Антти Арьява

Отцовская власть в поздней античности*

с.147 I. Введе­ние


Одной из наи­бо­лее харак­тер­ных осо­бен­но­стей рим­ско­го пра­ва было доми­ни­ру­ю­щее поло­же­ние отца. Тео­ре­ти­че­ски он обла­дал почти абсо­лют­ной вла­стью, pat­ria po­tes­tas, над сво­и­ми потом­ка­ми до самой сво­ей смер­ти. Уни­каль­ность их семей­ной систе­мы не оста­лась неза­ме­чен­ной и сами­ми рим­ля­на­ми. В сво­ём учеб­ни­ке пра­ва середи­ны ΙΙ века Гай объ­яс­нял:


Item in po­tes­ta­te nostra sunt li­be­ri nostri quos ius­tis nup­tiis proc­rea­vi­mus. Quod ius prop­rium ci­vium Ro­ma­no­rum est; fe­re enim nul­li alii sunt ho­mi­nes, qui ta­lem in fi­lios suos ha­bent po­tes­ta­tem, qua­lem nos ha­be­mus. Id­que di­vus Had­ria­nus edic­to, quod pro­po­suit de his, qui si­bi li­be­ris­que suis ab eo ci­vi­ta­tem Ro­ma­nam pe­te­bant, sig­ni­fi­ca­vit. Nec me prae­te­rit Ga­la­ta­rum gen­tem cre­de­re in po­tes­ta­te pa­ren­tum li­be­ros es­se (Inst. I. 55).

«Рав­ным обра­зом под нашею вла­стью состо­ят наши дети, рож­дён­ные в закон­ном бра­ке; пра­во это есть осо­бен­ность (исклю­чи­тель­ное досто­я­ние) рим­ских граж­дан, ибо нет почти дру­гих наро­дов, кото­рые име­ли бы над детьми такую власть, какую мы име­ем. Это и выска­зал импе­ра­тор Адри­ан в сво­ем эдик­те, объ­яв­лен­ном тем, кото­рые хода­тай­ст­во­ва­ли о при­зна­нии рим­ско­го граж­дан­ства за ними и их детьми: я впро­чем хоро­шо знаю, что народ гала­тов верит, что дети их нахо­дят­ся во вла­сти сво­их роди­те­лей» (пер. с лат. Ф. М. Дыдын­ско­го).

Это сооб­ще­ние сра­зу же под­ни­ма­ет по край­ней мере один фун­да­мен­таль­ный вопрос: если pat­ria po­tes­tas была отли­чи­тель­ной чер­той рим­ско­го обще­ства, то как отнес­лись к ней дру­гие наро­ды Импе­рии после все­об­ще­го даро­ва­ния рим­ско­го граж­дан­ства в 212 году н.э.? Выдер­жа­ла ли она наплыв тако­го мно­же­ства пере­гри­нов, потря­се­ния III века и «вуль­га­ри­за­цию» рим­ско­го пра­ва? Оста­ва­лась ли она живым инсти­ту­том в позд­ней антич­но­сти? Как ни стран­но, но эти вопро­сы нико­гда не под­вер­га­лись все­объ­ем­лю­ще­му иссле­до­ва­нию. Хотя исто­ри­ки антич­но­сти уде­ля­ли суще­ст­вен­ное вни­ма­ние отцов­ской вла­сти и осо­бен­но её соци­аль­ной зна­чи­мо­сти, их инте­рес едва ли выхо­дил за пре­де­лы нача­ла III века1. С дру­гой сто­ро­ны, исто­ри­ки пра­ва склон­ны игно­ри­ро­вать эту про­бле­му. Так, самое послед­нее исчер­пы­ваю­щее иссле­до­ва­ние pat­ria po­tes­tas в позд­не­рим­ском пра­ве не содер­жит ни одной ссыл­ки на какой-либо источ­ник за пре­де­ла­ми кодек­сов зако­нов2. Вопрос о вли­я­нии импер­ско­го пра­ва на мест­ные тра­ди­ции рас­смат­ри­вал­ся глав­ным обра­зом в сфе­ре папи­ро­ло­гии. Более вось­ми­де­ся­ти лет назад Тау­бен­шлаг утвер­ждал, что отцов­ская власть была при­ня­та в рим­ском Егип­те лишь в весь­ма иска­жён­ной пра­во­вой фор­ме3. Хотя дока­за­тель­ство это­го тези­са дале­ко не одно­знач­но, в целом его взгляды не под­вер­га­лись сомне­нию, а накоп­лен­ные с тех пор папи­ро­ло­ги­че­ские свиде­тель­ства – тща­тель­но­му изу­че­нию.

с.148 Цель дан­ной ста­тьи – про­следить исто­рию pat­ria po­tes­tas в Позд­ней импе­рии и хотя бы частич­но объ­яс­нить, как она сохра­ня­лась до кон­ца антич­но­сти и даже поз­же. Если мы смо­жем решить эту важ­ную саму по себе зада­чу, это так­же помо­жет нам оце­нить аргу­мен­ты в поль­зу того, что при прин­ци­па­те pat­ria po­tes­tas была чисто пра­во­вой кон­струк­ци­ей, сохра­ня­ю­щей­ся по инер­ции и/или пото­му, что она име­ла лишь незна­чи­тель­ные соци­аль­ные послед­ст­вия4. В более общем плане эта ста­тья смо­жет про­лить свет на вза­и­мо­дей­ст­вие пра­ва и соци­аль­ной прак­ти­ки в позд­ней антич­но­сти и на весь про­цесс вза­и­мо­вли­я­ния куль­тур в Рим­ской импе­рии.


II. Pat­ria po­tes­tas, pe­cu­lium и рим­ская соб­ст­вен­ность


Тео­ре­ти­че­ски уни­каль­ность pat­ria po­tes­tas заклю­ча­лась в её про­дол­жи­тель­но­сти: pa­ter не утра­чи­вал сво­их пре­ро­га­тив, когда его потом­ки взрос­ле­ли и осно­вы­ва­ли неза­ви­си­мые домо­хо­зяй­ства. Даже дед и стар­ший маги­ст­рат рим­ско­го государ­ства мог нахо­дить­ся во вла­сти сво­его отца. Одна­ко на прак­ти­ке подоб­ное слу­ча­лось не часто. Посколь­ку рим­ляне жени­лись срав­ни­тель­но позд­но и рано уми­ра­ли, боль­шин­ство взрос­лых граж­дан уже поте­ря­ли сво­его отца: менее чем у поло­ви­ны из них был в живых pa­ter, когда они дости­га­ли пол­но­го совер­шен­но­ле­тия в воз­расте два­дца­ти пяти лет, и лишь у неболь­шой части – в воз­расте соро­ка лет5. Более того, рим­ское пра­во все­гда содер­жа­ло спо­соб, посред­ст­вом кото­ро­го отец мог осво­бо­дить сво­их потом­ков от po­tes­tas. Эта про­цеду­ра, назы­вае­мая eman­ci­pa­tio, пре­кра­ща­ла боль­шин­ство пра­во­вых свя­зей меж­ду детьми и их род­ст­вен­ни­ка­ми по отцов­ской линии, немед­лен­но делая их неза­ви­си­мы­ми (sui iuris), как если бы их отец умер (см. далее раздел V).

Несмот­ря на сово­куп­ное вли­я­ние демо­гра­фи­че­ских фак­то­ров и эман­ци­па­ции, все­гда было доволь­но мно­го взрос­лых рим­лян, кото­рые дей­ст­ви­тель­но жили в усло­ви­ях po­tes­tas. Для них эта систе­ма име­ла дале­ко иду­щие послед­ст­вия. Дети, нахо­див­ши­е­ся in po­tes­ta­te, не име­ли само­сто­я­тель­но­го пра­ва соб­ст­вен­но­сти: всё, что они при­об­ре­та­ли, при­над­ле­жа­ло их pa­ter­fa­mi­lias, как если бы они были его раба­ми. Отец мог обес­пе­чи­вать им более или менее регу­ляр­ное содер­жа­ние. В каче­стве аль­тер­на­ти­вы он мог выде­лить для них pe­cu­lium, денеж­ную сум­му или иное иму­ще­ство, кото­рым они мог­ли рас­по­ря­жать­ся само­сто­я­тель­но, осо­бен­но если им было пре­до­став­ле­но сво­бод­ное управ­ле­ние им (li­be­ra ad­mi­nistra­tio pe­cu­lii)6. Тео­ре­ти­че­ски отец мог ото­брать pe­cu­lium по сво­е­му жела­нию. Хотя на прак­ти­ке это мог­ло слу­чать­ся очень ред­ко. Воз­мож­но, сво­бо­ду его дей­ст­вий огра­ни­чи­ва­ло обще­ст­вен­ное дав­ле­ние. Свиде­тель­ства на этот счёт почти пол­но­стью отсут­ст­ву­ют7.

Эко­но­ми­че­ский аспект pat­ria po­tes­tas лег­че понять, если вспом­нить харак­тер дви­же­ния соб­ст­вен­но­сти в рим­ском обще­стве. В выс­ших и сред­них клас­сах наём­ный труд был отно­си­тель­но редок, эти слои обще­ства жили, пря­мо или кос­вен­но, за счёт дохо­дов от наслед­ст­вен­ной соб­ст­вен­но­сти. Они мог­ли участ­во­вать в раз­лич­ных эко­но­ми­че­ских пред­при­я­ти­ях, но толь­ко в том слу­чае, если в их рас­по­ря­же­нии был пер­во­на­чаль­ный капи­тал. Моло­дой совер­шен­но­лет­ний муж­чи­на с.149 не мог при­об­ре­сти необ­хо­ди­мое бла­го­со­сто­я­ние и едва ли даже мог содер­жать себя, если бы не уна­сле­до­вал иму­ще­ство сво­их роди­те­лей. Если не счи­тать слу­чай­ных неболь­ших подар­ков и заве­ща­тель­ных отка­зов более даль­них род­ст­вен­ни­ков и дру­зей, он пол­но­стью зави­сел от сво­его отца, вне зави­си­мо­сти от того, нахо­дил­ся ли он in po­tes­ta­te или нет8. Един­ст­вен­ным круп­ным аль­тер­на­тив­ным источ­ни­ком бла­го­со­сто­я­ния была его мать. В дей­ст­ви­тель­но­сти эта послед­няя воз­мож­ность созда­ва­ла серь­ёз­ные про­бле­мы в пра­во­вом режи­ме pat­ria po­tes­tas, кото­рые будут рас­смот­ре­ны ниже.

За пре­де­ла­ми выс­ших клас­сов сво­бод­ные зем­ледель­цы так­же пола­га­лись на наслед­ст­вен­ный капи­тал, зем­лю пред­ков, чтобы зара­ба­ты­вать себе на жизнь. В горо­дах каж­дое круп­ное пред­при­я­тие, пре­вы­шаю­щее про­жи­точ­ный мини­мум, тре­бо­ва­ло для нача­ла неко­то­ро­го капи­та­ла, ска­жем, кораб­ля, обра­зо­ва­ния или, по край­ней мере, несколь­ких рабов. Опять же, не име­ло боль­шо­го зна­че­ния, нахо­дил­ся ли чело­век в in po­tes­ta­te или нет. Если сын не уна­сле­до­вал иму­ще­ство сво­его отца, он не мог собрать капи­тал, если толь­ко pa­ter не был готов пре­до­ста­вить ему аванс, и имен­но это наслед­ст­вен­ное аван­си­ро­ва­ние назы­ва­лось pe­cu­lium. При отсут­ст­вии заве­ща­ния он учи­ты­вал­ся в ито­го­вой оцен­ке иму­ще­ства, но часто пря­мо заве­щал­ся потом­ку9.

Конеч­но, не все мог­ли рас­счи­ты­вать на наслед­ство. Несо­мнен­но, суще­ст­во­ва­ло мно­го вполне при­быль­ных опла­чи­вае­мых про­фес­сий, как на импе­ра­тор­ской, так и на част­ной служ­бе, но они боль­шей частью уком­плек­то­вы­ва­лись воль­ноот­пу­щен­ни­ка­ми, у кото­рых вооб­ще не было закон­но­го отца, так что они не состо­я­ли ни в чьей po­tes­tas. Руч­ной труд частич­но выпол­нял­ся раба­ми. Более скром­ные сво­бод­но­рож­ден­ные так­же мог­ли обес­пе­чи­вать себя сво­им соб­ст­вен­ным трудом, напри­мер, как ремес­лен­ни­ки, вра­чи или сезон­ные рабо­чие в сель­ском хозяй­стве, и их эко­но­ми­че­ская роль мог­ла быть важ­ной в тех про­вин­ци­ях, где коли­че­ство рабов было мень­ше. Тем не менее, с точ­ки зре­ния соб­ст­вен­но­сти они мало что зна­чи­ли: такая дея­тель­ность не поз­во­ля­ла им нако­пить мно­го иму­ще­ства в тече­ние сво­ей жиз­ни10. Сре­ди них пра­во соб­ст­вен­но­сти игра­ло незна­чи­тель­ную роль, и поня­тие pat­ria po­tes­tas было гораздо более неопре­де­лён­ным, чем сре­ди зна­ти и отно­си­тель­но состо­я­тель­ных лиц11.

При прин­ци­па­те было толь­ко одно важ­ное и респек­та­бель­ное заня­тие, при­но­сив­шее доход сво­бод­но­рож­ден­ным, – служ­ба в армии. Так полу­чи­лось, что любое при­об­ре­тён­ное на воен­ной служ­бе иму­ще­ство (pe­cu­lium castren­se) было выведе­но из-под pat­ria po­tes­tas. Сна­ча­ла, во вре­ме­на прав­ле­ния Авгу­ста, это озна­ча­ло толь­ко то, что сол­дат-fi­lius­fa­mi­lias мог оста­вить свои при­об­ре­те­ния по заве­ща­нию, но поз­же эта сво­бо­да была при­ме­не­на и к сдел­кам in­ter vi­vos12. Сле­до­ва­тель­но, как при­знал Юсти­ни­ан, в гла­зах зако­на сыно­вья на воен­ной служ­бе мало чем отли­ча­лись от лиц sui iuris (CJ 4.28.7.1).

Дол­гое вре­мя импер­ские граж­дан­ские слу­жа­щие не состав­ля­ли подоб­но­го исклю­че­ния: они были в основ­ном раба­ми и воль­ноот­пу­щен­ни­ка­ми и таким обра­зом, как уже отме­ча­лось, не под­па­да­ли под систе­му pat­ria po­tes­tas. С дру­гой сто­ро­ны, адми­ни­ст­ра­тив­ный пер­со­нал пре­фек­тов пре­то­рия и губер­на­то­ров про­вин­ций наби­рал­ся из рядов воин­ских частей. Уже в III веке суще­ст­во­ва­ло чёт­кое прак­ти­че­ское разде­ле­ние меж­ду этой граж­дан­ской частью импер­ской mi­li­tia и реаль­ны­ми воору­жён­ны­ми сила­ми. Одна­ко, даже несмот­ря на то, что после Ран­ней импе­рии граж­дан­ская служ­ба была зна­чи­тель­но рас­ши­ре­на, клер­ки про­дол­жа­ли фор­маль­но клас­си­фи­ци­ро­вать­ся как сол­да­ты13. Это озна­ча­ло, что их дохо­ды по-преж­не­му учи­ты­ва­лись как pe­cu­lium castren­se.

Кос­вен­но это дока­зы­ва­ет восточ­ный закон V века – оче­вид­но, имея целью раз­ве­ять неко­то­рые воз­ник­шие позд­нее сомне­ния, он под­твер­ждал, что все млад­шие клер­ки, слу­жив­шие в с.150 кан­це­ля­рии пре­фек­та пре­то­рия, «долж­ны иметь пра­во на непри­кос­но­вен­ность воен­но­го pe­cu­lium, как если бы они слу­жи­ли в нашем леги­оне I Adiut­rix»14.

Пер­со­нал цен­траль­ных импер­ских ведомств (pa­la­ti­ni), имев­ший более «граж­дан­ское» про­ис­хож­де­ние, пря­мо полу­чил от Кон­стан­ти­на льготы pe­cu­lium castren­se15. В V веке та же при­ви­ле­гия рас­про­стра­ня­лась на дохо­ды государ­ст­вен­ных юри­стов и даже духо­вен­ства16. Невоз­мож­но более точ­но про­следить раз­ви­тие или обна­ру­жить какие-либо изме­не­ния поли­ти­ки, посколь­ку ряд соот­вет­ст­ву­ю­щих кон­сти­ту­ций, несо­мнен­но, были опу­ще­ны как уста­рев­шие или излиш­ние в Кодек­се Юсти­ни­а­на. Одна­ко совер­шен­но ясно, что ко вре­ме­ни Юсти­ни­а­на пра­ва pe­cu­lium castren­se рас­про­стра­ня­лись на боль­шин­ство или всех восточ­ных государ­ст­вен­ных слу­жа­щих (‘om­ni­bus om­ni­no, qui sa­la­ria vel sti­pen­dia per­ci­piunt pub­li­ca’) и на все пожа­ло­ва­ния от импе­ра­то­ра: он назы­вал этот граж­дан­ский доход pe­cu­lium qua­si castren­se17. От руша­щей­ся Запад­ной импе­рии не оста­лось убеди­тель­ных свиде­тельств после середи­ны V века; до это­го раз­ви­тие было при­мер­но таким же, как и на Восто­ке. Вклю­че­ние неко­то­рых из этих зако­нов (CTh 1.34.2; 2.10.6; Nov. Val. 2.2.4) и их in­terpre­ta­tio­nes кон­ца V века в Lex Ro­ma­na Vi­si­gotho­rum в 506 году пред­по­ла­га­ет, что вопрос ещё имел неко­то­рую акту­аль­ность18.

Отно­ся­щи­е­ся к pe­cu­lium (qua­si) castren­se фраг­мен­ты про­ли­ва­ют неко­то­рый свет и на обыч­ный pe­cu­lium. Напри­мер, восточ­ный закон 422 года уста­нав­ли­вал:


Fi­lii­fa­mi­lias [ad­vo­ca­ti], quid­quid ex hui­us­ce­mo­di pro­fes­sio­ne vel ip­sius oc­ca­sio­ne quae­sie­runt vel con­qui­sie­rint, id post pat­ris obi­tum prae­ci­puum ve­lu­ti pe­cu­lium castren­se prop­rio do­mi­nio va­leant vin­di­ca­re sub ta­li for­ma, quam mi­li­tan­ti­bus ex iure pro­cinctus cin­gu­li prae­ro­ga­ti­va de­tu­lit (CTh 2.10.6 = CJ 2.7.4).

«Пусть всё то, что под­власт­ные сыно­вья [адво­ка­ты] при­об­ре­ли или при­об­ре­тут в силу сво­ей про­фес­сии или в свя­зи с нею, они после смер­ти отца будут в состо­я­нии сохра­нить в сво­ей соб­ст­вен­но­сти в каче­стве осо­бо­го лагер­но­го пеку­лия по тому пра­ви­лу, кото­рое по пра­ву дей­ст­ви­тель­ной воен­ной служ­бы как её при­ви­ле­гия пре­до­став­ле­но воен­но­слу­жа­щим»[1]19.

На пер­вый взгляд такая фор­му­ли­ров­ка может пока­зать­ся стран­ной. По край­ней мере, она оза­да­чи­ва­ла визан­тий­ских ком­мен­та­то­ров в кон­це VI века20. Поче­му в законе ска­за­но, что сын может отста­и­вать своё пра­во соб­ст­вен­но­сти (do­mi­nium) «после смер­ти отца»? Соглас­но обыч­ным пра­ви­лам pe­cu­lium castren­se, он дол­жен был при­об­ре­сти как do­mi­nium, так и фак­ти­че­ский кон­троль (pos­ses­sio) над сво­и­ми дохо­да­ми ещё при жиз­ни отца. Нет осно­ва­ний сомне­вать­ся в том, что это пред­по­ла­га­лось и здесь21. Ско­рее все­го, автор про­сто хотел про­яс­нить прак­ти­че­скую раз­ни­цу меж­ду pe­cu­lium castren­se и обыч­ным pe­cu­lium. До смер­ти отца фак­ти­че­ское раз­ли­чие было незна­чи­тель­ным, посколь­ку на прак­ти­ке сын в любом слу­чае с.151 кон­тро­ли­ро­вал свой pe­cu­lium. Ины­ми сло­ва­ми, несмот­ря на юриди­че­скую тео­рию его пра­вам на pe­cu­lium угро­жал не столь­ко отец, сколь­ко воз­мож­ные сона­след­ни­ки (или креди­то­ры): при разде­ле иму­ще­ства «соб­ст­вен­ность отца» (pe­cu­lium) долж­на была быть вне­се­на в наслед­ст­вен­ную мас­су, тогда как «соб­ст­вен­ность сына» (pe­cu­lium castren­se) оста­ва­лась вне учё­та. Подоб­ные сооб­ра­же­ния часто встре­ча­ют­ся в юриди­че­ских источ­ни­ках22.

Оста­ёт­ся рас­смот­реть наи­бо­лее важ­ный допол­ни­тель­ный источ­ник бла­го­со­сто­я­ния для боль­шин­ства рим­лян: их мате­рин­ское наслед­ство. От рим­ских жен­щин насто­я­тель­но ожи­да­лось, что они заве­ща­ют боль­шую часть сво­его иму­ще­ства сво­им потом­кам. После Орфи­ци­е­ва сена­тус­кон­суль­та 178 года н.э. дети насле­до­ва­ли состо­я­ние сво­ей мате­ри даже при отсут­ст­вии заве­ща­ния. Если, одна­ко, они ещё нахо­ди­лись in po­tes­ta­te, то всё, что они уна­сле­до­ва­ли, фак­ти­че­ски доста­ва­лось их отцу. Мы мало что зна­ем о прак­ти­че­ских мерах в подоб­ных ситу­а­ци­ях, посколь­ку во вре­ме­на Юсти­ни­а­на они уже не были акту­аль­ны. Самое есте­ствен­ное пред­по­ло­же­ние состо­ит в том, что хотя отец и являл­ся закон­ным соб­ст­вен­ни­ком, на него ока­зы­ва­лось силь­ное обще­ст­вен­ное дав­ле­ние с целью защи­ты инте­ре­сов детей. Bo­na ma­ter­na, по-види­мо­му, рас­смат­ри­ва­лось как осо­бый пред­мет отцов­ской соб­ст­вен­но­сти, часто назна­чае­мый ребён­ку в каче­стве prae­le­ga­tum по заве­ща­нию отца. Неко­то­рые мате­ри ста­ра­лись гаран­ти­ро­вать посред­ст­вом fi­dei­com­mis­sa, чтобы их дети дей­ст­ви­тель­но полу­чи­ли иму­ще­ство после смер­ти отца; либо мать мог­ла вклю­чить в своё заве­ща­ние усло­вие о том, что дети долж­ны быть эман­ци­пи­ро­ва­ны преж­де, чем смо­гут полу­чить наслед­ство23.

В нача­ле сво­его прав­ле­ния Кон­стан­тин уста­но­вил более чёт­кие пра­ви­ла отно­си­тель­но судь­бы мате­рин­ско­го наслед­ства. Отныне овдо­вев­ше­му отцу запре­ща­лось отчуж­дать что-либо из иму­ще­ства жены, но он дол­жен был сохра­нять его для детей. Он удер­жи­вал за собой то, что назы­ва­лось как ‘do­mi­nium’, так и ‘ius fruen­di’ име­ния. Кан­це­ля­рия Кон­стан­ти­на, по-види­мо­му, хоте­ла ска­зать, что отец всё ещё был сво­его рода соб­ст­вен­ни­ком, хотя и с огра­ни­чен­ны­ми пра­ва­ми. С точ­ки зре­ния клас­си­че­ско­го пра­ва это была неук­лю­жая тер­ми­но­ло­гия. Такое уре­гу­ли­ро­ва­ние явля­лось по сути пожиз­нен­ным узуф­рук­том, так оно и назы­ва­лось в более позд­них кон­сти­ту­ци­ях24. Это пока­зы­ва­ет, сколь­ко ещё силы сохра­ня­ла pat­ria po­tes­tas. Хотя Кон­стан­тин и его пре­ем­ни­ки явно хоте­ли защи­тить дол­го­сроч­ные инте­ре­сы детей, они не мог­ли огра­ни­чить власть отца при его жиз­ни. Про­сто было сочте­но слиш­ком неспра­вед­ли­вым лишать его воз­мож­но­сти поль­зо­ва­ния иму­ще­ст­вом сво­их детей.

Два сто­ле­тия спу­стя зако­ны Юсти­ни­а­на про­ли­ли неко­то­рый свет на совре­мен­ную прак­ти­ку. Напри­мер, муж­чи­на хотел уза­ко­нить сво­их вне­брач­ных детей. У их мате­ри ока­за­лось кое-какое иму­ще­ство и дети пыта­лись оста­но­вить про­цесс, так как зна­ли, что после её смер­ти отец будет поль­зо­вать­ся их мате­рин­ским наслед­ст­вом (Nov. 74. praef. 2). В этом и мно­гих дру­гих слу­ча­ях узу­фрукт высту­па­ет как при­ви­ле­гия, на кото­рую полу­чал пра­во отец. С дру­гой сто­ро­ны, ино­гда он мог поз­во­лять детям сохра­нить их bo­na ma­ter­na в каче­стве pe­cu­lium25. Нако­нец, мож­но было утвер­ждать, что вся систе­ма направ­ле­на на бла­го самих детей, поз­во­ляя отцу сдер­жи­вать их юно­ше­ский пыл и не давать им рас­тра­тить своё состо­я­ние. Если он был вынуж­ден их содер­жать, поче­му они долж­ны желать что-либо про­да­вать? Общее впе­чат­ле­ние от этих тек­стов тако­во, что суще­ст­во­ва­ли раз­ные обсто­я­тель­ства. Напри­мер, на избран­ные меры дол­жен был вли­ять воз­раст сирот. Хоро­ший отец забо­тил­ся об инте­ре­сах сво­их детей, пло­хой отец мог бы и не забо­тить­ся, но реше­ние оста­ва­лось за ним26.

с.152 Любо­пыт­ный закон послед­них лет прав­ле­ния Кон­стан­ти­на был направ­лен про­тив отцов, жив­ших во вто­ром бра­ке. Утвер­жда­лось, что даже систе­ма узуф­рук­та не поме­ша­ла им нано­сить непо­пра­ви­мый ущерб мате­рин­ско­му наслед­ству сво­их детей. Как мы теперь пони­ма­ем, текст под­ра­зу­ме­ва­ет, что мате­рин­ское име­ние было изо­ли­ро­ва­но от осталь­но­го иму­ще­ства повтор­но всту­пив­ше­го в брак отца. В осталь­ном его дети от пер­во­го бра­ка всё ещё нахо­ди­лись in pat­ria po­tes­ta­te, но их bo­na ma­ter­na оста­ва­лось за её пре­де­ла­ми. Это очень похо­же на сво­его рода pe­cu­lium (qua­si) castren­se (хотя Кон­стан­тин опре­де­лён­но не желал исполь­зо­вать этот тер­мин). К сожа­ле­нию, неяс­но, насколь­ко новое пра­ви­ло соблюда­лось после Кон­стан­ти­на. На Запа­де о нём как буд­то забы­ли; на Восто­ке его назы­ва­ли «сби­ваю­щей с тол­ку дву­смыс­лен­но­стью» и отме­ни­ли в 468 году27. Одна­ко в 542 году Юсти­ни­ан сно­ва внёс круп­ное нов­ше­ство в режим bo­na ma­ter­na (Nov. 117.1). Теперь мать или фак­ти­че­ски любое дру­гое лицо, совер­шив­шее заве­ща­ние или даре­ние детям in po­tes­ta­te, мог­ло пред­пи­сать, чтобы отец не имел на него пра­ва, даже обыч­но­го узуф­рук­та. Если дети дости­га­ли совер­шен­но­ле­тия, они мог­ли сво­бод­но рас­по­ря­жать­ся иму­ще­ст­вом и отчуж­дать его. В осталь­ном отец про­дол­жал удер­жи­вать детей в сво­ей вла­сти. Опять же, это поста­нов­ле­ние, по сути, уста­нав­ли­ва­ло pe­cu­lium qua­si castren­se, даже если Юсти­ни­ан не исполь­зо­вал такую фор­му­ли­ров­ку.

Из все­го это­го зако­но­да­тель­ства сле­ду­ет, что кон­фликт инте­ре­сов меж­ду отцом и его детьми чаще все­го воз­ни­кал в слу­чае насле­до­ва­ния по мате­рин­ской линии. После того, как Кон­стан­тин частич­но решил эту дилем­му сво­им зако­ном об отцов­ском узуф­рук­те, рим­ляне посте­пен­но ста­но­ви­лись гото­вы при­ме­нить то же реше­ние к ряду дру­гих ситу­а­ций, где суще­ст­во­ва­ла такая же про­бле­ма: в 379 году – к любо­му иму­ще­ству, уна­сле­до­ван­но­му от бабуш­ки и дедуш­ки по мате­рин­ской линии28, в 426 году – к иму­ще­ству, полу­чен­но­му от супру­га29, и, нако­нец, со вре­мён прав­ле­ния Юсти­ни­а­на – к любым сред­ствам, полу­чен­ным из иных источ­ни­ков, кро­ме само­го отца. Послед­ний шаг не может быть засвиде­тель­ст­во­ван на Запа­де30.

Под­во­дя итог это­му раз­ви­тию: pat­ria po­tes­tas в сво­ей пер­во­на­чаль­ной фор­ме теперь при­ме­ня­лась толь­ко к иму­ще­ству, про­ис­хо­див­ше­му из семьи отца. Сред­ства, нажи­тые в армии или на граж­дан­ской служ­бе, оста­ва­лись вне po­tes­tas. Про­чее иму­ще­ство, полу­чен­ное из семьи мате­ри или супру­га либо из внеш­них источ­ни­ков, в конеч­ном счё­те при­над­ле­жа­ло ребён­ку, но мог­ло исполь­зо­вать­ся отцом до тех пор, пока он был жив, если дари­тель не пред­пи­сал иное. Посколь­ку боль­шин­ство детей не при­об­ре­та­ли мно­го соб­ст­вен­но­сти за пре­де­ла­ми сво­ей семьи, pat­ria po­tes­tas не слиш­ком силь­но про­ти­во­ре­чи­ла эко­но­ми­че­ским реа­ли­ям. В то вре­мя как pe­cu­lium (qua­si) castren­se был чем-то, что сын зара­ботал сво­им соб­ст­вен­ным трудом, обыч­ный pe­cu­lium был капи­та­лом, полу­чен­ным им в аванс сво­его наслед­ства, плюс всё, что мог­ло счи­тать­ся его пло­да­ми. По мере того, как в позд­ней антич­но­сти воз­рас­та­ло зна­че­ние опла­чи­вае­мо­го труда сво­бод­но­рож­ден­ных, так­же рос­ло чис­ло лиц, чьи дохо­ды не под­па­да­ли под дей­ст­вие пра­вил pat­ria po­tes­tas. Вряд ли это было резуль­та­том какой-то осо­знан­ной зако­но­да­тель­ной поли­ти­ки. Без сомне­ния, глав­ной целью импе­ра­то­ров со вре­мён Авгу­ста было созда­ние при­ви­ле­гий для групп, от кото­рых они зави­се­ли – сол­дат и граж­дан­ских слу­жа­щих. Одна­ко направ­ле­ние раз­ви­тия так­же не мог­ло быть резуль­та­том про­сто­го сте­че­ния обсто­я­тельств; оно под­чёр­ки­ва­ет тес­ную связь меж­ду pat­ria po­tes­tas и насле­ду­е­мым богат­ст­вом. С дру­гой сто­ро­ны, зако­ны о bo­na ma­ter­na не были отве­том на соци­аль­ные или эко­но­ми­че­ские пере­ме­ны: едва ли насле­до­ва­ние от мате­рей к детям ста­ло более рас­про­стра­нён­ным явле­ни­ем. На рим­ских отцов про­сто воз­ла­га­лась юриди­че­ская обя­зан­ность делать то, что, как ранее ожи­да­лось, они сде­ла­ют по соб­ст­вен­ной воле или в силу fi­dei­com­mis­sa, что явля­лось симп­то­мом изме­не­ний в рим­ском пра­во­вом мыш­ле­нии, а не в рим­ской семье.

Разу­ме­ет­ся, подав­ля­ю­ще­му боль­шин­ству тех, кто зани­мал­ся нату­раль­ным хозяй­ст­вом, всё это долж­но было казать­ся не име­ю­щим осо­бо­го зна­че­ния. Если у семьи было доста­точ­но зем­ли для веде­ния толь­ко одно­го домо­хо­зяй­ства, было невоз­мож­но выде­лить pe­cu­lium детям. Не помог­ла бы и их эман­ци­па­ция, так как им нель­зя было дать ниче­го, чем они мог­ли бы себя про­кор­мить. Два поко­ле­ния взрос­лых долж­ны были вести одно и то же домо­хо­зяй­ство под руко­вод­ст­вом ста­рей­ше­го из муж­чин. Неза­ви­си­мо от того, ушёл ли он в ста­ро­сти на покой или нет, с.153 все чле­ны семьи, веро­ят­но, счи­та­лись обла­да­те­ля­ми каких-то прав на соб­ст­вен­ность. Их сотруд­ни­че­ство было необ­хо­ди­мо, если соби­ра­лись что-то отчуж­дать. Так, в актах куп­ли-про­да­жи, состав­лен­ных сре­ди суро­вых гор Север­ной Афри­ки в послед­ние годы V века, про­даю­щие зем­лю отцы и овдо­вев­шие мате­ри фигу­ри­ру­ют вме­сте с млад­ши­ми чле­на­ми семьи31.


III. Авто­ри­тет и дис­ци­пли­на


В прин­ци­пе, pa­ter­fa­mi­lias обла­дал вла­стью не толь­ко над иму­ще­ст­вом сво­их детей, но и над их лич­но­стью32. Не вполне ясно, какие имен­но сред­ства отец мог исполь­зо­вать для гос­под­ства над сво­и­ми потом­ка­ми. Край­ней фор­мой pat­ria po­tes­tas было пра­во отца уби­вать сво­их детей (ius vi­tae ac ne­cis). Одна­ко такая власть, по-види­мо­му, все­гда была глав­ным обра­зом сим­во­ли­че­ской, а в позд­ней антич­но­сти явно счи­та­лась уста­рев­шей33. В обыч­ных обсто­я­тель­ствах рим­ский отец не был вну­шаю­щей ужас фигу­рой. Фак­ти­че­ски мно­гих отцов обви­ня­ли в чрез­мер­ной снис­хо­ди­тель­но­сти по отно­ше­нию к сво­им сыно­вьям. Тер­тул­ли­ан и Лак­тан­ций про­ти­во­по­став­ля­ли неж­ность отца суро­во­сти рабо­вла­дель­ца. Боль­шин­ство детей покор­но под­чи­ня­лись авто­ри­те­ту отца, и при ссо­ре ему сове­то­ва­ли сна­ча­ла сде­лать сло­вес­ный выго­вор34. С дру­гой сто­ро­ны, понят­но, что детей мог­ли бить35. Авгу­стин так­же пред­по­ло­жил, что ино­гда pa­ter­fa­mi­lias тре­бо­вал­ся кнут, чтобы под­дер­жи­вать сре­ди сыно­вей над­ле­жа­щую дис­ци­пли­ну36. Одна­ко телес­ные нака­за­ния, без­услов­но, при­ме­ня­лись в первую оче­редь к малень­ким детям и под­рост­кам. Гораздо труд­нее пове­рить в то, что отцы били сво­их взрос­лых сыно­вей, осо­бен­но когда те заво­ди­ли само­сто­я­тель­ное хозяй­ство.

Если отец не мог физи­че­ски при­нудить зави­си­мых от него чле­нов семьи, сле­дую­щим шагом было обра­ще­ние за офи­ци­аль­ной помо­щью37. Одна­ко, учи­ты­вая хло­поты и поте­рю вре­ме­ни, кото­рые он мог ожи­дать в рим­ском суде, отец ред­ко мог рас­смат­ри­вать судеб­ный про­цесс как при­вле­ка­тель­ную аль­тер­на­ти­ву для защи­ты сво­ей pat­ria po­tes­tas. Мож­но было бы ожи­дать, что отцы в основ­ном пола­га­лись на свои эко­но­ми­че­ские воз­мож­но­сти. В ред­ко при­во­ди­мом отрыв­ке Авгу­стин дей­ст­ви­тель­но утвер­жда­ет, что вла­де­ние соб­ст­вен­но­стью дава­ло отцам власть над финан­со­во зави­си­мы­ми сыно­вья­ми (Serm. 45.2, CCL 41.517). В про­тив­ном слу­чае суще­ст­ву­ет на удив­ле­ние мало свиде­тельств того, что отцы на самом деле исполь­зо­ва­ли свои пре­ро­га­ти­вы (напри­мер, потре­бо­вать вер­нуть pe­cu­lium) про­тив непо­слуш­ных сыно­вей38. Воз­мож­но, эта с.154 угро­за ред­ко выра­жа­лась сло­ва­ми, но по умол­ча­нию пони­ма­лась все­ми сто­ро­на­ми. В бед­ных семьях её всё рав­но было труд­но исполь­зо­вать.

Воз­мож­но, ино­гда было эффек­тив­нее угро­жать детям пер­спек­ти­ва­ми насле­до­ва­ния – по край­ней мере, это гораздо чаще упо­ми­на­ет­ся в наших источ­ни­ках. Лише­ние наслед­ства было тяжё­лым ору­жи­ем, но у него было и сла­бое место. Лишён­ные наслед­ства дети мог­ли заявить, что заве­ща­ние состав­ле­но вопре­ки мораль­ной обя­зан­но­сти, если их отец не оста­вил им по край­ней мере чет­вер­ти их доли, насле­ду­е­мой без заве­ща­ния (que­re­la inof­fi­cio­si tes­ta­men­ti)39. Тогда суд дол­жен был решить, была ли репу­та­ция ребён­ка доста­точ­но пло­хой, чтобы оправ­дать лише­ние наслед­ства. Если дочь толь­ко отка­зы­ва­лась раз­ве­стись с мужем, такая реак­ция её отца счи­та­лась слиш­ком суро­вой (CJ 3.28.18–19). В позд­ней антич­но­сти раз­гне­ван­ные роди­те­ли мог­ли попы­тать­ся лишить дочь наслед­ства из-за того, что он хоте­ла остать­ся дев­ст­вен­ни­цей вопре­ки их жела­нию. Пара­док­саль­но, но ино­гда она мог­ла столк­нуть­ся с той же угро­зой, так как хоте­ла вый­ти замуж, тогда как роди­те­ли реши­ли отпра­вить её в мона­стырь40. Нако­нец, Юсти­ни­ан при­вёл длин­ный пере­чень про­ступ­ков, оправ­ды­ваю­щих лише­ние наслед­ства (Nov. 115.3). Напри­мер, ребё­нок, отрёк­ший­ся от като­ли­че­ской веры или зани­мав­ший­ся постыд­ной про­фес­си­ей, давал спра­вед­ли­вый повод для лише­ния наслед­ства. Эти при­ме­ры кос­вен­но пока­зы­ва­ют, что одной pat­ria po­tes­tas было недо­ста­точ­но, чтобы отец добил­ся сво­его. Хотя позд­не­ан­тич­ные авто­ры ино­гда упо­ми­на­ют кара­тель­ное лише­ние наслед­ства, похо­же, что оно было ред­ким и дра­ма­ти­че­ским явле­ни­ем. В Гал­лии в середине V века Сидо­ний Апол­ли­на­рий при­рав­ни­вал его к рас­пя­тию и утоп­ле­нию, тра­ди­ци­он­ным нака­за­ни­ям за отце­убий­ство, а Либа­ний сожа­ле­ет о том, что отцы, кото­рые в про­тив­ном слу­чае были бес­силь­ны про­тив свое­воль­но­го поведе­ния сыно­вей, даже не гро­зи­ли его при­ме­не­ни­ем41.

Сле­до­ва­тель­но, пря­мое лише­ние наслед­ства было не самым под­хо­дя­щим спо­со­бом под­дер­жи­вать у потом­ков дис­ци­пли­ну. Отцу было лег­че все­го укре­пить свой авто­ри­тет, напом­нив детям, что не обя­зан остав­лять им боль­ше их закон­ной доли, то есть чет­вер­ти их доли при насле­до­ва­нии без заве­ща­ния. В рим­ском обще­стве нерав­ный раздел иму­ще­ства был гораздо более рас­про­стра­нён, чем сего­дня. Так­же было обыч­ным рас­пре­де­лять отка­зы сре­ди дру­зей и более даль­них род­ст­вен­ни­ков, тем самым умень­шая долю глав­ных наслед­ни­ков. Это, без­услов­но, вдох­нов­ля­ло детей на то, чтобы под­дер­жи­вать хоро­шие отно­ше­ния со сво­и­ми роди­те­ля­ми42. Напри­мер, если у отца было двое детей, он мог заве­щать семь вось­мых сво­его состо­я­ния тому из них, кото­ро­му он бла­го­во­лил, и толь­ко одну вось­мую – дру­го­му. Дети вме­сте мог­ли полу­чать не более одной чет­вер­ти. Поз­же на Восто­ке Юсти­ни­ан уве­ли­чил закон­ную долю до одной тре­ти43.

На Запа­де рим­ские роди­те­ли сохра­ня­ли пра­во на раз­ное отно­ше­ние к сво­им наслед­ни­кам до тех пор, пока мы можем сле­до­вать юриди­че­ским источ­ни­кам, до нача­ла VI века44. Свиде­тель­ства гер­ман­ско­го обы­чая немно­го­чис­лен­ны. Самый ран­ний визи­гот­ский закон под­ра­жал рим­ско­му зако­но­да­тель­ству, пре­до­став­ляя роди­те­лям широ­кую сво­бо­ду рас­по­ря­же­ния сво­ей соб­ст­вен­но­стью. Поз­же сво­бо­да заве­ща­ния была реши­тель­но огра­ни­че­на в поль­зу детей. Теперь роди­те­ли мог­ли отдать за пре­де­лы семьи лишь одну пятую сво­его состо­я­ния. Внут­ри её они мог­ли исполь­зо­вать толь­ко одну деся­тую для воз­на­граж­де­ния люби­мо­го ребён­ка. Вот поче­му роди­те­лям напо­ми­на­ли, что они всё ещё могут под­дер­жи­вать свой авто­ри­тет дома с помо­щью кну­та или дру­гих физи­че­ских мер исправ­ле­ния. Воз­мож­но, это­го было недо­ста­точ­но: чуть поз­же квота была вновь уве­ли­че­на с одной деся­той до одной тре­ти45. Во франк­ских кодек­сах заве­ща­ния вооб­ще не рас­смат­ри­ва­лись. У лан­го­бар­дов каж­до­му сыну обыч­но гаран­ти­ро­ва­лось более двух тре­тей его доли без заве­ща­ния, что намно­го боль­ше, чем по рим­ско­му с.155 пра­ву46. Мы не в состо­я­нии ска­зать, насколь­ко стро­го соблюда­лись эти пра­ви­ла и как быст­ро сли­лись обы­чаи рим­ско­го и гер­ман­ско­го насе­ле­ния. Одна­ко в целом гер­ман­цы, по-види­мо­му, гораздо менее охот­но поз­во­ля­ли муж­чине рас­пре­де­лять свою соб­ст­вен­ность меж­ду его закон­ны­ми потом­ка­ми (муж­ско­го пола). Таким обра­зом, в ран­нем сред­не­ве­ко­вье спо­соб­ность людей исполь­зо­вать свою послед­нюю волю для ока­за­ния финан­со­во­го дав­ле­ния на сво­их взрос­лых детей, воз­мож­но, умень­ши­лась.


IV. Сохра­не­ние pat­ria po­tes­tas: Сред­няя импе­рия


Далее мы рас­смот­рим важ­ней­ший вопрос: как pat­ria po­tes­tas была вос­при­ня­та за пре­де­ла­ми Ита­лии в III веке. Про­ци­ти­ро­ван­ное в нача­ле заме­ча­ние Гая явля­ет­ся самым ясным утвер­жде­ни­ем о роли отца в сооб­ще­ствах пере­гри­нов до 212 года н.э. Повто­рим его: pat­ria po­tes­tas была свой­ст­вен­на рим­ским граж­да­нам и неиз­вест­на почти всем дру­гим наро­дам (Inst. 1.55). Вряд ли Гай знал все мест­ные пра­во­вые систе­мы в Импе­рии, но он, веро­ят­но, мог про­во­дить срав­не­ния с боль­шин­ст­вом тех, кото­рые име­ли зна­че­ние, осо­бен­но с теми, кото­рые про­ис­хо­ди­ли из гре­че­ских тра­ди­ций47. Одна­ко, хотя его основ­ную инфор­ма­цию сле­ду­ет вос­при­ни­мать с опре­де­лён­ным дове­ри­ем, ситу­а­ция была не так про­ста. Lex Ir­ni­ta­na, муни­ци­паль­ный закон кон­ца I века, пока­зы­ва­ет, что жите­ли испан­ско­го горо­да, кото­рые ещё не были рим­ски­ми граж­да­на­ми, мог­ли при­зна­вать пра­во­вые отно­ше­ния, создан­ные по образ­цу рим­ско­го пра­ва, в том чис­ле pat­ria po­tes­tas. В первую оче­редь это мог­ло отно­сить­ся к тем лицам, кото­рые име­ли так назы­вае­мые латин­ские пра­ва. В целом вопрос о муни­ци­паль­ном ста­ту­се всё ещё очень неясен, и отсюда не сле­ду­ет, что пра­во­вая систе­ма рим­ско­го образ­ца рас­про­стра­ня­лась на всех, кто жил в пре­де­лах гра­ниц Импе­рии. Одна­ко это пред­по­ла­га­ет, что рим­ские инсти­ту­ты рас­про­стра­ня­лись в запад­ных про­вин­ци­ях уже в Ран­ней импе­рии48.

На Восто­ке ситу­а­ция была, веро­ят­но, иной. Во вся­ком слу­чае, она луч­ше задо­ку­мен­ти­ро­ва­на, хотя даже в Егип­те источ­ни­ки ред­ко харак­те­ри­зу­ют отцов­скую власть на общем уровне. Лишь несколь­ко папи­ру­сов до 212 года содер­жат пря­мое ука­за­ние на пра­во­вые отно­ше­ния меж­ду отца­ми и их взрос­лы­ми детьми. Сре­ди них наи­бо­лее важ­ным явля­ет­ся зна­ме­ни­тое про­ше­ние Дио­ни­сии49. Эти доку­мен­ты пока­зы­ва­ют, что в Егип­те отцы мог­ли при­тя­зать на широ­кую власть (exou­sia) как над лич­но­стью, так и над иму­ще­ст­вом сво­их замуж­них доче­рей50. Точ­ная при­ро­да этой вла­сти дале­ко не ясна. Но одно­го толь­ко коли­че­ства обя­за­тельств, дого­во­ров, пря­мых и встреч­ных тре­бо­ва­ний меж­ду Дио­ни­си­ей и её отцом доста­точ­но, чтобы пока­зать, что эти люди не при­зна­ва­ли pat­ria po­tes­tas в абсо­лют­ной фор­ме, опи­сан­ной рим­ски­ми юри­ста­ми51. Более того, суще­ст­ву­ют мно­го­чис­лен­ные доку­мен­ты, кото­рые кос­вен­но пока­зы­ва­ют, что сыно­вья счи­та­лись вла­дель­ца­ми лич­но­го иму­ще­ства и мог­ли заклю­чать дого­во­ры как с отцом, так и с третьи­ми лица­ми52.

Пере­хо­дя к III веку и ко вре­ме­ни, сле­дую­ще­му после Con­sti­tu­tio An­to­ni­nia­na, мы можем вос­поль­зо­вать­ся дву­мя не вполне сопо­ста­ви­мы­ми груп­па­ми свиде­тельств: во-пер­вых, сно­ва папи­ру­са­ми из Егип­та и, во-вто­рых, импе­ра­тор­ски­ми рескрип­та­ми. Обе груп­пы могут быть исполь­зо­ва­ны для опре­де­ле­ния вли­я­ния пра­ва на насе­ле­ние. Хотя рескрип­ты были нор­ма­тив­ны­ми юриди­че­ски­ми акта­ми, они адре­со­ва­лись част­ным лицам и в пол­ной мере отра­жа­ли их лич­ные про­бле­мы. Разу­ме­ет­ся, часто было бы инте­рес­нее пер­во­на­чаль­ное про­ше­ние, а не чёт­ко выра­жен­ный ответ импе­ра­то­ра, но даже в дошед­шей до нас фор­ме эти тек­сты доста­точ­но хоро­шо опи­сы­ва­ют жиз­нен­ную ситу­а­цию, послу­жив­шую пово­дом для рескрип­та. с.156 Мож­но пред­по­ло­жить, что боль­шин­ство адре­са­тов состав­ля­ли лица, вла­дев­шие хоть какой-то соб­ст­вен­но­стью, одна­ко импе­ра­то­ры писа­ли и про­стым людям, даже рабам. Гео­гра­фи­че­ское рас­пре­де­ле­ние заяви­те­лей так­же труд­но про­де­мон­стри­ро­вать, но, похо­же, оно было широ­ким. Мате­ри­а­лы тет­рар­хии (свы­ше тыся­чи рескрип­тов) в подав­ля­ю­щем боль­шин­стве про­ис­хо­дят из восточ­ной поло­ви­ны Импе­рии53.

Пред­став­ля­ет­ся мало­ве­ро­ят­ным, чтобы кто-нибудь пода­вал про­ше­ние импе­ра­то­ру, если толь­ко не пред­по­ла­гал, что кон­фликт будет раз­ре­шён в соот­вет­ст­вии с рим­ским пра­вом. Тем не менее, часто ока­зы­ва­ет­ся, что люди не были осве­дом­ле­ны о тон­ко­стях зако­но­да­тель­ства, и это откры­тие не долж­но нико­го удив­лять. Ино­гда были неяс­ны даже основ­ные прин­ци­пы, что при­во­ди­ло импе­ра­тор­ских юри­стов к таким заме­ча­ни­ям, как: «Вы долж­ны были знать, что …». Несмот­ря на при­ня­тие желае­мо­го за дей­ст­ви­тель­ное, кото­рое мог­ло иметь место во мно­гих слу­ча­ях, тек­сты так­же содер­жат мно­же­ство свиде­тельств о людях, кото­рые смог­ли усво­ить нор­мы пра­ва и пра­виль­но вели свои юриди­че­ские дела. При всём этом сле­ду­ет под­черк­нуть, что рескрип­ты после­до­ва­тель­но рас­смат­ри­ва­ют pat­ria po­tes­tas как само­оче­вид­ный и при­выч­ный инсти­тут. Мало того, что от адре­са­тов все­гда ожи­да­лось, что они без каких-либо затруд­не­ний пой­мут такие клю­че­вые поня­тия как ‘po­tes­tas’ и ‘eman­ci­pa­tio’ (хотя изна­чаль­но, они, воз­мож­но, не осо­зна­ва­ли всех послед­ст­вий); что ещё более важ­но, часто явно они сами пред­вос­хи­ща­ли подоб­ные сооб­ра­же­ния в сво­их про­ше­ни­ях, сооб­щая импе­ра­то­ру о пра­во­вом ста­ту­се тех или иных чле­нов семьи, таких как эман­ци­пи­ро­ван­ные и неэ­ман­ци­пи­ро­ван­ные бра­тья54. Труд­но избе­жать выво­да о том, что на про­тя­же­нии все­го III века зна­чи­тель­ная (хотя и не под­даю­ща­я­ся коли­че­ст­вен­ной оцен­ке) часть рим­ских граж­дан по всей Импе­рии осо­зна­ва­ла pat­ria po­tes­tas не как пустую фра­зу, а как кон­крет­ный фак­тор, опре­де­ля­ю­щий их финан­со­вое поло­же­ние.

Гораздо более слож­ную кар­ти­ну пред­став­ля­ют еги­пет­ские папи­ру­сы. В прин­ци­пе, доку­мен­ты III века долж­ны ссы­лать­ся на офи­ци­аль­ные рим­ские инсти­ту­ты, но на прак­ти­ке они мог­ли сохра­нять следы мест­ной тра­ди­ции. Более того, кон­крет­ное выра­же­ние часто мог­ло исхо­дить от пис­ца, а не заин­те­ре­со­ван­ных лиц: поми­мо про­бле­мы негра­мот­но­сти, боль­шин­ство людей, если им нуж­но было соста­вить кон­тракт, веро­ят­но, кон­суль­ти­ро­ва­лись с кем-то, име­ю­щим опыт в юриди­че­ских вопро­сах. Кро­ме того, посколь­ку мы име­ем дело с детьми, чьи отцы, как извест­но, были живы, обыч­но мы можем исполь­зо­вать толь­ко те папи­ру­сы, в кото­рых упо­ми­на­ют­ся как отец, так и ребё­нок. Это может при­дать неоправ­дан­ный вес ситу­а­ци­ям, когда они так или ина­че сотруд­ни­ча­ют. Таким обра­зом, отнюдь не про­сто интер­пре­ти­ро­вать этот обиль­ный, но про­ти­во­ре­чи­вый мас­сив мате­ри­а­лов.

Как кон­цеп­ция, pat­ria po­tes­tas была, без­услов­но, извест­на в Егип­те III века. Име­ют­ся мно­го­чис­лен­ные слу­чаи, когда ребё­нок пря­мо назы­ва­ет­ся под­власт­ным (hy­pok­hei­rios/a) сво­е­му отцу55, либо гово­рит­ся, что отец удер­жи­ва­ет сво­их детей «в сво­ей вла­сти в соот­вет­ст­вии с рим­ским зако­ном» (hy­po te khei­ri ka­ta tous Ro­maion no­mous)56. Не может быть сомне­ний, что эти выра­же­ния заду­ма­ны как пере­во­ды рим­ской po­tes­tas57. Их пер­вое появ­ле­ние отно­сит­ся при­мер­но к 200 г. н.э., когда рим­ский вете­ран жалу­ет­ся на поведе­ние сво­ей доче­ри (BGU VII. 1578). Отец, оче­вид­но, пре­до­ста­вил доче­ри какое-то иму­ще­ство, когда она выхо­ди­ла замуж; теперь он утвер­жда­ет, что то, что она с тех пор при­об­ре­ла, при­над­ле­жит ему. Неуди­ви­тель­но, что она была недо­воль­на тем, что нахо­дит­ся in po­tes­ta­te ([akh]tho­me­ne to hy­pok­hei­rian moi einai). Здесь рим­ское семей­ное пра­во пред­ста­ёт в совер­шен­но пра­виль­ной фор­ме. Точ­но так же в 260-х годах мать пре­крас­но осо­зна­ва­ла, что наслед­ство, остав­лен­ное её ребён­ку, в конеч­ном ито­ге станет соб­ст­вен­но­стью отца. Как след­ст­вие, она назна­чи­ла сво­их детей с.157 наслед­ни­ка­ми при усло­вии эман­ци­па­ции – прак­ти­ка, кото­рую мы часто встре­ча­ем в совре­мен­ных юриди­че­ских источ­ни­ках58. Кро­ме того, фраг­мен­тар­ный доку­мент сохра­нил фор­маль­ную про­цеду­ру эман­ци­па­ции, фик­тив­ную про­да­жу в при­сут­ст­вии семе­рых свиде­те­лей (man­ci­pa­tio)59, в то вре­мя как в одном деле фигу­ри­ру­ют эман­ци­пи­ро­ван­ные сыно­вья (apo­luthen­tes tes pat­ri­kes exou­sias)60.

При­ведён­ные выше дан­ные поз­во­ля­ют пред­по­ло­жить, что в Егип­те рим­ское семей­ное пра­во было усво­е­но срав­ни­тель­но хоро­шо. Тем не менее, неко­то­рые дру­гие папи­ру­сы менее понят­ны: они так или ина­че ука­зы­ва­ют на то, что дети вла­де­ли отдель­ным иму­ще­ст­вом, пусть даже и не пол­но­стью сво­бод­ны от дву­смыс­лен­но­сти, и отец все­гда игра­ет в деле опре­де­лён­ную роль61. Доволь­но часто гово­рит­ся, что муж­чи­на или жен­щи­на дей­ст­ву­ют «через отца» (dia tou pat­ros). Часто это ниче­го не гово­рит об отно­ше­ни­ях соб­ст­вен­но­сти, но может быть поня­то как про­стое пред­ста­ви­тель­ство. Одна­ко нема­ло доку­мен­тов пере­да­ют мысль о том, что дети, дей­ст­вуя через отца, сами что-то про­да­ва­ли, сда­ва­ли в наем или поку­па­ли, то есть явля­лись соб­ст­вен­ни­ка­ми иму­ще­ства62. Тем не менее, в тех же папи­ру­сах может пря­мо ука­зы­вать­ся, что ребё­нок нахо­дит­ся во вла­сти сво­его отца63.

Ино­гда гово­рит­ся, что отец явля­ет­ся опе­ку­ном несо­вер­шен­но­лет­не­го ребён­ка или взрос­лой доче­ри64. Посколь­ку дети in po­tes­ta­te не нуж­да­лись в опе­куне, с точ­ки зре­ния рим­ско­го пра­ва это мог­ло озна­чать лишь то, что они были эман­ци­пи­ро­ва­ны. Осо­бое недо­уме­ние вызы­ва­ет дву­языч­ный доку­мент, в кото­ром фор­му­ла появ­ля­ет­ся так­же на латы­ни (‘praef(ec­to) Aegyp­ti [a M.] Aure­lio Chae­re­mo­ne q(ui) e(t) Di­dy­mo im­pub(ere) t(uto­re) a(uc­to­re) pat­re [suo] M. Aure­lio Chae­re­mo­ne q(ui) e(t) Zoi­lo hie­ro­ni­ca [An]ti­noen­se’)65. Посколь­ку прось­ба была адре­со­ва­на выс­шей судеб­ной вла­сти про­вин­ции, откло­не­ния от офи­ци­аль­ной тер­ми­но­ло­гии могут пока­зать­ся менее веро­ят­ны­ми, и мы не можем исклю­чить воз­мож­но­сти того, что здесь мол­ча­ли­во под­ра­зу­ме­ва­лась эман­ци­па­ция66. Одна­ко гре­че­ская вер­сия тек­ста пред­став­ля­ет допол­ни­тель­ное затруд­не­ние: отца назы­ва­ют ky­rios. Это сло­во обыч­но озна­ча­ло толь­ко опе­ку­на взрос­лой жен­щи­ны, тогда как за несо­вер­шен­но­лет­ни­ми при­смат­ри­вал epit­ro­pos (а поз­же kou­ra­tor). Конеч­но, воз­мож­на про­стая ошиб­ка при пере­во­де. Аль­тер­на­ти­ву пред­ла­га­ют несколь­ко дру­гих доку­мен­тов, где отца ребён­ка муж­ско­го пола так­же назы­ва­ют ky­rios: воз­мож­но, это сло­во ино­гда невер­но исполь­зо­ва­лось для опи­са­ния рим­ско­го pa­ter­fa­mi­lias67. Ни одно из объ­яс­не­ний не может быть дока­за­но, но оче­вид­но, что оши­боч­на либо латин­ская тер­ми­но­ло­гия, либо гре­че­ская, либо обе.

Мир­ное сосу­ще­ст­во­ва­ние рим­ско­го пра­ва и попу­ляр­ных моде­лей мыш­ле­ния, пожа­луй, луч­ше все­го иллю­ст­ри­ру­ет­ся дого­во­ром от 291 года н.э. Некий Авре­лий Тониос про­да­вал зем­лю, уна­сле­до­ван­ную им от мате­ри. В доку­мен­те он (или, точ­нее, писец) заявил, что дей­ст­во­вал с одоб­ре­ния сво­его отца (rne­ta sym­be­baiotou tou pat­ros), кото­рый имел его «в сво­ей вла­сти по рим­ско­му пра­ву», но поз­же сын пред­ста­вил себя как соб­ст­вен­ни­ка по пра­ву насле­до­ва­ния. Такая фор­му­ли­ров­ка вряд ли была с.158 реко­мен­до­ва­на импе­ра­тор­ским юри­стом. Одна­ко рас­хож­де­ние с рим­ски­ми зако­на­ми не кажет­ся слиш­ком серь­ёз­ным, посколь­ку отец при­сут­ст­во­вал и санк­ци­о­ни­ро­вал про­да­жу. Это­го фак­та мог­ло быть доста­точ­но, чтобы удо­вле­тво­рить чинов­ни­ка, луч­ше зна­ко­мо­го с импер­ским зако­но­да­тель­ст­вом. Кро­ме того, вопрос вооб­ще не воз­ни­кал, если толь­ко не было кого-то, кто хотел бы оспо­рить дей­ст­ви­тель­ность про­да­жи68.

Для упо­рядо­чен­но­го функ­ци­о­ни­ро­ва­ния рим­ской пра­во­вой систе­мы не тре­бо­ва­лось, чтобы каж­дая сдел­ка была зафик­си­ро­ва­на в без­упреч­ных выра­же­ни­ях. Было доста­точ­но, чтобы воз­мож­ные спо­ры мог­ли быть раз­ре­ше­ны путём после­дую­ще­го «пра­виль­но­го» тол­ко­ва­ния фак­тов. Напри­мер, если отец раз­ре­шил сво­им детям управ­лять отдель­ным иму­ще­ст­вом, юрист мог про­сто назвать его pe­cu­lium, неза­ви­си­мо от того, зна­ли ли сами люди это сло­во или нет. К сожа­ле­нию, насколь­ко мне извест­но, не суще­ст­ву­ет ни одно­го сохра­нив­ше­го­ся запад­но­го доку­мен­та, в кото­ром было бы пока­за­но, как «обыч­но» обо­зна­ча­лись fi­lius­fa­mi­lias и его pe­cu­lium (учи­ты­вая, что латин­ская прак­ти­ка в сред­нем более точ­но соот­вет­ст­во­ва­ла тре­бо­ва­ни­ям зако­на). Един­ст­вен­ным исклю­че­ни­ем явля­ет­ся сохра­нив­ший­ся в над­пи­си коди­цил чело­ве­ка, кото­рый про­сит сво­его отца осво­бо­дить «мое­го раба Апре­ля» (‘Ap­ri­lem ser­vum meum’). Он явно нахо­дил­ся in po­tes­ta­te, ина­че бы сам осво­бо­дил раба69. Номен­кла­ту­ра импе­ра­тор­ских рабов и воль­ноот­пу­щен­ни­ков так­же отра­жа­ет пред­став­ле­ние о том, что прин­цы-fi­lii­fa­mi­lias пра­вя­ще­го дома име­ли отдель­ный раб­ский пер­со­нал70. То, что в мас­со­вом созна­нии отец и ребё­нок мог­ли мыс­лить­ся име­ю­щи­ми разде­лён­ные вла­де­ния, допол­ни­тель­но под­твер­жда­ет­ся мно­го­чис­лен­ны­ми импе­ра­тор­ски­ми рескрип­та­ми III века, в кото­рых рас­смат­ри­ва­ют­ся даре­ния отцов детям. Таким обра­зом, для юри­стов было вполне нор­маль­но гово­рить, что отец «пода­рил» что-то ребён­ку in po­tes­ta­te, хотя из осто­рож­но­сти они под­чёр­ки­ва­ли, что это не отни­ма­ло у него реаль­ной соб­ст­вен­но­сти71. Появ­ля­ю­ща­я­ся ино­гда в папи­ру­сах прак­ти­ка покуп­ки или реги­ст­ра­ции опре­де­лён­ной соб­ст­вен­но­сти на имя детей (ep’ ono­ma­tos tou hy­pok­hei­riou hyiou) нахо­дит отра­же­ние в рескрип­те 260 года н.э. (‘Si do­mum. . . pa­ter tuus, cum in po­tes­ta­te eius age­res, no­mi­ne tuo do­nan­di ani­mo com­pa­ra­vit. . .’)[4] 72.

Таким обра­зом, папи­ру­сы рим­ско­го Егип­та не опи­сы­ва­ют pat­ria po­tes­tas столь же стро­го, как учеб­ни­ки пра­ва, но такая кар­ти­на не мог­ла бы появить­ся в доку­мен­тах рома­ни­зо­ван­но­го Запа­да, если бы они у нас были. В любом слу­чае, не сле­ду­ет ожи­дать юриди­че­ской точ­но­сти в част­ных делах. Даже если люди зна­ли семей­ное пра­во, поло­же­ния док­три­ны упо­ми­на­лись глав­ным обра­зом в том слу­чае, если они слу­жи­ли цели доку­мен­та, поэто­му пис­цы мог­ли не удо­су­жить­ся запи­сать те дета­ли, кото­рые посчи­та­ли излиш­ни­ми.

Суще­ст­ву­ют три основ­ных спо­со­ба истол­ко­вать свиде­тель­ства папи­ру­сов:

1. Пис­цы зна­ли неко­то­рые фор­му­лы рим­ско­го пра­ва, но на самом деле их не пони­ма­ли. Они исполь­зо­ва­ли hy­pok­hei­rios по сути как сино­ним сло­ва «несо­вер­шен­но­лет­ний», тем самым отож­дествляя отцов­скую власть с опе­кой над несо­вер­шен­но­лет­ни­ми детьми. Дети авто­ма­ти­че­ски ста­но­ви­лись неза­ви­си­мы­ми по дости­же­нии совер­шен­но­ле­тия без даль­ней­ших фор­маль­но­стей.

2. Pat­ria po­tes­tas пони­ма­лась как сво­его рода пожиз­нен­ная опе­ка, то есть счи­та­лось, что дети вла­де­ют отдель­ным иму­ще­ст­вом, но под при­смот­ром отца.

3. Отцы обыч­но, но не все­гда, эман­ци­пи­ро­ва­ли сво­их детей, когда те ста­но­ви­лись взрос­лы­ми, исполь­зуя какой-либо более или менее фор­маль­ный метод, удо­вле­тво­ряв­ший вла­сти.

с.159 В сво­ей часто цити­ру­е­мой ста­тье Тау­бен­шлаг рас­смат­ри­вал первую аль­тер­на­ти­ву как наи­бо­лее важ­ную. Насколь­ко мне извест­но, нет ника­ких под­твер­ждаю­щих её дока­за­тельств73. Прав­да, в мно­гих рас­смот­рен­ных выше слу­ча­ях речь идёт о несо­вер­шен­но­лет­них детях. Это может лишь отра­жать про­стой демо­гра­фи­че­ский факт: чем млад­ше дети, тем боль­ше веро­ят­ность того, что был жив их отец, кото­рый будет ука­зан в том же доку­мен­те, и несо­вер­шен­но­лет­ние мог­ли так­же с боль­шей веро­ят­но­стью упо­ми­нать помощь отца. Из тех три­на­дца­ти детей, кото­рые опи­са­ны как hy­pok­hei­rioi, толь­ко о тро­их так­же гово­рит­ся как о несо­вер­шен­но­лет­них (P.Diog. 18; P.Gen. 44; SB I.5692). Нуж­но при­знать, что никто из осталь­ных не может быть удо­сто­ве­рен как совер­шен­но­лет­ний (стар­ше два­дца­ти пяти лет), хотя одна из них явля­ет­ся мате­рью P.Pa­nop. 28 = SB XII.11221), а дру­гой – кава­ле­ри­стом (P.Oxy. XLI.2951)74.

Как пер­вая, так и вто­рая гипо­те­зы мог­ли бы при­ем­ле­мо объ­яс­нить выра­же­ния, встре­чаю­щи­е­ся в папи­ру­сах. Само собой разу­ме­ет­ся, что мест­ные прак­ти­ки меня­лись мед­лен­но: никто бы всерь­ёз не пове­рил, что в 212 году мил­ли­о­ны про­вин­ци­а­лов вне­зап­но усво­и­ли рим­ское пра­во. Первую модель труд­нее все­го согла­со­вать с дан­ны­ми рескрип­тов: про­си­те­ли нико­гда не пори­ца­ют­ся за то, что оши­боч­но посчи­та­ли эман­ци­па­цию авто­ма­ти­че­ским след­ст­ви­ем совер­шен­но­ле­тия, и несо­вер­шен­но­лет­ние так­же быва­ли эман­ци­пи­ро­ва­ны75. Хотя вто­рая аль­тер­на­ти­ва тео­ре­ти­че­ски отли­ча­лась от рим­ской кон­цеп­ции po­tes­tas, в повсе­днев­ной жиз­ни резуль­тат был во мно­гом таким же, и это мог­ло наве­сти мост меж­ду пра­во­вой тео­ри­ей и обще­рас­про­стра­нён­ной прак­ти­кой. Фор­маль­ная эман­ци­па­ция так­же задо­ку­мен­ти­ро­ва­на в Егип­те, хотя не слиш­ком широ­ко. Вполне понят­но, что все­гда нахо­ди­лись люди, кото­рым уда­ва­лось усво­ить пра­во­вые нор­мы луч­ше, чем дру­гим. Таким обра­зом, воз­мож­но, что все три пара­диг­мы сосу­ще­ст­во­ва­ли в долине Нила, одна­ко я скло­нен пола­гать, что со вре­ме­нем пер­вая ста­ла менее важ­ной, тогда как име­лась тен­ден­ция к соче­та­нию вто­рой и третьей. По край­ней мере, на это ука­зы­ва­ют свиде­тель­ства из дру­гих обла­стей Импе­рии (см. ниже раздел V).

Нако­нец, сле­ду­ет упо­мя­нуть сфе­ру, к кото­рой рим­ское государ­ство, без­услов­но, про­яв­ля­ло неосла­бе­ваю­щий инте­рес: нало­го­об­ло­же­ние и дру­гие обще­ст­вен­ные повин­но­сти. Здесь pat­ria po­tes­tas име­ла мень­шее зна­че­ние, чем мы мог­ли бы себе пред­ста­вить. Нало­ги пла­ти­лись на иму­ще­ство или per ca­pi­ta, вне зави­си­мо­сти от po­tes­tas. Отец отве­чал за обя­за­тель­ные пуб­лич­ные повин­но­сти сво­их зави­си­мых, но это не было финан­со­вым бре­ме­нем, посколь­ку чле­нов одной и той же fa­mi­lia нель­зя было при­вле­кать к испол­не­нию повин­но­стей чаще, чем одно­го чело­ве­ка. Таким обра­зом, эман­ци­па­ция не облег­ча­ла обще­го бре­ме­ни семьи и мог­ла даже уве­ли­чить его (в зави­си­мо­сти, конеч­но, от того, сколь­ко иму­ще­ства было пере­да­но детям)76. С этим гар­мо­ни­ру­ют свиде­тель­ства из Егип­та: в паре папи­ру­сов отец и его дети несут вза­им­ную ответ­ст­вен­ность за литур­гии друг дру­га77.


V. Сохра­не­ние pat­ria po­tes­tas: Позд­няя импе­рия


Какое бы недо­уме­ние она ни вызы­ва­ла у новых граж­дан, pat­ria po­tes­tas нико­им обра­зом не исчез­ла из рим­ско­го обще­ства после 212 года. Регу­ляр­но появ­ля­ясь в рескрип­тах пери­о­да тет­рар­хии, она и поз­же про­дол­жа­ла упо­ми­нать­ся как в восточ­ных, так и в запад­ных зако­нах (см., напри­мер, выше раздел II о bo­na ma­ter­na и pe­cu­lium castren­se). с.160 Так­же pat­ria po­tes­tas рас­смат­ри­ва­ет­ся как суще­ст­ву­ю­щий инсти­тут в Сиро-рим­ском судеб­ни­ке78. Нет сомне­ний в том, что Юсти­ни­ан счи­тал её важ­ной и живой частью пра­во­вой систе­мы, кото­рую пытал­ся сохра­нить в сво­ей импе­рии, и невоз­мож­но пове­рить, что эта повто­ря­ю­ща­я­ся про­бле­ма­ти­ка была пол­но­стью наду­ман­ной79. Сами зако­ны ино­гда пока­зы­ва­ют, что люди ощу­ща­ли вли­я­ние отцов­ской вла­сти на свою повсе­днев­ную жизнь, подоб­но тем неза­кон­но­рож­ден­ным детям, кото­рые не хоте­ли быть уза­ко­нен­ны­ми, пото­му что тогда отец кон­тро­ли­ро­вал бы их мате­рин­ское наслед­ство (Nov. 74. praef. 2). Неко­то­рые авто­ры-нею­ри­сты на про­тя­же­нии IV и V веков упо­ми­на­ют отцов­скую власть в более или менее точ­ных тер­ми­нах80. То, что коли­че­ство явных фор­му­ли­ро­вок оста­ёт­ся отно­си­тель­но низ­ким, не уди­ви­тель­но: писа­те­ли Позд­ней рес­пуб­ли­ки и Ран­ней импе­рии упо­ми­на­ли pat­ria po­tes­tas не чаще. Читая речи Цице­ро­на про­тив Верре­са, труд­но заме­тить, что на самом деле Веррес нахо­дил­ся in po­tes­ta­te и, сле­до­ва­тель­но, даже не был соб­ст­вен­ни­ком тех богатств, кото­рые вымо­гал из сво­ей про­вин­ции.

Воз­мож­но, несколь­ко разо­ча­ро­вы­ва­ет тот факт, что папи­ру­сы визан­тий­ско­го пери­о­да ещё менее точ­ны в отно­ше­нии pat­ria po­tes­tas, чем папи­ру­сы III века. Выра­же­ния hy­pok­hei­rios и hy­po te khei­ri не встре­ча­ют­ся после 329 года, но поз­же они заме­ня­ют­ся на hy­pe­xou­sios (см. ниже). От IV века у нас есть два акта усы­нов­ле­ния; оба опус­ка­ют вся­кое упо­ми­на­ние о pat­ria po­tes­tas или о чём-либо, что мог­ло бы быть с ней свя­за­но. Так, усы­но­ви­тель обе­ща­ет содер­жать усы­нов­лён­но­го, сде­лать его сво­им наслед­ни­ком и пере­дать маль­чи­ку его отцов­ское и мате­рин­ское наслед­ство после того, как тот достигнет совер­шен­но­ле­тия. Кро­ме того, лицом, отдав­шим маль­чи­ка в усы­нов­ле­ние, была его бабуш­ка, хотя в рим­ском пра­ве этот акт (тех­ни­че­ски ar­ro­ga­tio) не мог быть совер­шён таким обра­зом. Созда­ёт­ся впе­чат­ле­ние, что тот, кто состав­лял эти доку­мен­ты, не слиш­ком ува­жал рим­ские пра­во­вые кон­цеп­ции81. Конеч­но, сами по себе усло­вия дого­во­ра не про­ти­во­ре­чи­ли рим­ско­му пра­ву: усы­но­ви­тель мог выпол­нить своё обе­ща­ние посред­ст­вом эман­ци­па­ции или pe­cu­lium.

С дру­гой сто­ро­ны, в 430 году монах и трое детей его покой­ной сест­ры про­да­ва­ли иму­ще­ство, кото­рое они уна­сле­до­ва­ли от его мате­ри, их бабуш­ки по мате­рин­ской линии (JSB V.7996 = PSI XII.1239). Дети, воз­раст кото­рых не уточ­ня­ет­ся, дей­ст­во­ва­ли через сво­его отца. Он имел их в сво­ей вла­сти (hy­pe­xou­sioi) и заявил, что санк­ци­о­ни­ру­ет и гаран­ти­ру­ет их реше­ние, будучи так­же их опе­ку­ном (ky­rios). Хотя писец здесь откло­нил­ся от тер­ми­но­ло­гии импер­ско­го пра­ва, он вполне сле­до­вал его сути. Текст соот­вет­ст­во­вал по край­ней мере мини­маль­ным юриди­че­ским тре­бо­ва­ни­ям: участ­ни­ки дей­ст­во­ва­ли сов­мест­но для пере­да­чи иму­ще­ства, на кото­рое и отец (как узуф­рук­ту­а­рий), и дети (как «насто­я­щие» соб­ст­вен­ни­ки) име­ли опре­де­лён­ные пра­ва. Воз­мож­но, ана­ло­гич­ная ситу­а­ция кро­ет­ся за заме­ча­ни­ем в папи­ру­се середи­ны VI века (P.Michael. 40.61–63).

Таким обра­зом, в то вре­мя как два акта об усы­нов­ле­нии IV века демон­стри­ру­ют без­раз­ли­чие по отно­ше­нию к импер­ско­му пра­ву, эта про­да­жа V века, похо­же, свиде­тель­ст­ву­ет о неко­то­ром ува­же­нии к нему. Насколь­ко мне извест­но, ни один из дру­гих позд­не­рим­ских доку­мен­тов не явля­ет­ся более убеди­тель­ным82. В VI веке ино­гда появ­ля­ет­ся сло­во hy­pe­xou­sios – два­жды в Егип­те и один раз в Нес­сане (Пале­сти­на). Кон­текст во всех слу­ча­ях один и тот же: отец женит или выда­ёт замуж (либо при­ни­ма­ет обрат­но) сына или дочь, о кото­рых гово­рит­ся, что они hy­pe­xou­sios, и харак­тер этих отно­ше­ний не уточ­ня­ет­ся. Одна­ко в одном из них отец жени­ха пре­до­ста­вил моло­до­жё­нам в каче­стве дара неве­сте «всё, что оста­лось от его покой­ной жены, мате­ри жени­ха». Совер­шен­но неве­ро­ят­но, чтобы он сам был пря­мым бене­фи­ци­а­ром; гораздо более веро­ят­но, что мать оста­ви­ла своё иму­ще­ство сыну, а отец управ­лял им как узуф­рук­ту­а­рий в соот­вет­ст­вии с импер­ским пра­вом83. В общем, хотя папи­ру­сы с.161 не могут слу­жить дока­за­тель­ст­вом суще­ст­во­ва­ния pat­ria po­tes­tas в позд­не­рим­ском Егип­те, они так­же не про­ти­во­ре­чат это­му. У нас оста­лись юриди­че­ские и лите­ра­тур­ные источ­ни­ки, даю­щие осно­ва­ние пола­гать, что в позд­ней антич­но­сти отцов­ская власть была при­зна­на как повсе­днев­ная прак­ти­ка по всей Импе­рии.

С дру­гой сто­ро­ны, на прак­ти­ке pat­ria po­tes­tas обыч­но была свя­за­на с несо­вер­шен­но­лет­ни­ми детьми. Отец отве­чал за них и за их иму­ще­ство и нуж­дал­ся в неко­то­ром авто­ри­те­те, чтобы поме­шать им совер­шить какую-нибудь глу­пость. Как выра­зил­ся Лак­тан­ций: кто мог бы вос­пи­тать сво­их детей, если бы не имел над ними вла­сти?84 Такая связь была есте­ствен­на, посколь­ку боль­шин­ство детей in po­tes­ta­te дей­ст­ви­тель­но были несо­вер­шен­но­лет­ни­ми. Для это­го были две при­чи­ны, о кото­рых уже упо­ми­на­лось: во-пер­вых, боль­шое коли­че­ство отцов уми­ра­ло до совер­шен­но­ле­тия их детей, во-вто­рых, мно­гие дети были эман­ци­пи­ро­ва­ны. Далее мы рас­смот­рим это важ­ное явле­ние более вни­ма­тель­но.

Частота эман­ци­па­ции на ран­них эта­пах рим­ской исто­рии оста­ёт­ся пред­ме­том умо­зри­тель­ных постро­е­ний. Как и pat­ria po­tes­tas в целом, она ред­ко упо­ми­на­ет­ся в лите­ра­тур­ных источ­ни­ках. Там эман­ци­па­ция почти все­гда свя­за­на с какой-то опре­де­лён­ной при­чи­ной, поли­ти­че­ской или семей­ной85. Это озна­ча­ло бы, что она оста­ва­лась исклю­чи­тель­ной мерой, но свиде­тель­ства могут вве­сти нас в заблуж­де­ние. В любом слу­чае реше­ние все­гда зави­се­ло от отца86. Ино­гда эман­ци­пи­ро­ва­лись все дети семьи, ино­гда толь­ко неко­то­рые из них, ино­гда толь­ко сын, но не вну­ки87. В III веке эман­ци­па­ция часто упо­ми­на­ет­ся в импе­ра­тор­ских рескрип­тах; хотя это не дела­ет воз­мож­ной какую-либо ста­ти­сти­че­скую оцен­ку, по край­ней мере мы можем ска­зать, что это было широ­ко рас­про­стра­нён­ное явле­ние сре­ди тех, кто обра­щал­ся с про­ше­ни­я­ми88.

Ни в одном источ­ни­ке Ран­ней импе­рии, ни в юриди­че­ском, ни в лите­ра­тур­ном, нет ни малей­ше­го намё­ка на то, что взрос­ле­ние детей как тако­вое было осно­ва­ни­ем для их осво­бож­де­ния из-под отцов­ской вла­сти: моти­вы, если они при­веде­ны, все­гда инди­виду­аль­ны. В этом отно­ше­нии свиде­тель­ства явно меня­ют­ся в позд­ней антич­но­сти. Отныне доволь­но часто пред­по­ла­га­ет­ся, что люди хотят эман­ци­пи­ро­вать сво­их детей, когда те достиг­нут совер­шен­но­ле­тия. Впер­вые это пря­мо засвиде­тель­ст­во­ва­но в законе Кон­стан­ти­на:


Cum aeta­tes le­gi­ti­mae li­be­ro­rum ad eman­ci­pa­tio­nem pa­ren­tes in­vi­ta­ve­rint et pat­res­fa­mi­lias vi­de­re li­be­ros suos vo­lue­rint. . . (CTh 8.18.2).

«Когда совер­шен­но­ле­тие детей побуж­да­ет роди­те­лей к эман­ци­па­ции и они жела­ют видеть сво­их детей гла­ва­ми семейств…»[5].

В 393 году собор афри­кан­ских епи­ско­пов заклю­чил, что домаш­нюю дис­ци­пли­ну лег­че под­дер­жи­вать, если дети нахо­дят­ся in po­tes­ta­te. Таким обра­зом, их не сле­ду­ет эман­ци­пи­ро­вать до дости­же­ния совер­шен­но­ле­тия, если не гаран­ти­ро­ва­но их достой­ное поведе­ние. Под­ра­зу­ме­ва­ет­ся, что взрос­ле­ю­щие сыно­вья, ско­рее все­го, будут эман­ци­пи­ро­ва­ны89. Одна­ко это, конеч­но, не было пра­ви­лом или даже рутин­ной прак­ти­кой. Запад­ные зако­ны нача­ла V века под­ра­зу­ме­ва­ют, что муж­чи­на может иметь взрос­лых детей и после­дую­щие поко­ле­ния in po­tes­ta­te90. Соглас­но Авгу­сти­ну, в совре­мен­ной рим­ской Афри­ке ино­гда (‘ali­quan­do’) было целе­со­об­раз­но, чтобы дети были эман­ци­пи­ро­ва­ны и полу­чи­ли иму­ще­ство от сво­их роди­те­лей; таким момен­том мог­ли стать женить­ба сына или заня­тие им долж­но­сти. Тем не менее, мно­гие отцы отка­зы­ва­лись, посколь­ку не жела­ли терять власть, выте­каю­щую из их кон­тро­ля над семей­ной соб­ст­вен­но­стью. С дру­гой сто­ро­ны, Авгу­стин так­же пред­по­ла­гал, что отцы могут захо­теть изба­вить­ся от без­на­дёж­но с.162 непо­слуш­ных детей. Хотя его язык в этом отрыв­ке более дву­смыс­лен, он, веро­ят­но, имел в виду эман­ци­па­цию91.

Столь же рас­плыв­ча­тые выра­же­ния мы встре­ча­ем в запад­ном законе 452 года. Он пред­пи­сы­вал, что отец может управ­лять мате­рин­ским наслед­ст­вом сво­их детей до дости­же­ния ими два­дца­ти­лет­не­го воз­рас­та. В этот момент ему реко­мен­до­ва­ли пере­дать им одну поло­ви­ну состо­я­ния, а дру­гую сохра­нить за собой до соб­ст­вен­ной смер­ти. Ранее Кон­стан­тин поста­но­вил, что, когда дети будут эман­ци­пи­ро­ва­ны, pa­ter­fa­mi­lias может сохра­нить одну треть bo­na ma­ter­na. Про­бле­ма в том, что хотя оба зако­на явно рас­смат­ри­ва­ют одну и ту же тему, в более позд­нем не исполь­зу­ет­ся сло­во eman­ci­pa­tio, но заме­ня­ет­ся на опре­де­лён­ный воз­раст. Одна­ко фор­му­ли­ров­ка тек­ста (напри­мер, ‘in fa­mi­lia con­sti­tu­tus’) пред­по­ла­га­ет, что на самом деле име­лась в виду эман­ци­па­ция: хотя она и не была обя­за­тель­ной, ожи­да­лось, что она про­изой­дёт при­мер­но в воз­расте два­дца­ти лет92.

Взя­тые вме­сте, эти фраг­мен­ты инфор­ма­ции пока­зы­ва­ют, что в середине V века на Запа­де совер­шен­но­ле­тие детей име­ло боль­шое зна­че­ние. Отцы, веро­ят­но, рас­смат­ри­ва­ли воз­мож­ность их эман­ци­па­ции, и мно­гие, оче­вид­но, пред­по­чи­та­ли это сде­лать. Ана­ло­гич­ных свиде­тельств с Восто­ка, по-види­мо­му, недо­ста­точ­но. Юсти­ни­ан при­ка­зал осо­бо, чтобы импе­ра­тор­ский коди­цил, при­сва­и­вав­ший кому-либо ранг pat­ri­cius, одно­вре­мен­но осво­бож­дал его от pat­ria po­tes­tas. Импе­ра­тор при­знал, что пат­ри­ций ред­ко быва­ет fi­lius­fa­mi­lias, тогда как для кон­су­ла это вполне нор­маль­но (‘que­mad­mo­dum in con­su­li­bus haec res usi­ta­ta est’)93. С дру­гой сто­ро­ны, юриди­че­ское раз­ли­чие меж­ду эман­ци­пи­ро­ван­ны­ми и неэ­ман­ци­пи­ро­ван­ны­ми детьми посте­пен­но сти­ра­лось, осо­бен­но в наслед­ст­вен­ном пра­ве. Это раз­ви­тие почти пол­но­стью завер­ши­лось на Восто­ке ко вре­ме­ни Юсти­ни­а­на. Ины­ми сло­ва­ми, эман­ци­па­ция утра­чи­ва­ла свои побоч­ные пра­во­вые эффек­ты, что было вполне есте­ствен­ным резуль­та­том, если она была уже не исклю­чи­тель­ной мерой, а доволь­но обыч­ным явле­ни­ем94. Эман­ци­па­ция, воз­мож­но, оста­ва­лась менее попу­ляр­ной на Восто­ке, но это невоз­мож­но про­ве­рить.

Како­ва бы ни была реаль­ная частота эман­ци­па­ции, суще­ст­вен­ная чер­та pat­ria po­tes­tas сохра­ни­лась как на Восто­ке, так и на Запа­де: отец сам мог решать, осво­бож­дать сво­их потом­ков или нет. В этой фор­ме pat­ria po­tes­tas всё ещё была извест­на рим­ским юри­стам, работав­шим на визи­гот­ских терри­то­ри­ях в кон­це V – нача­ле VI вв. Она явно не была исклю­че­на из Lex Ro­ma­na Vi­si­gotho­rum95. С дру­гой сто­ро­ны, совре­мен­ный Lex Ro­ma­na Bur­gun­dio­num почти не упо­ми­на­ет pat­ria po­tes­tas и нико­гда не упо­ми­на­ет eman­ci­pa­tio, хотя fi­lius­fa­mi­lias встре­ча­ет­ся три­жды. Эти отдель­ные отрыв­ки были доволь­но неадек­ват­ным опи­са­ни­ем ста­рой pat­ria po­tes­tas и их, без­услов­но, труд­но понять без пред­ва­ри­тель­но­го зна­ния рим­ско­го пра­ва. Тем не менее, ими созда­ёт­ся впе­чат­ле­ние, что отцов­ская власть не была поза­бы­та96.

В нача­ле VI века епи­скоп Цеза­рий Аре­лат­ский, по-види­мо­му, счи­тал­ся с pat­ria po­tes­tas, когда при­ка­зал посвя­щён­ным девам раздать своё иму­ще­ство:


Il­lae ve­ro qui ad­huc vi­vis pa­ren­ti­bus sub­stan­tiam suam in po­tes­ta­te ha­be­re non pos­sunt, aut ad­huc mi­no­ris aeta­tis sunt, char­tas tunc fa­ce­re com­pel­lan­tur quan­do res pa­ren­tum in po­tes­ta­te ha­be­re po­tue­rint, aut ad le­gi­ti­mum aeta­tem per­ve­ne­rint (Reg. virg. 6, SC 345.184).

с.163 «Пусть же те, кто не может иметь иму­ще­ство в сво­ей вла­сти до тех пор, пока живы их роди­те­ли97 или пока они сами явля­ют­ся несо­вер­шен­но­лет­ни­ми, при­нуж­да­ют­ся соста­вить доку­мен­ты тогда, когда смо­гут иметь иму­ще­ство роди­те­лей в сво­ей вла­сти или когда достиг­нут совер­шен­но­ле­тия»[7].

Эти сло­ва неод­но­знач­ны и могут быть истол­ко­ва­ны в обоб­щён­ном зна­че­нии. Девуш­ка ред­ко име­ла какую-либо соб­ст­вен­ность до того, как уна­сле­до­ва­ла её от сво­их роди­те­лей (‘res­pa­ren­tum’). Без­услов­но, это вер­но для любо­го обще­ства. Одна­ко пред­став­ля­ет­ся более веро­ят­ным, что епи­скоп мыс­лил в тра­ди­ци­он­ных тер­ми­нах рим­ско­го пра­ва. Он пред­у­смот­рел два осно­ва­ния, по кото­рым жен­щи­на не мог­ла рас­по­ря­жать­ся сво­им иму­ще­ст­вом (‘sub­stan­tiam suam’) из каких бы то ни было источ­ни­ков: закон­ное несо­вер­шен­но­ле­тие и отцов­ская власть.

Об отно­ше­ни­ях меж­ду роди­те­ля­ми и детьми у гер­ман­ских наро­дов извест­но немно­го. В какой-то мере их рас­смат­ри­ва­ют толь­ко бур­гунд­ский и визи­гот­ский кодек­сы. Как и сле­до­ва­ло ожи­дать, в Lex Bur­gun­dio­num невоз­мож­но най­ти ниче­го похо­же­го на pat­ria po­tes­tas. Веро­ят­но, это отра­жа­ет ситу­а­цию в боль­шин­стве дру­гих пере­се­лен­че­ских обществ. С дру­гой сто­ро­ны, похо­же, что визи­готы были несколь­ко более склон­ны исполь­зо­вать рим­ские образ­цы. Соот­вет­ст­вен­но, они пре­до­став­ля­ли отцам узу­фрукт на мате­рин­ское наслед­ство. То, что дети полу­ча­ли из внеш­них источ­ни­ков, таких как король, они мог­ли сохра­нить за собой как своё соб­ст­вен­ное. Позд­не­рим­ское пра­во уже очень близ­ко подо­шло к это­му реше­нию с учреж­де­ни­ем pe­cu­lium qua­si castren­se. Дети авто­ма­ти­че­ски ста­но­ви­лись неза­ви­си­мы­ми в бра­ке или в воз­расте два­дца­ти лет. Опять же, мно­гие – хотя и не все – рим­ляне пред­вос­хи­ти­ли этот обы­чай бла­го­да­ря ран­ней эман­ци­па­ции. Но неумо­ли­мым фак­том оста­ва­лось то, что основ­ная мас­са иму­ще­ства боль­шин­ства детей зави­се­ла от отцов­ско­го иму­ще­ства. Без это­го гер­ман­цам было бы столь же труд­но жить, как и рим­ля­нам. В Бур­гун­дии сыно­вья часто полу­ча­ли поло­ви­ну сво­его наслед­ства аван­сом, воз­мож­но, при вступ­ле­нии в брак. Как Lex Bur­gun­dio­num, так и Lex Vi­si­gotho­rum пред­у­смат­ри­ва­ли воз­мож­ность того, что взрос­лые сыно­вья живут в общем домо­хо­зяй­стве со сво­и­ми роди­те­ля­ми. В целом, хотя визи­готы бра­ли при­мер с неко­то­рых рим­ских реше­ний, идея пожиз­нен­ной отцов­ской вла­сти как тако­вой кажет­ся чуж­дой всем гер­ман­ским наро­дам98.

Когда быв­шие рим­ские про­вин­ци­а­лы отка­за­лись от древ­не­го инсти­ту­та pat­ria po­tes­tas? Име­ет­ся слиш­ком мало свиде­тельств для того, чтобы ука­зать на тем­пы раз­ви­тия или выявить раз­ли­чия в раз­ных реги­о­нах. В пись­ме Гри­го­рия Вели­ко­го 594 года (Ep. 4.36) пред­став­лен сици­ли­ец, чьё res ma­ter­nae оста­ва­лось у его отца до самой смер­ти послед­не­го. Вполне веро­ят­но, что рим­ское пра­во на этой визан­тий­ской терри­то­рии про­дол­жа­ло соблюдать­ся. С дру­гой сто­ро­ны, Иси­дор Севиль­ский, писав­ший в визи­гот­ской Испа­нии в нача­ле VII века, сле­дую­щим обра­зом объ­яс­нял в сво­ём эти­мо­ло­ги­че­ском ком­пен­ди­у­ме сло­во pe­cu­lium:


Pe­cu­lium prop­rie mi­no­rum est per­so­na­rum si­ve ser­vo­rum. Nam pe­cu­lium est quod pa­ter vel do­mi­nus fi­lium suum vel ser­vum pro suo trac­ta­re pa­ti­tur (Orig. 5.25.5).

«В соб­ст­вен­ном смыс­ле пеку­лий – то, что при­над­ле­жит несо­вер­шен­но­лет­ним или рабам. Ведь пеку­лий – это то, чем отец или гос­по­дин поз­во­ля­ет сво­е­му сыну или рабу управ­лять как сво­им соб­ст­вен­ным»[8].

Это очень тра­ди­ци­он­ное рим­ское опре­де­ле­ние pe­cu­lium, за исклю­че­ни­ем того, что оно огра­ни­че­но толь­ко несо­вер­шен­но­лет­ни­ми детьми. Это наво­дит на мысль, что во вре­ме­на Иси­до­ра взрос­лые люди уже не нахо­ди­лись in po­tes­ta­te. Име­ет­ся ещё более инте­рес­ный доку­мент из визи­гот­ских вла­де­ний, for­mu­la акта эман­ци­па­ции. Она начи­на­ет­ся:


Pris­ca con­sue­tu­do et le­gum dec­re­ta san­xe­runt, ut pat­res fi­lios in po­tes­ta­te ha­ben­tes tem­po­re, quo per­fec­tos in eos praes­pe­xe­rint an­nos, pos­tu­la­ta a pat­ri­bus ab­so­lu­tio­ne, per­ci­piant, quod ta­men pat­res ip­si, si vo­lue­rint, con­ce­dant. . . (Form. Vis. 34).

с.164 «Ста­рин­ным обы­ча­ем и поста­нов­ле­ни­я­ми зако­нов уста­нов­ле­но, чтобы нахо­дя­щи­е­ся во вла­сти отца сыно­вья, достиг­шие совер­шен­но­ле­тие и потре­бо­вав­шие осво­бож­де­ния, его полу­ча­ли; одна­ко отцы сами, если поже­ла­ют, могут его пре­до­ста­вить…»[9].

Текст, с его иско­вер­кан­ным син­та­к­си­сом, не может быть сколь­ко-нибудь точ­но дати­ро­ван. Воз­мож­но, он отра­жа­ет фор­му­ли­ров­ку позд­не­рим­ских актов эман­ци­па­ции, в дру­гих слу­ча­ях утра­чен­ных. В нача­ле VII века она навер­ня­ка исполь­зо­ва­лась людь­ми, пытав­ши­ми­ся про­дол­жить рим­ские тра­ди­ции, и это ясно пока­зы­ва­ет, как вошло в обы­чай эман­ци­пи­ро­вать детей по дости­же­нии ими совер­шен­но­ле­тия, но так­же то, что этот акт по-преж­не­му счи­тал­ся доб­ро­воль­ным, по край­ней мере тео­ре­ти­че­ски. В гораздо более мно­го­чис­лен­ных галль­ских фор­му­ля­рах подоб­ные доку­мен­ты не сохра­ни­лись. Одна for­mu­la усы­нов­ле­ния сохра­ня­ет следы рим­ской тер­ми­но­ло­гии (‘po­tes­tas pat­ris’), но в осталь­ном отцов­ская власть в них не фигу­ри­ру­ет99. Это ука­зы­ва­ет на то, что pat­ria po­tes­tas не мог­ла быть слиш­ком цен­тра­ли­зо­ван­ным инсти­ту­том, когда эти сбор­ни­ки были соеди­не­ны вме­сте в VII и VIII вв. Тем не менее, послед­ние остат­ки рим­ской семей­ной систе­мы мог­ли сохра­нять­ся сре­ди ста­ро­го насе­ле­ния Запад­ной Евро­пы ещё дол­го после раз­ва­ла Импе­рии110.


VI. Заклю­че­ние


Не может быть ника­ких сомне­ний в том, что pat­ria po­tes­tas про­дол­жа­ла оста­вать­ся кра­е­уголь­ным кам­нем рим­ско­го семей­но­го пра­ва, а так­же суще­ст­вен­ным эле­мен­том вещ­но­го и наслед­ст­вен­но­го пра­ва. Её прак­ти­че­ское зна­че­ние очень ясно про­яв­ля­ет­ся в тех уси­ли­ях, кото­рые были пред­при­ня­ты для обес­пе­че­ния того, чтобы дети in po­tes­ta­te не были лише­ны сво­его мате­рин­ско­го наслед­ства. Всё это зако­но­да­тель­ство было бы необъ­яс­ни­мо, будь отцов­ская власть в рим­ском обще­стве мёрт­вой бук­вой. Напро­тив, это пока­зы­ва­ет, что pat­ria po­tes­tas вос­при­ни­ма­лась как реаль­ное сред­ство эко­но­ми­че­ско­го кон­тро­ля. Раз­ви­тие pe­cu­lium (qua­si) castren­se так­же не озна­ча­ло ради­каль­но­го пося­га­тель­ства на ста­рин­ные пол­но­мо­чия отца, но про­сто отра­жа­ло рас­ту­щее зна­че­ние нажи­то­го дохо­да в выс­шем и сред­нем клас­сах. Жела­ем ли мы ска­зать, что в позд­ней антич­но­сти pat­ria po­tes­tas была «раз­мы­та», – оста­ёт­ся делом вку­са. Хотя рим­ляне раз­ра­бота­ли мно­же­ство спо­со­бов избе­жать её отдель­ных послед­ст­вий, они отка­зы­ва­лись счи­тать её уста­рев­шей как тако­вую. Мед­лен­ная адап­та­ция писа­но­го пра­ва к соци­аль­ным и эко­но­ми­че­ским изме­не­ни­ям – хоро­шо извест­ное явле­ние во мно­гих куль­ту­рах. Но тот факт, что отцов­ская власть пере­жи­ла IV век, когда мно­гие уста­рев­шие пра­во­вые поня­тия про­сто игно­ри­ро­ва­лись, ука­зы­ва­ет на то, что пер­во­при­чи­ной была не инер­ция. Pat­ria po­tes­tas не была несов­ме­сти­ма с обыч­ны­ми моде­ля­ми дви­же­ния соб­ст­вен­но­сти в рим­ском обще­стве. Это, веро­ят­но, объ­яс­ня­ет, поче­му рим­ляне мог­ли смот­реть на её мно­го­чис­лен­ные недо­стат­ки лишь как на неболь­шие ано­ма­лии, кото­рых мож­но было избе­жать при мини­му­ме здра­во­го смыс­ла. В кон­це кон­цов, вполне есте­ствен­но, что стар­шее поко­ле­ние муж­чин неохот­но отка­зы­ва­лось от систе­мы, давав­шей им эко­но­ми­че­скую власть над потом­ка­ми. Хотя связь меж­ду pat­ria po­tes­tas и семей­ной дис­ци­пли­ной не часто упо­ми­на­ет­ся пря­мо, она все­гда долж­на была вос­при­ни­мать­ся по умол­ча­нию. Хри­сти­ан­ские епи­ско­пы так­же сочли её полез­ной опо­рой есте­ствен­ной иерар­хии.

В наших более позд­них источ­ни­ках основ­ным спо­со­бом осво­бо­дить­ся от pat­ria po­tes­tas явля­ет­ся эман­ци­па­ция. Теперь это счи­та­лось осо­бен­но умест­ным, когда дети ста­но­ви­лись взрос­лы­ми, что нико­гда не было засвиде­тель­ст­во­ва­но в Ран­ней импе­рии. Заман­чи­во пред­по­ло­жить, что этот обы­чай рас­про­стра­нил­ся в III веке, кода новые граж­дане научи­лись при­спо­саб­ли­вать­ся к рим­ской семей­ной систе­ме. Как бы то ни было, ока­зы­ва­ет­ся, что в боль­шин­стве обла­стей Позд­ней Рим­ской импе­рии, от Егип­та и Сирии до Север­ной Афри­ки, Испа­нии и Гал­лии, была при­ня­та основ­ная идея отцов­ской вла­сти. Это, конеч­но, не озна­ча­ет, что обыч­ные люди когда-либо были зна­ко­мы с тех­ни­че­ски­ми подроб­но­стя­ми зако­на. Воз­мож­но, мно­гие из них трак­то­ва­ли отцов­скую власть как сво­его рода над­зор (или «опе­ку»), а не как абсо­лют­ное с.165 гос­под­ство. Серь­ёз­ной угро­зы для пра­во­по­ряд­ка это не пред­став­ля­ло, посколь­ку соот­вет­ст­ву­ю­щая тер­ми­но­ло­гия мог­ла быть обнов­ле­на впо­след­ст­вии, если в этом воз­никнет необ­хо­ди­мость. Прав­да, по мере того как чело­век спус­кал­ся по соци­аль­ной пира­миде, долж­ны были сни­жать­ся как оцен­ка, так и смыс­ло­вое напол­не­ние пра­во­вых пред­пи­са­ний. Сель­ские жите­ли, кото­рые даже не гово­ри­ли по-латы­ни или по-гре­че­ски, мог­ли нико­гда не сопри­ка­сать­ся с пра­во­вой систе­мой, за исклю­че­ни­ем нало­го­об­ло­же­ния. Семей­ное поведе­ние этой зна­чи­тель­ной груп­пы рим­ских граж­дан все­гда будет оста­вать­ся весь­ма гипо­те­ти­че­ским. Но сре­ди тех, кто счи­та­ли себя наслед­ни­ка­ми клас­си­че­ской циви­ли­за­ции, pat­ria po­tes­tas сохра­ня­лась на Восто­ке после Юсти­ни­а­на и на Запа­де до тех пор, пока такие люди могут быть раз­ли­чи­мы в наших источ­ни­ках.

ПРИМЕЧАНИЯ


  • * Эта ста­тья вырос­ла из мате­ри­а­ла, изло­жен­но­го в моей рабо­те “Women and Law in La­te An­ti­qui­ty” (1996) – далее WLL. Неко­то­рые новые идеи воз­ник­ли в резуль­та­те обсуж­де­ния на кон­фе­рен­ции «Сме­ще­ние гра­ниц в позд­ней антич­но­сти II» (Колум­бия, Южная Каро­ли­на) в мар­те 1997 года. Я так­же полу­чил на раз­ных эта­пах очень полез­ную кри­ти­ку от Род­же­ра Бэг­нал­ла, Джудит Эванс Граббс, Джейн Гард­нер, Джейн Роуленд­сон, Ричар­да Сал­ле­ра, чита­те­лей «Жур­на­ла» и осо­бен­но от Джил­ли­ан Кларк. Никто из них не несёт ответ­ст­вен­но­сти за остав­ши­е­ся неис­прав­лен­ны­ми ошиб­ки или необос­но­ван­ные выво­ды.
  • 1См. из послед­не­го, напри­мер, J. F. Gardner, Being a Ro­man Ci­ti­zen (1993), 32–84; R. P. Sal­ler, ‘Pat­ria po­tes­tas and the ste­reo­ty­pe of the Ro­man fa­mi­ly’, Con­ti­nui­ty and Chan­ge 1 (1986), 7–22; idem, Pat­riar­chy, Pro­per­ty and Death in the Ro­man Fa­mi­ly (1994), 71–153.
  • 2P. Vo­ci, ‘Sto­ria del­la pat­ria po­tes­tas da Cos­tan­ti­no a Gius­ti­nia­no’, SDHI 51 (1985), 1–72; см. так­же idem, ‘Sto­ria del­la pat­ria po­tes­tas da Augus­to a Dioc­le­zia­no’, Iura 31 (1980), 37–100; E. Sachers, ‘Po­tes­tas pat­ria’, RE XXII (1953), 1046–1175; D. Dal­la, ‘As­pet­ti del­la pat­ria po­tes­ta e dei rap­por­ti tra ge­ni­to­ri e fig­li nell’epo­ca postclas­si­ca’, At­ti dell’Ac­ca­de­mia Ro­ma­nis­ti­ca Cos­tan­ti­nia­na: VII Con­veg­no in­te­ma­zio­na­le (1988), 89–109. Доволь­но рас­плыв­ча­то об отцов­ской вла­сти: L. Mit­teis, Reichsrecht und Volksrecht in den östli­chen Pro­vin­zen des rö­mi­schen Kai­ser­reichs (1891, repr. 1935, 1963), 209–212.
  • 3R. Tau­benschlag, ‘Die Pat­ria po­tes­tas im Recht der Pa­py­ri’, ZRG 37 (1916), 177–230, особ. 207–230; и idem, The Law of Gre­co-Ro­man Egypt in the Light of the Pa­py­ri (2nd edn, 1955), 130–149; за ним сле­ду­ют, напри­мер, Sachers, op. cit. (прим. 2), 1067–1068, 1136–1137, и мно­гие дру­гие.
  • 4Сим­вол ста­ту­са у выс­ших клас­сов: D. Dau­be, Ro­man Law: Lin­guis­tic, So­cial and Phi­lo­sophi­cal As­pects (1969), 75–91. Крайне стес­ни­тель­ный пере­жи­ток: A. Wat­son, So­cie­ty and Le­gal Chan­ge (1977), 23–30. Юриди­че­ская абстрак­ция для целей насле­до­ва­ния: Y. Tho­mas, ‘The di­vi­sion of the se­xes in Ro­man law’, в: P. S. Pan­tel (ed.), A His­to­ry of Women in the West, I. From An­cient God­des­ses to Chris­tian Saints (1992), 83–137, на 90–111.
  • 5См. преж­де все­го Sal­ler, op. cit. (прим. 1, 1986), и idem, ‘Men’s age at mar­ria­ge and its con­se­quen­ces in the Ro­man fa­mi­ly’, CPh 82 (1987), 21–34. Иоанн Зла­то­уст совер­шен­но спра­вед­ли­во заме­тил, что сыно­вья доса­до­ва­ли, если их отцы жили слиш­ком дол­го: In Co­loss. 1.3, PG 62.303. О про­бле­ме антич­ных демо­гра­фи­че­ских дан­ных и исполь­зо­ва­нии при­мер­ных таб­лиц про­дол­жи­тель­но­сти жиз­ни см. T. G. Par­kin, De­mo­gra­phy and Ro­man So­cie­ty (1992), особ. 70–85; Sal­ler, op. cit. (прим. 1, 1994), 9–69; R. S. Bag­nall and B. W. Frier, The De­mo­gra­phy of Ro­man Egypt (1994), особ. 75–110.
  • 6Точ­ное юриди­че­ское содер­жа­ние li­be­ra ad­mi­nistra­tio не ясно. Обыч­но оно не поз­во­ля­ло потом­ку разда­вать иму­ще­ство, если толь­ко он не был сена­то­ром – в этом слу­чае Уль­пи­ан счёл есте­ствен­ным пред­по­ло­жить, что ad­mi­nistra­tio вклю­ча­ет в себя так­же воз­мож­ность совер­шать даре­ния, Dig. 39.5.7; см. так­же 2.14.28.2; 34.4.31.3; 41.2.14.pr; 42.8.12; 46.2.34.pr; Se­ne­ca, Con­s. Helv. 14.3 etc. В целом о pe­cu­lium и иму­ще­ст­вен­ных отно­ше­ни­ях меж­ду отца­ми и сыно­вья­ми см. Y. Tho­mas, ‘Droit do­mes­ti­que et droit po­li­ti­que à Ro­me: Re­mar­ques sur le pé­cu­le et les ho­no­res des fils de fa­mil­le’, MEF­RA 94 (1982), 527–580; A. Kirschen­baum, Sons, Sla­ves and Freed­men in Ro­man Com­mer­ce (1987); Gardner, op. cit. (прим. 1), 55–62.
  • 7Dig. 4.4.3.4; 34.4.31.3; CJ 5.18.7 (294 г.); Ge­ront., Vi­ta Me­la­niae 12, SC 90.150, с ком­мен­та­ри­ем Arja­va, WLL 43. M. Ka­ser, Das rö­mi­sche Pri­vat­recht, I: Das altrö­mi­sche, das vorklas­si­sche und klas­si­sche Recht (2nd edn, 1971), 344; R. P. Sal­ler, ‘Pie­tas, ob­li­ga­tion and autho­ri­ty in the Ro­man fa­mi­ly’, в: P. Kneis­sel und V. Lo­se­mann (eds), Al­te Ge­schich­te und Wis­sen­schaftsge­schich­te: Festschrift für K. Christ (1988), 393–410, на 396–397, 407–408; idem, op. cit. (прим. 1, 1994), 123–127.
  • 8См. Wat­son, op. cit. (прим. 4), 27–28; P. Garnsey and R. P. Sal­ler, The Ro­man Em­pi­re: Eco­no­my, So­cie­ty and Cul­tu­re (1987), 47–48.
  • 9Dig. 6.1.65.1; 31.88.pr/89.pr; 33.8.6.4/10/19.2/26; 34.4.31.3; 40.1.7; CJ 3.29.2; 3.36.13/18.pr.
  • 10О сво­бод­но­рож­ден­ных и воль­ноот­пу­щен­ни­ках в рим­ской эко­но­ми­ке см., напри­мер, P. Garnsey (ed.), Non-Sla­ve La­bour in the Gre­co-Ro­man World (1980), с источ­ни­ка­ми и допол­ни­тель­ной лите­ра­ту­рой.
  • 11См. CJ 8.46.5; Dig. 25.3.5.7; Aug., Serm. 45.2, CCL 41.517; Sal­ler, op. cit. (прим. 7, 1988), 406; idem, op. cit. (прим. 1, 1994), 126–127; Dau­be, op. cit. (прим. 4), 81–82.
  • 12Tit. Ulp. 20.10; Just., Inst. 2.12.pr; CJ 4.28.7.1; 12.36; Dig. 14.6.2; 24.1.32.8; 38.2.22; 39.5.7.6; 49.17. H. Fit­ting, Das castren­se pe­cu­lium in sei­ner ge­schichtli­chen Entwi­cke­lung und heu­ti­gen ge­mein­rechtli­chen Gel­tung (1871); F. La Ro­sa, I pe­cu­lii spe­cia­li in di­rit­to ro­ma­no (1953); Ka­ser, op. cit. (прим. 7), 344; B. Leh­mann, ‘Das Eigen­ver­mö­gen der rö­mi­schen Sol­da­ten un­ter vä­ter­li­cher Gewalt’, ANRW 11.14 (1982), 183–284.
  • 13См., напри­мер, E. Stein, Un­ter­su­chun­gen über das Of­fi­cium der Prä­to­ria­nerprä­fek­tur seit Diok­le­tian (1922), 14–16; A. Boak, ‘Of­fi­cium’, RE XVII (1936), 2045–2056; A. H. M. Jones, ‘The Ro­man ci­vil ser­vi­ce (cle­ri­cal and sub­cle­ri­cal gra­des)’, в: idem, Stu­dies in Ro­man Go­vernment and Law (1960), 153–175; idem, The La­ter Ro­man Em­pi­re 284–602 (1964), 563–566; см. так­же K. L. Noet­lichs, Beam­ten­tum und Dienstver­ge­hen: Zur Staatsverwal­tung in der Spä­tan­ti­ke (1981), 20–34.
  • 14CJ 12.36.6 (444? г.); см. Fit­ting, op. cit. (прим. 12), 416–431; La Ro­sa, op. cit. (прим. 12), 218–221 (в основ­ном пра­виль­но, но её трак­тов­ка на с. 208–219 ско­рее сби­ва­ет с тол­ку, чем помо­га­ет); Stein, op. cit. (прим. 13), 9–10. CJ 6.21.16–17, оче­вид­но, каса­ют­ся не pe­cu­lium castren­se, а дру­гих при­ви­ле­гий «сол­дат­ско­го заве­ща­ния», ср. Dig. 29.1; CJ 6.21; Just., Inst. 2.11.
  • 15CTh 6.36.1 (326 г.); ср. 6.35, особ. 6.35.3 (352? г.); B. Leh­mann, ‘Das “pe­cu­lium castren­se” der “pa­la­ti­ni”’, La­beo 23 (1977), 49–54. Si­len­tia­rii, слу­жив­шие под нача­лом prae­po­si­tus sac­ri cu­bi­cu­li и, несо­мнен­но, вхо­див­шие в чис­ло двор­цо­во­го пер­со­на­ла, отдель­но упо­ми­на­ют­ся в CJ 12.16.5 (497/499 г., Восток), веро­ят­но, пото­му, что в более позд­нем язы­ке pa­la­ti­ni ста­ли обо­зна­чать толь­ко финан­со­вые депар­та­мен­ты и, во избе­жа­ние дву­смыс­лен­но­сти, для осталь­ных кон­стан­ти­нов­ские при­ви­ле­гии нуж­да­лись в под­твер­жде­нии. Ср. W. Ensslin, ‘Pa­la­ti­ni’, RE XVIII.1 (1942), 2529–2560, особ. 2536–2540.
  • 16Юри­сты: CTh 1.34.2 + 2.10.6 (422 г., Восток); CJ 2.7.7 (439 г., Восток), 8 (440 г., Восток); Nov. Val. 2.2.4 (442 г., Запад). Духо­вен­ство: CJ 1.3.33 (472 г., Восток); Nov. 123.19 (546 г., Восток).
  • 17CJ 3.28.37 (531 г.); 6.61.7 (530 г.). См. так­же M. Ka­ser, Das rö­mi­sche Pri­vat­recht, II: Die nachklas­si­schen Entwick­lun­gen (2nd edn, 1975), 216; Vo­ci, op. cit. (прим. 2, 1985), 33–39.
  • 18Для крат­ко­го введе­ния в позд­не­рим­ские про­вин­ци­аль­ные кодек­сы и ран­ние гер­ман­ские зако­ны, рас­смат­ри­вае­мые ниже, см., напри­мер, C. Schott, ‘Der Stand der Le­ges-Forschung’, Früh­mit­te­lal­ter­li­che Stu­dien 13 (1979), 29–55; Arja­va, WLL 18–23, со ссыл­ка­ми на допол­ни­тель­ную лите­ра­ту­ру.
  • 19Сло­во ‘vin­di­ca­re’ явля­ет­ся здесь про­бле­ма­тич­ным. В клас­си­че­ском пра­ве ‘vin­di­ca­tio’ озна­ча­ла судеб­ный иск о воз­вра­те чего-либо, чем чело­век уже вла­дел, но не обла­дал в дан­ный момент. В пост­клас­си­че­ском пра­ве этот гла­гол употреб­лял­ся гораздо сво­бод­нее в зна­че­нии «при­об­ре­тать или отста­и­вать пра­во соб­ст­вен­но­сти», неза­ви­си­мо от того, вла­де­ло ли лицо этим иму­ще­ст­вом ранее и обла­да­ет ли им в насто­я­щий момент; см. E. Le­vy, West Ro­man Vul­gar Law: The Law of Pro­per­ty (1951), 210–219, при­веде­ны при­ме­ры.
  • 20Ba­si­li­co­rum scho­lia 8.1.19, 8.1.23.3, Schel­te­ma B I 72–74, 76; Vo­ci, op. cit. (прим. 2, 1985), 34.
  • 21В про­тив­ном слу­чае вся про­во­ди­мая в законе ана­ло­гия с воен­ны­ми ока­за­лась бы нару­шен­ной. Вот поче­му аргу­мен­ты La Ro­sa, op. cit. (прим. 12), 208–216, не выглядят убеди­тель­ны­ми. Одна­ко вер­но, что заве­ща­тель­ная спо­соб­ность раз­лич­ных клас­сов долж­ност­ных лиц не вполне ясна; см. CJ 1.3.49.pr; 3.28.37 (пока­зы­ваю­щий, что это вопрос был спор­ным во вре­ме­на Юсти­ни­а­на).
  • 22Напри­мер, Dig. 6.1.65.1; 37.7.8; Fragm. Vat. 294; CJ 3.36.4 (Алек­сандр Север); 6.20.12–13 (294 г.); 1.3.33 (472 г., Восток); 12.16.5 (497/499 г., Восток); 6.20.21 (532 г., Восток). Прав­да, есть так­же отрыв­ки, где пред­став­ля­ет­ся воз­мож­ной уступ­ка при­об­ре­тён­но­го иму­ще­ства отцу, если оно не было защи­ще­но пра­вом pe­cu­lium castren­se, Nov. Val. 2.2.4 (442, г., Запад); CJ 12.16.5.pr (497/499 г., Восток); Just., Inst. 2.12.pr.
  • 23См., напри­мер, M. Hum­bert, Le Re­ma­ria­ge à Ro­me (1972), 207–263; J. F. Gardner, ‘Ano­ther fa­mi­ly and an in­he­ri­tan­ce: Clau­dius Bra­si­das and his ex-wife’s will’, LCM 12 (1987), 52–54; E. Champlin, Fi­nal Judgments: Du­ty and Emo­tion in Ro­man Wills 200 B.C.–A.D. 250 (1991), 125–126; Arja­va, WLL, 98–100; и ниже прим. 58.
  • 24CTh 8.18; Arja­va, WLL, 100–105, с допол­ни­тель­ны­ми ссыл­ка­ми. О про­бле­мах юриди­че­ской тер­ми­но­ло­гии (вклю­чая акт cre­tio, посред­ст­вом кото­ро­го ребё­нок и отец сов­мест­но тре­бо­ва­ли наслед­ства) см., напри­мер, P. Vo­ci, ‘Il di­rit­to ere­di­ta­rio Ro­ma­no nell’età di tar­do im­pe­ro: il IV se­co­lo (pri­ma par­te)’, Iura 29 (1978), 17–113, на 56–79; и P. Fuen­te­se­ca, ‘Ma­ter­num pat­ri­mo­nium (Re­vi­sión de CTh. 8,18,1 y 8,18,2)’, At­ti dell’Ac­ca­de­mia Ro­ma­nis­ti­ca Cos­tan­ti­nia­na: IX Con­veg­no in­ter­na­zio­na­le (1993), 331–347.
  • 25Ср. ‘ius pe­cu­lii’, Nov. Theod. 14.8 (439 г., Восток); см. так­же Hum­bert, op. cit. (прим. 23), 246–252, хотя он допус­ка­ет неко­то­рую натяж­ку дока­за­тельств.
  • 26CJ 6.61.6 (529 г.); 6.61.8.5a (531 г.); CTh 8.18.9 (426 г., Запад).
  • 27CTh 8.18.3 (334 г.); CJ 6.60.4 (468 г.); Arja­va, WLL, 101–103; и о мно­гих про­бле­мах, свя­зан­ных с нерод­ны­ми роди­те­ля­ми, в позд­не­рим­ском пра­ве, 172–177.
  • 28CTh 8.18.6 (379 г., Запад) и 7 (395 г. Запад); ещё нет в 8.18.5 (349 г., Восток).
  • 29CTh 8.19.1 (426 г., Запад); CJ 6.61.2 (428 г., Восток); Nov. Theod. 14.8 (439 г., Восток); CJ 6.61.4–5 (472/473 г., Восток).
  • 30CJ 6.61.6 (529 г.); Just., Inst. 2.9.1. Ср. Lex Rom. Vis. 8.9–10 (= CTh 8.18–19); Lex Rom. Burg. 22.1–2.
  • 31Tab­let­tes Al­ber­ti­ni 11; 15; 18; 21; 29; 30.
  • 32О бра­ке и раз­во­де см. P. E. Cor­bett, The Ro­man Law of Mar­ria­ge (1930), 53–67, 122–125; J. F. Gardner, Women in Ro­man Law and So­cie­ty (1986), 10–11, 41–44; S. Treg­gia­ri, ‘Con­sent to Ro­man mar­ria­ge: so­me as­pects of law and rea­li­ty’, EMC/CV 26 (1982), 34–44; eadem, Ro­man Mar­ria­ge: Ius­ti Co­niu­ges from the Ti­me of Ci­ce­ro to the Ti­me of Ul­pian (1991), 459–461, 476–482; J. Beau­camp, Le Sta­tut de la fem­me à By­zan­ce (4e-7e sièc­le), II, Les pra­ti­ques so­cia­les (1992), 145–146, 153–158, 297–300, 305–306; Arja­va, WLL, 29–41, 44–46, с допол­ни­тель­ны­ми ссыл­ка­ми.
  • 33Dig. 37.12.5; 48.8.2; 48.9.5; фраг­мен­ты Гая из Авгу­сто­ду­на, 4.85–86 (FI­RA II 224); CTh 19.15.1; 11.27.1; 4.8.6.pr, с CJ 8.46.10; Lex Vis. 6.5.18–19. В целом по этой теме: Ka­ser, op. cit. (прим. 7), 341–342; idem, op. cit. (прим. 17), 204; Vo­ci, op. cit. (прим. 2, 1980), 60–61, 66–74, 79; Y. Tho­mas, ‘Vi­tae ne­cis­que po­tes­tas. Le pè­re, la ci­té, la mort’, в: Du châti­ment dans la ci­té: Suppli­ces cor­po­rels et pei­ne de mort dans le mon­de an­ti­que (Coll. ÉFR 79, 1984), 499–548; W. V. Har­ris, ‘The Ro­man father’s power of li­fe and death’, в: R. S. Bag­nall and W. V. Har­ris (eds), Stu­dies in Ro­man Law in Me­mo­ry of A. A. Schil­ler (1986), 81–95; Sal­ler, op. cit. (прим. 7, 1988), 395–396; idem, op. cit. (прим. 1, 1994), 115–17; см. так­же J. Goo­dy, The Orien­tal, the An­cient, and the Pri­mi­ti­ve: Sys­tems of Mar­ria­ge and the Fa­mi­ly in the Pre-In­dustrial So­cie­ties of Eura­sia (1990), 405.
  • 34Tert., Adv. Marc. 2.13.5, CCL 1.490; Lact., Inst. 4.3.14–17, CSEL 19.280; Lib., Or. 62.24–5; Ep. 1375; Jero­me, Ep. 82.3; John Chrys., Vi­dua elig. 9–10, PG 51.329; De ina­ni glo­ria 30, SC 188.120; Aug., Serm. 9.4; 13.9, CCL 41.114/182; см. Sal­ler, op. cit. (прим. 7, 1988), 405; idem, ‘Cor­po­ral pu­nishment, autho­ri­ty, and obe­dien­ce in the Ro­man hou­se­hold’, в: B. Rawson (ed.), Mar­ria­ge, Di­vor­ce, and Children in An­cient Ro­me (1991), 144–165; E. Eyben, ‘Fathers and sons’, ibid. 114–143; Sal­ler, op. cit. (прим. 1, 1994), 142–153.
  • 35См., напри­мер Dio Chrys., Or. 15.18; Dig. 48.19.16.2; CJ 8.46.3 (227 г.); CTh 9.13.1 (365/373 г.); и работы в преды­ду­щем при­ме­ча­нии.
  • 36Напри­мер, Aug., In evang. Joh. 7.7, CCL 36.70; In psalm. 32.2.1.3, CCL 38.249; см. B. D. Shaw, ‘The fa­mi­ly in La­te An­ti­qui­ty: the ex­pe­rien­ce of Augus­ti­ne’, Past and Pre­sent 115 (1987), 3–51, на 19–26, с обшир­ной доку­мен­та­ци­ей и боль­шим (воз­мож­но, слиш­ком боль­шим) акцен­том на наси­лии в семье; см. так­же S. Po­que, Le Lan­ga­ge sym­bo­li­que dans la pré­di­ca­tion d’Augus­tin d’Hip­po­ne: Ima­ges hé­roïques (1984), 193–224; и теперь см. P. Garnsey, ‘Sons, sla­ves – and Chris­tians’, в: B. Rawson and P. Wea­ver (eds), The Ro­man Fa­mi­ly in Ita­ly: Sta­tus, Sen­ti­ment, Spa­ce (1997).
  • 37См. Dig. 1.16.9.3; CJ 8.46.1/3/5; CTh 9.13.1; BGU VII.1578; см. так­же Aug., In Joh. 30.8, CCL 36.293.
  • 38См. выше прим. 7.
  • 39См. CJ 3.28; Dig. 5.2; Gardner, op. cit. (прим. 32), 183–190. О позд­ней­шем раз­ви­тии: Ka­ser, op. cit. (прим. 17), 514–521.
  • 40Ambr., De Vir­gi­ni­bus 1.62–64; Nov. Maj. 6.3 (458 г., Запад); CJ 1.3.54.5 (533/534 г.); Nov. 115.3.11; см. так­же Lib., Decl. 46 (ана­ло­гич­ная угро­за сыну). Так­же см. Arja­va, WLL, 157–67, о раз­лич­ных про­бле­мах, вызван­ных хри­сти­ан­ским аске­тиз­мом.
  • 41Si­don., Ep. 4.23; Lib., Or. 62.24–25; ср. Theo­do­ret., Hist. eccl. 3.17, повто­ря­ет­ся у Cass., Hist. 6.44; Ambr., Hex. 5.4.10; 5.18.58; 6.4.22, CSEL 32.1.147/184/218; Aug., Serm. 355.3–5, PL 39.1570; In psalm. 32.2.3, CCL 38.248; 93.17, CCL 39.1318; In Ga­lat. 39, PL 35.2132. См. так­же Champlin, op. cit. (прим. 23), 14–15, 107–111.
  • 42См. Aug., Serm. 21.8; 45.2, CCL 41.283/517; In psalm. 17.32, CCL 38.99; 102.20, CCL 40.1469; Ambr., Hex. 5.18.58, CSEL 32.1.184f. Shaw, op. cit. (прим. 36), 20–25; Sal­ler, op. cit. (прим. 1, 1994), 122–123.
  • 43Nov. 18.1 (536 г.); новая квота засвиде­тель­ст­во­ва­на в P. Masp. III.67353 (569). См. так­же P. Masp. 1.67097 = FI­RA III.15, с Beau­camp, op. cit. (прим. 32), 79–81; и Сиро-рим­ский судеб­ник L 9; ср. W. Selb, Zur Be­deu­tung des sy­ri­sch-rö­mi­schen Rechtsbuchs (1964), 72–86.
  • 44Lex Rom. Burg. 45.4–5; Sent. Pau­li 4.5 + int, и CTh 2.19.2/4 + int, в: Lex Ro­ma­na Vi­si­gotho­rum (и его Epi­to­mes).
  • 45Lex Vis. 4.5.1/3; см. K. Zeu­mer, ‘Ge­schich­te der westgo­ti­schen Ge­setzge­bung IV’, Neues Ar­chiv der Ge­sell­schaft für äl­te­re deutsche Ge­schichtskun­de 26 (1901), 91–149, на 138–146; P. D. King, Law and So­cie­ty in the Vi­si­gothic Kingdom (1972), 246–247.
  • 46Ed. Roth. 168–171; Leg. Liutpr. 113; ср. Ed. Roth. 158–160; Leg. Liutpr. 5; 65; 102. См. так­же Lex Burg. 1; 24-25; 51; 75. О меро­винг­ских заве­ща­ни­ях см. Arja­va, WLL, 72, 97–98.
  • 47См. Dig. 1.6.3; Just., Inst. 1.9; Dion. Hal. 2.26. Полу­чив­шие граж­дан­ство пере­гри­ны, как семья Геро­да Атти­ка, есте­ствен­но, долж­ны были при­нять идею po­tes­tas, Phi­lostr., Soph. 1.21.7 (= 521).
  • 48L. Ir­nit. 21–22; 86; ср. Gai­us, Inst. 1.93–95; J. González, ‘The Lex Ir­ni­ta­na: a new co­py of the Fla­vian mu­ni­ci­pal law’, JRS 76 (1986), 147–243, на 148–149, 154, 176–177, 203–204, 231; Gardner, op. cit. (прим. 1), 188–190.
  • 49P. Oxy. II.237; P. Mil. Vogl. IV.229; см. N. Lewis, ‘On pa­ter­nal autho­ri­ty in Ro­man Egypt’, RI­DA 17 (1970), 251–258.
  • 50См. особ. P.Oxy. II.237, VI. 14 и VII.41–2; в BGU VII.1578 отец-вете­ран, веро­ят­но, ссы­ла­ет­ся на рим­ское пра­во.
  • 51Ср. Dig. 5.1.4: ‘Lis nul­la no­bis es­se po­test cum eo quem in po­tes­ta­te ha­be­mus, ni­si ex castren­si pe­cu­lio’[2].
  • 52См. Tau­benschlag, op. cit. (прим. 3, 1916), 177–207; idem, op. cit. (прим. 3, 1955), особ. 130–131, 148.
  • 53См., напри­мер, T. Ho­no­ré, Em­pe­rors and Lawyers (2nd edn, 1994); L. Huch­thau­sen, ‘Her­kunft und öko­no­mi­sche Stel­lung weib­li­cher Ad­res­sa­ten von Reskrip­ten des Co­dex Ius­ti­nia­nus (2. und 3. Jh. u.Z.)’, Klio 56 (1974), 199–228; eadem, ‘Zu kai­ser­li­chen Reskrip­ten an weib­li­che Ad­res­sa­ten aus der Zeit Dioc­le­tians (284–305 u.Z.)’, Klio 58 (1976), 55–85.
  • 54В каче­стве слу­чай­ной выбор­ки см., напри­мер, CJ 2.2.3; 3.31.6; 4.19.16; 4.29.8; 5.16.16; 5.71.7; 6.9.4; 6.14.1; 6.20.6/9/11/15; 6.30.1; 6.46.5; 6.57.2; 6.59.1; 8.46.1–8; 8.48.1–4; 8.53.2/17; 8.54.5; 10.50.2; etc. Про­стой поиск строк ‘po­tes­ta*’ или ‘eman­ci­pat*’ в Кодек­се Юсти­ни­а­на дал бы ещё десят­ки при­ме­ров.
  • 55BGU VII. 1578 (око­ло 200 г.); P.Diog. 18 = P.Harr. 1.68 = FI­RA III.28 (225 г.); P.Gen. I.44 (260 г.); P.Oxy. XIV.1642 (289 г.); LIV.3758.156–180 (325 г.); P.Pa­nop. 28 = SB XII.11221 (329 г.); воз­мож­но вос­ста­но­вить в SB I.5692 (III в.) и P.Oxy. XIV.1703 (око­ло 260 г.). См. так­же P.Lond. III.977.14 (330 г.), где о доче­ри гово­рит­ся ep’ exou­sias moi.
  • 56P.Oxy. X.1268 (III в.); XLI.2951 (267 г.); IX.1208 (291 г.); SB X.10728 (318 г.).
  • 57Они обо­зна­ча­ли состо­я­ние под­власт­но­сти (вне тех­ни­че­ско­го зна­че­ния) уже в клас­си­че­ском гре­че­ском язы­ке, см. Lid­dell and Scott, A Greek-English Le­xi­con, s.v., но не исполь­зо­ва­лись в папи­ру­сах до рим­ско­го пери­о­да.
  • 58CPR VI.78 (доку­мент фраг­мен­та­рен и может быть рекон­струи­ро­ван несколь­ко ина­че, чем в насто­я­щем изда­нии). См., напри­мер, CJ 3.28.25 (301 г.); 6.25.3 (216 г.); 6.42.15 (256 г.); 8.54.5 (294 г.); Arja­va, WLL, 99 nn. 72–73; и выше прим. 23.
  • 59CPL 206 = FI­RA III.14 (III в.); ср. Gai­us, Inst. I.132–134. Во II веке man­ci­pa­tio про­ис­хо­ди­ла перед пре­то­ром или намест­ни­ком про­вин­ции, но поз­же этот акт стал воз­мо­жен и перед мест­ны­ми маги­ст­ра­та­ми. Это долж­но было зна­чи­тель­но облег­чить работу намест­ни­ков после 212 года, а так­же помочь тем, кто жил вда­ле­ке от сто­ли­цы про­вин­ции. Пись­мен­ный доку­мент при­вет­ст­во­вал­ся, но не являл­ся обя­за­тель­ным. CJ 4.21.11; 8.48; Sent. Pau­li 2.25.2–4; Gai­us, Epit. 1.6.3–5; Сиро-рим­ский судеб­ник L 3. В той мере, в какой пустая фор­маль­ность man­ci­pa­tio соблюда­лась в позд­ней антич­но­сти, она едва ли была для кого-нибудь реаль­ным пре­пят­ст­ви­ем; офи­ци­аль­но она была отме­не­на толь­ко Юсти­ни­а­ном, CJ 8.48.6; Just., Inst. 1.12.6; Selb, op. cit. (прим. 43), 169; Ka­ser, op. cit. (прим. 17), 212.
  • 60CPR VI.12–30 (300/301 г.); ср. CPR VI p. 60.
  • 61P.Grenf. I.49 (220/201 г.); P.Oxy. VII.1040 (225 г.); P.Gen. I.9 (251 г.); PSI VIII.873 (299 г.).
  • 62P.Oxy. LI.3638 (220 г.); XIV.1697 (242 г.); IX.1208 (291 г.); P.Bub. 1.4 (221 г.); P.Lond. III.954 = MChr 351 (260 г.); P.Giss. 34 (265/266 г., дед по отцов­ской линии); P.Coll.You­tie II.71–72 (281 г.); см. так­же P.Oxy. XXXIV.2723 (III в.).
  • 63P.Oxy. IX.1208 (291 г.); X.1268 (III в.); XLI.2951 (267 г.); воз­мож­но так­же в XIV.1703 (око­ло 260 г.); SB I.5692 (III в.).
  • 64BGU II.667 (221/222 г.); PSI XV.1546 (222 г.); X.1126 (III в.); SB VI.9069 (III в.); веро­ят­но так­же CPR 1.218. Об опе­ке над взрос­лы­ми жен­щи­на­ми см. Arja­va, WLL, 112–123.
  • 65SB I.1010 = FI­RA III.61 (249 г.). Гре­че­ский текст сохра­нил­ся и в более пол­ной копии, SB VI.9298. Ещё один дву­языч­ный доку­мент с похо­жим содер­жа­ни­ем – P.Oxy. VIII.1114 = FI­RA III.63 (237 г.).
  • 66Боль­шин­ство дру­гих папи­ру­сов, о кото­рых здесь идёт речь, пред­став­ля­ют собой либо част­ные кон­трак­ты, либо обра­ще­ния к низ­шим чинов­ни­кам.
  • 67PSI X.1126 (III в.); CPR I.218 (веро­ят­но, так вос­ста­нав­ли­ва­ет­ся); SB V.7996 = PSI XII.1239 (430 г.), рас­смат­ри­ва­ет­ся ниже. После 212 года толь­ко один отец появ­ля­ет­ся как epit­ro­pos сво­его ребён­ка, BGU II.667 (221/222 г.). В осталь­ном «нестан­дарт­ное» исполь­зо­ва­ние ky­rios вме­сто epit­ro­pos засвиде­тель­ст­во­ва­но толь­ко одна­жды за весь рим­ский пери­од, P.Lond. III.903 (103/117 г.).
  • 68P.Oxy. IX. 1208; см. E. Vol­ter­ra, ‘Il se­na­to­con­sul­to Or­fi­zia­no e la sua appli­ca­zio­ne in do­cu­men­ti egi­zia­ni del III se­co­lo d. C.’, в: At­ti dell’XI congres­so in­tern. di pa­pi­ro­lo­gia (1966), 551–585, на 576–585.
  • 69CIL X.7457 = ILS 8377 = FI­RA III.56 (175 г.). Ср. реги­ст­ра­цию сво­их соб­ст­вен­ных рабов и рабов его сыно­вей отцом-граж­да­ни­ном, PSI V.447 (167 г.).
  • 70См. спи­сок слу­ча­ев в: H. Chantrai­ne, Frei­ge­las­se­ne und Skla­ven im Dienst der rö­mi­schen Kai­ser, Stu­dien zu ih­rer No­menkla­tur (1967), 35–41; напри­мер, CIL VI pp. 899–906. Такие выра­же­ния как ‘One­si­mus Ger­ma­ni­ci Cae­sa­ris li­ber­tus’ или ‘Mar­ci Aure­lii Cae­sa­ris li­ber­tus’ не соот­вет­ст­ву­ют Dig. 37.14.13: ‘Fi­lius fa­mi­lias ser­vum pe­cu­lia­rem ma­nu­mit­te­re non po­test. Ius­su ta­men pat­ris ma­nu­mit­te­re po­test: qui ma­nu­mis­sus li­ber­tus fit pat­ris’[3].
  • 71CJ 3.36.4; 6.20.13; Fragm. Vat. 274; 277; 281; 294–296; etc.
  • 72Epit. Cod. Greg. Vis. 3.8.2 (FI­RA II.661); см. P.Gen. I.44 (260 г.); SB X.10728 (318 г.); P.Oxy. XII. 1470 (336 г.). В том же смыс­ле могут быть интер­пре­ти­ро­ва­ны мно­гие дру­гие про­да­жи, упо­мя­ну­тые в преды­ду­щих при­ме­ча­ни­ях, напри­мер, P.Oxy. IX.1208: XXXIV.2723; LI.3638; P.Lond. III.977. J. Rowlandson, Lan­downers and Te­nants in Ro­man Egypt: The So­cial Re­la­tions of Ag­ri­cul­tu­re in the Oxyr­hyn­chi­te No­me (1996), 194, отме­ча­ет, что в рим­ский пери­од роди­те­ли ино­гда поку­па­ли зем­лю для сво­их неза­муж­них доче­рей, воз­мож­но, чтобы обес­пе­чить их капи­та­лом при вступ­ле­нии в брак.
  • 73Един­ст­вен­ное при­ведён­ное дока­за­тель­ство, P.Mon. I.1.11–13 (574 г.), слиш­ком неяс­но, чтобы быть полез­ным. P.Lips. 1.28 (381 г.), рас­смат­ри­вае­мый ниже в разде­ле V, воз­мож­но, более реле­ван­тен, но всё же неод­но­зна­чен. См. Tau­benschlag, op. cit. (прим. 3, 1916), 207–214, 223–230; его более позд­няя работа, op. cit. (прим. 3, 1955), 130–149, избе­га­ет каких-либо чёт­ких выво­дов.
  • 74В клас­си­че­ском рим­ском пра­ве tu­te­la im­pu­be­ris закан­чи­ва­лась в воз­расте две­на­дца­ти (для дево­чек) или четыр­на­дца­ти лет (для маль­чи­ков). В III веке суще­ст­во­ва­ла тен­ден­ция отме­чать два­дцать пять лет как реаль­ный порог взрос­лой жиз­ни (‘aetas le­gi­ti­ma’). Теперь дети млад­ше два­дца­ти пяти лет, как пра­ви­ло, име­ли cu­ra­tor mi­no­ris, кото­рый посте­пен­но при­об­рёл те же пол­но­мо­чия, что и tu­tor. См., напри­мер, Ka­ser, op. cit. (прим. 7), 352–372; idem, op. cit. (прим. 17), 222–237. В папи­ру­сах III века воз­раст совер­шен­но­ле­тия пря­мо не опре­де­лён, см. D. Ha­ge­dorn, ‘Noch ein­mal zum Volljäh­rig­keit­sal­ter in Ägyp­ten nach der Con­sti­tu­tio An­to­ni­nia­na’, ZPE 113 (1996), 224–226; одна­ко частое появ­ле­ние kou­ra­to­res ука­зы­ва­ет на то, что была при­ня­та рим­ская кон­цеп­ция.
  • 75CJ 2.20.5 (293 г.); 5.62.19 (294 г.); 5.71.7 (283 г.); 10.50.2 (Дио­кле­ти­ан); CTh 8.12.2 (316 г.).
  • 76Dig. 50.1.2; 50.2.6.4; 50.2.7.3; 50.4.3.16–17; CJ 4.13.2–3; 7.71.3; 10.32.1/5; 10.41.1/3; 10.50.2; 10.52.4; 10.62.1–4.
  • 77CPR I.20 (250 г.); P.Oxy. XIV.1642 (289 г.); см. так­же P.Oxy. XII. 1418 (247 г.).
  • 78В гла­вах L 2–3, 18, 40, 42, 44. Гре­че­ский ори­ги­нал это­го несколь­ко зага­доч­но­го про­из­веде­ния вос­хо­дит, веро­ят­но, к кон­цу V века; стан­дар­ти­зи­ро­ван­ный латин­ский пере­вод в FI­RA II.751–798 удо­бен, но не все­гда точен. См. Selb, op. cit. (прим. 43); R. Yaron, ‘Sy­ro-Ro­ma­na’, Iura 17 (1966), 114–164; Ka­ser, op. cit. (прим. 17), 49–50.
  • 79Идея pat­ria po­tes­tas про­ни­зы­ва­ет весь Cor­pus Iuris Ci­vi­lis: крат­кое изло­же­ние см. в Inst. 1.9 и 1.12.
  • 80Lact., Inst. 4.3.15, CSEL 19.280; Greg. Naz., Or. 37.6; Ba­sil., Ep. 276; Symm., Ep. 9.150; John Chrys., Qual. duc. ux. 2, PG 51.226; Conc. Hipp. (393 г.) 1, CCL 149.20; Eunap., Soph. 495 (heau­tou ky­rios = sui iuris); Aug., Ep. 262.11, CSEL 57.631; Serm. 45.2, CCL 41.517; Si­don., Ep. 7.2.7.
  • 81P.Oxy. IX.1206 (335 г.); P.Lips. I.28 = MChr 363 (381 г.). См. Ka­ser, op. cit. (прим. 17), 208–209.
  • 82См., напри­мер, P.Oxy. XII.1470.13 (336 г.); L.3581 (IV/V в.); XVI.1890 (508 г.); SB XII.11075 (нача­ло V в.); PSI IX. 1075 (458 г.); P.Michael. 43 (526 г.); P.Hamb. I.23 (569 г.); SP XX. 145 (VI в.); P.Grenf. II.87 (602 г.); P.Mo­nac. I.1.11–13 (574 г.).
  • 83P.Ness. III. 18 (537 г.); PMasp. I.67006v.14–21 (VI в.); P.Oxy. 1.129 = MChr 296 = FI­RA III.21 (VI в.).
  • 84Lact., Inst. 4.3.15, CSEL 19.280; см. так­же Conc. Hipp. (393 г.) 1; Brev. Hipp. 13, CCL 149.20/37; CTh 9.43.1 (321 г.); 9.13.1 (365/373 г.); CJ 5.70.7.1 (530 г.); 6.61.8.5a (531 г.); 5.17.12 (534 г.); Nov. 22.19 (535 г.).
  • 85Напри­мер, это дава­ло детям воз­мож­ность управ­лять иму­ще­ст­вом, пере­шед­шим от мате­ри или из более отда­лён­ных источ­ни­ков, Suet., Vi­tell. 6; Plin., Ep. 4.2.2; 8.18.4; см. так­же Cic., Dom. 37; Liv. 7.16.9; SHA, Pert. 11.12; Did.Jul. 8.9.
  • 86Gai­us, Inst. 1.137a; Dig. 1.7.31; 30.114.8; 36.1.23.pr; 37.12.5 (исклю­чи­тель­ный слу­чай); CJ 8.48.3 (293 г.); 8.48.4 (Дио­кле­ти­ан).
  • 87Напри­мер, CJ 3.31.6 (224 г.); 4.19.16 (294 г.); 6.14.1 (286 г.); 6.20.6 (244 г.); 6.57.2 (293 г.); 6.59.1 (294 г.); Con­sult. 6.10 (293 г.). Об эман­ци­па­ции жен­щин, кото­рая выглядит совер­шен­но обыч­ной в рим­ских юриди­че­ских источ­ни­ках, см. Arja­va, WLL, 42.
  • 88См. выше прим. 54; A. Wat­son, ‘Pri­va­te law in the rescripts of Ca­rus, Ca­ri­nus and Nu­me­ria­nus’, TRG 41 (1973), 19–34, на 23, и idem, op. cit. (прим. 4), 24–25. Gardner, op. cit. (прим. 1), 71–72, несо­мнен­но, пра­ва, выде­ляя эко­но­ми­че­ские моти­вы.
  • 89Conc. Hipp. 1, CCL 149.20. См. так­же Hie­ro­ny­mus, Ep. 107.6 (‘per­fec­ta aetas et sui iuris’); Symm., Ep. 1.6; 9.150 (Сим­мах веро­ят­но, а его жена без­услов­но были эман­ци­пи­ро­ва­ны).
  • 90CTh 8.13.6 + 8.18.9 + 8.19.1 (426 г., Запад).
  • 91Aug., Serm. 45.2, CCL 41.517; In psalm. 93.17, CCL 39.1318 (‘di­mit­tunt ut fa­ciant quod vo­lunt’)[6]; ср. In Ga­lat. 39, PL 35.2132; Shaw, op. cit. (прим. 36), 20–24. См. так­же текст афри­кан­ско­го собо­ра, упо­мя­ну­то­го выше.
  • 92Nov. Val. 35.10 (452) + int; ср. Lex Rom. Burg. 26; Cod. Eur. 321; Ka­ser, op. cit. (прим. 17), 203 n. 10. О более ран­нем законе см. CTh 8.18.1.2; 8.18.2; 8.18.9.pr. См. так­же CJ 6.61.6.3, где Юсти­ни­ан рас­смат­ри­ва­ет при­мер­но такое же реше­ние в слу­чае эман­ци­па­ции.
  • 93CJ 12.3.5; ср. Nov. 81; Just., Inst. 1.12.4. У Либа­ния в Ep. 731, веро­ят­но, име­ет­ся в виду эман­ци­па­ция, кото­рая изо­бра­жа­ет­ся как вели­ко­душ­ный посту­пок, заслу­жен­ный при­мер­ным поведе­ни­ем сына; в том же духе CTh 9.43.1.3 (321 г., Запад) и Сиро-рим­ский судеб­ник, L 3.
  • 94Ka­ser, op. cit. (прим. 17), 203, 213, 497–511; напри­мер, CJ 6.58.11, 6.58.15.1b; Nov. 118; CTh 3.7.1 (о согла­сии отца на брак); Nov. 22.19 (о раз­во­де).
  • 95См., напри­мер, Gai­us, Epit. 1.5–6; CTh 8.13.2.int; 8.14.1; 8.19.1; 9.43.1; Epit. Cod. Greg. Vis. 3.10.1 (FI­RA II.662); все со сво­и­ми in­terpre­ta­tio­nes. См. так­же fi­lius­fa­mi­lias в: Si­don., Ep. 7.2.7; 7.9.21.
  • 96Lex Rom. Burg. 38.1; 14.4–5 (обра­ща­ет на себя вни­ма­ние вклю­че­ние мате­ри); 22.1–2 (фор­маль­но соот­вет­ст­ву­ет рим­ско­му пра­ву, теперь несколь­ко дву­смыс­лен­но, если заим­ст­во­ван из исход­но­го кон­тек­ста с опу­ще­ни­ем вся­ко­го упо­ми­на­ния об отцов­ском узуф­рук­те, ср. CTh 8.18–19, и выше раздел II); 9.4; 26.1.
  • 97‘Pa­ren­tes’ может озна­чать либо «роди­те­ли», либо «отцы». Зна­че­ние «отцы» обще­при­ня­то в позд­не­ла­тин­ском юриди­че­ском язы­ке, см., напри­мер, ‘in pa­ren­tum po­tes­ta­te’, CTh 8.18.1 (319 г.), CJ 1.3.54.5 (533/534 г.), 3.28.37.2 (531 г.), 7.71.7 (531 г.), ‘his po­tes­ta­tis iure ad pa­ren­tes re­ver­sis’, CJ 6.61.2 (428 г.), ‘quod pa­ren­ti­bus cau­sa eman­ci­pa­tio­nis ob­tu­le­rint’, CTh 8.18.2.in­terpr. (Запад, конец V в.), и мно­же­ство дру­гих слу­ча­ев, когда зна­че­ние явст­ву­ет из кон­тек­ста. С дру­гой сто­ро­ны, воз­мо­жен даже более неопре­де­лён­ный пере­вод «род­ст­вен­ни­ки», как, напри­мер, в CTh 8.18.6.in­terpr., и часто в гер­ман­ских зако­нах. См. подроб­нее ThLL, s.v.
  • 98Lex Burg. 1; 24.5; 51.1–2; 75; 78; Cod. Eur. 305; 321; 336; Lex Vis. 4.2.2/13; 4.5.5; 5.2.2; см. Zeu­mer, op. cit. (прим. 45), 110–112, 146–148; King, op. cit. (прим. 45), 243–244.
  • 99Form. Tur. 23; это выра­же­ние, похо­же, было созда­но по образ­цу Gai­us, Epit. 1.5.1; ср. Form. And. 11a; 37; Form. Tur. 21; в то вре­мя, как эти фор­му­ля­ры обыч­но счи­та­ют­ся после­рим­ски­ми по сти­лю, дру­гие более проч­но уко­ре­не­ны в гер­ман­ской тра­ди­ции, напри­мер, Form. Marc. 2.9; 2.13. В под­лин­ных гра­мотах франк­ской пра­вя­щей эли­ты, конеч­но, нет и намё­ка на pat­ria po­tes­tas.
  • 100См. E. Meyer-Mar­tha­ler, Rö­mi­sches Recht in Rät­ten im frü­hen und ho­hen Mit­te­lal­ter, Bei­hef­te der Sweit­ze­ri­schen Zs. für Ge­schich­te 13 (1968), особ. 131–138.
  • ПРИМЕЧАНИЯ ПЕРЕВОДЧИКА

  • [1]Пере­вод с латин­ско­го. Ср. англий­ский пере­вод в ста­тье А. Арья­вы: “Wha­te­ver sons un­der pa­ter­nal power [who are ad­vo­ca­tes] ha­ve ac­qui­red or should ac­qui­re from such a pro­fes­sion or in con­nec­tion with it, they shall be ab­le to vin­di­ca­te spe­ci­fi­cal­ly as their own pro­per­ty af­ter their father’s death, just li­ke the pe­cu­lium castren­se, un­der a si­mi­lar ru­le as that which has been bes­towed as a pri­vi­le­ge upon sol­diers by right of ac­ti­ve mi­li­ta­ry ser­vi­ce”.
  • [2]«Ника­ко­го судеб­но­го спо­ра не может быть у нас с тем, кого мы име­ем в нашей вла­сти, раз­ве что дело пой­дёт о воин­ском пеку­лии» (пер. с лат. И. С. Пере­тер­ско­го).
  • [3]«Под­власт­ный сын не может отпу­стить на волю раба из соста­ва сво­его пеку­лия. Одна­ко он может его отпу­стить по веле­нию отца, в таком слу­чае тот ста­но­вит­ся воль­ноот­пу­щен­ни­ком отца» (пер. с лат. Д. А. Лит­ви­но­ва).
  • [4]«Если твой отец, когда ты нахо­дил­ся в его вла­сти, воз­на­ме­рил­ся пода­рить дом от тво­е­го име­ни…» (лат.).
  • [5]Пере­вод с латин­ско­го. Ср. англий­ский пере­вод в ста­тье А. Арья­вы: “When his children’s le­gal age in­du­ces a father to eman­ci­pa­te them and he wis­hes to see his children as in­de­pen­dent heads of hou­se­holds...”
  • [6]«Осво­бож­да­ют, чтобы дела­ли, что хотят» (лат.).
  • [7]Пере­вод с латин­ско­го. Ср. англий­ский пере­вод в ста­тье А. Арья­вы: “But tho­se who can­not ha­ve their pro­per­ty in their le­gal power be­cau­se their fathers are still li­ving, or be­cau­se they are still mi­nors, should be com­pel­led to dis­po­se of it at the mo­ment when they are ab­le to ha­ve their fathers’ [or: pa­rents’ ?] pro­per­ty in their power or when they ha­ve co­me of age”.
  • [8]Пере­вод с латин­ско­го. Ср. англий­ский пере­вод в ста­тье А. Арья­вы: “Pe­cu­lium is in the pro­per sen­se so­me­thing which be­longs to mi­nors or sla­ves. For pe­cu­lium is what a father or a mas­ter al­lows his child or sla­ve to ma­na­ge as his own”.
  • [9]Пере­вод с латин­ско­го. Ср. англий­ский пере­вод в ста­тье А. Арья­вы: “An­cient cus­tom and the ru­lings of law ha­ve laid down that when children who are in their father’s power reach their majo­ri­ty they should ask the father to set them free. This the father should grant, if he wants”.
  • ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО РИМА
    1569360013 1413290009 1413290010 1673648683 1675528703 1677951570