Архитектура и элитная идентичность в позднеантичном Риме: присвоение прошлого в Сант-Андреа-Катабарбара1
© 2021 г. Перевод с английского В. Г. Изосина.
с.279 Превращение светской базилики IV века в церковь Сант-Андреа-Катабарбара в
с.280 Позднеантичные спонсоры архитектурных проектов приобретали положение благодаря своей благотворительности. После середины IV века многие меценаты в Риме посвятили свою энергию сохранению уже существующих зданий, отчасти вследствие закона 364 г. н. э., ограничившего использование общественных средств для строительства новых зданий2. В то же время правила благовоспитанности поощряли реставраторов к почитанию первоначальных основателей зданий как уважаемых предшественников. Благодаря надписям, связывающим престиж обновителя с престижем первоначального благотворителя, преобразование прежде существующего здания в церковь в период поздней античности знаменовало связь между поколениями в соответствии с римской практикой фиксации в тексте тех, кто спонсировал восстановление3. В поздней античности сохранение и повторное использование зданий гарантировало выживание древней архитектуры и создавало идентичности для тех, кто поддерживал существование позднеклассического прошлого.
В этом очерке рассматривается меценат, превративший относящуюся к IV веку светскую базилику Юния Басса в церковь Сант-Андреа-Катабарбара. Выясняя, как идентичность христианского покровителя была привита к уже существующей структуре, последующие страницы исследуют, каким образом преобразованное в церковь здание приобрело решающее значение для определения множества аспектов статуса жертвователя4. Проведённое рассмотрение устанавливает, что благодетель достиг элитной идентичности, превратив позднеантичную базилику в с.281 церковь как поздний результат гражданской благотворительности в Риме. Спонсор, о котором идёт речь, Валила, был романизированным готом, основавшим Сант-Андреа-Катабарбара и проявившим в ходе этого процесса почтение к папе Симплицию (468—
Основание и реставрация
Церковь Валилы V века вызывала весьма специфические воспоминания о прошлом Рима, позволив найти в перестроенном здании отклик на воспоминания о более раннем аристократическом спонсорстве. Внимательно изучив историю здания, Валила публично уведомил о том, что он унаследовал престиж его основателя, сохранив первоначальную надпись, расположенную непосредственно под мозаикой апсиды V века, наряду с собственным посвятительным текстом, описывающим преобразование здания в церковь. В первоначальном эпиграфическом тексте IV века сказано следующее: «Юний Басс, консул в ранге клариссима, построил [это] на свои собственные средства и счастливо посвятил с.282 [его]»7. Сделанная в 331 г. надпись создаёт впечатление, что Басс совершил крупное общественное пожертвование, хотя строение изначально стояло на частной земле. Базилика находилась в поместье Юния Басса, который, завершив военную карьеру, достиг высшего сенаторского ранга vir clarissimus («светлейший муж») как только Константин расширил состав аристократии. Басс стал членом сенаторской элиты после того, как Константин назначил его на чрезвычайно влиятельную должность префекта претория Италии, которую он занимал на протяжении с.283 четырнадцати лет (318—
До сегодняшнего дня сохранились лишь фрагменты внутреннего орнамента, а гибридный характер занявшей преобразованный светский зал церкви остался неясен из-за сноса здания. Первоначально расположенная на Эсквилинском холме по соседству с Санта-Мария-Маджоре и неподалёку от нынешней улицы Наполеона III, базилика Юния Басса использовалась до тех пор, пока не была заброшена в XV веке. Название Сант-Андреа-Катабарбара появилось спустя столетия после того, как Валила преобразовал здание в церковь, и относится к Барбаре, основательнице монастыря VIII века, построенного по соседству11. Находившееся с XVII века в руинах здание подверглось археологическому исследованию в 1932 году — незадолго до его полного сноса12.
Первоначально базилика располагалась как самостоятельный апсидный зал в поместье Басса, но выполняла в основном публичную цель представления первоначального основателя как входящего в элиту государственного служащего тому кругу лиц, которые могли войти без приглашения13. Расположив свою эсквилинскую резиденцию в прежде деловом пространстве, Юний Басс разместил городскую резиденцию своей семьи в месте с оптимальной доступностью среди других крупных позднеантичных городских поместий, расположенных на Эсквилинском холме14. Первоначально светская базилика демонстрировала аристократические добродетели, которым Юний с.284 Басс стремился следовать: эвергетизм, исполнение службы, литературную эрудицию и финансовую поддержку общественных развлечений.
Невозможно определить конкретные события, происходившие в базилике Юния Басса, но, скорее всего, сенатор проводил там собрания. Рисунки и описания раннего Нового времени дают ключ для понимания ныне разрушенной базилики15. План и рисунок внешнего вида Джованни Чампини XVII века чётко отражают форму светской базилики: зал длиной около 21 м с единственным нефом, заканчивающимся апсидой, с тремя большими сводчатыми окнами на каждой боковой стене и тремя меньшими окнами над входом (рис. 2)16. Главному залу базилики предшествовал вестибюль, ограниченный по узким сторонам закруглёнными стенами. Благодаря своему размеру и изначальной встроенности внутри жилого комплекса, базилика Басса демонстрирует сходство с рядом позднеантичных апсидных залов, расположенных в аристократических городских комплексах17. Учитывая, что её архитектурная форма напоминала гражданский зал для аудиенций, интерьер обеспечивал достаточно места расположившемуся в апсиде консулу для выступления на полуофициальных собраниях немногим более 50 человек.
Рисунки раннего Нового времени и сохранившиеся фрагменты принадлежащего Юнию Бассу оригинального плана интерьера указывают на то, что роскошные настенные орнаменты прославляли благодеяния консула, изображая профинансированные им городские ритуалы. В XVI веке Антонио да Сангалло Младший изобразил гипотетическое расположение оригинальных инкрустированных мраморных панно на одной из стен; однако части его рисунка воссоздают план интерьера в чересчур образной манере (рис. 3)18. Сангалло по собственной прихоти применил мотивы для верхнего и нижнего уровней рисунка, изобретя такие особенности, как округлый формат изображений, напоминающих римские монеты с портретами в профиль, и заимствовав другие сцены с различных скульптурных рельефов в Риме. С большей достоверностью отражены панели, нарисованные в центральной части настенной схемы Сангалло, такие как изображения с египетскими декоративными мотивами по краям, что может быть подтверждено благодаря сохранившимся панно opus sectile из базилики с.285 Юния Басса, выполненным из инкрустированного перламутром мрамора и в настоящее время выставленным в римских Капитолийских музеях и Палаццо Массимо-алле-Терме (рис. 4 и 5).
![]() Рис. 3. Антонио да Сангалло Младший, рисунок интерьера Сант-Андреа-Катабарбара (© Фото: Fototeca Unione, American Academy in Rome, neg. 466. 03). |
Оригинальные мраморные панно из эсквилинской базилики воздают честь основателю и его интеллектуальным интересам. На одном из сохранившихся панно opus sectile изображён Юний Басс — его фигура облачена в консульскую мантию — в виде возничего в сопровождении четырёх всадников на цирковых играх в честь его консульства (рис. 4)19. Четыре всадника одеты в разных цветов одежды соперничающих цирковых фракций и держат в руках продолговатые, похожие на корзины орудия, используемые в позднеантичной игре под названием сферомахия (sphaeromachia)20. Отобразившие сцену с колесницей рисунки раннего Нового времени показывают, что когда-то она имела полукруглый формат, с.286 обрамлённый имитацией тканой каймы с египетскими мотивами21. Последующее описание ныне отсутствующей секции показывает, что первоначально на переднем плане были изображены четыре фигуры, сражающиеся за монеты, которые разбрасывались с.287 с.288 в качестве пожертвования публике, отсылая к щедрой раздаче, произведённой Юнием Бассом на консульских играх, с целью отметить его заботу об общественной благотворительности22. Другое панно, изображающее тигра, нападающего на телёнка, — одна из первоначально выставленных в интерьере многочисленных сцен, изображающих схватку животных, напоминает зрителям об играх с участием животных, которые должен был финансировать Юний Басс во время консульских празднеств (рис. 5)23. Сцена похищения Гиласа отображает литературные интересы патрона, возможно, изначально намекая на тему, связанную с Гераклом, из-за включения панно с изображением дельфийского треножника (рис. 1 и 6). Внутреннее убранство усиливало почётное предназначение здания, с помощью которого основатель рассчитывал увековечить предложенные им публике дары, одновременно напоминая о своих гражданских добродетелях24.
В V веке Валила сохранил и тем самым высоко оценил инкрустированные мраморные изображения, использованные Юнием Бассом для собственной саморекламы. Приобретение, реставрация и преобразование базилики демонстрируют, что новый собственник сохранил память об основателе, но при этом переосмыслил традицию благотворительности. Неясно, как эта собственность перешла во владение Валилы; возможно, гот приобрёл ее в результате брачного союза с представительницей семьи Бассов25. В итоге Валила поручил преобразовать с.289 базилику в уникальную церковь, безбоязненно сохранив следы её первоначального назначения и зафиксировав первоначальное покровительство Басса. Происходившие в преобразованной базилике христианские литургии создавали провокационный диалог между почётными традициями римской элиты и зарождающейся культурой христианского патронажа.
с.290
Идентичность Валилы как патрона
Валила переосмыслил план интерьера, отдав дань уважения первоначальному основателю и в то же время утвердив своё собственное положение в возглавляемой папой христианской общине. Гот Валила поднялся по служебной лестнице от солдата до командующего западными имперскими войсками после смерти Рицимера26. Тем не менее, Валила, стремясь к патронажу с целью присоединиться к христианской аристократии, исподволь отвергал свою роль элитного солдата и гота. Примерно во время смерти Рицимера в 472 году Валила начал осуществлять как гражданские, так и церковные благодеяния, как о том свидетельствуют документы из Рима и Корнуты (близ Тиволи)27. Несмотря на своё германское имя, Валила как спонсор в первую очередь стремился к элитному статусу и едва ли связывал свою идентичность с этнической принадлежностью. Действительно, жившие в империи группы германцев часто присоединялись к многоэтничным военным полкам на имперской службе, так что, покинув родные земли, оказывались связаны между собой в качестве римских солдат28. Едва ли варвар, Валила приобрёл внушительные недвижимые владения, которые передал епископу для церквей в Риме и в окрестностях Тиволи, в то же время удержав за собой пожизненное право пользования имуществом и оговорив, что его потомки смогут вернуть себе собственность, если епископ использует средства не так, как было предписано29. Юридическая смекалка Валилы наряду с его правом как гражданина завещать землю и диктовать последнюю волю под защитой римского гражданского права позволили ему составить уникальную учредительную грамоту для церкви близ Тиволи, благодаря которой можно было бы обеспечить прочное положение его семьи30.
Некоторые расхождения в имени Валилы, зафиксированные в документальных источниках, поднимают вопрос о вуалировании ассоциаций с военной службой из-за его по-германски звучащего имени. Один документ свидетельствует, что в 471 году Валила использовал два имени, Flavius Valila и Theodovius, и что он приобрёл аристократический титул «светлейший муж» (vir clarissimus) после того, как служил в окружении командующего (предположительно, Рицимера), а затем — как один из наиболее могущественных военачальников на Западе (comes et magister utriusque militiae). с.291 Свидетельство об этом появляется в учредительной грамоте ныне несуществующей церкви близ Тиволи, располагавшейся на земле, переданной Валилой епископу в качестве пожертвования31. Другое свидетельство о Валиле было изучено Христианом Хюльзеном, определившим место в римском Колизее, зарезервированное за тем же лицом, которое оказало поддержку церкви Тиволи. В надписи амфитеатра упоминается Flavius Theodobius, с часто употребительной инверсией букв «b» и «v»; указаны тот же аристократический ранг (vir clarissimus) и та же элитная должность (comes et magister utriusque militiae), что и в документе из Тиволи32. В надписи Колизея полностью отсутствует фамильное имя гота, Valila. Тем не менее, в грамоте из Тиволи он использует имена Flavius Valila и Theodovius с целью объединить своё готское наследие с латинством. Из-за наложения на его германское имя ассоциаций с варварами и военными Валила предпочитал то включать, то не включать указание на свою этническую принадлежность.
Валила стремился создать долговечное свидетельство своей роли мирского покровителя церкви, расположенной в его имении недалеко от Тиволи, ecclesia Cornutatensis, и достиг этого, составив грамоту, определявшую, как его пожертвование должно использоваться после его смерти. Хотя Валила и был щедр по отношению к церкви Тиволи, он настоял на том, что сможет пользоваться своей собственностью в течение своей жизни на явно выгодных для дарителя условиях33. Ещё важнее то, что в грамоте Валила согласовал юридические условия, оговорив, что он может сохранить права на собственность, если священники или епископ совершат отчуждение его пожертвований, предназначенных для церкви близ Тиволи34. Валила в Charta Cornutiana настаивает на том, что, если в будущем его пожелания будут нарушаться, его наследники с.292 смогут вернуть себе контроль над собственностью35. Ясно, что Валила предпринял законные меры, гарантирующие сохранение памяти о нём как о дарителе, наряду с гарантией того, что результатом прочного основания церкви станет его собственное спасение.
В Риме Валила закрепил свой элитный статус, завещав собственность для учреждения Сант-Андреа-Катабарбара. Для основания посвящённой св. Андрею церкви Валила осуществил единовременное пожертвование строения на Эсквилине вместе с имуществом, предназначенным для содержания этой епископской церкви. Джулия Хиллнер определила процесс, в ходе которого жертвователи передавали епископу собственность ради личного спасения, на основании документов, в которых указывается, что патроны были озабочены тем, чтобы их дары использовались подобающим образом для богослужебных помещений. Действительно, спонсоры проявляли осторожность при осуществлении пожертвований в бессрочное владение, поскольку неотменяемые пожертвования оказывались вне контроля над собственностью36. Косвенным образом такой мирянин, как Валила, поддерживал римскую гражданскую традицию получения почестей в обмен на благотворительность, поскольку такое благодеяние приносило пользу дарителю, который технически передавал собственность епископской церкви. Сохранение оригинальной надписи в римской базилике указывает на то, что Валила, чьи пожертвования для церквей в Риме и Тиволи образовали долговечное наследие для его собственных потомков, стремился обеспечить для них элитный статус, когда принимал на себя покровительство над церковью.
Сант-Андреа-Катабарбара
Обновление в
с.293 Надпись V века увековечила роль памятника как преобразованного в церковь домашнего пространства. В эпиграфическом тексте папа Симплиций появляется как религиозный основатель, а Валила получает признание как жертвователь.
Желанием Валилы было посвятить свои имения на благо тебе, Христос; Тебе этот завещатель посвятил свои средства. Папа Симплиций, внеся поправки в небесные обряды, Оказал тебе истинное служение. И поскольку нам не хватало дома (порога), Он устроил всё это во имя апостольского мученика Андрея. Эта церковь, как твой наследник, вступает во владение своим законным титулом (titulus iustus) И, будучи твоим преемником, она [церковь] устанавливает в доме мистические законы. Приходите, благочестивые люди, и извлеките урок из этой сделки, Искать царства небесного с земными богатствами (census)[10]38. |
Надпись характеризует архитектурную трансформацию как результат завещания Валилы епископу, посвятившему святому Андрею то, что было когда-то частью имения наследодателя. Согласно дарственному тексту Симплиций назначил церковь наследницей в том смысле, что имуществом владела община, даже если формально его унаследовал епископ. Здесь, действительно, проводится параллель между наследованием по закону (titulus iustus) и введением церковью в дом (domus) мистических законов (mystica iura), поскольку закон признаёт дарение Валилы епископу Рима, а также позволяет ввести мистические законы, превратившие ранее существовавшее здание в церковь, служащую интересам общины. Подразумевается, что освящение церкви папой Симплицием проложило путь для совершения в ней небесных обрядов. Вполне вероятно, что Валила пожертвовал собственность Сант-Андреа-Катабарбара в результате процедуры, напоминающей подобный процесс для титулярных церквей Рима, хотя эсквилинская церковь не входит в число 29 tituli, перечисленных в дополнении к Деяниям синода 499 года39. Хиллнер обратила внимание на то, что фраза titulus iustus обозначает процесс, посредством которого римская церковь законным образом приобретала собственность у частных жертвователей. Она также предположила, что список 499 года включает некоторые, но не все титулярные церкви в Риме, поскольку, как она утверждает, tituli были церквями, появившимися в результате законных завещаний или пожертвований частных с.294 лиц40. Изучив материальные остатки tituli, Федерико Гвидобальди предположил, что ряд титулярных церквей занимал бывшие аристократические дома в Риме41. Даже если Сант-Андреа-Катабарбара не соответствовала всем критериям для того, чтобы быть названной в 499 году titulus, в её надписи определённо использовался термин, обозначающий правомерное наследование, titulus iustus, характеризующий сделку между Валилой и Симплицием.
Надпись особо выделяет намерения Валилы как завещателя, хотя, возможно, её текст был установлен после смерти дарителя. Ясно, что первая строка подчёркивает пожелания мецената в отношении единовременного пожертвования его имений. Кроме того, назначенным преемником наследодателя является церковь, а не члены семьи дарителя. Подразумевается, что Валила надеялся обрести спасение или вхождение в царство небесное, пожертвовав своё земное богатство епископской церкви, что, вероятно, и было главной заботой дарителя. Титулярная церковь означала основание, на котором произведённое из частного источника законное дарение учредило богослужебное помещение для христианской общины Рима. Будучи основанными частными лицами, титулярные церкви нуждались в правомерных процедурах для передачи частной собственности епископской церкви. В некоторых случаях, таких как titulus Pammachii, титулярная церковь была названа фактически в честь мирянина-основателя. Тем не менее, управление собственностью и формирование пожертвований были заботой как священников, так и епископа, чьи интересы подчас вступали в противоречие с интересами жертвователя. Проведённое Хиллнер исследование термина titulus в документах о пожертвованиях показало, что это слово использовалось в тех случаях, когда частные лица совершали пожертвования церквям посредством особых актов, устанавливавших максимальный контроль со стороны жертвователя, за исключением вечных пожертвований, над которыми контроля не было42. В других случаях титулярные священники могли играть важную роль либо в сборе индивидуальных пожертвований, либо в надзоре за наследствами, технически контролируемыми епископом, но обычно управляемыми отдельными священниками43. Согласно Кристине Сесса, слово titulus указывает на юридический процесс, посредством которого частная собственность была передана епископу Рима; однако титулярная церковь была церковью, в которой титулярный священник играл важную роль в обеспечении финансовых и с.295 литургических потребностей общины44. В результате Валила формально не мог создать титулярную церковь, однако к его последней воле применима практика обусловленных tituli мирских пожертвований.
Особое внимание, уделённое дарителю в надписи V века из Сант-Андреа-Катабарбара, свидетельствует о том, что Валила приобрёл стародавние почести, получаемые благодаря оказанному покровительству; действительно, сохранение в интерьере языческих образов наряду со свидетельствами о статусе Юния Басса должно было пойти на пользу Валиле, а не папе. Надпись наделяет Валилу высокой степенью престижа, называя его на видном месте в первой строке, где он, по-видимому, и хотел получить признание. Учитывая заботу Валилы об организации особого использования его собственности в Charta Cornutiana, нет никаких доказательств того, что гот просто передал свою собственность на Эсквилине для того, чтобы папа Симплиций смог приступить к учреждению церкви. Скорее следует считать, что Валила создал церковь, по отношению к которой завещатель и его наследники были зарегистрированы как покровители, чтобы на передний план вышла идентичность подлинного дарителя. Наконец, Валила явно использовал идею архитектурной консервации как позднеантичного проекта, при котором реставратор приобретал славу первоначального основателя45. Развивая старую концепцию патронажа, Валила изменил традицию реставрации как благодеяния, осуществив законное пожертвование (titulus iustus) епископу, позволявшее мирянину-жертвователю диктовать условия дальнейшего использования преобразованного здания как церкви.
Отчасти идентичность Валилы явилась результатом провокационного диалога между мозаикой апсиды V века и сохранёнными инкрустированными мраморными изображениями, относящимися ко временам Юния Басса. Утраченный ныне декор апсиды можно увидеть лишь на рисунке XVII века, изображающем шестерых апостолов, стоящих по обе стороны Христа, передающего закон святому Петру, в традиционном для римских апсидальных схем формате (рис. 7)46. На мозаике Христос появляется в центре рая, на что указывают четыре реки под его ногами; левой рукой он передаёт святому Петру свиток закона, а правой рукой благословляет святого Павла. Изображая Христа, передающего закон апостолу Рима, мозаика Сант-Андреа-Катабарбара отмечает передачу власти святому Петру как источник власти папы над римской церковью47. Подразумевается, что папа Симплиций, названный в надписи по имени, освятил бывший прежде светским зал для христианских богослужений. Преобразование назначения позднеантичной базилики легло, таким образом, в основу итогового понимания здания как церкви. Важнейший компонент повторного использования архитектуры в Сант-Андреа-Катабарбара включал наглядное утверждение того, что Христос, чьё изображение доминировало в композиции апсиды, установленной в с.296 церкви, вытеснил прежнюю домашнюю базилику, в которой когда-то председательствовал Басс. Наконец, оставались на виду украшения IV века, намекая на существование подтекста для поддержания связи между Валилой и членами семьи Бассов: этот альянс обеспечивал готу римскую аристократическую идентичность.
Реконтекстуализация языческих образов
Сохранение Валилой языческих образов в интерьере христианизированной базилики объяснить труднее, чем сохранение панно, указывающих на консульский статус Басса. На одном из рисунков, изготовленных в
Панно, изображающее похищение Гиласа, приводит к размышлениям о гендере и сексуальности в первоначальном контексте базилики Басса (рис. 1). Гилас изображён одетым лишь в красную накидку, тогда как две нимфы похотливо подчиняют его в редком изображении похищения, инициированного женщинами. В легендах Гилас предстаёт как символ мужской красоты, привлекшей внимание Геракла. После разлуки Геракл и Гилас так никогда и не воссоединились, поскольку последний был похищен водными нимфами50. Панно opus sectile из позднеантичной базилики не изображает Геракла, поскольку сосредотачивается на моменте, когда изображённый обнажённым Гилас становится жертвой двух нимф женского пола, сопровождаемых персонификацией источника в крайнем правом углу. В фигуре Гиласа особо выделяется сексуальная пассивность, поскольку римляне рассматривали подчинение мужчин женским желаниям как инверсию нормативной маскулинности51. При этом, однако, красота Гиласа принесла ему бессмертие, которое Феокрит противопоставляет утрате Гераклом героизма после того, как он оставил ратоборство, увлечённый поисками юноши; пассивность в любви превосходит пассивность в бою52. Можно утверждать, что Гилас провозгласил покорность неожиданно мужской добродетелью. Изображение в позднеантичной базилике указывает на идентичность, которую воспринял Юний Басс; возможно, консул использовал изображение Гиласа для проведения параллели между Гераклом, жертвующим своей военной мужественностью, и Гиласом, отказывающимся от сексуального доминирования. И Геракл, и Гилас поднимают гендерные вопросы, в которых основное внимание уделено нетрадиционным путям, по которым мужчины стремились к непреходящей славе, преодолевая маскулинность. По-видимому, для Юния Басса имело значение то, что в его базилике панно с Гиласом и треножником содержали эрудитские аллюзии на с.298 его собственный беспрецедентный путь к консульской славе, детали которого, к сожалению, остаются неясными.
Нет никакого внятного объяснения сохранению панно с Гиласом в Сант-Андреа-Катабарбара. Возможно ли считать Гиласа фигурой, приемлемой для включения в интерьер церкви V века? Можно было бы увидеть в Гиласе олицетворение христианского идеала переносящего страдания мученика, поскольку христианские агиографические тексты утверждали святость покорности страданию в несексуальном контексте53. Кроме того, раннехристианский литературный подход к маскулинности утверждал добродетель мужчин-святых, испытывающих страдание, и это тонко отличалось от античного утверждения маскулинной агрессивности54. Тем не менее, трудно было бы подтвердить позитивное христианское толкование вызывающе нескромной сцены с Гиласом. В конце концов, христианские зрители не видели в Гиласе ни образец маскулинности, ни предвестника самопожертвования мучеников, поскольку такие интерпретации были бы упреждены откровенно сексуальным наполнением образа55.
Любопытно, что преобразование в V веке базилики Юния Басса не привело к удалению пикантного панно, изображающего похищение Гиласа. Хотя символизм крещения мог быть применён к нимфам, погружающим Гиласа в воду, существует мало свидетельств того, что сексуальное содержание изображения похищения способствовало ассоциации с ритуальным очищением. Кроме того, христианский автор Пруденций в своей поэтической инвективе против сенатора-язычника Симмаха оскорблён тем, что Гиласа почитают на Авентинском холме в Риме. Писавший в первом десятилетии V века автор выражает неодобрение обрядами, постоянно совершаемыми в Риме в древнем святилище, давным-давно учреждёнными членами рода Пинариев.
с.299 Даже если Пруденций, фиксируя свои претензии к Гераклу, выражает ограниченное понимание гендерных ролей, этот христианский автор категорически возражает против практикуемых в Риме культов Геракла и Гиласа. Тем не менее, в том же стихотворении Пруденций дарует искупление классическим образам как произведениям искусства после того, как они будут очищены от скверны жертвоприношений. «О благородные! Мрамор отмойте, запятнанный брызгами гнилостной крови», — пишет Пруденций, обращаясь к аристократам. «Пусть чистыми статуи станут, мастеров величайших работа; станут они украшеньем прекраснейшим родины нашей»[14]57. Что касается интереса элиты к классическим традициям, Пруденций принимает наследие классической античности только в том случае, если прошлое инициировало культурную трансформацию, при которой аристократы пережили религиозное обращение в христианство. Пруденций отмечает, что «ревностная вера Бассов не колеблясь уступила Христу и возвысила гордую отрасль патрицианского рода навстречу грядущему веку»[15]58. Пруденций подразумевает, что непреходящая слава семьи Бассов явилась результатом обращения некоторых её представителей.
Стратегия сохранения некоторых материальных следов политеизма указывает на то, что римское общество V века получало удовольствие от классической культуры до тех пор, пока та была прочно закреплена в прошлом. Один из методов отнесения язычества к давней эпохе заключался в том, чтобы ввести литературные или художественные прочтения, маскирующие неприятные темы. Saturnalia Макробия, текст которых датируется
с.300
Идентичность и сохранение архитектуры
Стратегия сохранения обеспечила сохранность мраморных панно IV века в базилике Юния Басса, отчасти благодаря законам и древним традициям, предписывающим сохранять гражданские постройки и их украшения. Так, например, в 458 году IV новелла Майориана выражает недовольство тем, что «в то время как измышляется, что камни необходимы для общественных работ, сносятся прекрасные постройки древних зданий, и великое разрушается ради того, чтобы починить что-то незначительное»[16]61. Стремясь воспрепятствовать разрушению, законодательство гарантировало неприкосновенность города, находя новое назначение для зданий, больше не служивших своим первоначальным целям62. Но даже с учётом позднеантичного законодательства, способствовавшего сохранению наследия, неприкосновенность политеистического декора в церкви требует дополнительного осмысления.
Сохранение произведений позднеримского искусства в Сант-Андреа-Катабарбара предполагает, что христианизация не обязательно была деструктивным процессом, но скорее вела к провокационному взаимодействию между политеистическими традициями и христианскими вставками. Проще говоря, Валила сохранил языческие образы из базилики Юния Басса, чтобы связать свою собственную личность с многослойным архитектурным прошлым здания. Согласование готской этнической принадлежности Валилы с латинской культурой предполагает параллель с наложением христианских мозаик на изображения IV века в эсквилинской базилике. Судя по сохранению патрональных образов, изображающих Юния Басса на его консульских играх, Валила хотел поднять свой собственный статус, связав себя с более ранним гражданским благодетелем.
Валила пережил падение Запада как государства со своим собственным императором в пределах более крупной Римской империи, поскольку последний западный правитель, Ромул Августул, был низложен в 476 году. В период, когда Валила готовил свой гражданский дар папе Симплицию, на Западе, вероятно, было невозможно пожертвование имперским властям и церковь представлялась более подходящим получателем крупного дара. В завещании, предоставлявшем папе законное основание (titulus iustus) для того, чтобы желания завещателя были удовлетворены, Валила поставил условие о некоторого рода контроле, поскольку он жертвовал своё имение епископской церкви63. Кроме того, папа Симплиций стремился увеличить светское влияние посредством стратегического альянса с представителем мирской элиты. Через поколение после Валилы остроготский король Теодерих позиционировал себя как санкционированного империей правителя на Западе и восстанавливал в Риме древние здания, такие как акведуки, Большой цирк и Театр Помпея; эти проекты сгладили острые углы остроготской идентичности Теодериха64. Теодерих вернулся к светскому покровительству, которое Валила с.301 не мог осуществлять в
Заключение
Превращение зала на Эсквилине в церковь Сант-Андреа-Катабарбара провело параллель между физическим преобразованием здания и личной идентичностью Валилы. Непосредственное соседство языческих и христианских декоративных схем было созвучно с целями покровительства, которые преследовал Валила, одаряя собственностью церковь, однако не удаётся уловить до конца значение изображений. Например, не сохранил ли Валила ранее существовавшие украшения, созданные по заказу Юния Басса, вопреки папе Симплицию, возможно, не желавшему, чтобы сцена с Гиласом оставалась на месте (in situ)? Сохранившиеся изображения, изначально созданные для эсквилинской базилики, намекали на неприкосновенность языческого прошлого Рима даже после её преобразования в церковь. Сохранившийся в церкви V века инкрустированный мрамор превратил образы сенаторского наследия Рима в строительные блоки для конструирования Romanitas Валилы. Трансформация V века увековечила прошлое, признав временны́е сдвиги и перенастройку памяти.
Аристократическое христианство Валилы также выражало тот факт, что по сравнению с началом IV века, когда жил Юний Басс, элитарная идентичность претерпела трансформацию, поскольку этническая принадлежность, элитный статус и владение собственностью обусловливали устремление человека к спасению. Диалог между римскими традициями и многослойной идентичностью Валилы как гота, римского сенатора и военачальника способствовал христианской модели его патронажа. В интерьере Сант-Андреа-Катабарбара сохранились фрагменты из прошлого Рима, являясь материальным выражением статуса Валилы как римского гота, ставшего христианским аристократом.
По иронии судьбы, окончательное разрушение декора этой церкви стало результатом того, что во времена позднего Возрождения некоторые римляне считали варварской формой поведения. В конце XVI века французские монахи верили в то, что раствор, с.302 скрепляющий элементы апсидной мозаики в Сант-Андреа-Катабарбара, содержит фрагменты костей мучеников. Ради исцеления эти монахи успешно разрушали стены эсквилинской церкви, чтобы глотать якобы целебную штукатурку. К XVII веку разрушительное поведение французских монахов привлекло внимание автора раннего Нового времени Джакомо Гримальди, назвавшего их «варварами», поскольку их стремление к исцелению подвергало опасности этот римский памятник65.
ПРИМЕЧАНИЯ
Сокращения:
CIL — T. Mommsen et al. (eds), Corpus Inscriptionum Latinarum (Berlin, 1863 — наст. время).
MGH — Monumenta Germaniae Historica.
ICUR — G. B. de Rossi et G. Gatti (eds), Inscriptiones Christianae Urbis Romae Septimo Saeculo Antiquiores, 2 vols (Rome, 1857—
ILCV — E. Diehl (ed.), Inscriptiones Latinae Christianae Veteres, 3 vols (Berlin, 1961).
PLRE — J. R. Martindale (ed.), Prosopography of the Later Roman Empire, 3 vols (Cambridge, 1971—
«Valila’s wish was to consecrate his estates to benefit you, Christ;
To you this testator has dedicated his resources.
Pope Simplicius, by making the adjustments for heavenly rites,
Rendered these things truly in your service.
And because we lack the house (threshold),
He arranged for these things [to be] in the name of the apostolic martyr, Andrew.
This church, as your heir, takes possession of its lawful title (titulus iustus)
And, being your successor, it [the church] places mystical laws in the house.
Come, devout people, and learn from this transaction,
To seek the heavenly kingdom with earthly wealth (census)».