Заметки к назначению императором Аниция Олибрия (472)
© 2020 г. Перевод с итальянского В. Г. Изосина.
с.71 Особой значимости период представляют собой последние двадцать лет политической истории Западной империи, от смерти Валентиниана III (455) до низложения Ромула Августула (476). В этот период начинают появляться или получают дальнейшее развитие ростки следующего, VI века, вплоть до эпохи Юстиниана I (527—
Gens Anicia и императорская династия
В V веке gens Anicia являлся одним из сенаторских семейств, способных похвастаться своей знатностью среди древнейших родов, восходящих ещё к республиканскому периоду1. Именно к середине V века его родственные связи простираются вплоть до императорской династии. Западный август Валентиниан III женился на Лицинии Евдоксии, дочери своего восточного коллеги и двоюродного брата Феодосия II2. От этого брака родились Евдокия и Плацидия3, которую мы будем называть Младшей, чтобы отличать её от бабушки по отцовской линии, Галлы Плацидии. Именно в этой последней, а тем более в её сыне Валентиниане III, пересекаются род Валентиниана I и род Феодосия I; действительно, после смерти с.72 первой жены последнего, матери Аркадия и Гонория (386), этот константинопольский август женился вторым браком на Галле (387), дочери покойного Валентиниана I и Юстины4. От этого второго брака родилась Галла Плацидия5, и у её сына-императора, который многозначительно носит имя Валентиниана, престиж императорской знатности выступает в качестве противовеса политической слабости, в которой пребывает правительство Равенны, прежде всего по отношению к Вандальскому королевству в Карфагене.
Аниций Олибрий женится на Плацидии Младшей6, становясь тем самым последним римлянином мужского пола — и из сенаторской фамилии, — присоединившимся к объединённой династии Валентиниана I и Феодосия I. Старшая сестра Плацидии, Евдокия, вышла замуж за вандальского принца Гунериха, которому родила Хильдериха, впоследствии, в двадцатые годы VI века, ставшего карфагенским союзником Большого Дворца, из-за чьего тюремного заточения в тридцатые годы Юстиниан начнёт военную кампанию на Западе7. Что касается первого мужа Евдокии, сына Петрония Максима по имени Палладий, то он, вероятно, был убит во время мятежа, положившего конец кратковременному правлению его отца (455). Таким образом, с политической точки зрения, основанной на династической легитимности, Олибрий занимает одну из лучших позиций. Однако его политическая история начинается не с провозглашения в 472 году, а с предыдущего выдвижения его кандидатуры в августы одиннадцатью годами ранее.
Назначение императора 461 года и «вторая вандальская война»
Император Запада Майориан был убит в 461 году по возвращении в Италию из Испании, куда он отправился, чтобы возглавить морскую операцию против вандалов Карфагена, однако флоту не удалось сняться с якоря: благодаря утечке информации — «per proditores»[2], как утверждает хронист Идаций8 — властителям Африки удалось потопить римские корабли прежде, чем они вышли в море. Вдохновитель этой «первой вандальской войны», которая в действительности никогда не велась, заплатил за неудачу жизнью; решение о его устранении было принято magister militum Рицимером, который, впрочем, одобрил его возвышение четырьмя годами ранее, после низложения с.73 галльского сенатора Авита (поддержанного визиготами Теодериха II)9. После убийства Майориана в качестве преемника западного пурпура называлось имя Олибрия. Среди тех, кто поддержал его кандидатуру, были только что избежавшие опасности вандалы. Этот факт с большой вероятностью позволяет предположить10, что в 461 году Олибрий уже был официально помолвлен с Плацидией Младшей, к тому времени уже ставшей свояченицей Гунериха, вандальского принца, которому было суждено сменить своего отца Гейзериха; кровная связь с августом Равенны защитила бы Карфагенское королевство от новых атак императорского флота. Однако выдвижение кандидатуры Олибрия закончилось неудачей; могущественным magister militum Рицимером было названо имя члена сената Либия Севера, чья власть, однако, не была признана Большим Дворцом11.
Basileus Лев I облачился в пурпур в том же году, что и Майориан, и убийство последнего повлекло потерю ценного союзника в борьбе с господством вандалов; тот факт, что «вторая вандальская война» будет предпринята только через восемь лет после первой неудачной попытки, не только подтверждает, что Лев был намерен решить проблему вандальского доминирования в Средиземноморье, но также показывает, что поддержка западного правительства была жизненно важна для успеха всего предприятия. Либий Север не был признан и его правление под эгидой Рицимера продолжалось до 465 года, когда Север умер. На протяжении 466 года Лев оставался единственным августом sine collega и только в следующем году грек Антемий принимает на себя руководство pars Occidentis12; с новым августом, настроенным на проведение антивандальской политики, Большой Дворец мог, наконец, начать новое наступление против Карфагена, первоначально запланированное на 467 год, но затем отложенное на следующий «navigationis inopportunitate»[3]13. Такая предыстория делает понятным, почему Лев не мог одобрить последующий мятеж Рицимера против собственного августа — тем более, что к тому временем они стали зятем и тестем14. Когда Антемий был окончательно побеждён и убит (472), рядом с оказавшимся победителем с.74 magister militum находился Аниций Олибрий, который и был провозглашён августом взамен погибшего императора. Рассматривая эти события в их последовательности, следует привести некоторые соображения.
Вне зависимости от предполагаемой помолвки Олибрия и Плацидии, которая в 461 года могла быть ещё не заключена15, остаётся куда более определённая вандальская поддержка кандидатуры в императоры этого молодого представителя gens Anicia; очевидно, Гейзерих и его люди должны были считать его полезным союзником или, по крайней мере, нейтральным в отношении целей вандальской политики господства над Средиземноморьем. Север не был признан Львом законным августом и за время его правления нет никаких данных об операциях против вандалов. Только в 465 году — после смерти Севера? — comes Марцеллин изгнал вандалов с Сицилии; этот же comes впоследствии будет сопровождать Антемия, отправившегося в Италию, чтобы получить обладание пурпуром16. То, что basileus Лев и magister militum Рицимер придерживались диаметрально противоположных политических направлений, по-видимому, подтверждается совпадением некоторых дат: в 466 году в Константинополе дала трещину власть magister militum Аспара; в том же году Лев остаётся августом sine collega — это, очевидно, должно было создать для Рицимера трудности в поиске человека, который мог бы надеть пурпур в Равенне и в то же время отвечать только перед ним. Кроме того, возможность резкого сокращения влияния западного magister militum, похоже, подтверждается его последующим браком с дочерью нового августа Антемия, который был предложен — или навязан? — Львом. Благодаря кровным узам с императором magister militum неминуемо усиливает собственное положение: манёвр, который был бы необъясним, если бы не вызывался необходимостью.
Провозглашение Олибрия (472)
Таким образом, если для Льва Антемий — правильный человек, во время войны которого с Рицимером basileus не мог не «болеть» за Антемия, которого он сам захотел поставить во главе pars Occidentis и который проявил себя полезным с.75 союзником в борьбе с вандалами, вне зависимости от неудачного исхода экспедиции, то, вполне вероятно, Лев не мог отнестись благосклонно к назначению Олибрия17, вновь появившегося на политической сцене Запада в качестве кандидата в августы — на этот раз, чтобы вступить на престол. Итак, Олибрий дважды появляется в качестве возможного политического вождя Запада: в первый раз — при явной поддержке вандалов взамен пытавшегося разрушить Карфагенское королевство Майориана; во второй раз — вновь взамен Антемия, не только оказывавшего необходимую помощь Льву I, намеренному сражаться с вандалами, но даже, в контексте периода между «первой» и «второй вандальскими войнами», казавшемуся назначенным императором именно для этой цели.
Похоже, что в обоих случаях Олибрий был выбран ради смены антивандальского политического курса; нам не известно о явной вандальской поддержке его кандидатуры в 472 году, как это было прежде в 461 году, но вполне вероятно, что карфагенский двор благожелательно отнёсся к этому новому перевороту. В самом деле, при ближайшем рассмотрении единственными именами, менявшимися в течение этого долгого десятилетия, были имена августов Запада, в то время как Рицимер, Гейзерих и, с другой стороны, Лев I всё ещё господствовали на сцене. В этом пункте возникает вопрос: не следует ли видеть в неоднократном выдвижении кандидатуры Олибрия политическое проявление той сенаторской аристократии — из чьих рядов вышел сам Олибрий, — которая была более склонна к «коллаборационистской» политической позиции по отношению к Карфагенскому королевству, в отличие от позиции, занимаемой Майорианом, — а также Львом в 461 году? — и теперь вновь занятой Антемием и, конечно, самим Львом.
Хотя невозможно ответить на данный вопрос однозначно, важно отметить момент, способный поддержать такую интерпретацию. В самом деле, женившись на Плацидии Младшей, последней потомице династии Валентиниана—
с.76
От смерти Олибрия (472) до смерти Льва I (474)
Теперь, когда гражданская война была выиграна Рицимером, а Антемий убит, западным императором, таким образом, остаётся Олибрий. Рим, оплот побеждённого августа, взят приступом18 и, как предполагали другие, вероятно, у этого потомка благородного gens Anicia и недавно провозглашённого императора возникли некоторые колебания перед разграблением Города19; впервые с незапамятных времён его неприкосновенность нарушил Аларих, король визиготов (410); второго, более грозного посягательства удалось избежать, когда гуннский король Аттила решил не продолжать свой поход на Рим (451); третьим — которое, таким образом, было в действительности вторым — было посягательство ещё одного варвара, того самого вандальского короля Гейзериха, который явился в устье Тибра, чтобы «отомстить» за убийство Валентиниана III (455). Все эти грабежи, совершённые или только угрожающие, были делом — злодейским и кощунственным в глазах римлян — рук варварских королей; теперь, однако, за ними стоял император, завладевший городом, подвергнув его огню и мечу после изнурительной осады, — по крайней мере, так это должно было выглядеть для населения города. Нужно сильное желание для того, чтобы утверждать, что внезапная и неожиданная смерть Олибрия в ноябре того же года20 была результатом удачного заговора: ни один документ не связывает кончину августа с его вступлением в разграбленный город. Всё же возможно, что, когда с Палатина распространилось известие о смерти императора, немало римских жителей приветствовали это событие с радостью или, по крайней мере, подумали о справедливой божьей каре — как ни странно, язычники и христиане могли даже найти согласие в этом вопросе.
Какой бы ни была реакция плебса — и, возможно, также сената — на смерть Олибрия, она повлекла новые изменения в соотношении сил. Принимая во внимание, что политика Льва I в отношении вандалов, несмотря на неудачу 468 года21, оставалась наступательной, продолжает иметь существенное значение совмещение политических намерений pars Occidentis и pars Orientis. Если для того, чтобы иметь свободные руки в западном Средиземноморье и начать новые операции — прежде всего, манёвр comes Марцеллина в с.77 центральной Сицилии — Льву пришлось ждать смерти Либия Севера (465), то теперь новым приоритетом становится восстановление контроль над Италией, достичь которого Лев попытался, организовав новую экспедицию во главе с Юлием Непотом, magister militum Dalmatiae и племянником comes Марцеллина22, с целью устранить с императорского престола Глицерия, провозглашённого тем временем августом вместо Олибрия23.
Флот отплыл и прибыл в Италию. Бургундский принц Гундобад, племянник Рицимера и его преемник в должности magister militum, оставил дело своего протеже, возвратившись на север от Альп, в Бургундское королевство, делами которого он станет заниматься до своей смерти (516). Глицерий был лишён пурпура, не создав для Непота необходимости сражаться24. Отказ Гундобада от участия в игре вызывает некоторые вопросы о его действительных причинах: идёт ли речь о простом желании вернуться к своему народу и покинуть западный императорский двор, чьи интриги неоднократно повергали военачальников (вспомним Стилихона или Аэция)? Или же между ним и Большим Дворцом могло быть какое-то соглашение, существование которого мы, к сожалению, можем лишь предполагать, но не подтвердить документами?
Как бы то ни было, без кровопролития завоёванная Юлием Непотом императорская власть не дала Льву возможности провести новые приготовления для «третьей вандальской войны», которая будет объявлена лишь Юстинианом I (527—
ПРИМЕЧАНИЯ