, восхваляет благодеяния, оказанные римлянам Теодерихом и Амаласунтой. Между 549 и 551 гг. флот Тотилы совершил долгий круиз по морям Италии, появляясь перед Далмацией, Сицилией, Корсикой, Сардинией, Коркирой. И когда в 551 году Тотиле пришлось отступить в Верхнюю Италию (то есть в регион, который уже склонялся к германцам), готы отвоевали Сицилию. Чуть позже Тотила, прося мира у Юстиниана, предложил ему Далмацию и Сицилию.
Эти морские мероприятия были подготовлены и сопровождались другими, совершёнными на твёрдой земле. В 539 году Прокопий244 говорит о лангобардах, которых Витигес тщетно призывал себе на помощь. Лангобарды и франки вторглись в Италию как завоеватели в 568 и в 774 гг., но гораздо раньше они узнали дорогу, которая привела их к нам. На самом деле и один, и другой народ уже появлялись в Италии в то время, когда ещё продолжалось правление остроготов. Так, Прокопий рассказывает, что Витигес, находясь в Равенне, услышал слух, будто Велизарий намеревается будущей весной двинуться против него и Равенны; тогда он подумал о помощи извне и послал гонцов к Вахе, королю лангобардов, предлагая ему обильные богатства; но Ваха не согласился по той причине, что уже был связан с империей. Тогда весной 539 года Витигес спасался бегством.
с.462 Гораздо интереснее то, что Прокопий245 рассказывает о событиях 540 года. Витигес, не зная, что ещё предпринять, начал переговоры с Юстинианом и император не отверг их. В Константинополь прибыли послы, предлагая мир на следующей основе: Витигес царствовал бы по ту сторону По (на левом берегу), с половиной королевских сокровищ; другая половина сокровищ была бы отдана Юстиниану, и ему же достались бы налоги с земель по эту сторону По (на правом берегу).
Готское сопротивление особенно сильно развернулось в Северной Италии, что не было случайным. В то время как Витигес готовился к поездке в Константинополь, готы в Тревизо облачили в пурпур Ильдибада, командовавшего готами в Вероне. Затем, по смерти упомянутого Ильдибада, готы, отвергнув Эрариха, пригласили Тотилу, родственника Ильдибада, сходного с ним своей доблестью; он был избран королём в Тицине, поэтому утверждается, что ядро готских сил располагалось в Италии вокруг По. Тотила пал в битве при Тагине [Гуальдо-Тадино], красноречиво описанной Прокопием246; за столь значительную победу Нарсес возблагодарил Бога, а затем отпустил лангобардов за Альпы, желая избавиться от их достигшей предела вседозволенности, дошедшей до поджога домов; он предложил им деньги и добился их удаления247.
Это указание на лангобардов показывает, что теперь они узнали дорогу в Италию, которую через несколько лет столь удачливо сокрушили. Сразу после этого248 Прокопий рассказывает о том, что после удаления лангобардов греческий военачальник по имени Валериан попытался захватить врасплох Верону и готов, удерживавших этот город; но в этот момент неожиданно появились франки, так что греки были вынуждены отступить. Таковы были отдельные признаки, которые я собираю здесь с иной целью отметить несколько общих черт в ряде событий, которые в совокупности представляли собой распад греко-римского государства и античного политического организма Италии. Я не оставляю без внимания и другой отрывок Прокопия249, который показывает нам, сколь велико было преобладание с.463 франков в Верхней Италии. Он говорит о Тейе, который призвал франков, отправив посла к их королю Теодебальду. Но франки, не обратив внимания на свою выгоду, не пожелали умирать ни ради готов, ни ради римлян, направив свои помыслы скорее на то, чтобы сделать Италию своей собственной и потому предпочли вести войну самостоятельно.
Битва за Везувий, где героически погиб Тейя, описана Прокопием250 с тонким искусством и живейшими красками. Эта страница достойна историка античной эпохи и картина, которую он представляет, действительно славная. Тейя, во время замены щита, ставшего слишком тяжёлым от вонзившихся в него дротиков, упал, также поражённый дротиком. Он умер, готы снизошли до соглашений и обещали Нарсесу уйти из Италии; но прежде, чем было заключено это соглашение, отряд из тысячи готов удалился с поля боя и направился в Тицин и на ту сторону По. Эти готы искали убежище там, где был силён германский элемент. Феофан в своей «Хронографии»251 под 555 годом говорит о готах, всё ещё продолжавших сопротивление в Брешии и Вероне. И не следует, конечно, забывать, что чуть позже, в 568 году, Альбоин очень легко завоевал долину По.
Предложение, сделанное в 540 году252 Витигесом Юстиниану, о разделе между ними Италии по линии По, заставляет нас думать о других свидетельствах и о других событиях.
О повторных вторжениях франков в Италию не было рассказано Прокопием, что делает сообщения в двух отрывках св. Григория Турского действительно примечательными. В одном из них253 собраны вместе сведения, охватывающие длительный период времени. Рассказывается, что Теудеберт отправился в Италию, но его воины заболели из-за влажности [возможно, под этим понимается малярия в какой-то местности долины По?], поэтому он вернулся назад. Затем он явился в Тицин. После этого Букцелен пришёл «qui minorem illam с.464 Italiam captam atque in ditionibus regis antedicti redactam, maiorem petiit, in qua contra Belsuarium multis vicibus pugnans, victuriam obtenuit»[187]. Здесь явно проводится различие между Италией minor, которую мы идентифицируем с долиной По, и maior, которой является полуостровная Италия. Далее отрывок Григория Турского рассказывает, как император, увидев, что Велизарий побеждён, послал Нарсеса: «Buccelenus vero contra Narsitem magna certamina gessit. Captam omnem Italiam, usque in mare terminum dilatavit, thesauros vero magnos ad Theudebertum de Italia dirixit»[188]. Упомянутая здесь «omnis Italia» была суммой «minor» и «maior»254.
В другом отрывке Григорий Турский255 говорит так: «Sub eo enim et Buccelinus cum totam Italiam in Francorum regno redegisset…»[189]. Tota Italia соответствует omnis Italia.
Итак, св. Григорий Турский утверждает, что Италия была поделена на две части, более или менее разделённые По, которые назывались minor и maior. Разделительная черта не отличается от линии, определённой в конце VIII века дарением Карла Великого от 6 апреля 774 года. Текст этого акта был утерян, но его краткое изложение сохранилось в Vita Hadriani256, где обозначена линия от Луни до Монселиче, которая более или менее точно повторяет исторические упоминания, которым мы следуем.
К моменту падения королевства остроготов Италия пришла к наихудшему запустению. После двадцати лет гибельной войны она была возращена империи, но такой результат, даже если и был хорош, был оплачен по очень высокой цене. До 563 года Верона и Брешия, что означает территорию вокруг озера Гарда, оставались в руках готов. Проходы в Альпы были открыты франкам и лангобардам. Кругом руины; германцы и греки состязались в опустошениях. Дополнительный ущерб причинили в последний момент алеманны, которых Агафий обозначает как наихудших из всех варваров. Агнелл из Равенны, который с.465 пользовался достоверными источниками, в своей Liber Pontificalis, рассказывая о периоде от консульства Василия, то есть 541 года, до эпохи Нарсеса, утверждает: «Romani ubique ad nihilum redacti sunt»[190]. В 560 году папа Пелагий I257 в письме к патрицию Валериану258 упоминает, что он не позволил назначить епископа Милана без уведомления Юстиниана, и это было во времена Тотилы, «tempore illo, quo et Istrias et Venetias tyranno Totila possidente, Francis etiam cuncta vastantibus…»[191]. Около 580 года Пелагий II сокрушался о том, сколько было «sanguis innocentium … effusus»[192]. В важном письме, написанном миланским духовенством в 552 году, в самых мрачных тонах описывалось положение Рима и Милана в связи с делом «трёх глав»259.
В таком состоянии находилась Италия, когда она, согласно официальным источникам Юстиниана, была освобождена от тирании, тогда как император поместил её в совершенный мир. Построенное Одоакром и укреплённое Теодерихом здание было разрушено самими остроготами, войнами с греками, вторжениями лангобардов, франков, алеманнов. Даже Римская империя не смогла противостоять сильным бурям, не вынеся потрясений. Описанное романо-германское государство, этот сплав находившихся между собой в разногласии элементов, не смогло устоять надолго.
Острова, окружавшие полуостров, мало-помалу от него отделялись. Я упомянул некоторые события, связанные с Сицилией, и теперь отмечаю, что когда при окончательном разрушении королевства остроготов была восстановлена префектура Италия, она больше не включала в себя ни Африку, ни Сицилию, ни Корсику, ни Сардинию.
В последние годы история Сардинии была научно освещена Энрико Беста260. Этот остров перешёл к вандалам вместе с Сицилией, но был не в состоянии избавиться от них с помощью соглашения, подобного тому, которое было заключено относительно Сицилии между Гейзерихом и Одоакром. с.466 Впрочем, из отрывка Прокопия261 Беста делает вывод, что Гелимер, король вандалов, намеревался превратить Сардинию в своего рода автономное владение в руках гота Годы. Византийцы вскоре попытались начать переговоры с Годой, но он с возмущением отверг их предложения. Позже он восстал против вандалов, но потерпел неудачу и был убит. Сицилия[193] вернулась в прямую зависимость от вандалов, однако на короткое время, поскольку Юстиниан попытался реализовать свои великие планы также и в отношении Сардинии. Первой из его реформ было связать Сардинию с Африкой. Немногим позже Тотила улучил подходящий момент для покорения Сардинии262; так готы завладели Сардинией, которая тем самым вновь соединилась с материковой Италией; но смерть Тотилы и затем Тейи привела к тому, что остров вернулся под власть Юстиниана. Впрочем, это мало послужило на пользу острова263, поскольку его благие намерения (если они у него были) разбились о непреодолимые практические трудности264. Юстиниан поддерживал единство Сардинии и Корсики с Африкой, но этот диоцез не стал таким, каким он его замышлял. Он включал, скорее теоретически, Триполитанию, Проконсульскую провинцию, Нумидию, Мавретанию и т. д.; имперскими были также Сицилия, Сардиния и Балеры; но, за исключением какой-то крепости, всё западное побережье было фактически потеряно для Империи.
В классическую эпоху Сицилия[194] восхвалялась поэтами как страна, изобильная мёдом и воском265, но другие данные заставляют нас сомневаться в соответствии этих похвал последующему процветанию страны. Скудный эпиграфический материал266 позволяет считать, что лишь во времена с.467 Веспасиана остров имел некоторое процветание и там располагалось подразделение знаменитого Мизенского флота. История острова в интересующие нас времена рассказывается быстро: в 456 году он попал под суровое господство вандалов; после побед Велизария оставался колеблющимся в своём подчинении грекам и готам; позже, в 754 году, был завоёван франками, а в 800 году перешёл в руки сарацин267.
Таким образом, классическая традиция прервалась не только политически, но и этнически. Дуализм, на который рассчитывал Теодерих в лучшие годы своего правления, потерпел неудачу. Возможно, правда, раз уж источники так настаивают на этом дуализме, что о нём и о мире, который должен был за ним последовать, больше Теодериха думали его римские или романизированные министры, но нельзя, конечно, всё приписать только им. Ещё до того, как не стало Теодериха, вновь расцвёл национальный дух остроготов, и с течением времени он всё более возрастал. Среди римлян и готов возникли разногласия. Эннодий умер за несколько лет до начала кризиса; Кассиодор, много позже, в разочаровании удалился из общественной жизни. Италийцы разделились на две части: побеждённых и победителей, в соответствии с теми суровыми словами, которые, как мы видели, Кассиодор употребил в начале царствования Аталариха.
Территориальная основа, которая принадлежала скорее римскому, чем варварскому образу мыслей, оказалась потрясённой со всех сторон, придя к недостаточности укрепляющих её структуру связей. Большие острова отделяются от полуостровной Италии, от неё откололась также континентальная Италия, и это произошло намного раньше, чем началась лангобардская эпоха и Альбоин с вершин восточных Альп жадно с.468 рассматривал область, которую пришёл завоевать, согласно поэтическому повествованию Павла Диакона268: «montem qui in eisdem locis prominet, ascendit, indeque, prout conspicere potuit, partem Italiae contemplatus est»[195].
На этом мои размышления заканчиваются. Сложная фигура Одоакра не была изучена мной в её различных аспектах; так, например, у меня не было случая поговорить о его отношениях с церковью. Также, если бы мы желали учесть все формы его политической деятельности, следовало бы лучше выяснить некоторые детали того способа, которым он удерживал в повиновении своих варваров; рассмотреть, как он вёл себя по отношению к своим солдатам, с которыми у него не было необходимости советоваться, стремясь навязать им свою волю269. Но моей целью было не изучение всей политической жизни Одоакра, но только рассмотрение юридических оснований его власти, фундамента, на котором она могла возникнуть, развиться и угаснуть, и, наконец, проистекших отсюда последствий.
ПРИМЕЧАНИЯ
Если бы мы хотели применить этот критерий к Одоакру, то отметили бы, что прежде всего он был старым римским солдатом, который никогда не был привычен разделять мысли своего народа; между ним и его солдатами не было иной связи, кроме связи командира и подчинённых.
«Atque ideo te cum favore divino, suggestu praesentalis patriciatus evehimus, ut pro re publica nostra tractantem sedes celsa sublimet, ne sententia salutaris, cui decet humiliter pareri, a loco videatur venisse communi. hic est honor, qui et armis convenit et in pace resplendet: hunc illa dives Graecia, quae multa gloriosissimo domno Avo nostro debuit, gratificata persolvit: velavit fortes humeros chlamydum vestis, pinxit suras eius calceus iste Romanus et dignanter visus est accipere, quod se cognoscebat sumere per honorem. crescebat visendi studium eois populis heroam nostrum, dum nescio quo pacto in eo, qui bellicosus creditur, civilia plus amantur. Hac igitur honoris remuneratione contentus, pro exteris partibus indefessa devotione laboravit, et praestare cum suis parentibus principi dignabatur obsequium, qui tantorum regum fuerat stirpe procreatus … ipsius te labor instituit, ut nos minus laborare debeamus, tecum pacis certa, tecum belli dubia conferebat et, quod apud sapientes reges singulare munus est, ille sollicitus ad omnia secure tibi pectoris pandebat arcana. tu tamen nullos responsis ludebas ambiguis. Amasti in audiendo patientiam, in suggestione veritatem: saepe quae ad eum falso pervenerant, recti studio corrigebas et, quod rarum confidentiae genus est, interdum resistebas contra vota principis, sed pro opinione rectoris. patiebatur enim invictus ille proeliis pro sua fama superari et dulcis erat iusto principi rationabilis contrarietas obsequentis. Ama nunc sublimior iustitiam, quam serviens diligebas. ostende te illius esse discipulum, qui numquam laboravit in cassum: iunctus Hamalo generi nobilissima tibi facta consocia. omne siquidem bonum regia suadere debet affinitas. acturus es consueta prudentia…»
«И поэтому, с божьего одобрения, мы возносим тебя на высоту презентального патрициата, так как высокий престол поднимает того, с кем обсуждает благо государства, чтобы полезное суждение, которому подобает покорно подчиняться, не казалось исходящим от лица с обычной должностью. Это та почесть, которая и войне подобает, и во время мира сияет; это ею богатая Греция, многим обязанная славнейшему господину нашему деду, благодарно расплатилась: покрыла сильные плечи хламида, украсила икры его эта римская обувь, и было ему угодно любезно принять то, что, как ему стало известно, надевает в виде почести. Возрастало стремление восточных народов увидеть нашего героя, в то время как по какой-то причине он, считающийся воинственным, всё больше склоняется к гражданским делам. Итак, довольствуясь этим вознаграждением чести, он, рождённый потомком стольких королей, с неутомимой самоотдачей трудился ради иноземных краёв и считал достойным вместе со своими родственниками оказывать повиновение принцепсу … Его труды сформировали тебя так, что нам пришлось меньше трудиться; вместе с тобой он сопоставлял верные дела мира и сомнительные — войны, и — что у мудрых королей особая милость — он, тревожась, во всём с безопасностью раскрывал тебе тайны своей души. Ты, однако, никого не разыгрывал двусмысленными ответами. Ты был склонен терпеливо выслушивать, в докладах предпочитал правду; часто то, что приходило к нему ложным, ты благодаря своему усердию исправлял на правильное, и, что является редкого рода отвагой, иногда противился желаниям принцепса, но делал это ради репутации самого правителя. Ведь он, непобедимый в сражениях, ради своей доброй славы позволял одолевать себя, и приятно было и разумно для справедливого принцепса уступить противоположному мнению. Так цени же теперь справедливость выше, чем ты ценил её, будучи служащим. Покажи себя учеником того, кто никогда не трудился понапрасну; благороднейшая подруга связала тебя с родом Амалов. Ведь родство с королём должно советовать одно лишь благо. Тебе предстоит действовать с привычным благоразумием…» (пер. с лат).