ЭЛЕВСИ́НИИ, ЕЛЕВСИНИИ

[1] Eleu­si­nia, τὰ Ἐλευ­σίνια, культ Демет­ры и Пер­се­фо­ны в Елев­сине, горо­де в атти­че­ском деме того же име­ни, рас­по­ло­жен­ном в 2 милях от Афин на мегар­ской гра­ни­це. В древ­нее вре­мя он, веро­ят­но, состо­ял из сель­ских празд­ни­ков, отно­сив­ших­ся к зем­леде­лию, посе­ву, жат­ве и осно­ва­нию бла­го­нрав­ной жиз­ни, но поз­же, когда с пред­став­ле­ни­ем об уми­ра­нии и ожи­ва­нии семе­ни, имев­шем мифи­че­ский образ в исто­рии Пер­се­фо­ны, соеди­ня­ли более глу­бо­кие рели­ги­оз­ные идеи о бес­смер­тии, он при­нял мисти­че­ский харак­тер и сде­лал­ся тай­ным куль­том, в кото­рый посвя­ща­лись посред­ст­вом осо­бых таин­ст­вен­ных обрядов, и тайн кое­го никто не дол­жен был выда­вать. Демет­ра сама учреди­ла свой культ в Елев­сине, когда она иска­ла похи­щен­ную Пер­се­фо­ну (см. Δη­μήτηρ); к это­му куль­ту Демет­ры и Пер­се­фо­ны еще в ран­ние вре­ме­на при­со­еди­нил­ся культ Дио­ни­са — Иак­ха, при­шед­ший, веро­ят­но, из Бео­тии через фра­кий­цев, пред­ста­ви­те­лем коих был Евмольп (см. Eumol­pus). В позд­ней­ший пери­од орфи­ки ока­за­ли вли­я­ние на елев­син­скую систе­му богов тем, что, уни­что­жив преж­нюю гре­че­скую опре­де­лен­ность лич­но­стей богов, они сме­ша­ли фра­кий­ско-фри­гий­ские боже­ства: Рею-Кибе­лу, Дио­ни­са-Загрея и Гека­ту с Демет­рой, Иак­хом и Пер­се­фо­ной. Елев­син­ский культ в древ­ней­шее вре­мя испол­ня­ли толь­ко ели­всин­цы; со вре­ме­ни же соеди­не­ния Елев­си­на с Афи­на­ми в одно государ­ство, что мифи­че­ски изо­бра­жа­ет­ся победой над Евмоль­пом афин­ско­го царя Ерехтея, Афи­ны при­ня­ли уча­стие в елев­син­ском куль­те и рас­про­стра­ни­ли его далее. С это­го вре­ме­ни еже­год­ные празд­не­ства елев­син­ских богов справ­ля­лись отча­сти в Афи­нах, отча­сти в Елев­сине, но таким обра­зом, что Елев­син все­гда оста­вал­ся глав­ным местом куль­та. Празд­но­ва­ние отно­си­лось к изме­ня­ю­ще­му­ся поло­же­нию Пер­се­фо­ны, сход кото­рой (κά­θοδος) в ад и брак с Гаде­сом осе­нью, когда хле­ба исче­за­ют с полей и дела­ют­ся ози­мые посе­вы, празд­но­ва­ли по всей Гре­ции, тогда как вес­ной празд­но­ва­лось ее воз­вра­ще­ние (ἄνο­δος) на зем­лю и к мате­ри, рав­но как ее брак с цве­ту­щим Дио­ни­сом. Поэто­му елев­син­ские празд­не­ства рас­па­да­лись на весен­ние и осен­ние. [2] Вес­ною глав­ным празд­ни­ком были Малые Елев­си­нии, справ­ляв­ши­е­ся в Анфе­сте­ри­оне (фев­раль — март) в пред­ме­стии Аграх на Илис­се при Ἐλευ­σίνιον ἐν Ἄγραις с таин­ст­вен­ны­ми, в част­но­сти неиз­вест­ны­ми обряда­ми. Они были учреж­де­ны, по пре­да­нию, в честь Гер­ку­ле­са, кото­рый как ино­стра­нец не мог быть посвя­щен по тогдаш­ним зако­нам в Вели­кие Елев­си­нии; ср. Stru­ve, Bil­der-Kreis von Eleu­sis (1870). Осе­нью празд­но­ва­ли меж­ду вре­ме­нем жат­вы и посе­ва от 15 чис­ла Боедро­ми­о­на (сен­тябрь — октябрь) в тече­ние 9 дней Вели­кие Елев­си­нии. Порядок дней труд­но опре­де­лить. В пер­вые дни были раз­ные при­готов­ле­ния к глав­ной части празд­ни­ка, жерт­вы, очи­ще­ния, омо­ве­ния, с тор­же­ст­вен­ной про­цес­си­ей к морю (ἅλα­δε μύσ­ται), посты, шум­ные про­цес­сии и т. п. На 6-й день по «свя­щен­ной доро­ге» устра­и­ва­лась боль­шая про­цес­сия Иак­ха из Афин в Елев­си­ну, в кото­рой кро­ме жре­цов и вла­стей при­ни­ма­ли уча­стие мно­же­ство посвя­щен­ных, в мир­то­вых и сель­де­рей­ных вен­ках, с плу­га­ми и поле­вы­ми оруди­я­ми и факе­ла­ми в руках. Про­цес­сия, пред­во­ди­те­лем кото­рой счи­тал­ся шумя­щий Иакх, начи­на­лась, веро­ят­но, у город­ско­го Елев­син­ско­го хра­ма под севе­ро-запад­ным скло­ном крем­ля и устра­и­ва­лась во вто­рую поло­ви­ну дня, так что по совер­ше­нии пути в 2 мили с наступ­ле­ни­ем ночи при­хо­ди­ли в Елев­син. По доро­ге дела­лись раз­ные уве­се­ле­ния, как, напр., насмеш­ки у моста через Кефис око­ло Афин, так назы­вае­мые γε­φυρισ­μοί. [3] По при­бы­тии в Елев­син в бли­жай­шую и сле­дую­щие ночи во Фри­а­сий­ской долине по бере­гу Елев­син­ско­го зали­ва и око­ло источ­ни­ка Кал­ли­хо­ра, рав­но как в боль­шом, вели­ко­леп­но выстро­ен­ном Пери­к­лом зда­нии для мисте­рий, μυσ­τι­κὸς ση­κός (τε­λεσ­τή­ριον, μέ­γαρον, ἀνάκ­το­ρον) устра­и­ва­лись раз­лич­ные празд­не­ства, изо­бра­жав­шие печаль­ное отыс­ки­ва­ние Пер­се­фо­ны и ее нахож­де­ние. Пере­ход от иска­ния к нахож­де­нию, от печа­ли к радо­сти озна­чал­ся заклю­чав­шим быв­ший нака­нуне пост потреб­ле­ни­ем напит­ка, κυ­κεών, сме­шан­но­го из воды, меда и мяты; это­го напит­ка выпи­ла неко­гда впер­вые после дол­гой печа­ли и поста Демет­ра в доме Келея в Елев­сине. Заклю­че­ние все­го празд­не­ства состав­ля­ло так назы­вае­мые Πλη­μοχόη, воз­ли­я­ние воды из свое­об­раз­ных сосудов, при­чем из одно­го сосуда дела­ли воз­ли­я­ние на восток, из дру­го­го на запад. Ноч­ное празд­не­ство, начи­ная с про­цес­сии Иак­ха и до Πλη­μοχόη совер­ша­ли, веро­ят­но, мисты и епо­пты, отдель­но в раз­ных местах. Сле­ду­ет заме­тить, что те, кото­рые посвя­ща­лись в мисте­рии (для ино­стран­цев необ­хо­ди­мо было иметь како­го-нибудь атти­ка как мис­та­го­га, посвя­ти­те­ля в мисте­рии), были вво­ди­мы обык­но­вен­но сна­ча­ла на Малых Елев­си­ни­ях вес­ною в малые мисте­рии (τὰ μικ­ρὰ μυσ­τή­ρια) и при­ни­ма­ли уча­стие в каче­стве мистов (μύσ­ται) осе­нью того же года в боль­ших мисте­ри­ях (τὰ με­γάλα μυσ­τή­ρια) Вели­ких Елев­си­ний, но пол­но­го посвя­ще­ния дости­га­ли лишь на сле­дую­щий год на Вели­ких Елев­си­ни­ях в каче­стве епо­птов (ἐπόπ­ται, т. е. зри­те­ли). [4] Таким обра­зом, меж­ду тем как мисты совер­ша­ли, веро­ят­но, свои ноч­ные про­цес­сии на Фри­а­сий­ском поле и допус­ка­лись так­же в пред­хра­мие, епо­пты совер­ша­ли тай­ное празд­но­ва­ние в τε­λεσ­τή­ριον, состо­яв­шее в основ­ном из свя­щен­ной дра­мы (δρᾶ­μα μυσ­τι­κόν), в коей изо­бра­жа­лась с боль­шим вели­ко­ле­пи­ем исто­рия Демет­ры, Пер­се­фо­ны и Иак­ха посред­ст­вом раз­лич­ных свя­щен­ных сим­во­ли­че­ских зна­ков, при кли­ках и пении. При этом обра­ща­лось пре­иму­ще­ст­вен­ное вни­ма­ние на пере­ход от мра­ка к све­ту, от стра­ха к радо­сти и вооду­шев­ля­ю­щим зре­ли­щам. Плу­тарх гово­рит об этом (de ani­ma fr. 6, 2, p. 270. изд. Hut­ten): «Сна­ча­ла блуж­да­ние и уто­ми­тель­ное бега­ние туда и сюда и роб­кое лишен­ное посвя­ще­ния стран­ст­во­ва­ние во мра­ке; затем перед самым посвя­ще­ни­ем все суро­вое, ужас и дрожь, и пот, и изум­ле­ние. За этим их пора­жа­ет чуд­ный свет, или их при­ни­ма­ют пре­лест­ные места и доли­ны, напол­нен­ные голо­са­ми, хоро­вод­ны­ми пляс­ка­ми и тор­же­ст­вен­ны­ми свя­щен­ны­ми пес­но­пе­ни­я­ми и явле­ни­я­ми». Епо­пты, по-види­мо­му, по ана­ло­гии с судь­бою Пер­се­фо­ны, ведут­ся через обра­зы смер­ти и цар­ства теней к весе­лой, счаст­ли­вой жиз­ни при све­те, из Тар­та­ра в Ели­сий. [5] Так эти сим­во­ли­че­ские пред­став­ле­ния, не будучи сопро­вож­дае­мы ника­ки­ми дог­ма­ти­че­ски­ми уче­ни­я­ми о новых целеб­ных исти­нах, про­буж­да­ли в душе посвя­щен­но­го бла­жен­ные надеж­ды на загроб­ную жизнь. «Три­жды бла­жен­ны те смерт­ные, — гово­рит Софокл (fr. 719. Din­dorf), — кото­рые виде­ли эти посвя­ще­ния, когда они нис­хо­дят в пре­ис­под­ню; для них одних суще­ст­ву­ет жизнь в под­зем­ном цар­стве, для дру­гих это лишь муче­ние и стра­да­ние». Понят­но, что, смот­ря по сте­пе­ни раз­ви­тия каж­до­го, и пони­ма­ния и тол­ко­ва­ния были раз­лич­ны; необ­ра­зо­ван­ный имел, веро­ят­но, доволь­но гру­бое и чув­ст­вен­ное пред­став­ле­ние о загроб­ной жиз­ни и смот­рел на ожи­даю­щие его радо­сти не как на награ­ду за нрав­ст­вен­ную жизнь, а как на след­ст­вие посвя­ще­ния и уча­стия в посвя­щен­ных кру­гах, тогда как на непо­свя­щен­ных он смот­рел без раз­бо­ра как на осуж­ден­ных к веч­ной пыт­ке. Поэто­му часто уже на смерт­ном одре люди посвя­ща­лись в эти тай­ны.

Глав­ный над­зор за Елев­си­ни­я­ми имел ἄρχων βα­σιλεύς, помощ­ни­ка­ми кото­ро­го были 4 избран­ные наро­дом епи­ме­ле­та, при­чем двое были из рода Евмол­пидов и Кери­ков и двое из осталь­ных афи­нян. Жре­че­ство было в потом­ст­вен­ном вла­де­нии древ­них свя­щен­ных родов. [6] Выс­шим жре­че­ским саном был гиеро­фант (ἱερο­φάν­της, ὁ τὰ μυσ­τή­ρια δεικ­νύων, имев­ший помощ­ни­цу ἱερό­φαν­τις), из рода Евмол­пидов. Он дол­жен был при мисти­че­ской дра­ме пока­зы­вать свя­щен­ные сим­во­лы (δεῖ­ξις τῶν ἱερῶν). Впро­чем, кажет­ся, что он это, как и мно­гое дру­гое, делал сооб­ща с даду­хом (δᾳδοῦ­χος); обо­им при­пи­сы­ва­ет­ся осо­бен­но μυεῖν τὰ Ἐλευ­σίνια; спе­ци­аль­но гиеро­фан­ту при­над­ле­жа­ло пение, по кото­ро­му и назван род Евмол­пидов, тогда как спе­ци­аль­ной обя­зан­но­стью даду­ха была почет­ная долж­ность дер­жать факел. Сан даду­ха зани­мал преж­де про­ис­хо­дя­щий от Трип­то­ле­ма род Кал­лия и Гип­по­ни­ка, поз­же, до послед­них вре­мен язы­че­ства — Лико­миды. Гиеро­ке­рик (герольд) и епи­бо­мий (ἱερο­κήρυξ и ἐπι­βώμιος, ὁ ἐπὶ βωνῷ, блю­сти­тель алта­ря) име­ли тоже мно­го общих обя­зан­но­стей, касав­ших­ся, по-види­мо­му, глав­ней­ше жерт­во­при­но­ше­ний. Род пер­во­го про­из­во­дил себя от Гер­ме­са и доче­ри Кек­ро­па или от Кери­ка, сына Евмол­па. Елев­син­ские жре­че­ские роды обра­зо­ва­ли свя­щен­ный совет, имев­ший в сво­их руках ἐξή­γησις τῶν ἱερῶν καὶ ὁσίων и часть судей­ских обя­зан­но­стей каса­тель­но елев­син­ско­го куль­та.

Елев­син­ские мисте­рии были дол­го в боль­шом поче­те у гре­ков. Бле­стя­щий пери­од их был во вре­мя меж­ду пер­сид­ски­ми вой­на­ми и пери­о­дом про­све­ще­ния, но и в этот пери­од лег­ко­мыс­лие и зна­ки недо­ве­рия встре­ча­лись лишь у отдель­ных лиц из выс­ших сосло­вий, как у Алки­би­а­да и его дру­зей, тогда как государ­ство и весь народ сохра­ня­ли ува­же­ние к их свя­то­сти вплоть до вре­мен импе­рии. После Анто­ни­нов нача­лись раз­ру­ше­ния в Елев­сине, а после того как око­ло кон­ца 4 в. мона­хи в сопро­вож­де­нии вест­гота Ала­ри­ха совер­шен­но опу­сто­ши­ли свя­щен­ное место, Фео­до­сий окон­ча­тель­но уни­что­жил тай­ный празд­ник.

Ср.: O. Mül­ler, ста­тью Eleu­si­nia в Allg. En­cycl. I, 33, стр. 268—296. Bau­meis­ter, Cul­tur­bil­der aus Grie­chenl., стр. 43 слл.