ТИРТЕЙ; Tyr­taios, из Спар­ты, VII в. до н. э., гре­че­ский поэт, эле­гик. Антич­ные источ­ни­ки назы­ва­ют местом рож­де­ния Тир­тея, наряду со Спар­той, Афи­ны или Милет. Леген­да гла­си­ла, что Тир­тей был хром и пре­по­да­вал в афин­ской шко­ле. Во вре­мя II Мес­сен­ской вой­ны спар­тан­цы полу­чи­ли из Дельф пред­ска­за­ние, что они победят толь­ко тогда, когда их вождем станет афи­ня­нин. Непри­яз­нен­но настро­ен­ные к Спар­те афи­няне при­сла­ли Тир­тея в каче­стве вождя. Но физи­че­ские недо­стат­ки Тир­тея засло­нил его поэ­ти­че­ский талант. Сво­и­ми эле­ги­я­ми он под­нял спар­тан­цев на борь­бу, и они поко­ри­ли сво­бо­до­лю­би­вых мес­сен­цев. В насто­я­щее вре­мя счи­та­ет­ся, что роди­ной Тир­тея все же была Спар­та. Поэто­му он мог так хоро­шо пони­мать ее дух и потреб­но­сти. Леген­ды о рож­де­нии в Миле­те или Афи­нах объ­яс­ня­ют­ся как тра­ди­ци­он­ным ионий­ским диа­лек­том его эле­гий, так и тем фак­том, что нико­гда поз­же Спар­та не поро­ди­ла ни одно­го поэта. Эле­гии Тир­тея делят­ся на пять книг. Сохра­ни­лось при­мер­но 150 сти­хов. Боль­шую их часть состав­ля­ют воин­ские эле­гии, где Тир­тей гово­рит о сла­ве, кото­рую добы­ва­ет сме­лый воин при жиз­ни и после герой­ской смер­ти, а затем про­ти­во­по­став­ля­ет этой кар­тине уни­зи­тель­ную судь­бу побеж­ден­ных, ски­та­ния лишен­ных кро­ва и роди­ны. Он дает так­же так­ти­че­ские ука­за­ния. В самой длин­ной эле­гии (фр. 6) он раз­мыш­ля­ет над иерар­хи­ей цен­но­стей в жиз­ни чело­ве­ка, и пре­вы­ше все­го — пре­вы­ше физи­че­ской силы и побед на играх, выше кра­соты, богат­ства, вла­сти и все­го осталь­но­го — он ста­вит воин­скую доб­лесть, кото­рая одна толь­ко достой­на мужа. Все, что пишет Тир­тей, в ито­ге сво­дит­ся к одно­му: стрем­ле­нию несги­бае­мо сто­ять в пер­вом ряду и, хотя бы ценой жиз­ни, сра­зить­ся за победу. Об этом же он гово­рит, вспо­ми­ная про­шлое Спар­ты, когда в эле­гии, назван­ной древни­ми Эвно­мия, про­слав­ля­ет ее государ­ст­вен­ное устрой­ство, неру­ши­мое и пре­крас­ное, ибо оно уста­нов­ле­но соглас­но про­ро­че­ству Апол­ло­на Дель­фий­ско­го. В эле­ги­ях Тир­тея, в отли­чие от Или­а­ды Гоме­ра, уже не столь важ­на сла­ва отдель­ной лич­но­сти, героя, бле­стя­щие подви­ги кото­ро­го ото­дви­га­ют в тень всех осталь­ных, а в боль­шей сте­пе­ни речь идет о фор­ми­ро­ва­нии бое­во­го един­ства, где лич­ность свя­за­на с осталь­ны­ми, и толь­ко жерт­ва, при­не­сен­ная на алтарь обще­го дела, заслу­жи­ва­ет бес­смерт­ной памя­ти. Таким обра­зом, он ука­зы­ва­ет на пере­ход от геро­и­че­ской родо­вой эти­ки к новой, под­чи­ня­ю­щей лич­ность государ­ству. Язык и стиль Тир­тея близ­ки к эпи­че­ской тра­ди­ции. В сохра­нив­ших­ся фраг­мен­тах мы видим мно­го­чис­лен­ные сло­вес­ные пере­се­че­ния с поэ­ма­ми Гоме­ра. Моти­вы воин­ских эле­гий напо­ми­на­ют о Кал­лине.