Харак­тер­ны­ми чер­та­ми порт­ре­та импе­ра­то­ра явля­ют­ся широ­кий лоб, глу­бо­ко поса­жен­ные гла­за, пол­ные губы и выдаю­щий­ся под­бо­ро­док. О его пожи­лом воз­расте свиде­тель­ст­ву­ют глу­бо­кие гори­зон­таль­ные мор­щи­ны на лбу и вокруг глаз, а так­же глу­бо­кие носо­губ­ные склад­ки. Все эти чер­ты сооб­ща­ют лицу воле­вой и одно­вре­мен­но задум­чи­вый вид, что поз­во­ля­ет отне­сти этот мра­мор к груп­пе, кото­рую в свое вре­мя Поул­сен опре­де­лил как «реа­ли­сти­че­ские порт­ре­ты» (Poulsen 1914, pp. 44—49), про­ти­во­по­став­ляя их гораздо более мно­го­чис­лен­ным «иде­а­ли­зи­ро­ван­ным» порт­ре­там, кото­рые отли­ча­лись моло­жа­вым видом и мень­шим сход­ством с ори­ги­на­лом. Наи­бо­лее выра­зи­тель­ным в «реа­ли­сти­че­ской» груп­пе явля­ет­ся порт­рет в Глип­то­те­ке Копен­га­ге­на, с кото­рым голо­ва из музея Терм обна­ру­жи­ва­ет наи­боль­шее сход­ство (Divus Vespasianus 2009, p. 403) в без­жа­лост­ной точ­но­сти изо­бра­же­ния мор­щин на лице и фор­мы чере­па. Одна­ко не так дав­но клас­си­фи­ка­ция Поул­се­на была пере­смот­ре­на. Соглас­но новой интер­пре­та­ции, при­зна­ки реа­лиз­ма обна­ру­жи­ва­ют­ся в обе­их груп­пах порт­ре­тов; при­ня­то счи­тать, что «ари­сто­кра­ти­че­ский» реа­лизм все­гда при­сут­ст­во­вал в «иде­а­ли­зи­ро­ван­ных» порт­ре­тах (Palladini 1981). Более того, под­чер­ки­ва­ет­ся, что вари­а­ции порт­ре­тов во мно­гих слу­ча­ях явля­ют­ся резуль­та­том пере­ра­бот­ки: мно­го­чис­лен­ные порт­ре­ты чле­нов дина­стии Фла­ви­ев были изготов­ле­ны из порт­ре­тов лиц, пре­дан­ных damnatio memoriae, преж­де все­го, импе­ра­то­ра Неро­на (Bergmann—Zanker 1981, pp. 332—334). Такой же, ско­рее все­го, была и исто­рия пред­став­лен­но­го здесь порт­ре­та: не толь­ко при­чес­ка на нем более пыш­ная, чем на дру­гих порт­ре­тах Вес­па­си­а­на и носит явные следы пере­ра­бот­ки; так­же и дру­гие чер­ты, такие как выдаю­щий­ся под­бо­ро­док и изо­гну­тые мяси­стые губы очень силь­но напо­ми­на­ют послед­не­го импе­ра­то­ра дина­стии Юли­ев—Клав­ди­ев. Эта гипо­те­за разде­ля­ет­ся мно­ги­ми иссле­до­ва­те­ля­ми (в част­но­сти, Bergmann—Zanker 1981, pp. 337, 340—341) в отно­ше­нии копен­га­ген­ско­го порт­ре­та Вес­па­си­а­на, кото­рый так­же, весь­ма веро­ят­но, был изготов­лен в резуль­та­те пере­дел­ки порт­ре­та Неро­на (Amadio, in bibl.).