Группа из Карточето-ди-Пергола.

Цис­па­дан­ское про­ис­хож­де­ние брон­зо­вых ста­туй из Кар­то­че­то

На про­тя­же­нии более полу­ве­ка после обна­ру­же­ния позо­ло­чен­ных брон­зо­вых ста­туй из Кар­то­че­то ди Пер­го­ла они по-преж­не­му вызы­ва­ют спо­ры об иден­ти­фи­ка­ции изо­бра­жён­ных пер­со­на­жей, о сво­ём изна­чаль­ном место­на­хож­де­нии, о вре­ме­ни захо­ро­не­ния. Даже дати­ров­ка их созда­ния, кото­рое в кон­це кон­цов на осно­ва­нии фигу­ра­тив­ной схе­мы и жен­ской при­чёс­ки, а так­же типо­ло­гии муж­ско­го порт­ре­та, ста­ли отно­сить к более ран­не­му вре­ме­ни — к пер­вым годам Прин­ци­па­та или даже к эпо­хе Цеза­ря, до сих пор явля­ет­ся спор­ной¹. Если, как счи­тал С. Стук­ки, это пред­ста­ви­те­ли дина­стии Юли­ев-Клав­ди­ев, то их раз­ру­ше­ние и захо­ро­не­ние может являть­ся след­ст­ви­ем про­кля­тия памя­ти (damnatio memoriae). Но такое собы­тие труд­но сог­ла­со­вать с при­сут­ст­ви­ем в груп­пе Ливии, с кото­рой иден­ти­фи­ци­ро­ва­на мат­ро­на с сох­ра­нив­шей­ся голо­вой, а эта иден­ти­фи­ка­ция, со сво­ей сто­ро­ны, явля­ет­ся стерж­нем тео­рии Стук­ки. Не гово­ря уже о труд­но­стях, с кото­ры­ми он встре­ча­ет­ся, обос­но­вы­вая, поче­му неко­то­рые лица здесь бли­ста­ют сво­им отсут­ст­ви­ем. Но брон­зо­вые ста­туи из Кар­то­че­то — сего­дня мы в этом уве­ре­ны — не изо­бра­жа­ют чле­нов импе­ра­тор­ской семьи. Физио­но­ми­че­ские харак­те­ри­сти­ки соот­вет­ст­ву­ют тем, что свой­ст­вен­ны порт­ре­там, почёт­ным или част­ным, испы­тав­шим вли­я­ние пуб­лич­но­го порт­ре­та импе­ра­тор­ско­го вре­ме­ни. Не свиде­тель­ст­ву­ет в поль­зу неко­гда сфор­му­ли­ро­ван­ной гипо­те­зы и исполь­зо­ва­ние позо­ло­чен­ной брон­зы, пре­крас­но засвиде­тель­ст­во­ван­ное для изо­бра­же­ний выдаю­щих­ся лиц². С дру­гой сто­ро­ны, как и в слу­чае с над­гроб­ны­ми порт­ре­та­ми, физио­но­ми­че­ские или ико­но­гра­фи­че­ские осо­бен­но­сти, вос­хо­дя­щие в конеч­ном счё­те к ико­но­гра­фии и моде пред­ше­ст­ву­ю­щей эпо­хи, не могут слу­жить весо­мы­ми аргу­мен­та­ми для дати­ров­ки, осо­бен­но в про­вин­ци­аль­ном кон­тек­сте, тем более — если изо­бра­же­ны пожи­лые люди.

Эта груп­па может изо­бра­жать семью, про­жи­вав­шую в одном из сосед­них цен­тров — в Суа­се, ска­жем, откуда про­ис­хо­дит брон­зо­вая кон­ская голо­ва, в Сен­тине, где были най­де­ны остат­ки литей­ной мастер­ской, или в сосед­нем Фору­ме Сем­п­ро­ния³, но мож­но вполне обос­но­ван­но пред­ло­жить и мно­гие дру­гие селе­ния. В кон­це кон­цов, ука­за­ни­ем может послу­жить кон­ская сбруя, бога­то укра­шен­ная релье­фом с мор­ски­ми сюже­та­ми. Не будем забы­вать о сос­ло­вии кури­а­лов, состо­яв­шем из вете­ра­нов Авгу­ста, часть из кото­рых — напри­мер, Гай Бебий, уве­ко­ве­чен­ный на над­гроб­ном памят­ни­ке из Фор­ли⁴, — побы­ва­ла офи­це­ра­ми на фло­те. С дру­гой сто­ро­ны, не сле­ду­ет и пере­оце­ни­вать это свиде­тель­ство: в кон­це кон­цов речь идёт об элли­ни­сти­че­ских темах, пре­вра­тив­ших­ся в типо­вые моти­вы. Одна­ко уже на осно­ва­нии дошед­ших до нас сооб­ще­ний об обна­ру­же­нии ста­туй сто­ит иск­лю­чить вер­сию об их погре­бе­нии (repositio) после уст­ра­не­ния с пуб­лич­ной сце­ны изо­бра­жён­ных пер­со­на­жей: подоб­ное собы­тие при­ве­ло бы ско­рее к повтор­но­му исполь­зо­ва­нию столь цен­ных ста­туй, чем к их раз­ру­ше­нию. Дей­ст­ви­тель­но, перед нами клас­си­че­ский клад, состо­я­щий из каче­ст­вен­но­го спла­ва, поль­зо­вав­ше­го­ся высо­ким спро­сом в усло­ви­ях кри­зи­са налич­но­сти, цен­ная добы­ча, награб­лен­ная, несо­мнен­но, где-то побли­зо­сти, спря­тан­ное сок­ро­ви­ще, за кото­рым соби­ра­лись вер­нуть­ся.

Осо­бен­но часто захо­ро­не­ние кла­дов наблюда­ет­ся в свя­зи с инсти­ту­цио­наль­ным кри­зи­сом III в. и наше­ст­ви­ем на Ита­лию аван­гар­да вар­ва­ров. В середине сто­ле­тия Аль­пы пере­шли але­ман­ны, сле­дом за ними яви­лись ютун­ги, мар­ко­ман­ны, ван­да­лы, и лишь на вре­мя Гал­ли­е­ну уда­лось оста­но­вить их под Мила­ном. В глав­ных цен­трах Эми­льи тяжё­лое внут­рен­нее поло­же­ние при­ве­ло к упад­ку и забро­шен­но­сти обшир­ных участ­ков пери­фе­рии⁵. В Рими­ни огнём и мечом был уни­что­жен целый при­бреж­ный квар­тал⁶: в «Доме хирур­га», сго­рев­шем и поки­ну­том, на зем­ле оста­лись следы сра­же­ния⁷. В эту эпо­ху повсюду часто встре­ча­ют­ся гор­сти монет, юве­лир­ные изде­лия, воен­ные кас­сы, спря­тан­ные в спеш­ке и так и не вост­ре­бо­ван­ные. В 270 г. импер­ская армия будет раз­би­та под Пья­чен­цей.

С дру­гой сто­ро­ны, добы­ча из Пер­го­лы мог­ла быть захва­че­на и захо­ро­не­на во вре­мя разо­ре­ния Ита­лии, под­вер­гав­шей­ся посто­ян­ным наше­ст­ви­ям, напри­мер, в V в., когда, веро­ят­но, были спря­та­ны блюда из Чезе­ны⁸ и был раз­граб­лен сам Рим, или позд­нее, во вре­мя гре­ко-гот­ской вой­ны. Но имен­но вар­вар­ские наше­ст­вия III в. были преж­де все­го наце­ле­ны на добы­чу: в гроб­ни­цах кон­ца III — нача­ла IV вв. в Гер­ма­нии най­де­но огром­ное мно­же­ство мате­ри­а­ла ита­лий­ско­го про­ис­хож­де­ния⁹. И, с дру­гой сто­ро­ны, имен­но в окрест­но­стях Фано зимой 270 г. Авре­ли­ан оста­но­вил вар­ва­ров. Веро­ят­но, с эти­ми собы­ти­я­ми и сле­ду­ет свя­зы­вать захо­ро­не­ние ста­туй из Кар­то­че­то.

Пред­ста­вим себе цен­ную, но гро­мозд­кую добы­чу — девять цент­не­ров, груз для повоз­ки¹⁰, — кото­рую при­та­щи­ли сюда вниз вдоль Адри­а­ти­че­ско­го побе­ре­жья, по Фла­ми­ни­е­вой доро­ге, а когда начал­ся подъ­ём в гору — оста­ви­ли, пред­ва­ри­тель­но зако­пав в уеди­нён­ном и без­опас­ном месте, с наме­ре­ни­ем забрать её отсюда. Но если брон­зо­вые ста­туи из Кар­то­че­то ста­ли добы­чей вар­ва­ров, вторг­ших­ся на полу­ост­ров, то искать место, откуда они были взя­ты, а воз­мож­но, и мастер­скую, сле­ду­ет вдоль север­ной части Фла­ми­ни­е­вой доро­ги или даже непо­сред­ст­вен­но в Эми­лье. И если, како­вы бы ни были иден­ти­фи­ка­ция и про­ис­хож­де­ние этих ста­туй, мы счи­та­ем, что изна­чаль­но они были рас­по­ло­же­ны на виду в пуб­лич­ном месте, чтобы слу­жить про­па­ган­дой, то центр, в кото­ром они гос­под­ст­во­ва­ли над обще­ст­вен­ным про­стран­ст­вом, не может быть вто­ро­сте­пен­ным: это дол­жен быть город, име­ю­щий доста­точ­но круп­ные построй­ки и обшир­ные пло­ща­ди, форум, арки, курию, бази­ли­ку, соору­же­ния для зре­лищ и преж­де все­го — зри­те­лей.

Вер­нём­ся к вопро­су о хро­но­ло­гии этой груп­пы, изготов­ле­ние кото­рой дати­ру­ет­ся меж­ду 50 и 30 гг. I в. до н. э.¹¹

Для это­го вре­ме­ни на терри­то­рии Рома­ньи — а если рас­ши­рить пер­спек­ти­ву, то и всей Цис­па­да­ны, — обна­ру­же­но крайне мало порт­рет­ных голов и ста­туй. Голо­ва муж­чи­ны из ист­рий­ско­го кам­ня, отно­ся­ща­я­ся к над­гроб­но­му памят­ни­ку из Пья­чен­цы, вос­хо­дит к рес­пуб­ли­кан­ско­му типу, но отно­сит­ся уже к нача­лу импе­ра­тор­ской эпо­хи¹². А боль­шой фраг­мент из Пья­чен­цы, под­пи­сан­ный афи­ня­ни­ном Клео­ме­ном¹³ и изготов­лен­ный по высо­ко­му зака­зу, веро­ят­но, был достав­лен из Рима, как и дру­гая рес­пуб­ли­кан­ская скульп­ту­ра — изо­бра­же­ние Мария, посвя­щён­ное, веро­ят­но, Цеза­рем на фору­ме Равен­ны¹⁴. Во всех слу­ча­ях в эту эпо­ху при помо­щи скуд­ных про­вин­ци­аль­ных средств — леп­ки из гли­ны, — про­дол­жа­ет созда­вать­ся мест­ная про­дук­ция, хоро­шо задо­ку­мен­ти­ро­ван­ная для преды­ду­ще­го пери­о­да меж­ду Рома­ньей и Мар­ке и, как свиде­тель­ст­ву­ют фраг­мен­ты гли­ня­ных ста­туй из печей Чезе­на­ти­ко¹⁵, неиз­беж­но испы­ты­вав­шая вли­я­ние гос­под­ст­ву­ю­ще­го эклек­ти­че­ско­го город­ско­го клас­си­циз­ма.

После рас­се­ле­ний, про­из­ведён­ных три­ум­ви­ра­ми и Авгу­стом, на всём полу­ост­ро­ве уста­но­вил­ся дру­гой кли­мат. Гово­ря о Циз­аль­пине, доста­точ­но вспом­нить пора­зи­тель­ную непо­сред­ст­вен­ность муж­ско­го порт­ре­та из Кап­пел­лы Пиче­нар­ди¹⁶, про­стой нату­ра­лизм порт­ре­та моло­дой жен­щи­ны из Велеи, лица мест­ных ари­сто­кра­тов, исто­ки кото­рых сле­ду­ет искать сре­ди тер­ра­ко­ты Цен­траль­ной Ита­лии, в зем­лях, откуда про­ис­хо­ди­ла новая вол­на ита­лий­цев, захлест­нув­шая доли­ну Пада, сре­ди соот­вет­ст­ву­ю­щих изо­бра­же­ний, пред­на­зна­чен­ных для вотив­ных лар­чи­ков, сре­ди про­дук­ции, несу­щей на себе элли­ни­сти­че­ский отпе­ча­ток, кото­рый здесь обнов­ля­ет­ся и при­об­ре­та­ет ори­ги­наль­ные осо­бен­но­сти¹⁷. Уже зати­хаю­щее эхо этой эпо­хи, счаст­ли­вой для порт­рет­но­го искус­ства, ещё улав­ли­ва­ет­ся в откро­вен­ном нату­ра­лиз­ме мра­мор­но­го муж­ско­го бюста из Бре­шел­ло¹⁸.

Одна­ко имен­но в Рими­ни, преж­де все­го в резуль­та­те офи­ци­аль­ных зака­зов, но так­же и вслед­ст­вие более пря­мо­го кон­так­та это­го горо­да со сто­лич­ны­ми образ­ца­ми, луч­ше улав­ли­ва­ет­ся эво­лю­ция изо­бра­зи­тель­но­го искус­ства в послед­ние деся­ти­ле­тия I в. до н. э. В щитах арки, уста­нов­лен­ной в кон­це отре­мон­ти­ро­ван­ной Фла­ми­ни­е­вой доро­ги, явно ощу­ща­ет­ся отсыл­ка к неоат­ти­че­ским скуль­п­то­рам, к Зев­су работы Эвклида, к скульп­ту­рам Дамо­фо­на из Мес­се­ны. А голо­ва Апол­ло­на на одном из щитов вос­хо­дит к како­му-то зна­ме­ни­то­му прото­ти­пу, веро­ят­но, к Апол­ло­ну работы Тимар­хида. Пожа­луй, толь­ко голо­ва Ромы, для кото­рой ещё не сло­жи­лась офи­ци­аль­ная ико­но­гра­фия, не име­ет точ­но­го образ­ца. Но вполне оче­вид­на, преж­де все­го в моти­вах кес­со­нов — сти­ли­зо­ван­ных сим­во­ли­че­ских и нату­ра­ли­сти­че­ских моти­вах, ранее уже заим­ст­во­ван­ных из дорий­ских фри­зов позд­не­эл­ли­ни­сти­че­ской архи­тек­ту­ры для почёт­ных и над­гроб­ных памят­ни­ков цен­траль­ной Ита­лии, — рука испол­ни­те­ля ита­лий­ско­го про­ис­хож­де­ния. Так­же и прото­ма, изо­бра­жаю­щая быка, на зам­ко­вом камне нахо­дит точ­ные соот­вет­ст­вия в ита­ло-элли­ни­сти­че­ском изо­бра­зи­тель­ном репер­ту­а­ре: муни­ци­паль­ное искус­ство тор­же­ст­ву­ет в одном из наи­бо­лее пре­стиж­ных и поли­ти­че­ски зна­чи­мых памят­ни­ков авгу­стов­ской Ита­лии¹⁹.

Одна­ко на пуб­лич­ной сцене в Рими­ни сох­ра­ня­ла силь­ные пози­ции так­же и изыс­кан­ная про­дук­ция, порой, веро­ят­но, импор­ти­ро­ван­ная, как пре­крас­ная копия поли­кле­тов­ско­го Дори­фо­ра (к сожа­ле­нию, изно­шен­ная от воздей­ст­вия воды)²⁰; порой же зано­во истол­ко­ван­ная мест­ной худо­же­ст­вен­ной шко­лой, как голо­ва Апол­ло­на, отно­ся­ща­я­ся к акро­ли­ту из Кови­нья­но²¹, вдох­нов­лён­ная голо­вой Апол­ло­на, «дер­жа­ще­го кифа­ру» (qui tenet citharam) работы неоат­ти­че­ско­го скуль­п­то­ра Тимар­хида. Пожа­луй, немно­го поз­же до серд­ца Рома­ньи добра­лись хоро­шие реп­ли­ки работ гре­че­ских учи­те­лей, как свиде­тель­ст­ву­ет голо­ва акро­ли­та из Фор­ли, вос­хо­дя­щая к голо­ве Эйре­ны работы Кефи­со­до­та (кат. № 1)²². Мест­ным пло­дом рас­про­стра­не­ния подоб­ных моде­лей стал «Гений» из дома (domus) мона­сты­ря Сан-Фран­че­ско в Рими­ни (кат. № 17) — выпол­нен­ная в стро­гом соот­вет­ст­вии с тра­ди­ци­ей иде­а­ли­зи­ро­ван­ная голо­ва, при­над­ле­жа­щая к целой фигу­ре, кото­рую, пожа­луй, сле­ду­ет счи­тать муж­ской, хотя её изыс­кан­ная при­чёс­ка, име­ю­щая необыч­ные осо­бен­но­сти, явля­ет­ся жен­ской. Так­же и в этом слу­чае несо­мнен­на отсыл­ка к неоат­ти­че­ским моде­лям, хотя физио­но­ми­че­ская неод­но­знач­ность име­ет пре­цеден­ты в вотив­ных голо­вах этрус­ско-ита­лий­ских свя­ти­лищ. Веро­ят­но, с этой голо­вой свя­за­но изо­бра­же­ние аму­ра, выпол­нен­ное из тако­го же мра­мо­ра и най­ден­ное в том же кон­тек­сте²¹.

Если бы сохран­ность поз­во­ли­ла, инте­рес­но было бы попы­тать­ся выявить, в какой мере пате­ти­че­ская инто­на­ция, кото­рая ощу­ща­ет­ся в голо­ве Авгу­ста (кат. № 13), отно­ся­щей­ся к груп­пе порт­ре­тов типа «При­ма Пор­та» и най­ден­ной в 1984 г. на стрел­ке реки Марек­кья, вос­хо­дит к эклек­тиз­му про­вин­ци­аль­ной про­дук­ции²⁴. В любом слу­чае это свиде­тель­ство явля­ет­ся изо­ли­ро­ван­ным: в целом лояль­ность побуж­да­ла пери­фе­рий­ных масте­ров стро­го сле­до­вать прото­ти­пам, создан­ным в неоат­ти­че­ских мастер­ских. С это­го вре­ме­ни и позд­нее в Вось­мом рай­оне (regio octava) бур­но раз­ви­ва­ют­ся поче­сти, ока­зы­вае­мые как прин­цеп­су, так и чле­нам импе­ра­тор­ской семьи и вопло­тив­ши­е­ся в целых груп­пах ста­туй, сре­ди кото­рых груп­па из Велеи, посвя­щён­ная в пери­од меж­ду прав­ле­ни­я­ми Тибе­рия и Нер­вы²⁵, — лишь луч­ше все­го сох­ра­нив­ший­ся экзем­пляр, но следы таких групп обна­ру­жи­ва­ют­ся почти повсюду в цис­па­дан­ских муни­ци­пи­ях и коло­ни­ях, от Боло­ньи²⁶ до Сар­си­ны (кат. № 18)²⁷, от Реджо²⁸ до Пар­мы²⁹, а круп­ней­шая из них была постав­ле­на при Клав­дии в Равен­не, где зна­ме­ни­тые пли­ты с обо­жест­вле­ни­ем и про­цес­си­ей вик­ти­ма­ри­ев, воз­мож­но, те же самые, что и на «тро­нах»³⁰, слу­жи­ли, веро­ят­но, кар­ни­зом для груп­пы ста­туй, от кото­рой сох­ра­ни­лась по мень­шей мере пок­ры­тая голо­ва (caput velatum) муж­чи­ны, заму­ро­ван­ная на внеш­ней стене город­ской баш­ни³¹, а воз­мож­но, и ста­туя жен­щи­ны (кат. № 20), исполь­зо­ван­ная как мате­ри­ал для стро­и­тель­ства тор­го­во­го квар­та­ла Клас­се³². Голо­ва лише­на (быть может, наме­рен­но в антич­но­сти) сти­ли­сти­че­ских при­зна­ков, как и физио­но­ми­че­ских харак­те­ри­стик, из-за дол­го­го изно­са, но вполне оче­вид­но, что ста­туя изготов­ле­на в одно вре­мя с ука­зан­ны­ми релье­фа­ми, учи­ты­вая, кро­ме того, что в Равен­не состо­я­лось тор­же­ст­вен­ное при­бы­тие (adventus) импе­ра­то­ра, воз­вра­тив­ше­го­ся после бри­тан­ских побед, самое зна­чи­мое собы­тие за весь пери­од до пере­но­са в этот город сто­ли­цы Запа­да.

Посмерт­ный порт­рет Цеза­ря из Велеи, напро­тив, был изготов­лен в сто­ли­це³³.

В прав­ле­ние Юли­ев-Клав­ди­ев наравне с дина­сти­че­ски­ми импе­ра­тор­ски­ми груп­па­ми ста­туй, воз­дви­гав­ши­ми­ся всё чаще, в рим­ском мире ста­ли появ­лять­ся и муни­ци­паль­ные почёт­ные груп­пы ста­туй в мра­мо­ре и брон­зе, часто состо­яв­шие из кон­ных ста­туй муж­чин в соп­ро­вож­де­нии ста­туй сто­я­щих жен­щин, как не пол­но­стью сох­ра­нив­ша­я­ся груп­па из Пом­пей или груп­па Нони­ев Баль­бов из Гер­ку­ла­ну­ма³⁴, к кото­рым весь­ма близ­ки брон­зо­вые ста­туи из Кар­то­че­то, в том чис­ле и по сво­е­му ико­но­гра­фи­че­ско­му про­фи­лю.

Воз­мож­но, почёт­ные груп­пы име­лись и в Эми­лье, на что может ука­зы­вать пара круг­лых мра­мор­ных голов из Новел­ла­ры (Реджо Эми­лья)³⁵, кото­рые даже за счёт само­го мате­ри­а­ла выде­ля­ют­ся сре­ди совре­мен­ных им над­гроб­ных порт­ре­тов и отли­ча­ют­ся явной бли­зо­стью к офи­ци­аль­ным порт­ре­там Юли­ев-Клав­ди­ев. К этим скульп­ту­рам вос­хо­дит, в том чис­ле и сти­ли­сти­че­ски, но в пле­бей­ском духе, над­гроб­ный порт­рет на болон­ской «клас­си­ци­сти­че­ской» сте­ле Кор­не­ли­ев³⁶.

Такие груп­пы ста­туй нахо­ди­лись, веро­ят­но, и в Рими­ни: вспом­ним о кон­ской голо­ве (кат. № 28), кото­рая попа­ла в част­ную кол­лек­цию уже в паре с дру­гой кон­ской голо­вой, скры­ваю­щей её небреж­но обра­ботан­ную пра­вую щёку, хоро­шо впи­сы­ва­ет­ся в клас­си­ци­сти­че­скую выра­зи­тель­ность эпо­хи Авгу­ста и Юли­ев-Клав­ди­ев и не лише­на созву­чия (пусть и не под­твер­ждён­но­го атри­бу­та­ми рос­ко­ши) с кон­ски­ми голо­ва­ми груп­пы из Пер­го­лы³⁷; вспом­ним так­же о мра­мор­ной ноге из город­ских кол­лек­ций, столь же далё­кой от скульп­тур­но­го сти­ля Арки, сколь и близ­кой — ввиду сво­его при­двор­но­го духа — к равенн­ским релье­фам³⁸.

Этим фраг­мен­там не могут пред­ше­ст­во­вать брон­зо­вые ста­туи из Кар­то­че­то — ремес­лен­ные работы, име­ю­щие серий­ный вид и физио­но­ми­че­ские харак­те­ри­сти­ки, типич­ные для ари­сто­кра­ти­че­ских порт­ре­тов этой эпо­хи, вдох­нов­лён­ных импе­ра­тор­ски­ми порт­ре­та­ми; преж­де все­го фигу­ры жен­щин, но так­же и пом­пез­ные кони демон­стри­ру­ют манер­ность, стан­дар­ти­за­цию, харак­тер­ную для мастер­ских, где тех­ни­ка, опыт, мате­ри­аль­ная пыш­ность заня­ли место твор­че­ской жил­ки нача­ла прав­ле­ния Авгу­ста.

В цис­па­дан­ском реги­оне сох­ра­ни­лось нема­ло сле­дов литей­ных мастер­ских. Из цен­тров, поки­ну­тых в кон­це эпо­хи антич­но­сти, таких, как Велея или Луце­рия (Сан-Поло д’Энца) про­ис­хо­дят пли­ты с над­пи­ся­ми, архи­тек­тур­ная обли­цов­ка, малень­кие изо­бра­же­ния, эле­мен­ты мебе­ли, а так­же порт­ре­ты бес­спор­но циз­аль­пий­ско­го про­ис­хож­де­ния³⁹. В Велее сох­ра­ни­лись так­же остат­ки позо­ло­чен­ной брон­зо­вой ста­туи⁴⁰. Но имен­но в Рими­ни отхо­ды про­из­вод­ства и мат­ри­цы для малень­ких брон­зо­вых ста­ту­эток, пред­на­зна­чен­ных, веро­ят­но, для лара­ри­ев, поз­во­ля­ют лока­ли­зо­вать ате­лье худо­же­ст­вен­ной брон­зы, про­из­вод­ст­вен­ный центр, несо­мнен­но работав­ший на всём про­тя­же­нии I и II вв. н. э.⁴¹ Веро­ят­но, не слу­чай­но в сосед­ней Сар­сине в прав­ле­ние Фла­ви­ев нахо­ди­лись брон­зо­вые изо­бра­же­ния божеств, посвя­щён­ные Гаем Цези­ем Саби­ном⁴². В любом слу­чае имен­но Рими­ни высту­па­ет, в том чис­ле и по ито­гам опуб­ли­ко­ван­ных нахо­док, как один из самых актив­ных дви­жу­щих цен­тров в пано­ра­ме худо­же­ст­вен­но­го про­из­вод­ства Верх­ней Адри­а­ти­ки в пер­вые века Импе­рии. В Рими­ни было нема­ло семей, чле­ны кото­рых достиг­ли в нача­ле Импе­рии выс­ших государ­ст­вен­ных долж­но­стей, как бла­го­да­ря сво­им круп­ным состо­я­ни­ям, так и по ито­гам бле­стя­щих воен­ных карьер⁴³, что послу­жи­ло бы доста­точ­ным осно­ва­ни­ем для уста­нов­ки одной из самых ярких раз­но­вид­но­стей почёт­ных ста­туй. Пожа­луй, с одной из этих семей и сле­ду­ет свя­зы­вать рос­кош­ные почёт­ные ста­туи, кото­рые волею дра­ма­ти­че­ских обсто­я­тельств ока­за­лись под Кар­то­че­то.