О дельфийской мантике

с.67 Несмот­ря на то, что о Дель­фий­ском ора­ку­ле напи­са­но мно­го лите­ра­ту­ры¹ и про­цеду­ра кон­суль­та­ции, рав­но как и функ­ци­о­ни­ро­ва­ние само­го ора­ку­ла, в общих чер­тах извест­на, спо­ры уче­ных о дель­фий­ской ман­ти­ке до сих пор не ути­ха­ют.

В одной ста­тье невоз­мож­но дать даже общую харак­те­ри­сти­ку про­блем, свя­зан­ных с ора­ку­лом Апол­ло­на Пифий­ско­го, поэто­му оста­но­вим­ся лишь на неко­то­рых, наи­бо­лее спор­ных вопро­сах: на таин­ст­вен­ной лич­но­сти пифии, дета­лях про­цеду­ры про­ро­че­ства и спо­со­бах вдох­нов­ле­ния пифии.

Пифия — исклю­чи­тель­ная лич­ность в антич­ных источ­ни­ках, посколь­ку в отли­чие от сивил­лы, с кото­рой часто отож­дествля­ет­ся, она не дава­ла осо­знан­ных про­ри­ца­ний, а явля­лась, так ска­зать, меди­у­мом Апол­ло­на, его оруди­ем (Plut. Mor., 404, B—E). Сло­во «пифия» впер­вые появ­ля­ет­ся у Геро­до­та. Авто­ры клас­си­че­ско­го пери­о­да опи­сы­ва­ют ее как пожи­лую жен­щи­ну (Ae­sch. Eum., 38; Eur. Ion., 1324). Вна­ча­ле же пифи­ей была юная дева, но, после того как Эхе­кра­тид из Фес­са­лии, влю­бив­шись, похи­тил пифию во вре­мя кон­суль­та­ции, дель­фий­цы реши­ли выби­рать пифию из чис­ла жен­щин не моло­же пяти­де­ся­ти лет, но она долж­на была носить одеж­ду девы (Diod., XVI, 26).

Как про­ис­хо­ди­ли выбо­ры пифии, неиз­вест­но². Основ­ны­ми кри­те­ри­я­ми, поми­мо воз­рас­та, явля­лись без­упреч­ная жизнь и про­стое про­ис­хож­де­ние. Авто­ры II в., в том чис­ле Плу­тарх, быв­ший жре­цом Апол­ло­на в Дель­фах, под­чер­ки­ва­ли, что пифия — про­стая дере­вен­ская жен­щи­на, необ­ра­зо­ван­ная, гру­бо­ва­тая, без каких-либо спо­соб­но­стей и опы­та (Mor., 405 C) до тех пор, пока не вдох­нов­ля­лась Апол­ло­ном. В сво­ей преж­ней жиз­ни она мог­ла быть женой и мате­рью, но после вступ­ле­ния в долж­ность ей запре­ща­лось встре­чать­ся с семьей. Пифия жила в спе­ци­аль­ном ого­ро­жен­ном свя­щен­ном месте, вела цело­муд­рен­ную жизнь и соблюда­ла дру­гие риту­аль­ные огра­ни­че­ния. В слу­чае дис­ква­ли­фи­ка­ции она воз­вра­ща­лась к преж­не­му обра­зу жиз­ни. Кро­ме пифии с.68 в хра­ме были и дру­гие жен­щи­ны, в обя­зан­ность кото­рых вхо­ди­ло под­дер­жи­вать неуга­си­мый свя­щен­ный огонь в Апол­ло­но­вом хра­ме (Plut. De Ei Delph., 2; Mor., 385 C), а так­же обслу­жи­ваю­щий пер­со­нал, работаю­щий посмен­но или ночью. При­чем, как сооб­ща­ет Плу­тарх, снаб­же­ние елью и лав­ром для под­дер­жа­ния огня осу­ществля­лось не дева­ми, а жен­щи­на­ми, не спо­соб­ны­ми к бра­ку (Nu­ma, IX).

Обя­за­тель­ное тре­бо­ва­ние без­бра­чия объ­яс­ня­ет­ся необ­хо­ди­мо­стью сохра­нять веч­ный небес­ный огонь, зажи­гаю­щий­ся толь­ко от солн­ца, чистым и неосквер­нен­ным. Харак­тер­но, что на этом алта­ре не при­но­си­ли жерт­вы³. Имен­но из этих жен­щин, как пола­га­ет Парк, мог­ла выби­рать­ся пифия⁴.

В пери­од рас­цве­та хра­ма в Дель­фах было до трех пифий одно­вре­мен­но: две работа­ли пооче­ред­но, а третья нахо­ди­лась в резер­ве, что поз­во­ля­ло сни­зить нагруз­ку на про­ри­ца­тель­ниц.

Нали­чие жен­щин в хра­мо­вом пер­со­на­ле нахо­дит­ся в про­ти­во­ре­чии со стран­ным запре­том жен­щи­нам вопро­шать ора­ку­ла бога (Eur. Ion., 222, 330—335; Plut. Mor., 385 C). Парк во всех сво­их работах отста­и­ва­ет гипо­те­зу о том, что вна­ча­ле про­ро­ком был муж­чи­на, а не позд­нее вто­рой поло­ви­ны VIII в. до н. э. про­изо­шла заме­на его пифи­ей⁵. У гре­ков богам слу­жи­ли муж­чи­ны, а боги­ням — жен­щи­ны. В арха­и­че­ский пери­од выра­зи­те­лем воли Апол­ло­на был так­же муж­чи­на (напри­мер, ора­кул Апол­ло­на Птой­ско­го в Бео­тии, где про­ри­цал жрец, вдох­нов­ля­е­мый богом — Her., VIII, 135). Напро­тив, на Восто­ке (осо­бен­но в Малой Азии, где было мно­го ора­ку­лов Апол­ло­на) про­ри­ца­ет жен­щи­на, кото­рая счи­та­ет­ся супру­гой бога (так, в ликий­ских Пата­рах про­ри­ца­тель­ни­цу запи­ра­ют по ночам в хра­ме для полу­че­ния боже­ст­вен­но­го вдох­но­ве­ния — Her., 1, 182). Сле­до­ва­тель­но, по Пар­ку, и Апол­лон при­шел в Гре­цию из Малой Азии (Ликии)⁶. У гре­ков же, как утвер­жда­ет со ссыл­кой на Кас­сан­дру Парк, дар про­ро­че­ства ассо­ции­ро­вал­ся с иде­ей дев­ст­вен­но­сти, и они не при­ня­ли бога, выра­зи­тель­ни­цей рече­ний кото­ро­го была его супру­га. Пифия же была заим­ст­во­ва­на из куль­та Геи и не мог­ла быть супру­гой бога ввиду пре­клон­но­го воз­рас­та, оде­я­ния девы и того, что ее не запи­ра­ли по ночам в хра­ме⁷.

Умо­зри­тель­ность этой гипо­те­зы оче­вид­на. Отвер­гая какое-либо уча­стие жен­щин-про­ри­ца­тель­ниц в куль­те Апол­ло­на, Парк ока­зы­ва­ет­ся в пле­ну соб­ст­вен­ной схе­мы, что при­во­дит его к весь­ма сомни­тель­ной трак­тов­ке функ­ции ора­ку­ла⁸. Отсюда аргу­мен­ты, свя­зан­ные с воз­рас­том и одеж­дой, и совсем стран­ный вывод о том, что ора­кул в с.69 кон­це кон­цов давал­ся муж­чи­ной⁹, роль кото­ро­го была огра­ни­че­на запи­сью отве­тов. Что каса­ет­ся воз­рас­та, то в древ­но­сти (Diod., XVI, 26) и во вре­ме­на Плу­тар­ха пифи­ей была девуш­ка (что, кста­ти, под­чер­ки­ва­ет­ся и оде­я­ни­ем пожи­лой пифии), к тому же идея дев­ст­вен­но­сти не про­ти­во­ре­чит идее супру­ги бога. Наме­ки на это есть у Плу­тар­ха в трак­та­те «О том, поче­му Пифия боль­ше не про­ри­ца­ет сти­ха­ми» (Mor., 398 A). Напри­мер, Ксе­но­фонт гово­рит, как неве­ста долж­на пред­стать перед мужем, почти еще ниче­го в жиз­ни не увидев и не услы­шав (Xen. Oec., VII, 5), так и эта дева, будучи во всем неопыт­ной и несве­ду­щей, поис­ти­не душой сво­ей сожи­тель­ст­ву­ет с богом (Mor., 405 C). В «Эне­иде» Апол­лон овла­де­ва­ет сивил­лой, как всад­ник лоша­дью (Aen., VI, 79; Serv. Aen., VI, 79). У Сене­ки в «Ага­мем­ноне» одер­жи­мость Кас­сан­дры харак­те­ри­зу­ет­ся сло­ва­ми «…бог Мена­дою сво­ей овла­де­ва­ет» (730—742). Апол­лон, овла­де­вая пифи­ей, на вре­мя вытес­ня­ет ее и сам веща­ет «сквозь нее слов­но сквозь мас­ку» (Mor., 404 B). Не слу­чай­но лите­ра­тур­ные источ­ни­ки и ико­но­гра­фия рису­ют Апол­ло­на сидя­щим на тре­нож­ни­ке (Aris­toph. Plut., 8—9). Пав­са­ний сооб­ща­ет о древ­ней сивил­ле по име­ни Геро­фи­ла¹⁰, кото­рая напи­са­ла гимн в честь Апол­ло­на. В нем «она назы­ва­ет себя не толь­ко Геро­фи­лой, но и Арте­ми­дой и закон­ной женой Апол­ло­на, а ино­гда опять гово­рит, что она его дочь и сест­ра. Так она гово­ри­ла, охва­чен­ная экс­та­зом и боже­ст­вен­ным вдох­но­ве­ни­ем» (Paus., X, 12, 2—3). Это цен­ное свиде­тель­ство воз­вра­ща­ет нас к пер­во­быт­ным отно­ше­ни­ям, когда брач­ные и род­ст­вен­ные свя­зи чет­ко не разде­ля­лись. Дру­гой мотив, вос­хо­дя­щий к эпо­хе ран­не­го родо­во­го обще­ства, — упо­ми­на­ние о сест­ре-близ­не­це Апол­ло­на Арте­ми­де и отож­дест­вле­ние ее с супру­гой бога. Это — типич­ней­ший близ­неч­ный миф, в кото­ром брат и сест­ра всту­па­ют в кро­во­сме­си­тель­ную связь, при­чем неред­ко пред­по­ла­га­ет­ся, что инцест совер­ша­ет­ся уже во чре­ве мате­ри. Наи­бо­лее ярко такие мифы пред­став­ле­ны в Егип­те (Оси­рис — Изи­да, Сет — Неф­ти­да и др.). Меж­ду тем Арте­ми­да в пред­став­ле­нии гре­ков — дева (этот дар она испро­си­ла у Зев­са, будучи ребен­ком) и, вме­сте с тем, покро­ви­тель­ни­ца роже­ниц (Cal­lim Hymn., III). При­ме­ры мож­но мно­жить. Сле­до­ва­тель­но, гипо­те­за Пар­ка ока­за­лась несо­сто­я­тель­ной. Впро­чем, он и сам гово­рит об отсут­ст­вии каких-либо свиде­тельств о про­ри­ца­те­ле-муж­чине в Дель­фах¹¹.

Пер­во­на­чаль­но пифия про­ри­ца­ла лишь раз в год — седь­мо­го чис­ла меся­ца Бисия (середи­на фев­ра­ля — середи­на мар­та). Счи­та­лось, что в этот день родил­ся Апол­лон, был осно­ван ора­кул (Plut., с.70 Quaes. Graec., 9) и в тот же день Апол­лон воз­вра­щал­ся от гипер­бо­рей­цев. Посколь­ку пола­га­ли, что зимой Апол­лон уле­тал на лебедях к гипер­бо­рей­цам, остав­ляя Дель­фы на попе­че­ние Дио­ни­су¹², в тече­ние это­го вре­ме­ни ора­кул без­дей­ст­во­вал (Plut. Mor., 389 C; Pind. Pyth., IV. 4). Когда же кон­суль­та­ции ста­ли давать­ся еже­ме­сяч­но (воз­мож­но, в VI в. до н. э.), ора­кул работал девять дней в году. В пери­од рас­цве­та ора­ку­ла про­ри­цать мож­но было в любой день, кро­ме ого­во­рен­ных спе­ци­аль­но.

Дета­ли про­цеду­ры опре­де­лить труд­но. В общем они сво­ди­лись к сле­дую­ще­му¹³. На рас­све­те пифия очи­ща­лась, омы­ва­ясь в Касталь­ском ручье, оку­ри­вая себя лав­ро­вы­ми листья­ми, и осы­па­ла себя ячмен­ной мукой у свя­щен­но­го оча­га. Палом­ник дол­жен был запла­тить за кон­суль­та­цию и совер­шить пред­ва­ри­тель­ное жерт­во­при­но­ше­ние. Затем жре­цы при­но­си­ли в жерт­ву Апол­ло­ну коз­ла. Если после окроп­ле­ния живот­но­го свя­щен­ной водой оно дро­жа­ло всем телом¹⁴, то счи­та­лось, что жерт­ва угод­на богу и он готов дать ора­кул. В про­тив­ном слу­чае день счи­тал­ся небла­го­при­ят­ным для гада­ния. Коз­ла при­но­си­ли в жерт­ву на боль­шом алта­ре вне хра­ма. Тем вре­ме­нем пифия, надев рос­кош­ную зла­то­тка­ную одеж­ду, рас­пу­стив воло­сы, с вет­вью лав­ра на голо­ве шла в свя­ти­ли­ще, пила свя­щен­ную воду Кас­со­ти­ды и жева­ла листья лав­ра. Нако­нец, она сади­лась на тре­нож­ник. В Касталь­ском ручье очи­ща­лись жре­цы и дру­гие слу­жи­те­ли. Поло­же­ние слу­жи­те­лей было неопре­де­лен­но и мог­ло менять­ся в раз­ные пери­о­ды дель­фий­ской исто­рии. Ими явля­лись про­фе­ты и госии, посвя­щен­ные куль­ту не толь­ко Апол­ло­на, но и Дио­ни­са. Неко­то­рые из них выби­ра­лись дель­фий­ца­ми по жре­бию. Вопро­шаю­щие так­же очи­ща­лись вода­ми Каста­лии, после чего им раз­ре­ша­лось занять место в оче­реди, порядок кото­рой опре­де­лял­ся частич­но жре­би­ем, частич­но пра­вом вопро­шать ора­кул вне оче­реди¹⁵. Такой при­ви­ле­гии кро­ме дель­фий­цев удо­ста­и­ва­лись горо­да и люди за осо­бые заслу­ги перед Дель­фа­ми, напри­мер Крез и лидий­цы (Her., I, 54). После допол­ни­тель­ной пла­ты палом­ник дол­жен был совер­шить пер­вое жерт­во­при­но­ше­ние на алта­ре — в виде свя­щен­ной лепеш­ки, сто­ив­шей доволь­но доро­го¹⁶. Кро­ме это­го, он при­но­сил в жерт­ву бара­на или коз­ла на внут­рен­нем алта­ре. Через весь риту­ал чело­ве­ка про­во­ди­ли жре­цы и прок­се­ны.

Нако­нец, вопро­шаю­щий допус­кал­ся во внут­рен­нее свя­ти­ли­ще. К сожа­ле­нию, рас­коп­ки адито­на еще не закон­че­ны, и поэто­му при­хо­дит­ся судить о ритуа­ле гипо­те­ти­че­ски. Одна­ко ясно, что адитон был с.71 запу­тан­ным и загро­мож­ден­ным¹⁷. Под камен­ным сво­дом у зад­ней сте­ны поме­ща­ли омфал — Пуп Зем­ли¹⁸, счи­тав­ший­ся цен­тром мира. Рядом с ним — моги­ла Дио­ни­са, кото­рый так­же почи­тал­ся не менее Апол­ло­на (Mor., 388 E). Веро­ят­но, центр зани­ма­ло неболь­шое поме­ще­ние со ска­мья­ми для вопро­шаю­щих, при­чем адитон с пифи­ей нахо­дил­ся на более низ­ком уровне либо про­сто был отде­лен от взглядов зана­ве­сом, так что ни вопро­шаю­щие, ни про­фе­ты не мог­ли видеть пифию. Вопро­шаю­ще­го пред­у­преж­да­ли, что его мыс­ли долж­ны быть чисты, а сло­ва — иметь хоро­шее зна­че­ние. Затем пола­га­лось мол­ча­ние¹⁹. Пифия, всхо­дя на тре­нож­ник, вды­хая пары, про­ни­каю­щие из рас­се­ли­ны в ска­ле, изре­ка­ла пред­ска­за­ния в сти­хотвор­ной²⁰ фор­ме или про­зе, кото­рые запи­сы­ва­лись про­фе­та­ми (Strab., IX, 3, 5). Посколь­ку пифия на вре­мя как бы заме­ня­лась богом, она про­ро­че­ст­во­ва­ла от пер­во­го лица: «наш храм», «мать Лето», «мой отец» (Зевс) и т. д.²¹. Но в элли­ни­сти­че­ский пери­од счи­та­лось, что сивил­ла не лиша­лась соб­ст­вен­ной лич­но­сти и про­ри­ца­ла от третье­го лица, как Кас­сандра²².

Самым спор­ным по-преж­не­му оста­ет­ся вопрос о спо­со­бе вдох­но­ве­ния пифии. Пола­га­ют, что обще­при­ня­тое пред­став­ле­ние о пифии, бор­мо­чу­щей в полу­бес­со­зна­тель­ном состо­я­нии нечле­но­раздель­ные зву­ки под воздей­ст­ви­ем отрав­ля­ю­щих испа­ре­ний из рас­се­ли­ны ска­лы²³, вос­хо­дит к I в. до н. э. Но это мне­ние, види­мо, осно­ва­но на мол­ча­нии древ­ней тра­ди­ции. Одна­ко с тех пор вер­сия об испа­ре­ни­ях ста­но­вит­ся офи­ци­аль­ной, осо­бен­но ее под­дер­жи­ва­ют и раз­ви­ва­ют хри­сти­ан­ские авто­ры. Дио­дор в спе­ци­аль­ной гла­ве (XVI, 26) пыта­ет­ся дать рацио­на­ли­сти­че­ское тол­ко­ва­ние рас­ска­зу, кото­рый он, веро­ят­но, заим­ст­во­вал из неиз­вест­но­го элли­ни­сти­че­ско­го источ­ни­ка. В древ­ние вре­ме­на, когда Дель­фы еще не были засе­ле­ны, козы, пасу­щи­е­ся воз­ле рас­се­ли­ны, слу­чай­но ста­ли откры­ва­те­ля­ми ора­ку­ла. Одна, из них, скло­нив­шись вниз, вдруг нача­ла стран­но пры­гать и изда­вать прон­зи­тель­ные зву­ки. То же слу­чи­лось и с подо­шед­шим пас­ту­хом Коре­том, более того, он стал пред­ска­зы­вать буду­щее. Новость быст­ро рас­про­стра­ни­лась сре­ди окрест­ных жите­лей, и на этом месте, соглас­но тра­ди­ции, воз­ник­ло извест­ное про­ри­ца­ли­ще Зем­ли. Вна­ча­ле палом­ни­ки сами пред­ска­зы­ва­ли друг дру­гу. Но посколь­ку мно­гие пада­ли в рас­се­ли­ну, было реше­но назна­чать в каче­стве про­ри­ца­тель­но­сти мест­ную жен­щи­ну, а чтобы пред­о­хра­нить ее от паде­ния, был скон­струи­ро­ван тре­нож­ник, на кото­ром она сиде­ла над рас­се­ли­ной. Авто­ром этой ост­ро­ум­ной исто­рии, несо­мнен­но, являл­ся некто, с.72 хоро­шо зна­ко­мый с дель­фий­ской про­цеду­рой, пытав­ший­ся объ­яс­нить ее, не при­бе­гая к жре­че­ским спе­ку­ля­ци­ям. Парк пола­га­ет, что мысль о козах-откры­ва­тель­ни­цах ора­ку­ла воз­ник­ла по ассо­ци­а­ции с пред­ва­ри­тель­ной жерт­вой²⁴. Тол­ко­ва­ние же тре­нож­ни­ка как защит­но­го при­спо­соб­ле­ния пока­зы­ва­ет, что истин­ный смысл это­го атри­бу­та был уже утра­чен²⁵.

Что каса­ет­ся рас­се­ли­ны и испа­ре­ний, то гео­ло­ги­че­ские и архео­ло­ги­че­ские иссле­до­ва­ния Фран­цуз­ской архео­ло­ги­че­ской шко­лы в Афи­нах, про­веден­ные после 1892 г., не выяви­ли здесь ни впа­ди­ны, ни каких-либо испа­ре­ний²⁶. При­мем пока на веру это поло­же­ние и мы. Мы не будем задер­жи­вать­ся на явно несерь­ез­ной тео­рии Хол­лан­да, соглас­но кото­рой из отвер­стия в полу адито­на шел дым от горев­ших в ниж­нем поме­ще­нии лав­ро­вых листьев и ячмен­ной муки²⁷. Ни один источ­ник не упо­ми­на­ет о дым­ном аде. Плу­тарх гово­рит даже с чудес­ном аро­ма­те, вол­на­ми под­ни­маю­щем­ся из адито­на (Mor., 437 C).

Дж. Фон­те­н­ро­уз вооб­ще счи­тал, что пифия при­тво­ря­лась и вела себя, как актри­са в роли Медеи, Кли­тем­не­стры или леди Мак­бет²⁸. Но пифия не была актри­сой. Источ­ни­ки под­чер­ки­ва­ют отсут­ст­вие у нее арти­сти­че­ских даро­ва­ний. Есть сведе­ния; вос­хо­дя­щие к кон­цу V в. до н. э., о при­ме­не­нии лав­ро­вых листьев поэта­ми или жре­ца­ми для вдох­но­ве­ния, но к пифии это не отно­си­лось вплоть до II в. н. э. Про­фес­сор Остеррайх со свой­ст­вен­ной немец­ким иссле­до­ва­те­лям скру­пу­лез­но­стью решил поста­вить на себе рис­ко­ван­ный опыт. Он съел огром­ное коли­че­ство лав­ро­вых листьев, после чего вовсе не почув­ст­во­вал, что при­шел в экс­таз²⁹. Про­вер­ка послед­ней вер­сии не может счи­тать­ся окон­чен­ной

Мог­ла ли пифия вдох­нов­лять­ся свя­щен­ной водой? Рас­коп­ки поз­во­ли­ли обна­ру­жить источ­ник Кас­со­ти­ды на верх­ней терра­се, рас­по­ло­жен­ной выше хра­ма. По под­зем­но­му сто­ку вода про­те­ка­ла вокруг запад­ной части хра­ма, не при­бли­жа­ясь к зда­нию. Затем она устрем­ля­лась в под­зем­ный резер­ву­ар в южной части хра­мо­во­го цоко­ля VI в. до н. э. и выте­ка­ла по замет­но­му жело­бу в адитон. Этим дости­га­лась иллю­зия того, что вода появ­ля­лась из-под зем­ли. Надо пола­гать, что и кон­струк­то­ры этой систе­мы вери­ли, что вода тем самым при­об­ре­та­ла осо­бые свой­ства³⁰. У южной сте­ны хра­ма нахо­ди­лось свя­ти­ли­ще Муз, куда выте­ка­ла вода из адито­на, кото­рую бра­ли для омо­ве­ний и воз­ли­я­ний (Mor., 402 C) — эту воду назы­ва­ли Стик­со­вой (Mor., 402 D), а об ора­ку­ляр­ных свой­ствах Стикса писал еще Геси­од в «Тео­го­нии» (775—810). Одна­ко что-либо кон­крет­нее с.73 ска­зать о свой­ствах воды Кас­со­ти­ды труд­но, посколь­ку это­го источ­ни­ка теперь уже нет.

Тео­рия вли­я­тель­но­сти про­фе­тов в Дель­фах (Форрест, А. Момм­зен³¹), по кото­рой они, пере­ла­гая отве­ты пифии, актив­но руко­во­ди­ли поли­ти­кой ора­ку­ла, очень ста­ра и в насто­я­щее вре­мя не под­дер­жи­ва­ет­ся уче­ны­ми³². Сто­рон­ни­ки этой тео­рии виде­ли созна­тель­ный кон­троль в систе­ма­ти­че­ской коло­ни­за­ци­он­ной поли­ти­ке Дельф (Форрест). Они же ука­зы­ва­ют на фак­ты под­ку­па пифии. Одна­ко слу­чаи под­ку­па или попыт­ки уго­во­рить пифию дать кон­крет­ный совет еди­нич­ны (Her., VI, 63, 90; 66, 75; Diod., XIV, 13, 2—4), более того, они суро­во кара­ют­ся (лише­ние пифии сана, изгна­ние при­част­но­го к это­му дель­фий­ца, сума­сше­ст­вие спар­тан­ско­го царя Клео­ме­на, в при­пад­ке поме­ша­тель­ства искром­сав­ше­го себя ножом до смер­ти). Тако­го рода аргу­мен­ты носят двой­ст­вен­ный харак­тер. Дей­ст­ви­тель­но, исхо­дя из фак­тов под­ку­па, мож­но сде­лать, по край­ней мере, три выво­да. Во-пер­вых, харак­тер про­цеду­ры свиде­тель­ст­ву­ет о непо­сред­ст­вен­ном обра­ще­нии к пифии и, веро­ят­но, наедине с ней. Во-вто­рых, ответ мог давать­ся так­же в при­сут­ст­вии вопро­шаю­ще­го, и каж­дый мог пони­мать его, неза­ви­си­мо от того, что пред­ло­жат про­фе­ты. Заме­тим так­же, что есть мно­го при­ме­ров ясных ора­ку­лов. В-третьих, то, что пифия все­гда бра­ла ответ­ст­вен­ность на себя, гово­рит о ее само­сто­я­тель­но­сти и неза­ви­си­мо­сти от про­фе­тов. К тому же, про­фе­ты не име­ли пра­ва при­сут­ст­во­вать при вдох­но­ве­нии пифии и жда­ли ее отве­та вме­сте с вопро­шаю­щим в спе­ци­аль­ном поме­ще­нии. Пифия, как орудие бога, зани­ма­ла исклю­чи­тель­ное по ран­гу место и не при­над­ле­жа­ла, таким обра­зом, к пер­со­на­лу хра­ма.

Более все­го уко­ре­ни­лось в сте­рео­ти­пе дель­фий­ской ман­ти­ки пред­став­ле­ние о бешен­стве или тран­се пифии³³. Эти сведе­ния появ­ля­ют­ся у позд­них писа­те­лей и вос­хо­дят к пла­то­нов­ской кон­цеп­ции про­фе­ти­че­ской мании (Phald, 44a—245c, 265 ab). Гре­че­ское «мания» (того же рода, что и поэ­ти­че­ское вдох­но­ве­ние, любов­ная одер­жи­мость) было пере­веде­но на латин­ский как «безу­мие, исте­рия». Сей­час такое пони­ма­ние под­вер­га­ет­ся сомне­нию³⁴. Ука­зы­ва­ет­ся, что в вазо­пи­си пифия изо­бра­жа­ет­ся спо­кой­но сидя­щей на тре­нож­ни­ке (но, заме­тим, это толь­ко нача­ло про­цеду­ры), нор­маль­ной и разум­ной ее опи­сы­ва­ют клас­си­че­ские авто­ры. А от попы­ток объ­яс­нить про­ро­че­ский дар ненор­маль­ной пси­хи­кой пифии («маньяч­ка» и «пси­хо­пат­ка с симп­то­ма­ми мани­а­каль­ной депрес­сии», по удач­но­му выра­же­нию про­тив­ни­ка этой вер­сии Дж. Фон­те­н­ро­уза) — один шаг до при­зна­ния шама­низ­ма в Гре­ции, в част­но­сти, в куль­те Апол­ло­на³⁵. Не с.74 будем отвер­гать с поро­га мысль о нали­чии сле­дов шама­низ­ма в Гре­ции, (несмот­ря на оби­лие лите­ра­ту­ры, шама­низм явля­ет­ся одной из слож­ней­ших про­блем исто­рии рели­гии). Но, хотя шама­низм изу­чен толь­ко с внеш­ней сто­ро­ны, одно совер­шен­но ясно: шама­ны — нерв­ные, лег­ко­воз­буди­мые люди, исте­ри­ки со склон­но­стью к при­пад­кам, неред­ко эпи­леп­ти­ки, даже полу­су­ма­сшед­шие, под­дер­жи­ваю­щие такое состо­я­ние (объ­яс­ня­е­мое еще и наслед­ст­вен­но­стью про­фес­сии) посто­ян­ны­ми тре­ни­ров­ка­ми³⁶. Выпол­не­ние функ­ции таким жре­цом было непри­ем­ле­мо для гре­ков и рим­лян, наобо­рот, этих людей часто дела­ли фар­ма­ка­ми и, свя­зы­вая с ними все беды и гре­хи общи­ны, поби­ва­ли кам­ня­ми за пре­де­ла­ми горо­да. Пре­тен­дент в жре­цы дол­жен был быть здо­ров духов­но и физи­че­ски. «Диви­на­ция, может быть толь­ко у тех, у кого и дух здо­ров, и тело не боль­ное», — гово­рил брат Цице­ро­на — Квинт. Да и риту­ал в Дель­фах отли­чал­ся от шаман­ско­го кам­ла­ния.

Более осто­рож­ное объ­яс­не­ние вдох­но­ве­ния пифии дает Парк. Он счи­та­ет вдох­но­ве­ние след­ст­ви­ем суг­ге­стии, вро­де гип­но­за и само­вну­ше­ния³⁷. Поле­ми­зи­руя с Пар­ком, Фон­те­н­ро­уз утвер­жда­ет, что гип­но­ти­че­ский транс отли­ча­ет­ся от бешен­ства, вер­сию кото­ро­го он в общем при­ни­ма­ет. Дей­ст­ви­тель­но, источ­ни­ки как буд­то не под­твер­жда­ют гип­но­ти­че­скую интер­пре­та­цию. Непо­нят­но так­же, кто и как мог осу­ществлять подоб­ный гип­ноз. Прав­да, в сом­нам­бу­ли­че­ской фазе (кото­рую мож­но вызвать лишь у 5—10% людей) чело­ве­ку мож­но вну­шить, что он — дру­гой, кон­крет­ный чело­век (но не бог). Одна­ко гип­ноз не дей­ст­ву­ет на под­со­зна­ние и не вытес­ня­ет лич­но­сти, к тому же, гип­но­ти­ку нель­зя вну­шить то, чего не было в его про­шлом опы­те. Гип­на­бель­ность же харак­тер­на для людей эмо­цио­наль­ных, с худо­же­ст­вен­ным типом нерв­ной систе­мы (по клас­си­фи­ка­ции И. П. Пав­ло­ва). Пифия, как мы пом­ним, была совер­шен­но безыс­кус­на, чего не ска­жешь о ее ора­ку­лах. Кро­ме того, в хра­ме она не полу­ча­ла тео­ло­ги­че­ской под­готов­ки. По тем же при­чи­нам труд­но при­нять вер­сию само­вну­ше­ния.

Как вид­но, все при­веден­ные объ­яс­не­ния недо­ста­точ­но убеди­тель­ны, а порой и умо­зри­тель­ны. Вер­нем­ся же к рас­се­лине и испа­ре­ни­ям. Глав­ные козы­ри гео­ло­гов и архео­ло­гов — это отсут­ст­вие рас­се­ли­ны и ее сле­дов под полом хра­ма и невоз­мож­ность испа­ре­ний в извест­ко­вых поро­дах. Попро­бу­ем все­сто­ронне рас­смот­реть их, учтя то, что такой извест­ный уче­ный, как Р. Фла­се­льер, про­дол­жа­ет, оста­ва­ясь в оди­но­че­стве, объ­яс­нять исчез­но­ве­ние тре­щи­ны зем­ле­тря­се­ни­я­ми³⁸. Парк осто­рож­но заме­ча­ет, что, воз­мож­но, тре­щи­на и с.75 была в полу адито­на, но не глуб­же несколь­ких футов³⁹. По мне­нию Прай­са, в адитоне было лишь изо­бра­же­ние отвер­стия — сим­во­ла пути, по кото­ро­му бог вхо­дит в пифию⁴⁰. Фак­ты же тако­вы. Скуд­ные остат­ки силь­но раз­ру­шен­но­го хра­ма отно­сят­ся к IV в. до н. э. Осо­бен­но постра­да­ла запад­ная часть хра­ма, поэто­му деталь­ная рекон­струк­ция его невоз­мож­на. Выяв­ле­ны следы не толь­ко силь­но­го зем­ле­тря­се­ния, но и наме­рен­но­го раз­ру­ше­ния. Веро­ят­но, это было делом рук хри­сти­ан в пери­од запре­ще­ния язы­че­ства. Рас­коп­ки адито­на, терри­то­рия кото­ро­го затоп­ле­на, еще не завер­ше­ны. Таким обра­зом до окон­ча­тель­ных выво­дов еще дале­ко.

Бал­ка­ны и аква­то­рия Эгей­ско­го моря — одна из самых сей­сми­че­ски актив­ных зон Зем­ли, еже­год­но сотря­сае­мая силь­ны­ми зем­ле­тря­се­ни­я­ми. При этом про­ис­хо­дит пере­ме­ще­ние пла­стов пород, обра­зу­ют­ся мно­го­чис­лен­ные мел­кие и круп­ные тре­щи­ны, раз­лич­но ори­ен­ти­ро­ван­ные, боль­шие щели закры­ва­ют­ся, малень­кие уве­ли­чи­ва­ют­ся до несколь­ких мет­ров. По плос­ко­сти сжи­ма­ния двух сдви­ну­тых бло­ков обра­зу­ют­ся брек­чии (облом­ки раз­ру­шен­ных пород раз­лич­но­го меха­ни­че­ско­го свой­ства — от пыле­вид­ных частиц до круп­ных оскол­ков). Часто эти брек­чии при уча­стии воды так проч­но цемен­ти­ру­ют кон­такт­ную зону, что она ока­зы­ва­ет­ся проч­нее исход­ных пород, поэто­му сле­дую­щие зем­ле­тря­се­ния обра­зу­ют тре­щи­ны уже в дру­гих местах. Круп­ные и мел­кие тре­щи­ны рас­се­ка­ют как плот­ные, так и менее плот­ные поро­ды (а таки­ми и явля­ют­ся дель­фий­ские — извест­няк и аспид­ный сла­нец). Вре­мя жиз­ни тре­щин может состав­лять от несколь­ких дней до сто­ле­тий. Мел­кие тре­щи­ны быст­ро зано­сят­ся обло­моч­ным мате­ри­а­лом, поч­вен­но-рас­ти­тель­ным покро­вом и совер­шен­но мас­ки­ру­ют­ся, так что их могут выявить толь­ко гео­мор­фо­ло­ги­че­ские иссле­до­ва­ния. Более круп­ные тре­щи­ны могут иметь глу­би­ну в сот­ни и тыся­чи мет­ров, на раз­ной глу­бине они могут уве­ли­чи­вать­ся в кар­сто­вых рай­о­нах с раз­ви­ти­ем извест­ня­ков, рас­се­кать лаби­рин­ты кар­сто­вых пещер и сооб­щать­ся с систе­мой вул­ка­ни­че­ских тре­щин.

Выяв­ле­ние закрыв­ших­ся тре­щин про­из­во­дит­ся путем про­кла­ды­ва­ния гео­ло­ги­че­ских канав до мате­рин­ских нераз­ру­шен­ных пород. Глу­би­ну, про­сти­ра­ние, шири­ну таких тре­щин мож­но опре­де­лить толь­ко посред­ст­вом глу­бо­ко­го буре­ния — путем взя­тия проб кар­ста с раз­ных глу­бин и его хими­че­ско­го и меха­ни­че­ско­го ана­ли­за. При­чем одной сква­жи­ны недо­ста­точ­но, нуж­на систе­ма буро­вых не толь­ко на терра­се хра­ма, но и ниже по скло­ну. При буре­нии хотя бы на 2—3 км глу­би­ной мож­но про­следить тре­щи­ну, по кото­рой с глу­би­ны с.76 8—10 км под­ни­ма­ют­ся из маг­ма­ти­че­ских пород газы и пары. Пола­гать, что извест­ко­вые поро­ды не могут содер­жать испа­ре­ний, несерь­ез­но. Инте­рес­но, что сам Фон­те­н­ро­уз упо­ми­нал о суще­ст­во­ва­нии каких-то паров в полу­ми­ле от хра­ма Апол­ло­на, но поче­му-то не при­дал это­му зна­че­ния⁴¹. Плу­тарх в сво­их Пифий­ских трак­та­тах гово­рит о ядо­ви­тых испа­ре­ни­ях, порой при­во­дя­щих к смер­ти пифии (Mor., 438 B). Вды­хая их, пифия при­хо­ди­ла в такое исступ­лен­ное состо­я­ние, что по завер­ше­нии про­ри­ца­ния про­из­во­ди­ла впе­чат­ле­ние вои­на после бит­вы либо вак­хан­та или кори­бан­та после тан­ца (Mor., 759 AB, 763 A). Соглас­но Плу­тар­ху, имен­но исто­ще­ни­ем силы зем­ли, уга­са­ни­ем пнев­мы объ­яс­ня­ет­ся паде­ние авто­ри­те­та ора­ку­ла. Такая трак­тов­ка вполне укла­ды­ва­ет­ся в тек­то­ни­че­скую кар­ти­ну (закры­лась тре­щи­на, пре­кра­ти­лись испа­ре­ния). Об одной из таких тре­щин, кото­рая обра­зо­ва­лась после зем­ле­тря­се­ния и куда про­ва­лил­ся тре­тий храм Апол­ло­на, сооб­щал Пав­са­ний (X, 5, 12). Да и сам ланд­шафт Дельф сфор­ми­ро­вал­ся в резуль­та­те таких зем­ле­тря­се­ний. Он про­из­вел на гре­че­ско­го архео­ло­га Карудэо­са впе­чат­ле­ние, буд­то зем­ля рас­ко­лота на кус­ки какой-то кос­ми­че­ской судо­ро­гой⁴². Если рас­се­ли­ны не было, то откуда появи­лось в источ­ни­ках сооб­ще­ние, что Нерон, огра­бив­ший храм Апол­ло­на, пытал­ся заткнуть рас­ще­ли­ну, бро­сая туда уби­тых по его при­ка­зу людей? (Dio Cas­sius. LXIII, 14; Lu­ciun, Ne­ro, 10).

Метод глу­бо­ко­го буре­ния в архео­ло­гии не при­ме­ня­ет­ся. При­чи­на не толь­ко в том, что это очень доро­го­сто­я­щее пред­при­я­тие, и не в том, что на такую высоту невоз­мож­но доста­вить тех­ни­ку, но и глав­ным обра­зом из-за того, что при подоб­ных работах будет пол­но­стью уни­что­жен куль­тур­ный слой. Поверх­ност­ные же иссле­до­ва­ния во вре­мя рас­ко­пок ниче­го не дают. Таким обра­зом, вер­сия об испа­ре­ни­ях и рас­се­лине нам пред­став­ля­ет­ся наи­бо­лее убеди­тель­ной.

В заклю­че­ние хочет­ся ска­зать, что мы нико­гда не смо­жем понять Дель­фы, пока будем сохра­нять уже изжив­шее себя гипер­кри­ти­че­ское отно­ше­ние к источ­ни­кам. Как ост­ро­ум­но выска­зал­ся Прайс, все это из-за того, что «мы не при­ни­ма­ем мощи Апол­ло­на»⁴³.