Т. Моммзен

История Рима.

Книга вторая

От упразднения царской власти до объединения Италии.

Теодор Моммзен. История Рима. — СПб.; «НАУКА», «ЮВЕНТА», 1997.
Воспроизведение перевода «Римской истории» (1939—1949 гг.) под научной редакцией С. И. Ковалева и Н. А. Машкина.
Ответственный редактор А. Б. Егоров. Редактор издательства Н. А. Никитина.
Постраничная нумерация примечаний в электронной публикации заменена на сквозную по главам.
Все даты по тексту — от основания Рима, в квадратных скобках — до нашей эры.

с.219

ГЛАВА II

НАРОДНЫЙ ТРИБУНАТ И ДЕЦЕМВИРЫ.

Мате­ри­аль­ные инте­ре­сы

Бла­го­да­ря ново­му общин­но­му устрой­ству ста­рое граж­дан­ство достиг­ло закон­ным путем пол­но­го обла­да­ния поли­ти­че­скою вла­стью. Пат­ри­ции гос­под­ст­во­ва­ли через посред­ство маги­ст­ра­ту­ры, низ­веден­ной на сте­пень их слу­жан­ки. Они пре­об­ла­да­ли в общин­ном сове­те, име­ли в сво­их руках все долж­но­сти и жре­че­ские кол­ле­гии, были воору­же­ны исклю­чи­тель­ным зна­ни­ем боже­ских и чело­ве­че­ских дел и рути­ной поли­ти­че­ской прак­ти­ки, были вли­я­тель­ны в общин­ном собра­нии, бла­го­да­ря тому что име­ли в сво­ем рас­по­ря­же­нии мно­же­ство услуж­ли­вых людей, при­вя­зан­ных к отдель­ным семьям, нако­нец име­ли пра­во рас­смат­ри­вать и отвер­гать вся­кое общин­ное поста­нов­ле­ние — одним сло­вом, они мог­ли еще дол­го удер­жи­вать в сво­их руках фак­ти­че­ское вла­ды­че­ство имен­но пото­му, что своевре­мен­но отка­за­лись от еди­но­вла­стия по зако­ну. Хотя пле­беи с трудом выно­си­ли свое поли­ти­че­ски при­ни­жен­ное поло­же­ние, но на пер­вых порах ари­сто­кра­тия мог­ла не боять­ся чисто поли­ти­че­ской оппо­зи­ции, устра­няя от поли­ти­че­ской борь­бы тол­пу, кото­рая нуж­да­ет­ся толь­ко в хоро­шей адми­ни­ст­ра­ции и в покро­ви­тель­стве сво­им мате­ри­аль­ным инте­ре­сам. Дей­ст­ви­тель­но, в пер­вые вре­ме­на после изгна­ния царей мы встре­ча­ем меро­при­я­тия, направ­лен­ные, или по край­ней мере казав­ши­е­ся направ­лен­ны­ми, к тому, чтобы рас­по­ло­жить про­сто­люди­нов к прав­ле­нию ари­сто­кра­тии пре­иму­ще­ст­вен­но с его эко­но­ми­че­ской сто­ро­ны: пор­то­вые пошли­ны были пони­же­ны; ввиду высо­кой цены зер­но­во­го хле­ба его заку­па­ли в огром­ном коли­че­стве на счет государ­ства и обра­ти­ли тор­гов­лю солью в казен­ную моно­по­лию, для того чтобы про­да­вать граж­да­нам хлеб и соль по деше­вым ценам; нако­нец народ­ный празд­ник был про­дол­жен на один день. Сюда же отно­сит­ся ранее упо­мя­ну­тое поста­нов­ле­ние отно­си­тель­но денеж­ных пеней, кото­рое не толь­ко име­ло в виду вооб­ще огра­ни­чить опас­ное в руках долж­ност­ных лиц пра­ви­ло нала­гать штра­фы, но и было ясно направ­ле­но к охра­не­нию инте­ре­сов мел­ко­го люда. Дей­ст­ви­тель­но, когда долж­ност­ным лицам было запре­ще­но нала­гать в один и тот же день на одно и то же лицо без пра­ва апел­ля­ции штраф в раз­ме­ре, пре­вы­шаю­щем двух овец и трид­цать быков, при­чи­ну тако­го стран­но­го поста­нов­ле­ния мож­но най­ти толь­ко в том, что было при­зна­но необ­хо­ди­мым назна­чать для того, кто вла­дел толь­ко несколь­ки­ми овца­ми, иной мак­си­мум штра­фа, чем для бога­ча, вла­дев­ше­го ста­да­ми быков, а наши новей­шие зако­но­да­тель­ства мог­ли бы отсюда поучить­ся, как сле­ду­ет с.220 сораз­ме­рять штра­фы с богат­ст­вом или с бед­но­стью винов­ных. Одна­ко эти меро­при­я­тия каса­лись толь­ко внеш­ней сто­ро­ны народ­но­го быта, а глав­ное тече­ние стре­ми­лось ско­рее в про­ти­во­по­лож­ную сто­ро­ну. С пере­ме­ной фор­мы прав­ле­ния нача­лась все­объ­ем­лю­щая рево­лю­ция в финан­со­вом и эко­но­ми­че­ском поло­же­нии рим­лян. Цар­ский режим по сво­им прин­ци­пам, как кажет­ся, не бла­го­при­ят­ст­во­вал уси­ле­нию вли­я­ния капи­та­ли­стов и по мере воз­мож­но­сти поощ­рял уве­ли­че­ние чис­ла пахот­ных участ­ков, а новый ари­сто­кра­ти­че­ский режим, напро­тив того, как кажет­ся, с само­го нача­ла ста­рал­ся уни­что­жить сред­ние клас­сы, т. е. сред­нее и мел­кое земле­вла­де­ние, под­дер­жи­вая, с одной сто­ро­ны, уси­ли­вав­ше­е­ся вли­я­ние круп­ной позе­мель­ной соб­ст­вен­но­сти и капи­та­ла, а с дру­гой — воз­ник­но­ве­ние зем­ледель­че­ско­го про­ле­та­ри­а­та.

Уси­ли­ваю­ще­е­ся вли­я­ние капи­та­ли­стов

Даже такое попу­ляр­ное меро­при­я­тие, как пони­же­ние пор­то­вых пошлин, ока­за­лось выгод­ным пре­иму­ще­ст­вен­но для опто­вых тор­гов­цев. Но еще гораздо более выгод­ной для капи­та­ли­стов ока­за­лась систе­ма отку­пов. Труд­но решить, что послу­жи­ло глав­ным пово­дом для ее введе­ния; но если она ведет свое нача­ло с эпо­хи царей, то толь­ко со вре­ме­ни учреж­де­ния кон­суль­ства уси­ли­лось зна­че­ние посред­ни­че­ства част­ных лиц частью вслед­ст­вие быст­рой сме­ны рим­ских долж­ност­ных лиц, частью вслед­ст­вие рас­ши­ре­ния финан­со­вой дея­тель­но­сти государ­ст­вен­но­го каз­на­чей­ства на такие пред­при­я­тия, как закуп­ка и про­да­жа хле­ба и соли; этим было поло­же­но осно­ва­ние для той систе­мы соби­ра­ния государ­ст­вен­ных дохо­дов через посред­ство откуп­щи­ков, кото­рая в сво­ем даль­ней­шем раз­ви­тии ока­за­ла столь силь­ное и пагуб­ное вли­я­ние на рим­ское общин­ное устрой­ство. Государ­ство ста­ло мало-пома­лу пере­да­вать все свои кос­вен­ные дохо­ды и все слож­ные рас­че­ты и сдел­ки в руки посред­ни­ков, кото­рые упла­чи­ва­ли казне или полу­ча­ли от нее услов­лен­ную сум­му и затем уже хозяй­ни­ча­ли на свой соб­ст­вен­ный риск. За такие пред­при­я­тия мог­ли брать­ся, понят­но, толь­ко круп­ные капи­та­ли­сты и пре­иму­ще­ст­вен­но круп­ные земле­вла­дель­цы, пото­му что государ­ство было очень тре­бо­ва­тель­но насчет мате­ри­аль­но­го обес­пе­че­ния; таким обра­зом, воз­ник тот класс откуп­щи­ков и ростов­щи­ков, кото­рый име­ет такое боль­шое сход­ство с тепе­реш­ни­ми бир­же­вы­ми спе­ку­лян­та­ми и по сво­е­му пора­зи­тель­но быст­ро­му обо­га­ще­нию, и по сво­ей вла­сти над государ­ст­вом, кото­ро­му он, по-види­мо­му, ока­зы­вал услу­ги, и нако­нец по неле­пой и бес­плод­ной осно­ве сво­его денеж­но­го могу­ще­ства.

Общин­ная зем­ля
Но это стрем­ле­ние к управ­ле­нию финан­са­ми при содей­ст­вии посред­ни­ков повли­я­ло преж­де все­го и самым чув­ст­ви­тель­ным обра­зом и на рас­по­ря­же­ние общин­ны­ми зем­ля­ми, направ­лен­ное пря­мо к мате­ри­аль­но­му и нрав­ст­вен­но­му уни­что­же­нию сред­них клас­сов. Поль­зо­ва­ние обще­ст­вен­ны­ми выго­на­ми и вооб­ще при­над­ле­жав­ши­ми государ­ству зем­ля­ми при­над­ле­жа­ло в сущ­но­сти толь­ко граж­да­нам; фор­маль­ный закон вос­пре­щал пле­бе­ям доступ к обще­ст­вен­ным выго­нам. Одна­ко поми­мо пере­хо­да зем­ли в пол­ную соб­ст­вен­ность или наде­ле­ния земель­ны­ми участ­ка­ми рим­ское зако­но­да­тель­ство не при­зна­ва­ло за отдель­ны­ми граж­да­на­ми таких прав на поль­зо­ва­ние общин­ной зем­лей, кото­рые сле­до­ва­ло бы охра­нять наравне с пра­вом соб­ст­вен­но­сти; поэто­му, пока общин­ная зем­ля оста­ва­лась на самом деле общин­ной, от про­из­во­ла царя зави­се­ло допус­кать или не допус­кать дру­гих к уча­стию в этом пра­ве, и не под­ле­жит ника­ко­му сомне­нию, что он неред­ко поль­зо­вал­ся такой вла­стью или сво­ей силой к выго­де пле­бе­ев. Но с введе­ни­ем рес­пуб­ли­кан­ской фор­мы прав­ле­ния сно­ва ста­ли наста­и­вать на точ­ном соблюде­нии того с.221 пра­ви­ла, что поль­зо­ва­ние общин­ны­ми выго­на­ми при­над­ле­жит по зако­ну толь­ко граж­да­нам выс­ше­го раз­ряда, т. е. пат­ри­ци­ям, и хотя сенат по-преж­не­му допус­кал исклю­че­ния в поль­зу тех бога­тых пле­бей­ских семейств, кото­рые име­ли в нем сво­их пред­ста­ви­те­лей, но от поль­зо­ва­ния были устра­не­ны те мел­кие пле­бей­ские земле­вла­дель­цы и поден­щи­ки, кото­рые более всех нуж­да­лись в паст­би­щах. Сверх того, за выкорм­лен­ный на общин­ном выгоне скот до тех пор взыс­ки­вал­ся паст­бищ­ный сбор, кото­рый хотя и был таким, что пра­во поль­зо­вать­ся эти­ми паст­би­ща­ми все-таки счи­та­лось при­ви­ле­ги­ей, одна­ко достав­лял государ­ст­вен­ной казне нема­ло­важ­ный доход. Выбран­ные из среды пат­ри­ци­ев кве­сто­ры ста­ли теперь взыс­ки­вать его вяло и небреж­но и мало-пома­лу дове­ли дело до того, что он совер­шен­но вышел из обык­но­ве­ния. До тех пор посто­ян­но про­из­во­ди­лась разда­ча земель, в осо­бен­но­сти в слу­чае заво­е­ва­ния новой терри­то­рии; при этом наде­ля­лись зем­лей все самые бед­ные граж­дане и осед­лые жите­ли, и толь­ко те поля, кото­рые не годи­лись для хле­бо­па­ше­ства, отво­ди­лись под общин­ные паст­би­ща. Хотя пра­ви­тель­ство и не осме­ли­лось совер­шен­но пре­кра­тить такую разда­чу земель и тем более огра­ни­чить ее одни­ми бога­ты­ми людь­ми, но оно ста­ло про­из­во­дить наде­лы реже и в мень­ших раз­ме­рах, а вза­мен их появи­лась пагуб­ная систе­ма так назы­вае­мой окку­па­ции, состо­я­щей в том, что казен­ные зем­ли ста­ли посту­пать не в соб­ст­вен­ность и не в насто­я­щую сроч­ную арен­ду, а в поль­зо­ва­ние тех, кто ими преж­де всех завла­дел, и их закон­ных наслед­ни­ков, с тем что государ­ство мог­ло во вся­кое вре­мя ото­брать зем­лю назад, а поль­зо­ва­тель дол­жен был упла­чи­вать деся­тый сноп или пятую часть при­бы­ли от мас­ла и вина. Это было не что иное, как ранее опи­сан­ное pre­ca­rium в при­ме­не­нии к казен­ным зем­лям, и, может быть, уже преж­де при­ме­ня­лось к общин­ным зем­лям в каче­стве вре­мен­ной меры до окон­ча­тель­но­го рас­пре­де­ле­ния наде­лов. Но теперь это вре­мен­ное поль­зо­ва­ние не толь­ко пре­вра­ти­лось в посто­ян­ное, но, как и сле­до­ва­ло ожи­дать, ста­ло пре­до­став­лять­ся толь­ко при­ви­ле­ги­ро­ван­ным лицам или их фаво­ри­там, а деся­тая и пятая доли дохо­да ста­ли взыс­ки­вать­ся с такой же небреж­но­стью, как и паст­бищ­ный сбор. Таким обра­зом, сред­ним и мел­ким земле­вла­дель­цам был нане­сен трой­ной удар: они лиши­лись пра­ва поль­зо­вать­ся общин­ны­ми уго­дья­ми; бре­мя нало­гов ста­ло для них более тяже­лым, вслед­ст­вие того что дохо­ды с казен­ных земель ста­ли посту­пать в государ­ст­вен­ную каз­ну неак­ку­рат­но, и нако­нец при­оста­но­ви­лась разда­ча земель, кото­рая была для зем­ледель­че­ско­го про­ле­та­ри­а­та тем же, чем мог­ла бы быть в наше вре­мя обшир­ная и твер­до регу­ли­ро­ван­ная систе­ма пере­се­ле­ний, — посто­ян­ным отвод­ным кана­лом. К это­му при­со­еди­ни­лось, веро­ят­но, уже в ту пору воз­ни­кав­шее круп­ное сель­ское хозяй­ство, вытес­няв­шее мел­ких кли­ен­тов-фер­ме­ров, вза­мен кото­рых ста­ли возде­лы­вать зем­лю рука­ми пахот­ных рабов; этот послед­ний удар было труд­нее отвра­тить, чем все выше­упо­мя­ну­тые поли­ти­че­ские захва­ты, и он ока­зал­ся самым пагуб­ным. Тяже­лые, частью неудач­ные вой­ны и вызван­ное эти­ми вой­на­ми обло­же­ние чрез­мер­ны­ми воен­ны­ми нало­га­ми и трудо­вы­ми повин­но­стя­ми довер­ши­ли осталь­ное, вытес­нив земле­вла­дель­ца из дома и обра­тив его в слу­гу, если не в раба заи­мо­дав­ца, или же фак­ти­че­ски низ­ведя его как неоплат­но­го долж­ни­ка в поло­же­ние вре­мен­но­го арен­да­то­ра при его креди­то­рах. Капи­та­ли­сты, перед кото­ры­ми тогда откры­лось новое попри­ще для при­быль­ных, лег­ких и без­опас­ных спе­ку­ля­ций, частью уве­ли­чи­ва­ли этим путем свою позе­мель­ную соб­ст­вен­ность, частью пре­до­став­ля­ли с.222 назва­ние соб­ст­вен­ни­ков и фак­ти­че­ское вла­де­ние зем­лей тем посе­ля­нам, лич­ность и иму­ще­ство кото­рых нахо­ди­лись в их руках на осно­ва­нии дол­го­во­го зако­но­да­тель­ства. Этот послед­ний при­ем был самым обык­но­вен­ным и самым пагуб­ным: хотя он иных и спа­сал от край­не­го разо­ре­ния, но ста­вил посе­ля­ни­на в такое непроч­ное и все­гда зави­сев­шее от мило­сти креди­то­ра поло­же­ние, что на долю посе­ля­ни­на не оста­ва­лось ниче­го, кро­ме отбы­ва­ния повин­но­стей, и что все­му зем­ледель­че­ско­му сосло­вию ста­ла угро­жать опас­ность совер­шен­ной демо­ра­ли­за­ции и утра­ты вся­ко­го поли­ти­че­ско­го зна­че­ния. Когда ста­рое зако­но­да­тель­ство заме­ня­ло ипо­теч­ный заем немед­лен­ной пере­да­чей соб­ст­вен­но­сти в руки креди­то­ра, то наме­ре­ние зако­но­да­те­ля было пред­от­вра­тить обре­ме­не­ние позе­мель­ной соб­ст­вен­но­сти дол­га­ми и взыс­ки­вать государ­ст­вен­ные повин­но­сти с дей­ст­ви­тель­ных соб­ст­вен­ни­ков зем­ли; это пра­ви­ло было обой­де­но при помо­щи стро­гой систе­мы лич­но­го креди­та, кото­рая мог­ла быть при­год­на для тор­гов­цев, но разо­ря­ла кре­стьян. Ничем не огра­ни­чен­ное пра­во дро­бить зем­ли уже и преж­де гро­зи­ло воз­ник­но­ве­ни­ем обре­ме­нен­но­го дол­га­ми зем­ледель­че­ско­го про­ле­та­ри­а­та; но при новых поряд­ках, когда все нало­ги уве­ли­чи­лись, а все пути к избав­ле­нию были закры­ты, нуж­да и отча­я­ние со страш­ной быст­ро­той охва­ти­ли сред­ний зем­ледель­че­ский класс.

Отно­ше­ние соци­аль­но­го вопро­са к сослов­но­му

Воз­ник­шая отсюда враж­да меж­ду бога­ча­ми и бед­ня­ка­ми отнюдь не сов­па­да­ла с враж­дой меж­ду знат­ны­ми рода­ми и пле­бе­я­ми. Если пат­ри­ции и были в огром­ном боль­шин­стве щед­ро наде­ле­ны зем­лей, зато и меж­ду пле­бе­я­ми было нема­ло бога­тых и знат­ных семейств; а так как сенат, уже в ту пору, веро­ят­но, состо­яв­ший боль­шею частью из пле­бе­ев, взял в свои руки выс­шее управ­ле­ние финан­са­ми, устра­нив пат­ри­ци­ан­ских долж­ност­ных лиц, то понят­но, что все эко­но­ми­че­ские выго­ды, ради кото­рых употреб­ля­лись во зло поли­ти­че­ские при­ви­ле­гии зна­ти, шли в поль­зу всех бога­тых вооб­ще; таким обра­зом, давив­ший про­сто­люди­на гнет ста­но­вил­ся еще более невы­но­си­мым отто­го, что самые даро­ви­тые и самые спо­соб­ные к сопро­тив­ле­нию люди из клас­са угне­тен­ных, посту­пая в сенат, пере­хо­ди­ли в класс угне­та­те­лей. Но вслед­ст­вие того и поли­ти­че­ское поло­же­ние ари­сто­кра­тии сде­ла­лось непроч­ным. Если бы она уме­ла обуздать себя настоль­ко, чтобы управ­лять спра­вед­ли­во и защи­щать сред­нее сосло­вие, как это пыта­лись делать неко­то­рые кон­су­лы из ее среды, но без­успеш­но, вслед­ст­вие при­ни­жен­но­го поло­же­ния маги­ст­ра­ту­ры, то она мог­ла бы еще дол­го удер­жи­вать за собой моно­по­лию государ­ст­вен­ных долж­но­стей. Если бы она пол­но­стью урав­ня­ла в пра­вах самых бога­тых и самых знат­ных пле­бе­ев, напри­мер при­со­еди­нив к вступ­ле­нию в сенат при­об­ре­те­ние пат­ри­ци­а­та, то пат­ри­ции и пле­беи еще дол­го без­на­ка­зан­но мог­ли бы вме­сте управ­лять и спе­ку­ли­ро­вать. Но не слу­чи­лось ни того, ни дру­го­го: без­ду­шие и бли­зо­ру­кость — эти отли­чи­тель­ные и неотъ­ем­ле­мые при­ви­ле­гии вся­ко­го насто­я­ще­го юнкер­ства — не изме­ни­ли себе и в Риме: они истер­за­ли могу­ще­ст­вен­ную общи­ну в бес­плод­ной, бес­цель­ной и бес­слав­ной борь­бе.

Уда­ле­ние на свя­щен­ную гору

Одна­ко пер­вый кри­зис был вызван не теми, кто стра­дал от сослов­ной нерав­но­прав­но­сти, а тер­пев­шим нуж­ду кре­стьян­ст­вом. Лето­пи­си в сво­ем исправ­лен­ном виде отно­сят поли­ти­че­скую рево­лю­цию к 244 г. [510 г.], а соци­аль­ную к 259 и 260 гг. [495 и 494 гг.]; во вся­ком слу­чае эти пере­во­роты, как кажет­ся, быст­ро сле­до­ва­ли один за дру­гим, но про­ме­жу­ток меж­ду ними был, веро­ят­но, более дли­тель­ным. Стро­гое при­ме­не­ние дол­го­во­го зако­но­да­тель­ства, как гла­сит рас­сказ, с.223 воз­буди­ло раз­дра­же­ние сре­ди все­го кре­стьян­ства. Когда в 259 г. [495 г.] был сде­лан при­зыв к ору­жию ввиду пред­сто­яв­ших опас­но­стей вой­ны, воен­но­обя­зан­ные отка­за­лись пови­но­вать­ся. Затем, когда кон­сул Пуб­лий Сер­ви­лий вре­мен­но отме­нил обя­за­тель­ную силу дол­го­вых зако­нов, при­ка­зав выпу­стить на сво­бо­ду аре­сто­ван­ных долж­ни­ков и пре­кра­тить даль­ней­шие аре­сты, кре­стьяне яви­лись на при­зыв и помог­ли одер­жать победу. Но по воз­вра­ще­нии с поля бит­вы домой они убеди­лись, что с заклю­че­ни­ем мира, из-за кото­ро­го они сра­жа­лись, их ожи­да­ют преж­няя тюрь­ма и преж­ние око­вы; вто­рой кон­сул Аппий Клав­дий стал с неумо­ли­мой стро­го­стью при­ме­нять дол­го­вые зако­ны, а его кол­ле­га не посмел это­му вос­про­ти­вить­ся, несмот­ря на то, что его преж­ние сол­да­ты взы­ва­ли к нему о помо­щи. Каза­лось, буд­то кол­ле­ги­аль­ность была учреж­де­на не для защи­ты наро­да, а в помощь веро­лом­ству и дес­по­тиз­му; тем не менее при­шлось выно­сить то, чего нель­зя было изме­нить. Но, когда в сле­дую­щем году вой­на вновь воз­об­но­ви­лась, при­ка­за­ния кон­су­ла уже ока­за­лись бес­силь­ны­ми. Кре­стьяне под­чи­ни­лись толь­ко при­ка­за­ни­ям назна­чен­но­го дик­та­то­ром Мания Вале­рия, частью из почте­ния перед выс­шею вла­стью, частью пола­га­ясь на хоро­шую репу­та­цию это­го чело­ве­ка, так как Вале­рии при­над­ле­жа­ли к одно­му из тех ста­рин­ных знат­ных родов, для кото­рых власть была пра­вом и поче­том, а не источ­ни­ком дохо­дов. Победа сно­ва оста­лась за рим­ски­ми зна­ме­на­ми; но, когда победи­те­ли воз­вра­ти­лись домой, а дик­та­тор внес в сенат свои про­ек­ты реформ, он встре­тил в сена­те упор­ное сопро­тив­ле­ние. Армия еще не была рас­пу­ще­на и по обык­но­ве­нию сто­я­ла у город­ских ворот; когда она узна­ла о слу­чив­шем­ся, сре­ди нее раз­ра­зи­лась дав­но угро­жав­шая буря, а кор­по­ра­тив­ный дух армии и ее тес­но спло­чен­ная орга­ни­за­ция увлек­ли даже роб­ких и рав­но­душ­ных. Армия поки­ну­ла пол­ко­во­д­ца и лагер­ную сто­ян­ку и, уда­лив­шись в бое­вом поряд­ке под пред­во­ди­тель­ст­вом леги­он­ных коман­ди­ров, кото­рые были если не все, то боль­шею частью из пле­бей­ских воен­ных три­бу­нов, в окрест­но­сти Кру­сту­ме­рии, нахо­див­шей­ся меж­ду Тиб­ром и Анио, рас­по­ло­жи­лась там на хол­ме как буд­то с наме­ре­ни­ем осно­вать новый пле­бей­ский город на этом самом пло­до­род­ном участ­ке рим­ской город­ской терри­то­рии. Тогда и самые упор­ные из при­тес­ни­те­лей поня­ли, что граж­дан­ская вой­на поведет к их соб­ст­вен­но­му разо­ре­нию, и сенат усту­пил. Дик­та­тор взял на себя роль посред­ни­ка при опре­де­ле­нии усло­вий при­ми­ре­ния; граж­дане вер­ну­лись в город, и внеш­нее един­ство было вос­ста­нов­ле­но. Народ стал с тех пор назы­вать Мания Вале­рия «вели­чай­шим» (ma­xi­mus), а гору на той сто­роне Анио — «свя­щен­ной». Дей­ст­ви­тель­но, был нечто могу­чее и вели­кое в этой рево­лю­ции, пред­при­ня­той самим наро­дом без твер­до­го руко­во­ди­те­ля, со слу­чай­ны­ми началь­ни­ка­ми во гла­ве и кон­чив­шей­ся без про­ли­тия кро­ви; граж­дане потом охот­но и с гор­до­стью о ней вспо­ми­на­ли. Ее послед­ст­вия ска­зы­ва­лись в тече­ние мно­гих сто­ле­тий; из нее воз­ник и народ­ный три­бу­нат.

Народ­ные три­бу­ны и народ­ные эди­лы

Кро­ме неко­то­рых вре­мен­ных меро­при­я­тий, кло­нив­ших­ся к облег­че­нию бед­ст­вен­но­го поло­же­ния долж­ни­ков и к обес­пе­че­нию раз­лич­ных зем­ледель­цев посред­ст­вом осно­ва­ния несколь­ких коло­ний, дик­та­тор про­вел по инстан­ци­ям новый закон, кото­рый был по его тре­бо­ва­нию скреп­лен пого­лов­ной клят­вой всех чле­нов общи­ны — без сомне­ния для того, чтобы обес­пе­чить им амни­стию за нару­ше­ние ими воен­ной при­ся­ги; затем дик­та­тор при­ка­зал: поло­жить этот закон в хра­ме под над­зо­ром и охра­ной двух с.224 спе­ци­аль­но для того выбран­ных из среды пле­бе­ев долж­ност­ных лиц или «домо­на­чаль­ни­ков» (aedi­les). Этот закон поста­нов­лял, чтобы кро­ме двух пат­ри­ци­ан­ских кон­су­лов было два пле­бей­ских три­бу­на, кото­рых долж­ны были выби­рать пле­беи, собрав­шись по кури­ям. Власть три­бу­нов была бес­силь­на перед воен­ной вла­стью (im­pe­rium), т. е. перед вла­стью дик­та­то­ра вооб­ще и перед вла­стью кон­су­ла вне горо­да; но от обык­но­вен­ной граж­дан­ской вла­сти, какая при­над­ле­жа­ла кон­су­лам, три­бун­ская власть была неза­ви­си­ма, хотя и не про­изо­шло насто­я­ще­го разде­ле­ния вла­сти. Три­бу­ны полу­чи­ли такое же пра­во, какое при­над­ле­жа­ло кон­су­лу про­тив кон­су­ла и тем более про­тив низ­ших долж­ност­ных лиц, т. е. пра­во путем своевре­мен­но и лич­но заяв­лен­но­го про­те­ста отме­нять вся­кое отдан­ное долж­ност­ным лицом при­ка­за­ние, кото­рым кто-либо из граж­дан объ­явил себя оби­жен­ным, рав­но как пра­во рас­смат­ри­вать вся­кое пред­ло­же­ние, сде­лан­ное долж­ност­ным лицом граж­дан­ству, и затем при­оста­нав­ли­вать его или кас­си­ро­вать, т. е. пра­во интер­цес­сии, или так назы­вае­мое три­бун­ское ve­to.

Пра­во интер­цес­сии

Таким обра­зом, власть три­бу­нов заклю­ча­лась преж­де все­го в пра­ве тор­мо­зить по сво­е­му про­из­во­лу дей­ст­вия адми­ни­ст­ра­ции и отправ­ле­ние пра­во­судия, как напри­мер достав­лять обя­зан­но­му нести воен­ную служ­бу лицу воз­мож­ность без­на­ка­зан­но укло­нять­ся от при­зы­ва, не допус­кать или пре­кра­щать пре­сле­до­ва­ние долж­ни­ков перед судом и испол­не­ние над ними судеб­ных при­го­во­ров, не допус­кать или пре­кра­щать воз­буж­де­ние уго­лов­ных про­цес­сов и арест нахо­дя­щих­ся под след­ст­ви­ем обви­ня­е­мых и т. п. Для того чтобы это заступ­ни­че­ство не ока­за­лось недей­ст­ви­тель­ным вслед­ст­вие отсут­ст­вия заступ­ни­ка, было поста­нов­ле­но, что три­бун не дол­жен нико­гда ноче­вать вне горо­да, а две­ри его дома долж­ны оста­вать­ся откры­ты­ми и днем и ночью. Сверх того, народ­ный три­бун имел пра­во одним сво­им сло­вом пара­ли­зо­вать поста­нов­лен­ное общи­ной реше­ние, так как ина­че общи­на мог­ла бы, в силу сво­их суве­рен­ных прав, без вся­ких объ­яс­не­ний взять назад даро­ван­ные ею пле­бе­ям при­ви­ле­гии. Но эти пра­ва были бы бес­по­лез­ны, если бы про­тив тех, кто их не захо­чет при­зна­вать, и в осо­бен­но­сти про­тив долж­ност­ных лиц, народ­ный три­бун не имел в сво­ем рас­по­ря­же­нии мгно­вен­но дей­ст­ву­ю­щей и непре­одо­ли­мой при­нуди­тель­ной вла­сти. Эта власть заклю­ча­лась в том, что было при­зна­но заслу­жи­ваю­щим смерт­ной каз­ни вся­кое сопро­тив­ле­ние три­бу­ну, поль­зу­ю­ще­му­ся сво­и­ми закон­ны­ми пра­ва­ми, и в осо­бен­но­сти вся­кое поку­ше­ние про­тив его осо­бы, кото­рую все пле­беи пого­лов­но покля­лись на свя­щен­ной горе за себя и за сво­их потом­ков все­гда защи­щать от вся­ко­го пося­га­тель­ства, а заве­до­ва­ние этой уго­лов­ной юсти­ци­ей было воз­ло­же­но не на общин­ную маги­ст­ра­ту­ру, а на пле­бей­скую. В силу таких судей­ских прав три­бун мог при­влечь к ответ­ст­вен­но­сти вся­ко­го граж­да­ни­на и глав­ным обра­зом состо­я­ще­го в долж­но­сти кон­су­ла, а если бы этот послед­ний не под­чи­нил­ся доб­ро­воль­но тако­му тре­бо­ва­нию, мог при­ка­зать схва­тить его, под­верг­нуть след­ст­вен­но­му аре­сту или отпу­стить на пору­ки и затем при­го­во­рить его к смерт­ной каз­ни или денеж­но­му штра­фу. Для этой цели одно­вре­мен­но с назна­че­ни­ем три­бу­на были назна­че­ны ему в слу­жи­те­ли и помощ­ни­ки два народ­ных эди­ла, глав­ным обра­зом для про­из­вод­ства аре­стов, поче­му и этим эди­лам была гаран­ти­ро­ва­на лич­ная непри­кос­но­вен­ность пого­лов­ной клят­вою пле­бе­ев. Сверх того, и сами эди­лы были, подоб­но три­бу­нам, наде­ле­ны судей­скою вла­стью по менее зна­чи­тель­ным про­ступ­кам, нака­зу­е­мым с.225 денеж­ны­ми пеня­ми. Если на при­го­вор три­бу­на или эди­ла была пода­на апел­ля­ция, то она посту­па­ла на рас­смот­ре­ние не все­го граж­дан­ства, сно­сить­ся с кото­рым не име­ли пра­ва долж­ност­ные лица пле­бе­ев, а все­го пле­бей­ства, кото­рое соби­ра­лось в этом слу­чае по кури­ям и поста­нов­ля­ло окон­ча­тель­ное реше­ние по боль­шин­ству голо­сов. Такая про­цеду­ра, конеч­но, похо­ди­ла ско­рее на акт наси­лия, чем на закон­ный образ дей­ст­вий, в осо­бен­но­сти, когда она при­ме­ня­лась не к пле­бе­ям, как это, веро­ят­но, боль­шею частью и слу­ча­лось. Ни с бук­вой, ни с духом государ­ст­вен­ных учреж­де­ний нель­зя было согла­со­вать того фак­та, что пат­ри­ций при­зы­вал­ся к отве­ту перед таки­ми вла­стя­ми, кото­рые сто­я­ли во гла­ве не граж­дан­ства, а обра­зо­вав­шей­ся в среде граж­дан­ства ассо­ци­а­ции, и что он дол­жен был апел­ли­ро­вать не к граж­дан­ству, а к этой же ассо­ци­а­ции. Бес­спор­но, это пер­во­на­чаль­но было не что иное, как суд Лин­ча; но это само­управ­ство с само­го нача­ла заим­ст­во­ва­ло свои внеш­ние фор­мы у пра­во­судия, а со вре­ме­ни закон­но­го утвер­жде­ния народ­но­го три­бу­на­та оно счи­та­лось доз­во­лен­ным зако­ном. По сво­ей основ­ной идее эта новая юрис­дик­ция три­бу­нов и эди­лов, вме­сте с про­ис­те­кав­шим из нее пра­вом пле­бей­ско­го собра­ния поста­нов­лять реше­ние по вопро­сам об апел­ля­ции, была, без сомне­ния, так же свя­за­на соблюде­ни­ем зако­нов, как юрис­дик­ция кон­су­лов и кве­сто­ров и при­го­во­ры цен­ту­рий по вопро­сам об апел­ля­ции, так как пра­во­вые поня­тия о пре­ступ­ле­нии про­тив общи­ны и о нару­ше­нии уста­нов­лен­ных в общине поряд­ков были пере­не­се­ны с общи­ны и с ее долж­ност­ных лиц на пле­бей­ство и на его пред­ста­ви­те­лей. Но эти поня­тия были так шат­ки, а уста­но­вить их закон­ные рам­ки было так труд­но и даже невоз­мож­но, что отправ­ле­ние пра­во­судия по этим кате­го­ри­ям пре­ступ­ле­ний неиз­беж­но долж­но было носить на себе отпе­ча­ток лич­но­го про­из­во­ла. А с тех пор, как самое поня­тие о пра­ве затем­ни­лось сре­ди сослов­ных рас­прей, и с тех пор, как закон­ные вожди обе­их пар­тий полу­чи­ли такие судей­ские пра­ва, что мог­ли сопер­ни­чать друг с дру­гом, их юрис­дик­ция неиз­беж­но долж­на была все более и более похо­дить на чисто поли­цей­скую власть, осно­ван­ную на про­из­во­ле. Этот про­из­вол был осо­бен­но чув­ст­ви­те­лен для долж­ност­ных лиц, кото­рые до тех пор не под­ле­жа­ли ника­кой судеб­ной ответ­ст­вен­но­сти во вре­мя сво­его нахож­де­ния в долж­но­сти, а если после сло­же­ния этой долж­но­сти и мог­ли быть при­вле­кае­мы к отве­ту за каж­дое из сво­их дея­ний, то под­ле­жа­ли суду лиц сво­его сосло­вия и, в кон­це кон­цов, самой общи­ны, к кото­рой так­же при­над­ле­жа­ли эти послед­ние. А теперь появи­лась в фор­ме три­бун­ской юрис­дик­ции новая сила, кото­рая, с одной сто­ро­ны, мог­ла быть направ­ле­на про­тив выс­ше­го долж­ност­но­го лица даже во вре­мя его состо­я­ния в долж­но­сти, а с дру­гой сто­ро­ны, дей­ст­во­ва­ла на знат­ных граж­дан исклю­чи­тель­но через посред­ство лиц незнат­но­го про­ис­хож­де­ния и была тем более тяж­ким гне­том, что ни пре­ступ­ле­ния, ни нака­за­ния не были сфор­му­ли­ро­ва­ны зако­ном. На деле ока­зы­ва­лось, что при парал­лель­ной юрис­дик­ции пле­бей­ства и общи­ны иму­ще­ство, лич­ность и жизнь граж­дан были пре­до­став­ле­ны на про­из­вол собра­ний враж­до­вав­ших меж­ду собой пар­тий. В граж­дан­скую юрис­дик­цию пле­бей­ские учреж­де­ния про­ник­ли толь­ко в той сте­пе­ни, что в осо­бен­но важ­ных для пле­бе­ев про­цес­сах об отста­и­ва­нии сво­бо­ды кон­су­лы лиши­лись пра­ва назна­чать при­сяж­ных, а при­го­во­ры поста­нов­ля­лись осо­бо для того назна­чен­ны­ми «деся­тью судья­ми» (iudi­ces de­cem­vi­ri, впо­след­ст­вии de­cem­vi­ri li­ti­bus iudi­can­dis).

Зако­но­да­тель­ство
К кон­ку­рен­ции в обла­сти юрис­дик­ции при­со­еди­ни­лась и кон­ку­рен­ция в обла­сти с.226 зако­но­да­тель­ной ини­ци­а­ти­вы. Пра­во созы­вать сочле­нов и испра­ши­вать их реше­ние при­над­ле­жа­ло три­бу­нам уже пото­му, что без него немыс­ли­ма ника­кая ассо­ци­а­ция. Но им было пре­до­став­ле­но это пра­во в очень широ­ком объ­е­ме, для того чтобы авто­ном­ное пра­во пле­бе­ев соби­рать­ся и поста­нов­лять реше­ния было закон­ным обра­зом ограж­де­но от вся­ко­го пося­га­тель­ства со сто­ро­ны общин­ных долж­ност­ных лиц и даже самой общи­ны. Впро­чем, то было необ­хо­ди­мым пред­ва­ри­тель­ным усло­ви­ем при­зна­ния прав пле­бей­ства, чтобы никто не мог поме­шать три­бу­нам пред­ла­гать на пле­бей­ском собра­нии избра­ние их пре­ем­ни­ков и испра­ши­вать у это­го собра­ния утвер­жде­ния уго­лов­ных при­го­во­ров; это пра­во было еще осо­бо утвер­жде­но за ними ици­ли­е­вым зако­ном (262 г. [492 г.]) с угро­зою тяж­ко­го нака­за­ния вся­ко­му, кто пере­бьет речь три­бу­на или при­ка­жет наро­ду рас­хо­дить­ся. Само собой разу­ме­ет­ся, что после это­го уже нель­зя было вос­пре­тить три­бу­ну вно­сить в пле­бей­ское собра­ние и дру­гие пред­ло­же­ния, кро­ме избра­ния сво­его пре­ем­ни­ка и утвер­жде­ния сво­их при­го­во­ров. Хотя такие «бла­го­усмот­ре­ния мас­сы» (ple­bis­ci­ta) не были насто­я­щи­ми закон­ны­ми народ­ны­ми реше­ни­я­ми, а пер­во­на­чаль­но име­ли немно­го более зна­че­ния, чем реше­ния наших тепе­реш­них народ­ных собра­ний, но раз­ли­чие меж­ду народ­ны­ми коми­ци­я­ми и сове­ща­ни­я­ми мас­сы было не более как фор­маль­ным, поэто­му пле­беи немед­лен­но ста­ли тре­бо­вать, чтобы их поста­нов­ле­ния при­зна­ва­лись за авто­ном­ные реше­ния самой общи­ны, и имен­но с этой целью был издан ици­ли­ев закон. Таким обра­зом, народ­ный три­бун назна­чал­ся в покро­ви­те­ли и в защит­ни­ки отдель­ных лиц, в руко­во­ди­те­ли и пред­во­ди­те­ли всех вооб­ще; он был наде­лен неогра­ни­чен­ною судеб­ною вла­стью в уго­лов­ных делах, для того чтобы при­дать его пове­ле­ни­ям обя­за­тель­ную силу; нако­нец его лич­ность была объ­яв­ле­на непри­кос­но­вен­ной (sac­ro­sanctus), так как вся­кий осме­лив­ший­ся посяг­нуть на его осо­бу или на его слу­жи­те­лей счи­тал­ся про­ви­нив­шим­ся не толь­ко перед бога­ми, но и перед людь­ми, достой­ным смерт­ной каз­ни, как если бы он был закон­ным путем ули­чен в кощун­стве.

Отно­ше­ния три­бу­на к кон­су­лу

Три­бу­ны народ­ной мас­сы (tri­bu­ni ple­bis) про­изо­шли от воен­ных три­бу­нов, от кото­рых и полу­чи­ли свое назва­ние, но юриди­че­ски не име­ли к ним ника­ко­го отно­ше­ния. Напро­тив того, по сво­ей вла­сти народ­ные три­бу­ны сто­я­ли наравне с кон­су­ла­ми. Апел­ля­ция от кон­су­ла на три­бу­на и пра­во про­те­ста со сто­ро­ны три­бу­на про­тив кон­су­ла были, как мы уже ранее заме­ти­ли, одно­род­ны с апел­ля­ци­ей кон­су­ла на кон­су­ла и с про­те­стом одно­го кон­су­ла про­тив дру­го­го и были не чем иным, как при­ме­не­ни­ем обще­го юриди­че­ско­го прин­ци­па, что меж­ду дву­мя рав­но­прав­ны­ми лица­ми запре­щаю­ще­му при­над­ле­жит пер­вен­ство над повеле­ваю­щим. Кро­ме того, меж­ду три­бу­на­ми и кон­су­ла­ми было сход­ство в том, что те и дру­гие назна­ча­лись пер­во­на­чаль­но в оди­на­ко­вом чис­ле (впро­чем, чис­ло три­бу­нов было ско­ро уве­ли­че­но); те и дру­гие назна­ча­лись на один год (этот срок кон­чал­ся для три­бу­нов все­гда 10 декаб­ря), и для тех и дру­гих была общей та свое­об­раз­ная кол­ле­ги­аль­ность, кото­рая пре­до­став­ля­ла каж­до­му отдель­но­му кон­су­лу и каж­до­му отдель­но­му три­бу­ну всю при­над­ле­жав­шую его долж­но­сти власть во всей ее пол­но­те, а в слу­чае столк­но­ве­ний внут­ри кол­ле­гии не пре­до­став­ля­ла реше­ния боль­шин­ству голо­сов, а отда­ва­ла пред­по­чте­ние сло­ву «нет» перед сло­вом «да». Поэто­му, когда три­бун что-либо вос­пре­щал, этот про­тест имел обя­за­тель­ную силу, несмот­ря на оппо­зи­цию това­ри­щей; когда же, наобо­рот, он сам воз­буж­дал хода­тай­ство, с.227 каж­дый из его кол­лег мог вос­пре­пят­ст­во­вать ему. И кон­су­лам и три­бу­нам при­над­ле­жа­ла пол­ная и кон­ку­ри­ру­ю­щая уго­лов­ная юрис­дик­ция, хотя пер­вые поль­зо­ва­лись ею через посред­ство дру­гих лиц, а послед­ние — непо­сред­ст­вен­но; как при пер­вых состо­я­ли два кве­сто­ра, так и при вто­рых состо­я­ли два эди­ла1. Кон­су­лы выби­ра­лись, конеч­но, из пат­ри­ци­ев, три­бу­ны — из пле­бе­ев. Пер­вым при­над­ле­жа­ла более пол­ная власть, вто­рым — более неогра­ни­чен­ная, так как запре­ще­нию и суду три­бу­нов под­чи­нял­ся кон­сул, но запре­ще­нию и суду кон­су­лов не под­чи­нял­ся три­бун. Таким обра­зом, три­бун­ская власть явля­ет­ся копи­ей кон­суль­ской вла­сти, но тем не менее пред­став­ля­ет совер­шен­ный с нею кон­траст. Власть кон­су­лов была по сво­ей сущ­но­сти поло­жи­тель­ной, а власть три­бу­нов — отри­ца­тель­ной. Толь­ко кон­су­лы были долж­ност­ны­ми лица­ми рим­ско­го наро­да, а не три­бу­ны, так как пер­вых выби­ра­ло все граж­дан­ство, а вто­рых — толь­ко пле­бей­ская ассо­ци­а­ция. В знак это­го кон­сул являл­ся пуб­лич­но с подо­баю­щи­ми общин­но­му долж­ност­но­му лицу обста­нов­кой и сви­той, а три­бу­ны сиде­ли на ска­мье вме­сто колес­нич­но­го крес­ла и не име­ли ни офи­ци­аль­ной при­слу­ги, ни пур­пу­ро­вой кай­мы, ни вооб­ще како­го-либо внеш­не­го отли­чия маги­ст­ра­ту­ры; даже в общин­ном сове­те три­бун не толь­ко не пред­седа­тель­ст­во­вал, но даже вовсе не заседал. Это заме­ча­тель­ное учреж­де­ние, как вид­но, самым рез­ким обра­зом про­ти­во­по­став­ля­ло без­услов­но­му при­ка­за­нию без­услов­ное запре­ще­ние, и рас­пря как бы смяг­чи­лась отто­го, что враж­да меж­ду бога­ты­ми и бед­ны­ми была обле­че­на в закон­ные фор­мы и уре­гу­ли­ро­ва­на.

Поли­ти­че­ское зна­че­ние три­бу­на

Но какая же была поль­за от того, что един­ство общи­ны было уни­что­же­но, что ее долж­ност­ные лица были под­чи­не­ны кон­тро­лю такой нетвер­дой вла­сти, кото­рая зави­се­ла от вся­кой мгно­вен­но вспы­хи­ваю­щей стра­сти, что в самую опас­ную мину­ту пра­ви­тель­ст­вен­ная дея­тель­ность мог­ла быть пара­ли­зо­ва­на одним сло­вом како­го-нибудь из вос­седав­ших на про­ти­во­по­лож­ном троне вождей оппо­зи­ции, что уго­лов­ное судо­про­из­вод­ство, пре­до­став­лен­ное всем долж­ност­ным лицам про­тив­ных пар­тий, было как бы закон­ным поряд­ком пере­не­се­но из обла­сти пра­ва в область поли­ти­ки и навсе­гда иска­же­но? Прав­да, хотя три­бу­нат и не ока­зал непо­сред­ст­вен­но­го содей­ст­вия поли­ти­че­ско­му урав­не­нию сосло­вий, он все-таки сде­лал­ся могу­ще­ст­вен­ным оруди­ем в руках пле­бе­ев, когда они ста­ли доби­вать­ся досту­па к общин­ным долж­но­стям. Но не в этом заклю­ча­лось насто­я­щее назна­че­ние три­бу­на­та. Он был учреж­ден бла­го­да­ря победе не над поли­ти­че­ски при­ви­ле­ги­ро­ван­ным сосло­ви­ем, а над бога­ты­ми земле­вла­дель­ца­ми и капи­та­ли­ста­ми; он дол­жен был доста­вить про­сто­люди­ну деше­вое пра­во­судие и более соот­вет­ст­ву­ю­щее его инте­ре­сам финан­со­вое управ­ле­ние. Этой цели он не выпол­нил и не мог выпол­нить. Три­бун мог вос­пре­пят­ст­во­вать неко­то­рым отдель­ным актам неспра­вед­ли­во­сти и вопи­ю­щей жесто­ко­сти, но зло заклю­ча­лось не в неточ­ном испол­не­нии спра­вед­ли­вых зако­нов, а в том, что сами зако­ны были неспра­вед­ли­вы, а как же мог бы три­бун с.228 посто­ян­но при­оста­нав­ли­вать закон­ное отправ­ле­ние пра­во­судия? Если бы даже он и мог это делать, все-таки это не при­нес­ло бы боль­шой поль­зы, пока не были устра­не­ны при­чи­ны обед­не­ния — неспра­вед­ли­вое обло­же­ние нало­га­ми, пло­хая кредит­ная систе­ма и бес­со­вест­ный захват государ­ст­вен­ных земель. Но отва­жить­ся на это не сме­ли, оче­вид­но, по той при­чине, что бога­тые пле­беи не мень­ше пат­ри­ци­ев были заин­те­ре­со­ва­ны в этих зло­употреб­ле­ни­ях. Поэто­му была созда­на такая маги­ст­ра­ту­ра, кото­рая бро­са­лась в гла­за про­сто­люди­ну тем, что мог­ла ока­зать ему немед­лен­ную помощь, но кото­рая не была в состо­я­нии про­из­ве­сти необ­хо­ди­мую эко­но­ми­че­скую рефор­му. Она вовсе не слу­жи­ла дока­за­тель­ст­вом поли­ти­че­ской муд­ро­сти, а была пло­хим ком­про­мис­сом меж­ду бога­тою зна­тью и не имев­шей пред­во­ди­те­лей мас­сой. Утвер­жда­ли, буд­то народ­ный три­бу­нат пред­о­хра­нил Рим от тира­нии. Если бы это и было прав­дой, то все-таки это не име­ло бы важ­но­го зна­че­ния; пере­ме­на фор­мы прав­ле­ния сама по себе еще не состав­ля­ет несча­стия для наро­да, а для рим­лян несча­сти­ем было ско­рее то, что монар­хия была введе­на слиш­ком позд­но, т. е. после того как физи­че­ские и душев­ные силы нации исто­щи­лись. Это утвер­жде­ние неосно­ва­тель­но уже и пото­му, что ита­лий­ские государ­ства так же посто­ян­но были избав­ле­ны от тира­нов, как было посто­ян­но появ­ле­ние тира­нов в эллин­ских государ­ствах. При­чи­на это­го заклю­ча­ет­ся про­сто в том, что тира­ния повсюду быва­ет послед­ст­ви­ем все­об­щей пода­чи голо­сов, а ита­ли­ки доль­ше гре­ков не допус­ка­ли в общин­ные собра­ния граж­дан, не имев­ших осед­ло­сти; когда Рим отсту­пил от это­го пра­ви­ла, не замед­ли­ла появить­ся и монар­хия; ее появ­ле­ние даже нахо­ди­лось в свя­зи с три­бун­ской долж­но­стью. Никто не станет отри­цать, что народ­ный три­бу­нат при­нес и неко­то­рую поль­зу, так как он ука­зал оппо­зи­ции закон­ные пути и пред­о­хра­нил от мно­гих неспра­вед­ли­во­стей; но даже тогда, когда он был поле­зен, он шел совсем не к той цели, для кото­рой был учреж­ден. Сме­лая попыт­ка пре­до­ста­вить вождям оппо­зи­ции кон­сти­ту­ци­он­ное ve­to и наде­лить их доста­точ­ной вла­стью для испол­не­ния их воли была сде­ла­на за неиме­ни­ем луч­ше­го спо­со­ба достиг­нуть цели; но она в поли­ти­че­ском отно­ше­нии выби­ла государ­ство из его колеи и затя­ну­ла соци­аль­ную неуряди­цу посред­ст­вом бес­по­лез­ных пал­ли­а­тив­ных мер.

Даль­ней­шие раздо­ры

Меж­ду тем орга­ни­зо­ва­ли граж­дан­скую вой­ну, и она пошла сво­им путем. Пар­тии сто­я­ли лицом к лицу, как перед бит­вой, каж­дая под коман­дой сво­их вождей; одна сто­ро­на стре­ми­лась к огра­ни­че­нию кон­суль­ской вла­сти и к рас­ши­ре­нию три­бун­ской, а дру­гая — к уни­что­же­нию три­бу­на­та. Для пле­бе­ев слу­жи­ли оруди­я­ми: обес­пе­чен­ная зако­ном без­на­ка­зан­ность непод­чи­не­ния, отказ ста­но­вить­ся в ряды армии для защи­ты оте­че­ства, иски о нало­же­нии штра­фов и нака­за­ний, в осо­бен­но­сти на тех долж­ност­ных лиц, кото­рые нару­ша­ли пра­ва общи­ны или толь­ко ей чем-либо не уго­ди­ли; юнкер­ская пар­тия со сво­ей сто­ро­ны при­бе­га­ла к наси­ли­ям, к согла­ше­нию с вра­га­ми оте­че­ства, а при слу­чае и к кин­жа­лу убийц; на ули­цах дело дохо­ди­ло до руко­паш­ных схва­ток, и обе сто­ро­ны пося­га­ли на лич­ную непри­кос­но­вен­ность долж­ност­ных лиц. Нема­ло граж­дан­ских семей, как рас­ска­зы­ва­ют, эми­гри­ро­ва­ло, для того, чтобы искать в сосед­них общи­нах более покой­но­го места житель­ства, и это­му нетруд­но пове­рить. О мощ­ном граж­дан­ском духе наро­да свиде­тель­ст­ву­ет не то, что он ввел у себя такое государ­ст­вен­ное устрой­ство, а то, что он его вынес и что общи­на оста­лась цела, несмот­ря на самые силь­ные внут­рен­ние потря­се­ния. с.229

Корио­лан
Самое извест­ное собы­тие из эпо­хи сослов­ных рас­прей — исто­рия храб­ро­го ари­сто­кра­та Гнея Мар­ция, полу­чив­ше­го свое про­зви­ще от взя­тых им при­сту­пом Кориол. В 263 г. [491 г.], раз­дра­жен­ный отка­зом цен­ту­рий воз­ве­сти его в кон­су­лы, он пред­ло­жил, по рас­ска­зу одних, пре­кра­тить про­да­жу хле­ба из государ­ст­вен­ных мага­зи­нов, пока изму­чен­ный голо­дом народ не отка­жет­ся от три­бу­на­та, по рас­ска­зу дру­гих — пря­мо упразд­нить три­бу­нат. Когда три­бу­ны воз­буди­ли про­тив него пре­сле­до­ва­ние, кото­рое влек­ло за собою смерт­ную казнь, он уда­лил­ся из горо­да, но толь­ко для того, чтобы воз­вра­тить­ся во гла­ве армии воль­сков; одна­ко в ту мину­ту, как он замыш­лял заво­е­ва­ние сво­его род­но­го горо­да для вра­гов сво­его оте­че­ства, в нем заго­во­ри­ла совесть под вли­я­ни­ем горя­чих мате­рин­ских уве­ща­ний, и таким обра­зом он иску­пил одну изме­ну дру­гой, а обе — сво­ею смер­тью. Сколь­ко в этом прав­ды, труд­но решить, но ста­ро то пре­да­ние, из кото­ро­го наив­ная дер­зость рим­ских лето­пис­цев извлек­ла сла­ву для сво­его оте­че­ства; во вся­ком слу­чае, оно рас­кры­ва­ет перед нами глу­бо­кий нрав­ст­вен­ный и поли­ти­че­ский позор этих сослов­ных рас­прей. В том же роде было напа­де­ние в 294 г. [460 г.] на Капи­то­лий шай­ки поли­ти­че­ских бег­ле­цов под пред­во­ди­тель­ст­вом сабин­ца Аппия Гер­до­ния; они при­зва­ли рабов к ору­жию, и толь­ко после горя­чей борь­бы и при помо­щи подо­спев­ших туску­лан­цев уда­лось граж­дан­ско­му опол­че­нию одо­леть эту шай­ку бун­тов­щи­ков. Такой же отпе­ча­ток фана­ти­че­ско­го оже­сто­че­ния носят на себе дру­гие собы­тия того же вре­ме­ни. Одна­ко их исто­ри­че­ское зна­че­ние уже не может быть выяс­не­но по лжи­вым фамиль­ным рас­ска­зам; сюда, напри­мер, сле­ду­ет отне­сти пре­об­ла­да­ние рода Фаби­ев, кото­рый поста­вил с 269 по 275 г. [с 485 по 479 г.] одно­го из двух кон­су­лов, реак­цию про­тив это­го рода, высе­ле­ние Фаби­ев из Рима и их истреб­ле­ние этрус­ка­ми на бере­гах Кре­ме­ры (277) [477 г.]. Еще ужас­нее было умерщ­вле­ние народ­но­го три­бу­на Гнея Гену­ция, кото­рый осме­лил­ся при­звать двух быв­ших кон­су­лов к отве­ту и утром назна­чен­но­го для обви­не­ния дня был най­ден мерт­вым в сво­ей посте­ли (281) [473 г.].
Пуб­ли­ли­ев закон
Непо­сред­ст­вен­ным резуль­та­том это­го зло­де­я­ния был закон Пуб­ли­лия — самый бога­тый послед­ст­ви­я­ми из всех, какие встре­ча­ют­ся в рим­ской исто­рии. Два чрез­вы­чай­но важ­ных ново­введе­ния — орга­ни­за­ция пле­бей­ско­го собра­ния по три­бам и пока что услов­ное урав­не­ние пле­бис­ци­та с фор­маль­но утвер­жден­ным всею общи­ною зако­ном — состо­я­лись, пер­вое несо­мнен­но, а вто­рое веро­ят­но, по пред­ло­же­нию народ­но­го три­бу­на Воле­ро­на Пуб­ли­лия в 283 г. [471 г.] До это­го вре­ме­ни пле­беи выно­си­ли свои реше­ния по кури­ям, и на этих спе­ци­аль­но пле­бей­ских сход­ках голо­са частью пода­ва­лись пого­лов­но без вся­ких раз­ли­чий по богат­ству или по осед­ло­сти, частью же все­ми кли­ен­та­ми знат­ных ари­сто­кра­ти­че­ских семейств вме­сте, вслед­ст­вие того, что в кури­аль­ном собра­нии все чле­ны одно­го и того же рода неиз­беж­но дей­ст­во­ва­ли как один чело­век. И то и дру­гое обсто­я­тель­ства часто достав­ля­ли ари­сто­кра­там слу­чай вли­ять на это собра­ние и в осо­бен­но­сти направ­лять выбор три­бу­нов по сво­е­му жела­нию; теперь и то и дру­гое было отме­не­но новым спо­со­бом голо­со­ва­ния по квар­та­лам. Сер­ви­е­ва рефор­ма орга­ни­зо­ва­ла четы­ре квар­та­ла для нужд рекрут­ско­го набо­ра; в них вхо­ди­ли рав­но­мер­но и город­ская зем­ля и заго­род­ная. Впо­след­ст­вии — воз­мож­но, в 259 г. [495 г.] — рим­ская терри­то­рия была разде­ле­на на два­дцать окру­гов, из кото­рых пер­вые четы­ре были преж­ние, заклю­чав­шие в себе город с его бли­жай­ши­ми окрест­но­стя­ми, а осталь­ные шест­на­дцать были орга­ни­зо­ва­ны на осно­ве родо­вых окру­гов из самых ста­рин­ных рим­ских пахот­ных с.230 участ­ков. Затем, веро­ят­но, после изда­ния пуб­ли­ли­е­во­го зако­на и пото­му, что нечет­ное чис­ло участ­ков более удоб­но при реше­нии дел по голо­сам, был при­бав­лен два­дцать пер­вый округ, назван­ный кру­сту­ме­рий­ским по име­ни того места, где пле­беи поло­жи­ли нача­ло сво­ей внут­рен­ней орга­ни­за­ции и где был учреж­ден три­бу­нат. После того осо­бые собра­ния пле­бе­ев про­ис­хо­ди­ли уже не по кури­ям, а по три­бам. В этих окру­гах, орга­ни­зо­ван­ных исклю­чи­тель­но на осно­ве позе­мель­ной соб­ст­вен­но­сти, пода­ва­ли голо­са толь­ко осед­лые жите­ли и при­том без вся­ко­го раз­ли­чия меж­ду круп­ны­ми и мел­ки­ми земле­вла­дель­ца­ми и в том поряд­ке, в каком они жили по селам и дерев­ням. Эти собра­ния по три­бам, орга­ни­зо­ван­ные во всем осталь­ном по образ­цу собра­ний по кури­ям, оче­вид­но, были в сущ­но­сти собра­ни­я­ми неза­ви­си­мо­го сред­не­го сосло­вия, из кото­рых, с одной сто­ро­ны, была исклю­че­на боль­шая часть воль­ноот­пу­щен­ни­ков и кли­ен­тов, как не имев­ших посто­ян­ной осед­ло­сти, и в кото­рых, с дру­гой сто­ро­ны, самые круп­ные земле­вла­дель­цы не мог­ли при­об­ре­сти тако­го же силь­но­го вли­я­ния, какое име­ли в цен­ту­ри­ях. Такое «сбо­ри­ще мас­сы» (con­ci­lium ple­bis) име­ло еще менее пра­ва счи­тать­ся все­об­щим собра­ни­ем граж­дан, чем пле­бей­ские сход­ки по кури­ям, так как не толь­ко подоб­но этим послед­ним исклю­ча­ло из сво­его соста­ва всех пат­ри­ци­ев, но исклю­ча­ло и не имев­ших осед­ло­сти пле­бе­ев; но народ­ная мас­са была в состо­я­нии насто­ять на том, чтобы ее реше­ния счи­та­лись юриди­че­ски рав­но­силь­ны­ми реше­ни­ям цен­ту­рий, если толь­ко были пред­ва­ри­тель­но одоб­ре­ны пол­ным собра­ни­ем сена­та. Что это послед­нее поста­нов­ле­ние вошло в закон­ную силу еще до изда­ния зако­нов «Две­на­дца­ти таб­лиц», не под­ле­жит сомне­нию; но теперь уже труд­но решить, было ли оно введе­но имен­но путем пуб­ли­ли­е­ва пле­бис­ци­та или же оно ранее того вошло в силу бла­го­да­ря како­му-нибудь бес­след­но забы­то­му зако­ну и было толь­ко вклю­че­но в пуб­ли­ли­ев пле­бис­цит. Точ­но так же оста­ет­ся не решен­ным, было ли чис­ло три­бу­нов уве­ли­че­но с двух до пяти имен­но зако­ном Пуб­ли­лия или же это уве­ли­че­ние состо­я­лось ранее.
Земель­ный закон Спу­рия Кас­сия
Но все эти меро­при­я­тия, вызван­ные вза­им­ною враж­дою поли­ти­че­ских пар­тий, были дале­ко не так целе­со­об­раз­ны, как попыт­ка Спу­рия Кас­сия сокру­шить финан­со­вое все­мо­гу­ще­ство бога­тых людей и тем уни­что­жить насто­я­щий источ­ник зла. Он был пат­ри­ций, и в его сосло­вии никто не сто­ял выше его по ран­гу и по сла­ве. После двух три­ум­фов, состоя в тре­тий раз в долж­но­сти кон­су­ла (268) [486 г.], он пред­ло­жил граж­дан­ской общине изме­рить общин­ные зем­ли и частью сдать их в арен­ду в поль­зу государ­ст­вен­ной каз­ны, частью разде­лить их меж­ду нуж­даю­щи­ми­ся — дру­ги­ми сло­ва­ми, он попы­тал­ся вырвать из рук сена­та заве­до­ва­ние государ­ст­вен­ны­ми зем­ля­ми и, опи­ра­ясь на граж­дан­ство, поло­жить конец эго­и­сти­че­ско­му захва­ту земель. Он мог наде­ять­ся, что бла­го­да­ря его лич­ным каче­ствам и бла­го­да­ря спра­вед­ли­во­сти и муд­ро­сти пред­ло­жен­ной им меры эта послед­няя не потонет в вол­нах чело­ве­че­ских стра­стей и мало­ду­шия; но он ошиб­ся. Знать вос­ста­ла как один чело­век. Бога­тые пле­беи при­ня­ли сто­ро­ну Кас­сия, но про­сто­люди­ны были недо­воль­ны тем, что он, сооб­ра­зу­ясь с союз­ным пра­вом и с спра­вед­ли­во­стью, хотел пре­до­ста­вить и латин­ским союз­ни­кам долю наде­лов. Кас­сий попла­тил­ся за свою попыт­ку жиз­нью, и есть что-то похо­жее на прав­ду в обви­не­нии, что он хотел при­сво­ить себе цар­скую власть, так как он дей­ст­ви­тель­но подоб­но царям попы­тал­ся огра­дить сво­бод­ных про­сто­люди­нов от сво­его соб­ст­вен­но­го сосло­вия. Пред­ло­жен­ный им закон сошел вме­сте с.231 с ним в моги­лу, но при­зрак это­го зако­на с тех пор посто­ян­но мель­кал перед гла­за­ми бога­чей и бес­пре­стан­но вста­вал из сво­ей моги­лы, пока вызван­ные им рас­при не уни­что­жи­ли общин­но­го устрой­ства в самой его осно­ве.

Децем­ви­ры

Была так­же сде­ла­на попыт­ка упразд­нить три­бун­скую власть и пре­до­ста­вить про­сто­му наро­ду рав­но­пра­вие более пра­виль­ным и более целе­со­об­раз­ным спо­со­бом. Народ­ный три­бун Гай Терен­ти­лий Арса пред­ло­жил в 292 г. [462 г.] назна­чить комис­сию из пяти чле­нов для состав­ле­ния про­ек­та тако­го обще­го граж­дан­ско­го уло­же­ния, кото­рым кон­су­лы были бы обя­за­ны руко­вод­ст­во­вать­ся в сво­их судеб­ных реше­ни­ях. Но сенат отка­зал это­му про­ек­ту в сво­ем одоб­ре­нии, и, преж­де чем он осу­ще­ст­вил­ся, про­шло десять лет, кото­рые были эпо­хой самой горя­чей сослов­ной борь­бы, уси­лен­ной внеш­ни­ми вой­на­ми и внут­рен­ни­ми бес­по­ряд­ка­ми. Ари­сто­кра­ти­че­ская пар­тия посто­ян­но с оди­на­ко­вым упор­ст­вом не допус­ка­ла этот закон до сена­та, а общи­на посто­ян­но выби­ра­ла в три­бу­ны все одних и тех же людей. Была сде­ла­на попыт­ка осла­бить напа­де­ние посред­ст­вом дру­гих усту­пок; в 297 г. [457 г.] было раз­ре­ше­но уве­ли­чить чис­ло три­бу­нов с пяти до деся­ти, что, конеч­но, было сомни­тель­ным выиг­ры­шем. В сле­дую­щем году состо­ял­ся ици­ли­ев пле­бис­цит, кото­рый был при­нят в чис­ло скреп­лен­ных клят­вой при­ви­ле­гий общи­ны и кото­рый пре­до­ста­вил в наслед­ст­вен­ное вла­де­ние бед­ней­ших граж­дан для воз­веде­ния постро­ек Авен­тин, до тех пор счи­тав­ший­ся хра­мо­вою рощей и неза­се­лен­ный. Общи­на при­ня­ла то, что ей было пред­ло­же­но, но тем не менее не пере­ста­ва­ла тре­бо­вать граж­дан­ско­го уло­же­ния. Нако­нец в 300 г. [454 г.] состо­я­лось согла­ше­ние; сенат усту­пил в том, что было важ­нее все­го. Было реше­но при­сту­пить к состав­ле­нию граж­дан­ско­го уло­же­ния и для это­го выбрать экс­тра­ор­ди­нар­ным обра­зом через цен­ту­рии десять чело­век, кото­рые вме­сте с тем долж­ны были в каче­стве выс­ших долж­ност­ных лиц исправ­лять долж­ность кон­су­лов (de­cem­vi­ri con­su­la­ri im­pe­rio le­gi­bus scri­bun­dis), а изби­рать в это зва­ние было доз­во­ле­но не толь­ко пат­ри­ци­ев, но и пле­бе­ев. Эти послед­ние были по это­му слу­чаю в пер­вый раз при­зна­ны год­ны­ми к избра­нию, хотя толь­ко на экс­тра­ор­ди­нар­ную долж­ность. Это был боль­шой шаг впе­ред на пути к пол­но­му урав­не­нию поли­ти­че­ских прав, и он был не слиш­ком доро­го куп­лен тем, что народ­ный три­бу­нат был уни­что­жен, пра­во раз­ре­шать апел­ля­ции было пре­кра­ще­но на вре­мя суще­ст­во­ва­ния децем­ви­ра­та, а на децем­ви­ров толь­ко была воз­ло­же­на обя­зан­ность не пося­гать на закреп­лен­ные клят­вой общин­ные воль­но­сти. Одна­ко преж­де все­го было отправ­ле­но в Гре­цию посоль­ство с пору­че­ни­ем при­вез­ти оттуда Соло­нов и дру­гие гре­че­ские зако­ны, и толь­ко после его воз­вра­ще­ния были выбра­ны на 303 г. [451 г.] децем­ви­ры. Несмот­ря на то, что было доз­во­ле­но выби­рать и пле­бе­ев, ока­за­лись выбран­ны­ми исклю­чи­тель­но пат­ри­ции — так силь­на была в то вре­мя ари­сто­кра­тия; толь­ко в 304 г. [450 г.], когда пона­до­би­лись новые выбо­ры, было, меж­ду про­чим, выбра­но и несколь­ко пле­бе­ев, кото­рые были пер­вы­ми в рим­ской общине долж­ност­ны­ми лица­ми незнат­но­го про­ис­хож­де­ния. Взве­ши­вая все эти меры в их сово­куп­но­сти, едва ли мож­но при­пи­сать им иную цель, кро­ме попыт­ки заме­нить три­бун­ское заступ­ни­че­ство огра­ни­че­ни­ем кон­суль­ской вла­сти посред­ст­вом писа­но­го зако­на. Обе сто­ро­ны, по-види­мо­му, при­шли к убеж­де­нию, что не было воз­мож­но­сти долее оста­вать­ся при преж­них поряд­ках и что про­воз­гла­ше­ние бес­смен­ной анар­хии губи­ло общи­ну, в сущ­но­сти нико­му не при­но­ся поль­зы. Рас­суди­тель­ные люди, долж­но быть, поня­ли, что с.232 вме­ша­тель­ство три­бу­нов в адми­ни­ст­ра­цию и их дея­тель­ность в каче­стве обви­ни­те­лей были без­услов­но вред­ны и что един­ст­вен­ная насто­я­щая поль­за, кото­рую при­нес три­бу­нат про­сто­му наро­ду, заклю­ча­лась в защи­те от при­страст­ных судеб­ных реше­ний, бла­го­да­ря тому, что три­бу­нат был чем-то вро­де кас­са­ци­он­но­го суда, стес­няв­ше­го про­из­вол маги­ст­ра­ту­ры. Не под­ле­жит сомне­нию, что когда пле­беи ста­ли тре­бо­вать писа­но­го зем­ско­го уло­же­ния, пат­ри­ции воз­ра­жа­ли им, что в таком слу­чае ока­за­лось бы излиш­ним юриди­че­ское заступ­ни­че­ство три­бу­нов, а затем, как кажет­ся, были сде­ла­ны обо­юд­ные уступ­ки. О том, что будет после изда­ния граж­дан­ско­го уло­же­ния, быть может, пря­мо и не было опре­де­ле­но; но нель­зя сомне­вать­ся, что пле­беи окон­ча­тель­но отка­за­лись от три­бу­на­та, так как вслед­ст­вие учреж­де­ния децем­ви­ра­та они мог­ли бы вос­ста­но­вить три­бу­нат не ина­че как неза­кон­ным путем. Дан­ное пле­бе­ям обе­ща­ние, что скреп­лен­ные клят­вой их воль­но­сти оста­нут­ся непри­кос­но­вен­ны­ми, мог­ло отно­сить­ся к таким пра­вам пле­бе­ев, кото­рые не зави­се­ли от суще­ст­во­ва­ния три­бу­на­та, как напри­мер к пра­ву апел­ля­ции и к обла­да­нию Авен­ти­ном. Как кажет­ся, было пред­по­ло­же­но, что децем­ви­ры при сво­ей отстав­ке пред­ло­жат наро­ду вновь выбрать кон­су­лов, кото­рые будут впредь отправ­лять пра­во­судие уже не по сво­е­му лич­но­му про­из­во­лу, а по писа­ным зако­нам.

Зако­ны «Две­на­дца­ти таб­лиц»

Этот про­ект мож­но было бы назвать муд­рым, если бы он дей­ст­ви­тель­но мог осу­ще­ст­вить­ся; все зави­се­ло отто­го, пой­дут ли на эту миро­лю­би­вую сдел­ку обе пар­тии, до край­но­сти раз­дра­жен­ные друг про­тив дру­га. Децем­ви­ры 303 г. [451 г.] пред­ста­ви­ли свое уло­же­ние наро­ду. После утвер­жде­ния наро­дом оно было выре­за­но на деся­ти мед­ных дос­ках, кото­рые были при­би­ты на фору­ме у ора­тор­ской три­бу­ны перед зда­ни­ем сена­та. Но так как пона­до­би­лось еще допол­не­ние, то на 304 г. [450 г.] были сно­ва выбра­ны децем­ви­ры, при­бив­шие еще две таб­ли­цы; таким обра­зом было состав­ле­но пер­вое и един­ст­вен­ное рим­ское граж­дан­ское уло­же­ние — зако­ны «Две­на­дца­ти таб­лиц». Оно было резуль­та­том ком­про­мис­са и уже по одной этой при­чине не мог­ло заклю­чать в себе таких суще­ст­вен­ных изме­не­ний в преж­нем зако­но­да­тель­стве, кото­рые захо­ди­ли бы далее поли­цей­ских и вызван­ных вре­мен­ны­ми потреб­но­стя­ми меро­при­я­тий. Даже в обла­сти креди­та не было сде­ла­но ника­ко­го дру­го­го смяг­че­ния преж­них пра­вил, кро­ме уста­нов­ле­ния мак­си­му­ма про­цен­тов (10 %), по всей веро­ят­но­сти более низ­ко­го, чем преж­де, и кро­ме угро­зы ростов­щи­ку тяже­лым нака­за­ни­ем, кото­рое, что доволь­но харак­тер­но, было более тяже­лым, чем нака­за­ние за воров­ство; стро­гое дол­го­вое судо­про­из­вод­ство оста­лось неиз­мен­ным по мень­шей мере в сво­их глав­ных чер­тах. Конеч­но, еще менее мог­ли иметь­ся в виду какие-либо изме­не­ния сослов­ных прав; наобо­рот, новы­ми зако­на­ми были зано­во утвер­жде­ны и раз­ли­чия в пра­вах меж­ду нало­го­пла­тель­щи­ка­ми и неиму­щи­ми граж­да­на­ми и неза­кон­ность брач­ных сою­зов меж­ду зна­тью и про­сты­ми граж­да­на­ми, а для огра­ни­че­ния про­из­во­ла долж­ност­ных лиц и для защи­ты граж­дан было ясно поста­нов­ле­но, что позд­ней­ший закон все­гда име­ет пре­иму­ще­ство перед преж­ним и что народ не может изда­вать поста­нов­ле­ний про­тив отдель­ных граж­дан. Все­го заме­ча­тель­нее то, что в уго­лов­ных делах была отме­не­на апел­ля­ция к собра­ни­ям по три­бам, меж­ду тем как она была раз­ре­ше­на к собра­ни­ям по цен­ту­ри­ям; отсюда вид­но, что уго­лов­ная юрис­дик­ция была в дей­ст­ви­тель­но­сти захва­че­на пле­бе­я­ми и их пред­ста­ви­те­ля­ми и что вме­сте с три­бу­на­том был уни­что­жен и три­бун­ский уго­лов­ный суд, меж­ду тем как, быть может, с.233 суще­ст­во­ва­ло наме­ре­ние сохра­нить суд эди­лов, при­суж­дав­ших толь­ко к денеж­ным пеням. Дей­ст­ви­тель­ное поли­ти­че­ское зна­че­ние новых зако­нов заклю­ча­лось не столь­ко в их муд­ром содер­жа­нии, сколь­ко в фор­маль­но воз­ло­жен­ной на кон­су­лов обя­зан­но­сти отправ­лять пра­во­судие не ина­че, как по этим фор­мам судо­про­из­вод­ства и по этим пра­ви­лам, рав­но как в пуб­лич­ном выстав­ле­нии напи­сан­ных зако­нов, так как это ста­ви­ло суд под кон­троль обще­ст­вен­но­го мне­ния и застав­ля­ло кон­су­ла ока­зы­вать всем без раз­ли­чия рав­ное и поис­ти­не общее пра­во­судие.

Паде­ние децем­ви­ров

Конец децем­ви­ра­та покрыт глу­бо­ким мра­ком. Децем­ви­рам, как рас­ска­зы­ва­ют, оста­ва­лось толь­ко опуб­ли­ко­вать содер­жа­ние двух послед­них таб­лиц и затем усту­пить свое место обыч­ной маги­ст­ра­ту­ре. Одна­ко они мед­ли­ли; под пред­ло­гом, что зако­ны еще не гото­вы, они оста­ва­лись в долж­но­сти даже по исте­че­нии ее годо­во­го сро­ка, а это было воз­мож­но тем более пото­му, что маги­ст­ра­ту­ра, при­зван­ная экс­тра­ор­ди­нар­ным обра­зом к пере­смот­ру государ­ст­вен­ных учреж­де­ний, не мог­ла быть — по рим­ско­му государ­ст­вен­но­му пра­ву — свя­за­на назна­чен­ным ей сро­ком. Уме­рен­ная фрак­ция ари­сто­кра­тии с Вале­ри­я­ми и Гора­ци­я­ми во гла­ве, как рас­ска­зы­ва­ют, попы­та­лась в сена­те вынудить у децем­ви­ров отстав­ку; но гла­ва децем­ви­ров Аппий Клав­дий, кото­рый все­гда был непре­клон­ным ари­сто­кра­том, а теперь пре­вра­тил­ся в дема­го­га и тира­на, взял верх в сена­те, и народ поко­рил­ся. Набор двой­ной армии был совер­шен бес­пре­пят­ст­вен­но, и были пред­при­ня­ты вой­ны с вольска­ми и саби­на­ми. Тогда был най­ден мерт­вым впе­ре­ди лаге­ря быв­ший народ­ный три­бун Луций Сик­ций Ден­тат — самый храб­рый чело­век во всем Риме, побы­вав­ший в ста два­дца­ти сра­же­ни­ях и носив­ший на теле руб­цы от соро­ка пяти ран; он был, как рас­ска­зы­ва­ли, пре­да­тель­ски умерщ­влен по нау­ще­нию децем­ви­ров. Мысль о необ­хо­ди­мо­сти рево­лю­ции бро­ди­ла в умах, а пово­дом для ее взры­ва послу­жил неспра­вед­ли­вый при­го­вор Аппия в деле о сво­бо­де доче­ри цен­ту­ри­о­на Луция Вер­ги­лия, кото­рая была неве­стой быв­ше­го народ­но­го три­бу­на Луция Ици­лия. Этот при­го­вор выры­вал девуш­ку из ее семьи, делая ее несво­бод­ной и бес­прав­ной, и побудил ее отца вон­зить ей на пуб­лич­ной пло­ща­ди в серд­це нож, для того чтобы изба­вить ее от неми­ну­е­мо­го позо­ра. В то вре­мя как народ, при­веден­ный в ужас таким неслы­хан­ным делом, тол­пил­ся вокруг тру­па пре­крас­ной девуш­ки, децем­вир дал сво­им поли­цей­ским слу­жи­те­лям при­ка­за­ние при­ве­сти к нему отца, а потом и жени­ха, для того чтобы немед­лен­но под­верг­нуть их ответ­ст­вен­но­сти за сопро­тив­ле­ние его вла­сти. Тогда мера пере­пол­ни­лась. Под защи­той разъ­ярен­ной тол­пы отец и жених девуш­ки спас­лись от сыщи­ков дес­пота, и, в то вре­мя как сенат дро­жал от стра­ха и не знал на что решить­ся, они появи­лись в обо­их лаге­рях вме­сте с мно­го­чис­лен­ны­ми свиде­те­ля­ми страш­но­го про­ис­ше­ст­вия. О неслы­хан­ном деле было всем рас­ска­за­но, и перед взо­ра­ми каж­до­го рас­кры­лась та про­пасть, кото­рую созда­ло в гаран­ти­ях обще­ст­вен­ной без­опас­но­сти отсут­ст­вие три­бун­ско­го заступ­ни­че­ства; тогда сыно­вья повто­ри­ли то, что было неко­гда сде­ла­но их отца­ми. Вой­ска сно­ва поки­ну­ли сво­их началь­ни­ков и, прой­дя в бое­вом поряд­ке по горо­ду, сно­ва уда­ли­лись на свя­щен­ную гору, где сно­ва выбра­ли сво­их три­бу­нов. Децем­ви­ры все еще отка­зы­ва­лись сло­жить с себя власть; тогда вой­ска появи­лись в горо­де вме­сте со сво­и­ми три­бу­на­ми и ста­ли лаге­рем на Авен­тине. Нако­нец, когда граж­дан­ская вой­на уже каза­лась неиз­беж­ной и еже­час­но мож­но было ожи­дать улич­ной бит­вы, децем­ви­ры с.234 отка­за­лись от сво­ей неза­кон­но при­сво­ен­ной и опо­зо­рен­ной вла­сти, а кон­су­лы Луций Вале­рий и Марк Гора­ций ула­ди­ли вто­рич­ное согла­ше­ние, кото­рым был вос­ста­нов­лен народ­ный три­бу­нат. Воз­буж­ден­ное про­тив децем­ви­ров уго­лов­ное пре­сле­до­ва­ние окон­чи­лось тем, что двое из них, кото­рые были всех более винов­ны, — Аппий Клав­дий и Спу­рий Оппий — сами лиши­ли себя жиз­ни в тюрь­ме; восемь осталь­ных были отправ­ле­ны в изгна­ние, а их иму­ще­ство было кон­фис­ко­ва­но в поль­зу государ­ства. Даль­ней­шее судеб­ное пре­сле­до­ва­ние было пре­кра­ще­но бла­го­ра­зум­ным и уме­рен­ным народ­ным три­бу­ном Мар­ком Дуи­ли­ем, кото­рый своевре­мен­но употре­бил в дело свое ve­to.

Зако­ны Вале­рия и Гора­ция

Так гла­сит рас­сказ, оче­вид­но начер­тан­ный рим­ски­ми ари­сто­кра­та­ми; но, даже опус­кая неко­то­рые побоч­ные сооб­ра­же­ния, невоз­мож­но пове­рить, чтобы вели­кий кри­зис, из кото­ро­го воз­ник­ли зако­ны «Две­на­дца­ти таб­лиц», мог завер­шить­ся таки­ми роман­ти­че­ски­ми при­клю­че­ни­я­ми и поли­ти­че­ски­ми несо­об­раз­но­стя­ми. После упразд­не­ния цар­ской вла­сти и после учреж­де­ния народ­но­го три­бу­на учреж­де­ние децем­ви­ра­та было третьей вели­кой победой пле­бе­ев, а что про­тив­ная пар­тия пита­ла нена­висть и к это­му ново­введе­нию и к гла­ве децем­ви­ров Аппию Клав­дию, понят­но само собой. Пле­беи достиг­ли этим спо­со­бом пас­сив­но­го пра­ва избра­ния в выс­шую общин­ную долж­ность и обще­го зем­ско­го уло­же­ния, и, конеч­но, не они име­ли осно­ва­ние вос­ста­вать про­тив новой маги­ст­ра­ту­ры и с ору­жи­ем в руках вос­ста­нав­ли­вать чисто ари­сто­кра­ти­че­ское кон­суль­ское прав­ле­ние. Толь­ко ари­сто­кра­ти­че­ская пар­тия мог­ла пре­сле­до­вать такую цель, и когда выбран­ные частью из пат­ри­ци­ев и частью из пле­бе­ев децем­ви­ры попы­та­лись остать­ся в долж­но­сти долее поло­жен­но­го сро­ка, то про­тив это­го долж­на была преж­де всех вос­стать конеч­но знать. При этом она без сомне­ния не пре­ми­ну­ла напом­нить пле­бе­ям, что у них был отнят три­бу­нат. Когда же зна­ти уда­лось устра­нить децем­ви­ров, то само собой понят­но, что после их паде­ния пле­беи сно­ва взя­лись за ору­жие, для того чтобы обес­пе­чить за собою резуль­та­ты как пер­вой рево­лю­ции 260 г. [494 г.], так и более позд­не­го народ­но­го дви­же­ния; появ­ле­ние же вале­ри­е­вых и гора­ци­е­вых зако­нов 305 г. [449 г.] мож­но объ­яс­нить толь­ко как ком­про­мисс, кото­рым закон­чи­лось это столк­но­ве­ние. Сдел­ка есте­ствен­ным обра­зом была в поль­зу пле­бе­ев и еще раз зна­чи­тель­но умень­ши­ла власть зна­ти. Что народ­ный три­бу­нат был вос­ста­нов­лен, что исторг­ну­тое у ари­сто­кра­тии город­ское пра­во было окон­ча­тель­но введе­но в силу и что кон­су­лы были обя­за­ны им руко­вод­ст­во­вать­ся, разу­ме­ет­ся само собой. Впро­чем, с введе­ни­ем это­го пра­ва три­бы лиши­лись юрис­дик­ции по уго­лов­ным делам, кото­рую они себе неза­кон­но при­сво­и­ли; но три­бу­ны полу­чи­ли ее обрат­но, так как был най­ден путь, доз­во­ляв­ший им всту­пать в подоб­ных слу­ча­ях в пере­го­во­ры с цен­ту­ри­я­ми. Да и остав­лен­но­го за ними пра­ва назна­чать денеж­ные пени в неогра­ни­чен­ном раз­ме­ре и пред­став­лять свои при­го­во­ры на утвер­жде­ние коми­ций по три­бам было доста­точ­но, для того чтобы уни­что­жить граж­дан­ское суще­ст­во­ва­ние вся­ко­го про­тив­ни­ка из пат­ри­ци­ев. Далее было поста­нов­ле­но цен­ту­ри­я­ми, по пред­ло­же­нию кон­су­лов, что впредь вся­кое долж­ност­ное лицо, и ста­ло быть так­же дик­та­тор, долж­но допус­кать при сво­ем назна­че­нии апел­ля­цию, а кто назна­чил бы какое-нибудь долж­ност­ное лицо вопре­ки это­му поста­нов­ле­нию, тот дол­жен был попла­тить­ся за это сво­ей голо­вой. В осталь­ном власть дик­та­то­ра оста­ва­лась такою же, какою была преж­де, а имен­но три­бун не мог кас­си­ро­вать его офи­ци­аль­ных с.235 поста­нов­ле­ний так, как кас­си­ро­вал поста­нов­ле­ния кон­су­лов. Даль­ней­шее огра­ни­че­ние кон­суль­ско­го пол­но­вла­стия заклю­ча­лось в том, что заведы­ва­ние воен­ной кас­сой было пору­че­но двум изби­рае­мым общи­ною каз­на­че­ям (quaes­to­res), кото­рые были впер­вые назна­че­ны на 307 г. [447 г.] Назна­че­ние как обо­их новых каз­на­че­ев на воен­ное вре­мя, так и обо­их преж­них долж­ност­ных лиц, заве­до­вав­ших город­ской кас­сой, было теперь пре­до­став­ле­но общине; за кон­су­лом же оста­лось вме­сто выбо­ра лишь руко­вод­ство выбо­ра­ми. Собра­ние, на кото­ром выби­ра­лись каз­на­чеи, состо­я­ло из всех осед­лых людей без раз­ли­чия — пат­ри­ци­ев и пле­бе­ев — и пода­ва­ло голо­са по квар­та­лам; это было новой уступ­кой в поль­зу пле­бей­ских зем­ледель­цев, вли­я­ние кото­рых ска­зы­ва­лось гораздо силь­нее на этих собра­ни­ях, чем на собра­ни­ях по цен­ту­ри­ям. Еще бога­че послед­ст­ви­я­ми было то, что три­бу­ны были допу­ще­ны к уча­стию в сенат­ских пре­ни­ях. Впро­чем, сенат счи­тал для себя уни­же­ни­ем допус­кать три­бу­нов в самую залу заседа­ний, и пото­му им было отведе­но место на ска­мье у две­рей, откуда они мог­ли следить за пре­ни­я­ми. Три­бун­ское пра­во интер­цес­сий было рас­про­стра­не­но и на поста­нов­ле­ния сена­та в его пол­ном соста­ве, с тех пор, как сенат пре­вра­тил­ся из сове­ща­тель­но­го собра­ния в испол­ни­тель­ное, а эта пере­ме­на, без сомне­ния, в пер­вый раз про­изо­шла тогда, когда пле­бис­цит был при­знан обя­за­тель­ным для всей общи­ны; есте­ствен­но, что с тех пор три­бу­нам было пре­до­став­ле­но неко­то­рое уча­стие в сове­ща­ни­ях курии. Нако­нец, чтобы пред­от­вра­тить под­лог и фаль­си­фи­ка­цию сенат­ских реше­ний, от под­лин­но­сти кото­рых зави­се­ла и обя­за­тель­ная сила важ­ней­ших пле­бис­ци­тов, было поста­нов­ле­но, что впредь они будут нахо­дить­ся на хра­не­нии не толь­ко у пат­ри­ци­ан­ских город­ских кве­сто­ров в хра­ме Сатур­на, но и у пле­бей­ских эди­лов в хра­ме Цере­ры. Таким обра­зом, эта борь­ба, пред­при­ня­тая с целью упразд­нить власть народ­ных три­бу­нов, окон­чи­лась вто­рич­ным и на этот раз окон­ча­тель­ным при­зна­ни­ем их пра­ва кас­си­ро­вать по их усмот­ре­нию как отдель­ные адми­ни­ст­ра­тив­ные акты по прось­бе постра­дав­ших от них лиц, так и реше­ния выс­ших государ­ст­вен­ных вла­стей. Как лич­ная непри­кос­но­вен­ность три­бу­нов, так и непре­рыв­ное суще­ст­во­ва­ние их кол­ле­гии в пол­ном соста­ве были сно­ва обес­пе­че­ны самы­ми свя­щен­ны­ми клят­ва­ми и всем, что есть в рели­гии вну­шаю­ще­го бла­го­го­вей­ный страх, рав­но как самы­ми ясны­ми уза­ко­не­ни­я­ми. С тех пор в Риме уже нико­гда не дела­лось попыт­ки упразд­нить эту долж­ность.

ПРИМЕЧАНИЯ


  • 1Что пле­бей­ские эди­лы были под­ра­жа­ни­ем пат­ри­ци­ан­ским кве­сто­рам, точ­но так же как пле­бей­ские три­бу­ны были под­ра­жа­ни­ем пат­ри­ци­ан­ским кон­су­лам, ясно вид­но как из уго­лов­но­го судо­про­из­вод­ства, в кото­ром была раз­лич­на лишь тен­ден­ция, а не ком­пе­тен­ция обе­их маги­ст­ра­тур, так и из того, что каса­ет­ся архив­но­го дела. Храм Цере­ры был для эди­лов тем же, чем был для кве­сто­ров храм Сатур­на, и пер­вые полу­чи­ли от хра­ма свое назва­ние. Заме­ча­тель­но тре­бо­ва­ние зако­на 305 г. [449 г.] (Ливий, 3, 55), чтобы сенат­ские реше­ния вру­ча­лись в этом хра­ме эди­лам, меж­ду тем как по преж­не­му обы­чаю, сно­ва одер­жав­ше­му верх после пре­кра­ще­ния сослов­ной борь­бы, они, как извест­но, долж­ны были хра­нить­ся кве­сто­ра­ми в хра­ме Сатур­на.
  • ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО РИМА
    1263488756 1262418983 1266494835 1271514672 1271515961 1271533614