Из жизни италийских коллегий

с.134 С жиз­нью ита­лий­ских кол­ле­гий зна­ко­мят нас, глав­ным обра­зом, над­пи­си; сре­ди них осо­бен­но заме­ча­тель­на CIL, XIV, 2112: устав погре­баль­ной кол­ле­гии «почи­та­те­лей Диа­ны и Анти­ноя», осно­ван­ной в малень­ком Лану­вии «в кон­суль­ство Мар­ка Анто­ния Гибе­ра и Пуб­лия Мум­мия Сизен­ны, в третье дик­та­тор­ство Луция Цезен­ния Руфа» (133 г. н. э.). В огром­ной сокро­вищ­ни­це латин­ской эпи­гра­фи­ки не часто встре­ча­ют­ся доку­мен­ты, дыша­щие такой силой живой жиз­ни. Дати­ро­ван устав 136 г. н. э., мы при­сут­ст­ву­ем почти при нача­ле суще­ст­во­ва­ния кол­ле­гии, и перед нами про­хо­дит ее жизнь в буд­ни и в празд­ни­ки.

Учреди­те­ли ее были люди здра­во­мыс­ля­щие и осто­рож­ные. Раз­ре­ше­ние осно­вы­вать col­le­gia sa­lu­ta­ria (эвфе­ми­сти­че­ское назва­ние погре­баль­ных кол­ле­гий; назва­ние col­le­gia fu­ne­ra­ti­cia при­ду­ма­но Момм­се­ном), дан­ное раз навсе­гда, было, конеч­но, хоро­шо извест­но муни­ци­паль­ным вла­стям, но осно­ва­те­ли кол­ле­гии сочли нелиш­ним напом­нить это сенат­ское поста­нов­ле­ние и бла­го­ра­зум­но поста­ви­ли кол­ле­гию под покро­ви­тель­ство не толь­ко Диа­ны (каж­дая кол­ле­гия име­ла сво­его боже­ст­вен­но­го патро­на), но и Анти­ноя, тем самым под­чер­ки­вая свою пре­дан­ность импе­ра­тор­ско­му дому.

Осно­ва­те­ли кол­ле­гии, кото­рые, веро­ят­нее все­го, были и пер­вы­ми ее упра­ви­те­ля­ми, суме­ли так ее пове­сти и уста­но­вить такие отно­ше­ния меж­ду ней и горо­дом, что спу­стя три года с ее осно­ва­ния Цезен­ний Руф, дик­та­тор Лану­вия (наиме­но­ва­ние глав­но­го маги­ст­ра­та это­го город­ка) пре­ис­пол­нен к ней бла­го­склон­но­сти — и не он один: с согла­сия город­ско­го сове­та, конеч­но, он раз­ре­шил кол­ле­гии устра­и­вать свои собра­ния в хра­ме Диа­ны и Анти­ноя и рас­по­рядил­ся, чтобы «закон, ими состав­лен­ный (т. е. устав кол­ле­гии), был напи­сан внут­ри, под Анти­но­е­вым тет­ра­с­ти­лем»¹. От себя он пообе­щал дать кол­ле­гии 15 тысяч сестер­ций «в поль­зо­ва­ние», т. е. раз­ре­шил поль­зо­вать­ся про­цен­та­ми с этой сум­мы для устрой­ства празд­неств в хра­мо­вой день и в день рож­де­ния Анти­ноя.

Кол­ле­гия при­ни­ма­ла в свой состав, как и все погре­баль­ные кол­ле­гии, и рабов, и отпу­щен­ни­ков, и сво­бод­ных. Была она дале­ко не бога­та, соб­ст­вен­ной схо­лы не име­ла, и раз­ре­ше­ние устра­и­вать собра­ния в хра­ме было для нее жиз­нен­но важ­но. Очень кста­ти при­хо­ди­лась и денеж­ная помощь Цезен­ния. И так как самая жизнь кол­ле­гии суще­ст­вен­ней­шим обра­зом зави­се­ла от ее мате­ри­аль­ных средств, то ее устро­и­те­лям над­ле­жа­ло серь­ез­но поза­бо­тить­ся о проч­ном финан­со­вом бази­се.

Сред­ства кол­ле­гии состо­я­ли из всту­пи­тель­ных взно­сов (100 сестер­ций) и еже­ме­сяч­ных (5 ассов, т. е. 15 сестер­ций в год). Устав умно пред­у­преж­дал неупла­ту этих взно­сов: кто в тече­ние шести меся­цев под­ряд их не пла­тил, тот исклю­чал­ся из кол­ле­гии, и она ему в погре­бе­нии отка­зы­ва­ла. Такая пер­спек­ти­ва дей­ст­во­ва­ла, веро­ят­но, вра­зум­ля­ю­ще на самые лег­ко­мыс­лен­ные голо­вы.

Глав­ны­ми рас­хо­да­ми были рас­хо­ды на похо­ро­ны сво­их чле­нов и на все, что с похо­ро­на­ми свя­за­но. На них выда­ва­лось 300 сестер­ций (fu­ne­ra­ti­cium «похо­рон­ные день­ги»), но отсюда вычи­та­ли 50 сестер­ций «на про­во­ды» (exe­quiari no­mi­ne). Кол­ле­гия точ­но сфор­му­ли­ро­ва­ла свою цель: «с поче­том хоро­нить ото­шед­ших» (ut exi­tus de­functo­rum ho­nes­te per­se­qua­mur); одним из при­зна­ков «почет­ных похо­рон» были про­во­ды ото­шед­ше­го бра­та: про­во­дить его в послед­ний путь — это долг чле­нов кол­ле­гии. Авто­ры «зако­на», одна­ко, хоро­шо зна­ли сво­их «под­за­кон­ных» и не очень рас­счи­ты­ва­ли на выпол­не­ние ими это­го дол­га. Кро­ме того, пой­ти на похо­ро­ны зна­чи­ло поте­рять рабо­чий день или какую-то его часть. Поэто­му про­во­ды и опла­чи­ва­лись: 50 сестер­ций дели­лись меж­ду про­во­жав­ши­ми «у кост­ра»; соблазн сбе­жать с доро­ги был пред­у­смот­рен, рав­но как и соблазн порос­ко­ше­ст­во­вать на чужой счет: про­во­жать умер­ше­го над­ле­жа­ло пеш­ком, а не на извоз­чи­ке. Если член кол­ле­гии уми­рал даль­ше 20 миль (30 км) от Лану­вия, то хоро­нить с.135 его сна­ря­жа­ли комис­сию из трех чело­век: им вру­ча­ли день­ги на похо­ро­ны и сверх того «коман­ди­ро­воч­ные»: по 20 сестер­ций каж­до­му. Из этих денег надо было опла­тить доро­гу в оба кон­ца — отправ­ля­лись, конеч­но, не пеш­ком, а в наем­ной повоз­ке — жилье и про­пи­та­ние в чужом месте, где при­хо­ди­лось, чтобы ула­дить все с похо­ро­на­ми, про­быть несколь­ко дней. Если даже жизнь в той окру­ге сто­и­ла столь­ко же, сколь­ко в Пом­пе­ях, т. е. 4 асса в день² — а, веро­ят­но, она была доро­же, чем в «счаст­ли­вой Кам­па­нии», — то сле­ду­ет при­знать, что «коман­ди­ро­воч­ных» было стро­го в обрез: день­га­ми кол­ле­гия не сори­ла.

Устав упо­ми­на­ет сле­дую­щих «орди­нар­ных» маги­ст­ра­тов кол­ле­гии: квин­квен­на­ла, пис­ца и рас­сыль­но­го. Учи­ты­вая их заня­тость дела­ми кол­ле­гии, «закон» спра­вед­ли­во давал им неко­то­рые при­ви­ле­гии: осво­бож­дал от месяч­ных взно­сов и опре­де­лял «при всех дележ­ках» (ex om­ni­bus di­vi­sio­ni­bus) квин­квен­на­лу двой­ную пор­цию, а пис­цу и рас­сыль­но­му — полу­тор­ную. У кол­ле­гии был свой «аль­бом», т. е. спи­сок чле­нов, из кото­рых по поряд­ку еже­год­но назна­чал­ся «рас­по­ряди­тель пиров» ma­gis­ter ce­na­rum. Долж­ность была хло­пот­ли­вой, тре­бо­ва­ла рас­по­ряди­тель­ной пред­у­смот­ри­тель­но­сти и неко­то­рых хозяй­ст­вен­ных и орга­ни­за­ци­он­ных навы­ков. Укло­нить­ся от нее было соблаз­ни­тель­но, и соблазн этот «закон» сра­зу же пре­се­кал: укло­нив­ше­му­ся гро­зил штраф в 30 сестер­ций.

Устав кол­ле­гии поз­во­ля­ет соста­вить неко­то­рое пред­став­ле­ние и об иму­ще­ст­вен­ном поло­же­нии ее чле­нов и об их нрав­ст­вен­ном обли­ке.

Всту­пи­тель­ный взнос опре­де­лял­ся в 100 сестер­ций; эта сум­ма, види­мо, не пред­став­ля­ла неодо­ли­мо­го барье­ра для того кон­тин­ген­та, на кото­рый рас­счи­ты­ва­ли авто­ры уста­ва. А так как каж­дая кол­ле­гия хоте­ла иметь поболь­ше чле­нов — это при­да­ва­ло ей вес — то, надо думать, что людей, кото­рые мог­ли, пусть и с нату­гой, выло­жить сра­зу 100 сестер­ций, было в Лану­вии — по его мас­шта­бам — не так уже мало. В кол­ле­гию всту­па­ла не нищая голь без гро­ша за душой; у ее чле­нов есть кое-какие сбе­ре­же­ния; они остав­ля­ют заве­ща­ния: им есть, что заве­щать: «настой­чи­во­стью и труда­ми сво­и­ми» instan­tia et la­bo­ri­bus suis, гово­ря сло­ва­ми одной пре­крас­ной путе­о­лан­ской над­пи­си (CIL, X, 2403), они созда­ли себе неко­то­рый доста­ток; у боль­шин­ства он очень скром­ный. Эти люди пре­крас­но зна­ют цену каж­до­му ассу; они пой­дут на похо­ро­ны ради обе­щан­ных гро­шей; скре­пя серд­це, взва­лят на себя тяготы по устрой­ству пиру­шек, лишь бы не пла­тить ничтож­но­го штра­фа. Они очень неохот­но выни­ма­ют день­ги из сво­его кошель­ка не толь­ко пото­му, что он доволь­но тощ, но и пото­му, что они зна­ют, как труд­но зара­ба­ты­ва­ют­ся эти день­ги: они рас­чет­ли­вы и ску­по­ва­ты.

Уро­вень бла­го­со­сто­я­ния не был, конеч­но, оди­на­ков. Богат никто не был, но люди отно­си­тель­но зажи­точ­ные были. Вспом­ним комис­сию из трех чело­век, кото­рую отправ­ля­ли хоро­нить умер­ше­го вда­ли от горо­да. По воз­вра­ще­нии комис­сия долж­на была «без обма­на» отчи­тать­ся в сво­их дей­ст­ви­ях перед общим собра­ни­ем. Отчи­ты­ва­лись, конеч­но, и в истра­чен­ных день­гах, и если была обна­ру­же­на «ложь», т. е. если чле­ны комис­сии ута­и­ли для себя какую-то часть похо­рон­ных денег, то им гро­зил штраф, в четы­ре раза пре­вы­шав­ший ута­ен­ное: это рав­ня­лось несколь­ким сот­ням. Угро­за име­ла смысл толь­ко в том слу­чае, если у вино­ва­тых были эти несколь­ко сотен. Авто­ры «зако­на» учи­ты­ва­ли реаль­ную обста­нов­ку и на ветер слов не бро­са­ли. Из такой же зажи­точ­ной про­слой­ки выби­ра­ли и квин­квен­на­ла, обя­зан­но­го появ­лять­ся «при испол­не­нии слу­жеб­ных обя­зан­но­стей» al­ba­tus, т. е. в белом оде­я­нии, и два­жды в год — в хра­мо­вой празд­ник и в день рож­де­ния Анти­ноя — пре­до­став­лять в бане чле­нам кол­ле­гии мас­ло для нати­ра­ния³.

Гово­ря о нрав­ст­вен­ном обли­ке чле­нов кол­ле­гии, надо раз­ли­чать в ней два их слоя: авто­ров уста­ва и их еди­но­мыш­лен­ни­ков (несо­мнен­ное мень­шин­ство) и осталь­ную с.136 мас­су — тех, кто в над­пи­сях обо­зна­ча­ет­ся сло­вом po­pu­lus «народ» и кого устав име­ет в виду.

«Народ» при­ят­но­го впе­чат­ле­ния не про­из­во­дит. Это бес­по­рядоч­ные эго­цен­три­ки: и раб, обуздан­ный в хозяй­ском доме нуд­ной дис­ци­пли­ной, и отпу­щен­ник, сдер­жи­вае­мый в сво­ей мастер­ской стро­ги­ми тре­бо­ва­ни­я­ми обще­жи­тель­но­го деко­ру­ма, при­хо­дя в кол­ле­гию, чув­ст­ву­ют себя дома, сво­бод­ны­ми людь­ми, а сво­бо­да пони­ма­ет­ся ими как неогра­ни­чен­ная воз­мож­ность делать все, что им угод­но. Каж­дый из них скло­нен смот­реть на себя, как на цен­траль­ную фигу­ру всей кол­ле­гии, и счи­та­ет, что его дела и жало­бы под­ле­жат рас­смот­ре­нию в любое вре­мя при любом слу­чае (si quis quid que­ri aut re­fer­re vo­let, in con­ven­tu re­fe­rat (т. е. в общем дело­вом собра­нии) ut quie­ti et hi­la­res die­bus sol­lem­ni­bus epu­le­mur); они жела­ют поль­зо­вать­ся пра­ва­ми чле­нов кол­ле­гии, но не обре­ме­не­ны ни созна­ни­ем дол­га перед ней, ни стро­гой чест­но­стью по отно­ше­нию к ее день­гам (укло­ня­ют­ся от обя­зан­но­стей ma­gistri ce­na­rum; не прочь при­сво­ить часть fu­ne­ra­ti­cium, выдан­но­го на похо­ро­ны чле­на кол­ле­гии, умер­ше­го вда­ли от Лану­вия); они гру­бы и невос­пи­та­ны, они не ценят чужо­го отды­ха, им ниче­го не сто­ит пре­вра­тить мир­ную бесе­ду в без­образ­ную пере­бран­ку, а то и в дра­ку (quis­quis se­di­tio­nis cau­sa de lo­co in ali­um lo­cum tran­sie­rit… quis in op­rob­rium al­ter al­te­rius di­xe­rit…); они не ува­жа­ют ни сво­их сочле­нов, ни маги­ст­ра­тов, может быть, ими же сами­ми выбран­ных (si quis quin­quen­na­li obprob­rium aut con­tu­me­lio­se di­xe­rit…).

Все кол­ле­гии, и ремес­лен­ные и погре­баль­ные, были учреж­де­ни­я­ми дело­вы­ми, и дел у вся­кой кол­ле­гии наби­ра­лось мно­го⁴. Мож­но ли нала­дить спо­кой­ную и успеш­ную дело­вую жизнь, если кол­ле­гия состо­ит в основ­ном из бес­ша­баш­ной воль­ни­цы, кото­рая, ниче­го и нико­го кро­ме себя не при­зна­ет и руко­вод­ст­ву­ет­ся толь­ко соб­ст­вен­ным про­из­во­лом?

Авто­ры раз­би­рае­мо­го «зако­на» навсе­гда оста­нут­ся безы­мян­ны­ми и неиз­вест­ны­ми, а при­над­ле­жа­ли они, несо­мнен­но, к тем, кого зовут «солью зем­ли». У них был иде­ал обще­ст­вен­ной жиз­ни, про­стой и стро­гий — и в этой стро­гой про­сто­те сво­ей высо­кий. Он тре­бо­вал разум­ной и созна­тель­ной дис­ци­пли­ны, чест­но­сти, выпол­не­ния дол­га, само­огра­ни­че­ния ради обще­го бла­га, почте­ния к вла­сти, ува­жи­тель­но­го отно­ше­ния к сочле­нам по обще­ству; тре­бо­вал поряд­ка и бла­го­об­ра­зия. В духе это­го иде­а­ла и над­ле­жа­ло вос­пи­ты­вать новых чле­нов кол­ле­гии. Средств для вос­пи­та­ния было два: одна весь­ма дей­ст­вен­ное для людей, у кото­рых каж­дый асс был на сче­ту — штра­фы⁵; и дру­гое, уче­ту не под­даю­ще­е­ся, но несо­мнен­но дей­ст­ву­ю­щее силь­но: тот «воздух», та нрав­ст­вен­ная атмо­сфе­ра кол­ле­гии, кото­рая охва­ты­ва­ла нович­ка. Сиво­ла­пый дичок, гру­бо и без­за­кон­но утвер­ждав­ший себя в сво­ем свое­во­лии, посте­пен­но вво­дил­ся в рам­ки внут­рен­ней и внеш­ней дис­ци­пли­ны, пред­пи­сан­ной уста­вом; его, само­до­вле­ю­ще­го оди­ноч­ку, пере­ра­ба­ты­ва­ли в чле­на обще­ства, живу­ще­го общей жиз­нью, ценя­ще­го эту жизнь и радую­ще­го­ся ей. Его учи­ли ценить порядок, ува­жать себя и соседа. Кол­ле­гия вно­си­ла бла­го­об­ра­зие в его поведе­ние и обла­го­ра­жи­ва­ла его внут­рен­ний облик.

Уста­вы дру­гих кол­ле­гий дошли до нас в таком фраг­мен­тар­ном виде, что судить об их вос­пи­та­тель­ной роли мы не можем. Вряд ли, одна­ко, лану­вий­ская кол­ле­гия пред­став­ля­ла собой в каче­стве «вос­пи­та­тель­ни­цы» исклю­че­ние. Порядок и дис­ци­пли­на были необ­хо­ди­мы для каж­дой кол­ле­гии; каж­дая кол­ле­гия долж­на была при­учать к ним сво­их чле­нов, при­вить им инте­рес к обще­му делу и пре­дан­ность ему. Кол­ле­гия неиз­мен­но с.137 пре­вра­ща­ла бес­прав­ных изго­ев в граж­дан — пусть срав­ни­тель­но мало­го обще­ства, но это «граж­дан­ское вос­пи­та­ние» накла­ды­ва­ло свой осо­бый отпе­ча­ток на чле­нов кол­ле­гии.

Валь­цинг оста­вил клас­си­че­скую работу о кол­ле­ги­ях⁶, но его зор­кие и умные гла­за уди­ви­тель­ным обра­зом про­смот­ре­ли это вос­пи­та­тель­ное зна­че­ние кол­ле­гий. Его заме­ти­ли, оце­ни­ли и одоб­ри­ли про­ни­ца­тель­ные совре­мен­ни­ки. Это явст­ву­ет из отно­ше­ния и горо­да и отдель­ных горо­жан к кол­ле­ги­ям: их ода­ри­ва­ют день­га­ми (ино­гда круп­ны­ми) и недви­жи­мым иму­ще­ст­вом, им заве­ща­ют такое доро­гое серд­цу антич­но­го чело­ве­ка дело, как хра­не­ние памя­ти доро­гих умер­ших, им при­хо­дят на помощь, если они в чем нуж­да­ют­ся; пер­вые лица горо­да охот­но при­ни­ма­ют зва­ние их покро­ви­те­лей. На город­ских празд­не­ствах, при денеж­ных разда­чах, кол­ле­гии идут впе­ре­ди осталь­ных граж­дан. Быть чле­ном кол­ле­гии — это сво­его рода руча­тель­ство в порядоч­но­сти чело­ве­ка⁷.

Очень инте­рес­ным явля­ет­ся вопрос о денеж­ных отно­ше­ни­ях меж­ду кол­ле­ги­ей и ее чле­на­ми.

Член кол­ле­гии, в тече­ние шести меся­цев не пла­тив­ший взно­сов, исклю­ча­ет­ся из ее соста­ва, «даже если у него сде­ла­но заве­ща­ние»: заве­ща­ние, сле­до­ва­тель­но, сули­ло какую-то выго­ду кол­ле­гии, при­чем сули­ло неиз­мен­но, и кол­ле­гия это зна­ла. Даль­ше мы чита­ем, что денеж­ные при­тя­за­ния к кол­ле­гии может предъ­яв­лять толь­ко «наслед­ник, назван­ный по име­ни в заве­ща­нии» (ni­si si quis tes­ta­men­to he­res no­mi­na­tus erit); если хозя­ин или патрон в каче­стве тако­го не упо­мя­ну­ты, «ниче­го от кол­ле­гии пусть они не тре­бу­ют» (ne­que pat­ro­no ne­que pat­ro­nae ne­que do­mi­no ne­que do­mi­nae ex hoc col­le­gio ul­la pe­ti­tio es­to).

Вал­лон⁸, а вслед за ним и Валь­цинг⁹ счи­та­ют, что заве­ща­ние каса­ет­ся fu­ne­ra­ti­cium, т. е. сум­мы, кото­рую кол­ле­гия назна­ча­ет на похо­ро­ны. Так ли?

Чело­век, похо­ро­нив­ший чле­на кол­ле­гии, умер­ше­го вда­ли от Лану­вия, полу­ча­ет эту сум­му «по зако­ну кол­ле­гии» (e le­ge col­le­gi) de­duc­tis com­mo­dis et exe­quiario, т. е. за выче­том денег, пола­гав­ших­ся маги­ст­ра­там кол­ле­гии за их хло­поты по похо­ро­нам (com­mo­da), а в дан­ном слу­чае — по про­вер­ке всех доку­мен­тов, предъ­яв­лен­ных чело­ве­ком, похо­ро­нив­шим чле­на кол­ле­гии, и денег за про­во­ды (exe­quiari­um). Зева­кам, доб­ро­воль­но сбе­жав­шим­ся погла­зеть на похо­ро­ны при­шло­го чело­ве­ка, exe­quiari­um, конеч­но, не выда­ва­ли, и эти 50 сестер­ций воз­вра­ща­лись в кас­су кол­ле­гии; com­mo­da, по спра­вед­ли­во­сти, полу­ча­ла адми­ни­ст­ра­ция. Вели­чи­ну этих com­mo­da мы не зна­ем, но какое-то коли­че­ство сестер­ций еще отсчи­ты­ва­лось от 250. A prio­ri мож­но ска­зать, что этих денег толь­ко-толь­ко хва­та­ло на все рас­хо­ды по похо­ро­нам: над­ле­жа­ло купить дров на костер, место в колум­ба­рии, «гор­шок» (ol­la) для пеп­ла, зака­зать таб­лич­ку с над­пи­сью, устро­ить самый скром­ный поми­наль­ный обед для бли­жай­ших род­ст­вен­ни­ков умер­ше­го. При той стро­гой рас­чет­ли­во­сти, кото­рой отме­че­ны финан­со­вые рас­че­ты нашей кол­ле­гии, сум­ма в 200 сестер­ций с малень­ким лиш­ком долж­на была цели­ком уйти на похо­ро­ны¹⁰. Мы име­ем доку­мен­таль­ное под­твер­жде­ние этих апри­ор­ных сооб­ра­же­ний в сло­вах «зако­на», частич­но при­веден­ных выше: похо­ро­нив­ше­му… fu­ne­ra­ti­cium eius (умер­ше­го) de­duc­tis com­mo­dis et exe­quiario, e le­ge col­le­gi da­ri de­be­bit.

О заве­ща­нии fu­ne­ra­ti­cium, сле­до­ва­тель­но, не может быть и речи. Что же заве­ща­ет член кол­ле­гии сво­е­му наслед­ни­ку, и поче­му заве­ща­ние его, как мы виде­ли, выгод­но для кол­ле­гии?

с.138 Заве­ща­ют, явно, свои сбе­ре­же­ния: раб — день­ги, им скоп­лен­ные, отпу­щен­ник — состо­я­ние, им нажи­тое. Пеку­лий раба при­над­ле­жал хозя­и­ну и состав­лять заве­ща­ние раб не имел пра­ва; отпу­щен­ник, полу­чив­ший сво­бо­ду путем ma­nu­mis­sio ius­ta, не мог во мно­гих слу­ча­ях рас­по­рядить­ся в заве­ща­нии всем сво­им состо­я­ни­ем; если же он при­над­ле­жал к мно­го­чис­лен­но­му раз­ряду La­ti­ni Iunia­ni, то он вооб­ще не имел пра­ва остав­лять заве­ща­ние. Как раз эти кате­го­рии име­ет в виду устав (ne­que pat­ro­no… ne­que do­mi­no). Кол­ле­гия ока­зы­ва­ет­ся не толь­ко душе­при­каз­чи­цей сво­их чле­нов, но и охра­ни­тель­ни­цей их инте­ре­сов: раб и отпу­щен­ник вкла­ды­ва­ют в ее кас­су свои сбе­ре­же­ния и пору­ча­ют кол­ле­гии рас­по­рядить­ся ими соглас­но воле, кото­рую они выра­зят в сво­ем заве­ща­нии. При этом заве­ща­тель не забы­ва­ет побла­го­да­рить кол­ле­гию за ее услу­ги; может быть, он оста­вит ей часть сво­их вло­же­ний, может быть, раз­ре­шит поль­зо­вать­ся про­цен­та­ми с них. Несо­мнен­но одно: заве­ща­ние все­гда состав­ля­лось с рас­че­том оста­вить кол­ле­гии что-то из сво­его иму­ще­ства; кол­ле­гия это зна­ет; вот поче­му, исклю­чая неис­прав­но­го пла­тель­щи­ка, соста­вив­ше­го заве­ща­ние, она тер­пит убы­ток.

Выри­со­вы­ва­ет­ся ситу­а­ция пора­зи­тель­ная: кол­ле­гия, состо­я­щая в какой-то части сво­ей из людей непол­но­прав­ных, а то и вовсе бес­прав­ных, пред­став­ля­ет собой силу, кото­рая сме­ет про­ти­во­сто­ять и про­ти­во­сто­ит и хозя­и­ну раба и патро­ну отпу­щен­ни­ка, т. е. людям, на чьей сто­роне и закон и пра­во. Она сведет на нет злую волю хозя­и­на, устра­и­вая fu­nus ima­gi­na­rium рабу, чей труп выбро­шен бес­сер­деч­ным гос­по­ди­ном на свал­ку; она нико­му не выдаст ни гро­ша из денег сво­его чле­на, вло­жен­ных в ее «сун­дук», кро­ме назна­чен­но­го им наслед­ни­ка. Город­ским вла­стям изве­стен устав кол­ле­гии; гла­ва горо­да при­ка­зы­ва­ет выве­сить его во все­об­щее сведе­ние у вхо­да в город­ской храм. Бед­ная кол­ле­гия, состо­яв­шая из мел­ко­го люда, изде­ва­лась над зако­ном.

У нас нет парал­ле­лей к лану­вий­ской над­пи­си; это един­ст­вен­ный цели­ком дошед­ший до нас устав кол­ле­гии. Его исклю­чи­тель­ность вряд ли, одна­ко, лиша­ет этот «закон» его боль­шой зна­чи­мо­сти. Он очень хоро­шо вли­ва­ет­ся в рус­ло обще­го зако­но­да­тель­ства Импе­рии, отно­си­тель­но — в рам­ках рабо­вла­дель­че­ско­го государ­ства — вни­ма­тель­но­го и доб­ро­же­ла­тель­но­го к рабам и отпу­щен­ни­кам. Эта зако­но­да­тель­ная тен­ден­ция под­дер­жи­ва­лась и пита­лась настро­е­ни­я­ми рабо­вла­дель­че­ской вер­хуш­ки, кото­рая по сооб­ра­же­ни­ям и чисто эко­но­ми­че­ско­го харак­те­ра и столь попу­ляр­но­го сто­и­циз­ма счи­та­ла и выгод­ным, и чело­ве­че­ски достой­ным смяг­че­ние доли раба и отпу­щен­ни­ка. Жизнь шла даль­ше осто­рож­но­го и осмот­ри­тель­но­го зако­на, нахо­ди­ла выхо­ды и лазей­ки — авто­ры лану­вий­ско­го уста­ва обо­шли закон с мол­ча­ли­во­го одоб­ре­ния и согла­сия горо­до­вой ари­сто­кра­тии.

FROM THE LI­FE OF THE ITA­LIAN COL­LE­GIA
by M. Ye. Ser­geyen­ko

The inscrip­tion con­tai­ning the sta­tu­tes of the La­nu­vian fu­ne­ral col­le­gium (CIL XIV 2112), da­ted A. D. 133, is in­te­res­ting as a do­cu­ment which il­lu­mi­na­tes the li­fe of the poor (te­nuio­res) mem­bers of this col­le­gium in both mo­ral and ma­te­rial res­pects: 1) the­se are peop­le of mo­dest means, but by no means beg­gars; 2) the mo­ral le­vel, though not at all high among the bulk of the mem­bership (po­pu­lus), was high among tho­se who drew up the sta­tu­tes; 3) the col­le­gium se­cu­res to its mem­bers the in­vio­la­bi­li­ty of the mo­ney contri­bu­ted by them to the col­le­gium till; the de­po­si­tors are free to dis­po­se of this mo­ney by will.

This is by no means a fu­ne­ra­ti­cium, as Wal­lon and Waltzing thought: (a) the sum in this ca­se was so small as ba­re­ly to pay for a fu­ne­ral; (b) it is de­fi­ni­te­ly sti­pu­la­ted in the col­le­gium sta­tu­tes that the fu­ne­ra­ti­cium (less exe­quiari­um and com­mo­da) was paid out to a per­son who had pu­ried a col­le­gium mem­ber who­se death oc­cur­red far away from La­nu­vium. On the one hand mem­bers of the col­le­gium wil­led their sa­vings to who­me­ver they li­ked, on the ot­her hand sla­ves and freed­men (the lar­gest con­tin­gent of the mem­bership) — if they were La­ti­ni Junia­ni — had no right to ma­ke a will (for tho­se set free ma­nu­mis­sio­ne ius­ta this right was al­so li­mi­ted). The inscrip­tion pro­vi­des a good il­lustra­tion of the «open scis­sors» gap which exis­ted in Ro­me between the let­ter of the law and real li­fe.