© 2017 г. Перевод с англ. В. Г. Изосина.
с.36 История переселений, которыми отмечено падение как Римской империи на Западе, так и Ханьской империи в Китае, всё ещё остаётся весьма неясной. «Нигде, со времён Александра Великого, мы не ощущаем столь сильно, как ограниченность наших источников пренебрегает значимостью событий»1.
К сожалению, отправная точка и, следовательно, путеводная нить всех этих переселений покоится в Центральной Азии, чья политическая, экономическая и культурная история в большинстве своих подробностей остаётся для нас чистой страницей. Даже те отдалённые и запоздалые последствия центрально-азиатских событий, которые произошли в поле зрения античного мира, лишь тускло освещены в поверхностных, противоречивых и зачастую ненадёжных источниках.
Бесспорно, в течение двух-трёх последних десятилетий был накоплен новый археологический и филологический материал, использованный в ряде ценных исследований. Но немногие из таких свидетельств являются достаточно определёнными для того, чтобы способствовать пересмотру истории отдельных племён. Тем не менее, ясно, что негерманские степные народы и культуры должны были иметь серьёзное влияние на многие группы, которые прежним поколением историков и филологов именовались германскими2.
Каждый, кто попытается использовать азиатские материалы, проливающие свет на историю великого переселения, сталкивается с двумя основными трудностями. Во-первых, несмотря на археологическое и филологическое открытие Азии, никто, кажется, до сих пор не соединил уральско-алтайскую филологию и археологию, с одной стороны, и, с другой, письменные документы и памятники, эпос, саги и даже современный фольклор Запада. Более того, родство различных азиатских народов по-прежнему остаётся сомнительным. До сих пор неясно, были ли ранние тюрки этнически ближе монголоидной или же европеоидной расе (хотя тюркский язык всегда был алтайским), и было ли тюркским или монгольским ведущее племя гуннского конгломерата. Даже отождествление гуннов с с.37 хунну и аваров с жужанями точно не доказано. Мы понимаем, что все эти племена были столь основательно перемешаны в результате взаимных браков, миграций и завоеваний, что едва ли возможно говорить о чётких этнических границах. Мы можем говорить не более чем о языковых группах, насколько это позволяют азиатские свидетельства.
Если мы обратимся к материалам западным источников, то обнаружим, что на основе лишь одних таких свидетельств уже создана богатая производная литература3. Достойной внимания характеристикой большей части такой литературы является, однако, то, что история каждой группы завоевателей Западной империи — за исключением гуннов, аваров, аланов и немногих подобных племён — воссоздавалась на основании предположения, что любая такая группа была германской. Эта предположение сохраняется не только при его подтверждении авторитетом филологии и современных свидетельств, но и при отсутствии такового; явление, проистекающее, очевидно, из того факта, что когда были предприняты первые исследования в этой области — по систематизации и устранению огромных пробелов в сохранившихся западных источниках — они были проведены почти исключительно немцами. Страстный национализм восходящего германского рейха обратил их внимание на первоочередные задачи; появившаяся в результате их исследований картина переселений вполне оправдывала рвение их ретроспективного патриотизма.
Каким бы ни было два поколения назад состояние данных, подтверждающих презумпцию того, что объяснение неясностей следует искать в «германском» направлении, понимание важности новых материалов из Азии подсказывает, что теперь расширившийся кругозор должен ограничивать истолкование даже «хорошо подобранных» западных источников. Возможно, что при повторном изучении эти источники могут быть лучше согласованы с источниками из Южной России и Центральной Азии и даже смогут предоставить ключи к истории самой степи.
Можем ли мы с учётом этого испытать какой-нибудь небольшой «отрезок истории», придавая ему ревизионистское толкование, в своего рода эксперименте, призванном проверить возможность «гуннского», а не «германского» подхода? Несмотря на нашу слабость в уральско-алтайских и скифо-сарматских материалах, нам, кажется, стоит попробовать сделать это в отношении короля Одоакра и того водоворота народов, в котором он сделал свою карьеру4.
с.38 С этой целью мы выделяем в западных источниках имена ряда ключевых фигур: Одоакр (Odoacer); его отец Эдикон (Edicon); его сын Телан (Thelan) или Оклан (Oklan); его брат Хунульф (Hunoulphus). Известны отдельные этапы карьеры каждого из них. С их именами связаны племена или группы торкилингов, скиров, герулов и рогиев, или ругиев, относительно истории которых также имеется отрывочная информации. Есть и некоторые другие имена для филологической работы5.
Торкилинги (Torcilingi, некоторые рукописи содержат написание Turcilingi) являются для нас чем-то бо́льшим, чем просто название. Они появляются в дошедших до нас источниках только дважды6. В Historia Miscella Ландульфа Сагакса они названы в числе народов, под командованием Аттилы принявших участие в битве на Каталаунских полях. Это сообщение не подтверждается другими источниками. Хотя сама Historia является поздней и ненадёжной хроникой, она включает некоторые сведения из более ранних и более достоверных источников, не дошедших до нас. В перечне Ландульфа торкилинги появляются вместе со скирами7.
В другой раз торкилинги упоминаются в рассказе Иордана — вновь вместе со скирами — как составляющие ядро племён или наёмных отрядов, вождём которых был Одоакр, когда низложил Ромула Августула. Иордан трижды упоминает торкилингов, но всегда в связи только с одним событием: захватом Одоакром власти над Италией. После этого мы больше уже не слышим о торкилингах, даже в связи с последующей карьерой Одоакра8. Более того, Иордан является единственным источником, называющим Одоакра королём торкилингов; чаще всего Одоакр называется королём скиров или скиром9. Ни Ландульф, ни Иордан не предоставляют ни капли информации о расовой принадлежности, языке, образе жизни, происхождении или прежнем местопребывании торкилингов.
Тем не менее, немецкие учёные девятнадцатого века создали генеалогию и «жизненное пространство» (Lebensraum) для этих тёмных «предков». Поскольку торкилинги были упомянуты (в пятом веке) в компании со скирами, был сделан вывод о том, что эти два народа были соседями и родственниками в первом веке. с.39 Или же считалось, что они были королевским родом скиров, что недалеко от нашего собственного предположения, как будет показано ниже. Некоторые учёные, позабыв об осмотрительности тех, кто впервые работал над источниками, находили для торкилингов исконную родину по обеим сторонам Одера, со скирами на востоке, вандалами слева и ругиями на севере10. В таком окружении скиры и торкилинги стали затем малыми ветвями великого готского древа11. В качестве последнего шага исторические словари германских имён пришли к перечислению торкилингов среди остальных, несмотря на то, что следовало поставить хотя бы вопросительный знак вместо этимологии, произвести которую были не в состоянии никакие усилия.
Поскольку этимологии, однако, производятся, совсем не трудно их предложить, если начать с предположения, что торкилинги были некоторым родом тюрок. Может быть постулирована ранняя тюркская форма Türk-lük, «тюркство». Или же родоначальник Turk, давший имя как ранним, так и современным тюркам, возможно, был «онемечен» («bedeutsched») в варварском окружении путём аналогии с добавлением суффикса -ing или -ling, как в названиях Каролинг, Меровинг, Сиклинг, Кнютлинг, обозначающих потомков Карла, Меровея, Сигара и Кнута. Или тот же суффикс мог быть добавлен к тюркскому личному имени Ṭoghril, Ṭoghrul, или Ṭogrul, примерами которого мы располагаем, начиная с одиннадцатого века, и которое носил, среди других, основатель сельджукской империи12.
Эти этимологии предложены лишь как вероятные; могут быть и лучшие. Первым, кто предположил, что торкилинги — это тюрки, был Чезаре Бальбо (Cesare Balbo). Итальянский историк не знал турецкого языка, зато не имел особого мотива — который имели Даны и Гриммы — возвеличивать германские народы; он писал, что «о торкилингах можно было бы сказать, судя по их названию, что они были тюрками». Французский ориенталист Эдуард Блоше (Edouard Blochet) придерживается Türk-lük, в примечаниях, погребённых в обозрении, где их едва ли увидит медиевист. Кроме того, это обозрение по веским причинам пользуется небольшим доверием среди ориенталистов13.
с.40 О скирах слышали гораздо чаще, чем о торкилингах, хотя сообщения о них поверхностны и неопределённы. Плиний Старший в отрывке, исключительно неясном даже для того расплывчатого раздела о его контактах с туманными балтийскими странами, упоминает Энингию (Aeningia), где-то на севере или востоке. Быть может, сообщая об обитателях Энингии, или, возможно, просто упоминая то, что он услышал примечательного о целом регионе, он пишет затем о сарматах, венедах, скирах (Sciri) (или, быть может, оригинальный текст Плиния содержал Ciri или Cyri) и гиррах (Hirri). Два последних, несмотря на то, что показывает текст, могли быть подгруппами венедов или напоминанием о какой-то рифмованной схеме.
Закончив этот расплывчатый раздел, Плиний с явно возросшей уверенностью обращается к рассмотрению вопроса о германцах; он не включает ни скиров, ни какую-либо другую группу с похожим названием в свой перечень германцев. Ни Цезарь, ни Тацит не слышали о скирах.
В какой-то период после 300 года до н. э. (или после 200 года до н. э., или даже намного позже, нельзя сказать с уверенностью), «галаты и скиры» безуспешно пытались захватить Ольвию, греческий город на северо-западном побережье Чёрного моря. Это всё, что может сказать о скирах надпись Протогена14. Поскольку греческий язык не определял чёткого использования термина «галаты» (Galatae), последние, возможно, были подлинными кельтами; в таком случае всё, что нам известно, — это то, что ольвийцы исключали скиров из этой категории; или же этот термин мог охватывать как германцев, так и кельтов, и тогда мы приходим к выводу, что некоторые греки не считали скиров ни теми, ни другими.
После Плиния упоминания о скирах отсутствуют в течение трёхсот лет. Около 381 года и вновь в 408 году н. э. они объединились с карпами, сарматами и гуннами в набегах вдоль нижнего Дуная. Сначала они попытались, вместе с карпами, перейти через реку; во второй раз они пытались сделать это вместе с гуннами. Более того, во второй раз их повелителем, по-видимому, был гуннский каган Ульдес или Ульдин (Uldes, Uldin). Каждый раз их ждала военная неудача, и многие скиры были проданы или поселены в качестве крестьян на территории восточной Римской империи.
Те скиры, что остались на севере от реки, по-видимому, попали под власть Аттилы Гунна; как мы видели, они упоминались как бывшие вместе с ним на Каталаунских полях. После смерти великого гунна скиры появляются как злейшие враги остроготов, возглавивших коалицию против наследников Аттилы. Вожди скиров, Эдика, или Эдикон, и его сын Хунульф, начали всеобщую войну против остроготов. В первом столкновении погиб остроготский король Валамир, отец Теодориха Великого; но вскоре после этого скиры потерпели сокрушительное поражение у реки Болии (468 г. н. э.), а сам Эдикон, с.41 видимо, нашёл смерть в сражении. Хунульф бежал с приверженцами в Константинополь, где восстановил своё влияние в качестве кондотьера на императорской службе.
Вскоре после скирийской катастрофы Одоакр, другой сын Эдикона, начал карьеру, аналогичную карьере Хунульфа, но под началом Рицимера, в Италии. Последний использовал его в борьбе против императора Антемия (472). Четыре года спустя восстание варварских наёмников против Ореста и его сына Ромула Августула принесло Одоакру, его скирам и торкилингам и их сподвижникам власть над Италией. Весьма вероятно, что Одоакр привёл в движение свой заговор по согласованию с Хунульфом, находившимся в тот самый момент на вершине своего могущества при восточном дворе. Через несколько лет Хунульф, впавший в немилость у императора Зенона, с небольшим числом телохранителей присоединился к Одоакру в Италии. Таким образом, оба осколка скирской группы, рассеянные после битвы при Болии, примерно в 486 году соединились вновь.
Однако в 488 году для скиров наступили последние дни: Теодорих Великий, сопровождаемый народом остроготов и менее значительными группами, и поддержанный в этом смелом предприятии Зеноном, обрушился на Италию. После долгой и кровавой борьбы Одоакр был побеждён и затем вероломно убит (15 марта 493 года)15. Ближайшие родственники Одоакра были убиты вслед за ним по приказу Теодориха; многие из его сторонников были убиты толпой. После этого, подобно торкилингам, скиры исчезают, уцелели лишь несколько простых крестьян этого имени, оставшихся на Балканах и известных Иордану16.
Остаётся вероятность, что он считал ненадёжным свидетельство о том, что какие-то скиры всё же выжили. Иордановский перечень народов, оставшихся верными сыну Аттилы Денгезиху, включает ултзинзуров, биттугуров, бардоров и анги-скиров, — которые, согласно автору статьи «Гунны» в энциклопедии Паули-Виссова, — «явно носят тюрко-гуннские имена»17.
Теперь, как вкратце показано выше, в девятнадцатом веке скиры были обнаружены, чтобы стать древней готской группой; более того, первой из тех, кто совершал набеги на античные народы в готском стиле (на основании надписи из Ольвии). Однако нет абсолютно никакого намёка на то, чтобы какой-либо современный им автор считал их германцами18. Немецкие филологи обнаружили смысл в этом имени, правда, добавив r к корню ski, «сиять» или «светиться». Один учёный, подтверждая эту этимологию, задаётся вопросом, «сияли» ли скиры с.42 из-за своей прославленности (как латинские clari, splendidi), своей целомудренности (как candidi, sinceri), или же расовой чистоты (reinen, unvermischten). Датский учёный не сомневается: скиры были «чисты как таковые»19.
В качестве предположения можно упомянуть, что допустимо рассмотреть весьма распространённое в современном персидском языке и в пехлеви слово shīr. Это слово имеет два совершенно разных значения: «молоко» и «лев». Степные народы зависят и зависели от молока, а «лев» всегда был притягательным именем для народов. На древнеперсидском shīr в смысле «лев» было бы shagr, и выпадение g могло иметь место довольно рано20; можно предположить, что подобное имя было у скифо-сарматов. Но если у текста Плиния была какая-либо реальная основа, то его скиры жили в тех землях, которые, как ныне утверждается, являлись отчим домом для балтийских или славянских племён, и даже для финнов. Возможно, следовало бы попытаться установить этимологическую связь слова с этими языками.
Сообщается, что скиры и торкилинги составляли основную часть наёмников, восставших против Ромула Августула и провозгласивших Одоакра rex gentium. Задолго до того, как Одоакр достиг этого положения, его отец и брат были вождями скиров. Однако большинством источников также отмечается, что герулы и ругии, или рогии, входили в число сподвижников Одоакра в 476 году. Нет никакой необходимости в том, чтобы герулы были связаны с последними по крови или языком; сарматские аланы соединялись с германскими вандалами, германские лангобарды действовали сообща с монгольскими (?) аварами против германских (?) гепидов, и так далее.
Можно допустить, что герулы, по-видимому, были германцами, несмотря на то, что большинство личных имён их вождей ставит в тупик немецких филологов21. В любом случае, лишь часть герулов могла входить в смешанные группы, последовавшие за переменчивой удачей Одоакра. Независимое королевство герулов, вернувшихся во внутренние области Европы, часто и ещё долго упоминается после падения Одоакра, и различные вожди герульских отрядов воюют в Европе, на Ближнем Востоке и в Африке на свой собственный риск или на византийской с.43 службе. Герулы по-разному описываются греческими и римскими очевидцами: как смелые моряки, как превосходные кавалеристы или как свирепые обнажённые воины, сражающиеся исключительно пешими! Они напоминают северян-данов-варягов-русов-норманнов восьмого-двенадцатого веков. Они, очевидно, мигрируют через земли других народов, приспосабливают себя и свои боевые приёмы к самым разным обстоятельствам, перенимают диковинные имена — и, возможно, женщин и язык? — храбро служат за плату и основывают королевства, которые вновь исчезают22.
Ругии или рогии, включённые Иорданом в число народов Одоакра, были, вероятно, германцами, если они те самые ругии, которых истребил король Одоакр и чьё королевство он уничтожил. Часто сражаются две ветви одного народа; была ожесточённая борьба между остроготами Теодориха Страбона и остроготами Теодориха Великого; были франкские гражданские войны при Меровингах и Каролингах; норвежские вожди воевали друг с другом, и так далее. Однако что действительно странно — и озадачило всех касавшихся этой проблемы учёных — почему ни один источник не намекнул, что король, провозглашённый, по крайней мере, некоторыми ругиями их вождём, в течение своего правления должен был быть врагом ругиев23. Источники тщательно отмечают, что когда Теодорих выступил против Одоакра, одной из принятых им ролей было изображать мстителя за казнённого Одоакром короля ругиев. Ранее, уничтожив королевство ругиев, Одоакр переселил в Италию множество римлян из этих земель над перевалом Бреннер, однако он удовлетворился простым сокрушением власти ругиев, не пытаясь стать их королём. Иными словами, Одоакр никоим образом не вёл себя так, как мы могли бы ожидать от ругийского князька; при этом отсутствуют современные событиям объяснения такому его поведению.
Необходимо отметить, что наш источник, связывающий Одоакра с некими ругиями (?), не следует — именно в этом отрывке — тому написанию этого племенного названия, как оно записано всеми прочими авторами или как он (Иордан) сам пишет это название, когда рассказывает о враждебных ругиях, разгромленных Одоакром. В последнем случае он пишет «у»; врагами Одоакра были ругии. В первом же случае он использует «о»; Одоакр был рогием или рогии имелись среди его последователей.
Иордану довелось в трёх разных отрывках обращаться к событиям, приведшим к власти Одоакра. В одном случае он не упоминает никаких «рогийских» с.44 последователей: «Torcilingorum rex habens secum Sciros, Herulos»[1]. В другом отрывке он сообщает: «Odoacer, genere Rogus, Thorcilingorum Scirorum Herulorum turbas munitus…»[2]. Похоже, что в этом втором случае Rogus не наименование племени, а фамильное имя, указывающее на происхождение от некоего реального или мифического Rogus’а. Третий отрывок подходит для того, чтобы показать, что имя действительно относится к племени: «sub regis Thorcilingorum Rogorumrque tyrannide…»[3]. Здесь, однако, проигнорированы скиры и герулы, как будто они занимали второстепенное положение при описании реального статуса Одоакра. Выстраивая эти данные в одну, по крайней мере, логическую последовательность, представляется, что Одоакр был торкилингским королём из рода Рога, со скирскими и герульскими приверженцами24.
Эти свидетельства убедительно дают понять, что рогийское (Rogian) родство Одоакра связывало его не с племенем ругиев (Rugians), а с родом некоего Рога (Rogus)[4]. Мы находим это имя только у гуннов, и оно принадлежит человеку, вполне достойному, чтобы дать его своей родословной линии. Одним из трёх братьев, правивших гуннами до Аттилы, был Рогас (Rogas), или Руга (Ruga), или Ругила (Rugila) (как по-разному называют его различные источники, включая Иордана). Другими братьями были Октар (Octar) или Откар (Otcar), и Мундиух (Mundiukh) или Мундзух (Mundzuch) — отец Аттилы.
Германские племена часто происходили, или считали, что происходили, от какого-нибудь знаменитого вождя, но то же самое было верным для тюрок и монголов. Нам известны турки-османы, турки-сельджуки, чагатайские монголы и ногайские татары, и здесь упомянуто только несколько примеров25. Вполне вероятно, что торкилинги Одоакра или, по меньшей мере, их королевский клан, считались происходящими от дяди Аттилы, гуннского короля Рога26.
Из какого народа был вождь этих торкилингов, скиров и рогиев? «Genere Rogus», говорит Иордан, а, как мы видели, Рог (Rogas) был одним из дядей Аттилы. Октар (Octar) или Откар (Otcar) — имена, данные другому из них, и нет палеографических оснований для предпочтения какой-либо из этих форм, если только новые доказательства не склонят чашу весов. На самом деле, такие доказательства есть.
Существует фрагмент греческого летописца, цитируемый более поздним грамматиком, который представляет нам гуннское имя, более или менее промежуточное между Откаром (Otcar) и Одоакром (Odoacer): «Одигар (Odigar), верховный правитель гуннов, умер». Это единственные сохранившиеся до наших дней слова из этого источника. Мы не располагаем средствами, чтобы определить с.45 время и место, к которым относится эта цитата. Был ли рассматриваемый персонаж дядей Аттилы или ещё одним гуннским королём — его имя, безусловно, приближается к имени Одоакр27. Собственное имя Одоакра, очевидно, не могло быть произнесено римскими устами без некоторого изменения28.
Как и Torcilingi, Odoacer — одно из имён, включённых в ономастические словари германских языков, и, как и прежде, появляется с вопросительным знаком вместо этимологии. Но турецкий язык предлагает, по меньшей мере, два перспективных варианта: если рассматривать это имя как адаптацию Ot-toghar, оно может означать «рождённый в траве» или «рождённый огнём»; более краткое имя, Ot-ghar, которое ближе к Otcar, может быть переведено как «пастух»29. Если Ratchis мог стать Radagaisus, то почему Ot-toghar или Ot-ghar не мог стать Odoacer или Odovacer?30
В дополнение к Откару (Otcar), Одигару (Odigar) и Одоакру (Odoacer) был «ещё один» с похожим именем, неудачливый ландскнехт в окрестностях Анжера в
Поскольку Григорий — единственный хронист, упоминающий этого «сакса» (?), имеет смысл проанализировать его историю, к сожалению, весьма запутанную32. Согласно историку Меровингов, «Adovacrius» отправился в Анжер «cum Saxonibus» через некоторое время после Каталаунской битвы33. Хильдерик I, король салических франков (и отец Хлодвига; отсюда интерес Григория к этому предприятию), вступил в ту же самую область. Павел, римский граф, сначала отбивший визиготов в этом районе, был убит при новом с.46 набеге — очевидно, при совместном нападении на него Хильдерика и «Adovacrius»’а. Кажется, победители рассорились сразу же после гибели Павла. Многие «саксы» были убиты в сражении с римлянами Павла; тогда «их острова» (чьи?) были захвачены франками. Наконец, в своём последнем предложении в этом рассказе Григорий совершает удивительный скачок, определённо в пространстве и, вероятно, во времени: «Odovacrius» (уже не «Adovacrius»)[6] пришёл к соглашению о foedus с Хильдериком относительно дел, отстоящих далеко на другом краю Галлии. Они совместно «покорили аламаннов, захвативших часть Италии». Здесь Odovacrius уже не связан с «саксонской» шайкой.
Представляется прочно установленным, что Григорий Турский заимствовал эту подробную информацию об Анжере из недошедшего до нас муниципального сборника Annales Angevini34. Его сжатое и неясное сообщение — очевидно, извлечение или прямая копия из этих Annales, за исключением соглашения «Odovacrius»’а в последнем предложении. Это объединение Хильдерика и «Odovacrius»’а для совместного предприятия, касающегося Италии, вряд ли возникло из их распрей у Анжера. Для этого последнего факта Григорий мог привлечь текст или извлечение из текста некоего foedus между Хильдериком и италийским Одоакром, заключённого после того, как последний достиг власти.
Это последнее предположение согласуется с другими имеющимися у нас данными об основах внешней политики преемника Ромула Августула; эта политика очевидным образом направлена на обеспечение безопасности флангов Италии цепью договоров с варварскими правителями Галлии и Африки и на обеспечение везде, где только возможно, прямого контроля над всеми входившими в италийскую префектуру территориями. В этой последней связи нам известно, что он отвоевал Далмацию у убийц Юлия Непота и что он сокрушил королевство ругиев в Норике. Когда он не смог удерживать земли за Альпами, он помог населявшим их римлянам перейти в собственно Италию. Что касается его западных соседей, то мы уже давно располагаем свидетельствами о договорах, заключённых в начале его правления с визиготами, бургундами и вандалами. Кажется, что Григорий Турский в этом запутанном отрывке замыкает эту цепь, указывая на соглашение, заключённое примерно в то же время (Хильдерик умер около 480 года), по которому франки Хильдерика помогли ему удержать аламаннов в ретийских областях италийской префектуры35. (Никакой другой источник не представляет свидетельств аламаннского вторжения в собственно Италию южнее Альп в это время).
Помимо того факта, что Григорий, очевидно, имел причину объединить «Adovacrius» с.47 с «Odovacrius», и нашего вывода о том, что последний был Одоакром Италии, существуют общие причины для идентификации «Adovacrius» Анжера с тем же самым правителем. Непосредственно перед тем, как начались анжерские столкновения, скиры и, возможно, «торкилинги», находились в Галлии с Аттилой; после отступления последнего северная и центральная Галлия пребывала в смятении, и не было никаких причин, препятствовавших мелким вождям всех мастей попытаться ухватить удачу. И если скиры находились там под началом Одоакра, то это объясняет, почему он не упоминается в связи с войной, которую его отец и брат вели против остроготов; это также объясняет, откуда примерно через четыре года после того, как его родственники потерпели сокрушительное поражение в центральной Европе, у него было достаточно приверженцев, чтобы побудить Рицимера привлечь его для италийских предприятий.
Однако Григорий называет последователей Адовакрия «саксами», а не скирами36. Не имеет значения тот факт, что это единственное упоминание саксов в этом регионе после продолжительного молчания; далеко забредали в те дни осколки народов и нельзя утверждать, что скиры могли скитаться, а саксы нет. Кроме того, саксы были тогда опытными пиратами, а эта область была открыта для проникновения с морей, по которым они рыскали. Можно, однако, указать, что палеографически путаница между Sciri и Saxones, допущенная либо Григорием при прочтении своего собственного источника, либо переписчиком, работавшим над первоначальным текстом истории Григория, вполне вероятна. Саксы продолжили своё существование; имя же скиров исчезло задолго до времён самого Григория, к тому же он не был особо эрудированным человеком37.
В таком случае может быть выдвинута достаточно обоснованная версия, что в период переселений жили двое или, самое большее, трое Одоакров: Откар, дядя Аттилы Гунна; Одигар, «верховный правитель гуннов», который, вероятно, был тем же самым человеком; и Одоакр, вождь торкилингов и скиров, который сначала пытался достичь успеха в Галлии, а затем добился его в Италии.
Мы не слышим об Эдиконе, отце Одоакра, до смерти Аттилы; к тому времени, однако, он был, по крайней мере, среднего возраста, поскольку его сын Хунульф разделил с ним руководство (и, если принять предположение предыдущего абзаца, другой его сын был в то же самое время вождём в Галлии)38.
Лишь за несколько лет до этого (448) мы читаем об Эдике (Edica), или Эдиконе, весьма высокопоставленном чиновнике при Аттиле. Гуннский правитель отправил этого человека в Константинополь в качестве посла к Феодосию II, наряду со знатным римлянином Орестом, выступавшим, вероятно, в качестве переводчика и офицера связи. Грек Приск, рассказывающий об этой дипломатической миссии, впервые называет этого Эдикона «скифом», архаическим именем, применявшимся в то время к степным кочевникам Юго-восточной Европы и с.48 Центральной Азии39. В то же время Приск продолжает рассказывать о том, что император пригласил Эдикона на государственный банкет, но не распространил это приглашение на Ореста. Когда последний пожаловался, придворные сказали ему, что он не может ожидать такого же обращения, как Эдикон, «природный гунн, знаменитый на войне». Хотя Приск применил слово «скиф» в качестве литературного термина, он не стал бы использовать слово «гунн» применительно к тому, кто гунном не являлся; в то время под «гунном» имели в виду именно гунна (лишь позже это слово распространилось на обозначение таких народов, как авары и венгры, когда оно в свою очередь стало архаическим термином), и Приск, как и все греки в его время, знал, кто такие гунны.
Чуть позже Орест, кажется, склонял этого знатного гунна организовать отравление Аттилы. Эдикон, впрочем, не сделал ничего для реализации этого проекта; он раскрыл заговор Аттиле, который простил его. Орест покинул гуннский двор.
Нам едва ли нужно напоминать, что много лет спустя Орест сделал своего собственного сына императором Запада путём нового предательства своего нового повелителя Юлия Непота. Тогда Одоакр, сын Эдикона, предал Ореста смерти и отправил в отставку сына Ореста, Ромула Августула.
Что касается Эдикона, «природного гунна», занимавшего столь высокое положение на службе у Аттилы, мы не слышим о нём после возвращения его миссии в Константинополь. Но через несколько лет мы обнаруживаем «скира» Эдикона, отца Одоакра и Хунульфа, ведущего ожесточённую атаку на остроготов, изменивших своей приверженности сыновьям Аттилы. И хотя нет положительных доказательств, что эти два Эдикона идентичны, ничто не кажется более вероятным. Это более или менее само собой разумеется для всех, кто касался этой проблемы. Если это так, то Одоакр был сыном «природного гунна, знаменитого на войне»40.
Имя Эдикон не обнаружено у древнегерманских народов; немецкие филологи не смогли найти для него этимологию. Однако существовало монгольское имя среди вождей Золотой Орды ещё в тринадцатом веке41. «Хорошая» этимология есть в уральско-алтайской языковой группе; фактически ädgü по-турецки означает «хороший»42.
В наших источниках сын Одоакра называется двумя разными именами: Телан (Thelan) и с.49 Оклан (Oklan)43. Это, казалось бы, наводит на мысль, что одно из них было титулом или прозвищем; ни одно из них не имеет удовлетворительной германской этимологии.
Телан напоминает имя, которое носил каган восточных тюрок, Тулан (Tulan), правивший с 587 по 600 гг. н. э.
Оклан мало чем отличается от турецко-татарского слова oghlan, «юноша», которое в наше время проникло в немецкий язык как uhlan, название копейщиков «татарского» типа. Если принять эту этимологию, то молодого человека звали Телан и он также назвался фамильярно или даже в качестве титула «Юноша»[7].
Имя брата Одоакра, Хунульфа (Hunoulphus), состоит из двух элементов, часто повторяющихся в именах древних германцев: hun и wulf. Последнее слово переводится само собой[8], но значение hun не было согласовано филологами. Однако лучшей и наиболее общепринятой из всех до сих пор предложенных гипотез является просто «гунн». Похоже, что ранние варвары, впечатлённые мощью гуннов, стали давать это имя своим потомкам задолго до того, как слава Аттилы завоевала ему наивысшее место в Вальхалле44. Так, сын знаменитого вандало-аланского короля Гейзериха (Gaiseric) был назван Хуннерихом (Hunneric): «королём гуннов» или «гуннским королём». А сын прославленного острогота Эрманариха (Ermanaric) был назван или получил прозвище Хунимунд (Hunimund): «под mund (или сюзеренитетом) гуннов»; он действительно правил под сюзеренитетом гуннов, если мы можем доверять Иордану относительно этого периода остроготской истории45.
Хунульф, в таком случае, был «гуннским волком» или «волком гуннов». Почему волком? У германцев частое повторение суффикса wulf в личных именах является необъяснённым, хотя и заметным явлением. Волк не занимает достойного места (действительно, волк-бог Локи самый презираемый из всех) в саге и фольклоре, и человек-волк или оборотень — одна из наиболее отвратительных фигур, изобретённых народным воображением. Однако это животное занимает почётное место у тюрок и гуннов. Как повествуют древнекитайские историки, легенды хунну (Hiung-nu) считают всех людей происходящими от принцессы Hiung-nu и волка. Таким же образом и ранние тюрки — не отличаясь от римлян — утверждали, что их каган был потомком волчицы. Вот что китайский историк пишет о T’u-kiüe (тюрках) ещё в 581 году н. э.: «На вершину древка своего флага они прилаживают золотую голову волчицы. с.50 Вельможи их правителей называют себя волками. Поскольку они происходят от волков, они не желают забывать о своём происхождении».
Турецкий эквивалент для «волка» — büri, böri или börü. Это слово, возможно, было элементом имени деда Аттилы — отца Откара, Рога и Мундзука — которого Иордан называет Баламбер (Balamber). Hun-wulf мог быть переводом такого имени или даже переводом титула, который мог по праву носить сын Эдикона, одного из самых знатных гуннов: «барон (börü) гуннов». Не было найдено удовлетворительной этимологии для феодального слова baro или baron, в смысле «благородный воин»46.
Обобщение вышеизложенных доказательств приводит к следующим пунктам:
В то время как в целом производная литература обычно следовала простому предположению, что Одоакр и его народы были германцами, нет ни малейшего первоисточника, чтобы подтвердить такое предположение в отношении его непосредственных последователей, и есть некоторые свидетельства, достаточные для указания на то, что они были не германцами.
Далее, несмотря на то, что у нас есть свидетельство Иордана о том, что готы часто принимали гуннские имена, использовать исключительно их показалось бы странным для любой готской семьи. Здесь, однако, мы имеем дело с вождями — Одоакром, его отцом и братом — носящими имена, объяснить которые оказалась не в состоянии германская филология, но которые, кажется, имеют смысл в каком-то уральско-алтайском наречии. Есть брат с «германским» именем, но половину его составляет Hun47.
Более того, есть совпадения (даже целая группа совпадений), связывающие имена этой группы с именами собственных родственников Аттилы и с гуннскими чиновниками при дворе Аттилы.
Карьера Одоакра, его отца и его брата — даже его злополучного сына — вполне сообразна тому, чего могли достичь знатные гунны в поколении после смерти Аттилы: «Torcilingorum rex, с.51 habens secum Sciri, Herulos…»; «король тюрок, имеющий с собой скиров, герулов…»
Если кто-либо задастся вопросом, почему только в это время тюркское имя должно было появиться в наших источниках этого периода, можно указать, что здесь, безусловно, Иордан опирался на Кассиодора, который был рад показать такого рода знания и был в состоянии обладать ими относительно семьи Одоакра.
Сознательный выбор «гуннской» вместо традиционной «германской» точки зрения показывает, как можно перестроить главные события на «отрезке истории», выбранном для эксперимента:
Скиры (изначально балтийский [?] или сарматский [?] — но едва ли германский — народ) были вовлечены в гуннский политический конгломерат примерно в середине четвёртого века. Их связи с господствующим гуннским народом становились всё теснее и теснее в царствование Ульдина, Рога и Аттилы. При последнем один из его родственников из королевского клана Рога был вождём скиров, поддержанных отрядом торкилингов, их тюркских соплеменников. Заговор этого вождя, Эдикона, с Орестом был прощён; всё же Аттила оставил дома своего раз оступившегося родственника, когда выступил против Аэция, римлянина, имевшего отличные связи среди гуннов, который, возможно, пытался повлиять на некоторых колеблющихся вассалов своего противника.
Молодой Одоакр присутствовал со скирским контингентом на Каталаунах; он остался в Галлии, чтобы извлечь выгоду из последовавших за этой битвой беспорядков. Затем Аттила умер, и его сыновья и родственники разделили между собой империю — или, точнее, племена — над которой властвовал гуннский король. Эдикон сохранил контроль над той частью скиров, которая не находилась в Галлии с Одоакром; он продолжил дело Аттилы по управлению народами, но его сил оказалось недостаточно. Лишь горстка его скиров пережила поражение при Болии и сопровождала Хунульфа в Константинополь. Одоакр, зажатый в Галлии между визиготами и франками, согласился на службу у Рицимера48.
Приложение: Заметки по этимологии имён из наших западных источников в период Великого переселения народов
В своей статье мы предложили ряд уральско-алтайских этимологий для имён, упомянутых в источниках этой эпохи. Если бы не накопленная с.52 за последнее столетие огромная масса германских этимологий для всех таких имён, мы могли бы подойти к этому более легкомысленно по двум причинам:
1. Независимо от того, какие имена могли ранее преобладать в человеческой группе, когда она подпадает под религиозное, политическое, моральное, социальное или культурное руководство какой-либо другой группы, личные имена или принципы именования последней будут, как правило, иметь тенденцию быть принятыми первой, хотя, конечно, не отказываясь совсем от старых имён. По некоторым из этих пунктов гуннское преобладание над германским миром продолжалось в течение периода переселений. Поэтому следует ожидать, что «германские» имена, особенно в правящих семьях, имевших повод для общения с господами в военных кампаниях, в придворной жизни и в бракосочетаниях, были переняты и приспособлены из гуннских имён. Имена вождей, в свою очередь, являются лишь тем разрядом, который сохранили наши источники.
2. Мы не должны полагаться на одну лишь дедукцию для вывода о том, что в эту эпоху процесс проходил в точности в указанном порядке. Иордан пишет, что «…пусть никто из тех, кто находится в неведении, не возразит против того факта, что племена используют многие имена, как римляне заимствуют македонские, греки — римские, сарматы — германские, так готы часто — гуннские» (Иордан,
Нам может показаться, что эти две причины находятся вне проблемы, относящейся к этой конкретной области исследования. Они, однако, не поставлены под сомнение — они просто обойдены молчанием — во всей массе затрагивающих эту тему словарей и филологических исследований, подход к делу в которых всецело соответствует германским предубеждениям. Все элементы имени, ясные или сомнительные, автоматически подавались в сложный механизм корней, аналогий, гипотетических форм, похожих условий, которые, как было известно, позже использовались где-либо каким-нибудь германским народом, и почти всегда на другом конце появлялся ответ: то, что означает это имя, — на немецком языке. В остальных случаях, когда машина не сработала: вопросительный знак!
Мы убеждены, что, ставя такой подход под сомнение в целом, мы делаем нечто бо́льшее, чем сражаемся с ветряными мельницами. Конечно, созданная в девятнадцатом веке германская предрасположенность истории этого периода оказывает большую поддержку этим предположениям германской филологии; но и обратное является вполне верным. Мы развиваем, как видно, серьёзные сомнения в отношении, по крайней мере, некоторых «историй», но мы сталкиваемся с филологическими «фактами» и нет средств, которыми можно врыться в них, за исключением предоставленных самой филологией. Мы по-прежнему этим обеспокоены.
с.53 Возьмём, как встреченный нами пример подобного рода, имя Аттила. Всё, что нам подсказывает здравый смысл и свидетельство Иордана, требует считать имя этого человека гуннским. Обращаясь к историко-филологической литературе, мы, тем не менее, находим следующее всеобщее представление: «Так как ila — готский деминутив, имя — готское, и наречение им маленького гуннского принца иллюстрирует быстрое проникновение готской культуры в высшие слои гуннского общества. Первый элемент имени “не так бесспорен”, хотя, вероятно, связано с готским ata (“господин” или “отец”)». (Готское применение ata как «господина» или «отца» во многом походит на общетюркское применение ata в значении «господин» или «отец» — и уже при Ульфиле, не говоря уж об Аттиле).
Далее, хотя суффикс ila проходит, как составная часть имён, через все источники, никто не обращает внимания, что человек после человека, носившего такое имя, был явно гунном, возможно был гунном, или относился к группе, которая находилась под сильным гуннским влиянием. Нет, просто ila подходит, чтобы показать готский характер этих имён, «так как ila — обычно используемый готский деминутив, часто появляющийся как элемент в готских именах, даже в именах Аттилы и многих его ближайших родственников».
Может быть и так.
Начиная с догадок, как наша об ila (что где-то в ней скрывается тюркский термин), и проходя через Namenbücher (словарь имён), мы чувствуем, что учёные, знакомые с более древними уральско-алтайскими языками, могут найти многое, что принесёт им пользу и поможет более точно разместить гуннов и их язык среди уральско-алтайских групп. Древнеперсидские и неперсидские иранские филологи также должны изучить эту возможность. Из таких исследований можно извлечь важные дополнения к нашему пониманию немецкого языка. По крайней мере, до тех пор, пока такие исследования не были проведены и ими не были подтверждены изначальные германские предположения, общие свидетельства указывают, что большая часть вторичного материала держится на неясностях, которые снижают его полезность.
Несколько германских слов, которые, как считается, обнаруживают следы азиатского влияния, перечислены у Карстена, стр. 194—
Макбейн Б. Одоакр — гунн?
Менхен-Хельфен О. Рецензия на статью R. Reynolds, R. Lopez «Odoacer: German or Hun?»
Рейнольдс Р. Л., Лопес Р. С. Ответ на рецензию О. Менхен-Хельфена на статью «Odoacer: German or Hun?»
ПРИМЕЧАНИЯ
