Легенда о римских царях, ее происхождение и развитие

с.326

Глав­ным источ­ни­ком для анна­ли­сти­че­ской редак­ции цар­ской исто­рии послу­жи­ло одно про­из­веде­ние, в кото­ром долж­но при­знать пер­вый зача­ток леген­ды. Путем ана­ли­за мы поста­ра­лись эту древ­ней­шую фор­му пре­да­ния выде­лить из дошед­ших до нас пятых-шестых пере­ска­зов. Этой рабо­те бла­го­при­ят­ст­во­ва­ло то обсто­я­тель­ство, что пер­вый анна­лист, обра­ба­ты­вая и рас­про­стра­няя пер­во­на­чаль­ную леген­ду, пере­нес в свое сочи­не­ние глав­ные ее очер­та­ния. Точ­но так­же и труд пер­во­го анна­ли­ста под­вер­гал­ся посто­ян­ной пере­ра­бот­ке и рас­ши­ре­нию со сто­ро­ны после­дую­щих поко­ле­ний анна­ли­стов, пока нако­нец не дошел до исто­ри­че­ских писа­те­лей вре­мен Авгу­ста, сохра­няя при всех при­бав­ле­ни­ях и пере­дел­ках глав­ные свои очер­та­ния. В тра­ди­ции анна­ли­стов, начи­ная с пер­во­го анна­ли­ста, соста­вив­ше­го в неиз­вест­ное нам вре­мя цар­скую и лето­пис­ную исто­рию Рима, цари явля­ют­ся осно­ва­те­ля­ми горо­да Рима и рим­ско­го государ­ства. Пер­во­на­чаль­ная же фор­ма пре­да­ния в царях виде­ла толь­ко осно­ва­те­лей жре­че­ских кор­по­ра­ций рим­ских. Отсюда осве­ща­ет­ся самое про­ис­хож­де­ние царей и пер­вых о них ска­за­ний. Желая пред­ста­вить в фор­ме исто­ри­че­ско­го рас­ска­за веро­ят­ное про­ис­хож­де­ние жре­че­ских кол­ле­гий, автор сочи­нил соот­вет­ст­ву­ю­щее чис­лу кол­ле­гий чис­ло леген­дар­ных учреди­те­лей и при­ду­мал для них име­на, под­хо­дя­щие к спе­ци­аль­но­му делу жре­цов, и такие дея­ния, кото­ры­ми объ­яс­ня­лось нача­ло важ­ней­ших сто­рон спе­ци­аль­ных свя­щен­но­дей­ст­вий и слу­жеб­ной обста­нов­ки кол­ле­гий. Осно­ва­ние кол­ле­гии жре­цов ger­ma­ni, (бра­тьев близ­не­цов) Lu­per­ci, разде­лен­ных на два отде­ле­ния, при­пи­сы­ва­ли двум бра­тьям-близ­не­цам. Глав­ную обя­зан­ность лупер­ков состав­ля­ло рели­ги­оз­ное очи­ще­ние древ­ней­ше­го пала­тин­ско­го горо­да, при чем они пред­ва­ри­тель­но в свя­щен­ном гро­те бога Лупер­ка, нахо­див­шем­ся на склоне пала­тин­ской горы, зака­лы­ва­ли коз, и опо­я­сав­шись шку­ра­ми, обе­га­ли с эти­ми остат­ка­ми очи­сти­тель­ной жерт­вы пре­дель­ную чер­ту (po­moe­rium) пала­тин­ско­го горо­да, сооб­щая таким обра­зом очи­сти­тель­ную силу жерт­вы все­му обе­гае­мо­му про­стран­ству. В кон­це дей­ст­вия два отряда лупер­ков с.327 воз­вра­ща­лись назад к гроту Лупер­ка, пере­го­няя при этом друг дру­га. Бег на пере­гон­ку устра­и­вал­ся для опре­де­ле­ния чело­ве­че­ской жерт­вы, кото­рой в ста­рые вре­ме­на кон­чал­ся обряд лупер­ка­лий. При­но­сил­ся, веро­ят­но, в жерт­ву, или дей­ст­ви­тель­но или сим­во­ли­че­ски, один из жре­цов, может быть пред­во­ди­тель того отряда, кото­рый не успе­вал в беге. Успе­ваю­щее отде­ле­ние зва­ли fa­vii (успеш­ные) или, по дру­го­му напи­са­нию, fa­bii (лов­кие), не успе­ваю­щее отде­ле­ние, quincti­lii, quinctii = cunctii, cunctan­tes — меш­кот­ные, мед­ли­тель­ные. Для пояс­не­ния про­ис­хож­де­ния обрядов, справ­ля­е­мых лупер­ка­ми, слу­жи­ла леген­да о близ­не­цах, учреди­те­лях двух отде­ле­ний кол­ле­гии. Неда­ле­ко от грота Лупер­ка нахо­ди­лась свя­щен­ная смо­ков­ни­ца Руми­ны (fi­cus Ru­mi­na­lis), боги­ни-покро­ви­тель­ни­цы вскарм­ли­ва­ния груд­ных мла­ден­цев. Под этим дере­вом, по рас­ска­зу леген­ды, были вскорм­ле­ны близ­не­цы, а кор­ми­ли­цей была вол­чи­ца, соот­вет­ст­вен­но тол­ко­ва­нию име­ни жре­цов lu­per­ci, «вол­ча­та». Обрядо­вый костюм лупер­ков, опо­я­сы­ва­ние меха­ми, напо­ми­нал собою пас­ту­ше­скую одеж­ду, сле­до­ва­тель­но бра­тья со сво­и­ми това­ри­ща­ми вели пас­ту­ше­скую жизнь, вырос­ли в пас­ту­ше­ской среде. Из това­ри­щей-пас­ту­хов они набра­ли каж­дый свою дру­жи­ну, а из двух пас­ту­ше­ских дру­жин потом обра­зо­ва­лись два отде­ле­ния лупер­ков Fa­bii и Quincti­lii. По при­ме­ру назва­ний двух отде­ле­ний при­ду­ма­ны и име­на двух бра­тьев-пред­во­ди­те­лей: Ro­mu­lus (ско­рый) пред­во­ди­тель успе­ваю­ще­го отде­ле­ния, Re­mus (тихий) — не успе­ваю­ще­го, мед­ли­тель­но­го. Рас­сказ об уби­е­нии «тихо­го» Рема «ско­рым» Рому­лом или Целе­ром выведен из обрядо­во­го сим­во­ли­че­ско­го уби­е­ния одно­го лупер­ка из не успе­ваю­ще­го отде­ле­ния бра­тии. Смерть же Рому­ла выведе­на из обрядов попли­фу­гий, люст­ра­ци­он­но­го обряда, нахо­див­ше­го­ся в тес­ной свя­зи с люст­ра­ци­ей лупер­ка­лий. К ско­ро­му Рому­лу, нако­нец, леген­да при­уро­чи­ла устрой­ство древ­ней­ших ска­чек, экв­иррий и кон­су­а­лий. Пер­вые празд­но­ва­лись или на Мар­со­вом поле на Тиб­ре, или на малом Мар­со­вом поле Целий­ской горы. Покро­ви­те­ля­ми экв­иррий счи­тал­ся Марс, а веро­ят­но, так­же боги­ня Rea или Ilia, кото­рых леген­да объ­яви­ла роди­те­ля­ми осно­ва­те­ля ска­чек, Рому­ла. Целий­ская гора при­над­ле­жа­ла к ста­ро­му лес­но­му участ­ку рим­ской общи­ны, а посе­лив­ши­е­ся в росчи­стях это­го леса носи­ли назва­ние Lu­ce­res или Al­ba­ni, поче­му мни­мой мате­ри Рому­ла дали про­зви­ще «лес­ной» (Sil­via) или Al­ba­na. Вслед­ст­вие невер­но­го при­уро­че­ния «албан­ской» роди­ны ее к Аль­бе Лон­ге, так­же и близ­не­цы потом были при­со­еди­не­ны к цар­ской дина­стии Аль­бы Лон­ги. Дру­гая парал­лель­ная с.328 гене­а­ло­гия Рому­ла раз­ви­лась из куль­та дру­гой боги­ни ска­чек, свя­зан­ной, по всей веро­ят­но­сти, с кон­су­а­ли­я­ми. Это была Ac­ca La­ren­tia, «бла­го­склон­ная, лас­ко­вая», или Fa­vo­la, «спо­спе­ше­ст­ву­ю­щая» (fa­vens) сча­стью состя­заю­щих­ся, мужем ее был Faus­tu­lus. При кон­та­ми­на­ции двух гене­а­ло­гий эта чета место род­но­го отца и мате­ри долж­на была усту­пить Мар­су и Илии и удо­воль­ст­во­вать­ся местом при­ем­ных роди­те­лей героя.

В древ­ней­шей леген­де, отно­сив­шей­ся к про­ис­хож­де­нию жре­че­ской бра­тии лупер­ков, не мог­ло не быть ука­зы­вае­мо и про­ис­хож­де­ние пала­тин­ско­го поме­рия. Память о древ­ней­шем поме­рии Рима дер­жа­лась исклю­чи­тель­но бла­го­да­ря тому, что вдоль поме­рия про­дол­жал­ся ста­рин­ный бег лупер­ков. Пре­вра­щен­но­му таким обра­зом в обрядо­вую при­над­леж­ность лупер­ка­лий поме­рию при­пи­сы­ва­лось то же самое про­ис­хож­де­ние, как и всем дру­гим при­над­леж­но­стям свя­щен­но­дей­ст­вия лупер­ков. Пред­по­ла­га­лось, что свя­щен­ная пре­дель­ная линия горо­да была очер­че­на Рому­лом, осно­ва­те­лем кол­ле­гии, кото­рым был устро­ен пер­вый бег вокруг поме­рия. Отсюда есте­ствен­но было выве­сти заклю­че­ние, что тот же Ромул был осно­ва­те­лем древ­ней­шей город­ской сте­ны, так как сте­на эта (moe­ros, mu­rus) нераз­луч­но свя­за­на с застен­ною чер­тою (po-moe­rium). Осно­ва­ние горо­да не мог­ло быть совер­ше­но без авспи­ций, поэто­му Рому­ла и Рема счи­та­ли пер­вы­ми авгу­ра­ми. Рядом с пала­тин­ским горо­дом в древ­ней­шие вре­ме­на из три­бы Таци­ев, назы­вае­мых так­же Sa­bi­ni, обра­зо­ва­лась дру­гая, при­го­род­ная общи­на, имев­шая свои отдель­ные авспи­ции и отдель­ную авгур­скую кол­ле­гию, so­da­les Ti­tii, остав­шу­ю­ся и после сли­я­ния при­го­ро­да с горо­дом. Про­ис­хож­де­ние этих авгу­ров при­зна­ва­ли одно­вре­мен­ным с нача­лом пала­тин­ских авгу­ров. И для этой кол­ле­гии был выду­ман учреди­тель. Ti­tus Ta­tius («наблюда­тель таци­ев»), и в каче­стве царя «сабин­ско­го» объ­яв­лен совре­мен­ни­ком и сопра­ви­те­лем Рому­ла.

Осно­ва­ние кол­ле­гии пон­ти­фек­сов леген­да при­пи­са­ла царю, на долю кото­ро­го, после­до­ва­тель­но, выпа­ла зада­ча построй­ки регии, при­сут­ст­вен­но­го дома и жили­ща глав­но­го пон­ти­фек­са, состав­ле­ния ком­мен­та­ри­ев и дру­гих обрядо­вых книг пон­ти­фек­сов, назна­че­ния пер­вых фла­ми­нов и веста­лок, изо­бре­те­ния искус­ства про­ку­ра­ции мол­ний, уста­нов­ле­ния духов­но­го пра­ва «цар­ских» зако­нов, уре­гу­ли­ро­ва­ния кален­да­ря: одним сло­вом леген­да при­пи­са­ла ему такие дея­ния, кото­рые мог­ли слу­жить пер­вы­ми исто­ри­че­ски­ми при­ме­ра­ми слу­жеб­ных обя­зан­но­стей пон­ти­фек­сов. Автор леген­ды еще созна­вал, с.329 что мно­го­сто­рон­няя дея­тель­ность кол­ле­гии сосре­дото­чи­ва­лась на обя­зан­но­сти состав­ле­ния и огла­ше­ния кален­да­ря. В лун­ном кален­да­ре каж­дый месяц делил­ся на две поло­ви­ны, соот­вет­ст­ву­ю­щие двум фази­сам луны, нарож­де­нию и ущер­бу. Рас­пре­де­ле­ни­ем и огла­ше­ни­ем дат пер­вой поло­ви­ны меся­ца зани­мал­ся рекс (rex sac­ro­rum), пер­во­на­чаль­ный гла­ва кол­ле­гии, а даты ущерб­ной поло­ви­ны, веро­ят­но, рас­пре­де­лял помощ­ник его, пон­ти­фекс, пото­му что зани­мать­ся ущерб­ной поло­ви­ной счи­та­лось пре­до­суди­тель­ным для пра­ви­те­ля кол­ле­гии, обя­зав­ше­го­ся соблюдать, в рели­ги­оз­ном отно­ше­нии, самую педан­тич­ную чистоту. Соот­вет­ст­вен­но это­му автор древ­ней­шей леген­ды назвал двух ини­ци­а­то­ров рас­пре­де­ле­ния кален­дар­ных дат «рас­пре­де­ли­те­ля­ми», Nu­ma, отли­чая их при­бав­ле­ни­ем двух родо­вых имен, дослов­ное зна­че­ние кото­рых под­хо­ди­ло к двум про­ти­во­по­лож­ным поня­ти­ям, «при­рас­та­ния» — Pom­pi­lius, и «хире­ния» — Mar­cius (от mar­ce­re).

Чет­вер­тую жре­че­скую кол­ле­гию состав­ля­ли sa­lii, разде­лен­ные соб­ст­вен­но на две кол­ле­гии, пала­тин­ских или ста­ро­го­род­ских и кви­ри­наль­ских или при­го­род­ных. Глав­ная обя­зан­ность их состо­я­ла в еже­год­ном очи­ще­нии анци­лий, свя­щен­ных щитов Мар­са Гра­ди­ва и Кви­ри­на, защит­ни­ка рим­ско­го вой­ска. От рели­ги­оз­ной чистоты ору­жия, отсут­ст­вия на нем вся­кой вины или нечи­стой силы, наведен­ной заго­во­ра­ми непри­я­те­лей, зави­се­ла судь­ба каж­до­го вои­на, от чистоты ору­жия Мар­са, обще­го защит­ни­ка все­го вой­ска, бла­го­по­луч­ный исход всей вой­ны. Поэто­му при­да­ва­ли такую важ­ность люст­ра­ции анци­лий. Очи­ще­ние про­из­во­ди­лось посред­ст­вом нане­се­ния на щиты уда­ров, в чем заклю­ча­лась глав­ная слу­жеб­ная обя­зан­ность сали­ев. Для объ­яс­не­ния это­го обряда был при­ду­ман леген­дар­ный куз­нец, кото­рый буд­то бы коло­тил сво­им молот­ком щиты an­ci­lia, в при­мер сали­ям, про­дол­жав­шим коло­тить те же щиты. С куз­не­цом свя­за­ли осно­ва­ние стар­шей кол­ле­гии сали­ев, кол­ле­гии «ста­рых», ста­ро­го­род­ских рим­лян (ve­te­res Ro­ma­ni), назвав его Ma­mu­rius Ve­tu­rius, «коло­ти­тель ста­рых». Счи­та­ли его совре­мен­ни­ком Нумы, так как анци­лии хра­ни­лись при постро­ен­ной Нумою регии в отдель­ном хра­ни­ли­ще (sac­ra­rium). Для осно­ва­ния млад­шей кол­ле­гии автор леген­ды выду­мал осо­бо­го «царя». Оби­та­те­ли при­го­ро­да, неко­гда слив­ши­е­ся со ста­рым горо­дом и урав­нен­ные в пра­вах с граж­да­на­ми послед­не­го, носи­ли назва­ние Hos­ti­lii, от hos­ti­re урав­ни­вать, отче­го и ста­рая рату­ша их сохра­ни­ла имя cu­ria Hos­ti­lia. Учреди­те­ля при­го­род­ных сали­ев, в про­ти­во­по­лож­ность к с.330 «коло­ти­те­лю ста­рых», сочи­ни­тель леген­ды назвал Tul­lus (= tud­lus) Hos­ti­lius, «коло­ти­тель урав­нен­ных».

Глав­ной обя­зан­но­стью жре­цов-феци­а­лов счи­та­лась забота о спра­вед­ли­во­сти вой­ны. В слу­чае напа­де­ния чужо­го наро­да на рим­скую область и ограб­ле­ния ее жите­лей, феци­а­лам, до объ­яв­ле­ния вой­ны, вме­ня­лось в обя­зан­ность тре­бо­вать воз­вра­ще­ния похи­щен­но­го иму­ще­ства (res de­dier ex­pos­ce­re, res re­pe­te­re) и при­но­сить его обрат­но. Осно­ва­ние кол­ле­гии рим­ских феци­а­лов при­пи­сы­ва­лось леген­дар­ной лич­но­сти, назван­ной, от обя­зан­но­сти достав­лять похи­щен­ные вещи, An­cus Mar­cius, «носи­тель похи­щен­но­го». В дру­гой леген­де уста­но­ви­те­лю феци­аль­но­го пра­ва дано было имя Fer­tor Re­sius, «носи­тель похи­щен­ных вещей», rex Aequi­co­lo­rum «поклон­ни­ков спра­вед­ли­во­сти». Этот вари­ант согла­со­ва­ли с леген­дой об Анке Мар­ции таким обра­зом, что пер­вое учреж­де­ние феци­а­лов при­пи­сы­ва­ли Фер­то­ру Резию, а введе­ние их в Рим Анку Мар­цию.

Ино­стран­ной ман­ти­кой и испол­не­ни­ем жерт­во­при­но­ше­ний и обрядов по ино­стран­но­му риту­а­лу заве­до­ва­ла жре­че­ская кол­ле­гия дуови­ров sac­ris fa­ciun­dis. На обя­зан­но­сти этих жре­цов в осо­бен­но­сти лежа­ло хра­не­ние сивил­ли­ных книг и про­из­вод­ство по ним гада­ний. Цен­тром дея­тель­но­сти для дуови­ров-гада­те­лей слу­жи­ла свя­ты­ня Юпи­те­ра, Юно­ны и Минер­вы на Капи­то­лии. Вто­рая свя­ты­ня, посвя­щен­ная той же тро­и­це этрус­ских божеств, нахо­ди­лась на кви­ри­наль­ском хол­ме, в «хол­мо­вой» части горо­да (re­gio Col­li­na). При этой свя­тыне, веро­ят­но, неко­гда состо­я­ли осо­бые дуови­ры sac­ris fa­ciun­dis, жре­цы при­го­род­ной общи­ны. Для объ­яс­не­ния нача­ла ста­рин­ной, ста­ро­го­род­ской кол­ле­гии был изо­бре­тен «царь» Tar­qui­nius Pris­cus, «гада­тель стар­ший», к дея­тель­но­сти кото­ро­го отно­си­ли построй­ку капи­то­лий­ско­го хра­ма, ведов­ство по сивил­ли­ным кни­гам и учреж­де­ние жре­че­ства дуови­ров sac­ris fa­ciun­dis, нако­нец, устрой­ство боль­ших или рим­ских игр, состав­ляв­ших при­над­леж­ность капи­то­лий­ско­го куль­та. Царю-гада­те­лю автор леген­ды при­дал супру­гу — кудес­ни­цу Cae­ci­lia («тем­ная») или, по-этрус­ски, Ta­na­quil. Стар­ше­му гада­те­лю, Tar­qui­nius Pris­cus, он про­ти­во­по­ста­вил «гада­те­ля хол­ма», Tar­qui­nius Col­la­ti­nus (от col­lis холм), и «млад­ше­го про­ро­ка», Iuni­us (то есть, iunior) Bru­tus.

Нача­ло куль­та Фор­ту­ны облек­лось в образ леген­дар­но­го царя Сер­вия Тул­лия. При древ­ней­шем хра­ме Фор­ту­ны в Риме, на fo­rum boa­rium, в ста­ри­ну, веро­ят­но, про­из­во­ди­лось гада­ние по с.331 жере­бьям на подоб­ных же осно­ва­ни­ях, как и в дру­гих горо­дах Лация, напри­мер, в Пре­не­сте. Герои двух пре­не­стин­ских легенд, Num. Suf­fus­cius (от suf­fus­cus, тем­но­ва­тый) и Cae­cu­lus (тем­ный, сле­пой), веро­ят­но, пред­став­ля­ли собой прото­ти­пы гада­те­лей (sor­ti­le­gae) Фор­ту­ны, выни­мав­ших свя­щен­ные жере­бьи из ларя, с заку­тан­ной голо­вою. Ста­рин­ная ста­туя в хра­ме рим­ской Фор­ту­ны, изо­бра­жав­шая Сер­вия Тул­лия с при­кры­тою голо­вою, ука­зы­ва­ет на то, что и древ­няя рим­ская леген­да пред­став­ля­ла его гада­те­лем Фор­ту­ны. Из двух слу­жеб­ных обя­зан­но­стей жре­цов Фор­ту­ны, хра­не­ния (ser­va­re) и выни­ма­ния жере­бьев (tol­le­re sor­tes) выведе­ны име­на царя-учреди­те­ля куль­та Фор­ту­ны, Ser­vius Tul­lius. Рас­сказ леген­ды о чудес­ном рож­де­нии Сер­вия Тул­лия был доволь­но похож на леген­ду о рож­де­нии пре­не­стин­ско­го Цеку­ла. Сход­ство это объ­яс­ня­ет­ся оди­на­ко­вым гене­ти­че­ским осно­ва­ни­ем рим­ской и пре­не­стин­ской легенд, так как и та, и дру­гая отно­си­лась к леген­дар­но­му объ­яс­не­нию обряда люст­ра­ции ново­рож­ден­ных посред­ст­вом огня домаш­не­го оча­га. Вме­сте с этим обрядом про­из­во­ди­лись гада­ния жере­бья­ми о сча­стье ребен­ка, при чем чест­во­ва­ли боги­ню сча­стья Фор­ту­ну. Пер­вый леген­дар­ный при­мер испол­не­ния обрядов был при­уро­чен к лич­ной исто­рии учреди­те­ля ора­ку­лов Фор­ту­ны, как в Риме, так и в Пре­не­сте.

Тако­вы при­бли­зи­тель­но были очер­та­ния древ­ней­шей леген­ды о царях Рима. В пер­вом виде сво­ем эта леген­да была не более, как ост­ро­ум­ная повесть о нача­лах семи или вось­ми¹ жре­че­ских кол­ле­гий. Теперь воз­ни­ка­ет вопрос, кем, когда и для какой цели выду­ма­ны эти цари-учреди­те­ли жре­че­ских кол­ле­гий и леген­ды о них. Мы сна­ча­ла скло­ня­лись к мыс­ли, что леген­ды об отдель­ных царях обра­зо­ва­лись неза­ви­си­мо одна от дру­гой в каж­дой кол­ле­гии. Сооб­ра­зив одна­ко одно­род­ность пла­на и сход­ство, так ска­зать, мето­да и систе­мы вымыс­ла, мы при­шли к убеж­де­нию, что все леген­ды сочи­не­ны одним авто­ром. На его лич­ность про­ли­ва­ет­ся немно­го све­та, если обра­тить вни­ма­ние на родо­вые име­на царей. Они не совсем выду­ма­ны авто­ром, а подо­бра­ны к вымыш­лен­ным лич­но­стям из дей­ст­ви­тель­но суще­ст­во­вав­ших имен. Выбор его обра­тил­ся на такие име­на, эти­мо­ло­ги­че­ское или дослов­ное зна­че­ние кото­рых мет­ко обри­со­вы­ва­ло ту осо­бую этио­ло­ги­че­скую роль, кото­рую автор с.332 при­да­вал сво­им геро­ям. До извест­ной сте­пе­ни уве­ли­чи­ва­лось прав­до­по­до­бие рас­ска­зов, если име­на геро­ев были похо­жи на истин­ные, а без сомне­ния автор забо­тил­ся о том, чтобы ему вери­ли чита­те­ли. Здесь одна­ко долж­но отме­тить очень стран­ный факт, что в чис­ле цар­ских имен нет ни одно­го име­ни пат­ри­ци­ан­ско­го рода; все цари за исклю­че­ни­ем Тарк­ви­ния носят име­на рим­ских пле­бей­ских родов. Из послед­них Mar­cii², Po­pi­lii или Pom­pi­lii — вся раз­ни­ца в напи­са­нии — игра­ли вид­ную роль в пле­бей­ской ари­сто­кра­тии уже во всю вто­рую поло­ви­ну чет­вер­то­го сто­ле­тия, зани­мая неод­но­крат­но долж­но­сти кон­су­лов. То же самое мож­но ска­зать о Юни­ях, если поз­во­ле­но при­со­еди­нить леген­дар­но­го Юния Бру­та к геро­ям древ­ней­шей цар­ской леген­ды. В про­ти­во­по­лож­ность им Гости­лии, разде­лен­ные на Man­ci­ni, Ca­to­nes, Tu­bu­li и Sa­ser­nae, в спис­ках рим­ских маги­ст­ра­тов появ­ля­ют­ся не рань­ше само­го кон­ца третье­го сто­ле­тия. Тул­лии, нако­нец, в Риме оста­лись совер­шен­но тем­ны­ми людь­ми до М. Тул­лия Деку­лы, кон­су­ла 81 года, и М. Тул­лия Цице­ро­на³. Пат­ри­ци­ан­ский автор, без сомне­ния, нико­гда не допу­стил бы мыс­ли, чтобы роди­чи пле­бе­ев, да отча­сти еще совсем тем­ных родов, когда-нибудь пра­ви­ли рим­ским государ­ст­вом. Автор леген­ды сле­до­ва­тель­но был пле­бе­ем. На лич­ность авто­ра бро­са­ет немно­го све­та еще одно наблюде­ние над родо­вы­ми име­на­ми царей. Эта чер­та оста­лась неза­ме­чен­ной Иор­да­ном, несмот­ря на тща­тель­ность его раз­бо­ра исто­рии тех родо­вых имен, кото­рые явля­ют­ся в цар­ской исто­рии⁴. Извест­но, что род Тарк­ви­ни­ев в исто­ри­че­ские вре­ме­на не суще­ст­во­вал в Риме, а про­цве­тал в горо­дах Этру­рии, в осо­бен­но­сти в Цере. Сто­ит толь­ко про­смот­реть пере­чень родо­вых имен, встре­чаю­щих­ся в этрус­ских и этрус­ско-латин­ских над­пи­сях (Мюл­лер-Деек­ке, Die Et­rus­ker 1, 474 слл.), чтобы убедить­ся, что кро­ме Тарк­ви­ни­ев в Этру­рии про­цве­та­ли еще дру­гие «цар­ские» роды. Гости­лии встре­ча­ют­ся в Цере (М.-Д. 494), Попи­лии в с.333 Воль­си­ни­ях (490), Тул­лии в Воль­си­ни­ях (490), Тарк­ви­ни­ях, где они носи­ли ког­но­мен Tus­cus (493), и в над­пи­сях, най­ден­ных в Витер­бе (491). Кро­ме них встре­ча­ет­ся в этрус­ских над­пи­сях еще целый ряд таких имен семейств и родов, какие встре­ча­ют­ся так­же в рим­ском плеб­се. Оче­вид­но, гово­рит Деек­ке (стр. 497), эти роды когда-то пере­се­ли­лись из Этру­рии в Рим, где неко­то­рые из них, напри­мер Волум­нии, Лар­ции, и др., заня­ли вид­ное поло­же­ние, меж­ду тем как остав­ши­е­ся в Этру­рии роди­чи сохра­ня­ли такое же поло­же­ние в род­ных горо­дах. Свя­зи меж­ду рим­ски­ми и этрус­ски­ми роди­ча­ми веро­ят­но не пре­ры­ва­лись, в осо­бен­но­сти в чет­вер­том сто­ле­тии, когда этрус­ская обра­зо­ван­ность в Риме еще поль­зо­ва­лась высо­ким ува­же­ни­ем, и даже рим­ские ари­сто­кра­ты мог­ли гор­дить­ся род­ст­вом с бога­той и могу­ще­ст­вен­ной этрус­ской зна­тью. В осо­бен­но дру­же­ст­вен­ных отно­ше­ни­ях с Римом в пятом и чет­вер­том сто­ле­ти­ях нахо­ди­лась этрус­ская Цера. В виду того явно­го пред­по­чте­ния, кото­рое автор древ­ней­шей леген­ды о царях при под­бо­ре имен ока­зал име­нам таких родов, кото­рые встре­ча­лись как в Риме, так и в Этру­рии, мож­но дога­ды­вать­ся, что он сам при­над­ле­жал к тако­му роду, кото­рый из Этру­рии пере­ехал или дру­ги­ми судь­ба­ми попал в Рим, но сохра­нял еще дру­же­ст­вен­ное рас­по­ло­же­ние к ста­рой родине. Итак мы оста­но­вим­ся на том, что автор леген­ды был пле­бе­ем и имел какое-то отно­ше­ние к рим­ским жре­цам. Это нам помо­жет при­бли­зи­тель­но опре­де­лить его вре­мя. Пер­вым жре­че­ст­вом, к кото­ро­му были допу­ще­ны пле­беи зако­ном Лици­ния и Секс­тия 367 года, была долж­ность дуови­ров или, как они были пере­име­но­ва­ны с того вре­ме­ни, децем­ви­ров sac­ris fa­ciun­dis. До 367 или даже 300 года, когда для пле­бе­ев откры­лись долж­но­сти пон­ти­фек­сов и авгу­ров, пле­бей­ский автор едва ли мог инте­ре­со­вать­ся исто­ри­ей жре­че­ских кол­ле­гий. С дру­гой сто­ро­ны леген­да была сочи­не­на несо­мнен­но рань­ше соору­же­ния памят­ни­ка пала­тин­ской вол­чи­цы в 296 г.; из это­го при­дет­ся выве­сти заклю­че­ние, что леген­да была сочи­не­на меж­ду 367 и 296 года­ми пле­бей­ским авто­ром. Перей­дем к послед­не­му вопро­су, какую цель поста­вил себе автор, сочи­няя леген­ду о царях-учреди­те­лях жре­че­ских кол­ле­гий. Весь инте­рес его, оче­вид­но, огра­ни­чи­вал­ся исто­ри­ей жре­цов, не рас­про­стра­ня­ясь еще на общую поли­ти­че­скую исто­рию Рима. Это огра­ни­че­ние, с одной сто­ро­ны, неуди­ви­тель­но, так как в то вре­мя, веро­ят­но, еще не про­буди­лось жела­ние соста­вить общую с.334 исто­рию Рима. С дру­гой сто­ро­ны, мож­но удив­лять­ся про­яв­ле­нию тако­го спе­ци­аль­но­го инте­ре­са и такой осо­бой заботы об исто­рии рим­ских жре­честв, тем более, что даже в самый цве­ту­щий пери­од рим­ской лите­ра­ту­ры и нау­ки ни один уче­ный не зада­вал­ся спе­ци­аль­ной обра­бот­кой исто­рии жре­честв. Вся забота об исто­рии жре­честв огра­ни­чи­ва­лась запи­сы­ва­ни­ем и редак­ти­ро­ва­ни­ем двух родов исто­ри­че­ских памят­ни­ков: спис­ка чле­нов кол­ле­гии (al­bum) и прото­ко­лов о совер­шав­ших­ся кол­ле­ги­ей свя­щен­но­дей­ст­ви­ях (ac­ta). Поэто­му исто­ри­че­ская повесть о нача­лах жре­че­ских кол­ле­гий едва ли состав­ля­ла само­сто­я­тель­ное лите­ра­тур­ное про­из­веде­ние, посвя­щен­ное спе­ци­аль­ной цели изу­че­ния пер­во­на­чаль­ной исто­рии рим­ских жре­цов. Гораздо веро­ят­нее, что она вхо­ди­ла в состав одно­го из двух родов памят­ни­ков жре­че­ской исто­рии, или актов, или спис­ков кол­ле­гий. Как по пово­ду состав­ле­ния пер­во­го сво­да анна­лов про­буди­лось жела­ние допол­нить имев­ши­е­ся сведе­ния по исто­рии Рима рас­ска­зом о пер­вых собы­ти­ях от само­го нача­ла горо­да, так, дума­ем, когда-нибудь были сведе­ны мате­ри­а­лы по жре­че­ской исто­рии и по это­му слу­чаю яви­лось жела­ние допол­нить ее повест­во­ва­ни­ем о самых тем­ных нача­лах ее. Так как акты кол­ле­гии все­гда оста­ва­лись и долж­ны были оста­вать­ся в отдель­ных архи­вах кол­ле­гий, то нам кажет­ся наи­бо­лее веро­ят­ным, что когда-нибудь были сведе­ны в одно спис­ки чле­нов всех кол­ле­гий. При слу­чае редак­ти­ро­ва­ния спис­ков мог­ли быть при­бав­ле­ны редак­то­ром, в роде введе­ния к спис­ку чле­нов каж­дой отдель­ной кол­ле­гии, те ост­ро­ум­но при­ду­ман­ные крат­кие сведе­ния о пер­вых учреди­те­лях. Такой слу­чай пред­ста­вил­ся, веро­ят­но, в кон­це чет­вер­то­го или нача­ле третье­го сто­ле­тия. В 344 г. на Капи­то­лии (in ar­ce) был посвя­щен храм Юноне Моне­те⁵. В нем были поло­же­ны на хра­не­ние спис­ки маги­ст­ра­тов, запи­сан­ные в хол­стя­ные кни­ги (lib­ri lin­tei), кото­ры­ми для про­вер­ки спис­ка кон­су­лов поль­зо­ва­лись анна­ли­сты Лици­ний Мацер и Элий Тубе­рон⁶. Из дошед­ших до нас очень немно­гих ссы­лок на эти спис­ки вид­но, что отно­си­тель­но маги­ст­ра­тов в них соблюдал­ся хро­но­ло­ги­че­ский с.335 порядок запи­си по годам, так что под име­на­ми кон­су­лов запи­сы­ва­лись и осталь­ные маги­ст­ра­ты того же года⁷. Жре­цы изби­ра­лись пожиз­нен­но, вслед­ст­вие чего они мог­ли быть зано­си­мы в спис­ки толь­ко по оче­реди избра­ния. При скудо­сти сведе­ний о спис­ках в хра­ме Моне­ты мы не можем под­твер­дить каким-нибудь лите­ра­тур­ным свиде­тель­ст­вом наше пред­по­ло­же­ние, что, кро­ме соб­ст­вен­но маги­ст­ра­тов, в lib­ri lin­tei име­лись так­же спис­ки жре­цов. Но это пред­по­ло­же­ние не име­ет ниче­го неве­ро­ят­но­го. По дово­дам Момм­зе­на (R. Chron. 209), древ­ней­шая редак­ция кон­суль­ских фастов была состав­ле­на во вто­рой поло­вине чет­вер­то­го сто­ле­тия одно­вре­мен­но и в свя­зи с осно­ва­ни­ем архи­ва хра­ма Моне­ты, «боги­ни памя­ти». Пер­вым пово­дом для заведе­ния спис­ков, как мы дума­ем, были рефор­мы, начав­ши­е­ся зако­ном Лици­ния и Секс­тия. Веде­ние общедо­ступ­но­го спис­ка маги­ст­ра­тов дава­ло воз­мож­ность кон­тро­ля над испол­не­ни­ем ново­го пра­ви­ла о кон­суль­ской долж­но­сти. Кро­ме кон­суль­ства и дру­гих долж­но­стей пле­бе­ям была пре­до­став­ле­на так­же поло­ви­на мест сна­ча­ла в кол­ле­гии децем­ви­ров sac­ris fa­ciun­dis, затем, после изда­ния зако­на Огуль­ни­ев, и в дру­гих кол­ле­ги­ях, что мог­ло подать подоб­ный же повод к заведе­нию жре­че­ских спис­ков, ана­ло­гич­ных со спис­ка­ми маги­ст­ра­тов. На вре­мя при­бли­зи­тель­но око­ло изда­ния зако­на Огуль­ни­ев, кро­ме того, ука­зы­ва­ет еще один факт. Соглас­но с проф. Нету­ши­лом мы ста­ра­лись дока­зать, что во гла­ве пон­ти­фек­сов пер­во­на­чаль­но сто­ял rex sac­ro­rum, «пра­ви­тель жерт­во­при­но­ше­ний», пока его, как гла­ву кол­ле­гии, не заме­ни­ли стар­шим пон­ти­фек­сом. Жре­че­ская леген­да о Нуме Пом­пи­лии, как мы виде­ли, состав­ле­на еще в то вре­мя, когда рекс еще зани­мал свое преж­нее поло­же­ние. Для опре­де­ле­ния вре­ме­ни про­ис­хож­де­ния цар­ской леген­ды не без инте­ре­са узнать, когда про­изо­шел пере­ход вла­сти от рек­са к стар­ше­му пон­ти­фек­су. Здесь мы вполне рас­хо­дим­ся с мне­ни­ем г. Нету­ши­ла, нахо­дя­ще­го воз­мож­ным воз­вы­ше­ние пон­ти­фек­са отне­сти к пято­му сто­ле­тию. До послед­них вре­мен рес­пуб­ли­ки в кол­ле­гии пон­ти­фек­сов про­изо­шли три пре­об­ра­зо­ва­ния. Во-пер­вых, в 300 г. в кол­ле­гию были допу­ще­ны пле­беи, при­чем уве­ли­че­но было чис­ло чле­нов, по пока­за­нию Ливия (10, 9, 2) с четы­рех на восемь. Из сооб­щае­мых же самим Ливи­ем спис­ков выхо­дит, что от вто­рой с.336 пуни­че­ской вой­ны до 168 года было пять пат­ри­ци­ан­ских мест и четы­ре пле­бей­ских⁸. Про­ти­во­ре­чие это мож­но устра­нить или пред­по­ло­же­ни­ем Момм­зе­на (St.-R. II, 21), что вско­ре после зако­на Огуль­ни­ев до 218 года было при­бав­ле­но девя­тое место, или же, как мы дума­ем, тем, что в законе Огуль­ни­ев девя­тым пон­ти­фек­сом счи­тал­ся еще rex sac­ro­rum. А если его же при­счи­тать к четы­рем преж­ним пон­ти­фек­сам, упо­мя­ну­тым у Ливия, тогда не будет так­же ника­ко­го про­ти­во­ре­чия меж­ду этим послед­ним и теми, кото­рые еди­но­глас­но при­пи­сы­ва­ют Нуме назна­че­ние пяти, а не четы­рех пон­ти­фек­сов. Немно­го вре­ме­ни спу­стя после 300 г., долж­но быть, про­изо­шла пере­ме­на в поло­же­нии рек­са. Его пере­ста­ли счи­тать пон­ти­фек­сом, а вме­сто него девя­тым счи­тал­ся вновь назна­чен­ный pon­ti­fex ma­xi­mus. В ком­про­мис­се 300 года восемь мест соб­ст­вен­но пон­ти­фек­сов было разде­ле­но напо­ло­ви­ну меж­ду дву­мя сосло­ви­я­ми. Девя­тое же место, необ­хо­ди­мое для полу­че­ния нечет­но­го чис­ла, при­ня­то­го в боль­шин­стве жре­че­ских кол­ле­гий, место рек­са, было остав­ле­но за пат­ри­ци­я­ми, так как рек­сом, как извест­но, до позд­ней­ших вре­мен мог быть толь­ко пат­ри­ций. Таким обра­зом в 300 г. пат­ри­ции сохра­ни­ли для себя и чис­лен­ный пере­вес и место пра­ви­те­ля кол­ле­гии, что не мог­ло не вызы­вать потом оппо­зи­ции со сто­ро­ны плеб­са. Когда состо­ял­ся новый ком­про­мисс, за пат­ри­ци­я­ми оста­лось преж­нее пре­об­ла­даю­щее чис­ло мест, зато они отка­за­лись от исклю­чи­тель­но­го пра­ва на пред­седа­тель­ство в кол­ле­гии. Подоб­но тому, как когда-то шесть древ­них цен­ту­рий всад­ни­ков были остав­ле­ны за пат­ри­ци­я­ми, но в то же вре­мя сде­ла­ны лишь почет­ны­ми, а для дей­ст­ви­тель­ной всад­ни­че­ской служ­бы были устро­е­ны 18 новых цен­ту­рий, доступ­ных и пат­ри­ци­ям и пле­бе­ям, таким же обра­зом, дума­ем, в нача­ле третье­го сто­ле­тия кон­чил­ся и спор о пред­седа­тель­стве в кол­ле­гии пон­ти­фек­сов. Место рек­са было остав­ле­но за пат­ри­ци­я­ми, но в то же вре­мя лише­но преж­не­го зна­че­ния и пре­вра­ще­но в почет­ную долж­ность. Все дей­ст­ви­тель­ные пра­ва пере­шли к новой долж­но­сти пред­седа­те­ля, назы­вае­мо­го pon­ti­fex ma­xi­mus, а к ней допус­ка­лись пле­беи наравне с пат­ри­ци­я­ми. Чис­лен­ный пере­вес в кол­ле­гии все же остал­ся за пат­ри­ци­я­ми, зани­мав­ши­ми пять мест, вслед­ст­вие чего новое пра­во пле­бе­ев лег­ко мог­ло быть лише­но вся­ко­го прак­ти­че­ско­го зна­че­ния, как толь­ко пра­во избра­ния стар­ше­го пон­ти­фек­са пре­до­став­ле­но было самой кол­ле­гии. Поэто­му веро­ят­но одно­вре­мен­но с пре­об­ра­зо­ва­ни­ем пред­седа­тель­ст­во­ва­ния в с.337 кол­ле­гии пле­беи доби­лись так­же введе­ния того поряд­ка выбо­ров стар­ше­го пон­ти­фек­са, пер­вое свиде­тель­ство о кото­ром отно­сит­ся к 218 году. Выбо­ры стар­ше­го пон­ти­фек­са были пере­да­ны народ­но­му собра­нию сем­на­дца­ти триб, изби­рае­мых по жре­бию из всех 35 триб. По спра­вед­ли­во­му заме­ча­нию Момм­зе­на (St.-R. 2, 27), Ливий без сомне­ния не про­пу­стил бы слу­чая упо­мя­нуть о такой важ­ной рефор­ме, так что, по всей веро­ят­но­сти, он о ней гово­рил в одной из поте­рян­ных его книг. Итак по опре­де­ле­нию Момм­зе­на рефор­ма выбо­ров про­изо­шла меж­ду 292 и 219 года­ми, а как мы дума­ем, меж­ду 286 годом, когда реше­ния собра­ний по три­бам сде­ла­лись обя­за­тель­ны­ми для все­го наро­да, и 253 или 252 годом, когда был избран пер­вый стар­ший пон­ти­фекс из пле­бе­ев, Тибе­рий Корун­ка­ний⁹. Полу­чае­мая таким обра­зом дата состав­ле­ния исто­рии Нумы Пом­пи­лия не про­ти­во­ре­чит полу­чен­ным до сих пор датам¹⁰.

с.338 Самым знат­ным из рим­ских «цар­ских» родов был род Мар­ци­ев, един­ст­вен­ный, в кото­ром встре­ча­ет­ся ког­но­мен Rex. О про­ис­хож­де­нии это­го cog­no­men есть два пре­да­ния: одни писа­те­ли, Овидий (Фаст. 6, 803) и Све­то­ний (Caes. 6) объ­яс­ня­ют его тем, что Мар­ции были потом­ка­ми царя Анка Мар­ция. Так как Мар­ции Re­ges упо­ми­на­ют­ся в наших источ­ни­ках не ранее нача­ла вто­ро­го сто­ле­тия¹¹, то из это­го ког­но­ме­на, если он дей­ст­ви­тель­но был вызван верою в про­ис­хож­де­ние Мар­ци­ев от Анка Мар­ция, полу­ча­ет­ся толь­ко срав­ни­тель­но позд­нее свиде­тель­ство о цар­ской исто­рии. Было, одна­ко, еще дру­гое про­из­вод­ство име­ни Rex. У Ливия, (27, 6, 16) сооб­ща­ет­ся к 210 г. о смер­ти Мар­ка Мар­ция, жерт­вен­но­го царя¹². Это изве­стие при­зна­но выдум­кою уже Момм­зе­ном (R. F. 1, 84, 104), пото­му что жерт­вен­ным царем мог быть толь­ко пат­ри­ций, но не пле­бей Мар­ций. Кро­ме того, дума­ем, подо­зри­тель­но еще и то, что не ука­зан ког­но­мен это­го Мар­ция, да и пре­но­мен его подо­зри­те­лен тем, что он не встре­ча­ет­ся ни у како­го дру­го­го Мар­ция (есть толь­ко C. Q. P. и M’.). Оче­вид­но, этот Mar­cius rex sac­ro­rum выду­ман не без умыс­ла, как нам дума­ет­ся, про­сто для объ­яс­не­ния ког­но­ме­на Rex, появив­ше­го­ся в фастах в пер­вый раз одним поко­ле­ни­ем позд­нее. Остав­ля­ем в сто­роне вопрос, какой анна­лист сочи­нил это под­лож­ное изве­стие. Если смот­реть на изве­стие, как на догад­ку о про­ис­хож­де­нии зага­доч­но­го ког­но­ме­на, то оно не лише­но неко­то­ро­го прав­до­по­до­бия. Ког­но­мен Rex, если он про­изо­шел он жре­че­ско­го титу­ла rex, мож­но срав­нить с ког­но­ме­ном Cu­rio в роде Скри­бо­ни­ев и Augur — Сер­ви­ли­ев, пред­став­ля­ю­щи­ми так­же титу­лы жре­цов. По наблюде­нию Момм­зе­на (R. F. 1, 66), един­ст­вен­ные долж­но­сти, от кото­рых взя­ты ког­но­ме­ны, кро­ме цен­зор­ской, исклю­чи­тель­но жре­че­ские (Augur, Augu­rius, Augu­ri­nus, Cu­rio). Так не к таким ли ког­но­ме­нам дей­ст­ви­тель­но при­над­ле­жал Rex Мар­ци­ев? Это, нам кажет­ся, тем более воз­мож­но, что кро­ме Rex есть и ког­но­мен Re­gu­lus, в родах Ати­ли­ев, Лици­ни­ев и Мем­ми­ев. Эти роды, как и Мар­ции, при­над­ле­жа­ли к ста­рой пле­бей­ской ари­сто­кра­тии. Тут уже невоз­мож­но думать о какой-нибудь свя­зи ког­но­ме­на с царя­ми насто­я­щи­ми или жерт­вен­ны­ми. с.339 Если Mar­cii Re­ges или Ати­лии, Лици­нии и Мем­мии Re­gu­li полу­чи­ли свои ког­но­ме­ны от пред­ков, зани­мав­ших долж­ность рек­са (rex или re­gu­lus), а эта долж­ность, по откры­то­му Момм­зе­ном пра­ви­лу, была жре­че­ская, тогда оста­ет­ся толь­ко одно заклю­че­ние: кро­ме rex sac­ro­rum или sac­ri­fi­cu­lus, пер­во­на­чаль­но­го пра­ви­те­ля кол­ле­гии пон­ти­фек­сов, быва­ли еще дру­гие жре­че­ские re­ges или re­gu­li. Рас­суж­дая о насто­я­щем зна­че­нии рек­са sac­ro­rum, мы при­шли к заклю­че­нию, что меж­ду долж­но­стью рек­са sac­ro­rum и цар­скою нет ниче­го обще­го, кро­ме титу­ла. Rex, от re­ge­re пра­вить, име­ло общее зна­че­ние «пра­ви­тель». Сле­до­ва­тель­но, этот титул под­хо­дил как к пра­ви­те­лю государ­ства так и к пра­ви­те­лю жре­че­ской кол­ле­гии, подоб­но тому, как под реген­том мы пони­ма­ем и пра­ви­те­ля государ­ства и пра­ви­те­ля цер­ков­но­го хора. Мы ука­за­ли на один несо­мнен­ный при­мер при­ме­не­ния титу­ла rex к жре­че­ской долж­но­сти, на так назы­вае­мо­го rex Ne­mo­ren­sis, жре­ца Диа­ны in ne­mo­re близ Ари­ции. Из ког­но­ме­нов Rex или Re­gu­lus четы­рех родов пле­бей­ской ари­сто­кра­тии мы заклю­ча­ем, что, по всей веро­ят­но­сти, этим титу­лом до вто­ро­го сто­ле­тия обо­зна­ча­ли так­же и пра­ви­те­лей дру­гих жре­че­ских кол­ле­гий, кро­ме пон­ти­фек­сов, а имен­но таких, кото­рые доступ­ны были пле­бе­ям, т.  е, децем­ви­ров sac­ris fa­ciun­dis, авгу­ров, а может быть и феци­а­лов, лупер­ков и дру­гих, пат­ри­ци­ан­ский харак­тер кото­рых не под­твер­жден ника­ким осо­бым свиде­тель­ст­вом. Об орга­ни­за­ции управ­ле­ния ста­ры­ми жре­че­ски­ми кол­ле­ги­я­ми в доим­пе­ра­тор­ские вре­ме­на до нас дошло очень немно­го изве­стий. О титу­ле глав авгу­ров, феци­а­лов и тици­ев ника­ких изве­стий нет даже из вре­мен импе­ра­то­ров, в кол­ле­ги­ях сали­ев и лупер­ков в этот пери­од быва­ли ma­gistri, как и во вновь учреж­ден­ных или орга­ни­зо­ван­ных кол­ле­ги­ях авгу­ста­лов и арва­лов¹³. Из вре­ме­ни рес­пуб­ли­ки мы име­ем толь­ко одно свиде­тель­ство: в капи­то­лий­ских фастах (C. I. L. 1, стр. 442) пока­за­но, что во вре­мя секу­ляр­ных игр 249 года децем­ви­ра­ми управ­ля­ли два маги­ст­ра, один Мамерк Эми­лий, из пат­ри­ци­ев, дру­гой, Марк Ливий Сали­на­тор, из пле­бе­ев. Титул rex, если он до того вре­ме­ни был в употреб­ле­нии, вышел из офи­ци­аль­но­го с.340 язы­ка уже в поло­вине III-го сто­ле­тия, хотя, может быть, в силу при­выч­ки в язы­ке неофи­ци­аль­ном он оста­вал­ся долее. По ана­ло­гии, может быть, титу­ла cu­rio ma­xi­mus, встре­чаю­ще­го­ся уже в пятом сто­ле­тии (Лив. 3, 7, 6), глав пон­ти­фек­сов, а веро­ят­но так­же авгу­ров, в третьем сто­ле­тии назы­ва­ли pon­ti­fex ma­xi­mus и augur ma­xi­mus¹⁴. Догад­ка наша о суще­ст­во­ва­нии re­ges во всех жре­че­ских кол­ле­ги­ях, сле­до­ва­тель­но, может опи­рать­ся толь­ко на ана­ло­гию рек­са пон­ти­фек­сов и на ког­но­ме­нах. К сожа­ле­нию, дошло до нас очень немно­го имен жре­цов третье­го и чет­вер­то­го сто­ле­тий, поэто­му и невоз­мож­но отга­дать, к каким кол­ле­ги­ям мог­ли при­над­ле­жать Лици­ний, Мем­мий, Ати­лий и Мар­ций, оста­вив­шие в наслед­ство сво­им потом­кам почет­ные назва­ния Rex или Re­gu­lus. Пер­вый Ati­lius Re­gu­lus явля­ю­щий­ся в фастах, — кон­сул 294 года, Марк Ати­лий Регул, из чего мож­но заклю­чить, что Ати­лии заслу­жи­ли ког­но­мен Re­gu­lus, веро­ят­но, уже в чет­вер­том сто­ле­тии, т. е. в то вре­мя, когда пле­бе­ям доступ­на была одна кол­ле­гия децем­ви­ров sac­ris fa­ciun­dis. Так, если вер­но наше заклю­че­ние, что око­ло того вре­ме­ни, когда была сочи­не­на цар­ская исто­рия, один Ати­лий, может быть тот же Марк Ати­лий Регул, кон­сул 294 года, был одним из двух насто­я­те­лей сивил­ли­ной кол­ле­гии, то про­ли­ва­ет­ся свет на сивил­ли­но­го дуови­ра Мар­ка Ати­лия, зане­сен­но­го в исто­рию Тарк­ви­ни­ев, в леген­ду об осно­ва­нии кол­ле­гии. Хотя в дошед­шем до нас рас­ска­зе Варро­на дуовир М. Ати­лий игра­ет доволь­но печаль­ную роль, дела­ясь вслед­ст­вие неосто­рож­но­сти сво­ей жерт­вою тира­на Тарк­ви­ния¹⁵, все-таки ясно, что этот леген­дар­ный с.341 Марк Ати­лий, назна­чае­мый Тарк­ви­ни­ем из «знат­ных граж­дан» (ἐπι­φα­νεῖς) одним из двух пер­вых дуови­ров sac­ris fa­ciun­dis, выду­ман для про­слав­ле­ния пле­бей­ско­го ари­сто­кра­та Ати­лия, зани­мав­ше­го, как мы дума­ем, в кон­це чет­вер­то­го сто­ле­тия важ­ную долж­ность в кол­ле­гии децем­ви­ров sac­ris fa­ciun­dis.

Что каса­ет­ся Мар­ци­ев, то один из них, Гай Мар­ций Рутил, в 300 году явля­ет­ся в чис­ле пер­вых пле­бей­ских пон­ти­фек­сов, избран­ных тот­час после при­ня­тия зако­на Огуль­ни­ев (Лив. 10, 9, 2)¹⁶. Неволь­но он обра­ща­ет наше вни­ма­ние на пер­во­го пон­ти­фек­са, Нуму Мар­ция, про­ти­во­по­став­ля­е­мо­го в цар­ской леген­де Нуме Пом­пи­лию. Если при­знать, что автор леген­ды при выбо­ре име­ни пер­во­го пон­ти­фек­са кро­ме эти­мо­ло­ги­че­ской при­год­но­сти, руко­во­дил­ся еще мыс­лью о воз­мож­но­сти про­слав­ле­ния пер­во­го пле­бей­ско­го пон­ти­фек­са Мар­ция, то вре­мя пер­вой редак­ции цар­ской исто­рии мож­но опре­де­лить доволь­но точ­но: она долж­на быть напи­са­на меж­ду изда­ни­ем зако­на бра­тьев Огуль­ни­ев, Квин­та и Гнея, в 300 году и соору­же­ни­ем памят­ни­ка вол­чи­цы с близ­не­ца­ми теми же Огуль­ни­я­ми в их эдиль­ский год, 296 до Р. Хр.¹⁷. При раз­бо­ре леген­ды о с.342 близ­не­цах, осно­ва­те­лях бра­тии лупер­ков, мы при­шли к заклю­че­нию, что в состав этой пер­вой фор­мы леген­ды уже вошли как корм­ле­ние близ­не­цов вол­чи­цею, так и про­веде­ние ими чер­ты пала­тин­ско­го поме­рия, вокруг кото­ро­го про­ис­хо­дил бег лупер­ков. Во вто­рой чер­те леген­ды уже заклю­ча­лось мне­ние, что древ­ней­ший город, пала­тин­ский Рим, был осно­ван Рому­лом и Ремом. Это мне­ние об осно­ва­нии Рима близ­не­ца­ми теперь было пуще­но в ход Огуль­ни­я­ми, а через них веро­ят­но полу­чи­ло офи­ци­аль­ную санк­цию. Огуль­нии увлек­лись вновь изо­бре­тен­ной леген­дой, веро­ят­но пото­му что с авто­ром послед­ней нахо­ди­лись в близ­ких, това­ри­ще­ских или дру­же­ских, отно­ше­ни­ях. Для харак­те­ри­сти­ки авто­ра мы уже полу­чи­ли сле­дую­щие дан­ные: он был пле­бе­ем, из семей­ства этрус­ско­го про­ис­хож­де­ния и ста­рал­ся угож­дать новой пле­бей­ской ари­сто­кра­тии, напри­мер, родам Мар­ци­ев, Попи­ли­ев и Юни­ев. Сочи­нен­ные им отдель­ные леген­ды об осно­ва­нии семи жре­че­ских кол­ле­гий, веро­ят­но, име­ли целью слу­жить введе­ни­я­ми к спис­кам их чле­нов. Эти спис­ки, по всей с.343 веро­ят­но­сти, были состав­ле­ны и впредь велись с той же целью, как и древ­ней­шие спис­ки кон­су­лов, то есть для кон­тро­ля над испол­не­ни­ем прав пле­бе­ев на заня­тие извест­но­го чис­ла долж­ност­ных мест. Дан­ное зако­ном Лици­ния и Секс­тия пра­во на одно кон­суль­ское место в пери­од от 367 до 343 г. нару­ша­лось пат­ри­ци­я­ми шесть или семь раз. То же самое мог­ло повто­рять­ся и с теми жре­че­ски­ми места­ми, кото­рые были уступ­ле­ны пле­бе­ям. Поэто­му реши­ли вести офи­ци­аль­ные спис­ки долж­ност­ных лиц и, как мы дума­ем, так­же жре­цов. Спис­ки хра­ни­лись в осо­бом архи­ве при хра­ме Юно­ны Моне­ты. При этом пле­бей­ские маги­ст­ра­ты, веро­ят­но, полу­чи­ли пра­во отка­зать­ся от вне­се­ния в спис­ки таких маги­ст­ра­тов или жре­цов, избра­ние кото­рых нару­ша­ло закон­ные пра­ва плеб­са, подоб­но тому, как эди­лы име­ли пра­во отка­зать­ся от вне­се­ния в архив­ные кни­ги неза­кон­ных реше­ний сена­та. Архив Моне­ты нахо­дил­ся, веро­ят­но, так­же в веде­нии пле­бей­ских эди­лов, как и архив при хра­ме Цере­ры¹⁸, в кото­ром хра­ни­лись реше­ния сена­та.

Неза­дол­го до 300 года, в 304 году, пле­бей­ский эдил Гней Фла­вий вызвал «целую бурю него­до­ва­ния у пат­ри­ци­ев тем, что осме­лил­ся выста­вить на фору­ме фасты, напи­сан­ные на белой дос­ке (in al­bo). Кро­ме того он пуб­ли­ко­вал тяжеб­ные фор­му­лы (le­gis ac­tio­nes), кото­рые до тех пор дер­жа­лись в тайне пон­ти­фек­са­ми¹⁹. Изве­стие о пуб­ли­ка­ции фастов Фла­ви­ем с.344 вызва­ло боль­шое чис­ло раз­лич­ных объ­яс­не­ний со сто­ро­ны наших уче­ных, трудя­щих­ся над про­бле­ма­ми рим­ской хро­но­ло­гии. Аттик уже воз­ра­жал Цице­ро­ну, что не Фла­вий в пер­вый раз обна­ро­до­вал кален­дарь, а децем­ви­ры. Еще до сих пор ста­вит­ся вопрос: в чем заклю­ча­лась новость кален­да­ря Фла­вия, если dies fas­ti или при­веде­ны были в извест­ность уже в законе две­на­дца­ти таб­лиц, или же ста­ли извест­ны­ми из мно­го­лет­них посто­ян­но повто­ряв­ших­ся запро­сов пуб­ли­ки. На это могут быть толь­ко три отве­та. Или в кален­да­ре Фла­вия име­лись такие дан­ные о при­год­но­сти дней, кото­рые не были обна­ро­до­ва­ны децем­ви­ра­ми и состав­ля­ли тай­ну пон­ти­фек­сов; или ново­введе­ние состо­я­ло в непри­ня­том до тех пор спо­со­бе пуб­ли­ка­ции; или же, нако­нец, к фастам Фла­вия были при­ло­же­ны неопуб­ли­ко­ван­ные до того вре­ме­ни доку­мен­ты. К пер­во­му отве­ту скло­ня­ет­ся меж­ду про­чим Золтау²⁰. Ко вто­ро­му и третье­му отве­ту при­шел Момм­зен (R. Chr. 210 сл.). Отвер­гая изве­стие Ливия о выстав­ле­нии кален­да­ря на фору­ме, он дума­ет, что Фла­вий издал кни­гу, в кото­рой содер­жа­лись le­gis ac­tio­nes и кален­дарь с при­ло­же­ни­ем спис­ка эпо­ним­ных маги­ст­ра­тов. В этом при­ло­же­нии и в изда­нии кни­ги, по мне­нию Момм­зе­на, состо­я­ло все ново­введе­ние. С послед­ней мыс­лью нель­зя согла­сить­ся, так как изве­стия Ливия о Фла­вии, утвер­ждаю­щие имен­но, что кален­дарь был выстав­лен in al­bo, идут из очень досто­вер­но­го источ­ни­ка, анна­лов Пизо­на²¹. Если Момм­зен гово­рит, что выстав­лен­ная дос­ка тот­час была бы убра­на по при­ка­зу кон­су­ла, то на это мож­но воз­ра­зить, что Фла­вий, во-пер­вых, поль­зо­вал­ся покро­ви­тель­ст­вом очень вли­я­тель­но­го чело­ве­ка, Аппия Клав­дия Сле­по­го, во-вто­рых, имел под­держ­ку в наро­де, а веро­ят­но так­же в кон­су­ле из пле­бе­ев. Зато очень веро­ят­на, нам кажет­ся, дру­гая мысль Момм­зе­на о при­ло­же­нии к фастам Фла­вия спис­ка кон­су­лов. Что редак­ция это­го спис­ка была сде­ла­на имен­но око­ло того вре­ме­ни, в пери­од сам­нит­ских войн, то есть, око­ло кон­ца чет­вер­то­го сто­ле­тия, это под­твер­жда­ет Момм­зен (R. Chr. 209) дру­ги­ми серь­ез­ны­ми дово­да­ми. Но у нас есть и пря­мое свиде­тель­ство о том, что имен­но у Гнея Фла­вия, долж­но быть, уже был хро­но­ло­ги­че­ский доку­мент, кото­рый толь­ко и мог быть спис­ком кон­су­лов. Гней Фла­вий, в быт­ность свою эди­лом, в год кон­су­лов П. Суль­пи­ция и Л. Сем­п­ро­ния^[1] (304 до Р. Х.), посвя­тил малень­кий храм Кон­кор­дии и на нем, на с.345 мед­ной дос­ке, велел выре­зать, что храм этот был посвя­щен 204 года спу­стя после посвя­ще­ния капи­то­лий­ско­го хра­ма²². Фла­вий сле­до­ва­тель­но хоро­шо уже знал, что от кон­су­ла Гора­ция, посвя­тив­ше­го храм на Капи­то­лии, до кон­суль­ства П. Суль­пи­ция и Л. Сем­п­ро­ния^[1] счи­та­лось 204 эпо­ним­ных кол­ле­гии. Год кон­суль­ства М. Гора­ция, сле­до­ва­тель­но, по сче­ту Фла­вия рав­нял­ся 508 году, или, если он счи­тал самый год деди­ка­ции пер­вым, 507 году до нашей эры. Счис­ле­ние Фла­вия толь­ко на два года отсто­я­ло от обще­при­ня­то­го счис­ле­ния позд­ней­ших веков, капи­то­лий­ских фастов и Варро­на, счи­тав­ших 206 эпо­ним­ных кол­ле­гий вме­сто 204 кол­ле­гий Фла­вия. Эти два года были при­бав­ле­ны в про­ме­жу­ток вре­ме­ни меж­ду Фла­ви­ем и Пизо­ном²³. Если не обра­тить вни­ма­ния на эту незна­чи­тель­ную интер­по­ля­цию и на несколь­ко вари­ан­тов отно­си­тель­но имен кон­су­лов, хро­но­ло­гия рим­ской рес­пуб­ли­ки раз навсе­гда уста­но­ви­лась со вре­мен Гнея Фла­вия. Спи­сок кон­су­лов одна­ко носит на себе явные при­зна­ки того, что он состав­лен одним совер­шен­но инди­виду­аль­ным авто­ром. Мы не гово­рим о про­пус­ке пяти лет, так назы­вае­мых годов анар­хии (375—371) и о четы­рех дик­та­тор­ских годах. Один из самых спор­ных вопро­сов рим­ской хро­но­ло­гии заклю­ча­ет­ся в том, встре­ча­лись ли они уже в древ­ней­ших фастах или выду­ма­ны они более позд­ни­ми редак­то­ра­ми. Насколь­ко мы уме­ем раз­би­рать­ся в этом труд­ном вопро­се, нам кажет­ся, что Золтау (Pro­leg., стр. 20) пред­ста­вил очень вес­кие дово­ды в поль­зу того, что уже Фла­вий счи­тал с.346 как те, так и дру­гие годы. Ника­ко­му сомне­нию не под­ле­жит дру­гая уже черес­чур инди­виду­аль­ная и харак­те­ри­стич­ная чер­та древ­ней­ших кон­суль­ских фастов. Извест­но, что в них, до 367 года, встре­ча­ет­ся око­ло десят­ка кон­су­лов из таких родов, кото­рые потом ока­зы­ва­ют­ся исклю­чи­тель­но пле­бей­ски­ми. В неко­то­рых родах дей­ст­ви­тель­но были семей­ства, одни пат­ри­ци­ан­ские, дру­гие пле­бей­ские, напри­мер, в роде Клав­ди­ев и Вету­ри­ев. Но Момм­зен (R. F. 111) уже выска­зал подо­зре­ние, что неко­то­рые из сомни­тель­ных пат­ри­ци­ан­ских кон­су­лов про­сто под­лож­ны. «Мы не зна­ем, — заклю­ча­ет он, — исто­рии про­ис­хож­де­ния фастов; но два фак­та, во-пер­вых, что ими столь­ко сто­ле­тий заве­до­ва­ли пат­ри­ци­ан­ские и пле­бей­ские пон­ти­фек­сы, и во-вто­рых, мно­го­чис­лен­ные вари­ан­ты дают повод к подо­зре­нию, что они не оста­лись сво­бод­ны от тех под­ло­гов, на кото­рые жалу­ет­ся Цице­рон по отно­ше­нию к lau­da­tio­nes. Соблюда­лась оче­редь годов, но про­из­веде­но без сомне­ния нема­ло пере­мен в име­нах». Бли­же при­смат­ри­ва­ясь к име­нам сомни­тель­ных пат­ри­ци­ев в кон­суль­ских фастах, мы сде­ла­ли наблюде­ние, что они делят­ся на две груп­пы²⁴: пер­вая состо­ит все­го из одно­го кон­су­ла 487 года, Гая Аквил­лия. Он соот­вет­ст­ву­ет Гаю Аквил­лию, совре­мен­ни­ку пер­вой пуни­че­ской вой­ны, пле­бей­ско­му кон­су­лу 259 года. Кому соот­вет­ст­ву­ют при­над­ле­жа­щие ко вто­рой груп­пе Мину­ции, Сем­п­ро­нии, Гену­ции и Волум­ний, пока­жет сле­дую­щее сопо­став­ле­ние:

Нетруд­но убедить­ся в том, что под­лож­ные кон­су­лы сочи­не­ны для про­слав­ле­ния четы­рех пле­бей­ских кон­су­лов меж­ду 307 и 303 гг. с.347 В виду того, что имен­но в 304/303 г. Фла­вий обна­ро­до­вал свой фасты²⁵, мы дума­ем, что наблюде­ние наше послу­жит под­твер­жде­ни­ем догад­ки Момм­зе­на о состав­ле­нии кон­суль­ских фастов Фла­ви­ем. Харак­тер это­го зна­ме­ни­то­го выскоч­ки рису­ет­ся в дошед­ших до нас рас­ска­зах доволь­но мет­ко. По про­ис­хож­де­нию при­над­ле­жа к пре­зрен­но­му сосло­вию воль­ноот­пу­щен­ни­ков, он сна­ча­ла повы­сил­ся бла­го­да­ря про­тек­ции зна­ме­ни­то­го цен­зо­ра Аппия Клав­дия, у кото­ро­го состо­ял пис­цом, но так­же и вслед­ст­вие сво­его при­род­но­го хит­ро­го ума и дара сло­ва²⁶. О его сме­ло­сти и наход­чи­во­сти Ливий нам пере­да­ет несколь­ко анек­дотов. К тако­му чело­ве­ку под­хо­дит заме­чен­ное нами заис­ки­ва­ние у пле­бей­ских кон­су­лов. Состав­ле­ние фастов ему, веро­ят­но, сто­и­ло нема­ло труда и для это­го при­шлось добить­ся досту­па до тай­но­го архи­ва пон­ти­фек­сов, может быть через содей­ст­вие кон­су­лов. За это он отбла­го­да­рил вне­се­ни­ем их пред­ков или роди­чей в спи­сок древ­них пат­ри­ци­ан­ских кон­су­лов, при­чем инте­рес­но, что один Гену­ций, мни­мый кон­сул 451 года, сопо­став­лен со зна­ме­ни­тым децем­ви­ром Аппи­ем Клав­ди­ем, пред­ком дру­го­го покро­ви­те­ля Фла­вия. Одно­го кон­су­ла 306 года Кв. Мар­ция он оста­вил ни с чем, но зато, как мы виде­ли, Мар­ции воз­на­граж­да­ют­ся в цар­ской исто­рии. Мы дума­ем, что никто дру­гой, как тот же Гней Фла­вий, — ост­ро­ум­ный автор цар­ской леген­ды. Нами выска­за­но пред­по­ло­же­ние, что семь легенд при­над­ле­жа­ли к спис­кам жре­че­ских кол­ле­гий, а состав­ле­ние послед­них едва ли мож­но было дове­рить более под­хо­дя­ще­му чело­ве­ку, чем Фла­вий, уже зани­мав­ший­ся состав­ле­ни­ем спис­ка кон­су­лов. С бра­тья­ми Огуль­ни­я­ми его соеди­ня­ла не толь­ко общ­ность поли­ти­че­ских инте­ре­сов, общая борь­ба за пра­ва пле­бе­ев, но кро­ме того Огуль­нии были почти пря­мы­ми пре­ем­ни­ка­ми его в долж­но­сти эди­лов. Когда Фла­вию не выда­ва­ли казен­ных денег на заду­ман­ное им соору­же­ние хра­ма Кон­кор­дии, он изо­брел новое сред­ство для добы­ва­ния необ­хо­ди­мых сумм, взи­мая штра­фы с ростов­щи­ков. с.348 Огуль­нии тот­час усво­и­ли новую мысль Фла­вия и добы­ва­ли из таких же штра­фов сред­ства на соору­же­ние памят­ни­ков. Подоб­ное же согла­сие в обра­зе мыс­лей, дума­ем мы, побуди­ло Огуль­ни­ев выне­сти на свет из архи­ва эди­лов сочи­нен­ную Фла­ви­ем леген­ду о близ­не­цах. Ука­жем, нако­нец, еще на один факт, даю­щий воз­мож­ность при­знать авто­ром леген­ды Фла­вия. Мы виде­ли, что леген­да ока­зы­ва­ет осо­бен­ную честь пле­бей­ско­му пон­ти­фек­су Гаю Мар­цию Рути­лу. Автор, может быть, этим отбла­го­да­рил за содей­ст­вие сво­е­му тру­ду, так как без помо­щи пон­ти­фек­са едва ли было воз­мож­но достать спе­ци­аль­ные мате­ри­а­лы для исто­рии жре­че­ских кол­ле­гий. Но под­бор дру­гих имен, встре­чаю­щих­ся в цар­ской исто­рии, дока­зы­ва­ет, что автор имел свя­зи с Этру­ри­ей, с этрус­ски­ми рода­ми, так как име­на Гости­лий и Тул­лий встре­ча­ют­ся в над­гроб­ных над­пи­сях Этру­рии, не гово­ря уже о Тарк­ви­ни­ях. В тех же над­пи­сях одна­ко неред­ко встре­ча­ет­ся так­же родо­вое имя Fla­ve, Fla­vius²⁷. Отец Гнея Фла­вия был li­ber­ti­nus, воль­ноот­пу­щен­ник или сын воль­ноот­пу­щен­но­го неволь­ни­ка. Так как в тече­ние чет­вер­то­го сто­ле­тия рим­ляне несколь­ко раз вое­ва­ли с Этру­ри­ей, то отец или дед Гнея Фла­вия, веро­ят­но, в одной из этих войн был взят в плен и сде­лал­ся неволь­ни­ком.

Вто­рое насло­е­ние цар­ской леген­ды уже та исто­рия осно­ва­ния Рима семью царя­ми, кото­рая дошла до нас в пере­ска­зах анна­ли­стов и исто­ри­ков. Автор этой вто­рой цар­ской леген­ды опи­рал­ся на леген­ду Гнея Фла­вия, раз­ви­вая ее по более широ­кой про­грам­ме. Зада­ча его состо­я­ла в изло­же­нии пред­по­ла­гае­мой исто­рии Рима от само­го осно­ва­ния горо­да до пер­вых кон­су­лов. Эту исто­рию он делил, сооб­ра­зу­ясь с веро­ят­ным ходом собы­тий, руко­во­дясь наме­ка­ми древ­ней­шей леген­ды, меж­ду теми семью лич­но­стя­ми, о кото­рых повест­во­вал его пред­ше­ст­вен­ник. Каж­до­му царю он таким обра­зом уде­лил опре­де­лен­ные дея­ния, бла­го­да­ря кото­рым Рим из ничтож­но­го нача­ла посте­пен­но раз­ви­вал­ся до боль­шо­го горо­да и бла­го­устро­ен­но­го государ­ства. Ста­рый рас­сказ был пере­не­сен в новый и при­ме­нен к его дан­ным. Обла­дая зна­чи­тель­ным лите­ра­тур­ным талан­том, автор ожив­лял свое ска­за­ние раз­ны­ми инте­рес­ны­ми эпи­зо­да­ми и инди­виду­аль­ной харак­те­ри­сти­кой каж­до­го из цар­ских геро­ев. Ромул, кото­рый по ста­рой леген­де про­вел чер­ту поме­рия древ­ней­ше­го Рима, пре­вра­тил­ся в новом рас­ска­зе в царя, с.349 поло­жив­ше­го нача­ло важ­ней­шим государ­ст­вен­ным и воен­ным учреж­де­ни­ям. Тит Таций, осно­ва­тель кол­ле­гии so­da­les Ti­tii, авгу­ров «сабин­ско­го» при­го­ро­да, пре­вра­тил­ся в сабин­ско­го царя, пере­се­лив­ше­го­ся с сво­им наро­дом в Рим. Пере­се­ле­ние было моти­ви­ро­ва­но похи­ще­ни­ем саби­ня­нок рим­ля­на­ми. Нума Пом­пи­лий, осно­ва­тель кол­ле­гии пон­ти­фек­сов, создал осно­вы государ­ст­вен­но­го бого­слу­же­ния и явля­ет­ся иде­а­лом бла­го­че­сти­во­го и миротвор­но­го царя, любим­ца и поклон­ни­ка богов. В про­ти­во­по­лож­ность ему Тулл Гости­лий, учреди­тель кол­ле­гии сали­ев, жре­цов Мар­са, был царь воин­ст­вен­ный, раз­ру­ши­тель Аль­бы Лон­ги и осно­ва­тель албан­ско­го селе­ния на Целий­ской горе. Анк Мар­ций, подоб­но осно­ван­ной им кол­ле­гии феци­а­лов, слу­жил спра­вед­ли­во­сти и миру. Ему автор при­пи­сал, по немно­го стран­но­му выбо­ру, при­об­ре­те­ние все­го доход­но­го государ­ст­вен­но­го иму­ще­ства. Тарк­ви­ний Древ­ний укра­шал город построй­ка­ми, Сер­вий Тул­лий при­ло­жил все ста­ра­ние к защи­те горо­да соору­же­ни­ем город­ских укреп­ле­ний и устрой­ст­вом граж­дан­ско­го вой­ска, для чего он про­из­вел пер­вый ценз. Тарк­ви­ний Гор­дый при­бав­лен этим авто­ром к царям ста­рой леген­ды. Без­за­ко­ни­я­ми и жесто­ко­стью сво­его управ­ле­ния он дово­дит граж­дан до реше­ния отме­нить цар­ский строй государ­ства и вве­сти рес­пуб­ли­кан­ский, что и дава­ло авто­ру воз­мож­ность перей­ти к сво­ей глав­ной зада­че, изло­же­нию лето­пис­ной исто­рии Рима²⁸. Тако­вы самые глав­ные чер­ты той исто­ри­че­ской леген­ды, кото­рая была выведе­на из ста­рой жре­че­ской в неиз­вест­ное вре­мя неиз­вест­ным авто­ром. Цель авто­ра сама по себе ясна. По все­му пла­ну этой исто­ри­че­ской леген­ды вид­но, что она долж­на была слу­жить введе­ни­ем в общую исто­рию рим­ско­го государ­ства. Поэто­му мож­но при­знать несо­мнен­ным фак­том, что редак­ция цар­ской исто­рии была сде­ла­на в свя­зи с пер­вой редак­ци­ей сво­да рим­ской лето­пи­си. Вой­дя раз в состав анна­лов, цар­ская исто­рия пере­да­ва­лась вме­сте с ними от одно­го поко­ле­ния с.350 анна­ли­стов дру­го­му, под­вер­га­ясь, как и анна­лы, посто­ян­ным пере­ра­бот­кам, кото­рые одна­ко не изме­ня­ли основ­но­го ее содер­жа­ния. Так если задать себе вопрос об авто­ре и вре­ме­ни состав­ле­ния вто­рой, обще­ис­то­ри­че­ской фор­мы леген­ды, то этот вопрос нас необ­хо­ди­мо при­во­дит к дру­го­му вопро­су, кем и в какое вре­мя состав­ле­на пер­вая редак­ция рим­ских анна­лов. Мы не мог­ли бы при­знать свою тепе­ре­ш­нюю зада­чу выпол­нен­ной, если бы не при­шли к како­му-нибудь реше­нию это­го само­го тем­но­го и труд­но­го вопро­са исто­рии рим­ской исто­рио­гра­фии.

По созна­нию рим­лян и по мне­нию мно­гих совре­мен­ных уче­ных, древ­ней­шие лите­ра­тур­ные редак­ции анна­лов были сде­ла­ны Фаби­ем Пик­то­ром и Цин­ци­ем Али­мен­том. Оба были совре­мен­ни­ка­ми вто­рой пуни­че­ской вой­ны и соста­ви­ли свои анна­лы веро­ят­но вско­ре после этой вой­ны в нача­ле вто­ро­го сто­ле­тия. Одним поко­ле­ни­ем позд­нее писа­ли Энний и Катон. У всех исто­рия царей изла­га­лась без зна­чи­тель­ных вари­ан­тов, хотя они писа­ли неза­ви­си­мо друг от дру­га. Из это­го вид­но, что подроб­ная исто­рия царей уста­но­ви­лась в лите­ра­тур­ной обра­бот­ке уже до них. Из это­го уже Момм­зен (R. Chr. 137) вывел заклю­че­ние о суще­ст­во­ва­нии до Фабия Пик­то­ра редак­ции лето­пи­си. Из нее, оче­вид­но, Фабий и Цин­ций сде­ла­ли крат­кое извле­че­ние, так как, по свиде­тель­ству Дио­ни­сия (1, 6), они исто­рию вре­мен пред­ше­ст­во­вав­ших пуни­че­ским вой­нам изла­га­ли крат­ко, а подроб­но толь­ко исто­рию тех собы­тий, в кото­рых они сами были оче­вид­ца­ми. Теперь спра­ши­ва­ет­ся, какой вид име­ла лето­пись, кото­рой поль­зо­ва­лись совре­мен­ни­ки вто­рой пуни­че­ской вой­ны. Один из самых несо­мнен­ных фак­тов тот, что рим­ская лето­пись нача­лась и раз­ви­лась в кол­ле­гии пон­ти­фек­сов. Еже­год­но стар­ший пон­ти­фекс выстав­лял в регии белую дос­ку, в заго­лов­ке кото­рой писа­лись име­на кон­су­лов и дру­гих маги­ст­ра­тов. На ней пон­ти­фекс, в тече­ние года, запи­сы­вал все собы­тия достой­ные памя­ти, все, что слу­ча­лось «do­mi mi­li­tiae­que ter­ra ma­ri­que»²⁹. Это дела­лось для того, чтобы народ, гово­рит Цице­рон, имел воз­мож­ность узна­вать (po­tes­tas ut es­set po­pu­lo cog­nos­cen­di), что слу­чи­лось важ­но­го. Таб­ли­ца пон­ти­фек­сов, сле­до­ва­тель­но, испол­ня­ла такую же роль, как у нас бюл­ле­те­ни, или в Риме, со с.351 вре­мен Юлия Цеза­ря, ac­ta diur­na³⁰. Ста­рые таб­ли­цы хра­ни­лись в архи­ве в регии и пред­став­ля­ли бога­тый мате­ри­ал для исто­рии Рима. Когда око­ло 123 г. до Р. Х. пле­бей­ский пон­ти­фекс Пуб­лий Муций Сце­во­ла пре­кра­тил ста­рый обы­чай выстав­ле­ния таб­ли­цы, им был состав­лен свод из всех име­ю­щих­ся в архи­ве таб­лиц. Изда­ние, состо­яв­шее из 80 книг, носи­ло загла­вие an­na­les ma­xi­mi, в про­ти­во­по­лож­ность, надо думать, дру­го­му менее пол­но­му изда­нию анна­лов тех же пон­ти­фек­сов. Такое изда­ние, как мы виде­ли, суще­ст­во­ва­ло уже во вре­мя вто­рой пуни­че­ской вой­ны. Появ­ле­ние его веро­ят­но дало пер­вый тол­чок част­ным авто­рам, Фабию и Цин­цию, занять­ся исто­ри­ей и изда­ни­ем анна­лов, так­же как и появ­ле­ние анна­лов Сце­во­лы в век Грак­хов име­ло пря­мым послед­ст­ви­ем изда­ние боль­шо­го чис­ла анна­лов част­ны­ми авто­ра­ми. Хотя все авто­ры выпи­сы­ва­ли анна­лы Сце­во­лы, от послед­них оста­лось толь­ко все­го четы­ре фраг­мен­та. Ста­рые анна­лы пон­ти­фек­сов про­па­ли бес­след­но, если не к ним отно­сят­ся встре­чаю­щи­е­ся у неко­то­рых авто­ров, напри­мер у Варро­на, ссыл­ки на ve­te­res an­na­les. Изда­ние ста­рых анна­лов, по мне­нию Момм­зе­на (Chron. 210. R. G. 1, 466) было с.352 сде­ла­но в кон­це чет­вер­то­го сто­ле­тия до Р. Х., одно­вре­мен­но с редак­ци­ей спис­ка кон­су­лов. С этим мы не соглас­ны; анна­лы были состав­ле­ны, по нашим сооб­ра­же­ни­ям, в самом нача­ле пер­вой пуни­че­ской вой­ны. Пуни­че­ские вой­ны в общем уже не вхо­ди­ли в рас­сказ анна­лов, так как Фабий и Цин­ций рас­ска­зы­ва­ли исто­рию этих войн уже на осно­ва­нии сво­их соб­ст­вен­ных сведе­ний. Леген­да о царях, состав­лен­ная непо­сред­ст­вен­но после 300 года, вполне успе­ла уже пустить кор­ни, так как редак­тор анна­лов не толь­ко при­ни­мал ее с пол­ной верой, но и поло­жил в осно­ва­ние сво­его соб­ст­вен­но­го изло­же­ния древ­ней­ше­го пери­о­да Рима. Хро­но­ло­гия анна­лов была осно­ва­на на фастах кон­су­лов, сочи­нен­ных Гне­ем Фла­ви­ем, хотя автор анна­лов не остав­лял их без неко­то­рых попра­вок и встав­лял сво­их кон­су­лов³¹. Мы уже обра­ти­ли вни­ма­ние на под­лож­но­го пат­ри­ци­ан­ско­го кон­су­ла 487 года, Гая Аквил­лия, кото­рый явля­ет­ся двой­ни­ком Гая Акви­лия, пле­бей­ско­го кон­су­ла 259 года до Р. Х., един­ст­вен­но­го пред­ста­ви­те­ля рода Аквил­ли­ев в кон­суль­ских фастах³². Из того же источ­ни­ка как и эта интер­по­ля­ция фастов яви­лись так­же в анна­ли­сти­че­ском рас­ска­зе бра­тья Аквил­лии, сест­ри­чи пер­во­го кон­су­ла Л. Юния Бру­та³³.

Так как целью встав­ле­ния в фасты пат­ри­ци­ан­ско­го кон­су­ла Аквил­лия, оче­вид­но, мог­ло быть толь­ко жела­ние про­сла­вить пат­ри­ци­ан­ской гене­а­ло­ги­ей пле­бей­ско­го кон­су­ла 259 года, Гая Аквил­лия, то на осно­ва­нии одно­го это­го мож­но дога­дать­ся, что соста­ви­тель анна­лов был совре­мен­ни­ком это­го кон­су­ла. К тому же заклю­че­нию при­во­дит отно­ше­ние анна­лов к гене­а­ло­гии дру­го­го кон­суль­ско­го рода того же вре­ме­ни, рода Квин­та Мами­лия, кото­рый в 265 и 262 гг. с.353 был кон­су­лом из пле­бе­ев. Мы виде­ли, при раз­бо­ре исто­рии Тарк­ви­ния Гор­до­го, что автор анна­лов, для воз­ве­ли­че­ния Мами­ли­ев, про­ис­шед­ших из Туску­ла, ввел в исто­рию двух туску­лан­цев. Из них Л. Мами­лий, дик­та­тор гор. Туску­ла, буд­то бы участ­во­вал в спа­се­нии Рима от Аппия Гер­до­ния и за это в 458 г. удо­сто­ил­ся от бла­го­дар­но­го рим­ско­го наро­да пра­ва граж­дан­ства. Окта­вий же Мами­лий в анна­лах явля­ет­ся даже зятем цар­ско­го рода Тарк­ви­ни­ев и пред­во­ди­те­лем латин­ско­го сою­за. Далее анна­лист соеди­нил гене­а­ло­гию туску­лан­ских Мами­ли­ев по жен­ской линии с Теле­го­ном, сыном Одис­сея и Цир­цеи, осно­ва­те­лем горо­да Туску­ла. Ска­за­ние же об осно­ва­нии это­го горо­да Теле­го­ном, нося­щем в латин­ском пере­во­де имя Pos­tu­mus, веро­ят­но име­ло в виду про­слав­ле­ние семей­ства Посту­ми­ев Re­gil­len­ses, кото­рые так­же име­ли свою роди­ну в окрест­но­стях Туску­ла. Осо­бен­ное рас­по­ло­же­ние авто­ра анна­лов к Посту­ми­ям ска­зы­ва­ет­ся в пове­сти о пер­вом дик­та­то­ре, герое ска­зоч­ной бит­вы при Региль­ском озе­ре. Редак­тор анна­лов сле­до­ва­тель­но нахо­дил­ся в осо­бен­но дру­же­ских отно­ше­ни­ях с Аквил­ли­ем, Посту­ми­ем и туску­лан­цем Мами­ли­ем; послед­ние, может быть, были его зем­ля­ка­ми. В поль­зу тако­го пред­по­ло­же­ния гово­рит то, что ни о каком дру­гом горо­де в рим­ских анна­лах не встре­ча­ет­ся столь­ко сведе­ний, при­том отча­сти очень подроб­ных, как о Туску­ле³⁴. Пле­бей­ское про­ис­хож­де­ние соста­ви­те­ля анна­лов не под­ле­жит ни малей­ше­му сомне­нию: это дока­зы­ва­ет все изло­же­ние исто­рии пято­го и чет­вер­то­го сто­ле­тий, кото­рое шаг за шагом следит за раз­ви­ти­ем плеб­са и его прав. Затем, этот пер­вый исто­рио­граф рим­ско­го наро­да был пон­ти­фек­сом и, по всей веро­ят­но­сти, подоб­но П. Муцию Сце­во­ле, его после­до­ва­те­лю, стар­шим пон­ти­фек­сом. Такой толь­ко имел пра­во сво­бод­но рас­по­ря­жать­ся архи­вом регии и огла­шать сохра­ня­е­мые в нем исто­ри­че­ские доку­мен­ты. Не отжи­ли, веро­ят­но, свой век те пред­рас­суд­ки, с кото­ры­ми при­шлось бороть­ся Гнею Фла­вию. Муд­рый пон­ти­фекс поэто­му при­знал необ­хо­ди­мым вне­сти в цар­скую исто­рию такой пре­цедент, кото­рый раз­ре­шил вся­кие недо­уме­ния. Он сооб­щил в сво­ем рас­ска­зе, что бла­го­че­сти­вый Анк Мар­ций, внук пер­во­го пон­ти­фек­са Мар­ция и осно­ва­те­ля и с.354 зако­но­да­те­ля кол­ле­гии Нумы Пом­пи­лия, поза­бо­тил­ся о пуб­ли­ка­ции ком­мен­та­ри­ев, напи­сан­ных Нумою (Ливий, 1, 32, 2; Дион. 3, 36). Исто­рия Анка Мар­ция нам дала еще одно ука­за­ние отно­си­тель­но лич­но­сти авто­ра исто­ри­че­ской леген­ды о царях и соста­ви­те­ля пер­вых анна­лов. Мы виде­ли, что в осно­ва­нии исто­рии Анка Мар­ция лежит мысль, что этим царем созда­на систе­ма государ­ст­вен­ных финан­сов Рима. Все дея­ния царя сво­дят­ся к при­об­ре­те­нию или созда­нию тако­го иму­ще­ства, от кото­ро­го полу­ча­ло дохо­ды рим­ское государ­ство; тако­вы: соля­ные копи, казен­ный лес, мосты, мор­ской порт, водо­про­во­ды, кло­аки и город­ская зем­ля, отда­вае­мая под застрой­ку. Гла­ва о нача­лах финан­со­во­го управ­ле­ния Рима как бы про­дол­жа­ет­ся в рас­ска­зе о введе­нии цен­за Сер­ви­ем Тул­ли­ем. Из это­го мы выве­ли заклю­че­ние о бли­зо­сти авто­ра к цен­зор­ско­му делу³⁵.

Все ука­зан­ные нами при­зна­ки соста­ви­те­ля пер­вых рим­ских анна­лов, нам кажет­ся, под­хо­дят к одно­му извест­но­му дея­те­лю пер­вой поло­ви­ны третье­го сто­ле­тия, к пон­ти­фек­су Тибе­рию Корун­ка­нию. Родом он был из Туску­ла³⁶. Несмот­ря на скром­ное с.355 про­ис­хож­де­ние, он сво­и­ми даро­ва­ни­я­ми ско­ро воз­вы­сил­ся до выс­ших государ­ст­вен­ных долж­но­стей. В 280 он был избран в кон­су­лы и отли­чал­ся в войне с этрус­ка­ми и царем Пирром. Впо­след­ст­вии он поль­зо­вал­ся необык­но­вен­ным ува­же­ни­ем как один из самых опыт­ных, муд­рых и про­све­щен­ных людей сво­его вре­ме­ни. Испол­нял ли он долж­ность цен­зо­ра, нель­зя решить окон­ча­тель­но, так как испор­чен­ный текст Феста (стр. 237 под сл. por­to­rium), в кото­ром мно­гие виде­ли ука­за­ние на это, не поз­во­ля­ет делать реши­тель­ных заклю­че­ний (Де Боор Fas­ti cen­so­rii, стр. 77). Но он, по свиде­тель­ству Цице­ро­на, был в близ­ких дру­же­ст­вен­ных отно­ше­ни­ях с Квин­том Эми­ли­ем Папом, Гаем Фаб­ри­ци­ем Лус­ци­ном и Мани­ем Кури­ем Ден­та­том, из кото­рых пер­вые два были цен­зо­ра­ми в 276 г., а Курий в 272 году³⁷. Кро­ме того в быт­ность Корун­ка­ния кон­су­лом из пле­бе­ев в пер­вый раз был про­из­веден люстр цен­зо­ром из пле­бе­ев, Доми­ци­ем. Неиз­вест­но, в кото­ром году кол­ле­гия пон­ти­фек­сов избра­ла себе в това­ри­щи Корун­ка­ния, но в 253 или 252 г. он был выбран стар­шим пон­ти­фек­сом, пер­вым из пле­бе­ев³⁸. В этой долж­но­сти он про­сла­вил­ся бла­го­че­сти­ем и глу­бо­ким зна­ни­ем пра­ва. Вопре­ки пре­да­ни­ям пон­ти­фек­сов он был защит­ни­ком глас­но­сти, решая дела духов­но­го пра­ва в откры­тых заседа­ни­ях. О даро­ва­ни­ях Корун­ка­ния Цице­рон отзы­ва­ет­ся с боль­шой похва­лой³⁹. Что автор цар­ской исто­рии обла­дал необык­но­вен­ным талан­том рас­по­ло­же­ния фак­тов и живо­го высо­ко дра­ма­ти­че­ско­го изло­же­ния, это вид­но из мно­гих эпи­зо­дов древ­ней­шей исто­рии, при­об­рет­ших бес­смерт­ную сла­ву. Ука­жем на рас­ска­зы о похи­ще­нии саби­ня­нок, Гора­ци­ях и Кури­а­ци­ях, с.356 Тул­лии, Люкре­ции, Корио­лане и мно­гие дру­гие. Эти­че­ским и дра­ма­ти­че­ским коло­ри­том их до того увлек­ся Нибур, что выска­зал мысль, что это остат­ки вели­ко­го рим­ско­го эпо­са. Момм­зен назвал того, кто сочи­нил ска­за­ние о саби­нян­ках, забы­тым вели­ким поэтом душою. Неда­ром ска­за­ния эти слу­жи­ли источ­ни­ком для столь­ких поэтов, начи­ная с Шекс­пи­ра. Тибе­рий Корун­ка­ний заслу­жи­ва­ет чести назы­вать­ся, вме­сто Като­на, не толь­ко отцом рим­ской исто­рии, но и рим­ской про­зы. Труд его не про­пал, он про­гляды­ва­ет в каж­дой стра­ни­це Ливия, Дио­ни­сия и дру­гих исто­ри­ков Рима. Неиз­вест­ность Корун­ка­ния, как изда­те­ля пер­вых анна­лов, объ­яс­ня­ет­ся доволь­но про­сто. Ста­рые анна­лы были изда­ны без назва­ния авто­ра, как и an­na­les ma­xi­mi, новое изда­ние и про­дол­же­ние ста­рых. Автор­ство Муция Сце­во­лы не под­твер­жда­ет­ся ни одним точ­ным свиде­тель­ст­вом, хотя оно и не под­ле­жит ника­ко­му сомне­нию. Авто­ром этих офи­ци­аль­ных анна­лов явля­лась кор­по­ра­ция пон­ти­фек­сов, не одно лицо. Когда ста­рые анна­лы были все погло­ще­ны изда­ни­я­ми част­ных анна­ли­стов и новы­ми более про­стран­ны­ми анна­ла­ми пон­ти­фек­сов, тогда, понят­но, вполне забы­лось имя насто­я­ще­го их авто­ра. Кро­ме того Корун­ка­ний меж­ду дру­ги­ми доб­ры­ми каче­ства­ми отли­чал­ся так­же скром­но­стью. Неда­ром он подру­жил­ся с Кури­ем Ден­та­том и Фаб­ри­ци­ем и выстав­лял их в сво­их анна­лах иде­аль­ны­ми пред­ста­ви­те­ля­ми древ­не­рим­ской vir­tus, кото­рые ниче­го не тре­бо­ва­ли для себя, а все­го для государ­ства. Отли­чить­ся заслу­га­ми перед оте­че­ст­вом состав­ля­ло един­ст­вен­ную гор­дость этих трех зна­ме­ни­тых ho­mi­nes no­vi. Как думал Корун­ка­ний о лич­ной сла­ве, об этом оста­лось в наших анна­лах одно почти курьез­ное свиде­тель­ство, кото­рое вме­сте с тем и слу­жит скром­ным, но неру­ши­мым памят­ни­ком его автор­ства. Мы виде­ли, какие уступ­ки он делал тще­сла­вию сво­их доб­рых дру­зей и зем­ля­ков, сочи­няя для них пред­ков: древ­ней­ших кон­су­лов, цар­ских род­ст­вен­ни­ков и потом­ков гре­че­ских геро­ев. Но он и себя не обидел. В анна­лах пон­ти­фек­са Тибе­рия, к 480 году, явля­ет­ся пле­бей­ский три­бун, Тибе­рий Пон­ти­фи­ций, дея­ния кото­ро­го изла­га­ют­ся Ливи­ем (2, 44) и гали­кар­на­ским рито­ром (9, 5) доб­ро­со­вест­но, подроб­но и тор­же­ст­вен­но. Ост­ро­ум­ный пон­ти­фекс Тибе­рий обра­до­вал­ся бы успе­хам сво­его скром­но­го пред­ка Пон­ти­фи­ция.

Исто­рия осно­ва­ния Рима и цар­ская исто­рия вооб­ще была встав­ле­на в опре­де­лен­ную хро­но­ло­ги­че­скую рам­ку не ранее и не с.357 позд­нее пяти­де­ся­тых годов третье­го сто­ле­тия до Р. Х., чему слу­жат дока­за­тель­ст­вом два фак­та. После 264 года кон­чил свое боль­шое исто­ри­че­ское сочи­не­ние сици­лий­ский исто­рик Тимей, кото­рый впер­вые сооб­щал гре­че­ско­му миру подроб­ные сведе­ния о Лации и Риме. Для того, чтобы достать эти сведе­ния, Тимей сам поехал в Лаций и побы­вал в Лави­нии, а веро­ят­но так­же в Риме. Тимею, как и пред­ше­ст­вен­ни­ку его Кал­лию, уже было извест­но, что Рим был осно­ван Рому­лом, о вре­ме­ни же это­го собы­тия оче­вид­но в то вре­мя в Риме еще не было ника­ких опре­де­лен­ных дан­ных. Тимей, при сво­ей осо­бен­ной забот­ли­во­сти о хро­но­ло­гии, едва ли бы упу­стил слу­чай вос­поль­зо­вать­ся хро­но­ло­ги­че­ски­ми дан­ны­ми рим­лян, если б в его вре­мя были тако­вые. Не имея поло­жи­тель­но­го хро­но­ло­ги­че­ско­го мате­ри­а­ла, он при­бег­нул к сво­е­му излюб­лен­но­му при­е­му: отож­дест­вле­нию вре­ме­ни како­го-нибудь собы­тия со вре­ме­нем дру­го­го одно­род­но­го. Осно­ва­ние Рима, по сооб­ра­же­нию Тимея, сов­па­да­ло с осно­ва­ни­ем дру­гой сто­ли­цы боль­шо­го запад­но­го государ­ства, Кар­фа­ге­на, отне­сен­ным к 38 году до пер­вой олим­пи­а­ды. Неиз­вест­ная еще Тимею рим­ская эра вдруг, так ска­зать, всплы­ва­ет в 249 г., как раз через три-четы­ре года после избра­ния в стар­шие пон­ти­фек­сы Тибе­рия Корун­ка­ния. В 249 г., как извест­но, в пер­вый раз, справ­ля­лись секу­ляр­ные игры, празд­но­ва­лось пяти­сот­ле­тие осно­ва­ния горо­да. Немыс­ли­мо, конеч­но, чтобы вре­мя празд­не­ства было опре­де­ле­но без сове­та пон­ти­фек­сов, офи­ци­аль­ных исто­рио­гра­фов и хро­но­ло­гов. Мы, напро­тив, име­ем пол­ное осно­ва­ние пред­по­ло­жить, что и самая мысль о празд­не­стве и опре­де­ле­ние вре­ме­ни его воз­ник­ли в уме того пра­ви­те­ля духов­ных дел Рима, кото­рый в это же вре­мя уже успел издать пер­вый свод рим­ской лето­пи­си и при­дать исто­ри­че­скую и хро­но­ло­ги­че­скую фор­му леген­де о царях-учреди­те­лях духов­ных кол­ле­гий. Ему же сле­ду­ет при­пи­сать уста­нов­ле­ние древ­ней­шей хро­но­ло­гии царей и пер­вой рим­ской эры от осно­ва­ния горо­да. Так как в 249 г. до Р. Х. счи­та­ли испол­нен­ным пятое сто­ле­тие Рима, то сле­до­ва­тель­но, по это­му древ­ней­ше­му вычис­ле­нию осно­ва­ние горо­да Рому­лом было отне­се­но к 749 году до Р. Х. От пер­вых кон­су­лов или от года посвя­ще­ния капи­то­лий­ско­го хра­ма Гней Фла­вий, соста­ви­тель древ­ней­ших кон­суль­ских фастов, счи­тал 204 эпо­ним­ных кол­ле­гии до 304 года нашей эры. Редак­тор древ­ней­ших анна­лов при­бав­ле­ни­ем двух кон­суль­ских кол­ле­гий уве­ли­чил чис­ло годов, про­шед­ших меж­ду теми же собы­ти­я­ми до 206 лет, так что пер­вые кон­су­лы отне­се­ны были к 510 году. с.358 Или он хотел полу­чить круг­лое чис­ло 120 лет от осно­ва­ния рес­пуб­ли­ки до наше­ст­вия гал­лов, или же два года при­шлось при­ба­вить для попол­не­ния пяти­сот лет до 249 года, при сохра­не­нии опре­де­лен­но­го чис­ла цар­ских лет, най­ден­ных уже по како­му-то твер­до­му пра­ви­лу. На каком осно­ва­нии полу­чи­лись имен­но 239 лет от осно­ва­ния Рима до пер­вых кон­су­лов, об этом мы будем гово­рить ниже. Здесь ука­жем толь­ко на то, что 511 год счи­тал­ся годом изгна­ния послед­не­го царя, а сле­до­ва­тель­но 510 год пер­вым годом рес­пуб­ли­ки так­же в цен­зор­ском прото­ко­ле, упо­мя­ну­том у Дио­ни­сия⁴⁰. Год кон­суль­ства Люция Вале­рия Поти­та и Тита Ман­лия Капи­то­ли­на, вто­рой год до наше­ст­вия гал­лов, 392 год до Р. Х., тут был назван 119-м годом после изгна­ния царей. Хро­но­ло­гия это­го ста­рин­но­го доку­мен­та, сле­до­ва­тель­но, была соглас­на с хро­но­ло­ги­ей древ­ней­ше­го анна­ли­ста. Пер­вое отступ­ле­ние от послед­ней было сде­ла­но Фаби­ем Пик­то­ром, отнес­шим осно­ва­ние Рима к пер­во­му году вось­мой олим­пи­а­ды, к 747 году до Р. Х.⁴¹. Это объ­яс­ня­ет­ся по всей веро­ят­но­сти тем, что Фабий из гре­че­ских источ­ни­ков узнал, что галль­ское наше­ст­вие про­изо­шло на два года позд­нее, чем по пока­за­нию рим­ско­го анна­ли­ста, в 388 г. вме­сто 390 года. Поэто­му Фабий нашел нуж­ным пере­не­сти на два года впе­ред все хро­но­ло­ги­че­ские даты от осно­ва­ния горо­да до наше­ст­вия гал­лов, отне­сти осно­ва­ние Рима к 747 году вме­сто 749 года, а пер­вых кон­су­лов к 508 году вме­сто 510 г. Для это­го в про­ме­жу­ток вре­ме­ни от наше­ст­вия гал­лов до пер­во­го пле­бей­ско­го кон­суль­ства он выки­нул два года, счи­тая 22 года вме­сто при­ня­тых два­дца­ти четы­рех (от 390 до 366 гг.)⁴².

Через сто лет после пер­во­го вычис­ле­ния хро­но­ло­гии цар­ско­го пери­о­да мы встре­ча­ем новое вычис­ле­ние у Поли­бия. Осно­ва­ние Рима он отнес ко вто­ро­му году седь­мой олим­пи­а­ды, 750 году до Р. Х. (Дион. Галик. 1, 74), а пер­вых кон­су­лов к 28 году до похо­да с.359 Ксерк­са, зна­чит к 508 году, подоб­но Фабию (Полиб. 3, 22, 2). Весь цар­ский пери­од, сле­до­ва­тель­но, Поли­бий опре­де­лял в 242 года, с при­бав­ле­ни­ем к основ­но­му чис­лу 239 трех лиш­них годов. Из сооб­ще­ний Цице­ро­на (De re publ. 2, гл. 14 и 15) нам в пер­вый раз ста­но­вят­ся извест­ны­ми чис­ла отдель­ных цар­ст­во­ва­ний. На цар­ст­во­ва­ние Рому­ла Поли­бий пола­гал 37 лет, Нумы 39, Анка 23 года, Тарк­ви­ния Древ­не­го 38 лет. Осталь­ные три чис­ла не сохра­ни­лись у Цице­ро­на, но они лег­ко могут быть вос­ста­нов­ле­ны. Все­го прав­до­по­доб­нее это сде­ла­но Унге­ром⁴³: цар­ст­во­ва­нию Тул­ла Гости­лия, гово­рит он, Поли­бий непре­мен­но отво­дил 32 года, так как столь­ко счи­та­ет­ся без исклю­че­ния во всех дошед­ших до нас спис­ках царей. Отно­си­тель­но про­дол­жи­тель­но­сти цар­ст­во­ва­ния Тарк­ви­ния Гор­до­го мы име­ем кос­вен­ное пока­за­ние в сло­вах Цице­ро­на, что «одна и та же шесть­де­сят вто­рая олим­пи­а­да отме­ча­ет воца­ре­ние Тарк­ви­ния и при­езд Пифа­го­ра в Ита­лию»⁴⁴. Так как, кро­ме того, Цице­рон гово­рит, что Пифа­гор при­ехал в чет­вер­том году цар­ст­во­ва­ния Тарк­ви­ния, то из это­го мож­но заклю­чить, что, по мне­нию Поли­бия, Тарк­ви­ний Гор­дый всту­пил на пре­стол в пер­вом году шесть­де­сят вто­рой олим­пи­а­ды, в 531 г. до Р. Х., а Пифа­гор при­ехал в чет­вер­том году, в 528 г. Сле­до­ва­тель­но, Тарк­ви­ний Гор­дый цар­ст­во­вал от 531 до 508 г., все­го 23 года. Цар­ст­во­ва­нию Сер­вия Тул­лия, нако­нец, Поли­бий веро­ят­но, соглас­но боль­шин­ству авто­ров, уде­лял 44 года. Итак, из отрыв­ков Поли­бия о хро­но­ло­гии царей выхо­дит, что он семь цар­ст­во­ва­ний счи­тал в 37 + 39 + 32 + 23 + 38 + 44+ 23 года, ито­го 236 лет. Куда же, спра­ши­ва­ет­ся, дева­лись 6 лет из обще­го чис­ла 242 (от 750 до 508 г.)? Из одно­го места Цице­ро­на выхо­дит, что он дела­ет раз­ли­чие меж­ду соб­ст­вен­но цар­ски­ми года­ми (око­ло 240) и меж­ду­цар­ст­ви­я­ми, а послед­ние счи­тал в несколь­ко лет⁴⁵. Меж­ду­цар­ст­вия Цице­ро­ном ука­за­ны после цар­ст­во­ва­ний каж­до­го из четы­рех пер­вых царей. Эти четы­ре меж­ду­цар­ст­вия, по ост­ро­ум­ной догад­ке Унге­ра, Поли­бий пред­став­лял себе в таком виде, в с.360 каком пред­став­ля­ет себе Ливий (1, 17) меж­ду­цар­ст­вие после смер­ти Рому­ла: сто сена­то­ров по оче­реди управ­ля­ли Римом, каж­дый по пяти дней. Четы­ре раза по 500 дней = 2000, а 2000 дней рав­ня­ют­ся шести годам. Эти-то шесть лет сле­ду­ет при­ба­вить к 236 «цар­ским», и вый­дут 242 года цар­ско­го пери­о­да по сче­ту Поли­бия.

Как отно­си­лись чис­ла Поли­бия к основ­ным чис­лам древ­ней­ше­го анна­ли­ста и Фабия Пик­то­ра? Сооб­ра­зив, что и до Поли­бия дела­лось раз­ли­чие меж­ду цар­ски­ми года­ми и года­ми меж­ду­цар­ст­вий, Унгер, для вос­ста­нов­ле­ния пер­во­на­чаль­ных чисел царей, напал на счаст­ли­вую мысль — из всех суще­ст­ву­ю­щих спис­ков царей выби­рать наи­мень­шие циф­ры. Дей­ст­ви­тель­но, все вари­ан­ты цар­ской хро­но­ло­гии име­ют меж­ду собою то общее, что в них при­бав­ле­но то к тому цар­ст­во­ва­нию, то к дру­го­му по одно­му или по несколь­ку годов, а нико­гда не убав­ле­но. Поэто­му самые мень­шие чис­ла цар­ст­во­ва­ний все­го бли­же долж­ны подой­ти к пер­во­на­чаль­ной хро­но­ло­гии. Состав­лен­ный Унге­ром по тако­му прин­ци­пу спи­сок дает сле­дую­щие чис­ла: 37 + 39 + 32 + 23 + 37 + 42 + 23, все­го 233 года. Если к этой сум­ме при­ба­вить те 6 лет, кото­рые шли у Поли­бия на 4 меж­ду­цар­ст­вия, то вый­дет как раз 239, то есть столь­ко лет, во сколь­ко счи­та­ли весь цар­ский пери­од древ­ней­ший анна­лист и Фабий Пик­тор⁴⁶. Итак, мы име­ем пол­ное осно­ва­ние пред­по­ло­жить, что вос­ста­нов­лен­ные Унге­ром чис­ла соот­вет­ст­ву­ют чис­лам отдель­ных цар­ст­во­ва­ний пер­во­на­чаль­ной редак­ции цар­ской исто­рии. Чис­ла Поли­бия отли­ча­лись от них толь­ко тем, что с.361 при­бав­ле­ны все­го три года, один год к цар­ст­во­ва­нию Тарк­ви­ния Древ­не­го и два года к цар­ст­во­ва­нию Сер­вия Тул­лия. Четы­ре меж­ду­цар­ст­вия, сум­мою в шесть лет, состав­ля­ют общую осо­бен­ность хро­но­ло­гии Поли­бия и древ­ней­ше­го редак­то­ра, меж­ду тем как во всех дру­гих, позд­ней­ших редак­ци­ях цар­ской хро­но­ло­гии эти же шесть лет при­ки­ну­ты к отдель­ным цар­ст­во­ва­ни­ям и остав­ле­но толь­ко одно меж­ду­цар­ст­вие, в два или в один год, после смер­ти Рому­ла.

Пер­вое вычис­ле­ние хро­но­ло­гии цар­ско­го пери­о­да цели­ком постро­е­но на совер­шен­но искус­ст­вен­ных или, спра­вед­ли­вее, на тео­ре­ти­че­ских сооб­ра­же­ни­ях. Уже Момм­зе­ном (R. Chr. 137), оши­боч­но при­ни­мав­шим за основ­ное чис­ло 240 цар­ских годов, ука­за­но было на воз­мож­ность, что в осно­ве вычис­ле­ния лежит счет по поко­ле­ни­ям. По обще­при­ня­то­му сче­ту древ­них исто­ри­ков, в осо­бен­но­сти гре­че­ских, три поко­ле­ния рав­ня­лись одно­му сто­ле­тию. Семь царей рим­ских, пред­став­ляв­ших каж­дый сред­ним чис­лом по одно­му поко­ле­нию, в общем ито­ге цар­ст­во­ва­ли 7 × 33⅓ = 233⅓ года. Отсюда взя­лось чис­ло 233 пол­ных лет, кото­рые по мне­нию древ­ней­ше­го редак­то­ра при­хо­ди­лись на соб­ст­вен­ные цар­ст­во­ва­ния семи царей. По при­ме­ру гре­че­ских исто­ри­ков он раз­но­об­ра­зил сред­нее чис­ло, при­бав­ляя по несколь­ку лет к одним цар­ст­во­ва­ни­ям и убав­ляя у дру­гих. Искус­ст­вен­ность чисел вид­на по неко­то­рой сим­мет­рич­но­сти, от кото­рой не мог воз­дер­жать­ся автор. Если разде­лить семь цар­ст­во­ва­ний на две груп­пы таким обра­зом, чтобы в пер­вой было четы­ре цар­ст­во­ва­ния, а во вто­рой три, то пер­вая состо­ит из чисел 37 + 39 + 32 + 23, а вто­рая из 37 + 42 + 23. Пер­вая груп­па начи­на­ет­ся тем же чис­лом 37, а кон­ча­ет­ся тем же чис­лом 23, как и вто­рая. Если же сум­му вто­рой 102 вычесть из сум­мы пер­вой груп­пы, то полу­ча­ет­ся 39, как раз чис­ло лет цар­ст­во­ва­ния Нумы Пом­пи­лия. Унгер ста­ра­ет­ся уста­но­вить еще дру­гие искус­ст­вен­ные ком­би­на­ции в груп­пи­ров­ке семи чисел, кото­рые одна­ко мож­но счи­тать слу­чай­ны­ми. Невы­яс­нен­ной Унге­ром оста­лась при­чи­на, поче­му хро­но­ло­гу-пон­ти­фек­су мог­ло пона­до­бить­ся добав­ле­ние шести лет меж­ду­цар­ст­вий к соб­ст­вен­но цар­ским годам. Этот искус­ст­вен­ный хро­но­ло­ги­че­ский при­ем, как нам дума­ет­ся, нуж­но объ­яс­нять сле­дую­щим сооб­ра­же­ни­ем. Извест­но, что у рим­лян до рефор­мы Цеза­ря был в употреб­ле­нии четы­рех­лет­ний лун­но-сол­неч­ный цикл, состо­яв­ший из 355 + 378 + 355 + 377 = 1465 дней. Введе­ние это­го вре­мяс­чис­ле­ния, как и с.362 упо­рядо­че­ние все­го кален­да­ря, по древ­ней­шей тео­рии, оче­вид­но при­пи­сы­ва­лось Нуме Пом­пи­лию, как учреди­те­лю кол­ле­гии пон­ти­фек­сов, под веде­ни­ем кото­рых нахо­ди­лось регу­ли­ро­ва­ние кален­да­ря. Боль­шое нера­вен­ство меж­ду обык­но­вен­ны­ми и висо­кос­ны­ми года­ми было очень неудоб­но для тор­го­вых и юриди­че­ских сде­лок. В дело­вом мире Рима выра­бота­лось поэто­му дру­гое счис­ле­ние вре­ме­ни, по деся­ти­ме­сяч­ным сро­кам, в 304 дня. Задав себе вопрос, по каким годам счи­та­ли до рефор­мы кален­да­ря Нумою, уче­ная тео­рия реши­ла, что счи­та­ли по этим деся­ти­ме­сяч­ным «годам». Доб­ро­со­вест­но­му хро­но­ло­гу, высчи­ты­вав­ше­му хро­но­ло­гию цар­ско­го пери­о­да, при­шлось при­нять во вни­ма­ние, что в цар­ст­во­ва­ние Рому­ла еще были в употреб­ле­нии эти корот­кие годы. Так как 6 × 304 = 1824, а 5 × 365 = 1825, то 36 лет Рому­ло­вых годов рав­ня­лись трид­ца­ти годам Нумы. Если вести сче­ты по годам царей, то явля­лось неудоб­ство, что каж­дый раз нуж­но было вспо­ми­нать, что цар­ст­во­ва­ние Рому­ла по пра­виль­но­му годо­ис­чис­ле­нию было на шесть лет коро­че, чем по чис­лу годов цар­ст­во­ва­ния. Вот поче­му, по нашей догад­ке, автор древ­ней­шей хро­но­ло­гии царей, для боль­ше­го удоб­ства исчис­ле­ния годов от осно­ва­ния горо­да, при­знал целе­со­об­раз­ным к обще­му чис­лу годов цар­ско­го пери­о­да при­ба­вить еще шесть лет, разде­лив их на четы­ре меж­ду­цар­ст­вия, в 500 дней каж­дое. Эти меж­ду­цар­ст­вия он встав­лял после четы­рех пер­вых цар­ст­во­ва­ний, так как Сер­вий Тул­лий и Тарк­ви­ний Гор­дый всту­пи­ли на пре­стол уже при таких осо­бен­ных усло­ви­ях, что при них не мог­ло быть речи о меж­ду­цар­ст­вии.

Резуль­та­том наше­го раз­бо­ра древ­ней­шей редак­ции хро­но­ло­гии цар­ско­го пери­о­да полу­чи­лось то, что хро­но­ло­гия эта была уста­нов­ле­на по про­стым и твер­дым тео­ре­ти­че­ским дан­ным. На осно­ва­нии послед­них редак­тор цар­ской исто­рии, пер­вый соста­ви­тель анна­лов Рима, стар­ший пон­ти­фекс Тибе­рий Корун­ка­ний, опре­де­лил про­дол­жи­тель­ность все­го цар­ско­го пери­о­да в 233 + 6 лет. Сто­ле­тие спу­стя у Поли­бия уже встре­ча­ет­ся дру­гая сум­ма. Из это­го сле­ду­ет заклю­чить, что в этот про­ме­жу­ток вре­ме­ни успе­ли утвер­дить­ся новые взгляды на хро­но­ло­гию царей. К сожа­ле­нию, почти невоз­мож­но с уве­рен­но­стью опре­де­лить источ­ник, из кото­ро­го идут хро­но­ло­ги­че­ские даты Поли­бия. До нас не дошли самые сло­ва его, а дошла толь­ко цита­та Дио­ни­сия Гали­кар­насско­го (1, 74). Но сло­ва послед­не­го не дают ясно­го поня­тия о том отно­ше­нии, в кото­ром нахо­ди­лась хро­но­ло­гия Поли­бия к совре­мен­но­му ему офи­ци­аль­но­му с.363 счис­ле­нию пон­ти­фек­сов. Дио­ни­сий гово­рит: «Я не хотел подоб­но Поли­бию, гово­рить толь­ко одно то, что верю, что Рим был осно­ван во вто­ром году седь­мой олим­пи­а­ды, и не хотел оста­вить без про­вер­ки дове­рие к одной толь­ко таб­ли­це пон­ти­фек­сов, а те вычис­ле­ния, к кото­рым я при­со­еди­нял­ся, я хотел пред­ло­жить на про­вер­ку тем, кто это­го поже­ла­ет»⁴⁷. По мне­нию Момм­зе­на (R. Chr. 142) и Мат­ца­та (R. Chr. 2, 322), Дио­ни­сий упре­ка­ет Поли­бия за то, что он пря­мо, без вся­ких рас­суж­де­ний, заявил, что пове­рил в дату осно­ва­ния Рима, встре­чаю­щу­ю­ся в таб­ли­це пон­ти­фек­сов. Иде­лер (Handb. d. Chron. 2, 162) и Голь­цап­фель (R. Chr. 171) дума­ли, что сло­ва Дио­ни­сия долж­но понять так, что он, кро­ме Поли­бия, пори­ца­ет еще тех, кото­рые про­сто ссы­ла­ют­ся на таб­ли­цу пон­ти­фек­сов, не давая так­же, как и Поли­бий, чита­те­лям воз­мож­но­сти про­ве­рить. Такое пони­ма­ние слов Дио­ни­сия, нам кажет­ся, вер­нее пер­во­го. Эра Поли­бия (олимп. 7,2 = 750 до Р. Х.) не соот­вет­ст­во­ва­ла счис­ле­нию пон­ти­фек­сов, она даже не рим­ская, а вычис­ле­на гре­че­ским хро­но­ло­гом Эра­то­сфе­ном⁴⁸. По сло­вам Цице­ро­на, при­ня­ты были в рас­чет пока­за­ния «гре­че­ских лето­пи­сей». Это веро­ят­но отно­сит­ся к опре­де­ле­нию года галль­ско­го наше­ст­вия, счи­тае­мо­го у гре­че­ских исто­ри­ков одно­вре­мен­ным с годом заклю­че­ния Антал­кидо­ва мира и афин­ско­го архон­та Пир­го­на (Олимп. 98,2 = 387 до Р. Х.). С дру­гой сто­ро­ны вся систе­ма хро­но­ло­гии семи цар­ст­во­ва­ний у Поли­бия с искус­ст­вен­ны­ми четырь­мя меж­ду­цар­ст­ви­я­ми явно обна­ру­жи­ва­ет следы систе­мы офи­ци­аль­ной хро­но­ло­гии цар­ско­го пери­о­да, уста­нов­лен­ной пон­ти­фек­са­ми уже с поло­ви­ны третье­го сто­ле­тия. Нам кажет­ся поэто­му веро­ят­ным, что Поли­бий посту­пил по при­ме­ру Фабия Пик­то­ра: из совре­мен­ной ему хро­но­ло­ги­че­ской таб­ли­цы пон­ти­фек­сов он заим­ст­во­вал как отдель­ные чис­ла годов цар­ст­во­ва­ний, так и общее чис­ло лет цар­ско­го пери­о­да, а эти чис­ла он согла­со­вал с вычис­ле­ни­я­ми Эра­то­сфе­на, с.364 выхо­див­ши­ми из син­хро­низ­ма взя­тия Рима гал­ла­ми с Антал­кидо­вым миром. Очень воз­мож­но, что и Эра­то­сфе­ну само­му были извест­ны рим­ские офи­ци­аль­ные дати­ров­ки того вре­ме­ни и что он, на том же осно­ва­нии, в виде поправ­ки, пони­зил год осно­ва­ния Рима.

Если задать себе вопрос, какая была та офи­ци­аль­ная эра пон­ти­фек­сов вто­ро­го сто­ле­тия, к кото­рой при­ме­ни­ли свою исправ­лен­ную хро­но­ло­гию Эра­то­сфен и Поли­бий, то вопрос соб­ст­вен­но может быть толь­ко о двух эрах, так назы­вае­мой Като­но­вой и эре капи­то­лий­ских фастов. По пер­вой осно­ва­ние Рима отно­си­лось к 751 году до Р. Х., по вто­рой к 752 году. Так как капи­то­лий­ские фасты цар­ский пери­од счи­та­ют в 243 года, а фасты вре­мен Поли­бия толь­ко в 242, то нам кажет­ся более веро­ят­ным, что по послед­ним так­же осно­ва­ние Рима счи­та­лось одним годом ранее, чем по капи­то­лий­ским фастам. При этом надо пред­по­ло­жить, что изгна­ние Тарк­ви­ния с 511 года было пере­не­се­но в 510 год, ради уста­нов­ле­ния, может быть, син­хро­низ­ма это­го изгна­ния с изгна­ни­ем послед­не­го афин­ско­го тира­на. Для реше­ния вопро­са, отно­си­ли ли осно­ва­ние Рима к 751 году офи­ци­аль­ные хро­но­ло­ги пер­вой поло­ви­ны вто­ро­го сто­ле­тия, совре­мен­ни­ки Като­на и Поли­бия, име­ет зна­че­ние год пер­во­го повто­ре­ния секу­ляр­ных игр. По пока­за­нию трех совре­мен­ных это­му собы­тию анна­ли­стов, Пизо­на, Гел­лия и Кас­сия Геми­ны (у Цен­зо­ри­на de d. n. 17, 11), игры эти справ­ля­лись в 146 году до Р. Х. На пер­вый взгляд, срок этот не под­хо­дит ни к эре Корун­ка­ния (749 г.) ни к Като­но­вой, ни к какой-либо дру­гой из употре­би­тель­ных эр⁴⁹. Еще зага­доч­нее то, что Пизон, один из анна­ли­стов, свиде­тель­ст­во­вав­ших о празд­но­ва­нии секу­ляр­ных игр в 146 г., в сво­их анна­лах заяв­лял, что шестое сто­ле­тие Рима испол­ни­лось в 158 г. до Р. Х. (см. Цен­зо­ри­на 17, 23: tes­tis est Pi­so, in cui­us an­na­li sep­ti­mo est sic: Ro­ma co­di­ta an­no D sep­ti­mo sae­cu­lum ac­ci­pit his co­su­li­bus qui pro­xi­mi sunt con­su­les M. Aemi­lius M. fi­lius Le­pi­dus, G. Po­pi­lius II ab­sens. Сло­ва an­no D sep­ti­mo исправ­ле­ны Лах­ма­ном так: an­no D C sep­ti­mum sae­cu­lum, а вме­сто непо­нят­но­го ac­ci­pit уже Ска­ли­гер нашел вер­ное чте­ние oc­ci­pit). Для с.365 объ­яс­не­ния это­го про­ти­во­ре­чия допус­ка­лись до сих пор толь­ко две воз­мож­но­сти: или Пизон за год осно­ва­ния Рима сам при­ни­мал 758 год до Р. Х., или же он под sae­cu­lum не разу­мел сто­ле­тия. Вто­рое пред­по­ло­же­ние совсем невоз­мож­но, если толь­ко текст Цен­зо­ри­на вос­ста­нов­лен при­бли­зи­тель­но вер­но, пер­вое же весь­ма неве­ро­ят­но, пото­му что Ливий и Дио­ни­сий, кото­рые хоро­шо были зна­ко­мы с анна­ла­ми Пизо­на, без вся­ко­го сомне­ния упо­мя­ну­ли бы о таком необык­но­вен­ном вычис­ле­нии года осно­ва­ния Рима, если бы оно встре­ти­лось у Пизо­на. Необ­хо­ди­мо допу­стить воз­мож­ность третье­го объ­яс­не­ния. Мы одна­ко пока оста­вим в сто­роне этот вопрос и обра­тим­ся к дру­го­му: какие тео­ре­ти­че­ские сооб­ра­же­ния мог­ли побудить рим­ских жре­цов и рим­ские вла­сти отло­жить празд­но­ва­ние вто­рых сто­лет­них игр на такой срок, кото­рый отсто­ял от эпо­хи пер­вых игр на три года, от Поли­би­е­вой эры на четы­ре года, от Като­но­вой на пять лет.

Извест­но, что спи­сок рим­ских эпо­ним­ных маги­ст­ра­тов пре­ры­ва­ет­ся про­ме­жут­ком вре­ме­ни в пять лет, так назы­вае­мой пяти­лет­ней анар­хи­ей. По утвер­жде­ни­ям дошед­ших до нас исто­ри­че­ских источ­ни­ков, как эпи­гра­фи­че­ских, так и лите­ра­тур­ных, в про­дол­же­ние пяти лет, от 375 г. до 371 г. до Р. Х., в Риме не были изби­рае­мы ника­кие куруль­ные маги­ст­ра­ты, пото­му что выбо­рам, по уве­ре­нию Ливия (6, 35), буд­то бы меша­ли пле­бей­ские три­бу­ны. Все луч­шие источ­ни­ки дают анар­хию в пять лет, толь­ко позд­ней­шие ком­пи­ля­то­ры, вре­мен импе­ра­то­ров, Руф, Евтро­пий и Кас­си­о­дор, по ошиб­ке одной эпи­то­мы Ливия, слу­жив­шей общим их источ­ни­ком, вме­сто пяти лет пола­га­ют на анар­хию четы­ре года (Момм­зен R. Chr. 204)⁵⁰. Толь­ко в одном исто­ри­че­ском памят­ни­ке, у так назы­вае­мо­го хро­но­гра­фа 354 года, вме­сто ука­зы­вае­мой во всех источ­ни­ках анар­хии встре­ча­ют­ся за все пять лет име­на эпо­ним­ных кол­ле­гий. В виду оче­вид­ной исто­ри­че­ской неве­ро­ят­но­сти фак­та, чтобы рим­ское государ­ство в про­дол­же­ние целых пяти лет мог­ло быть управ­ля­е­мо без вся­ких долж­ност­ных лиц, Момм­зе­ном (R. Chr. 204 слл.) была выска­за­на мысль, что пяти­лет­няя анар­хия не более как искус­ст­вен­ное пред­по­ло­же­ние, искус­ст­вен­ный при­ем рим­ских с.366 хро­но­ло­гов. В ста­ром законе о деди­ка­ции капи­то­лий­ско­го хра­ма, издан­ном по утвер­жде­нию Ливия (7, 3) кон­су­лом Гора­ци­ем, было пред­пи­са­но, чтобы еже­год­но в иды сен­тяб­ря тот, кто зани­мал выс­шую государ­ст­вен­ную долж­ность (qui prae­tor ma­xi­mus sit), вби­вал гвоздь в сте­ну цел­лы Минер­вы в капи­то­лий­ском хра­ме, чтобы по этим гвоздям потом вести счет про­шед­шим с посвя­ще­ния хра­ма годам. Выра­же­ние зако­на qui prae­tor ma­xi­mus sit вызы­ва­ло недо­уме­ние, так как под ним мож­но было разу­меть или того, кто слу­чай­но в то вре­мя, когда при­хо­ди­лось испол­нить обряд, зани­мал выс­шую долж­ность, — а таки­ми мог­ли быть кон­су­лы или, в их отсут­ст­вие, дру­гие куруль­ные маги­ст­ра­ты, — или же выс­ше­го санов­ни­ка рес­пуб­ли­ки вооб­ще, дик­та­то­ра. Дей­ст­ви­тель­но, по свиде­тель­ству фастов, в 313 г. до Р. Х., а так­же в 263 и 363 гг. был избран dic­ta­tor cla­vi fi­gen­di cau­sa; в 313 г., по пока­за­нию Ливия, для отвра­ще­ния боль­шой чумы. В 463 же году, т.  е, ров­но одним сто­ле­ти­ем рань­ше избра­ния одно­го дик­та­то­ра и дву­мя рань­ше избра­ния дру­го­го, лето­пис­цы так­же упо­ми­на­ют о боль­шой эпиде­мии. Из это­го Момм­зен (R. Chr. 175 слл.) сде­лал тот, во вся­ком слу­чае ост­ро­ум­ный вывод, что в 463 г. для пре­кра­ще­ния эпиде­мии было поло­же­но по обе­ту через каж­дые сто лет изби­рать дик­та­то­ра для вби­ва­ния гвоздя в капи­то­лий­ском хра­ме. Итак, по мне­нию Момм­зе­на, поми­мо счис­ле­ния по сто­ле­ти­ям от осно­ва­ния горо­да, име­лось дру­гое счис­ле­ние по сто­лет­ним повто­ре­ни­ям обряда вби­ва­ния гвоздя. Увле­ка­ясь этой мыс­лью, Момм­зен в изве­стии Ливия о законе, пред­пи­сы­вав­шем еже­год­ное повто­ре­ние обряда, видит выдум­ку или недо­ра­зу­ме­ние, счи­тая даже воз­мож­ным, что пред­пи­са­ние зако­на, вопре­ки ясным сло­вам Ливия, отно­си­лось к сто­лет­не­му испол­не­нию обряда. А так как Ливий свое пока­за­ние под­креп­ля­ет свиде­тель­ст­вом Цин­ция, анна­ли­ста, совре­мен­но­го вто­рой Пуни­че­ской войне, то Момм­зен, нако­нец, ста­ра­ет­ся устра­нить авто­ри­тет Цин­ция заяв­ле­ни­ем, что анна­лы послед­не­го сле­ду­ет счи­тать под­лож­ны­ми, про­из­веде­ни­ем вре­мен Авгу­ста.

Без сомне­ния, скеп­ти­цизм зна­ме­ни­то­го уче­но­го захо­дит за пре­де­лы поз­во­лен­но­го и необ­хо­ди­мо­го. Нет, во-пер­вых, такой дилем­мы, кото­рая мог­ла бы заста­вить нас непре­мен­но при­знать вер­ным или невер­ным одно из двух: или еже­год­ное вби­ва­ние гвоздя выс­шим маги­ст­ра­том, кон­су­лом или дру­гим, или же испол­не­ние того же обряда в необык­но­вен­ных тор­же­ст­вен­ных слу­ча­ях, осо­бен­но для это­го выби­рае­мым дик­та­то­ром. Мы уже с.367 гово­ри­ли что выра­же­ние зако­на prae­tor ma­xi­mus мог­ло давать повод к сомне­ни­ям, вби­вать ли гвоздь срав­ни­тель­но выс­ше­му куруль­но­му маги­ст­ра­ту или без­услов­но выс­ше­му, дик­та­то­ру. Очень может быть, что из это­го затруд­не­ния вышли ком­про­мис­сом: устра­шае­мые эпиде­ми­ей 463 года, рим­ляне реши­ли, может быть по сове­ту сивил­ли­ных книг, в пред­от­вра­ще­ние дур­ных послед­ст­вий невер­но­го тол­ко­ва­ния хотя бы каж­дое сто­ле­тие или пол­сто­ле­тия испол­нять самым точ­ным обра­зом тре­бо­ва­ние свя­щен­но­го зако­на, в обык­но­вен­ное же вре­мя еже­год­ное испол­не­ние обряда оста­вить за обык­но­вен­ны­ми выс­ши­ми из при­сут­ст­ву­ю­щих в горо­де маги­ст­ра­та­ми. Бла­го­да­ря тако­му ком­про­мис­су, с одной сто­ро­ны, государ­ство изба­ви­лось от опас­но­сти про­ви­нить­ся в неис­пол­не­нии зако­на, с дру­гой же, — от боль­шо­го в прак­ти­че­ском отно­ше­нии неудоб­ства еже­год­но выби­рать дик­та­то­ров и вме­сте с тем вре­мен­но лишать вла­сти кон­су­лов. Мы не оста­нав­ли­ва­ем­ся на вопро­се, так­же затро­ну­том Момм­зе­ном, какое было основ­ное зна­че­ние обряда вби­ва­ния гвоздя, слу­жи­ло ли оно исклю­чи­тель­но для хро­но­ло­ги­че­ской цели или име­ло оно еще дру­гое сим­во­ли­че­ское, рели­ги­оз­ное зна­че­ние; мы остав­ля­ем в сто­роне и дру­гой вопрос, насколь­ко пра­виль­но испол­нял­ся обряд; доста­точ­но для нас будет выяс­нить, что рим­ские уче­ные пер­вой поло­ви­ны вто­ро­го сто­ле­тия, как напр., Цин­ций Али­мент, в годо­вых и сто­лет­них гвоздях, вби­тых в стене капи­то­лий­ско­го хра­ма, виде­ли нема­ло­важ­ное посо­бие для пра­виль­но­го вычис­ле­ния хро­но­ло­гии. Воз­вра­ща­ем­ся после это­го к остав­лен­но­му нами вопро­су о пяти­лет­ней анар­хии и ее свя­зи с хро­но­ло­ги­че­ской тео­ри­ей, гос­под­ст­во­вав­шей око­ло поло­ви­ны вто­ро­го сто­ле­тия.

Счи­тая пяти­лет­нюю анар­хию искус­ст­вен­ным пред­по­ло­же­ни­ем рим­ских хро­но­ло­гов, Момм­зен пред­ла­га­ет такое объ­яс­не­ние: про­ве­ряя по кон­суль­ским фастам сто­лет­ний пери­од меж­ду 463 и 363 года­ми, пер­вое сто­ле­тие вби­ва­ния капи­то­лий­ско­го гвоздя, уче­ные хро­но­ло­ги заме­ти­ли, что в фастах вме­сто ста эпо­ним­ных кол­ле­гий зна­чи­лось толь­ко девя­но­сто пять. Поэто­му они недо­ста­вав­шие пять лет вста­ви­ли после одно­го тако­го года, в кото­рый про­изо­шло необык­но­вен­но дол­гое меж­ду­цар­ст­вие. Про­стая и ясная догад­ка Момм­зе­на для уче­ни­ков и после­до­ва­те­лей его, Мат­ца­та и Зее­ка, слу­жи­ла кра­е­уголь­ным кам­нем целой построй­ки самых слож­ных и искус­ст­вен­ных гипо­тез, обни­маю­щих доб­рую часть всей рим­ской хро­но­ло­гии. Гораздо менее важ­но­сти при­да­ют вопро­су о пяти­лет­ней анар­хии уче­ные, зани­маю­щи­е­ся вопро­са­ми хро­но­ло­гии с.368 неза­ви­си­мо от шко­лы Момм­зе­на, как то Унгер, Голь­дап­фель и Золь­тау. В про­ти­во­по­лож­ность после­до­ва­те­лям сво­им сам Момм­зен (R. Chr. 203) допус­ка­ет, что пять лет, поло­жен­ные на анар­хию, необ­хо­ди­мо при­нять в рас­чет для дости­же­ния вер­но­го годо­ис­чис­ле­ния, а поэто­му он, при­зна­вая в них интер­по­ля­цию, эту интер­по­ля­цию при­пи­сы­ва­ет древ­ней­ше­му пери­о­ду рим­ской исто­рио­гра­фии. Унгер и Золь­тау пошли далее, отри­цая, мы дума­ем, с пол­ной спра­вед­ли­во­стью, вооб­ще, что эти пять лет когда-либо были искус­ст­вен­но встав­ле­ны и не при­ни­ма­лись в рас­чет каки­ми-либо рим­ски­ми хро­но­ло­га­ми. После это­го, конеч­но, напра­ши­ва­ет­ся вопрос, поче­му эти пять лет, в отли­чие от всех дру­гих, в фастах оста­лись без эпо­ним­ных маги­ст­ра­тов. Этот вопрос еще более услож­ня­ет­ся тем, что в хро­но­гра­фии 354 года пря­мо зна­чат­ся пять эпо­ним­ных кол­ле­гий. Откуда они взя­лись и отче­го их нет во всех осталь­ных источ­ни­ках? На этот вопрос не обра­ще­но почти ника­ко­го вни­ма­ния у Момм­зе­на, а Золь­тау и Унгер на него отве­ча­ют каж­дый по сво­е­му. Золь­тау, ста­ра­ясь (Pro­leg., 334 слл.) испра­вить испор­чен­ные име­на, сохра­ня­е­мые хро­но­гра­фом, при­шел к заклю­че­нию, что все име­на пат­ри­ци­ан­ские. Отсут­ст­вие их в боль­шин­стве наших источ­ни­ков и пред­по­ло­же­ние о пяти­лет­ней пол­ной анар­хии, по догад­ке Золь­тау, объ­яс­ня­ет­ся тем, что в про­дол­же­ние пяти лет, вопре­ки зако­ну, в воен­ные три­бу­ны с кон­суль­ской вла­стью изби­ра­лись исклю­чи­тель­но пат­ри­ции. По взгляду пле­бе­ев эти выбо­ры были недей­ст­ви­тель­ны­ми, а поэто­му пер­вый стар­ший пон­ти­фекс из пле­бе­ев, Корун­ка­ний, вычерк­нул пять неза­кон­ных кол­ле­гий из офи­ци­аль­ных фастов. Дру­гое объ­яс­не­ние пред­ла­га­ет Унгер (Jahrb. f. Phil. 1891 стр. 637 слл.). Не согла­ша­ясь с выво­дом Золь­тау отно­си­тель­но пат­ри­ци­ан­ско­го харак­те­ра деся­ти имен, он, напро­тив, при­зна­ет в них име­на пле­бей­ских эди­лов. По его заяв­ле­нию, нет серь­ез­но­го осно­ва­ния не верить изве­сти­ям древ­них авто­ров о том, что в тече­ние пяти лет не было избра­ния куруль­ных санов­ни­ков. При отсут­ст­вии насто­я­щих эпо­ни­мов, пола­га­ет Унгер, в хол­стя­ных кни­гах (lib­ri lin­tei) Юно­ны Моне­ты эти пять лет были обо­зна­че­ны име­на­ми эди­лов, оста­вав­ших­ся в тече­ние пяти лет вме­сте с пле­бей­ски­ми три­бу­на­ми, един­ст­вен­ны­ми маги­ст­ра­та­ми Рима. Через посред­ство П. Скри­бо­ния Либо­на^[2], соста­вив­ше­го li­ber an­na­lis ma­gistra­tuum во вре­ме­на Цеза­ря, отме­чен­ные име­на нако­нец доста­лись хро­но­гра­фу 354 года.

Согла­сить­ся с пред­по­ло­же­ни­я­ми Унге­ра, нам кажет­ся, уже с.369 пото­му невоз­мож­но, что пле­бей­ским эди­лам при­пи­сы­ва­ет­ся совер­шен­но непо­нят­ное пред­по­чте­ние перед их началь­ни­ка­ми, три­бу­на­ми. Если уже допу­стить факт, по себе доволь­но неве­ро­ят­ный, чтобы пле­бей­ские маги­ст­ра­ты мог­ли счи­тать­ся эпо­ни­ма­ми, то на эту честь име­ли пра­во одни три­бу­ны, а не эди­лы. О три­бу­нах одна­ко у хро­но­гра­фа не может быть и речи, в виду отсут­ст­вия имен Лици­ния и Секс­тия. Кро­ме того долж­но при­знать невер­ным заклю­че­ние Унге­ра, что при­веден­ные хро­но­гра­фом име­на исклю­чи­тель­но пле­бей­ские. Невер­но так­же про­ти­во­по­лож­ное заклю­че­ние Золь­тау. Самый пра­виль­ный вывод тот, что одни име­на пле­бей­ские, а дру­гие пат­ри­ци­ан­ские⁵¹. Из это­го сле­ду­ет, что у хро­но­гра­фа сохра­ни­лись име­на воен­ных три­бу­нов с кон­суль­ской вла­стью, так как долж­ность их в то вре­мя была един­ст­вен­ной, к кото­рой допус­ка­лись пле­беи наравне с пат­ри­ци­я­ми. Если это так, тогда вопрос об анар­хии полу­ча­ет совер­шен­но новое осве­ще­ние. Оста­ет­ся сде­лать один вывод, что фасты 375—371 гг. дошли до нас в двух редак­ци­ях: в одной, более пол­ной, за эти годы зна­чи­лись воен­ные три­бу­ны с кон­суль­ской вла­стью, в дру­гой было отме­че­но, что в тече­ние пяти лет не изби­ра­лись ника­кие куруль­ные маги­ст­ра­ты. Вто­рая редак­ция поль­зо­ва­лась офи­ци­аль­ной санк­ци­ей в пер­вое сто­ле­тие до Р. Х. — она же была при­ня­та в офи­ци­аль­ные fas­ti Ca­pi­to­li­ni. Но она, долж­но быть, была в ходу уже во вто­ром сто­ле­тии у тех анна­ли­стов, кото­рые были извест­ны Дио­до­ру, Ливию и Дио­ни­сию, так что, по всей веро­ят­но­сти, в то вре­мя она уже была введе­на в офи­ци­аль­ное употреб­ле­ние. Каки­ми судь­ба­ми пер­вая, более пол­ная редак­ция мог­ла дой­ти до хро­но­гра­фа 354 года, невоз­мож­но опре­де­лить даже с при­бли­зи­тель­ной точ­но­стью. Очень может быть, что име­на выбыв­ших из офи­ци­аль­ных фастов воен­ных три­бу­нов с.370 были вос­ста­нов­ле­ны, как дума­ет Унгер, одним част­ным изда­те­лем фастов на осно­ва­нии ста­рых спис­ков хра­ма Моне­ты. Если задать себе вопрос, кото­рую из двух редак­ций сле­ду­ет счи­тать древ­нее и под­лин­нее, то, дума­ем, боль­ше пра­ва на это име­ет пер­вая, более пол­ная. Име­на воен­ных три­бу­нов, при­веден­ные хро­но­гра­фом, сами по себе, ничем не подо­зри­тель­ны, а глав­ное, почти невоз­мож­но себе пред­ста­вить, по како­му пово­ду част­ный автор мог сочи­нить име­на целых пяти кол­ле­гий куруль­ных санов­ни­ков, если бы на самом деле тако­вые совсем не изби­ра­лись в тече­ние пяти лет. Менее труд­но пред­ста­вить себе, по како­му пово­ду эти име­на были вычерк­ну­ты из офи­ци­аль­ных фастов. Есть одна воз­мож­ность, на кото­рую ука­зы­вал Золь­тау, что избра­ние пяти кол­ле­гий воен­ных три­бу­нов поче­му-то было при­зна­но неза­кон­ным. Но, во-пер­вых, един­ст­вен­ная разум­ная при­чи­на неза­кон­но­сти, а имен­но, что избран­ные три­бу­ны, вопре­ки зако­ну, все были пат­ри­ци­я­ми, как мы виде­ли, исклю­ча­ет­ся сами­ми име­на­ми три­бу­нов; если бы же при­чи­на заклю­ча­лась в какой-нибудь непра­виль­но­сти, то немыс­ли­мо, чтобы в тече­ние одно­го года, не гово­ря уже о пяти годах, не достиг­ли бы устра­не­ния этой при­чи­ны и не уда­лось бы добить­ся пра­виль­ных коми­ций. Во-вто­рых, к куруль­ным маги­ст­ра­там при­над­ле­жа­ли еще кве­сто­ры и цен­зо­ры, так неуже­ли воз­мож­но пред­по­ло­жить, что та же и без того уже непо­нят­ная при­чи­на мог­ла пре­пят­ст­во­вать так­же их избра­нию? Дру­гая воз­мож­ность, поче­му бы име­на воен­ных три­бу­нов были вычерк­ну­ты из фастов пон­ти­фек­са, пред­ла­га­ет­ся Момм­зе­ном, при­знаю­щим пяти­ле­тие, поло­жен­ное на анар­хию, встав­кой, сде­лан­ной для хро­но­ло­ги­че­ских целей. По наше­му мне­нию, эти пять лет от 375—371 г. не толь­ко счи­та­лись в пер­во­на­чаль­ных фастах, но и обо­зна­ча­лись в них совер­шен­но пра­виль­но по эпо­ним­ным маги­ст­ра­там. Итак, согла­ша­ясь с Момм­зе­ном, что в пред­по­ла­гае­мой анар­хии кро­ет­ся то или дру­гое хро­но­ло­ги­че­ское сооб­ра­же­ние, мы одна­ко дума­ем, что искус­ст­вен­ность заклю­ча­ет­ся не в интер­по­ля­ции лиш­них пяти лет, а в пред­по­ло­же­нии отсут­ст­вия за эти годы куруль­ных маги­ст­ра­тов. Ради это­го и были уни­что­же­ны име­на пяти кол­ле­гий воен­ных три­бу­нов с кон­суль­ской вла­стью. Для опре­де­ле­ния истин­ных при­чин это­го хро­но­ло­ги­че­ско­го при­е­ма необ­хо­ди­мо задать себе вопрос: cui bo­no, какой хро­но­ло­ги­че­ский рас­чет был свя­зан с вопро­сом, име­лись ли в тече­ние извест­ных лет в Риме куруль­ные с.371 санов­ни­ки. Тут кста­ти будет вспом­нить о том, что уже в нача­ле вто­ро­го сто­ле­тия рим­ские уче­ные, напри­мер Цин­ций Али­мент, начи­на­ли обра­щать вни­ма­ние на важ­ность для хро­но­ло­гии обряда вби­ва­ния годо­во­го гвоздя. Как мы ска­за­ли, по зако­ну, издан­но­му при освя­ще­нии хра­ма, тре­бо­ва­лось, чтобы обряд был еже­год­но испол­ня­ем выс­шим маги­ст­ра­том (prae­tor ma­xi­mus), то есть тем из prae­to­res, более важ­ных, куруль­ных санов­ни­ков, кото­рый в годов­щи­ну посвя­ще­ния хра­ма ока­зы­вал­ся выше дру­гих. По дру­го­му же тол­ко­ва­нию, тре­бо­вал­ся выс­ший санов­ник рес­пуб­ли­ки, дик­та­тор, и поэто­му, начи­ная с 463 года до Р. Х., изби­ра­ли каж­дое сто­ле­тие или каж­дые пол­сто­ле­тия дик­та­то­ра cla­vi fi­gen­di cau­sa. Сро­ки избра­ния таких дик­та­то­ров так­же мог­ли слу­жить нема­ло­важ­ным руко­вод­ст­вом для опре­де­ле­ния вер­ной хро­но­ло­гии. Итак, если поста­вить вопрос, для чего было важ­но или полез­но пред­по­ло­же­ние о несу­ще­ст­во­ва­нии в тече­ние извест­но­го чис­ла годов ника­ких куруль­ных санов­ни­ков, ника­ких prae­to­res ma­xi­mi, то оче­вид­но этим мог­ли инте­ре­со­вать­ся толь­ко те хро­но­ло­ги, кото­рые при­ни­ма­ли в рас­чет закон о годо­вых гвоздях. Такие годы, в кото­рые не было вовсе ника­ких куруль­ных маги­ст­ра­тов, оче­вид­но не мог­ли быть при­ни­мае­мы в счет при вычис­ле­нии годов по гвоздям, вби­вае­мым выс­шим куруль­ным санов­ни­ком. Если бы, напри­мер, пер­вая годов­щи­на посвя­ще­ния капи­то­лий­ско­го хра­ма, 508 г., была при­ня­та эрою вби­ва­ния гвоздей, тогда сто­лет­ние и полу­сто­лет­ние годов­щи­ны пада­ли бы на 458, 408, 358, 308, 258, 208, 158 годы. По отмет­кам же лето­пи­си, ока­за­лось, что изби­рае­мы были дик­та­то­ры cla­vi fi­gen­di cau­sa не в 358, 308 и 258 гг., а в 363, 313 и 263 гг.: раз­ни­ца меж­ду теми и дру­ги­ми сро­ка­ми рав­ня­лась пяти годам: секу­ляр­ные сро­ки избра­ния дик­та­то­ров cla­vi fi­gen­di cau­sa ока­зы­ва­лись на пять лет впе­ре­ди в срав­не­нии со сро­ка­ми, тре­бу­е­мы­ми пред­по­ла­гае­мой эрой посвя­ще­ния хра­ма и нача­ла вби­ва­ния гвоздя. От 463 года до 358, на кото­рый пада­ла 150-ти лет­няя годов­щи­на хра­ма, про­шло 105, а до 258 г. — 205 лет. Тут, дума­ет­ся нам, како­му-нибудь рас­по­ряди­те­лю офи­ци­аль­ной хро­но­ло­гии лег­ко мог­ла прий­ти в голо­ву мысль испра­вить это несо­гла­сие тем, что он высчи­тал пять лет до избра­ния пер­во­го дик­та­то­ра cla­vi fi­gen­di cau­sa, пред­по­ла­гая, напри­мер, что пред­пи­са­ни­ем 463 года тре­бо­ва­лось избра­ние дик­та­то­ра не через сто или пять­де­сят есте­ствен­ных лет, а через сто или пять­де­сят эпо­ним­ных. Тогда, если пред­по­ло­жить, с.372 что в тече­ние пяти лет не было ни одно­го куруль­но­го санов­ни­ка, спо­соб­но­го совер­шить еже­год­ный обряд вби­ва­ния гвоздя, то сто­пя­ти­де­ся­ти­лет­няя годов­щи­на посвя­ще­ния хра­ма в 358 г., вме­сте с тем обра­ща­ет­ся по чис­лу еже­год­ных выс­ших куруль­ных санов­ни­ков, в первую сто­лет­нюю годов­щи­ну вби­ва­ния гвоздя.

Когда при­бли­жа­лось вре­мя празд­но­ва­ния шесто­го сто­ле­тия осно­ва­ния Рима, созна­ние важ­но­сти сче­та по годо­вым гвоздям, по наше­му мне­нию, толь­ко что укре­пи­лось в умах тех уче­ных, кото­рые зани­ма­лись вопро­са­ми хро­но­ло­гии. Мы уже виде­ли, что жив­ший око­ло это­го же вре­ме­ни анна­лист Пизон отно­сил насто­я­щий срок шести­сот­ле­тия осно­ва­ния Рима к 158 году до Р. Х., а дей­ст­ви­тель­ное празд­но­ва­ние того же собы­тия про­изо­шло не ранее 146 года. 158 год как раз сов­па­да­ет с трех­сот­пя­ти­де­ся­ти­лет­ней годов­щи­ной посвя­ще­ния капи­то­лий­ско­го хра­ма и испол­не­ния обряда вби­ва­ния гвоздя. По тео­рии Пизо­на, нам дума­ет­ся, эта годов­щи­на долж­на была сов­пасть с шести­сот­лет­ней годов­щи­ной осно­ва­ния горо­да. Из это­го вид­но, что он цар­ский пери­од счи­тал в 600—350 = 250 лет. Како­го рас­че­та он дер­жал­ся отно­си­тель­но цар­ских лет, об этом будет речь ниже. Обра­тим­ся теперь к офи­ци­аль­но­му сро­ку секу­ляр­ных игр, празд­ну­е­мых в 146 году. Этот срок отста­ет от Като­но­вой эры, наи­бо­лее употре­би­тель­ной во вто­ром сто­ле­тии, на пять лет. Опозда­ние на пять лет объ­яс­ни­лось бы хоро­шо, если бы пред­по­ло­жить, что пон­ти­фек­сы это­го вре­ме­ни, подоб­но Пизо­ну, при­ни­ма­ли в сооб­ра­же­ние счис­ле­ние годов по годо­вым гвоздям и при­во­ди­ли в согла­сие этот секу­ляр­ный счет с секу­ляр­ным сче­том по годам от осно­ва­ния горо­да. По исправ­лен­но­му посред­ст­вом пяти­лет­ней анар­хии сче­ту, при­хо­ди­лось, как мы виде­ли, отсро­чить окон­ча­ние сто­ле­тия на пять лет. Выхо­дя из тако­го хро­но­ло­ги­че­ско­го сооб­ра­же­ния для согла­со­ва­ния одно­го секу­ляр­но­го счис­ле­ния с дру­гим, пон­ти­фек­сы, пола­га­ем, отсро­чи­ли празд­но­ва­ние секу­ляр­ных игр на пять лет, пере­не­ся их со 151 года, когда сле­до­ва­ло бы их празд­но­вать по при­ня­той в то вре­мя Като­но­вой эре, на 146 г. до Р. Х.

Воз­вра­тим­ся к вопро­су, на каком осно­ва­нии Пизон цар­ский пери­од мог высчи­тать в 250 лет, меж­ду тем как по офи­ци­аль­но­му рас­че­ту, как вид­но из Поли­бия, этот же пери­од в то вре­мя счи­тал­ся в 242 года вме­сто 239 лет, высчи­тан­ных Тибе­ри­ем Корун­ка­ни­ем. Нам выяс­ни­лось, что Корун­ка­ний при­ни­мал в с.373 сооб­ра­же­ние, что пра­виль­ное вре­мяс­чис­ле­ние было уста­нов­ле­но Нумою Пом­пи­ли­ем. До это­го царя, дума­лось ему, в цар­ст­во­ва­ние Рому­ла были в употреб­ле­нии корот­кие годы в 304 дня. Про­дол­жи­тель­ность трид­ца­ти семи Рому­ло­вых годов, из кото­рых 6 лет рав­ня­лись пяти насто­я­щим годам, соот­вет­ст­во­ва­ла трид­ца­ти пол­ным сол­неч­ным годам. Полу­чен­ный таким обра­зом недо­чет в шесть пол­ных лет Корун­ка­ний, для боль­ше­го удоб­ства счис­ле­ния, пре­вра­тил в шесть лет, рас­пре­де­лен­ных на четы­ре меж­ду­цар­ст­вия. С нача­ла вто­ро­го сто­ле­тия рим­ская уче­ная пуб­ли­ка начи­на­ла инте­ре­со­вать­ся вопро­са­ми исто­ри­че­ской хро­но­ло­гии. В 192 г. до Р. Х. был издан закон Аци­лия об исправ­ле­нии кален­да­ря. Кон­сул 189 года и цен­зор 179 года, М. Фуль­вий Ноби­ли­ор, в посвя­щае­мом им хра­ме Гер­ку­ле­са и Муз велел выре­зать фасты с осно­ва­ния Рима. Заин­те­ре­со­ва­лись вопро­сом о посте­пен­ном исправ­ле­нии рим­ско­го кален­да­ря. Воз­ни­кал в осо­бен­но­сти вопрос, кому обя­зан Рим уста­нов­ле­ни­ем лун­но-сол­неч­но­го цик­ла, употреб­ляв­ше­го­ся до зако­на Аци­лия или, соб­ст­вен­но гово­ря, до Юлия Цеза­ря. Как извест­но, этот цикл состо­ял из четы­рех лет, двух лун­ных в 355 дней и двух висо­кос­ных в 378 и 377 дней. Оче­вид­но, введе­нию цик­ла пред­ше­ст­во­ва­ло вре­мя, когда в употреб­ле­нии были одни лун­ные годы в 355 дней, а висо­кос­ные уже были при­ду­ма­ны дру­гим рефор­ма­то­ром кален­да­ря. Меж­ду Рому­ло­вы­ми года­ми и введе­ни­ем исправ­лен­но­го лун­но-сол­неч­но­го цик­ла при­шлось пред­по­ло­жить пери­од употреб­ле­ния чисто­го лун­но­го года. Вопрос о вре­ме­ни рефор­мы кален­да­ря под­вер­гал­ся теперь пере­смот­ру. С одной сто­ро­ны четы­рех­лет­ний кален­дар­ный цикл напра­ши­вал­ся на срав­не­ние с четы­рех­лет­ни­ми пери­о­да­ми дея­тель­но­сти цен­зо­ров. С дру­гой сто­ро­ны о поряд­ке цик­ло­во­го кален­да­ря была речь в зако­нах две­на­дца­ти таб­лиц. Уче­ные вто­ро­го сто­ле­тия поэто­му ста­ли при­пи­сы­вать введе­ние лун­но-сол­неч­но­го цик­ла не Нуме Пом­пи­лию, но Сер­вию Тул­лию, введ­ше­му иму­ще­ст­вен­ный ценз, или децем­ви­рам, издав­шим зако­ны две­на­дца­ти таб­лиц. Вале­рий Анци­ат еще дер­жал­ся ста­ро­го мне­ния о введе­нии интер­ка­ля­ции Нумою. Юний Грак­хан же, совре­мен­ник Грак­хов и Пизо­на, при­пи­сы­вал это ново­введе­ние Сер­вию Тул­лию, анна­ли­сты Сем­п­ро­ний Туди­тан и Кас­сий Геми­на, нако­нец, децем­ви­рам⁵². Рефор­ма Нумы Пом­пи­лия, соглас­но новым тео­ри­ям, с.374 заклю­ча­лась во введе­нии лун­но­го года в 355 дней, слу­жив­ше­го буд­то бы пере­хо­дом от Рому­ло­ва года в 304 дня к сол­неч­но­му цик­ли­че­ско­му году Сер­вия Тул­лия или децем­ви­ров. Тако­го мне­ния был М. Фуль­вий Ноби­ли­ор, совре­мен­ник рефор­мы кален­да­ря 192 года. Юний же Грак­хан введе­ние лун­но­го года отсро­чил даже до цар­ст­во­ва­ния Тарк­ви­ния Стар­ше­го⁵³. Если пред­по­ло­жить, что хро­но­ло­ги пер­вой поло­ви­ны вто­ро­го сто­ле­тия, совре­мен­ни­ки Аци­лия и Фуль­вия Ноби­ли­о­ра подоб­но послед­не­му годом Нумы счи­та­ли лун­ный год в 355 дней и этот лун­ный год, по мне­нию их, употреб­лял­ся до Сер­вия Тул­лия, то кро­ме Рому­ло­вых годов, уже при­ня­тых в рас­чет Корун­ка­ни­ем, при­шлось счи­тать­ся еще с года­ми Нумы. От воца­ре­ния Нумы до воца­ре­ния Сер­вия, по пер­во­на­чаль­ным чис­лам цар­ст­во­ва­ний, про­шло 30 + 32 + 23 + 37 = 137 лет. Раз­ни­ца меж­ду года­ми Нумы, в 355, и сол­неч­ны­ми в 365 дней вышла по 10 дней в год. 137 × 10 = 1370; 1370 : 365 = пол­ные 3 года. Из при­бав­ле­ния этих трех лет к преж­не­му обще­му чис­лу цар­ских годов, 239, кажет­ся, соста­ви­лось то новое вычис­ле­ние цар­ско­го пери­о­да в 242 года, кото­рое явля­ет­ся око­ло 150 г. до Р. Х. у Поли­бия. Мы пола­га­ем, что по офи­ци­аль­но­му вычис­ле­нию пон­ти­фек­сов вто­ро­го сто­ле­тия год осно­ва­ния Рима был отне­сен к 751 году, а нача­ло рес­пуб­ли­ки к 751—242 = 509 году до Р. Х. Эта вто­рая офи­ци­аль­ная эра осно­ва­ния Рима, по-види­мо­му, была при­ня­та боль­шин­ст­вом анна­ли­стов и исто­ри­ков вто­ро­го сто­ле­тия. Меж­ду ними ока­зы­ва­ет­ся, по дово­дам Мюн­це­ра, так­же Пизон⁵⁴. Если послед­ний, тем не менее, шести­сот­лет­ним годом от осно­ва­ния Рима счи­тал 158 год, а не 151 г. до Р. Х., то у него может быть, опять были осо­бые тео­ре­ти­че­ские сооб­ра­же­ния с.375 отно­си­тель­но цар­ских годов. Мы счи­та­ем, напри­мер, воз­мож­ным, что он, подоб­но Сем­п­ро­нию Туди­та­ну и Кас­сию Гемине, был уве­рен, что счет по лун­ным годам Нумы про­дол­жал­ся до вре­мен децем­ви­ров. В этом слу­чае он при­ни­мал за лун­ные годы 751—449 = 302 года, из кото­рых при­шлось высчи­тать 37 лет Рому­ла. Эти 265 лет про­тив сол­неч­ных годов дава­ли раз­ни­цу в 2650 дней = 7 лет, с неболь­шим. Не отсту­пая от при­ня­той, Като­но­вой даты осно­ва­ния Рима (олимп. 7,1), Пизон по сво­ей хро­но­ло­ги­че­ской тео­рии нашел, что от осно­ва­ния горо­да до децем­ви­ров (от олимп. 7,1 до 82,1) в дей­ст­ви­тель­но­сти про­шло на семь лет боль­ше, чем по при­ня­то­му в его вре­мя счис­ле­нию. Счи­тая дей­ст­ви­тель­ные граж­дан­ские годы, лун­ные до децем­ви­ров, затем сол­неч­ные цик­ли­че­ские, он при­шел к заклю­че­нию, что насто­я­щий срок празд­но­ва­ния шести­сот­ле­тия Рима при­шлось поло­жить на 158 г., на семь лет ранее офи­ци­аль­но­го сро­ка, 151 года⁵⁵.

В пер­вом сто­ле­тии до Р. Х. про­изо­шел пол­ный пере­во­рот в хро­но­ло­гии царей. Преж­нее деле­ние меж­ду соб­ст­вен­но цар­ски­ми года­ми (an­ni re­gii) и года­ми меж­ду­цар­ст­вий, при­ни­мае­мое еще Цице­ро­ном по авто­ри­те­ту Поли­бия, было окон­ча­тель­но остав­ле­но. При­ни­мая общее чис­ло лет цар­ско­го пери­о­да за сум­му годов цар­ст­во­ва­ний, годы меж­ду­цар­ст­вий при­чис­ли­ли так­же к годам отдель­ных цар­ст­во­ва­ний. Этио­ло­ги­че­ский инте­рес одна­ко тре­бо­вал сохра­не­ния хотя бы одно­го с.376 меж­ду­цар­ст­вия, кото­рое мог­ло бы слу­жить исто­ри­че­ским пер­во­при­ме­ром употре­би­тель­но­го еще в государ­ст­вен­ном строе рес­пуб­ли­ки меж­ду­цар­ст­вия (in­ter­reg­num). Такое пер­вое меж­ду­цар­ст­вие поме­сти­ли после смер­ти пер­во­го царя, Рому­ла. Отно­си­тель­но про­дол­жи­тель­но­сти это­го меж­ду­цар­ст­вия наши источ­ни­ки зна­чи­тель­но рас­хо­дят­ся. Одни счи­та­ют его ров­но в один год, дру­гие напр., Ливий (1, 17) пола­га­ют, что сто сена­то­ров управ­ля­ли Римом по оче­реди, каж­дый по 5 дней. Эти пять­сот дней воз­мож­но было све­сти или к одно­му году или к двум. Хро­но­ло­ги вре­мен Цеза­ря и Авгу­ста, при­ни­мая дан­ное преж­ни­ми фаста­ми общее чис­ло 242 лет за сум­му соб­ст­вен­но цар­ских лет, при­бав­ля­ли один или два года к цар­ст­во­ва­нию Рому­ла или сле­до­вав­ше­му за ним меж­ду­цар­ст­вию. Таким обра­зом, соста­ви­лось счис­ле­ние капи­то­лий­ских фастов, по кото­рым за весь цар­ский пери­од счи­та­лось 243 года, 242 цар­ских и один год меж­ду­цар­ст­вия после 37-лет­не­го цар­ст­во­ва­ния Рому­ла, и счис­ле­ние Атти­ка и Варро­на, по кото­ро­му на цар­ст­во­ва­ние Рому­ла пола­га­лось 38 лет, а за ним один год меж­ду­цар­ст­вия, за весь же цар­ский пери­од счи­та­лось 244 года. Соот­вет­ст­вен­но это­му по капи­то­лий­ской эре год осно­ва­ния Рима рав­ня­ет­ся 752 году, а по Варро­но­вой 753 году до Р. Х.

Мы при­шли к кон­цу наших рас­суж­де­ний о цар­ской исто­рии. Чита­те­ли наши, может быть, ждут окон­ча­тель­но­го реше­ния вопро­са, были ли в Риме когда-нибудь цари или нет. На это мы отве­тим ука­за­ни­ем на глав­ные резуль­та­ты наших иссле­до­ва­ний: исто­рия рим­ских царей была сочи­не­на око­ло 300 года до Р. Х., а при­веде­на в насто­я­щую исто­ри­че­скую фор­му око­ло 250 года. Как пер­вый сочи­ни­тель леген­ды, так и пер­вый редак­тор исто­рии царей не име­ли в сво­ем рас­по­ря­же­нии насто­я­щих пись­мен­ных исто­ри­че­ских доку­мен­тов об отда­лен­ном пери­о­де, ими опи­сы­вае­мом. До них за отда­лен­но­стью вре­ме­ни не мог­ли тоже дохо­дить о собы­ти­ях шесто­го века какие-либо уст­ные вести. Соста­ви­те­ли цар­ской исто­рии поэто­му при­бе­га­ли и долж­ны были при­бег­нуть к изо­бре­те­нию услов­ной исти­ны посред­ст­вом полу­на­уч­ных дога­док, раз­ви­вая затем при­ду­ман­ные таким обра­зом собы­тия в прав­до­по­доб­ные рас­ска­зы. Итак, если рим­ля­нам невоз­мож­но было узнать поло­жи­тель­ную исти­ну о цар­ском пери­о­де, то, понят­но, и не в наших силах открыть ее. Без сомне­ния были вре­ме­на, когда Римом управ­ля­ли цари, но вся­кая весть о них про­па­ла уже в пери­од воз­ник­но­ве­ния рим­ской исто­рио­гра­фии. С боль­шим с.377 вни­ма­ни­ем мы долж­ны отне­стись к обще­му созна­нию самих рим­лян, что государ­ство их в древ­ней­шие вре­ме­на нахо­ди­лось под вла­стью царей. Созна­ние это нахо­дит себе извест­ное под­твер­жде­ние в том, что поли­ти­ка рим­ской ари­сто­кра­тии часто руко­во­ди­лась опа­се­ни­ем воз­мож­но­сти вос­ста­нов­ле­ния монар­хи­че­ской вла­сти. По рас­суж­де­нию Момм­зе­на (St.-R. 2, 3) суще­ст­во­ва­ние в древ­ней­шие вре­ме­на в Риме цар­ской вла­сти не нуж­да­ет­ся в осо­бен­ных дока­за­тель­ствах, так как позд­ней­ший государ­ст­вен­ный строй как всех ита­лий­ских общин, так и рим­ской пред­став­ля­ет собой толь­ко видо­из­ме­не­ние цар­ско­го управ­ле­ния. Из государ­ст­вен­ных долж­но­стей рим­ской рес­пуб­ли­ки все­го бли­же к цар­ской вла­сти под­хо­дит дик­та­ту­ра. Это про­дол­же­ние или вре­мен­ное вос­ста­нов­ле­ние цар­ской вла­сти. Тот же самый пере­ход преж­ней цар­ской долж­но­сти в дик­та­тор­скую заме­ча­ет­ся и в дру­гих общи­нах Лация с той толь­ко раз­ни­цей, что латин­ская дик­та­ту­ра сна­ча­ла, по-види­мо­му, была пожиз­нен­ная долж­ность, а потом пре­вра­ти­лась в пра­виль­ную еже­год­но сме­ня­ю­щу­ю­ся подоб­но рим­ско­му кон­суль­ству. Рим­ские дик­та­то­ры назна­ча­лись толь­ко в чрез­вы­чай­ных слу­ча­ях тяже­лой опас­но­сти для государ­ства, дик­та­тор­ская долж­ность по суще­ству чисто воен­ная. У дру­го­го так­же ита­лий­ско­го наро­да, у лука­нов, по свиде­тель­ству одно­го очень досто­вер­но­го писа­те­ля, в обык­но­вен­ные вре­ме­на прав­ле­ние было рес­пуб­ли­кан­ское, в слу­чае же вой­ны рес­пуб­ли­кан­ские долж­ност­ные лица назна­ча­ли царя. Это, как гово­рит Момм­зен, точь-в-точь то же самое, что в Риме⁵⁶, если заме­нить лукан­ских царей дик­та­то­ра­ми. То же самое явле­ние, что обыч­ное рес­пуб­ли­кан­ское прав­ле­ние по вре­ме­нам в виду чрез­вы­чай­ных обсто­я­тельств пре­ры­ва­лось монар­хи­че­ским, мы видим в Этру­рии, а вне пре­де­лов Ита­лии — у кель­тов вре­мен Цеза­ря, гер­ман­цев; оно нахо­дит себе извест­ную ана­ло­гию так­же в гре­че­ских тира­нах. Посто­ян­ная опас­ность неза­кон­но­го захва­та цар­ской вла­сти долж­на была вызвать раз­лич­ные меры пре­граж­де­ния вре­мен­ной вла­сти таких царей. Мы счи­та­ем вполне воз­мож­ным, что как в Лука­нии, Этру­рии и в стра­нах сосед­них с Ита­ли­ей, так же и в Риме был пере­ход­ный пери­од, когда уже был введен пра­виль­ный рес­пуб­ли­кан­ский строй государ­ства, но по вре­ме­нам чрез­вы­чай­ным обра­зом, напри­мер, для про­дол­жи­тель­ных войн, назна­ча­лись цари. В дан­ное вре­мя нашли целе­со­об­раз­ным умень­шить власть чрез­вы­чай­ных царей с.378 введе­ни­ем сроч­но­сти и изме­не­ни­ем титу­ла. Вме­сто rex (пра­ви­тель) наиме­но­ва­ли пред­ста­ви­те­ля цар­ской вла­сти титу­лом ma­gis­ter po­pu­li (вер­хов­ный санов­ник наро­да) или dic­ta­tor (от di­ci­ta­re = in­di­gi­ta­re ука­зы­вать, см. di­cio, di­gi­tus, δείκ­νο­μι и т. п.), «in­di­ca­tor» bel­li. О нача­ле дик­та­ту­ры у рим­лян не было досто­вер­но­го пре­да­ния так­же как и о нача­ле кон­суль­ской долж­но­сти. Ста­рая фор­му­ла om­nes Qui­ri­tes ite ad con­ven­tio­nem huc ad in­di­ces дока­зы­ва­ет, что пер­во­на­чаль­ная обя­зан­ность кон­су­лов огра­ни­чи­ва­лась судо­про­из­вод­ст­вом. Подоб­но позд­ней­ше­му пре­то­ру они в слу­чае отсут­ст­вия вое­на­чаль­ни­ка веро­ят­но полу­ча­ли пра­во защи­ты горо­да от непри­я­те­лей, а из это­го пра­ва заме­ны со вре­ме­нем раз­ви­лось пра­во глав­но­го началь­ства над вой­ском, при­над­ле­жав­шее дик­та­то­ру.