Римский колонат.

с. V

Пред­ла­гае­мое ныне в отдель­ном изда­нии на рус­ском язы­ке «разыс­ка­ние» Фюсте­ля де Кулан­жа «о рим­ском коло­на­те» долж­но быть при­чис­ле­но к самым выдаю­щим­ся трудам зна­ме­ни­то­го исто­ри­ка. Оно дол­го «замал­чи­ва­лось», как и дру­гие работы авто­ра, немец­кой нау­кой: пред­ста­ви­те­ли ее не суме­ли най­ти луч­ше­го спо­со­ба борь­бы про­тив раз­дра­жав­ших их ост­ро анти­гер­ма­нист­ских идей круп­но­го про­тив­ни­ка. Но тем не менее дан­ная работа соста­ви­ла, мож­но ска­зать, эпо­ху в исто­рии изу­че­ния тем­ной и труд­ной про­бле­мы, явля­ю­щей­ся вопро­сом пер­во­сте­пен­ной важ­но­сти как для соци­аль­ной исто­рии рим­ской древ­но­сти, так и для исто­рии раз­ви­тия обще­ст­вен­но­го строя сред­не­ве­ко­вой Евро­пы. Даже науч­ные и идей­ные вра­ги Фюсте­ля де Кулан­жа, часто не назы­вая его, не при­зна­вая откры­то зна­чи­тель­но­сти резуль­та­тов его иссле­до­ва­ния, — не мог­ли, одна­ко, не осно­вы­вать­ся на них: при осве­ще­нии и постро­е­нии вопро­са о рим­ском коло­на­те и сред­не­ве­ко­вом кре­стьян­стве они поне­во­ле опи­ра­лись на его креп­кие пле­чи.

Пред­став­ляя вни­ма­нию той части рус­ско­го обще­ства, кото­рая живо и серь­ез­но инте­ре­су­ет­ся исто­ри­ей, — работу, появив­шу­ю­ся 20 с лиш­ком лет назад, ини­ци­а­тор с. VI рус­ско­го ее пере­во­да, несмот­ря на это, убеж­ден, что он, по мере сил, содей­ст­ву­ет при­об­ще­нию к нашей науч­ной лите­ра­ту­ре пер­во­класс­но­го про­из­веде­ния вели­ко­го уче­но­го масте­ра, кото­рое не уте­ря­ло и теперь сво­ей све­же­сти. Оно навсе­гда оста­нет­ся малень­кой, но чистой жем­чу­жи­ной исто­ри­че­ско­го искус­ства; а бле­стя­щи­ми, солид­ны­ми и ори­ги­наль­ны­ми досто­ин­ства­ми содер­жа­ния, оно очень дол­го еще будет победо­нос­но отста­и­вать себя от забве­ния и уста­ре­ло­сти, како­вы бы ни были осу­ще­ст­вив­ши­е­ся после ее появ­ле­ния успе­хи исто­ри­че­ско­го зна­ния. — Стре­мясь помочь рус­ско­му чита­те­лю вой­ти в созна­тель­ное изу­че­ние и кри­ти­че­ский ана­лиз пред­ла­гае­мо­го сочи­не­ния Фюсте­ля де Кулан­жа, пыта­ясь облег­чить ему пра­виль­ную и все­сто­рон­нюю его оцен­ку, редак­тор дол­жен в несколь­ких сло­вах осве­тить место кни­ги 1) в ряду дру­гих трудов ее авто­ра и 2) в исто­рио­гра­фии вопро­са о коло­на­те.

Наше­го заме­ча­тель­но­го исто­ри­ка, проф. П. Г. Вино­гра­до­ва, один из близ­ких его сорат­ни­ков по нау­ке назвал недав­но «чело­ве­ком одной кни­ги». Таким пара­док­саль­ным выра­же­ни­ем под­чер­ки­ва­лось то, что вся уче­ная жизнь его посвя­ще­на созида­нию еди­но­го гро­мад­но­го и силь­но­го срав­ни­тель­но­го иссле­до­ва­ния соци­аль­ной струк­ту­ры Евро­пы в эпо­ху сред­них веков. Оно раз­вер­ты­ва­ет­ся во мно­го томов, но все они состав­ля­ют нераздель­ное орга­ни­че­ское целое, — одну кни­гу, один, неуклон­но стро­я­щий­ся вну­ши­тель­ный памят­ник. — Фюсте­ля де Кулан­жа в таком же смыс­ле мож­но назвать — «чело­ве­ком двух книг» — кни­ги об антич­ном обще­жи­тии и родо­вой рели­гии (La ci­té an­ti­que) и кни­ги о древ­нефран­цуз­ском обще­ст­вен­ном строе (Les insti­tu­tions po­li­ti­ques de l’an­cien­ne Fran­ce). Древ­няя ci­vi­tas, πό­λις — город-государ­ство — ее эво­лю­ция и иде­а­ли­за­ция, с одной сто­ро­ны; с дру­гой — сред­не­ве­ко­вый с. VII фео­да­лизм — поме­стье-государ­ство — и его гене­зис: тако­вы два основ­ные цен­тра, око­ло кото­рых пооче­ред­но вра­ща­лась вся его бес­при­мер­но трудо­вая, исклю­чи­тель­но пло­до­твор­ная науч­ная жизнь. В пер­вой поло­вине все помыс­лы его направ­ля­лись на под­готов­ку изу­ми­тель­но­го по гар­мо­ни­че­ской строй­но­сти созда­ния — «граж­дан­ской общи­ны антич­но­го мира». Вто­рая поло­ви­на отда­на была все­це­ло на исчер­пы­ваю­щее соби­ра­ние и глу­бо­кое изу­че­ние мате­ри­а­ла, уста­нов­ку пла­на, раз­ра­бот­ку его частей и посте­пен­ное воз­веде­ние ниж­них яру­сов гораздо более слож­но­го срав­ни­тель­но с пер­вым соору­же­ния, — имен­но рекон­струк­ции роста обще­ст­вен­но­го орга­низ­ма древ­ней Фран­ции¹. — La ci­té an­ti­que пора­жа­ет сжа­той насы­щен­но­стью необы­чай­но про­зрач­но­го син­те­ти­че­ско­го постро­е­ния, поко­ря­ю­ще­го ум тон­кой про­стотой — не эле­мен­тар­ным сим­плиз­мом, а диви­ни­ру­ю­щей инту­и­ци­ей основ­но­го оду­хотво­ря­ю­ще­го моти­ва. — Les insti­tu­tions po­li­ti­ques de l’an­cien­ne Fran­ce застав­ля­ют пре­кло­нить­ся перед колос­саль­ной эруди­ци­ей, бога­тыр­ской лег­ко­стью рас­по­ря­же­ния ею и небы­ва­лой силой про­ник­но­ве­ния в ткань про­шло­го, путем неуто­ми­мо­го мель­чай­ше­го ана­ли­за остав­ших­ся от него сле­дов. — Послед­нее зда­ние вырас­та­ло более запу­тан­ным; оно оста­лось неокон­чен­ным; но твер­дая путе­вод­ная нить нераз­рыв­ной после­до­ва­тель­но­сти общей мыс­ли, все­гда бли­стаю­щей перед взо­ром чита­те­ля или уче­ни­ка, не дает заблудить­ся в лаби­рин­те его поме­ще­ний; и в доме, остав­лен­ном без кров­ли, духов­ный житель его чув­ст­ву­ет надеж­ный при­ют. Срав­не­ние обо­их с. VIII про­дук­тов вели­ко­го науч­но­го уси­лия; вполне адек­ват­ных каж­дый сво­ей теме, свиде­тель­ст­ву­ет о раз­но­сто­рон­нем богат­стве даро­ва­ния созда­те­ля, убеж­да­ет отдать ему честь как одно­му из «геро­ев» науч­но­го позна­ния чело­ве­че­ской куль­ту­ры.

Фюстель де Куланж запаль­чи­во поле­ми­зи­ро­вал с про­тив­ни­ка­ми его идей и выво­дов; он может казать­ся само­уве­рен­ным, по внеш­но­сти, и даже высо­ко­мер­ным в отста­и­ва­нии сво­их мне­ний про­тив уста­но­вив­ших­ся взглядов; но на самом деле он был про­ник­нут глу­бо­кой, бла­го­го­вей­ной скром­но­стью перед высо­кой зада­чей отыс­ка­ния исто­ри­че­ской прав­ды. Он посто­ян­но сомне­вал­ся в сво­ей спо­соб­но­сти ее открыть; он веч­но видел, дости­гая резуль­та­та, пред­став­ляв­ше­го­ся ему важ­ным шагом впе­ред, рас­ши­ряв­ши­е­ся впе­ре­ди дали, оста­вав­ший­ся непо­ре­шен­ным вопрос. Отлич­но пони­мая и глу­бо­ко чув­ст­вуя вели­чай­шие труд­но­сти истол­ко­ва­ния дале­ко­го про­шло­го, Фюстель де Куланж дей­ст­во­вал все­гда с чрез­вы­чай­ной осто­рож­но­стью. Он не жалел труда на отыс­ка­ние ново­го, рань­ше неза­ме­чен­но­го облом­ка тра­ди­ции, не щадил край­не­го напря­же­ния мыс­ли и вни­ма­ния в при­ме­не­нии всех доступ­ных мель­чай­ших при­е­мов мето­ди­че­ской обра­бот­ки мате­ри­а­ла. Он шест­во­вал мед­лен­но, чтобы дви­гать­ся твер­дой посту­пью, направ­ляя шаги по стро­го и точ­но рас­сле­до­ван­ной поч­ве. Все­гда оста­вал­ся он верен выстра­дан­ным в труде запо­ведям: на годы ана­ли­за допус­кай лишь часы син­те­за; иди впе­ред лишь во все­ору­жии опы­та и зна­ния; под­ни­май голос, лишь когда убеж­ден, что он бла­го­вест­ву­ет исти­ну; все­гда умей отка­зать­ся от соб­ст­вен­но­го заблуж­де­ния, но осте­ре­гай­ся и обще­рас­про­стра­нен­ных пред­рас­суд­ков дру­гих. Науч­ная работа была для Фюсте­ля де Кулан­жа не толь­ко люби­мым при­зва­ни­ем, но и как бы рели­ги­оз­ным подви­гом.

Одним из при­зна­ков (или послед­ст­вий) такой пря­мо с. IX «бла­го­че­сти­вой» совест­ли­во­сти при испол­не­нии при­ня­той на себя науч­ной зада­чи, кото­рую автор все­гда пере­жи­вал как «вели­кое раде­ние» (une gran­de tâche), — явля­лись в рабо­те Фюсте­ля де Кулан­жа мно­го­чис­лен­ные частич­ные, пред­ва­ри­тель­ные иссле­до­ва­ния (tra­vaux pré­li­mi­nai­res, Vorstu­dien). Они долж­ны были как бы рас­чи­щать путь и под­готов­лять дан­ные и идеи для глав­но­го выво­да и обще­го постро­е­ния, а вме­сте слу­жи­ли про­ве­роч­ны­ми опы­та­ми пра­виль­но­сти наме­чав­ше­го­ся направ­ле­ния, фор­му­ли­ро­вав­шей­ся основ­ной исти­ны. Подоб­но­го рода «re­cher­ches pré­pa­ra­toi­res» вырас­та­ли у Фюсте­ля де Кулан­жа, кото­рый не любил остав­лять ниче­го недо­де­лан­ным, в закон­чен­ные этюды, ино­гда обшир­ные по раз­ме­рам, охва­ты­ваю­щие боль­шой и серь­ез­ный вопрос, осве­щаю­щие его с раз­ных сто­рон, ста­вя­щие его в связь с целы­ми ком­плек­са­ми исто­ри­че­ских про­блем. Такие «разыс­ка­ния», собран­ные вме­сте, обра­зо­ва­ли три вну­ши­тель­ных тома, и сре­ди них нахо­дит­ся нема­ло луч­ших пер­лов исто­ри­че­ско­го талан­та авто­ра.

К чис­лу под­гото­ви­тель­ных работ для обще­го труда о фео­да­лиз­ме при­над­ле­жит и иссле­до­ва­ние Фюсте­ля де Кулан­жа «о рим­ском коло­на­те». Оно откры­ва­ет собой пер­вый из сбор­ни­ков отдель­ных разыс­ка­ний авто­ра — «Re­cher­ches sur quel­ques prob­lè­mes d’his­toi­re», вышед­ший еще при жиз­ни исто­ри­ка в 1885 г. (Pa­ris, Ha­chet­te)². Луч­ше все­го вос­поль­зо­вать­ся его соб­ст­вен­ны­ми сло­ва­ми, взя­ты­ми из автор­ско­го пред­и­сло­вия к озна­чен­но­му тому-сбор­ни­ку, чтобы пока­зать харак­тер пред­ла­гае­мо­го труда в ряду раз­но­вид­но­стей исто­ри­че­ских сочи­не­ний, чтобы опре­де­лить его место сре­ди дру­гих работ Фюсте­ля де Кулан­жа.

«Меня спра­ши­ва­ли, — гово­рит автор, — поче­му я еще не обна­ро­до­вал кни­ги о фео­даль­ном поряд­ке. В самом с. X деле, вот уж девят­на­дцать лет про­шло с тех пор, как я пред­при­нял выяс­нить путь, по како­му этот порядок сла­гал­ся. Я работаю все это вре­мя над дан­ным вопро­сом, сле­дуя той же мето­де, кото­рая руко­во­ди­ла мною, когда я в две­на­дцать пред­ше­ст­ву­ю­щих лет моей жиз­ни рас­сле­до­вал основ­ные нача­ла строя гре­че­ско­го и рим­ско­го обще­ства, то есть, пря­мо изу­чаю доку­мен­ты и углуб­ля­юсь в наблюде­ние дета­лей. В исто­рии, по край­ней мере столь­ко же, сколь­ко во вся­кой дру­гой нау­ке, мож­но наде­ять­ся достиг­нуть неко­то­ро­го син­те­за толь­ко на поч­ве упор­но­го ана­ли­за. Но для тако­го изу­че­ния фео­да­лиз­ма тре­бу­ет­ся более дол­гая работа, чем для антич­ных общин. Послед­ние явля­лись орга­низ­ма­ми, отно­си­тель­но про­сты­ми, у кото­рых в извест­ную эпо­ху все эле­мен­ты нахо­ди­лись в соглас­ном рав­но­ве­сии меж­ду собой. Мож­но было с успе­хом усмот­реть их при­ро­ду при соблюде­нии един­ст­вен­но­го усло­вия — не пере­но­сить в те ста­ро­дав­ние века наших совре­мен­ных поня­тий. Когда мне уда­лось изу­чить там, в отдель­но­сти, поло­жим, трид­цать каких-нибудь учреж­де­ний, ока­за­лось, что эти трид­цать ана­ли­ти­че­ских иссле­до­ва­ний, доведен­ные до кон­ца и сбли­жен­ные меж­ду собой, обна­ру­жи­ли оче­вид­ную вза­им­ную связь. Оста­ва­лось при­ве­сти каж­дое к про­стей­ше­му виду, и кни­га была гото­ва. Того уж нель­зя было достиг­нуть по отно­ше­нию к рим­ской импе­рии, кото­рая при наруж­ном един­стве, вызвав­шем иллю­зию в умах неко­то­рых исто­ри­ков, явля­лась одним из самых слож­ных и про­ти­во­ре­чи­вых обще­ст­вен­ных обра­зо­ва­ний, какие когда-либо суще­ст­во­ва­ли. — Что каса­ет­ся так назы­вае­мо­го гер­ман­ско­го втор­же­ния, я, наде­юсь, пока­зал, что его мож­но ура­зу­меть, лишь раз­ла­гая на отдель­ные тече­ния, из сли­я­ния кото­рых оно созда­ва­лось. — Хоро­шо схва­тить и познать сред­не­ве­ко­вый фео­да­лизм еще бес­ко­неч­но труд­нее. Это тело — чрез­вы­чай­но обшир­ное, снаб­жен­ное с. XI мно­го­чис­лен­ны­ми орга­на­ми, с мно­го­об­раз­ной жиз­нью, с посто­ян­но меня­ю­щей­ся физио­но­ми­ей. Про­стота изо­бра­же­ния, кото­рая мог­ла соеди­нять в себе и точ­ность его при­ме­ни­тель­но к древним обще­ствам, пре­вра­ти­лась бы здесь в гру­бей­шую из оши­бок».

Фюстель де Куланж пере­хо­дит затем к вопро­су о про­ис­хож­де­нии фео­да­лиз­ма. — Один он, этот вопрос пред­став­ля­ет собой про­бле­му вели­кой труд­но­сти. «Две шко­лы, гер­ма­ни­сты и рома­ни­сты, пыта­лись упро­стить зада­чу, выво­дя фео­даль­ный строй из еди­но­го источ­ни­ка. Но фео­да­лизм не был ни гер­ман­ским, ни роман­ским. Он сло­жил­ся очень мед­лен­но. Он явил­ся рав­но­дей­ст­ву­ю­щей мно­гих сил, длин­но­го ряда фак­тов, соци­аль­ных навы­ков, быто­вых осо­бен­но­стей, неза­мет­ным обра­зом уста­но­вив­ших­ся. Поэто­му исто­рик, кото­рый пыта­ет­ся понять фео­даль­ный порядок, обя­зан про­из­ве­сти бес­ко­неч­ную серию иссле­до­ва­ний на про­тя­же­нии вось­ми веков. Он не име­ет пра­ва пре­не­бре­гать реши­тель­но ничем, ибо зара­нее не может знать, содей­ст­во­ва­ли или нет такое-то собы­тие, такое-то учреж­де­ние, такой-то прин­цип пуб­лич­но­го пра­ва или такая-то прак­ти­ка пра­ва част­но­го зарож­де­нию это­го поряд­ка. При вся­ком фак­те, с кото­рым он встре­ча­ет­ся, при вся­ком законе или обы­чае, кото­рые он усмат­ри­ва­ет, ему необ­хо­ди­мо спра­ши­вать себя, не сто­ял ли этот факт, закон или обы­чай в той или иной свя­зи с фео­да­лиз­мом. — Здесь ука­зы­ва­ет­ся лишь мень­шая часть зада­чи и ее труд­но­стей. Чтобы изу­чить фео­даль­ные инсти­ту­ты, исто­ри­ку необ­хо­ди­мо так­же хоро­шо знать и уметь отли­чать от них не фео­даль­ные, кото­рые сме­ша­лись и пере­пле­лись с пер­вы­ми. При­хо­дит­ся, ста­ло быть, наблюдать реши­тель­но все и при­том не толь­ко на поверх­но­сти: имен­но в кор­нях и на низах вещей и явле­ний отыс­ки­ва­ют­ся обык­но­вен­но внут­рен­ние свя­зи меж­ду ними или самые сокро­вен­ные и суще­ст­вен­ные отли­чи­тель­ные чер­ты».

с. XII Отсюда и выте­ка­ет, что необ­хо­ди­мость «пред­ва­ри­тель­ных», «под­гото­ви­тель­ных», раз­ве­доч­ных работ осо­бен­но вели­ка, когда всту­па­ешь в истол­ко­ва­ние фео­да­лиз­ма и преж­де все­го его воз­ник­но­ве­ния. — «Рань­ше чем идти здесь впе­ред по глав­ной линии, надоб­но рас­сле­до­вать мно­же­ство вто­ро­сте­пен­ных пунк­тов». — Коло­нат, вопрос о про­ис­хож­де­нии кре­пост­ни­че­ства сель­ско­го насе­ле­ния, в ряду таких «re­cher­ches pré­li­mi­nai­res» для фео­да­лиз­ма, в уме Фюсте­ля де Кулан­жа дол­жен был есте­ствен­но рисо­вать­ся одной из самых важ­ных задач. Коло­нат рас­кры­ва­ет­ся перед оча­ми Фюсте­ля де Кулан­жа как одно из самых силь­ных и цеп­ких зве­ньев (traits d’union), объ­еди­ня­ю­щих рим­ский обще­ст­вен­ный строй с теми поряд­ка­ми, какие опре­де­ля­ли жизнь трудя­щей­ся мас­сы в зем­ледель­че­ском сред­не­ве­ко­вье. Раз­ра­бот­ка вопро­са о рож­де­нии и росте коло­на­та в плане науч­но­го дела жиз­ни Фюсте­ля де Кулан­жа, — это «contri­bu­tion» и для ура­зу­ме­ния соци­аль­но­го орга­низ­ма позд­ней рим­ской импе­рии (La fin de l’em­pi­re), и для позна­ния аграр­но­го строя и поло­же­ния сель­ских клас­сов в ран­ней исто­рии Фран­ции (L’al­leu et le do­mai­ne ru­ral), и для выяс­не­ния глав­ных инсти­ту­тов, из кото­рых вырос фео­да­лизм (Les ori­gi­nes du sys­tè­me féo­dal)³. — В эко­но­мии же или систе­ма­ти­ке отдель­ных частей глав­но­го науч­но­го про­из­веде­ния Фюсте­ля де Кулан­жа — «L’his­toi­re des insti­tu­tions po­li­ti­ques de l’an­cien­ne Fran­ce» — коло­нат (Le co­lo­nat ro­main) явля­ет­ся креп­ким узлом, одним из узлов, нагляд­но и убеди­тель­но опре­де­ля­ю­щих фили­а­цию от рим­ской импе­рии к древ­ней Фран­ции. Мы бы ска­за­ли: рим­ский коло­нат и сред­не­ве­ко­вой сер­важ в их гене­ти­че­ской свя­зи зна­ме­ну­ют собой один из силь­ных аргу­мен­тов в поль­зу «все­мир­но-исто­ри­че­ской» точ­ки с. XIII зре­ния при выяс­не­нии пре­ем­ства меж­ду антич­ной и ново­ев­ро­пей­ской куль­ту­рой. А эта идея — «все­мир­ной исто­рии», то есть, непре­рыв­но­го раз­ви­тия куль­тур­но­го чело­ве­че­ства в рам­ках евро­пей­ской (даже и вне-евро­пей­ской) исто­рии, — очень доро­га для «эво­лю­ци­он­но­го (не дог­ма­ти­че­ско­го, не док­три­нер­ско­го, а подвиж­но­го и гиб­ко-исто­ри­че­ско­го) рома­низ­ма», кото­рым вдох­нов­лял­ся Фюстель де Куланж. Отто­го тема о рим­ском коло­на­те раз­ра­бота­на авто­ром с такой тща­тель­но­стью и пол­нотою и раз­ра­бот­ка эта про­ник­ну­та такой любо­вью.

Вот како­во место пред­ла­гае­мо­го здесь «разыс­ка­ния» в кон­цеп­ции задач уче­ной дея­тель­но­сти Фюсте­ля де Кулан­жа, кото­рый сумел вдох­нуть в работу сво­ей жиз­ни душу, пылаю­щую стра­стью, но и под­чи­нить ее оду­шев­ле­ние твер­дой логи­ке разу­ма, вопло­тить мысль и энту­зи­азм в раз­ви­вав­ше­е­ся с необы­чай­ной после­до­ва­тель­но­стью неустан­ное дело. Пере­хо­дя к фор­му­ли­ров­ке само­го поло­же­ния, какое заня­ло иссле­до­ва­ние зна­ме­ни­то­го исто­ри­ка в обшир­ной лите­ра­ту­ре о рим­ском коло­на­те, пишу­ще­му эти стро­ки не при­хо­дит­ся рас­про­стра­нять­ся по дан­но­му вопро­су: он имел уже слу­чай выска­зать­ся систе­ма­ти­че­ски и пол­но о кни­ге Фюсте­ля де Кулан­жа печат­но в про­стран­ном кри­ти­че­ском раз­бо­ре ее, напе­ча­тан­ном вско­ре после появ­ле­ния в свет «Re­cher­ches sur quel­ques prob­lè­mes d’his­toi­re» в «Жур­на­ле Мини­стер­ства Народ­но­го Про­све­ще­ния» за 1886-й год⁴. К этой рецен­зии с. XIV он и про­сит чита­те­ля обра­тить­ся при жела­нии его пред­ва­ри­тель­но ори­ен­ти­ро­вать­ся в отно­ше­нии Фюсте­ля де Кулан­жа к взглядам и тео­ри­ям дру­гих исто­ри­ков и юри­стов, писав­ших о коло­на­те, и зара­нее пред­ста­вить себе выдаю­щи­е­ся чер­ты его иссле­до­ва­ния, как поло­жи­тель­ные, так и отри­ца­тель­ные. Рас­счи­ты­вая на такое озна­ком­ле­ние чита­те­ля с ука­зан­ной ста­тьей, автор насто­я­ще­го крат­ко­го пред­и­сло­вия огра­ни­чит­ся лишь несколь­ки­ми сло­ва­ми в каче­стве харак­те­ри­сти­ки глав­ных осо­бен­но­стей воз­зре­ния Фюсте­ля де Кулан­жа на коло­нат.

Постро­е­ние труда Фюсте­ля де Кулан­жа тем, преж­де все­го, заме­ча­тель­но, что широ­ко и цель­но раз­вив­шим­ся пла­ном охва­ты­ва­ет весь пред­мет, осве­щая иссле­ду­е­мый инсти­тут (коло­нат) в его про­ис­хож­де­нии и росте внут­ри рим­ско­го мира, а так­же рас­смат­ри­вая его пере­жи­ва­ние и воздей­ст­вие на жизнь обще­ства в после­дую­щую эпо­ху. В отдель­ных сво­их частях вопрос рас­чле­нен с без­уко­риз­нен­ной отчет­ли­во­стью. Эле­мен­ты, из кото­рых сла­га­ет­ся тема, клас­си­фи­ци­ро­ва­ны в пре­вос­ход­ной систе­ме и при­веде­ны в уди­ви­тель­ную гар­мо­нию друг с дру­гом. Автор с осо­бен­ным вни­ма­ни­ем сосре­дото­чи­ва­ет­ся на пер­вой зада­че: с боль­шой глу­би­ной и про­ни­ца­тель­но­стью рас­кры­ва­ет он «ori­gi­nes» коло­на­та. Из точ­но­го ана­ли­за тек­сту­аль­но­го пре­да­ния, часто отры­воч­но­го, он мастер­ски уме­ет вос­ста­но­вить фазы роста изу­чае­мо­го явле­ния, нари­со­вать одно над дру­гим насло­е­ния, сим­во­ли­зи­ру­ю­щие воз­рас­ты его жиз­ни. — Исто­рик тем здесь ори­ги­на­лен, что ищет основ­ных дви­га­те­лей, создав­ших инсти­тут, в широ­кой прак­ти­ке повсе­днев­но­го суще­ст­во­ва­ния обще­ства, а не в идее зако­но­да­те­ля (как дума­ли мно­гие). Он нахо­дит пер­вые фор­му­лы, кото­рые соста­ви­ли его кри­стал­ли­за­цию, не в сфе­ре поло­же­ний пуб­лич­но­го пра­ва или актов зако­но­да­тель­ной вла­сти, а в обла­сти част­но­пра­во­вых с. XV отно­ше­ний меж­ду лич­но­стя­ми и груп­па­ми. Пер­вое сло­во о коло­на­те, по его мне­нию, ска­зал не закон, а обы­чай⁵.

Выяс­няя источ­ни­ки попол­не­ния клас­са коло­нов (sour­ces de rec­ru­te­ment), Фюстель де Куланж с боль­шой силой дока­зал — и после его изо­бра­же­ния вопрос ста­но­вит­ся ясным как день и раз навсе­гда, что обра­зо­ва­ние коло­на­та в общем пра­ви­ле (основ­ным ство­лом) было пони­же­ни­ем сво­бо­ды граж­дан­ски неза­ви­си­мых кате­го­рий, а не фазой соци­аль­но­го про­грес­са от раб­ства к сво­бо­де. Самые сту­пе­ни тако­го пони­же­ния людей от кре­стьян­ско­го земле­вла­де­ния через воль­ную денеж­ную арен­ду на срок и потом дол­го­сроч­ное фер­мер­ство из части, через задол­жа­ние и каба­лу к легаль­но­му кре­пост­но­му пра­ву — пред­став­ле­ны авто­ром с ред­кой ярко­стью и убеди­тель­ной доку­мен­таль­но­стью. — Толь­ко рядом с таким цен­траль­ным и опре­де­ля­ю­щим пото­ком, при­во­див­шим к созда­нию коло­на­та как все­объ­ем­лю­щей фор­мы быта трудя­щих­ся сель­ских масс в рим­ской импе­рии послед­ней эпо­хи, — Фюстель де Куланж чер­тит кри­вые боко­вых тече­ний. Он отме­ча­ет дей­ст­ви­тель­но появ­ле­ние «раб­ско­го дер­жа­нья», как допол­ни­тель­но­го источ­ни­ка уве­ли­че­ния клас­са коло­нов, и рас­про­стра­не­ния коло­на­та и как пути для пере­рож­де­ния чисто­го, клас­си­че­ско­го раб­ства в сред­не­ве­ко­вый сер­важ. — Автор пока­зы­ва­ет так­же широ­кую струю доб­ро­воль­ных и при­нуди­тель­ных вар­вар­ских пере­се­ле­ний или попол­не­ния редев­ше­го чис­ла сель­ских жите­лей рим­ско­го государ­ства через испо­ме­ще­ние на казен­ных и част­ных с. XVI зем­лях импе­рии мно­го­чис­лен­ных групп гер­ман­цев на усло­ви­ях посте­пен­но сла­гав­ше­го­ся коло­нат­но­го пра­ва. — От таких огра­ни­чи­тель­ных допол­не­ний тео­рия Фюсте­ля де Кулан­жа нико­им обра­зом не рас­плы­ва­ет­ся в бес­цвет­ный эклек­тизм. Она оста­ет­ся окра­шен­ной мони­сти­че­ским прин­ци­пом: коло­нат был паде­ни­ем рим­ских кре­стьян-съем­щи­ков от сво­бо­ды к кре­пост­ни­че­ству. Яркая и силь­ная, еди­ная руко­во­дя­щая идея дает жизнь все­му постро­е­нию; она толь­ко ослож­ня­ет­ся доба­воч­ны­ми тези­са­ми, кото­рые совер­шен­но пра­виль­но зна­ме­ну­ют собой слож­ность само­го изо­бра­жае­мо­го явле­ния, обна­ру­жи­ва­ют все­гда про­ис­хо­дя­щее в исто­ри­че­ской жиз­ни обществ при­тя­же­ние к основ­но­му про­цес­су цело­го ряда побоч­ных.

Затем еще как одно из типич­ных свое­об­ра­зий тео­рии Фюсте­ля де Кулан­жа о про­ис­хож­де­нии коло­на­та, необ­хо­ди­мо ука­зать на стрем­ле­ние его дове­сти до мини­му­ма оцен­ку роли государ­ст­вен­ной вла­сти и ее созна­тель­ной ини­ци­а­ти­вы в ряду сил, тво­рив­ших этот инсти­тут. Воле зако­но­да­те­ля, утвер­жда­ет он, при­над­ле­жа­ла тут лишь кон­ста­ти­ру­ю­щая функ­ция; твор­че­ской работы пра­ви­тель­ство рим­ских импе­ра­то­ров в созда­нии коло­на­та не обна­ру­жи­ло. Оно лишь вос­поль­зо­ва­лось для чисто и узко фис­каль­ных целей прак­ти­кой, сло­жив­шей­ся в жиз­ни. Автор с выдаю­щим­ся ост­ро­уми­ем пока­зы­ва­ет в осо­бой (пятой) гла­ве, как пер­вым актом пра­ви­тель­ства по отно­ше­нию к коло­нам, фак­ти­че­ски уже кабаль­ным и при­гвож­ден­ным к месту дол­га­ми, была фик­са­ция такой выра­ботан­ной жиз­нью реаль­ной закре­по­щен­но­сти сель­ско­го люда на бар­ских поме­стьях при помо­щи государ­ст­вен­ной санк­ции. Пра­ви­тель­ст­вен­ный сбор­щик пода­ти зано­сил посто­ян­ных (уже наслед­ст­вен­ных) съем­щи­ков в пис­цо­вые кни­ги дан­ных поме­стий, на кото­рых их застал земель­ный кадастр. Тем самым они ста­но­ви­лись как бы частью зем­ли, нераз­рыв­ны­ми ее чле­на­ми. — Фюстель де Куланж с с. XVII ред­ким мастер­ст­вом рису­ет ход этой фис­каль­ной опе­ра­ции (зане­се­ния коло­нов на спис­ки цен­за); он пре­вос­ход­но выво­дит ее конеч­ный резуль­тат — иммо­би­ли­за­цию (на веч­ные вре­ме­на и без выхо­да) все­го кре­стьян­ства на возде­лы­вае­мых им чужих полях. Заме­ча­тель­ной убеди­тель­но­стью и объ­ек­тив­но­стью изо­бра­же­ния он при этом дает ору­жие про­тив само­го себя: он сам неволь­но откры­ва­ет, как кон­ста­ти­ру­ю­щая роль зако­но­да­те­ля ста­но­ви­лась кон­сти­ту­и­ру­ю­щей, даже если она толь­ко пре­вра­ща­ла в стой­кое пра­во колеб­лю­щий­ся факт.

Гла­ва о лега­ли­за­ции коло­на­та импе­ра­тор­ским зако­но­да­тель­ст­вом (шестая) IV-го и V-го веков имен­но пото­му явля­ет­ся самой сла­бой частью все­го труда, что автор упор­ст­ву­ет в ней на сво­ей фор­маль­но-одно­сто­рон­ней точ­ке зре­ния, буд­то зако­но­да­тель­ство не внес­ло в раз­ви­тие коло­на­та и не мог­ло вне­сти ниче­го ново­го, буд­то оно шло толь­ко за жиз­нью и при­спо­соб­ля­лось к ней. — Нет! Оно и ее при­спо­соб­ля­ло к власт­но сто­яв­ше­му перед пра­ви­тель­ст­вом «rai­son d’étât», кото­ро­му при­да­ва­ло зло­ве­щую импе­ра­тив­ность тра­ги­че­ски труд­ное для импе­рии послед­них веков соче­та­ние обсто­я­тельств. Зако­но­да­тель­ство о коло­на­те было не толь­ко пас­сив­ным закреп­ле­ни­ем резуль­та­тов соци­аль­ной эво­лю­ции, но и круп­ным отзву­ком актив­но нала­гав­шей­ся государ­ст­вом на обще­ство систе­мы опе­ки, при­нуди­тель­ной служ­бы, под­не­воль­ной раз­верст­ки тягот для под­дер­жа­ния силы и един­ства государ­ства, с инте­ре­са­ми кото­ро­го обще­ство фаталь­но разо­шлось. Здесь мы име­ем яркий при­мер вли­я­ния пра­ва и государ­ства на хозяй­ство и обще­ство, кото­рое Фюстель де Куланж слиш­ком упро­щен­но отри­ца­ет. Эту сто­ро­ну вели­ко­го про­цес­са раз­ло­же­ния импе­рии он про­смот­рел или, вер­нее, пред­взя­то не захо­тел при­знать с высоты сво­ей опти­ми­сти­че­ской оцен­ки импе­рии и ее поли­ти­ки. Его, в дан­ном слу­чае оши­боч­ный взгляд полез­но испра­вить с. XVIII чрез­вы­чай­но искус­ной попыт­кой вос­ста­но­вить исто­рию импе­ра­тор­ско­го зако­но­да­тель­ства о коло­на­те, создав­ше­го истин­ное кре­пост­ное пра­во, кото­рую дает наш заме­ча­тель­ный исто­рик, проф. П. Г. Вино­гра­дов в пер­вой гла­ве сво­ей кни­ги «Про­ис­хож­де­ние фео­даль­ных отно­ше­ний в лан­го­бард­ской Ита­лии» (Спб. 1880)⁶.

Нель­зя не отме­тить, нако­нец, в послед­ней обшир­ной гла­ве иссле­до­ва­ния Фюсте­ля де Кулан­жа его попыт­ку не толь­ко, так ска­зать, «про­еци­ро­вать» рим­ский коло­нат в сред­не­ве­ко­вую Евро­пу, но и про­из­во­дит при помо­щи памят­ни­ков, остав­ших­ся от послед­ней тон­кие и пло­до­твор­ные «обрат­ные заклю­че­ния» для истол­ко­ва­ния пер­во­го. Сде­лан­ный им, напри­мер, опыт, на осно­ва­нии дан­ных, извле­кае­мых из помест­ных пис­цо­вых книг VIII-го и IX-го веков (po­lyp­ty­cha), свя­зы­вая их с прото­ти­па­ми, исчез­нув­ши­ми опи­ся­ми рим­ских поме­стий, — вос­про­из­ве­сти con­sue­tu­di­nes prae­dio­rum (уста­вы поме­стий), кото­рые явля­лись зако­ном жиз­ни для позд­не­го рим­ско­го кре­стьян­ства, — дает очень мно­го: этот опыт, по спра­вед­ли­во­сти, сле­ду­ет назвать пре­вос­ход­ным мето­ди­че­ским замыс­лом, и он при­вел к чрез­вы­чай­но удач­но­му и важ­но­му резуль­та­ту. Две длин­ные, суще­ст­вен­ные эпо­хи из жиз­ни трудя­ще­го­ся боль­шин­ства в раз­лич­ных евро­пей­ских обще­ствах — тем самым ока­зы­ва­ют­ся сомкну­ты­ми могу­чей пре­ем­ст­вен­ной свя­зью.

При сочув­ст­вен­ном, живом и заин­те­ре­со­ван­ном изу­че­нии дан­ной работы Фюсте­ля де Кулан­жа, как и дру­гих его сочи­не­ний, бод­ря­щим обра­зом дей­ст­ву­ет на чита­те­ля энер­гия авто­ра, вера его в нау­ку и труд. Кро­ме того умст­вен­ная сила изу­чаю­ще­го рас­тет под вли­я­ни­ем с. XIX ори­ги­наль­ной, глу­бо­кой и ост­рой, увле­ка­тель­ной мето­ды пер­во­класс­но­го иссле­до­ва­те­ля. — Но надоб­но сохра­нять кри­ти­че­скую само­сто­я­тель­ность, усмат­ри­вать и у бле­стя­ще­го авто­ра сла­бые сто­ро­ны. Он непо­д­ра­жае­мо велик в твер­дом ана­ли­зе, созна­тель­но сме­лой борь­бе мощ­ным ору­жи­ем рас­чле­ня­ю­щей мыс­ли с труд­ной и слож­ной про­бле­мой: здесь он круп­ный учи­тель, чуд­ный обра­зец. Он отлич­но вскры­ва­ет и рас­по­ла­га­ет в стро­гом поряд­ке слои, один за дру­гим нарас­тав­шие по мере обра­зо­ва­ния инсти­ту­та коло­на­та и зна­ме­ну­ю­щие эта­пы в раз­ви­тии явле­ния. Он пра­виль­но уста­нав­ли­ва­ет чере­до­ва­ние ста­ти­че­ских момен­тов, но черес­чур сухо воз­дер­жи­ва­ет­ся от эво­лю­ци­он­но­го син­те­за, как бы укло­ня­ет­ся с пред­убеж­де­ни­ем, дохо­дя­щим до педан­ти­че­ско­го фор­ма­лиз­ма от объ­еди­не­ния уста­нов­лен­ных после­до­ва­тель­ных состо­я­ний инсти­ту­та в раз­лич­ные века дина­ми­че­ской силой основ­ных фак­то­ров, обу­сло­вив­ших гене­зис, создав­ших дви­же­ние «меж­ду фаза­ми». Он как бы устра­ня­ет­ся от откры­тия этих твор­че­ских сил исто­рии, при­зна­вая такую зада­чу фан­та­сти­че­ской, недо­сти­жи­мой. Осо­бен­но жест­ко погру­жа­ет­ся он в такую лож­но-пози­тив­ную «absten­tion», когда обру­ши­ва­ет­ся на пло­хо обос­но­ван­ные гипо­те­зы про­тив­ни­ков. Опро­вер­гая заблуж­де­ния дру­гих, он, неза­мет­но для себя, отка­зы­ва­ет­ся от разыс­ка­ния веро­ят­ной исти­ны в фор­ме обоб­ще­ния утвер­жден­ных ана­ли­зом фак­тов, стес­ня­ет полет соб­ст­вен­но­го зижди­тель­но­го разу­ма при­дир­чи­вым тре­бо­ва­ни­ем под­чи­не­ния сво­бод­ной мыс­ли бук­ве часто фраг­мен­тар­но­го тек­ста. В этом чув­ст­ву­ет­ся иска­же­ние авто­ром сво­ей лич­ной интел­лек­ту­аль­ной при­ро­ды, и от вли­я­ния тако­го серь­ез­но­го недо­стат­ка дол­жен осте­ре­гать­ся созна­тель­ный чита­тель.

В свя­зи с ука­зан­ным дефек­том мето­ды нахо­ди­лось и опа­се­ние, кото­рое все­гда тре­во­жи­ло и стес­ня­ло Фюсте­ля де Кулан­жа, ста­вить изу­чае­мое част­ное явле­ние в с. XX соче­та­ние с широ­ки­ми тече­ни­я­ми, охва­ты­ваю­щи­ми народ­ную жизнь и играю­щи­ми для них роль среды, а для иссле­до­ва­те­ля роль осве­щаю­ще­го фона. Так и здесь, он реши­тель­но оста­нав­ли­ва­ет­ся перед зада­чей посто­ян­но­го сопо­став­ле­ния раз­ви­тия коло­на­та со всей аграр­ной эво­лю­ци­ей рим­ско­го мира, с исто­ри­ей клас­сов и соци­аль­ной поли­ти­кой государ­ства. Тем самым основ­ное изу­чае­мое явле­ние рису­ет­ся отвле­чен­ным от тво­рив­шей его исто­ри­че­ской обста­нов­ки, уеди­нен­ным от живо­го ком­плек­са дру­гих. Толь­ко отдель­ные, ино­гда выры­ваю­щи­е­ся из-под коры суро­во­го воз­дер­жа­ния вели­ко­леп­ные домыс­лы пока­зы­ва­ют нам, какой гро­мад­ный дар син­те­за автор дер­жал в пле­ну внут­ри себя, под­чи­ня­ясь ино­гда почти суе­вер­ной бояз­ни «социо­ло­ги­че­ско­го постро­е­ния», «срав­ни­тель­но­го тол­ко­ва­ния», «гипо­те­зы об общих при­чи­нах». Подоб­ные при­е­мы носят харак­тер фраз лишь в устах и в уме поверх­ност­но­го диле­тан­та; но ему, вели­ко­му и глу­бо­ко­му уче­но­му, все это послу­жи­ло бы для уде­ся­те­ре­ния работы той силы позна­ния, кото­рой он гени­аль­но был ода­рен. — Такие ого­вор­ки о про­бе­лах мето­ди­че­ско­го тем­пе­ра­мен­та Фюсте­ля де Кулан­жа обя­зан сде­лать, по дол­гу сове­сти перед чита­те­ля­ми, пред­став­ляя им выдаю­щий­ся плод его науч­ной музы, не ослеп­лен­ный почи­та­тель его талан­та.

В назван­ной выше ста­тье авто­ра насто­я­щих строк⁷ ука­за­на доволь­но обшир­ная биб­лио­гра­фия работ, посвя­щен­ных коло­на­ту или затра­ги­ваю­щих его, кото­рые появ­ля­лись в свет до выхо­да иссле­до­ва­ния Фюсте­ля де Кулан­жа. Для содей­ст­вия актив­но­му чита­те­лю и начи­наю­ще­му науч­но­му работ­ни­ку при выпол­не­нии зада­чи опо­знать­ся в даль­ней­шей раз­ра­бот­ке вопро­са трудом позд­ней­ших уче­ных, с. XXI здесь будут даны сведе­ния о новей­шей лите­ра­ту­ре по рим­ско­му коло­на­ту⁸.

Очень важ­ный кри­ти­че­ский свод исто­рии изу­че­ния вопро­са о коло­на­те дал италь­ян­ский уче­ный Gi­no Seg­rè в обшир­ных ста­тьях «Stu­dio sull’ ori­gi­ne e sul­lo svi­lup­po sto­ri­co del co­lo­na­to ro­ma­no» в жур­на­ле «Ar­chi­vio Giu­ri­di­co», vol. 42, 43, 44, 46 (1889—1891). Там оце­ни­ва­ет­ся в част­но­сти зна­че­ние работы само­го Фюсте­ля де Кулан­жа, и автор дает попыт­ку сво­его постро­е­ния. Бога­тая биб­лио­гра­фия, мож­но ска­зать, исчер­пы­ва­ет соот­вет­ст­ву­ю­щую лите­ра­ту­ру до 1890 г. — В послед­нее деся­ти­ле­тие XIX-го в. науч­ное иссле­до­ва­ние сосре­дото­чи­лось пре­иму­ще­ст­вен­но на выяс­не­нии свя­зи коло­на­та с раз­ви­ти­ем круп­ной земель­ной соб­ст­вен­но­сти в рим­ском мире. Впро­чем, путь этот наме­чал­ся и Фюсте­лем де Кулан­жем. Иссле­до­ва­ние направ­ля­лось тут руко­во­дя­щим вли­я­ни­ем, какое ока­за­ли на поста­нов­ку вопро­са и истол­ко­ва­ние инсти­ту­та пре­вос­ход­ные над­пи­си импе­ра­тор­ской эпо­хи, откры­тые по пре­иму­ще­ству в рим­ской Афри­ке. Эпи­гра­фи­че­ские памят­ни­ки ока­за­лись «новым све­том» для позна­ния рим­ско­го земель­но­го строя вооб­ще и в част­но­сти для опре­де­ле­ния истин­ных «ori­gi­nes» коло­на­та. Ими вскры­та была целая пред­ше­ст­во­вав­шая кре­пост­но­му коло­на­ту фаза: рано раз­вив­ша­я­ся (во II-м, даже в I-м веке от Р. Хр.) дол­го­сроч­ная (даже наслед­ст­вен­ная) арен­да воль­ных людей на круп­ных поме­стьях казен­ных и част­ных⁹. Тем самым иссле­до­ва­ние коло­на­та введе­но было в широ­кое рус­ло изу­че­ния эво­лю­ции все­го хозяй­ст­вен­но­го про­цес­са вели­кой эпо­хи, пред­опре­де­лив­шей мно­гое с. XXII в «древ­ней исто­рии» «наро­дов новой Евро­пы», то есть в исто­рии ран­не­го сред­не­ве­ко­вья, как обык­но­вен­но гово­рят. Добы­тые на дан­ной доро­ге резуль­та­ты обоб­ще­ны в кни­гах Ad. Schul­ten, Die rö­mi­schen Grundherr­schaf­ten (Wei­mar, 1896) и E. Beau­douin, Les grands do­mai­nes dans l’em­pi­re ro­main (Pa­ris, 1899)¹⁰. Обсто­я­тель­ная гла­ва, свя­зан­ная с тем же пред­ме­том, содер­жит­ся в кни­ге проф. М. И. Ростов­це­ва, Исто­рия государ­ст­вен­но­го отку­па в рим­ской импе­рии (С.-Пб. 1899)¹¹. К над­пи­сям рим­ской Афри­ки, кото­рая из года в год дарит иссле­до­ва­те­лям новые дра­го­цен­ные источ­ни­ки сведе­ний об аграр­ной ста­рине, при­со­еди­ня­лись и ази­ат­ские. Мно­го дало для выяс­не­ния вопро­са о коло­на­те изу­че­ние гре­ко-рим­ско­го Егип­та и орга­ни­за­ции соб­ст­вен­но­сти на поме­стьях рим­ских импе­ра­то­ров¹². При­чем дав­ние пре­цеден­ты коло­нат­ных отно­ше­ний най­де­ны в систе­ме экс­плуа­та­ции казен­ной соб­ст­вен­но­сти в элли­ни­сти­че­ских монар­хи­ях Сирии и Егип­та¹³. — с. XXIII Крат­кое обо­зре­ние резуль­та­тов послед­них лет в иссле­до­ва­нии инте­ре­су­ю­ще­го нас здесь пред­ме­та рус­ский чита­тель может най­ти в неболь­шой книж­ке М. Бело­рус­со­ва, «Коло­нат, очерк воз­ник­но­ве­ния рим­ско­го кре­пост­но­го пра­ва» (Вар­ша­ва, 1903).

Чем даль­ше дви­га­лось дело, тем боль­ше обна­ру­жи­ва­лась необ­хо­ди­мость выяс­не­ния вопро­са в свя­зи и в све­те позна­ния раз­ви­тия гре­ко-рим­ско­го хозяй­ства. Объ­еди­ня­ю­ще­го огром­ный вопрос науч­но­го постро­е­ния до сих пор, к сожа­ле­нию, еще не дала евро­пей­ская исто­ри­че­ская нау­ка. Но необ­хо­ди­мо поль­зо­вать­ся, по мере воз­мож­но­сти, ста­вя­щи­ми­ся общи­ми тео­ри­я­ми. Каж­до­му изу­чаю­ще­му дан­ную область важ­но отдать себе отчет в сущ­но­сти кон­тро­вер­зы об осо­бен­но­стях эко­но­ми­че­ско­го раз­ви­тия антич­но­сти, про­ис­хо­див­шей в 90-х годах меж­ду Кар­лом Бюхе­ром¹⁴ и Эду­ар­дом Мей­е­ром¹⁵. Кри­ти­че­ское рас­смот­ре­ние вопро­са с под­держ­кой взгляда Бюхе­ра в пере­ра­ботан­ном виде автор насто­я­ще­го пред­и­сло­вия пред­ла­га­ет в сво­ей кни­ге, посвя­щен­ной ряду про­блем из рим­ской аграр­ной исто­рии¹⁶. Инте­рес­ную попыт­ку про­ве­сти через раз­ви­тие рим­ско­го хозяй­ства исто­ри­че­ски инди­виду­а­ли­зи­ро­ван­ную тео­рию Бюхе­ра дает еще G. Sal­vio­li, Le ca­pi­ta­lis­me dans le mon­de an­ti­que (Pa­ris, 1906). — Боль­шой с. XXIV мате­ри­ал и ори­ги­наль­ные идеи содер­жит извест­ный труд Max Weber, Rö­mi­sche Ag­rar­ge­schich­te (Stuttgart, 1891). — Послед­ней общей работой по коло­на­ту явля­ет­ся латин­ская дис­сер­та­ция H. Bol­kes­tein, De co­lo­na­tu ro­ma­no eius­que ori­gi­ne (Amste­lo­da­mi, 1906)¹⁷. Если бро­сить взгляд впе­ред, по сто­пам Фюсте­ля де Кулан­жа, на судь­бы коло­на­та «после рим­ской импе­рии», то для это­го хоро­шим посо­би­ем будет труд Hen­ri Sée, Les clas­ses ru­ra­les et le ré­gi­me do­ma­nial en Fran­ce au moyen âge (Pa­ris, 1901), напи­сан­ный под вли­я­ни­ем идей и мето­ды зна­ме­ни­то­го исто­ри­ка¹⁸.

В содер­жа­нии ука­зан­ной лите­ра­ту­ры исто­ри­че­ский работ­ник, вдох­нов­лен­ный чте­ни­ем труда Фюсте­ля де Кулан­жа «о рим­ском коло­на­те» полу­чит раз­но­об­раз­ный фак­ти­че­ский мате­ри­ал и руко­во­дя­щее тео­ре­ти­че­ское, идей­ное направ­ле­ние для рас­ши­рен­но­го и углуб­лен­но­го изу­че­ния как коло­на­та, так и свя­зан­ных с ним вопро­сов эко­но­ми­че­ской и соци­аль­ной исто­рии рим­ской древ­но­сти и евро­пей­ско­го сред­не­ве­ко­вья. При­гла­шая рус­ско­го чита­те­ля к озна­ком­ле­нию с «разыс­ка­ни­ем» Фюсте­ля де Кулан­жа, редак­тор его пере­во­да не нахо­дит луч­ше­го сред­ства для воз­буж­де­ния в нем соот­вет­ст­вен­но­го делу серь­ез­но­го вни­ма­ния и стро­го­го, достой­но­го настро­е­ния ума, чем закон­чить соб­ст­вен­ны­ми заклю­чи­тель­ны­ми сло­ва­ми пред­и­сло­вия Фюсте­ля де Кулан­жа:

«Чита­тель, к кото­ро­му обра­ща­ет­ся насто­я­щая кни­га, это тот, кото­рый при­вя­зан к труд­ным про­бле­мам с. XXV исто­рии, и кото­рый в обла­сти этой нау­ки осо­бен­но любит суро­вые вопро­сы. Я постав­лю перед его гла­за­ми доку­мен­ты; я про­ве­ду его через мои иссле­до­ва­ния, мои коле­ба­ния, мои сомне­ния. Я направ­лю его на ту же доро­гу, по кото­рой сле­до­вал сам. Я ука­жу ему так­же мне­ния моих про­тив­ни­ков и объ­яс­ню, поче­му я к ним не при­со­еди­ня­юсь. Сло­вом, я пред­став­лю ему свой труд таким, каким он созда­вал­ся почти изо дня в день, и вме­сте с тем снаб­жу его оруди­я­ми, чтобы он мог оспа­ри­вать мои суж­де­ния и чув­ства. Может быть это при­не­сет поль­зу кому-нибудь. Вот уж два­дцать пять лет пре­по­даю я нау­ку и был счаст­лив каж­дый год нахо­дить несколь­ко уче­ни­ков. Я осо­бен­но настой­чи­во учил их искать и искать. Осо­бен­но важ­ным счи­тал я вну­шить им, чтобы они не пред­по­ла­га­ли все цели лег­ко дости­жи­мы­ми, чтобы они научи­лись нико­гда не упус­кать из вни­ма­ния нере­шен­ной зада­чи, кото­рая ста­но­вит­ся на их пути. Глав­ная исти­на, в кото­рой я стре­мил­ся убедить их, — это, что исто­рия — труд­ней­шая из наук…»¹⁹.