КЛЕО́Н

Cleon, Κλέων, сын Кле­эне­та (Thuc. 3, 37. 4, 21), был коже­вен­ный тор­го­вец или же вла­де­лец коже­вен­но­го заво­да в Афи­нах, в кото­ром работа­ли его рабы. Он как дема­гог играл боль­шую роль в тече­ние 7 лет, от 429 до 422 гг. до Р. Х. Уже до смер­ти Перик­ла Кле­он упо­ми­на­ет­ся в чис­ле тех, кото­рые высту­пи­ли с обви­не­ни­ем про­тив это­го мужа и навлек­ли на него денеж­ный штраф (Plut. Per. 33. 35); но, как вождь наро­да, выдви­нул­ся он толь­ко после смер­ти Перик­ла, вме­сте с тор­гов­цем паклей Евкра­том и овце­во­дом Лиси­к­лом. Он был необ­ра­зо­ван, само­лю­бив и нагл, но ода­рен был при­род­ным крас­но­ре­чи­ем, впро­чем, очень часто лишь заглу­шал всех силой сво­его необык­но­вен­но звуч­но­го голо­са; «это был чело­век самый буй­ный меж­ду граж­да­на­ми и в то же вре­мя поль­зо­вал­ся самым боль­шим дове­ри­ем у тол­пы, хотя он сам откры­то объ­яв­лял, что народ силен в том, чтобы давать дура­чить себя новиз­ной речи, и не сле­до­вать на деле испы­тан­но­му, что он раб необы­чай­но­го и пре­зри­тель обык­но­вен­но­го». Цель его была τὴν πό­λιν τα­ράτ­τειν^[1], воз­будить народ­ную нена­висть про­тив Спар­ты, чтобы тем сво­бод­нее ловить в мут­ной воде. И в самом деле, ему не толь­ко уда­лось упла­тить свои зна­чи­тель­ные дол­ги, но даже нажить еще боль­шие сум­мы. В сво­их пла­нах опи­рал­ся он осо­бен­но на бед­ней­ших граж­дан. Thuc. 3. 36. 5, 7. 16. Plut. Nic. 8.

Когда в 427 г. отпав­ший ост­ров Лес­бос и осо­бен­но город Мити­ле­на были сно­ва заво­е­ва­ны Пахе­том, Кле­он в необуздан­ной речи тре­бо­вал уни­что­же­ния горо­да и умерщ­вле­ния всех жите­лей муж­ско­го пола, спо­соб­ных носить ору­жие. И хотя это реше­ние при более спо­кой­ном обсуж­де­нии было отме­не­но, одна­ко Кле­он успел добить­ся того, что эта жесто­кая мера была при­ме­не­на к тыся­че ари­сто­кра­тов. 3000 афин­ских кле­ру­хов полу­чи­ли на ост­ро­ве земель­ные участ­ки. Thuc. 3, 37—50. В каче­стве заве­дую­ще­го государ­ст­вен­ны­ми дохо­да­ми он имел доста­точ­но слу­ча­ев удо­вле­тво­рить свою жад­ность, тем более что он под­дер­жи­вал страсть к про­цес­сам и при­тес­нял союз­ни­ков нало­га­ми, меж­ду тем как, с дру­гой сто­ро­ны, уве­ли­че­ни­ем судей­ско­го жало­ва­нья с 1 обо­ла на 3 он при­об­рел себе под­держ­ку и рас­по­ло­же­ние народ­ной мас­сы. Напрас­но ста­ра­лись при­вер­жен­цы оли­гар­хии, и во гла­ве их Никий, устра­нить Клео­на и заклю­чить мир со спар­тан­ца­ми; они ниче­го не мог­ли сде­лать про­тив его наг­ло­сти. Напро­тив того, когда в 425 г. афи­няне заклю­чи­ли 120 спар­тан­цев на ост­ро­ве Сфак­те­рии, то по сове­ту Клео­на были постав­ле­ны спар­тан­ским послам такие усло­вия мира, что о согла­ше­нии не мог­ло быть и речи. Афи­няне, впро­чем, ско­ро рас­ка­я­лись в том, что не при­ня­ли уме­рен­ных пред­ло­же­ний спар­тан­цев. Когда Кле­он само­уве­рен­но объ­явил, что, если бы он был стра­те­гом, то ско­ро бы кон­чил оса­ду, и когда Никий изъ­явил готов­ность тот­час отка­зать­ся от коман­до­ва­ния, то народ заста­вил Клео­на про­тив его жела­ния взять на себя веде­ние дела. Впро­чем, и тогда пока­зал он свою упор­ную наг­лость и обе­щал даже в тече­ние 20 дней взять ост­ров. Он был настоль­ко осто­ро­жен, что взял себе в помощ­ни­ки в выс­шей сте­пе­ни дель­но­го и опыт­но­го Демо­сфе­на, и пре­вос­ход­ные меры, при­ня­тые этим пол­ко­вод­цем, увен­ча­лись бле­стя­щим успе­хом, так что Кле­он мог испол­нить свое сме­лое обе­ща­ние. Thuc. 4, 17—39. Diod. Sic. 12, 61 слл. Конеч­но, он при­сва­и­вал себе честь победы, как буд­то бы, выра­жа­ясь сло­ва­ми Ари­сто­фа­на (Arist. Equit. 55), он испек пиро­жок сво­е­му гос­по­ди­ну, дрях­ло­му Дему, пиро­жок, кото­рый на самом деле при­гото­вил Демо­сфен. Афи­няне, конеч­но, после того не хоте­ли и слы­шать о мире, и Кле­он, упо­ен­ный при­об­ре­тен­ной им сла­вой, отпра­вил­ся в поход про­тив Бра­сида, удач­но вое­вав­ше­го во Фра­кии про­тив Никия и Нико­ст­ра. Но при Амфи­по­ле Кле­он поте­рял бит­ву и жизнь, в 422 г. Thuc. 5, 1 слл. 6 слл. Diod. Sic. 12, 73 сл.

Ари­сто­фан в сво­ей комедии «Всад­ни­ки» изо­бра­зил пре­вос­ход­ным обра­зом Клео­на и тогдаш­нее поло­же­ние дел (после счаст­ли­во окон­чен­но­го пред­при­я­тия про­тив Сфак­те­рии). Какой страх вну­шал Кле­он, это вид­но из того обсто­я­тель­ства, что, хотя он в этой пье­се был выведен не под сво­им име­нем, а под видом пафла­гон­ско­го раба, одна­ко никто не решил­ся изгото­вить мас­ку его и ни один актер не хотел взять на себя его роль, так что Ари­сто­фан сам дол­жен был играть ее, при­том без мас­ки, толь­ко накра­сив лицо свое. Что изо­бра­же­ние Клео­на, пред­став­лен­ное Ари­сто­фа­ном, соглас­но харак­те­ру комедии, пре­уве­ли­че­но, это­го нель­зя не при­знать. Но и по харак­те­ри­сти­ке Фукидида (3, 37—40) вид­но, что Кле­он хотя был энер­ги­чен и крас­но­ре­чив (tur­bu­len­tus il­le qui­dem ci­vis, sed ta­men elo­quens^[2]. Cic. Brut. 7), но не имел ни бла­го­род­ства духа, ни муд­рой пред­у­смот­ри­тель­но­сти, был испол­нен страст­ной нена­ви­сти и бес­по­щад­но­сти к дру­гим; был враг все­го, что толь­ко в каком-либо отно­ше­нии выда­ва­лось над ним, и пор­тил тем народ, что при­ви­вал к нему соб­ст­вен­ное себя­лю­бие и вла­сто­лю­бие, и, чтобы дер­жать его в сво­их руках, будил его стра­сти, пота­кал и удо­вле­тво­рял им. Ср. о нем Gro­te Ge­schich­te Griech., VI, 480 слл. нем. пере­во­да.