Перевод с франц. под редакцией проф. И. М. Гревса.
Экземпляр книги любезно предоставлен А. В. Коптевым.
(постраничная нумерация примечаний в электронной публикации заменена на сквозную по главам)
Колонат [то есть, крепостное право сельского населения] представляет собой один из самых темных институтов в римской империи. Не легка задача определить, как он сложился, и каковы были управлявшие им начала. Рабство истолковывается проще: оно являлось фактом исконного порядка, присущим строю первобытного общества; корни его кроются в такой фазе жизни человеческого рода, когда неравенства всякого вида возникали естественным путем. Но колонат — не рабство; мы скоро увидим, что он на него совсем не похож. Он не совпадает также со средневековым серважем. Колон, по сравнению с рабом или средневековым крестьянином (сервом), — свободный человек. Мы не видим ни из одного текста, чтобы он был рабом в настоящем или прошлом. Он всегда рожден вольным человеком, и законы продолжают признавать его таковым во всю его жизнь.
Колонат не был, с другой стороны, также особенностью первоначальных учреждений римского государства; он появляется на свет в готовом виде среди общества, уже старого, почти дряхлого. Первая трудность заключается здесь в необходимости уразуметь, как могло произойти, что миллионы человеческих существ, свободных по рождению, в эпоху, сравнительно спокойную, и в недрах правильно устроенного государства, оказались приговоренными вечно обрабатывать землю, к которой они были прикреплены? — Бесконечно затруднительно выяснить, как могло законодательство, которое во все эпохи истории человечества считалось писанным разумом, провозгласить, с.2 что у земледельцев отнимается право сходить с данного клочка почвы, и что в силу одного факта обработки его они будут принуждены к продолжению этого труда «на вечные времена». Подобные законы рисуются нам с первого взгляда разрушением естественного порядка вещей и противоположностью справедливости. Правда, что почти все учреждения античного общества, если мы близко приглядываемся к ним, вступают в столкновение с современными нашими понятиями; но данное противоречит им особенно резко. Поэтому-то мы приобретем некоторое вероятие уяснить себе его и выработать на него правильный взгляд лишь под тем условием, если отрешимся от умственных привычек, которые царствуют над нашим сознанием, и от общих начал, которые управляют жизнью в наши дни.
Другая трудность при исследовании вопроса вытекает из того обстоятельства, что колонат неожиданно открывается перед нашими глазами в законах IV века как бы без всякого подготовления. Всмотритесь в законодательство более ранней эпохи, главным памятником которого являются Дигесты, — вы не только не увидите в нем колоната, но наоборот найдете воплощенной в совершенно отчетливых чертах вольную аренду земли по срочным контрактам: а последняя составляет противоположность колоната. Потом, внезапно, в одном постановлении Константина от 332 г. предстает перед нами начало или правило, прикрепляющее колона к земле.
Некоторые ученые слишком поспешно заключили отсюда, что колонат был установлен именно в ту эпоху1. Вследствие этого многие стали рассматривать его, с.3 как специальное мероприятие, придуманное законодателем и введенное в жизнь сразу. Когда составилось такое мнение о колонате, возник вопрос о том, как объяснить нововведение, такое необычайное, и в ответ предложены были две гипотезы: одни приписывали учреждение колоната изобретательности римских императоров2; другие называли его заимствованием от германцев.
Оба предположения не опираются ни на каком доказательстве. С одной стороны нельзя сослаться на императорский закон, который учреждал бы колонат. Вы не найдете в кодексах декрета о его введении. Закон 332 г., о котором мы только что упоминали, не создает колоната; он говорит о нем, как о порядке, уже существующем. К тому же ни один писатель того времени не относит установление этого института к инициативе которого-нибудь из императоров, а как бы ни были недостаточны документы, находящиеся в нашем распоряжении, мы должны принимать за достоверное лишь то, о чем они свидетельствуют. Существуют такие предвзятые мысли, которые как бы заставляют придумывать исторические факты. Некоторые верят, например, что правительство римских императоров обладало безграничным политическим могуществом; отсюда они и выводят, что воля императоров создала колонат. Утверждают, что в программу имперского правительства входила политика прикрепления всего сельского населения к земле в интересах обеспечения общественного порядка. Однако, такое предположение безусловно произвольно. Нельзя привести ни одного древнего текста в подтверждение того, будто советники императоров задавались подобной целью, ни даже с.4 того, что она им приписывалась современниками. В самом деле было бы изумительно, если бы явление или институт с такой природой, как колонат, был бы создан каким-нибудь государем. Социальные учреждения никогда не слагаются таким путем. Надобно еще помнить, что римское императорское правительство никогда не отличалось реформаторской предприимчивостью. Такие глубокие перевороты не были в его духе. Заметим, наконец, что законодатель IV века говорит «об очень древних колонах»3; он сообщает также, что основы колоната «установлены предками»4. Ему, стало быть, было известно, что возникновение института относится к отдаленным временам, и ему не приходило в голову выводить колонат из распоряжения какого-нибудь императора.
С другой стороны, те, кто толкует, что колонат утвердился в империи под влиянием земельных порядков, которые практиковались у древних германцев5, должны бы были прежде всего хорошенько доказать, что он действительно существовал в первобытной Германии. Они цитируют, правда, одну строчку из Тацита, в которой мы видим германского земледельца, «владеющего постоянным жилищем и обрабатывающего кусок чужой земли за оброк, уплачиваемый зерном или скотом ее собственнику». — На основании одних этих простых слов они сейчас же заключают о наличности у германцев колоната позднейшего римского типа. Но они не замечают, что этот германский крестьянин был рабом. Слово servus два раза повторено в выписанной фразе Тацита6. Он, следовательно, с.5 существенно отличается от колона, и смешать одного с другим можно было только при невнимательном чтении слов римского историка. Аграрный порядок, описываемый Тацитом, это — рабское держанье, а не колонат. Я не предполагаю, непременно, что последний был совсем неизвестен у германцев; я даже склонен думать, что он у них был в ходу; но так как Тацит о нем не упоминает, и никакой другой документ его не обнаруживает, мы не имеем права утверждать, что колонат был обычаем, принесенным из Германии.
Высказывались еще другие гипотезы. Некоторые историки, обращая специально внимание на то, что колонат появляется лишь во время христианских императоров, пожелали поэтому усмотреть в нем не угнетение, а напротив благодетельное новшество. Они объясняли, что то было смягченное рабство7. Господин будто превратил своего раба в колона (крепостного крестьянина) при помощи как бы полуосвобождения. Мы не думаем, чтобы такая теория более оправдывалась фактами, чем предшествовавшие. Колонат не происходит от рабства, ибо одним из существенных и постоянных признаков колона является свободнорожденность. В нем нет также ничего аналогичного с отпуском на волю; легко убедиться, что законы, относящиеся к вольноотпущенникам, составляют как раз противоположность законам, которые определяют положение колонов. Вольноотпущенник может выбирать себе местопребывание, где ему понравится, между тем как колону запрещено навсегда покидать с.6 занятый участок. Положение колона наследственно, положение вольноотпущенника по закону никогда не являлось таковым. Патрону принадлежали определенные права наследования имуществом вольноотпущенника, и они совсем не похожи на правила, регулирующие передачу наследства колона. Стало быть, колонат не был ни ослабленным рабством, ни полуосвобождением. Поэтому-то, мы увидим, что в текстах никогда не смешиваются колоны с рабами и вольноотпущенниками8. Колонат не может пониматься, как переходная ступень — между рабством и свободой: источник его происхождения коренится не в рабстве, и сам он не ведет к свободе.
Итак, необходимо вытеснить из нашего ума все эти общие места и предвзятые мнения. Историк должен исключительно опираться на тексты, внимательно наблюденные, и он может прийти к какому-нибудь твердому обобщению только в силу тщательного изучения всех фактов в их подробностях. Мы будем исследовать при помощи анализа документов, вышел ли колонат из одного источника или явился результатом нескольких течений; был ли он учрежден сразу или образовался постепенно; осуществился ли он как акт законодательной воли или представлял собой естественное последствие известной совокупности обычаев, комбинацию соответствующих интересов. Для этой цели, мы рассмотрим вопрос, изучая его из века в век, и расположим наши документы в порядке хронологическом.
ПРИМЕЧАНИЯ
Фюстель де Куланж не называет главного представителя теории, выводившей колонат из рабства. Первым, кто ее выставил, исходя, впрочем, из чисто хозяйственного толкования, был немецкий экономист Родбертус-Ягетцов. См. его для своего времени замечательные — Untersuchungen auf dem Gebiete der politischen Oekonomie des classischen Alterthums (в журнале «Jahrbücher für Nationaloek. u. Statistik» за 1864 г.).Прим. редактора русск. пер.